Текст книги "Двойной кошмар"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

   – Зарежу, – душевно пообещал дед.

   Ромка застыл. По шее Рэма скатилась вторая капля.

   – Дедушка! – пропел тонкий, звенящий, как флейта, голосок. Жилистая рука деда с зажатым в ней ножом слегка дрогнула. Из-под острия потекла тонкая струйка крови. Старик обернулся.

   Метнулась размытая, тонкая тень. Девочка выбросила вперёд и вверх худые ручонки с зажатыми в пальцах осколками кувшина. С точностью и уверенностью охотника, бьющего в воде ручья скользкую, юркую рыбу.

   С диким криком старик выронил нож, ухватился за глаза и опрокинулся на спину. Перекатился на бок, подогнул колени к животу и застонал. Девочка шагнула к нему. Дед корчился на полу пещеры, глухо стеная. Из-под ладоней его сочилось что-то липкое, багровое, пузырящееся и впитывалось в песок.

   Девочка пнула его ногой в бок. Старик отнял руки от лица, и Ромка с содроганием увидел его окровавленные глазницы.

   Старик нащупал стену пещеры, поднялся и, переступая дрожащими ногами и пошатываясь, двинулся к выходу. На мгновение заслонил солнечный луч, янтарной полоской пересекающий пещеру надвое, нащупал овальную дыру выхода, и вывалился наружу. Зашуршали кусты ежевики, с глухим стуком прокатился камень.

   Ромка принялся лихорадочно распутывать ремень. Вспотевшие пальцы дрожали и не слушались. За стеной опять зашуршало, раздался короткий, пронзительный крик. Ромка, ободрав кожу на ноге, сорвал ремень со щиколотки. Припадая на одну ногу, поковылял к выходу.

   Горячее солнце ударило в лицо. Шелест шуршащих под ветром листьев, перекличка птиц в зарослях, аромат цветов – он словно вынырнул из дурного сна. Ромка глубоко вдохнул пьянящий воздух высоты и огляделся. Над ним ярко-синим атласом раскинулось бескрайнее небо. Густая зелень покрывала склоны холма, и далеко внизу серебряной монеткой отражало свет солнца крохотное озерцо.

   Посыпанная свежим песком площадка у входа в пещеру была покрыта следами ног. Следы вели от выхода, вдоль склона, увитого побегами ежевики, в направлении тропинки. Ромка шагнул туда, и увидел, что дальше следы уходят в сторону, словно человек потерял направление. Там углом торчали камни, выпирая из-под спутанной травы.

   Склон здесь был отвесным, редкие кусты торчали в трещинах между камней. Ветви одного из таких кустов были поломаны, и трепыхался под ветром, словно живой, белый лоскут. Больше ничего Роман разглядеть не смог.

   – Что, сбежал? – выдохнул над ухом двойник. Рэм положил Ромке руку на плечо и вгляделся в заросли далеко внизу.

   – Сорвался, – сдавленно ответил Роман. Ему стало жаль старика. Никто не заслуживает такого конца.

   – А с девкой что делать будем? – спросил Рэм, не снимая руки с плеча Ромки. Они посмотрели друг другу в глаза.

   – А что с ней? – нехотя сказал Роман. Голова гудела от выпитого и избытка впечатлений.

   – Как что? Она своего дедку, считай, прикончила. Пошли, решим, что с ней делать.

   Ромка обернулся. Овальный вход в пещеру ухмылялся беззубым ртом.

   – Ладно. Пошли.

   Глава 13

   В пещере исходил последним дымом очаг. Ромка огляделся. Козочки он не увидел. Только несколько тёмных пятен на песке, где на пол падал солнечный луч, осколки кувшина, скомканная козья шкура у почерневших камней очага – всё остальное скрывала густая тень.

   Он шагнул к очагу и поворошил золу. Угли рассыпались, заалев на изломах последними крохами огня, и Ромка заметил, как у стены блеснул изогнутый бок стариковой арфы.

   Он поднял инструмент и оглядел его. Это была скорее кифара, из тех, что Ромка видел на картинках, но никогда не держал в руках. Он провёл пальцами по струнам, и инструмент мелодично забренчал.

   Ромка поставил кифару и прошёлся вдоль стены пещеры. Ему страшно хотелось пить. У старика, наверное, были какие-то припасы. Хотя бы давешний бурдюк с вином.

