Текст книги "Двойной кошмар"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

   – Дети бога, – медленно повторил охотник. – Где же ваши дары? Я их не вижу. Где ваши коровы, овцы и козы?

   – Наш бог не требует кровавых жертв. – Ромка смотрел в глаза Дикого кота, похожие на речную гальку. Такие же тёмные и холодные. – Он видит в сердцах людей и читает их мысли. Ему нужна их вера, а не кровь.

   Ему показалось, что глаза охотника изменили выражение. Что-то дрогнуло в тёмном, неподвижном лице.

   – Где живёт твой бог? – спросил Дикий кот. – Где его дом? Как его имя?

   Опасность ещё висела в воздухе, сидела на кончиках стрел, шелестела листьями с верхушек деревьев. Ромка, тщательно подбирая слова, ответил:

   – Бог не ищет себе укрытия. Его дом там, где он захочет. Он велел нам прийти к нему, и мы его увидим, когда он покажется перед нами.

   Шеренга лесных людей неуловимо дрогнула. Качнулись луки. Ромка сжал поводья мгновенно вспотевшими пальцами. Гнедой конь Рэма переступил ногами, раздувая ноздри.

   – Неисповедимы пути господни, – неожиданно сказал Рэм. Его конь двинулся и стал вплотную с Ромкиным рыжим. – Имя его неведомо никому из смертных. Нам он явился в образе птицы, и имя его звучало как крик ястреба. А в чьём образе он является вам, дети леса?

   Охотник застыл, не отводя тёмных глаз от Рэма, и Ромка сжал рукоять меча, готовясь выдернуть клинок из ножен. Потом лук медленно опустился, а Дикий кот сказал:

   – Никто из тех, кто видел его, не вернулся, чтобы рассказать об этом. Мы можем лишь слышать его голос, когда он говорит с нами из глубины болот. Если он ждёт вас, мы откроем вам путь.

   Он легко отступил назад, а лесные люди так же бесшумно раздались в стороны, открыв проход.

   Рыжий Ромкин конь шагнул к поваленному стволу сосны, и остановился, кося влажным карим глазом на торчащие сучья.

   – Ты боишься, сын бога? – спросил охотник, и Ромка понял, что испытание ещё не закончено.

   – Дай мне топор, и мы пройдём, – холодно бросил Рэм.

   – Что ты дашь нам за это? – лесные охотники молча ждали, стоя рядом с Диким котом. На поясах у них покачивались топоры на длинных топорищах. Металл лезвий влажно поблескивал, к одному прилипла сосновая кора.

   Рэм указал на двоих охотников:

   – Я возьму этих юношей с собой к жилищу бога, и они смогут поговорить с ним.

   Ромка посмотрел на Рэма. Он уже собирался предложить в обмен на топор свой меч. Он перевёл взгляд на выбранных юнцов. Их смуглые лица явно побледнели.

   – Вы можете отказаться, – промурлыкал Рэм. – Никто вас не осудит.

   – Мои сыновья только недавно стали полноправными охотниками, – сказал Дикий кот, – и ещё не имеют жён. Возьми с собой кого-нибудь постарше.

   – Любая девушка с радостью примет храбреца, который видел бога, – ответил Рэм. – Обещаю, что они вернутся живыми.

   – Помни, ты дал слово, – торжественно произнёс Дикий кот. Двое молодых охотников, быстро орудуя своими топорами, срубили торчащие сучья и ловко перепрыгнули оголившийся ствол. Рэм гикнул, толкнув своего коня пятками. Гнедой перескочил сосну, и Ромкин рыжий последовал за ним.

   Разношёрстное Ромкино войско двинулось дальше по дороге, а лесные люди исчезли в кустах, словно их и не было. Двое сыновей Дикого кота побежали рядом, шурша босыми пятками по траве у обочины.

   – Ты псих, – прошипел Роман, когда они отъехали подальше. – А если бы он не согласился? Надо было отдать им что-нибудь.

   – Это ты псих. Ты отдал бы ему последнюю рубашку за один топор, если бы начал торговаться.

   – И что теперь? Какого бога мы им покажем?

   – Найдём что-нибудь. Камушек там, или чему они здесь молятся. Ты слышал, что он сказал – из глубины болот? Их бог где-то рядом.

