Текст книги "Дмитрий Русский"

Автор книги: Наталья Столярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Сочтёмся.

Послышался топот копыт, и в пещеру вошел Умкан. Он принес фрукты, мясо и хлеб. Митяй снова почувствовал острый голод. Кентавр сказал:

– Город почти восстановлен, скоро камни примут свою прежнюю форму, и вернётся равновесие. Тогда еда будет не нужна, а пока вам надо подкрепиться.

Ра отказался от еды. Он лёг, положил голову на лапы, и сказал:

– Ждать недолго. Скоро наступит гармония: Сила обретёт Покой. А я пока вздремну.

Митяй и Сфинго принялись за еду. Сфинго ловко орудовал когтистыми лапами, отламывая хлеб и отрывая куски мяса. Митяй не мог сдержать смех.

Тот уставился на него:

– Чего смеёшься?

– Да так. У меня дома птица есть. Попугай Ёська. Он похож на тебя.

– А где твой дом?

– Далеко. И мне пора возвращаться.

– И мне. Я живу в Сфингории. Тоже далеко, хотя расстояние не имеет значения. Лучи солнца Ра не попадают туда. Мы – Стражи ворот в нижние миры.

– Ещё скажи, что ты – главный страж, – усмехнулся Митяй

– Пока нет. Но я им стану, – упрямо заявил Сфинго.

– Опять украдёшь чужой Оберег?

– Нет, это моя ошибка. Не повторю её никогда. Сфинго – сильные и благородные существа. И страна наша – большая и прекрасная. Он разровнял крылом песок у очага и стал рисовать:

– Смотри: вот горы – близнецы Тар и Тан. Между ними река Тирс. А вот главный город Таид.

Вдруг рисунок начал двигаться, контуры его уменьшались. Вокруг него появилось свечение. Одновременно ярче засиял и Оберег. Митяй поднес Оберег к рисунку, который стал тонкой золотой пластиной и легко заполнил пустой сегмент.

Утром город Танцующих Камней принял прежний вид. Кинтоврас сказал, что Хранители усилили поле, установив энергетический щит. Теперь ни с воздуха, ни из-под земли невозможно проникнуть внутрь. Даже таким хитрым способом, какой придумал Сфинго.

Митяй и Ра вернулись в Шадболу.

– Тебе пора, – сказал Сфинкс и наклонил голову:

– Возьми мою корону. Без неё ты не сможешь говорить с Борисом.

– А как ты?

– Я буду держать дверь открытой. Пусть Борис поторопится.

– Мы ещё увидимся?

– Всё возможно. Река времени вечна.

Митяй направился к арке, но вдруг повернул, прижался щекой к гриве Ра и обнял его за шею.

– Спасибо тебе.

И ушёл, не оглядываясь.

* * *

Ночь, тишина, все спят: он в тёмном коридоре своего дома. Митяй прошёл в комнату, сел на кровать. Ощутил в левой руке корону Сфинкса, положил её рядом с подушкой, вытянулся поверх одеяла и тут же уснул.

Утром Митяй пытался вспомнить удивительный сон. Перед глазами стояли и Шадбола, и Нон-Нор, и Танцующие Камни. Закинул руки за голову, потянулся… Корона Сфинкса! Значит, не приснилось. Осторожно взял её в руки: сделана из металла, но это не золото и не серебро. На вид – массивная, она почти не имела веса. Наверное, какой-то неизвестный на земле сплав. В самом центре – изображение змеи. Она стоит на хвосте, капюшон раскрыт, виден раздвоенный язык. Боевая стойка кобры перед броском. Глаза из чёрных камней отшлифованы особым образом: как Митяй не крутил корону, кобра смотрела ему прямо в глаза.

Наученный горьким опытом с волшебными колосьями, Митяй даже и не подумал оставлять корону в доме. Тщательно завернул её в полотенце, потом положил в пакет и сунул в школьный рюкзак. Главное, не выпускать его из рук ни на минуту. Вышел к завтраку и сел рядом с Борисом. Будто в первый раз увидел, какой же он худенький и хрупкий. Как выжил этот малыш, выброшенный на берег озера после взрыва!?

