Текст книги "Дмитрий Русский"

Автор книги: Наталья Столярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

И встал он перед Машей не козлёнком, а в привычном человеческом обличье. Митяй провел рукой по лицу:

– Маша, а я… Остался таким же?

– Да, Митяй, ты остался прежним.

– Но, ты ведь можешь?…

– Могу. Но это будет неверно. Ты сильный и должен с этим справиться сам. Давай прощаться.

– Но мне так много надо тебе рассказать. Про Бориса и Ваню, про всех.

– Нет, Митяй. Нельзя. Что мне положено знать о нашей семье, я знаю. А больше – нет. Такие правила.

– Но как же? Почему?

– У тебя мало времени. Пора.

Она подошла к нему совсем близко. Развязала платок, который до сих пор был на голове Митяя. Взяла за руку и поцеловала.

– До свидания…

Митяй открыл глаза. Он лежал в кровати, сквозь занавески пробивался утренний молочный свет. Первым делом ощупал голову: сон такой реальный… Будто он действительно был козлёнком и встретил Машу… Он потрогал Оберег, поднёс поближе к глазам: пазлов стало четыре. И последний из них – в форме маленького серебряного копытца.

* * *

Как хорошо, что воскресенье и никуда не нужно торопиться. И завтрак сегодня будет позднее. Митяй спустился к столу и увидел опустевшие места Маши и Бориса. И как в первый раз, когда ушла Маша, никто даже не вспомнил о Борисе. Рядом с Линой теперь оказалось свободное место, и его занял Иван. Лина притягивала всех как магнит: тепло рядом с ней и по-особенному уютно.

Сегодня Митяй решил присмотреться к Ивану. Совершенно обычный на вид мальчишка: худенький, позвонки торчат, светлые волосы с упрямым вихром на макушке. Особенные только глаза: глубокого стального цвета, сильно затенённые ресницами. Поэтому кажется, что взгляд его ускользает, словно он внимательно всматривается во всё, но как будто не желает принимать участие в происходящем. Отстраненность? Да, именно это и отличает его от всех остальных.

Как же подступиться? Митяй думал над этим всё утро. Позвать гулять? Но нужно о чём-то говорить, а как начать, он просто не знал. С тем же успехом можно его и в комнату позвать. С тех пор, как приехал сюда, Митяй едва ли перекинулся с Ваней парой слов. Чем объяснить внезапно возникший интерес? Мелькнула мысль: Борис говорил что-то о компьютере. Наверное, это нормальный предлог…

Он заглянул к Ване в комнату, тот сидел с книжкой в руках. Митяй подошёл:

– Вань, помоги: не могу выйти в Инет.

Иван как будто сжался, но отложил книгу и поднялся:

– Пойдем. Только я ведь тоже… не слишком-то разбираюсь.

– Всё равно лучше, чем я.

Они вышли в общую комнату и Ваня сел к компьютеру, Митяй встал позади.

Минут пять Ваня настраивал программу, потом экран на секунду погас и на нем засветился знак вопроса. И пошли эти знаки в несколько рядов – в глазах зарябило. Ваня уже не прикасался к клавиатуре, сжал кулаки. Митяй положил ему руки на плечи.

Рябь на экране превратилась в мелкие волны. Казалось, что сам монитор плавится и колышется. Из глубины возникло лицо, оно приближалось, как будто всплывало из-под воды. Становилось всё чётче. Иван бросил руки на клавиатуру, чтобы выключить комп, но Митяй сжал ему плечи, и Ваня понял: пока не надо.

Лицо, искажённое гримасой, приблизилось и уже выходило за границы экрана… Рот раскрывался в беззвучном крике. А руки Вани погрузились в клавиатуру. Она напоминала вязкий кисель, и уже не было видно пальцев…

Иван молчал и, закусив губу, изо всех сил пытался освободиться. Митяю показалось в лице на экране что-то знакомое, но черты расплывались, как будто смывались водой… Митяй не выдержал и резко дёрнул за шнур. Монитор погас.

Митяй взял Ивана за руку и повёл в комнату. Тот весь дрожал. Сели на кровать, Митяй спросил:

– Давно это началось?

– Недели две назад.

– Когда я приехал?

– Немного раньше. Сначала – звонок… Знаешь, бывают такие на велосипедах?

– Они на старых великах были, а сейчас для прикола иногда ставят.