   В тёмном углу, у которого суетился совсем недавно, принимая гостей, старик, были выбиты прямо в камне неглубокие ниши. Очевидно, они заменяли обитателям пещеры шкаф. На верхней полке что-то тускло светилось, Ромка взял это в руки, и, охнув, уронил себе под ноги.

   С глухим стуком упал на песок гладкий человеческий череп и откатился к стене. Качнувшись, застыл, и на Ромку слепо глянули провалы глазниц. Роман попятился. Пить ему расхотелось.

   – Что, сбежала девка? – деловито спросил Рэм. Он уже подобрал с пола свои сандалии и теперь надевал их на ноги.

   – Сбежала.

   Рэм потопал обутыми ногами, покрутил на запястье дубинку:

   – Дедок-то, не будь дурак, дубину мою первым делом припрятал. Еле нашёл. Пошли, надо с трупом что-то делать.

   – С которым из них? – рассеянно спросил Ромка, глядя на череп. Череп слепо ухмылялся.

   – С папашей нашей Козочки. – Рэм фыркнул. – Надо же, у страшилища такая симпатичная дочка получилась. Пойду, поищу.

   Ромка посмотрел на своего двойника. Неужели у него, когда он думает о девчонках, такой же глупый вид? А глаза блестят, как намасленные.

   – Девчонке, между прочим, пятнадцати нет, – зло сказал Ромка. – Не лезь к малолеткам!

   – Я вот думаю, – промурлыкал Рэм, оглянувшись на Ромку от входа в пещеру, – когда мы с тобой под раздачу попали, тебе чего-то не досталось. И это точно не мозги.

   – Зато тебе легко – один сквозняк в башке!

   Рэмка опять фыркнул и исчез. Зашуршал песок возле пещеры и Роман услышал, как его двойник топает вниз по тропинке, окликая девочку по имени.

   Ромка ещё прошёлся по пещере, подобрал брошенную на песок шкуру, которую дал им в дорогу дядька Толстопуп. Повертел и бросил. Шкура была тяжёлая, сырая после купания в озере, и неприятно пахла. Зато он подобрал кусок ткани, на которой они обедали, и завернул в неё дедову арфу. Старику она уже не нужна, а оставлять хороший инструмент Ромка не хотел.

   Он в последний раз оглядел пещеру и двинулся к выходу.

   – Хороши гости, – проворчал, выбираясь наружу. – Хозяев убили, квартиру обчистили. Да ещё хозяйскую дочку того и гляди... оприходуют.

   Ромка перехватил поудобней свёрток с арфой и двинулся вниз по тропинке вслед за ушедшим искать Козочку двойником.

   Тропинка давно опустела. Томились под солнцем заросли ежевики. Даже пчёлы не гудели над цветами и притихли от дневной жары. Над зелёным ковром леса, с тонкими полосками ручейков и острыми вершинами холмов дрожало марево горячего воздуха.

   Возле одного из таких холмов, что казался куском белого камня под беспощадным солнцем, дымка дрожащего воздуха казалась гуще. Белёсые клубы поднимались над верхушками деревьев, образуя дымный купол, у которого кружились потревоженные птицы.

   – А ведь это не марево, – пробормотал Ромка, глядя, как птицы кружатся над деревьями. – Горит что-то.

   Он торопливо заскакал по тропинке, поднимая пыль и оскальзываясь на поворотах. Уже внизу запнулся о камень, и последние метры проехал на спине.

   Впереди, за поросшим пучками жёсткой травы участком каменистой почвы, блестел краешек озера. Ромка пробежал трусцой до берега. Озеро чернело овальным зеркалом, по поверхности которого бежали тонкие круги от рассекающих гладкую поверхность водомерок.

   На гальке, наполовину вытащенный из воды, лежал труп отца Козочки. Старик, должно быть, перевернул его, когда снимал одежду. Шкуры уже не было на теле, и под солнцем бесстыдно белели ягодицы. Торчали над водой огромные, шершавые пятки. На трупе сидела ворона и задумчиво долбила покойника в макушку.

   Ромка крикнул, ворона оттолкнулась от трупа, взмахнула крыльями и лениво отлетела в сторону. Ни Рэма, ни девочки у озера не было, и Роман пошёл по берегу. Противоположная сторона озера заросла камышом, берег там был влажный, илистый и жирно чавкал под ногами, норовя засосать сандалии.

   – Рэм!