Митяй провел всего несколько минут на улице, заполненной грохотом чужих звуков, от которых разрывается голова, а Бориса этот ужас преследует постоянно…

Наверное, Лина каким-то образом может смягчать его боль, только рядом с ней он чувствует себя спокойно. Но в этом мире Борис так и не научился говорить. Впрочем, это и ни к чему, всё равно здесь ему не суждено стать своим никогда…

Нужно выбрать момент, чтобы поговорить с ним. Теперь, с короной Сфинкса, это возможно. И ночью Борис должен уйти…

В школе Митяй не снимал рюкзак даже во время уроков. Семёныч пошутил:

– Дмитрий, что же такое ценное в вашем заплечном мешке? К доске тоже пойдете с ним? Митяй кивнул. Знал бы Семёныч, насколько он попал в точку!

После уроков Борис, как обычно, поджидал Лину возле крыльца. Митяй остановился рядом, положил руку на острое плечико. И неожиданно Борис так приник к руке, что Митяй приобнял и притянул его к себе. И в первый раз пожалел, что у него нет брата. Так они и стояли, пока из дверей не показалось кресло Лины. Всегда кто-то из одноклассников помогал скатить его с крыльца. Лину любили все вокруг, и каждый старался что-то сделать для нее. Вовсе не из жалости, и не потому, что она – инвалид. Об этом почему-то забывали. Улыбалась она совершенно удивительно: светло и радостно. И все тянулись к ней, как к тёплому солнышку.

Они шли по улице, с двух сторон держась за спинку коляски Лины. Она рассказывала что-то веселое, показывая в лицах перепалку двоечника Федьки с классной руководительницей. Митяю хотелось громко смеяться, но он помнил о Борисе, поэтому подавлял смех изо всех сил. Только Лина могла его так рассмешить. Вот уж точно – прирождённая артистка. Почему всё так несправедливо устроено? Ведь у неё есть и красота, и талант, но она не может ходить… Такое обыкновенное дело – ходить, бежать, прыгать… Никто этого не ценит и даже не задумывается…

Такие мысли часто приходили в голову Митяю, но он давным-давно понял, что ничего справедливого в этом мире нет.

Добрались до дома. Борис опять не стал снимать шапку, но теперь Митяй знал причину. В коридоре появились близнецы. Они метнулись к Борису, чтобы сорвать шапку. Митяй так на них глянул, что они струсили и убежали.

Митяй думал: как же объяснить Борису, что он хочет с ним «поговорить». В конце-концов, просто взял его за руку и повёл к себе. Раскрыл рюкзак, вынул пакет, размотал корону Сфинкса и протянул Борису. Тот взял её и долго рассматривал, держа на вытянутых руках. Потом прижал к груди, и Митяй увидел на его глазах слёзы. Он подошел, осторожно высвободил корону из рук Бориса и надел ему на голову. Борис поправил её, провёл тонкими пальцами по всей поверхности, будто изучая, прикоснулся к глазам кобры, и в голове у Митяя зазвучали слова:

– Ты мой родной брат? Ты нашёл меня!

– Нет, Борис. Но я хочу быть твоим братом. Эту корону дал мне Сфинкс Ра, чтобы я смог говорить с тобой. И он ждёт. И ещё тебя ждут много-много людей. И все они тебя любят.

– Как я – Лину?

– Да.

– И я должен уйти?

– Да. Прямо сегодня.

– Я не смогу.

– Почему? Из-за Лины?

– Нет. У меня есть друг. Тимур.

– Откуда он взялся?

– Я не знаю. Но только он один говорил со мной.

– Но его ведь нет?

– Он есть. Без меня Тимур не сможет получить ответ.

– Какой ответ?

– У него есть вопрос.

– Борис, я обещаю, что помогу Тимуру. Ты мне веришь?

– Да, тебе я верю.

– Я приду за тобой. Сегодня ночью. Жди меня, ладно?

– Хорошо. Но я хочу попрощаться с Линой.

– Пойдем к ней.

И как только произнёс эти слова, тут же передумал. Сказал Борису, что тот должен позвать Лину сюда. Он вдруг ощутил, что с короной опасно выходить даже в коридор. Рисковать он не имеет права. Митяй снял корону с Бориса, опять тщательно завернул и положил в пакет. Борис пошел за Линой, а Митяй встал посреди комнаты, и на миг ему показалось, будто Маша прикоснулась к плечу.

И зазвучал её голос:

«Посреди реки, посреди морей,

Посреди лесов, посреди полей.

Повернусь кругом, поклонюсь окрест.

Пусть в меня войдет сила этих мест».

Что-то необъяснимое развернуло Митяя, и он, в самом деле, поклонился до пола четыре раза во все стороны.

Всё. Отступило…

Вошёл Борис и вкатил кресло. Митяй вынул корону, Борис надел её, покрутил на голове, прилаживая каким-то, ему одному понятным образом, и начал разговор с Линой. Митяй увидел, как озарилось радостью лицо девочки, она вскинула руки и обняла Бориса.