– Я думал, с колонками что-то: вдруг прозвенит, и всё… А когда ты приехал, уже появилось это лицо. Два раза. Я больше к компьютеру не подходил.

– А ещё кто-то видел его?

– Нет, ты первый. Я один раз Лину просил посидеть со мной. Все случилось так же, как сегодня, а она ничего не увидела. Правда, я почти сразу комп выключил. А с клавиатурой никогда такого не случалось.

Он снова побледнел и передёрнул плечами. Митяй помолчал. Потом спросил:

– А тебе не показалось, что он хотел удержать тебя?

– Ещё как показалось! Я же вырваться не мог. Меня прямо втягивало туда. Если бы не ты…

– А знаки вопросов?

– Да, и они… Я тоже думал: не просто же так?

И Митяй вспомнил, наконец, чьё это лицо! Ведь Борис говорил: у Тимура есть вопрос! Понемногу всё выстраивалось в схему. В ней слишком много нестыковок, но общий каркас вроде появился. Или так ему казалось? Ване он, во всяком случае, сказал:

– Ты не бойся. Всё не так страшно. Просто ему нужно задать нам вопрос. Иначе он просто не может.

– Это я знаю. Догадался. Но всё равно страшно. Одному.

– Теперь ты не один.

Ваня серьёзно посмотрел на него:

– Митяй, помоги. Я знаю, ты можешь…

– Чем? Как?

– Понимаешь, я здесь чужой. Всегда и везде…

– Тогда начнём с самого начала. Что ты помнишь?

– Наверное, я никогда не был маленьким. Ну, как остальные дети. Я знаю всё и обо всём.

– В смысле? Как можно знать всё?

– Сам не понимаю. Знаю все языки. Мировую историю. Всё, что в науке сделано. Музыку могу писать. И стихи.

– Не может такого быть.

– Я тоже думаю – не может. Мне плохо… от этого.

– Ты хочешь быть… как все?

– Больше всего хочу! Но не могу, не умею… Я стараюсь.

– Ты учился в какой-то особой школе?

– Это не школа. Я там был подопытным кроликом. Тогда ещё не умел…маскироваться.

– А сейчас умеешь?

– Учусь. Вроде бы получается. Но всё-таки боюсь…

– Боишься?

– Что узнают, какой я на самом деле. Что я – не как все.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы ты помог. Может быть, я из другого мира? Я догадался, ты – проводник. Или что-то вроде того… Пожалуйста, найди мой дом.

– Я…попробую. Ты потерпи. Ладно?

Ваня вскинул на него глаза. В первый раз Митяй увидел их такими – распахнутыми. И вспомнил слова психолога Веры: «Уроды? Хотя в некотором роде… да».

И почему его сюда занесло? Что же это творится? Ни дня без сюрпризов. Будто попал в Страну Чудес, где всё идет по своим законам и по какому-то, бог весть, кем определенному сценарию.

Митяй похлопал Ваню по плечу:

– Ничего, прорвёмся. Ты ведь теперь не один. Ложись, давай, спать. Поздно уже. А ты сейчас… не боишься?

Ваня улыбнулся:

– Нет. Не боюсь. Потому что понял причину: мне сделан запрос, и я должен дать информацию. Просто форма странная, необычная. Но бывает и такое. Буду думать. Непонятно только – кому нужен ответ…

– Ну, ладно, думай. Спокойной ночи.

Митяй рухнул на кровать. Спал он прошлой ночью или нет? Усталость навалилась тяжёлым пластом, давила сверху. Отложить всё на завтра? Не думать ни о чём? Но снова встало перед глазами странное лицо, приблизилось к нему вплотную, и снова забренчал в коридоре всё тот же велосипедный звонок…

Он пересилил себя: сходил и умылся холодной водой. Сел к столу, взял ручку и лист. Когда Митяй размышлял о чем-то сложном, то рисовал бесконечные стрелки, смыкая их в один, только ему понятный рисунок-схему. И верное решение обычно приходило.

И сейчас он чертил геометрические фигуры, помещая в круги и квадраты то, с чем ему пришлось столкнуться. Вот квадратик «Маша», рядом «Борис». Они уже в стороне, вышли из игры. Хотя, кто знает… Стоит лишь вспомнить сегодняшний сон.

Иван, Лина, близнецы. Тимур.

Оберег. Четыре сегмента есть. Последний из них – серебряное копытце – даёт ему шанс попасть в прошлое Ивана. Значит, так тому и быть.