   – Чёрт, – Ромка оглянулся. Его люди шли за ним, и все верили, что он приведёт их жилищу бога. Принесёт жертву и укажет, что делать дальше. – Я же просто хотел спасти тебя из рабства. Что я им теперь скажу? Расходитесь, спектакль окончен?

   – Знаешь что? – серьёзно сказал Рэм. Он тоже оглянулся назад и обвёл глазами колонну бывших солдат, беглых рабов и пастухов. – Если мы их сейчас распустим, нам крышка. Первый встречный господинчик скрутит нас и продаст на рынке, как овец. Ко мне уже приценивались. Один толстый хмырь, любитель мальчиков. Хорошо, Ястреб не стал меня продавать. Так что если не хочешь строить империю, хотя бы войско оставь. А то мне моя шкура дорога как память.

   Дорога стала совсем узкой и распалась надвое. Одна полоса, хорошо утоптанная, уходила через лес в сторону холмов, верхушки которых высились вдалеке, золотые от невидимого отсюда солнца. Другая, проросшая травой, изгибалась и пропадала в густых зарослях низкорослых деревьев.

   – Витязи на распутье, – Ромка остановил коня и вгляделся в густую тень над тропой. – Налево пойдёшь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – друга...

   – Убьёшь, – закончил за него Рэм.

   – Хватит! – Ромка взглянул на сына Дикого кота: – Куда ведёт узкая тропа?

   – Это путь на болота, сын бога, – гортанно ответил юный охотник. Он отвернулся от тропы, укрытой густой тенью, суеверно сжал пальцы на черепе, висящем у него на шнурке, и тихо сказал: – Ваш отец обитает там.

   Глава 36

   Дальше идти некуда. Ромка переступил на скользком камне, цепляясь за чахлое деревце, перекрученное, словно рука ревматика. С ветки сорвалась и шлёпнулась в болотную жижу древесная лягушка. Поплыла, торопливо загребая лапками. Жижа глухо чавкнула, на миг показав чей-то жадно разинутый рот. Мелькнули судорожно вытянутые лягушачьи лапки, всколыхнулась ряска, и всё исчезло. Только круги разошлись вокруг лопнувшего грязевого пузыря.

   Ромка осторожно отступил назад. Крохотная полянка, на которую их вывела лесная тропа, светилась ядовито-изумрудной зеленью. С одного края поляну окаймляли заросли не то рослых кустов, не то низеньких деревьев, с другого исходило туманной дымкой чёрное зеркало болота. Под ногами сочно чавкало, сандалии с трудом выдирались из густой травяной каши.

   – Дальше дороги нет, – Рэм потыкал носком сандалии в трухлявый ствол с наростами древесных грибов.

   – Сам знаю, – Ромка выбрался на твёрдый участок, стряхнул прилипшие к ладоням лохмотья лилового мха, густой бородой облепившего чахлое деревце.

   Он оглянулся назад, туда, где ещё виднелись остатки лесной тропы. Сыновья Дикого кота жались у края поляны. Всё время, что они шли сюда, оставив лагерь позади, юнцы храбрились как могли, но когда впереди показалось исходящее паром чёрное окно болота, заметно побледнели и съёжились.

   – Будем ждать здесь.

   – Чего – второго пришествия?

   – Скорее первого прихода, – Ромка наклонился над лужицей чёрной, странно прозрачной воды. Со дна лужицы тонкой струйкой поднимались пузырьки болотного газа. Не удивительно, что никто, кроме лесных охотников, не захотел сюда идти. Нехорошее место, как сказали Губотряс, когда их войско остановилось на привал.

   – Мои люди боятся идти дальше, Ром, – Губотряс поскрёб ногтями нос, укушенный комаром. На носу остался багровый след. – Здесь нехорошее место.

   – Это обиталище бога, – вмешался сын Дикого кота. – Как оно может быть плохим или хорошим?

   Ромка оглядел своих командиров. Они стояли кружком возле него, держа свои знаки отличия, и старались выглядеть храбрецами. На ядовито-зелёной, удивительно яркой в густой тени под деревьями, траве, дымили костры. Малец Мухобой, насадив на прутик жирную лягушку, вертел её над огнём. Лягушка дымилась и потрескивала.

   – Вы останетесь здесь и разобьёте лагерь. Я сам пойду говорить с богом.

   На лицах командиров разлилось облегчение. Сыновья Дикого кота переглянулись.