Митяй тихонько вышел, притворил дверь и встал снаружи.

Близнецы приближались с двух сторон. В руках у Толи была сеть с мелкой ячеёй, а у Эли – скотч. Что они собрались вытворить?

Из комнаты Вани, вальяжно ступая, показался попугай Иосиф. Остановился, глянул на Митяя хитрым глазом, махнул крылом и выдал любимую фразу: «Кому сказал? Уйди от гроба!» Толя на цыпочках подкрался к Ёське и накинул сетку. Эля скотчем принялась заматывать клюв и лапы.

– Что вы делаете?

– Георгий сказал, что ему велели прививку поставить.

– Вы что, сдурели? Какую прививку!

Толик запрыгал на одной ноге:

– От птичьего гриппа! Всем курицам у нас на улице ставят!

– Ёська вам курица, что ли?

– Георгий сказал, что Ирина его убьёт, если с Иосифом что-то случится. Уж лучше на всякий случай – прививку!

– Вот дурачьё!

И Митяй вернулся обратно в комнату.

Лина по-прежнему обнимала Бориса. И даже не плакала, чего ожидал Митяй. Наоборот, весело смеялась и трепала Бориса по густым волосам. Повернулась к Митяю:

– Как хорошо всё получается! Я так и знала, что ты поможешь Борису!

– Почему, знала?

– Мне вчера сон приснился. Будто рыцарь, знаешь, такой – в латах и на светлом коне, прискакал, темень всю поразогнал, и наступила радость!

– Для всех?

– Во сне – для всех. А у нас – для Бориса. Ты проводишь его?

– Теперь он сам найдет дорогу. Главное знать, куда идти. Там его давно ждут и встретят.

Лина сняла с шеи камушек, который носила всегда, и надела Борису. Куриный бог: обычная на вид галька, но с дыркой посередине:

– Я буду скучать по тебе.

Митяй подошел ближе:

– Не будешь. Потому что завтра все забудут о Борисе. И ты тоже.

– А ты, Митя?

– Я почему-то помню всё. И Машу помню…

– Дмитрий, я ведь догадываюсь об этом. Мы теперь – одна семья. И обязательно встретимся. В другом месте, и, может быть – другом времени…

Митяй уже не отпускал Бориса: какое-то предчувствие не оставляло его. Вместе с ним ходил мыть руки, и сам повёл в столовую ужинать. Борис почти не ел, внимательно смотрел на всех, как будто хотел запомнить. По сути, это так и было: он никогда не вернётся в мир, который принял его, но так и не стал родным.

Борис и Митяй сидели в комнате и разговаривали с помощью короны. Борис рассказывал о своей жизни, с того момента, как помнил себя. Оказалось, что лучше всего ему жилось именно здесь, в этом доме. Конечно, досаждали Эти – близнецы Эля и Толя, но даже о них он говорил с лёгкой грустью:

– Они странные. Как будто черти в них поселились и заставляют делать всякие пакости. Я на них не обижаюсь. А вот Ваню мне жалко…

– А что такое с Ваней?

– Понимаешь, раньше он от компьютера не отрывался. Но всегда выключал экран, если к нему кто-нибудь подходил. Только меня не боялся, я ведь никому сказать не мог. Какие-то там у него формулы, цифры, иногда даже – ноты, схемы цветные. Мне почему-то кажется, что он знает много-много языков. Я китайские видел у него там слова и японские, и, по-моему, арабские, что ли…

– И никто об этом не знает?

– Никто. При мне один раз Ирина говорила с Георгием, и я понял, что его отправили к нам из какого-то интерната для одарённых детей.

– А ведь здесь, в школе обычной, Ваня на тройки учится.

– Я думаю, специально. Не хочет, чтобы все знали, какой он на самом деле. Боится.

– А с компьютером-то что?

– Да не подходит он к нему. Правда, видел я раза два, что он пытался, но сразу же отключал. И глаза у него такие были…

– Испуганные?

– Да! Точно.

– Да уж… Похоже, что следующий – Иван.

– Куда – следующий? А, понял. Ты думаешь, что и Ваня тоже?..

– Не знаю, Бориска. Странно всё это. И непонятно.

– Ну, пойдем. Пора.

Наступила полночь. Они вышли из комнаты и остановились возле шкафа. Митяй надел Борису корону Сфинкса, пожал руку и увидел в глазах Бориса слезы.