Как обычно, дождался полуночи. Прошёл к шкафу, поднял Оберег. Перешагнул порог и снова оказался в коридоре. Но другом. Он тянулся бесконечно, и был абсолютно пуст. Стены покрыты светлой серой краской, металлические, плотно закрытые двери.

Навстречу Митяю шёл человек в белом халате. Прятаться некуда. Митяй прижался к стене и приготовился к вопросам. Но мужчина прошёл мимо, не обратив на него ни малейшего внимания. Митяй сообразил, что стал невидим. Отлично. Для Наблюдателя это – лучший вариант.

Он тут же пошёл за мужчиной – след в след. Тот прислонил карточку с чипом к двери, и они вошли в большое светлое помещение, похожее на научную лабораторию.

Людей немного, человек пять. К вошедшему обернулись все. Подошли и встали кружком. Он тихо заговорил:

– Я узнал точно: наша лаборатория и все архивы должны быть уничтожены в течение двух часов. Я полагаю, и нас не оставят в живых.

Все молчали. Никто ни о чём не спрашивал. Похоже, это сообщение не стало новостью. Мужчина продолжил:

– Мы отлично знали, на что шли. Мы сделали этот рывок в науке. И обогнали время. А за это всегда приходится платить.

Пожилая женщина тихо спросила:

– Детей мы можем спасти? Вынести отсюда?

– Нет. Для них дети – лабораторный материал. Впрочем, как и мы… Всё оцеплено, выходы заблокированы. Не уйти… До кого-то там, наверху, дошла мысль о масштабах открытия. И они приняли решение.

– А Ваню? Как быть с Ваней? Этот опыт невозможно повторить – мы создали гения.

– Когда-нибудь повторят. Лет через сто. Всё равно учёные будут это делать.

– Но…Я попробую?

– Напрасно. Ты ведь знаешь, у Вани – знак. Его не спрятать. Они его найдут в любом месте.

Та женщина, которая задала вопрос, резко повернулась и вышла в смежную комнату. Митяй – за ней. И чуть не споткнулся от неожиданности: обычная детская. Деревянная кроватка, масса игрушек. На стенах – весёленькие обои, на окнах яркие занавески.

А в кроватке спал голенький младенец. Женщина взяла его на руки и крепко прижала. Мальчик открыл глаза и улыбнулся. Она вынесла его в лабораторию.

Только сейчас Митяй внимательно рассмотрел пробирки и сосуды разных размеров. Во всех – человеческие эмбрионы. Они плавали в мерцающей жидкости и у кого-то уже шевелились ручки и ножки. Тихо гудела аппаратура, здесь шла своя особая жизнь.

Митяй чуть не упустил из вида женщину, которая уже выходила в коридор с мальчиком на руках. Остальные не задерживали её. Просто стояли и молчали.

Митяй шёл за ней следом. Коридор по-прежнему был пуст. Они вошли в лифт и стали подниматься.

Вышли на последнем этаже. Женщина подошла к стальной винтовой лестнице и стала взбираться по ней. Митяй видел, как ей тяжело. Она почти задыхалась.

Откинула люк, и они оказались на крыше невысокого здания. Ни одного строения вокруг не видно, узкой лентой уходит в лес грунтовая дорога. Само здание, на котором они стояли, оказалось огромным: крыша по размерам приближалась к небольшому аэродрому. По сути – так и есть: два вертолёта стояли рядом. Митяй решил, что женщина спешила именно к ним. Но ошибся.

От крайнего вертолёта к ней шла большая лохматая собака. Похоже – азиатская овчарка. Женщина опустилась на колени и заговорила:

– Мальчик, умница, помнишь, как ты убегал за мной в город? Это наш секрет.

Она ласково разговаривала с собакой, гладила её:

– Ты должен спасти Ваню. Понимаешь? Только ты. Один шанс. Только один.

Потом достала из кармана халата широкие бинты.

– Стой спокойно, Мальчик.

Собака глядела на женщину, чуть склонив голову набок, и казалось, всё понимала. А Ваня вёл себя на удивление тихо: смотрел вокруг широко распахнутыми глазёнками и даже улыбался, хватаясь за собачью шерсть. Женщина положила малыша на спину овчарки и принялась приматывать бинтами. И всё время, не переставая, говорила:

– Ты ни разу не попался, Мальчик. Помнишь, где ждал меня? У развилки дороги? Там идут машины. Останавливайся на дороге и жди. Понял? Машину жди! Люди вас не оставят. Подберут. А дальше – как Бог даст. Лишь бы отсюда вырваться.