   – Ты обещал взять нас с собой, – лесной охотник переступил с ноги на ногу, тоскливо оглянулся на дымящий костёр. Там Мухобой уже снял с огня почерневшую лягушку и принялся обгладывать заднюю лапку. – Обещал, что мы будем говорить с богом.

   Его брат кивнул, держа ладонь на лисьем черепе. Губы его дрожали.

   – Вы можете пойти со мной, – Ромка пожал плечами. – Но если вы боитесь...

   – Лесные охотники никого не боятся, – гордо сказал сын Дикого кота тонким голосом. – Когда я вернусь, то возьму в жёны Рыжую кошку.

   – Тогда я возьму Лисичку, – его брат выпрямился и перестал теребить череп на поясе. – Она тоже красивая!

   – Хорошо, – Ромка хмыкнул. Мальчишкам в его мире ещё не выдали бы паспорта. А эти уже жениться собрались. – Вы пойдёте со мной. Остальные будут ждать здесь, пока мы не вернёмся.

   – Мы останемся здесь, – повторил Роман, – и будем ждать. Бог подаст нам знак.

   Вокруг чёрной лужицы рядом с трухлявым деревом, на высоких, тонких суставчатых стебельках сидели крохотные бабочки цветов. Ромка тихо тронул пальцем ярко-розовый лепесток. Почему он вспомнил о бабочках? Здесь их нет. Ни одно насекомое не сидело на гладких тёмно-зелёных листьях, не кружилось над изящными цветочными головками.

   Он наклонился ниже и осторожно втянул носом воздух. Слабый, сладковатый запах. Вблизи цветок завораживал хрупкой красотой. В середине откровенно-розовой розетки сидели полупрозрачные столбики тычинок и чернильного цвета пестик.

   Главное, не дать себе передумать. Ромка сжал пальцами розовый цветок, сорвал его и сунул в рот. Торопливо прожевал, стараясь не замечать вкуса, и сразу проглотил.

   – Ты что, спятил? – крикнул Рэм. Он подбежал и уставился на цветы. – Это же... Идиот!

   – Назад дороги нет, – невнятно пробормотал Роман. Рот наполнился сладкой слюной, и он выплюнул застрявший в зубах розовый лепесток. – Какова вероятность, выйдя на улицу, встретить мамонта? Пятьдесят на пятьдесят.

   – Причём здесь мамонты? Быстро сунь два пальца в рот и проблюйся, придурок!

   Ромка сорвал ещё один цветок. Рэм попытался схватить его за руку, он увернулся, бросил цветок в рот и торопливо принялся жевать.

   – А при том. Если я сейчас лежу в бреду на больничной койке, мне ничего не будет. Если это не бред, тогда есть варианты. Может быть, я умру от отравления. А может быть, мне явится местный дух, и скажет что-нибудь душевное.

   Рэм выразился так замысловато, что Ромка удивился, что помнит такие слова. Сыновья Дикого кота удивлённо переглянулись, и один из них спросил дрожащим голосом:

   – Вы вызываете вашего незримого отца, дети бога?

   – Да! – гаркнул Рэм, обернувшись к ним. Братья отшатнулись. – Сидите тихо, и не отсвечивайте!

   – Мы станем незаметными, как тень на охоте, – заверил лесной юнец. – Колдуйте спокойно. Никто не подойдёт к вам со спины.

   Ромка уселся на трухлявый ствол, утыканный древесными грибами. Поискал глазами, сорвал травинку, сунул в рот.

   – Дурак, – тихо выговорил Рэм. – Ты же знаешь, что мне это тоже аукнется. Как с тем шрамом от меча.

   – Ага. Мы с тобой как Змей-Горыныч – одна голова пьёт, а тошнит обоих.

   – Вот как, значит. Ладно. – Рэм выдернул ярко-розовый цветок с корнем, и принялся ощипывать хрупкие лепестки. С корней капала чёрная жижа. – И тебе того же вдвойне, придурок. Наслаждайся.

   Ромка фыркнул. Во рту разливалось терпкое, горьковатое тепло. Он отвернулся от жующего цветок Рэма, и взглянул на болото. Над редкими кочками дрожал белёсый туман, чёрное зеркало промоин исходило паром. Тихо выплывали на поверхность и с еле слышным звуком лопались тугие пузыри.