   Испуганно застрекотала сорока. С тихим шлепком прыгнула в воду лягушка и поплыла вдоль берега, торопливо подгребая лапками. Чавкнула, зачерпнув ил, сандалия. Ромка чертыхнулся, дёрнул ногой и застыл, глядя на глубокие отпечатки чужих следов.

   Следы были большие, глубокие, залитые водой, как будто кто-то заходил в озеро. Метёлки камыша кое-где были согнуты. Судя по количеству следов, здесь топталось не менее трёх человек, если только кто-то неведомый не бегал по берегу кругами.

   – Рэм! – тише, чем хотелось бы, крикнул Ромка. Ему стало страшно.

   Следы уходили от берега к лесу. Ромка прошёл по ним и добрался до зарослей орешника. Там явно кто-то вытирал ноги о траву. Под кустом трава была примята, и лежали ошмётки жирного озёрного ила.

   Ветерок пробежал по веткам, зашумели листья, и он почуял запах гари.

   – Рэм! Козочка! – хрипло позвал Ромка, раздвинув ветки орешника. Надо найти Рэмку. Он не мог далеко уйти.

   Сзади зашуршало, и тихий голосок сказал:

   – Не кричи.

   Это была Козочка. Мокрая тряпка, которая служила ей платьем, прилипла к тощему телу, с волос ручейками стекала вода. Девочка провела ладошками по лицу и отряхнулась. С пальцев полетели брызги.

   – А где Рэм? – спросил Ромка, таращась на неё. Под мокрой тряпкой была только сама девчонка. Никакого белья. Наверное, у него сейчас глупый вид, как недавно у двойника.

   – Говори тише. – Козочка пугливо осмотрелась. – Твоего брата забрали. Будешь кричать, они вернутся.

   – Кто забрал?

   – Люди Громкоголоса.

   – Кого?

   – Ты не знаешь Громкоголоса? Откуда ты взялся?

   – Хватит болтать! Куда они пошли? – зашипел Ромка.

   – Наверное, ты очень храбрый, – заметила Козочка. Она принялась деловито отжимать мокрые волосы. – Громкоголос здесь самый важный человек. Он даже с Животряса собирал дань, а Животряс не каждому стал бы платить.

   – Час от часу не легче! Какой ещё Животряс?

   – Животряс сегодня упал с обрыва и разбился насмерть, – сухо сказала девочка. Она ловким движением повязала волосы неведомо откуда взявшейся ленточкой и отбросила получившийся хвост за спину. – Вы ещё песни с ним распевали, под отравленное вино.

   – Хорошее имечко, – мрачно проворчал Ромка. – Ты видела, куда они пошли?

   – Они пошли жечь деревню, – буднично ответила Козочка.

   – А мой брат им зачем? – с отчаянием спросил Роман.

   – Что значит – зачем? Твой брат дорого стоит. За него можно получить хорошие деньги.

   Козочка вздохнула, наклонилась и стала выжимать подол своего жалкого платьица:

   – За меня они бы много не получили. Вот и не стали долго искать. Я в камышах сидела, когда они уводили твоего брата.

   – Так что же, – сказал потрясённый Ромка, глядя на мокрую Козочку. – У вас тут продают людей?

   – Продают и покупают, – спокойно подтвердила девочка. Ромка в ужасе оглядел шелестящие под ветром кусты орешника. Овал озера безмятежно отражал верхушки деревьев, а по глади воды, гоня мелкую рябь, бежали невидимые водомерки.

   Глава 14

   Ромка ещё раз прошёлся по берегу и осмотрел следы. Козочка шла за ним.

   Потом он перехватил поудобнее под мышкой кифару и двинулся в лес. Следы уводили от озера, и были хорошо видны. Очевидно, похитители никого не боялись, и шли, топча траву и ломая ветки.

   Он трусцой пробежал по заметному следу, и вскоре впереди показался просвет между деревьями. Ромка устремился туда. Деревья расступились, он вылетел между двумя сосёнками на свет и остановился. Козочка, которая спешила за ним, уткнулась ему в спину.

   Солнце горело в пыли дороги, кажущейся белой после темноты леса. Дорога плоской змеёй извивалась между стволов огромных сосен, а край её, поросший спутанной травой с мелкими глазками цветов, был утоптан следами от обутых ног и копыт лошадей.