Белый кокон на спине собаки рос: уже плотно примотаны руки и ноги ребенка. Всё это женщина сверху укрепила ещё эластичным бинтом. Она наклонилась над Ваней и перекрестила его. Потом обняла собаку, выпрямилась и скомандовала:

– В город, Мальчик. В город.

Овчарка рванулась к люку и исчезла в нём. Женщина закрыла лицо руками, плечи её вздрагивали…

Митяй остался на крыше и осмотрелся. Здание состояло из нескольких блоков, соединенных широкими стеклянными галереями. Вокруг – высокий бетонный забор, по верху которого шли провода. Белые изоляторы. Значит провода под напряжением. Забор сплошной, не видно ни ворот, ни калитки. И четыре вышки, на которых стоят охранники.

Но всё внимание он сосредоточил на дворе. Должна показаться собака. С какой стороны? И тут Митяй услышал выстрелы. Видимо, охрана заметила собаку. Он увидел, как мелькнула и исчезла под забором овчарка. Значит, там у неё лаз…

В следующую секунду Митяй оказался на грунтовой дороге. Он стоял совершенно один, вокруг – густой лес. Не прошло и минуты, как раздался взрыв. В километре от него поднялся огромный столб огня. Митяй пошёл в ту сторону. Да, это именно то здание. Теперь на его месте бушевал пожар, высоко в небо вырывались снопы искр, освещая груду развалин.

И снова какая-то неведомая сила перенесла его в другое место. Дорога не казалась оживлённой. Видимо, здесь проходили лесовозы. Митяй сошёл с обочины. Уже лёг первый снег и неслась позёмка. Он разглядел на снегу очертания большого предмета… Мальчик! Пёс лежал на животе, под ним – лужа крови. И тянулся длинной полосой кровавый неровный след. Овчарка еле слышно дышала, лапы скребли землю. По сантиметру, но она продвигалась вперед. До дороги ей оставалось всего несколько шагов. Ребенок на её спине крепко спал.

Митяй наклонился, положил голову собаки на колени:

– Мальчик… Какой ты молодец, Мальчик…

Овчарка несколько раз дёрнулась всем телом и обмякла.

Митяй принялся разматывать бинты и думал о словах Заркома. Тот сказал: «Ты – наблюдатель». Но Митяй не мог только смотреть! У него самого уже окоченели руки, а кожа у ребенка стала синюшного цвета. И первый раз Митяй услышал, как он заплакал.

Митяй склонился над ним, оставалось несколько витков бинта. И вдруг засветился Оберег. Ребёнок шевельнул ручкой, на его запястье высветилось изображение, похожее на рыбку, внутри нее – цифры. Знак! Он поднёс Оберег к руке Вани, и знак перетёк в один из пустых сегментов. Рука стала чистой.

Митяй взял Ваню на руки и выбежал на дорогу. Вдалеке показался свет фар, и уже слышался натужный гул мотора. Вот ему начали сигналить. Лесовоз шёл медленно, но Митяй с дороги не уходил. Машина затормозила, из кабины с криками выскочили двое мужиков. Митяй положил Ивана на дорогу и шагнул в сторону.

– Где он? Я же видел, пацан стоял на дороге!

– Витёк, смотри!

Водитель поднял ребёнка на руки.

– Ёшкин кот! Да что это делается! Уже под колеса голых детей кидают! Уроды! Сволочи!

Напарник подбежал к нему:

– Он в крови весь. Что делать будем?

– До Сургута сколько? Километров двести? Давай быстрей. Нам в больницу…

У Митяя оставалось несколько секунд. Он встал напротив мужчины постарше, сосредоточился, глядя тому чуть повыше переносицы, почувствовал контакт и передал только одно слово – «Иван».

Водитель запрыгнул в машину, сказал напарнику:

– Давай Ваньку сюда. Живо!

Машина рванула с места.

* * *

Митяй брёл по дороге. Холода он уже не ощущал: такая навалилась усталость. И какое-то безразличие ко всему. Поднял голову, когда услышал рядом с собой шаги. Он так и знал! Митяй остановился:

– Здравствуй, Зарком. Я нарушил правила. Мне отдать Оберег?

– Нет. Ты всё сделал верно. У тебя уже есть четыре сегмента. А это – иной уровень. Уровень силы.