   Прошелестели над головой листья, чмокнул очередной пузырь. Невидимое солнце неторопливо закатывалось за горизонт, лишая поляну остатков света. Трухлявый ствол мягко пружинил, покачиваясь на зыбкой почве поляны, курчавая трава обволакивала ноги. Ромка обхватил себя руками, не отрывая взгляда от чёрной лужи.

   Сизоватый парок закручивался спиралью над водой. Крохотные частицы пара поднимались вверх, плясали в сгустившемся воздухе, растекались по зеркальной поверхности, сплетались в отдельные фигуры и распадались вновь. Ромка, покачиваясь на своём насесте, меланхолично отметил, что ближайшая к нему спираль похожа на рисунок из учебника. Тот, где изображён геном человека. Только та спираль была цветная, и не так щетинилась кустистыми отростками.

   В голове тихо шумело, прохладный ветерок, налетевший с болота, шевелил волосы, прилипшие к потному лбу. Ромка зевнул. Жар уже перетёк с горла в грудь и теперь разливался жидким огнём по рёбрам, но это было не страшно, а скорее приятно. Если так выглядит смерть, то она не будет мучительной. Он просто уснёт здесь, на изумрудной траве, под пение колокольчиков и шёпот розовых цветов.

   Колокольчиков? Он поднял глаза. Над чёрной водой покачивалось облачко сгустившегося пара. Тихо звенели невидимые бубенцы, и на грани слуха звучало пение хрустальной трубы. И тягучий, густой и одновременно высокий голос выводил слова печальной песни.

   В один нескончаемый миг он услышал её всю, узнал тех, кто жил в ней, заплакал над их судьбой и порадовался их мужеству. Увидел, как наяву, высокие башни из белого камня и медленное течение рек в зелёных берегах, лицо прекрасной девы в узком окошке над водой. Успел пережить её невыразимую печаль и отбросить прочь, как забытую книгу.

   – Ты слышишь, – прошелестел голос из ветерка. – Слышишь.

   Мгновение мигнуло и кануло в вечность. Ромка потряс головой. Волосы упали ему на глаза, но он увидел, как клубок пара над болотом неуловимо быстро расплылся и собрался вновь, уже прямо перед ним.

   Теперь перед ним покачивался, подрагивая от дуновения ветерка, лиловый паук размером с собаку. Восемь узловатых ног покачивались вместе с ним. Сквозь гранёное тело панциря просвечивали скрученные стволы деревьев. На выпуклой паучьей груди светилась тёмно-синяя двойная спираль. Спираль двигалась, как живая, и выглядела единственным материальным предметом на полупрозрачном теле своего носителя. Она словно жила отдельной жизнью, переливаясь жидким чернильным огнём посредине самой крупной, восьмиугольной грани паучьего панциря.

   – Ты пришёл, гость, – голос звучал откуда-то сверху и сразу повторялся дробным эхом, словно отражался от глади чёрной воды. – И слышишь нас.

   – Кто вы? – Ромка попытался встать, но не почувствовал ног. Горячая волна растеклась по телу, наполнила его жидким огнём. Он стал раздуваться, его неудержимо разносило в стороны, теперь он был просто шарм, пузырём сознания без рук и ног, и тонкая плёнка бытия ограждала его от холода внешнего мира.

   – Мы здесь существуем, – ответил голос. – Существуем.

   Раздалось нечто похожее на тихий смех.

   – Мы ждём того, кто освободит нас. Но никто не приходит. Мы забыли, как выглядели изначально, и только сны иногда напоминают нам об этом.

   – Что вы такое?

   Смех прозвучал громче, он посыпался на Ромку ледяным дождём, и тот невольно вздрогнул в своём живом пузыре.

   – Ты такой же, как мы. Ты тоже истлеешь здесь, не найдя выхода. Потеряешь свой облик. Станешь тенью без имени.

   – Нет, я не такой. Я могу уйти отсюда!

   – Глупец, – пропел звонкий голос, и Ромка увидел, как из туманной дымки выплыла ещё одна тень. Она напоминала каплю, перевёрнутую хвостом вниз. Капля подплыла поближе, сгустилась, обрела форму, и он узнал её. Это была женщина-демон, та самая, что однажды приснилась ему ночью у костра. Гибко извивалась змеевидная талия, мягко покачивались безупречные груди. Колыхались тугие кольца волос.