   Должно быть, недавно прошёл мелкий дождик. Он только слегка смочил дорожную пыль, но следы хорошо отпечатались во влажной почве. Серая утоптанная полоса исчезала за деревьями, и следы уходили по ней в ту сторону, откуда всё сильнее тянуло гарью.

   – Сколько может стоить человек? – глухо спросил Ромка, разглядывая дорогу. Если в банде Громкоголоса больше двух человек, да ещё конные, а это наверняка так, драться с ними бесполезно.

   – По-разному, – ничуть не удивившись, ответила Козочка. – За меня дали бы две дойные козы. А за твоего брата могут дать трёх коров. Или больше. Он хороший музыкант. Наверное, и быка дадут в придачу...

   – Трёх коров?! – рявкнул Ромка. – Трёх коров и быка за человека?

   – Ну да, – пробормотала, словно оправдываясь, Козочка. – Золото дают только купцы, а Громкоголос не всегда ходит к морю...

   – К морю, – тихо сказал Роман. Здесь есть море. Куда же их занесло? Если, конечно, не думать, что всё это бред помрачённого рассудка.

   – Мне жаль, что мы убили твоего отца, Козочка. Мы не хотели, просто так вышло.

   – Ничего, – равнодушно сказала девочка. – Он был плохой человек. Убивал людей вместе с Животрясом.

   – А деньги? – спросил Ромка, отведя глаза. – Где они прятали награбленное?

   Козочка пожала тонкими плечиками:

   – Животряс всегда сам закапывал добычу. А где, никому не показывал.

   Ромка тоскливо огляделся. Дикий лес тихо шелестел листьями. Свистнула и смолкла мелкая птица.

   Денег нет, и выкупить Рэма нет возможности. Разве что раздобыть трёх коров и быка. Только коровы просто так по лесу не бродят. Но зато у него есть знакомый пастух. Дядька Толстопуп. Даже если у него нет своих коров, он, может быть, посоветует, где их взять.

   Он посмотрел на кифару. В крайнем случае, можно продать инструмент. Купить козу, поменять козу на свинью, потом свинью обменять на корову... Старая сказка, читанная в детстве, заставила его хмыкнуть, несмотря на отчаяние. Утопающий хватается за соломинку. Ему надо вернуться к ручью, где бегают овцы, а дядька Белоглаз, чуть что, разводит жертвенный огнь под треножником. Это самое разумное, что Ромка может сделать.

   Он глянул вверх, на ослепительный кружок солнца. Пастбище недалеко. Можно добраться к вечеру. Ромка вышел на дорогу и рысцой побежал в сторону, откуда они с Рэмом недавно пришли. Почему дядька Толстопуп сразу не вывел их на этот путь? Решил, что срезать по тропинке будет короче?

   Сзади легко топотала Козочка.

   Дорога виляла между сосен, потом пошли лиственные деревья, их широкие кроны трепетали под лёгким ветерком, заслоняя солнце. В тени деревьев бежать стало легче. Ромка остановился у поворота, где торчал из травы старый пень, облепленный чешуйчатыми блюдцами древесных грибов, и перевёл дух. Инструмент, который он так и тащил в руках, казалось, потяжелел вдвое.

   Роман присел на обочину, чувствуя, как горят набитые о твёрдый грунт пятки. Развернул кифару, сложил ткань, в которую она была завёрнута, и соорудил подобие перевязи. Потом повесил перевязь через плечо, и тщательно приладил инструмент себе за спину. Попрыгал на месте. Кифара оттягивала плечо, но так хотя бы будут свободны руки.

   За поворотом дорога раздваивалась. Одна её полоса уходила куда-то в лес и скрывалась среди деревьев. Другая, более узкая, сворачивала туда, где, по расчётам Ромки, должны были пасти овец дядька Толстопуп с Белоглазом. Он потрусил по узкой дороге. Солнца здесь почти не было видно, кроны деревьев смыкались наверху, но духота стояла такая, что Ромка совсем взмок, и радовался, что не взял с собой тяжёлую козью шкуру. Нога, ободранная ремешком, начала гореть в том месте, где на ссадину попал пот.

   Дорога сузилась, превратилась в хорошо утоптанную тропу. Ромка увидел знакомый поворот, где лежало поваленное дерево, и над торчащим пнём топорщился куст, усыпанный красными ягодами. Через это дерево они с Рэмкой, тогда ещё просто глюком, перескочили, торопясь вслед за Кубышкой.