– И я могу… вмешиваться?

– Можешь. Но лучше этого не делать.

Зарком повернул его к себе, прижал на миг к груди и пропал.

Митяй ещё несколько минут шёл по трассе, потом – вдруг – очутился в центре своей комнаты. Он опустился на кровать, и, не раздеваясь, уснул.

Утром первым делом Митяй подошёл к столу. Листок со схемой исчез. Но ведь он точно помнил, что оставил его здесь! Кому нужны эти почеркушки? И зачем написал имена? Почему не буквы? Да, неосторожно… Мог бы, как всегда, рисовать на бумаге то, что не укладывалось в голове, но постепенно прояснялось потом… Надо вспомнить, кто там назван? Кажется, все. И ещё одно новое имя – Тимур.

До сих пор Митяй так и не видел хозяйку дома и мать «семейства» – Ирину. Георгий ездил к ней в больницу только по выходным. Однажды брал с собой близнецов и Ваню. Чаще не получалось, билеты на автобус опять подорожали. Говорили, что она пошла на поправку и скоро вернётся. Митяй хотел увидеть эту женщину. Как она рискнула собрать в своём доме всех этих детей? Или от неё, как и от Георгия, ничего не зависело? Они – обыкновенные люди. Перенесли собственное горе – потеряли единственного сына – и решили облегчить жизнь другим, обездоленным? И здесь оказались именно те, кто незримо связаны между собой? Чем?

Сейчас его больше всего волновали близнецы. Смутно догадывался, что записи могли взять только Эти. С какой целью? Для чего?

Митяй помнил, что на схеме нарисована целая гроздь кружков, которые касались Этих: случайно обронённое слово, странные выходки, необъяснимые поступки… Мучило тягостное ощущение, что с ними связана какая-то страшная загадка.

Он пошёл к Ивану и застал его, как всегда, с книжкой в руках. Интересно, что читает маленький гений? Не успел подумать, как Ваня повернул книгу обложкой к нему: «Сказки народов мира». Ну да, когда знаешь обо всём на свете, остается сказки читать… Но, в конце-концов, Ваня – десятилетний мальчишка, и это нельзя сбрасывать со счетов.

Присел рядом. И тут Митяй понял, что даже не переоделся: на рубашке – следы крови. Иван смотрел вопросительно, но молчал. Да, в выдержке пацану не откажешь…

– Иван, что ты о себе помнишь?

– Многое… Не помню только, как родился. Помню Валерию Петровну. Я думал, что она – мама, но теперь понимаю, что она, наверное, моя бабушка.

– Вань, она такая полная, с седыми волосами и короткой стрижкой. А на правой щеке – тёмная родинка?

– Да. А ты откуда знаешь?

– Потом скажу. А отца?

– Пётр Семенович. Почему-то они так друг друга звали – по имени и отчеству.

– Высокий, худой, в очках и тоже седой?

– Точно. Они часто в белых халатах ходили. Может быть, врачи? Хотя…нет. Ученые, скорее всего.

– А что с ними случилось?

– Не знаю. Они меня очень любили. С бабушкой мы всегда играли, почти целыми днями. В последний раз, когда видел их, она сказала, что будем играть в новую игру. И мы поднялись на крышу. Она привязала меня к собаке, а та выпрыгнула в окно. Потом какой-то непонятный шум…

– А потом?

– Я уснул. Проснулся, когда меня несли на руках в огромную машину. А после – уже ничего хорошего…

– А всё-таки?

– Мне исполнилось два года, когда я точно понял, что не такой как другие дети. Почему-то я знал всё: историю, химию, физику. Но тогда со мной ещё не догадывались говорить об этом. Так, глупости всякие требовали: читать – по слогам, считать – на каких-то палочках. Всё началось позднее. Меня, конечно, забрали из обычного детдома и бесконечно изучали. Я ж говорю – подопытный кролик.

– Но как ты оказался здесь?

– Пришло однажды в голову, что никто ни разу даже не попытался со мной играть. Одни вопросы и вопросы. И я представил, что так будет всю жизнь… И замолчал.

– Как замолчал?

– Просто. Перестал говорить и всё.

– И сколько ты молчал?

– Почти три года. Бились со мной, пытались что-то делать. А потом махнули рукой и отправили сюда.

– А здесь ты заговорил?

– Не сразу. Месяца через два. С Линой…

– И решил стать – как все?