   – Глупец. Ты думаешь, что это место – тюрьма? Уйди отсюда, убеги из леса, заберись на самую высокую гору – свою тюрьму ты унесёшь с собой. Ты заперт в этой клетке, заперт, как и мы.

   – Кто вы? – перехваченным голосом в третий раз спросил Роман. Странно, у него есть голос, хотя у пузыря, в который он превратился, нет ни рук, ни ног, ни головы. – Вы боги?

   – Мы бабочки, прилипшие к паутине, – печально пропела женщина. – Мы мушки, попавшие в сироп. Мы пчёлы, которые не смогли вернуться в свой улей до заката. Мы такие же, как ты.

   – Вы сказали мне, что я должен умереть. – Ромка вспомнил слова, сказанные ему ночью у костра. – Убить и умереть. Чтобы вернуться домой.

   – Да, – это был паук. Если женщина звенела колокольчиками, он гремел серебряной трубой. – Мы умираем здесь давно. Мы убили множество примитивных существ в этом лесу. Но смерть не спешит к нам. Никто не даст нам избавления.

   – Мы никогда не вернёмся домой, – прошелестела женщина, и янтарные слёзы медленно потекли по её полупрозрачному лицу. – Никогда.

   – Почему? – горько проговорил Ромка. Печаль этих странных существ передалась ему даже сквозь пузырь, в котором плавал его разум.

   – Выход есть, – гулко прозвенел паук. Спираль на его гранёной груди судорожно скрутилась в жгут, и распрямилась вновь. – Но для этого нужно сделать то, на что мы не способны.

   – Не способны, – эхом повторила женщина-демон.

   Паук закачался, спираль на его груди почернела, лиловый панцирь судорожно изгибался и дёргался, словно желая покинуть хозяина. Перебирая суставчатыми ногами, паук поднялся выше, подогнул под выпуклое брюхо жутко изогнутые когти и взорвался. Разлетелись лиловыми клочьями остатки туманного тела. Бешено вращаясь, метнулась прямо в глаза Ромке чернильная спираль, заключённая в восьмиугольник, и врезалась в землю, взметнув волну жидкой грязи. Из пустоты, быстро наливающейся тьмой, прозвенел серебряный голос:

   – Мы стали слабыми. Слишком долго мы надеялись на чудо. Теперь уже поздно. Даже для смерти. Не повторяй наших ошибок, человек.

   – Скажите, что мне делать? – в отчаянии крикнул Роман. Фигура женщины-демона тоже стала темнеть и расплываться, распадаясь на клочья тумана. – Что мне делать?

   – Умри, – прошептал, замирая, звенящий голос. – Живи. Возьми всё, что сможешь взять, и сделай то, что должно.

   – Помогите мне! – он уже не видел ничего. Он кричал в темноту. – Помогите хоть чем-нибудь!

   – Возьми его, – прошелестел ветер, и он ощутил холод дуновения на лице. – Возьми то, что осталось. Больше нам нечего тебе дать. Освободи нас.

   Глава 37

   Он открыл глаза. Голова раскалывалась. Руки тряслись, а когда Ромка попробовал встать, земля закачалась, и он едва удержался на ногах. Он встал на колени у лужи, зачерпнул воды в ладони и плеснул на лицо. Кожа горела, как ошпаренная кипятком. Язык с трудом ворочался во рту, а в горле застрял горький комок.

   Ромка наклонился над лужей, чтобы посмотреть на своё отражение.

   – Я тебя не знаю, но я тебя побрею... что это?

   Из грязи, прямо посередине чёрной кляксы выглядывала синяя полоска. Кусочек чего-то круглого, словно в болотной воде утонула крышка канализационного люка, почему-то раскрашенного в синий цвет.

   Роман взялся за край круглой штуковины. Влажные пальцы соскальзывали с узкого краешка. Грязь не хотела отпускать свою добычу.

   Он сжал пальцы сильнее и потянул "люк" к себе. Тот неожиданно подался, раздалось звонкое "чмок", и Ромка упал на спину. Он замотал головой, отплёвывая воду пополам с грязью, которая текла со штуковины в его руках.

   Вблизи это оказался круглый плоский предмет, похожий на крышку от большой кастрюли. Такой же выпуклый и тонкий. Он выглядел полупрозрачным, как старое стекло и был дымчато-синего цвета. Посередине диск слегка утолщался, цвет его становился гуще, а на выпуклой стороне просматривались еле заметные грани. Как будто с драгоценного камня аккуратно сняли верхний слой и придавили, расплющив в блин.