– Ничего не бойся. У тебя – сила. И тебя ждут. Прорвёмся!

Он раскрыл створки шкафа, и Борис шагнул в темноту.

· * *

Митяй вернулся к себе, лёг в постель. Но почему-то думал о Маше. И виделась она ему в синем сарафане, с косой, переброшенной через плечо. А потом Митяю приснился сон.

Будто идёт он по лугу. Кажется, его называют – заливной, потому что трава необыкновенно изумрудного цвета. Ровная, невысокая. Солнце палит нещадно, жарко. И пить хочется – невыносимо.

Он ищет хоть какой-то ручеёк, или даже – лужу, уже всё равно. А луг огромный – края не видно. Заметил: блеснуло что-то. Раздвинул руками траву, в ней – впадинка. Как будто копытцем ударили по земле… Тут уж Митяй не удержался: хохотать захотелось просто в голос – придётся, видно, из копытца напиться. А что делать? Не верить же в сказочный бред, честное слово.

Наклонился, припал к воде. Она холодная, вкусная, аж зубы заломило. Сколько глотков сделать успел? Не меньше десяти. Но вода не убывала.

Показалось, что сжала его какая-то сила, перебросила через голову раз и другой, замелькало всё вокруг. Глаза Митяй крепко зажмурил, а когда открыл, то на ноги посмотрел: на земле стоит или нет? Тут копытца и увидел, только уже… четыре. Стал с ноги на ногу переминаться, а копытца по траве мягко так: шорк, шорк…

Упал на траву, сквозь слезы – смех. Остановиться не может. И будто со стороны себя слышит: бе…бе… Вот это подарочек… И что теперь? Серого волка ждать? Сестрицу Алёнушку искать?

Митяй почувствовал: на шее болтается что-то и мешает. Колокольчик, что ли? Вроде так рисуют козлёнка в сказочных книжках – с колокольчиком на шее. Наверное, чтобы волк особо искать не трудился: услышал звон, и – вот он…ужин. Или завтрак?

Он скосил глаза и увидел Оберег. Три сегмента на нём заполнены. И сразу мелькнуло: следующий – Иван. А он тут – в козлином облике. Надолго или нет? А вдруг на всю оставшуюся жизнь?

Митяй наклонился к траве. Перед ним – целый мир: паук размеренно сучил ножками, ползла зелёная гусеница по своим, насекомистым делам, муравьиная тропа шевелилась рыжими спинками, в глазах у стрекозы отражалось небо, а шмель гудел как маленький вертолет, выбирая цветок для посадки.

Теперь, значит, траву есть придется? Особого голода Митяй не испытывал, но пучок травы, приноровившись, все-таки сорвал. И тут же выплюнул: гадость какая… Нет, не настоящий он козлёнок. Мозги остались прежними, память тоже, способность рассуждать не потерял, и тяги к зелёным насаждениям не испытывает вовсе.

Он вспомнил слова старого Палыча – учителя по труду. Что бы ни случилось, он, разминая в пальцах вечную свою папиросу, говорил: «Ничо, робяты, жись продолжается… Пожмёт, пожмёт, да и отпустит…».

Митяй мотнул кудрявой белой головой и помчался со всех ног вниз по пригорку.

И чуть со всего маху не врезался в камень. Был он серый, мшистый, стоял здесь, наверное, лет двести, не меньше. Митяй обошёл его со всех сторон, пока не увидел надпись. Ну, всё правильно. А как же иначе? Вот и путеводитель есть:

«Налево пойдёшь – в никуда придёшь, направо пойдёшь – никуда не придёшь, прямо пойдёшь – куда придёшь?». Да уж… Вот это, действительно, – определитель направления.

Митяй пошёл прямо. А что ещё оставалось? Итак – сплошной вопрос. Одним больше, одним меньше… Он двигался вдоль реки: хотя бы ясно, в какую сторону идёт. В лесу заблудиться проще. А лес уже начинался. Стояли частоколом ровные большие ели, с нижних веток свисал мох. Темень за ними – непроглядная. Казалось, чаща зажимает реку в тиски. Бережок становился всё уже. И тут на реке показалась лодка. Сидел в ней парень в белой рубахе, посвистывал тихонько, и лениво грёб широким веслом.

Лодка пристала к берегу, парень легко выскочил на песок, потянул на себя лодку. Митяй осторожно приблизился к нему. Тот оглянулся, снова свистнул, только теперь уже с удивлением и даже какой-то задумчивостью. Наклонился, руку протянул к Оберегу. Митяй не ожидал от себя такой прыти, но скакнул далеко в сторону.