– Да, как все. Так лучше. Пусть меня оставят в покое.

– Но… ведь так тяжело?

– Уже нет. Я научился приспосабливаться. Только вот без компа плохо. Главное – я причины не знал. Что происходит? Откуда это лицо? Мистика какая-то…

Иван помолчал, потом спросил:

– А ты что мне скажешь?

– Что ты хочешь знать?

– О родителях. Где они? Я искал везде, в Инете. Никаких следов. И я решил, что попал сюда из параллельного мира. Сбой системы…или – ошибка в расчётах.

– Ваня, твои родители погибли. Тебя успели спасти, а сами… Но это – твой мир.

Конечно, Митяй не мог сказать, что настоящих родителей у Вани не было никогда. Что тот – научное открытие, продукт долгой и успешной работы многих людей. Кажется, так это должно называться: продукт… результат. Но рядом с ним сидел такой живой и несчастный мальчишка. Молчать три года… А он бы смог?

Ваня прикоснулся к рубахе.

– А это…оттуда?

– Да. Собака тоже погибла.

– Я помню её. Большая и лохматая. Вроде, овчарка?

– Да. Умная. Её звали Мальчик.

– Это ведь она меня спасла?

Ваня встал, начал ходить по комнате, а потом остановился перед Митяем:

– Дима, сними эту рубашку. Оставь её мне.

– Зачем?

– Понимаешь, на ней – кровь и шерсть. Когда-нибудь…

Он замолчал, но Митяй догадался, о чём думает Иван. Наверное, у него это получится. Когда-нибудь…

– Вань, а теперь твоя помощь нужна. Ты говоришь, что родителей искал. Значит, если понадобится найти какую-то информацию, сможешь?

– Смотря какую.

– Мне нужно знать всё о близнецах.

– Я попробую.

– Но… ведь тебе нужно использовать компьютер?

– Я справлюсь. Теперь я понял, в чем дело, и не боюсь. Страх есть, когда необъяснимо… Я попробую вступить в контакт. Пусть скажет, что он хочет знать.

– Запомни: его зовут Тимур.

* * *

Вторую половину дня Митяй провёл, исходив весь город вдоль и поперёк. Он хотел попасть в Зордарн, чтобы увидеть Заркома и посоветоваться с ним. Но на этот раз ничего не вышло. Митяй думал о том, что допустил ошибку. Непростительную ошибку: не расспросил Бориса о Тимуре. А ведь тот ему говорил о единственном друге. Значит, Тимур к немому Борису прорваться смог. Но как?

Город прихорашивался: скоро Новый год. Митяй не любил праздники. Про его день рождения никто и никогда не вспоминал, только в последнем детдоме однажды испекли пирог с брусникой. Тогда ему исполнилось тринадцать лет.

Да и кто мог сказать о его настоящем дне рождения? Наверное, приблизительно прикинули. Знала только мать. Увидит ли её когда-нибудь? Да. Но сама она об этом даже не узнает… Клеймёный, меченый… Помнит ли она о нём?

Новый год… Его всегда раздражала показная суета: в детдоме клеили кособокие игрушки, вырезали снежинки из бумаги, лепили их на окна и стены. Но сколько ни старайся, нищету и убожество не прикрыть. И ничем не перебить одинаковый запах: столовских щей, мочи и хлорки. Запах приютов.

Это стало явным в тот день, когда он давился брусничным пирогом за общим столом. Улыбался изо всех сил. И хотел убежать от невыносимого – множества глаз, направленных только на него.

Митяй продрог. Ветер поначалу казался еле заметным, но прошло уже почти два часа, и холод пробирал до костей. Два раза заходился греться в маленькие кафешки, обычные для такого городка: барная стойка, деревянные столы и скамейки, что никак не сочеталось с остальными деталями: то розовыми обоями, то вычурными светильниками или аквариумом. Митяй ничего в этом не понимал, но остро чувствовал фальшь. Когда одно не подходит к другому, то будто куском пенопласта – по стеклу.

Домой вернулся поздно, все готовились ко сну. В коридоре его поджидала Лина:

– Я тебя жду. Зайдёшь?

Он взялся за кресло и пошёл следом. В комнате Лина открыла тумбочку, достала толстую тетрадь в матерчатом переплете.

– Возьми. Это мой дневник. Рассказывать долго. Мне кажется, это тебе поможет.

– А разве…можно?

– Никаких особых секретов там нет. Так, мысли всякие. Но вдруг пригодится.