   Роман шагнул к дереву и замер. Здесь, в густой тени, под самыми деревьями, земля была мягкой, и возле полосы нежно курчавившейся молодой травки видны были следы подошв. На одном из следов хорошо был виден вырезанный на подошве, и отпечатавшийся в земле символический глаз. Овал и кружок посередине. Ромка вздохнул. Точно такой, грубо начерченный символ глаза, был на дороге у озера.

   Чувствуя, как стынет на лбу пот, Роман перебрался через поваленный ствол. Ноги вдруг ослабели, и он, шаркая сандалиями, двинулся через лес к пастбищу. Вот блеснул луч солнца, защекотал обгоревшую кожу на лице, вот впереди зашумел ручей, переливаясь через пока невидимые отсюда камни в крохотное озерцо.

   Низко висящее солнце, уже задевшее своим круглым, бронзовым боком верхушки деревьев, заливало неярким светом утоптанную овечьими копытцами площадку у воды. Предметы, разбросанные по мелкому гравию возле озерца и на густой траве вдоль ручья, отбрасывали длинные чёрные тени.

   Роман на неверных ногах подошёл ближе. Уже зная, что это, он наклонился над длинным, чёрным, похожим на выброшенное на берег корявым стволом, предметом. В лицо ему глянули незрячие глаза дядьки Белоглаза. Повязка слетела с него, и на Ромку смотрели выкаченными белками глаза дядьки – один кроваво-карий, другой белёсый, в плотной плёнке бельма.

   Рот Белоглаза был широко открыт, словно дядька заходился в немом крике. Серая козья шкура на груди намокла и стала бурой, а прямо против сердца в ней чернел аккуратный прямой разрез. Земля под телом была влажной от впитавшейся крови.

   Ромка огляделся. На траве, чуть поодаль, валялся пустой бурдюк, похожий на сплющенное тело овцы, и какие-то обломки, в которых он признал разбитую глиняную чашу.

   Он пошёл вдоль ручья, наклоняясь и разглядывая разбросанные предметы. Вот сломанный пополам посох с закруглённым концом, которым дядька Белоглаз подгонял овец. Вот рассыпанные угли костра, затоптанные ногами, превратившиеся в чёрную кашицу. Вот кусок ткани, которая заменяла платье Кубышке...

   Ромка застыл над скомканной тряпкой. В животе вспух холодный ком. Он наклонился, не в силах шагнуть дальше, боясь увидеть под тряпкой тело женщины. Но это была всего лишь крашенная в коричневый цвет тряпица, поверх которой валялась скомканная белая шкура с завязками шнурков.

   Он поднял тряпицу и повернул её к свету. Платье было разорвано, запачкано землёй, но крови на нём не было видно. Ромка прошёл ещё по берегу, вглядываясь в воду. Ручей игриво журчал, переливаясь через каменный порог, вода озерца в свете заходящего солнца переливалась всеми оттёнками розового и лилового. Возле берега было хорошо видно дно с россыпью мелкой цветной гальки. Никого не было ни возле ручья, ни в воде. Ни живого, ни мёртвого.

   Слабый, дрожащий звук заставил его вздрогнуть. Тихий стон доносился из кустов, что росли на краю леса. Ромка побежал к кустам. Раздвинул гибкие ветки и шагнул в самую гущу зарослей. Шершавые листья лезли в глаза, липли к потной коже, а лицо сразу облепила тонкая сетка паутины.

   В середине куста ветки были обломаны, словно тут изрядно потопталась пара медведей. Сорванные листья усыпали утоптанный пятачок, где лежало скорчившееся тело женщины. Ромка присел над женщиной, которая скорчилась на земле, поджав колени к животу, и осторожно отвёл с её лица спутанные волосы. Лицо было почти неузнаваемо. Распухшее, с синяком во всю щёку, а шея покрыта странными багровыми пятнами, словно женщину пытались душить. Кубышка тихо застонала, шевельнула распухшими губами и открыла глаза.

   Над Ромкиным плечом судорожно вздохнула Козочка. Роман и не заметил, как она подошла и стала рядом. Кубышка разлепила губы и взглянула на них. Из горла её вырвался прерывистый хрип.

   Роман пошарил на поясе, отвязал кувшинчик с водой, висящий в ремённой петле. Старик в пещере не успел снять его. Вытянул пробку и поднёс кувшинчик к губам женщины. Вода смочила ей рот, Кубышка жадно глотнула и закашлялась. Отпила ещё и перевела дыхание.