   Ромка встал на ноги и повернул свою находку к свету. Он только сейчас понял, что наступило утро. Солнечные зайчики плясали на траве, скользили по лужице болотной воды. Сейчас она уже не казалась такой чёрной. Розовые цветы невинно смотрели яркими точками глаз с зелёных стеблей.

   – Я думал, ты не проснёшься, – Рэм стоял рядом и смотрел на него. Неужели у него тоже такие опухшие, красные, будто кроличьи, глаза как у его двойника?

   – Ты живой?

   – Я спал, – Рэм старательно зевнул. – А ты всю ночь вертелся на траве и орал диким голосом: "помогите, помогите!"

   – Так это был сон, – медленно сказал Ромка, пристально глядя на двойника. Значит, таинственные существа явились только ему одному. Синий паук и женщина-демон.

   – Смотри, что я нашёл, – он показал синий диск. Голос звучал хрипло, под стать припухшему отражению.

   – Вижу, – сухо ответил Рэм. – Мой тебе совет – засунь это туда, где взял.

   – Нет, – в тон ответил Ромка. – Я возьму его с собой. Сделаю себе щит.

   Рэм хотел что-то ответить, но не успел. Кусты у тропы затрещали, и на поляну вывалился человек.

   К нему с двух сторон подскочили сыновья Дикого кота. Один ловко ухватил пришельца за ноги, другой быстро уселся на спину и уже занёс свой топорик для удара. Человек хрипел и извивался на траве.

   – Ром, беда! – это был один из пастухов из его войска, оставшегося ждать возвращения Ромки с Рэмом с болота. По лицу его текла кровь из рассечённой брови, нос опух и стал похож на сливу. – Беда!

   – Отпустите его, и за мной, – Роман перехватил диск поудобнее и бросился по тропе в лагерь. Лесные охотники оставили пастуха и побежали за ним.

   Дым от затоптанных кострищ висел под деревьями, стелился над примятой травой. Шалаш рядом с ближайшим костром обрушился внутрь, а из-под засохших веток торчали босые ноги, замаранные золой и кровью. Из дыры провалившейся крыши торчало в небо древко копья.

   По кострищу ползал мальчишка и что-то искал в углях. Он поднял глаза на подбежавшего Ромку, и тот узнал мальца Мухобоя.

   – Где все? – Роман оглядел поляну. По лагерю будто пробежало стадо слонов.

   Малец всхлипнул. Из носа его текли сопли пополам с кровью.

   – Моя праща, она сгорела. Совсем сгорела.

   – Где Губотряс? Кривонос и остальные?

   – Кривонос вон там, – малец мотнул головой в сторону провалившегося шалаша. – А Губотряс со своими побежал ловить Шарика.

   Ромка посмотрел на ноги, торчащие из-под веток. Ноги не двигались. Кто бы ни был этот Шарик, человек в шалаше наверняка мёртв.

   – Брат Шарика хотел меня... хотел меня затащить к себе в шалаш, – захлёбываясь кровавыми соплями, невнятно выговорил Мухобой, пересыпая трясущимися пальцами золу. – А дядька Кривонос не давал. Они подрались, и Шарик ткнул дядьку копьём. Губотряс хотел его убить, тогда они взяли своих людей и ушли...

   – Вставай. – Видно, что-то было в голосе Ромки, отчего малец быстро поднялся на ноги и вытаращил глаза. С подбородка его капало, лицо было перепачкано, и Роман только сейчас заметил, что мальчишка стоит в чём мать родила.

   – Показывай, куда они ушли.

   – Мы найдём их по следу, Ром, – сын Дикого кота хищно улыбнулся, показав белые зубы. – Этот лес наш.

   Ромка поискал глазами своего коня. Когда они уходили, его стреножили и пустили пастись на траве, так же, как и коня Рэма.

   – По лесу лучше бежать своими ногами, – заметив его взгляд, сказал охотник.

   – Мухобой, ты останешься здесь, – приказал Роман. – Сторожи животных и... – он бросил взгляд на мёртвое тело, – и лагерь.

   Его трезубец. Он воткнул его у начала тропинки, в середину куста, собираясь говорить с богом. Там и нашёл его, со склонившимся вбок древком и с паутиной на зубцах. В паутине сидел жирный паук.