Парень махнул ему:

– Да не шарахайся ты. Вижу: заколдованный. Что я, без глаз, что ли? Дурак ты, пропадёшь здесь один. Иди уж ко мне поближе. Уху варить будем.

Он снял лапти, забрёл в реку, повозил руками в воде и вытащил большую щуку. Она виляла хвостом из стороны в сторону, и блестящие капли сверкали на солнце. Щука открыла рот:

– Что скажешь, Емелюшка?

– Да вот, дружок ко мне прибился. Поговорить бы нам по-человечьи. И ещё – как всегда: огонь, котёл и рыбки. Стерлядки, пожалуй.

– Чищеной, Емелюшка?

– Да ты что? В прошлый раз филю какую-то подкинула. Что за филя? Не надо мне филёв заморских. Нашу рыбку, свеженькую, из этой речки. Сам уж почищу, и уху сам сварганю.

Емеля бережно опустил щуку в реку. И почему Митяю казалось, что она улыбалась во весь щучий рот? Впрочем, наверное, улыбалась. Он уже перестал чему-нибудь удивляться.

Подошёл поближе. Уже и костерок горел, и вода в котле закипала. Емеля стоял по колено в воде, чистил рыбу. Обернулся к Митяю, улыбнулся хитро:

– Не боишься? Меня-то тебе нечего бояться.

– А кого?

Митяй обрадовался, что дар речи к нему вернулся: аж подпрыгнул. Видно, радость ему суждено проявлять как козлёнку.

Емеля слегка призадумался:

– Кого, говоришь? Да мало ли… Что на шее у тебя болтается, береги пуще глаза. Потому как – защита сильная. А ты кто, вообще-то? Чародей?

– Да вроде, нет.

– Откуда знак тогда? Я вас, волшебников, на своей жизни повидал. И все – словечка в простоте не молвите.

– Да я и сам не знаю, как здесь оказался. Зачем?

– Значит, надо. Просто так даже прыщ не вскочит.

Емеля порезал рыбу на крупные куски, покидал в котелок. Только теперь Митяй понял, как проголодался. Но сыру-траву всё равно есть не хотелось…

Тем временем уже стемнело. На небе появились редкие звезды. Уха поспела. Емеля расстелил чистую белую тряпицу, достал из котомки каравай. Усмехнулся:

– Придётся, видно, тебя с руки кормить. Хотя, стой. Похлебать из миски и сам сможешь.

– Попробую, куда деваться.

– Да уж, голод не тётка.

Емеля выудил из лодки помятую миску, налил в неё душистой ухи и поставил перед Митяем, а себе придвинул котелок. Митяю поначалу есть было неудобно, но что ж поделаешь? Губами он отщипывал хлеб от горбушки, прихлебывая мякиш ухой. Вкусно…

Потом Емеля отделил рыбу от костей и опять щедро наполнил ему миску. Скоро Митяй уже и дышать не мог – объелся.

После ужина Емеля сполоснул посуду и устроился спать в лодке. Позвал Митяя:

– Прыгай сюда. Места много не займешь, а мне теплее будет. С утра двинемся дальше.

Митяй прижался к тёплому емелиному боку и тут же провалился в сон.

Проснулся оттого, что солнце светило прямо в глаза. И казалось, что плавится золотом всё вокруг. Митяй выпрыгнул из лодки, побродил по мелководью. Увидел ручеёк, который сбегал в реку с бережка, напился воды. Емеля ещё крепко спал, и Митяй не рискнул отходить далеко. Мало ли…

Наконец, лодка покачнулась, Емеля приподнялся и потянулся. Поискал глазами Митяя, махнул ему:

– Иди сюда, чай пить будем.

И никуда Емеля не торопился, делал всё неспешно, с явной ленцой.

Опять запалил костёр, насобирал какой-то травки, покидал в котелок. Дух от него пошёл славный, медвяный. И показался Митяю этот запах таким знакомым…

– Ну, вот и готово. Приноравливайся.

Митяй дул на горячий чай в миске, пил мелкими глоточками. Что же дальше-то будет? Эти мысли никак его не оставляли. Хотя понял, что загадывать наперёд не получится.

И поплыли они вниз по реке. Емеля напевал протяжную песню. Голос у него был хороший, а слова простые:

Встану пред тобой, вербой обернусь

Солнце заслоню, над тобой склонюсь.

Сглаз чужой с тебя смою я водой,

Будешь, милая, ты всегда со мной.