   – Это вы... – слабо произнесла она, и голос её прервался.

   – Кто это был? – прокаркал Роман. Он старательно отводил глаза от синяков на теле женщины, особенно явно проступавших на груди и округлых бёдрах.

   – Громкоголос, – тихо ответила Кубышка. Она жадно глянула на кувшинчик с водой, и Ромка опять приложил узкое горлышко к её губам.

   Потом подвесил опустевшую посудину к себе на пояс, и попытался приподнять женщину. Она скрипнула зубами и вцепилась ему в плечи. Ромка с трудом поднял тяжёлое тело на руки и вынес из кустов.

   – Оставь меня, – тихо попросила Кубышка, и он молча, зло помотал головой.

   Козочка шла за ним, шурша по траве подобранной белой шкурой.

   – Я отнесу тебя в шалаш. – Выдохнул Ромка, перехватив женщину повыше. Живот свело от тяжести обмякшего на руках тела. Горячие ладони Кубышки обхватили ему шею, волосы лезли в рот, мешая дышать.

   – Они убили Белоглаза, – шепнула ему в ухо Кубышка и тихо заплакала.

   – А...

   – Мой муж сумел спастись. Он побежал в деревню, предупредить остальных...

   Ромка услышал, как вздохнула за его спиной Козочка, бросил на девчонку суровый взгляд, но не успел её остановить.

   – А деревню-то уже зажгли, – брякнула дурная девчонка. Кубышка глухо охнула и обмякла на руках у Романа.

   Глава 15

   Ромка опустил женщину на торопливо собранные Козочкой ветки и перевёл дух. Руки ныли, а мышцы пресса словно завязали узлом. Он донёс Кубышку до шалаша и теперь стоял рядом, глядя, как суетится возле неё Козочка. Глаза ел пот, он скатывался по вискам и даже капал с кончика носа.

   – Оставайтесь здесь, а мне надо бежать в деревню. Выручать брата.

   – Скоро вечер, – сухо сказала девчонка. – И ты не знаешь дороги.

   – Так покажи.

   – Сначала мне нужно набрать воды. Поможешь мне донести кувшин?

   Ромка взглянул на Кубышку. Та лежала на подстилке из веток, и молча смотрела на него из-под спутанных волос, в которых застряли сухая трава и клочья паутины. Да, помыться ей точно не помешает.

   – Ладно, помогу.

   Козочка пошепталась с женщиной, потом забралась в шалаш, проворно вытащила оттуда плоский бурдюк и кувшин с узким горлом. Сунула бурдюк под мышку и зашагала в лес. Кубышка слабо сказала:

   – Иди. Со мной ничего не случится.

   Ромка с Козочкой вышли к ручью, когда огромное малиновое солнце уже наполовину ушло за деревья, и озерцо накрыла тень. Вода звонко журчала в камнях. Роман посмотрел на труп дядьки Белоглаза и вздрогнул. Надо бы похоронить его.

   Козочка присела на берегу и погрузила кувшин в воду. Набрала воды, и ловко перелила её из кувшина в раскрытое горло бурдюка. Потом она повторяла эту операцию до тех пор, пока бурдюк не стал похож на упитанного тюленя.

   Девчонка умело закрутила бурдюку горловину, и посмотрела на Романа. Тот обречённо вздохнул. Что в этом мире, что в том, который он так неожиданно покинул, все женщины используют мужчин для поднятия и переноски тяжестей.

   Он вскинул бурдюк на плечо. Холодный бок надувшегося, как сытый питон, кожаного мешка приятно остудил потную шею. Козочка пошла впереди, легко ступая тонкими, загорелыми ножками по траве. Казалось, она ничуть не устала. Ромка топал за ней, глядя, как шевелится на худой девичьей спине пушистый курчавый хвостик, перетянутый тряпичной ленточкой.

   Вот впереди показалась поляна с шалашом и кругом от прогоревшего костра. Возле шалаша на подстилке из веток лежала, подложив под щёку ладонь, Кубышка. Козочка остановилась, и Ромка наткнулся на неё.

   – Она спит, – тихо сказала Козочка.

   – Так чего стоим? – Ромка поправил на плече холодный бурдюк. – Нам ещё в деревню бежать.