   Неприятное чувство зашевелилось внутри при виде паутины. Ромка сжал зубы и решительно выдернул оружие из земли. Некогда раздумывать. Надо найти своё войско, пока они не наделали бед. Сыновья Дикого кота уже приплясывали в нетерпении на краю поляны.

   Мальчишки-охотники неслись по лесу с завидной скоростью. Босые ноги их так и мелькали, деревья словно сами расступались перед ними. Ветки кривых, низкорослых деревьев, которых они даже не замечали, нещадно хлестали Ромку по лицу. Позади топал Рэм.

   Болотистая, сырая почва низины сменилась сухой, усыпанной хвоей и прошлогодними листьями землёй смешанного леса. Сыновья Дикого кота с уверенностью гончих, взявших след, повернули к рощице вечнозелёных деревьев. Молодые деревца здесь росли так тесно, что между ними не видно было просвета.

   Охотники резко повернули у самой рощи ещё раз, и нырнули в просвет между пушистыми молодыми сосёнками. Роман последовал за ними. Сосны здесь расступались, образовав проплешину, поросшую травой. После полутьмы леса свет утреннего солнца показался ослепительным. Посреди зелёного пятачка травы переливался густой синевой овальный глаз родника. Сыновья Дикого кота внезапно застыли, и зажмурившийся от яркого солнца Ромка наткнулся на них.

   – Картина маслом, – хрипло сказал за спиной Рэм. – Художник Клод Моне. Завтрак на траве.

   – Мане, – машинально поправил Ромка. – Эдуард.

   Он сжал трезубец и шагнул к совокупляющейся парочке. Отшвырнул ногой попавшееся под ноги тряпьё. Отметил краем сознания ещё парочку в неглиже поодаль, под тенью низеньких сосен. Звякнул под сандалией и откатился в сторону, расплескав остатки воды, расписной глиняный кувшин.

   Роман потыкал древком трезубца мужчину в рёбра. Тот поднял глаза, и Ромка зашипел сквозь зубы. Это был один из его людей.

   – А-а-а! – взвизгнули над ухом.

   Сын Дикого кота прыгнул вперёд. Блеснуло лезвие топорика и вонзилось в шею мужчины. Девица под ним завизжала. Молодой охотник махнул топором ещё раз, и под ноги Ромке откатилась, брызгая кровью, голова с вытаращенными в немом изумлении глазами.

   Ромка, не раздумывая, махнул синим диском. Раздался звон, как от удара гонга. Удар пришёлся плашмя в затылок Дикого котёнка. Юнец зашатался, хватая ртом воздух, выронил топорик и повалился на землю. Девица завизжала, а второй лесной охотник воскликнул в изумлении:

   – Ласка?

   Девица густо покраснела, оттолкнула труп мужчины и поднялась, стыдливо прикрывшись ладошкой.

   – Где Лисичка? – не дожидаясь ответа, сын Дикого кота кинулся к соснам на противоположном краю поляны, где из-под густой тени слышался шум борьбы, визг девицы и мелькали голые ноги.

   Там уже услышали крик. Оставив девицу в неглиже на травке, навстречу лесному охотнику бросился рыжий парень в буйных кудряшках. В руке у него было короткое копьё. На мгновение Ромке показалось, что это тот самый пастух-растаман, который привёл к нему своих людей из деревни. Но этот был выше ростом и гораздо массивнее. Широкая грудь в таких же буйных кудряшках, как на голове, и обезьяньи руки с завидными мускулами.

   Он ткнул копьём, целясь молодому охотнику в живот. Тот ловко уклонился, резиновым мячиком отпрыгнул в сторону. Рыжий повернулся за ним, тыча остриём копья. Охотник махнул топориком, тюкнув по древку. Древко выдержало удар, но противник опустил копьё. Опять блеснул металл топорика, на этот раз выше, метя в лоб рыжему.

   Ромка бежал к ним, уже понимая, что не успеет.

   Его товарищ – их оказалось двое – бросившись на помощь, обхватил сына Дикого кота сзади, прижал ему руки к бокам и оттащил назад. Рыжий ухмыльнулся, отвёл копьё для удара. Охотник извивался и дёргался.