И опять про любовь… Вечно у взрослых одна песня.

Емеля задремал, чуть весло не упустил. И Митяй решил разговором его отвлечь, да и выпытать кое-что хотелось:

– Емеля, а печь твоя где?

– Печь, она по зиме нужна. Слезаю я с нее, когда снег уже плотно ляжет и река встанет. Дорога известная – к проруби. Как щуку поймаю, так и начинается весёлая жизнь. То, сё…Дворец, царь, царевна, свадьба.

– А потом?

– Потом, известное дело – жизнь царская: гости, послы заморские, приёмы…

– И всё? Скучно, наверное?

– Да нет. Бывает, война затеется. Или кудесник какой во дворце перезимует. Чудеса творит, чего-нибудь да отчебучит…

– А сейчас почему один в лодке плывешь?

– Это у нас с щукой уговор такой. Я её только зимой ловлю, как положено, желания мои она исполняет. А уж летом – душу отвожу: плыву по реке, сам себе хозяин. Тебя вот встретил…

– А щуку всё равно зовёшь?

– Да она сама так хочет. Скучает, видно.

Река сделала поворот, показалась песчаная коса. Емеля направил лодку к ней и причалил к берегу.

– Ну, теперь у тебя – своя дорога. Вон тропинка начинается, пойдешь по ней. Она куда надо выведет.

– А куда надо?

– Тебе видней. Одно помни: пока Василису не найдёшь, бродить тебе здесь всю жизнь. А как к реке выйдешь, так и опять я тебя подвезу. Встретимся на том же месте.

– На том же?

– Так заведено. Вон, в той рощице, который год дракон тоскует. Ждёт меня, привык уже. Тоже Василису ищет, да не найдёт никак. Видишь, дымок над крайней берёзой? Значит, на месте. Злится, пар выпускает.

– А ты не боишься?

– Я никого не боюсь. Не положено. Ну, давай, беги. Бог в помощь.

Митяй выпрыгнул из лодки, направился к тропке. Помнил откуда-то, что оглядываться – плохая примета. Терпел. Когда уже добежал до кромки леса, посмотрел назад. На другом берегу, вдалеке, мелькала белая рубаха Емели. А рядом с ним, размером примерно с небольшой экскаватор – тёмная туша одинокого дракона.

Густой лес обступал со всех сторон. Митяй бежал по тропинке. Уже и солнце чуть проглядывает сквозь вершины елей. Куда он идёт, зачем? Нет, зачем идёт – точно знает: Василису найти. Надо ему обратно в человечий облик вернуться. Да где же её найдёшь?

С этими невесёлыми мыслями Митяй и выскочил на круглую полянку. Ну, конечно! Вот она – избушка на курьих ножках. Он даже вспомнил, что сказать положено:

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом.

И впрямь, повернулась. С таким скрипом и оханьем, будто лет сто не двигалась с места.

Из крошечного окошка высунулась круглая девичья мордашка. Через минуту девчонка, лет тринадцати на вид, ловко спустилась по верёвочной лестнице, которую скинула с порога избушки.

Одета в яркий красный сарафан, на ногах – золотые сапожки с узорами.

– Здравствуй, добрый молодец! Какая нужда в наши края привела?

– А ты кто?

– Как кто? Баба Яга. Сказок не знаешь?

– Да не смеши… Она старая, страшная. И должна меня съесть, скорее всего. Ну, попытаться хотя бы… Я ведь козлёнок.

– Да какой ты козлёнок! И не трону я тебя, на шее – Оберег, из наших значит. В беду попал? Ко мне ведь так просто не ходят…

Митяй вздохнул:

– Попал. Из копытца напился.

– Ну, и дурной! Это ж самая простая западня. Что, прямо так, с первого раза?

– Я не верил…

– Вот-вот. Ваша главная беда. Не верил он… А ещё волшебник. Тоже мне – чародей, кудесник.

– Да какой я волшебник…

– Вот именно! Никакой! В сказки он не верит… А во что верить тогда?

– Ну, не знаю. В науку, наверное?

– Что?! Придумал… Сегодня ваша наука одно говорит, завтра – другое. А моя избушка как стояла, так стоять и будет. Вечно. И все сюда идут: Яга помоги, Яга научи… Ведь и ты за тем же?

– Сама знаешь. Василису мне бы найти. И поскорее.

– Еще одно правило нарушил: здесь нельзя говорить «поскорее». Всё идёт своим чередом.

– Так что делать-то?

– Объединять усилия. Один в поле не воин. Вон, на том берегу дракон томится. Если с ним договоришься, то вместе что-нибудь и получится.