   В полутьме леса лицо девчонки казалось белым овалом, окружённым чёрным курчавым облаком. Она взглянула на Ромку, и глаза её блеснули:

   – Я не хочу идти в ночь. Разве что ты уговоришь меня.

   Она шагнула к нему и, встав на цыпочки, ухватила Ромку за шею. Не дав ему опомниться, Козочка подпрыгнула и уцепилась за него, как за дерево. Бурдюк с глухим стуком упал на землю. Звонко брякнул выпавший из тонких пальчиков глиняный кувшин.

   Оглушительно стрекотали цикады. Прошелестел в ветках деревьев ночной ветерок и затих. Ромка, глубоко дыша, провёл ладонями по лицу. Вот так малолетка. Он посмотрел вверх. На фоне тёмного неба едва виднелись древесные кроны. В почти не отличимом от деревьев кусочке неба сиял ковш медведицы. Мигнула ледяным глазом полярная звезда.

   – Идём на поляну, – тихо сказала Козочка. Она положила голову ему на плечо и тоже посмотрела вверх. – Уже поздно.

   – Поздно, – пробормотал Роман. Поздно бежать в деревню. Поздно искать Рэма. Поздно... Всё поздно.

   На поляне он скинул бурдюк с плеча возле костра и сел, обхватив голову руками. Кубышка спала, мерно дыша. Спутанные волосы, упавшие ей на лицо, подрагивали от тихого дыхания. Ромка посмотрел на Козочку, присевшую у бурдюка, на спящую женщину, поднял глаза к сияющей ночной звезде и высказал всё, что думает об этом проклятом мире и его обитателях.

   Потом он встал и полез в шалаш. Сухие ветки подстилки кололи бок, но он заснул, едва успев закрыть глаза.

   – Да свершится!

   Ромка вздрогнул. Над ним колыхалось неясное в полутьме шалаша, расплывчатое пятно. Пятно дрогнуло, раскрыло тёмный провал рта и произнесло:

   – Да свершится!

   Роман присел на подстилке из веток, и уставился на маячившее перед ним лицо. Призрак заклубился, потемнел и уплотнился изнутри. Он стал увеличиваться, как будто надували резиновый шарик, и постепенно принял очертания плечистой мужской фигуры с неестественно развитыми плечами. Ромка оглядел его и решил, что тот похож на джинна из мультика про Алладина. Только этот джинн был совсем не смешной, а скорее страшный.

   – Трепещи, смертный! – гулко провозгласил, кривя тёмный овал рта, призрак. Глаза его блеснули красными огоньками.

   Ромка поднял руку и перекрестил видение. Одновременно он сильно ущипнул себя за ногу другой рукой. Что-то из этого должно было помочь.

   По ноге побежали мурашки, а боли он не ощутил. Ромка ущипнул себя сильнее. Ну конечно, он же отлежал её.

   Призрак придвинулся ближе, и Ромка, пятясь задом, торопливо выполз из шалаша. Стояла глубокая ночь. На поляне ярко горел костёр. Дрова трещали, выстреливая в небо фейерверки огненных искр.

   Оранжевая в бликах пламени, фигура человека возле костра взмахнула руками-крыльями, произнесла:

   – Да свершится неизбежное!

   Из костра полетели искры, затрещали, лопаясь, толстые, охваченные огнём, ветки. Заклубился дым, расползаясь по поляне. Призрак за спиной Ромки загудел, заухал, надвинулся тёмной волной. Дым над костром, повисший над пятачком поляны, как диковинный гриб, застыл на мгновение, клубясь и переливаясь всеми оттёнками огня. А потом принялся концентрироваться над трепещущими языками костра, сгущаясь на глазах.

   Вскоре в воздухе повис, переливаясь дымными клубами, подсвеченными огнём костра, ещё один призрак. Он висел над пылающим костром, покачивая округлыми плечами. У этого призрака была неправдоподобно тонкая талия и сияющие, как два солнца, глаза. Призрак открыл огненный рот и сказал, посверкивая искрами глаз:

   – Трепещите, смертные!

   Фигура у костра опять взмахнула руками и произнесла скороговоркой несколько непонятных слов. Женоподобный призрак зашипел, выстрелил из похожего на огненную пещеру рта пучком искр, и повернул светящееся лицо к Ромке:

   – Чего ты хочешь?