– Да, точно пригодится. Спасибо, Лина.

– Спокойной ночи, Дим.

Читал Митяй много. Это стало единственной отдушиной и другим миром. Но никак не мог избавиться от привычки вначале пролистывать новые книги, останавливаясь на тех местах, что «цепляли». И только когда пробегал так – от начала до конца – начинал читать по-настоящему. Так и на этот раз: листал дневник Лины, задерживаясь там, где уже не мог оторваться, машинально отмечая даты.

* * *

7 декабря

Почему я начала писать этот дневник? Потому что больше не могу. Говорить об этом ни с кем нельзя. Подумают, что сошла с ума. А может быть, и в самом деле, сошла?

От страха сводит ноги. Почему именно ноги? Они есть, но их же нет! Зачем они вообще нужны, если нельзя ходить?

Не могу убежать от Голоса. Или, наоборот, пойти к нему. А он зовёт: «Эллина, иди, иди…» Когда я первый раз его услышала? Две недели назад.

В субботу – баня. Я люблю этот день, и баню люблю. Мне стало так хорошо, я улеглась в кровать и собралась почитать любимую «Алису». Книжка уже истрепалась, я её раз сто прочитала. И всё равно что-то новенькое – раз, и найду.

Голос прозвучал издалека, вроде из-за глухой стены. И жалобный какой-то. И мне свело ноги. Пришлось их даже растирать, как будто они – живые.

12 декабря.

Вчера сказали, что меня возьмут из интерната в семью. Я боюсь.

Дурочка! Я ведь мечтала об этом. Знала, что такого не может быть, а всё равно… Кому нужен инвалид? Столько со мной возни, а толку никакого. Девчонки утром опять начали препираться: кому мыть общий коридор, потому что наша комната дежурит. А я думаю – если бы могла, то мыла его с утра до ночи, и туалеты бы мыла. И снег чистила. Взяла бы лом у тети Любы и долбила лёд.

Неличка на литературе говорит: «Никому в голову не придёт мечта – стать дворником или уборщицей». А я чуть не закричала: «Я хочу!».

Да ладно. Сейчас не об этом. Я могу шить, вышивать и вязать. Это ведь может в семье пригодиться?

Голос приходил ночью.

19 декабря

Город называется Ковчайск. Мы ехали на машине. Сначала деревянные дома, похоже на деревню. Я никогда не была в деревне, но Лена рассказывала, как там хорошо. Дальняя родня её летом на каникулы брала. Она корову научилась доить, коз пасла. А приехала с кроликом. Его дали, чтобы в столовой суп сварили. А мы с Леной уговорили сторожа дядю Гошу клетку ему сделать. Кролик месяц у нас прожил, а потом кто-то его украл. Жалко Патрика. Он носом двигал так смешно. Я его расчёсывала, чтобы пушистый был.

Мне захотелось, чтобы мой дом оказался на такой деревенской улице.

А потом начались пятиэтажки. Плохо, если квартира на верхнем этаже. Как мою коляску спускать? Но, слава богу, обошлось. Отдельный дом.

25 декабря

Всё странно. Такое чувство, будто я попала на съёмки фильма. В жизни так не бывает. Это – Зазеркалье. Самое главное: я не слышу здесь Голос. Может быть, он и не найдёт меня?

30 декабря

Завтра Новый год. Первый Новый год здесь. И вообще – первый такой. Настоящий. Георгий вчера принёс елку. Все наряжали, даже Борис. Правда, почему-то опять он в шапке. И не спросишь, потому что немой. Но почему-то он всегда старается быть рядом со мной. И кресло моё никому не даёт катить. Я и сама с ним нормально управляюсь, но вижу, что Борису очень хочется. Так жалко его. Ирина сказала, что он сильно болеет.

Близнецы опять дел натворили: распутали гирлянду и включили, пока никто не видел. Одна лампочка взорвалась, а рядом вата лежала, чуть не загорелось всё. А им хоть бы что!

Сегодня писали записки «Деду Морозу»: кто какой подарок хочет. Я пожелала «Алису в стране чудес». Здесь и правда – Зазеркалье. Пока не могу даже писать об этом.