– А как туда попасть? Емеля уже дальше уплыл. Он ведь по течению плывёт.

– И правильно делает, между прочим. Да ладно, не горюй. Дам я тебе платочек. Махнёшь им, скажешь:

Не иду, не скачу, никуда не спешу:

Все само по моему слову скажется,

По моей воле станется.

Платочек Василисе отдашь, она мне сама вернёт.

– Спасибо тебе, Яга. Только… Почему ты все-таки такая?

– Какая? Не нравлюсь? Ладно…

Девчонка повернулась, пошла вкруг избушки. И вышла из-за неё каргой старой, согнутой в три погибели. Прошамкала:

– Ну что? Так лучше?

Митяй замотал головой:

– Нет, вернись обратно.

– Как бы не так! Что я, девочка, туда-сюда бегать? А вот тебе пора припустить. Я ведь и передумать могу. Давно козлята ко мне не забредали… Может, печь пора затопить?

И так старуха на него глянула, что у Митяя дар речи пропал. Повернулся он и помчался изо всех сил обратно по тропинке.

Добежал до берега, отдышался. Главное – платочек не потерял. Висит себе на шее, прямо на Обереге. А вот махать им как? Рук нет, одни ноги. Но исхитрился: вытащил губами, махнул, на траву осторожно положил и слова вспомнил:

Не иду, не скачу, никуда не спешу:

Все само по моему слову скажется,

По моей воле станется.

И правда: встал над рекой мостик. Маленький, узенький, одному ему впору перебежать.

Теперь уж Митяй во всё поверил. Быстро по мостику копытцами процокал и на соседнем берегу оказался.

А дракона нет, видать по роще гуляет. Надо его поискать. Впрочем, задача нетрудная: дракон – не муравей, его издалека видно.

Не успел до рощи доскакать, как вот он – дракон, навстречу ему движется. Шея длинная, кожистая, а шкура на слоновью похожа. Спереди – лапы маленькие, недоразвитые, а задние – мощные, мускулистые, с когтями. Ещё и крылья в придачу. Но сейчас они сложены на спине и только выпирают двумя буграми.

Увидел Митяя, приостановился, пасть слегка приоткрыл, а оттуда – язык пламени рвётся. Митяй притормозил резко, назад попятился. Но дракон всего шаг сделал, и уже опять рядом. Отступать некуда.

Дракон голову склонил и тут – Оберег увидел:

– Приветствую тебя, достопочтимый рыцарь.

Митяй быстро соображал. Кем он только сегодня не был: и волшебником, и добрым молодцем, и чародеем-кудесником. Теперь вот рыцарем стал…

Тоже в ответ поклонился:

– Приветствую тебя, о, Великий Дракон.

Тот даже глаза прижмурил от удовольствия. Значит, в точку попал. Можно продолжать в том же духе.

– Скажи, о Великий, какие важные дела привели тебя сюда?

– Я ищу Повелительницу. Её здесь зовут Василиса.

– Редкая удача! Я тоже ищу Василису. Объединим наши усилия?

– Объединим!

И дракон так радостно пыхнул огнем, что Митяй едва успел отскочить в сторону.

Дракон извинился:

– Прости, мой друг. Не могу сдержаться. Проявление эмоций.

– Давно ли ты здесь?

– Да. Много лун миновало. Но всегда возвращаюсь на это место. И всё начинается вновь.

– А тебе Василиса зачем?

– Хочу попасть домой. Там я родился, рос и учился… Меня там ждут.

– А как сюда попал?

– Друга искал. И здесь оказался случайно.

Дракон взревел и выпустил в небо огромный факел.

Митяй задумался. Похоже, дракон тоже не знает – куда идти и что делать. И как быть теперь? Но Баба Яга сказала, что только вдвоём они найдут Василису. Значит, надо использовать дракона по прямому назначению: в качестве средства передвижения.

И он опять спросил:

– А как ты её искал?

– Летал. Долго и много. Расспрашивал всех. Народец здесь добрый. Нечисти много, но и те – другие, не то, что у нас. Работа у них такая, а злобы нет. Я почти со всеми уже знаком.

– А почему Василису так долго ищешь?

– Колдовство закружило. Надо сквозь чары пробиться.

– И мне тоже.

– Да, я понял, мой друг.

У Митяя скользнула догадка. Он попросил дракона:

– Сможешь мне этот платок вокруг головы повязать?

– Попробую.