   Тёмный джинн из-за спины Ромки низко загудел, надвинулся, тень его, дымная, клубящаяся, упала на поляну, превратив освещённый оранжевым светом пятачок земли в странно искажённый символ "инь-ян".

   – Чего ты хочешь? – прошипел в ответ джинн, и Ромка понял, что спрашивали не его.

   У костра опять шевельнулась фигура, махнула рукой, что-то подсыпав в огонь. Языки пламени взлетели вверх, дымный призрак заклубился гуще и закачался над костром.

   – Здесь я хозяин! – плюнул дымом джинн над головой Ромки. Его тёмные бока раздулись, и Ромке показалось, что на плечи ему легла влажная рука.

   Дымный призрак засмеялся, глаза его засияли, превратились в два маленьких солнца. Талия его, и так узкая, истончилась до осиной. Призрак вытянулся вверх, покачивая округлыми плечами. Впереди у него обозначились дымные полукружья грудей с торчащими точками сосков. Ромка разинул рот. Если бы сквозь женскую фигуру, слепленную из клубов дыма, не просвечивали языки огня и очертания веток деревьев, он бы даже залюбовался соблазнительным видением.

   Что-то словно осыпало его ноги колючим порошком, в спину повеяло холодом, и джинн захохотал в ответ женщине-призраку:

   – Здесь я хозяин!

   Ромка откашлялся. Очевидно, ему снится сон. И эти призраки будут бодаться до бесконечности, выясняя, кто тут главнее. А может быть, гуще и объёмнее, или что там у них считается признаком крутизны.

   – Граждане привидения...

   Дымные фигуры покачивались в воздухе, глядя друг на друга.

   – Говори! – гулко произнесла женщина-джинн.

   – Спрашивай! – низким гулом отозвался джинн-мужчина.

   Роман шагнул к костру. Почему-то пламя, извивающееся над очагом и стреляющее ослепительными искрами, совсем не грело.

   – Как мне спасти своего... брата?

   Призраки дружно захохотали, покачиваясь в воздухе, один – высоким, мелодичным смехом, другой – раскатистым басом.

   – Ха-ха-ха, своего брата... брата...

   – Спасти... спасти... ха-ха-ха...

   Ромка шагнул совсем близко к костру, так, что язык огня облизал ему колено. Облачком взметнулась и рассыпалась в воздухе белёсая пыль золы.

   – Говорите или проваливайте! Это мой сон!

   Призраки резко смолкли, и теперь смотрели на парня, легонько покачиваясь над поляной. Стало так тихо, что Ромка услышал, как шумит кровь у него в ушах.

   – Говори! – прошипел призрак с осиной талией. – Задавай свой вопроссс...

   – Где мой брат и как его спасти?

   – У тебя нет брата, – прогудел плечистый призрак. – Ты тратишь своё время.

   Ромка задумался. Видно, эти джинны знали всё. Надо спросить по-другому.

   – Что мне сделать, чтобы найти своего двойника и освободить его? Как мне одолеть Громкоголоса и спасти деревню?

   – Пустой вопрос, – прошептала дымная женщина. – Пуссстой...

   – Тогда... как мне вернуться домой? – в отчаянии крикнул Ромка. – Что мне сделать, чтобы вернуться?

   Призраки стали бледнеть. Их дымные тела заклубились, расползаясь над поляной. Костёр догорал, потрескивая и выпуская последние язычки пламени.

   – Ты должен убить. – Разнёсся гулким эхом голос призрака мужчины. – Убить. Тогда ты получишь то, чего хочешь...

   – Ты должен умереть, – в унисон пропел голос призрачной женщины. – Умереть. Тогда ты обретёшь желаемое...

   Последние клубы дыма рассеялись, голоса умолкли. Ромка сильно вздрогнул и открыл глаза.

   Глава 16

   Дым расползался по траве, мокрой от росы. Тихо шипели угли от упавших на их багровые изломы капель воды. Ромка понял, что лежит, поджав ноги, на земле возле костра. Козочка, с веником из веток, побрызгала из кувшина на золу, и угли опять зашипели.

   Он огляделся. Слова призраков ещё гудели в голове. Ромка поднялся на ноги. Кубышка, сидя напротив Ромки, мерными движениями расчёсывала волосы. Она была совершенно обнажена. Рядом с ней на земле у костра лежала, раскинув широкие рукава, полотняная рубаха. Подол рубахи и края рукавов были выпачканы в золе.