   Раздался глухой чмокающий звук и тихий хруст, словно переломили пучок хворостин. Кудрявый пастух разинул рот, выронил копьё и осел под ноги своему противнику. Другой застыл, глядя, как его товарищ валится на траву, и подбежавший Ромка ткнул его древком трезубца под ребро.

   Тот разжал руки, выпустив сына Дикого кота, всхрапнул и скорчился на траве. Ромка с ужасом вспомнил, что на конце древка трезубца было металлическое остриё. И что древком он ткнул со знанием анатомии. Прямо в печень. Проклятье, он не хотел. Ромка с содроганием отвёл глаза от корчащегося под ногами тела и встретился взглядом с Рэмом. Тот смотрел на него, стоя над рыжим пастухом с мечом в руке.

   – Вот засада, – хрипло сказал двойник. – Пришлось в спину ткнуть. Вот засада.

   – Лисичка, – пробормотал сын Дикого кота и всхлипнул. – Они украли её!

   – Черти бы вас взяли вместе с вашими бабами, – Рэм отвернулся от убитого им пастуха, и его стошнило.

   – С чего ты взял, что твою Лисичку украли? – спросил Ромка. Главное, не смотреть на трупы. Он так долго привыкал к виду мёртвых тел в анатомичке. Так долго приучал себя не бояться крови. Он спокоен. Спокоен.

   – Они всегда ходят сюда за водой. Наш город совсем рядом. Ласка с Белочкой здесь, а Лисички с Дикой кошкой нет. Твои люди их украли!

   – Мы их найдём, – пообещал Роман. – И накажем.

   – Найдите их, дети бога, – сказал сын Дикого кота. – Потому что, если мой отец найдёт их раньше, они пожалеют, что родились на свет.

   – Тогда нам самое время помолиться своему божественному папаше, – Рэм выпрямился и теперь вытирал запачканный рот ладонью. – Если твои вояки взяли курс на город Диких котов, с нас, их вождей, спустят шкуру и натянут на барабан.

   Глава 38

   Сильный удар в середину щита отбросил Ромку назад. Рука сразу онемела, но синий диск выдержал. Острие копья угодило прямо в середину щита, и один страшный миг Роман видел себя пронзённым насквозь. Он ясно представил, как металлический лепесток наконечника пробивает тонкую синюю пластину, проходит сквозь кожаный нагрудник защиты и вонзается в сердце.

   Щит мягко загудел, упруго принял на себя удар и погасил его. Сила инерции откинула Ромку на два шага, он пошатнулся, но устоял на ногах.

   Сзади горячо дышал, прикрывая ему спину, сын Дикого кота. Ростом он был едва Ромке по плечо, но топорик в его руках порхал, как стрекоза, грозя убить любого, кто попытается зайти с тыла.

   Они пришли слишком поздно.

   Город появился внезапно. Они пробежали через сосняк, вылетели на широкий луг, поросший ядовито-зелёной травой, потом Ромка перескочил какой-то низенький забор, а потом... Потом на него сбоку вылетел кто-то, орущий диким голосом, и попытался убить ударом дубины.

   Ромка едва успел отклониться, совсем немного, и дубина лишь вскользь задела шлем. Он даже сумел устоять на ногах. Человек, истошно вопя, развернулся, махнул дубиной, на этот раз целя в рёбра. Роман машинально выставил перед собой синий диск, который так и тащил с собой от самого болота. Диск от удара вдавило в плечо, сильный толчок вышиб воздух из лёгких, а здоровенная дубина вдруг отскочила от щита, как резиновая.

   Ромка увидел, как она отлетела назад, прямо в лицо владельцу. Выскочивший из-за спины сын Дикого кота в прыжке свалил ошеломлённого противника наземь и прикончил своим топориком.

   Между домов метались тени. Едкий дым от тлеющих крыш стелился по извилистым улочкам, превращая людей в привидения.

   – Они зажгли город! – крикнул Рэм. Глаза его, и без того красные после ночи у болота, слезились от дыма.

   – Это мои люди, – сказал в отчаянии Роман, глядя на труп человека с дубиной. Тот лежал, уткнувшись лбом в ступени чьего-то дома, и из перерубленной шеи вяло сочилась кровь. Ромка смутно помнил, что видел его в толпе рабов, что шли за ними от самого царского дворца.

   – Так заставь их это вспомнить, – хрипло ответил Рэм. – Пока бабы и грабёж не ударили им в голову.