Дракон стал уменьшаться прямо на глазах. Как будто надувная игрушка, из которой выпускали воздух. И стал ростом почти с козлёнка. Передние лапки оказались на уровне глаз Митяя. Орудовал он ими ловко: обернул платок вокруг головы, ещё и затянул на два узла.

И тут Митяй подпрыгнул от радости. Вдруг он понял, что нужно делать, и обратился к дракону:

– А имя у тебя есть?

– Да, конечно. Здесь я – Тиморей. Емеля меня Тимохой зовёт.

– Можно я буду звать тебя – Тим?

– Тим? Мне нравится. Зови.

– Тим, мы должны лететь. Теперь я знаю – куда.

Дракон вернулся к прежним размерам, взял Митяя в передние лапы, распахнул крылья, и они поднялись в воздух.

Митяй твёрдо знал направление. Чувствовал. Показал Тиму на большую сопку справа:

– Туда.

Лететь было просто здорово. Дракон мерно махал перепончатыми крыльями. Они оказались довольно длинными. Под ними проплывали леса, изредка попадались деревеньки. Ребятишки что-то кричали, радостно поднимая руки, а взрослые и внимания не обращали. Наверное, ко всему привыкли, или дракон надоел.

Наконец, они опустились на вершину сопки. Она была ровной, как будто кто-то срезал верхушку и специально приспособил место для посадки драконов.

Тим вопросительно смотрел на Митяя, но молчал. А тот и сам не знал, что дальше делать. Наверное, ждать. Предложил дракону:

– Давай отдохнём. Ты мне расскажешь о своей стране. И о своём потерянном друге.

Если бы Митяю сказали, что драконы умеют улыбаться, он бы не поверил. Но Тим именно улыбался. Он растянулся на траве, Митяй прилёг рядом.

Дракон начал было свой рассказ, но небо внезапно почернело, вдали загремел гром. Похоже, приближалась большая гроза. Они поискали укрытие и наткнулись на узкий вход в пещеру. Тиму пришлось опять уменьшаться, чтобы проскользнуть в тёмную щель. Только успели спрятаться, как начался сильный ливень. Громыхало со страшной силой, молнии сверкали, с шумом неслись вниз потоки воды.

А в пещере было сухо, откуда-то даже проникал свет. В ту сторону они и двинулись.

Проход постепенно расширялся, становилось все светлее. Они вошли в просторный круглый зал. В самом центре – простое деревянное кресло, в нём – девушка за прялкой. Сидит вполоборота к ним, напевает что-то тихонько.

Митяй встал как вкопанный: Маша! Она повернулась к ним, поднялась. Подошла и опустилась на колени перед козлёнком. Обняла его:

– Митенька… Я ведь говорила, что мы увидимся.

– А ты как здесь?

– Это мой дом. И мой мир.

Тим стоял в стороне и молчал. Но, наконец, не выдержал:

– Достопочтенная леди, позвольте познакомиться. Тим.

И дракон вежливо шаркнул ножкой.

– Очень приятно, Василиса.

– Как?! Повторите…

– Василиса.

Маша смотрела на них и улыбалась. Потом сказала:

– Тим, ты ведь искал меня?

– Да, но я не предполагал, что вы – так прекрасны и юны. То есть, что прекрасны… я догадывался…

Он совсем запутался. Если бы драконы умели краснеть, то уж точно – воспламенился бы от смущения. Митяй помог ему:

– Маша, то есть – Василиса, ему твоя помощь нужна.

– Зови меня Машей. Так тебе привычней. Чего хочет Тим?

– Ему надо домой. Нужно чары снять и обратно его отправить.

– Хорошо.

Маша подошла поближе к дракону, подняла руки вверх и заговорила:

На семи ветрах, на семи дубах,

Я совью венок о семи цветах.

На семи столбах по семь воронов,

Понесут венок от всех ворогов.

В руках у неё появился венок из колосьев, перевитый цветными лентами. Маша надела его на голову Тиму. И тот исчез: просто растаял. Митяй оторопел:

– Ну вот. И попрощаться не успели…

Маша улыбнулась:

– Не горюй. Ваши дороги еще пересекутся.

– А я? Так козлёнком и останусь?

– Да нет, конечно.

Маша присела рядом и очертила круг. В нём появился отпечаток копытца и наполнился водой. Она сняла с Митяя Оберег и поднесла к копытцу. Оно уменьшилось, превратилось в тонкую пластину и чётко легло в один из пустых сегментов. И Маша снова надела его Митяю на шею. И опять его крутануло с такой силой, что еле на ногах устоял.