Но ведь я сама – не такая, как все. Родилась на свет в восемь лет. И ничего, совсем ничего не помню! Старалась. Не могу. Только – палату в больнице, где очнулась. Врачи сказали – полная амнезия. Так называется, когда человек после катастрофы забывает всё. Меня папа успел вытолкнуть – в окно… Тогда все родственники собрались, правда, их не так уж и много: бабушка, двое дедушек, и сестра папы. Праздновали десять лет со дня свадьбы мамы и папы. Говорят, что баллон с газом оказался неисправный. Привезли его утром, а в обед – взрыв… И все могилы там, в Подмосковье, где мы жили.

Когда-нибудь я поеду туда. Я на кладбище ни разу не была.

А где я вообще была?

Зря я надеялась. Голос рядом. Он зовёт…

1 января.

Вот и прошёл Новый год. Они думали, что я расстроилась. Вовсе нет. Я-то знаю, что Эти такое подстроили. А все на Машу подумали. Она записки собирала и подписывала их для спонсоров, которые подарки принесли. Моя «Алиса» досталась Боре, а мне – велосипед. Эта тётенька, спонсорша, заплакала даже. Отвернулась, а я видела.

В общем, всем не по себе из-за этого стало. Маша вечером у меня прощения просила, я сказала, что верю ей. Она уж точно не могла.

Думают, что Маша злая и драчунья, а я знаю, какая она на самом деле. К ней подступиться боятся, потому что язык у неё – не дай бог. Да ещё нунчаки эти. Целыми днями во дворе ими машет, тренируется. Сейчас ещё по книжке айкидо разучивает. Это всё из-за детдома, где она жила. Правда, не рассказывает ничего, но я догадалась.

Ещё она засыпать ужасно боится. Каждый вечер начинает волноваться. И меня тормошит, чтобы я подольше не спала, рассказывает сказки. Сколько же она их знает! Я бы тоже не спала совсем.

Ночью Голос сильнее слышно. Но не так страшно, как днём. Потому что вроде – во сне. А днём откуда? Одно и то же: «Эллина, иди, иди…»

Как я устала! Не хочу его слышать! Не хочу!

16 января.

Оставила его совсем ненадолго. И мой камушек исчез. Сняла, чтобы голову помыть. Ведь не снимала раньше никогда! Что делать? Только он у меня и остался на память. И ничего больше!

Тогда Маша пошла к Этим. Говорит «душу из них вытрясу!» А вдруг не они?

Слава Богу! Борис принёс. Показывает, что у Ёськи отобрал. Да, попугай наш тоже странный, как и все здесь. Как будто и не птица вовсе. А кто? Кот Чеширский? Не знаю…

Иногда такое выдаст. Вчера кричал: «Чай „Липтон“! Пьём и писаем!», а до того: «Памперсы „Хагенс“! Вы этого достойны! Запах, который покорил мир!». Неужели он соображает, что говорит?

2 февраля.

Несмотря ни на что, мне здесь хорошо. Вот. Написала, теперь думаю. Почему – несмотря? Что здесь не так? Всё дело в нас, детях. Ирина и Григорий нормальные люди. А мы?

Со всеми нами что-то не так.

11 февраля.

Почему у меня отбирают всё? И кто? Ведь пока не появился этот Голос, я так любила ночь. Мне снились мои сны. Сны – это тоже жизнь. Для меня она даже лучше, чем настоящая.

Первый сон приснился в больнице, когда я ещё не очнулась. Лестница. Белая, широкая. Я шла по ней и считала ступеньки. Девять. Там кто-то стоял, наверху, звал меня. Но не вслух, а как-то иначе.

Может быть, я должна была тогда умереть?

20 февраля.

Сегодня случился пожар. Дом сгорел, но вытащили почти всё. Самое ужасное, что он загорелся ночью. Оказывается, я не такая уж трусиха. Просто страшно из-за того, что всё началось внезапно, в два часа ночи.

Разбудил всех Борис. Он ведь немой и не может кричать. Но схватил кастрюлю и стучал по ней железной кружкой. Я видела, что у него слёзы текли, я подумала, что от страха. А потом поняла! Поняла, почему шапку натягивает и не снимает её дома, прячется от всех в дальние углы. Боря не переносит звуки, ему от них больно! Бедный, и сказать никому не может.

Я решила, что сколько могу, буду его защищать. Боря ведь ко мне бросился первый. На кресло меня с кровати еле перекинул, хотел вывезти в коридор, а там уже всё полыхает. Маша в окно прыгнула, а Борис меня через подоконник ей на руки прямо вытолкнул. Как только сил хватило? Ведь маленький такой.