Текст книги "Леонид Андреев"

Автор книги: Наталья Скороход

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Вымысел стал явью, подобно герою «Красного смеха», Леонид Андреев этой ночью как будто даже с симпатией думает о смерти: «а пожалуй, неплохо, если убьют, хороший конец», – запишет он в дневнике. Апокалипсическая картина за окном и горстка близких друг другу людей перед ним, беззащитных живых существ, которых вот-вот задавят мертвецы, – еще одно сбывшееся пророчество писателя…

На следующий день, узнав из «утрешних» газет о «торжестве победителей», одним из первых постановлений закрывших ряд печатных изданий, в том числе и «Русскую волю», наш герой с женой, Вадимом и «маточкой», наскоро собрав необходимое, отправился в Ваммельсуу. Думаю, это бегство – первое в череде многих – было не трусостью, а мгновенным выплеском давно копившихся настроений, уже довольно долго живущее в нем признание собственного бессилия, отчаяние, невозможность вмешаться, «когда вся глупость и злоба стреляет во все человеческое» [550]550
  S. O. S. С. 195.


[Закрыть].

Однако отношение Андреева к Ленину и большевикам было двойственным: ненавидя большевизм, как ненавидит побежденный победившего врага, он ни в коем случае не отрицал ленинских достоинств, признавая за большевиками качества, которыми не обладали, увы, политики, близкие писателю по духу. Оказавшись в полной изоляции и относительной безопасности, он часто размышляет над тем, почему именно Ленину и его соратникам удалось придать русскому стихийному бунту «подобие организации», то есть сбить в послушное стадо «истомленных неволей зверей и скотину». Ненависть и брезгливость не мешали Андрееву разглядеть корень успеха большевистской демагогии: там, где буржуазная демократия честно говорила рабочему: вместо двух рублей ты будешь получать два с полтиной, большевистский агитатор вопил: вместо двух рублей ты получишь дворец! Да, он признавал, что Ленину удалось дать рабочим, крестьянам и солдатам понятные их разуму и милые их сердцу лозунги: «Немедленный мир, хотя бы и похабный! Немедленный раздел и захват земли! <…> Грабь награбленное! Кто был ничем, тот станет всем!» [551]551
  Там же. С. 364.


[Закрыть], а после вооружить «сбитое стадо» и с его помощью взять власть. И далее – имея в своих руках аппарат подавления и коварно обманув «зверей и скотину», сохранять власть по принципу: «бей направо, бей налево, лей кровь ведрами, а иначе дождешься, что дураки придут за ней с бочонками» [552]552
  Там же. С. 35.


[Закрыть]. Этой-то тактической целеустремленности и разумного цинизма не хватало, по мысли Андреева, правительству Керенского, отчаянно не хотевшему действовать по отношению к кому бы то ни было «жандармскими методами»…

И даже тема «немецкого золота», питавшего большевиков, воспринималась Андреевым неоднозначно: «Для меня несомненно, что Ленин и другие первоначальные большевики пользовались германскими деньгами и услугами, что в их среде были и германские агенты и шпионы и русские шпики. Но это вовсе не значит, что сам Ленин был германским агентом, – нет, здесь была двойнаяигра, чрезвычайно сложная и крайне интересная. Бесспорно, что отчаявшийся в исходе войны и голодный германец решился на крайнее средство и решил внести в Россию революционное разложение… Со своей стороны революционер Ленин брал у немца деньги в уверенности, что на эти марки он подожжет не только Россию, но и Германию. Вероятно, улыбался. <…> И некоторое время Ленин, германские агенты и шпики действовали согласно – при разных целях; обманутыми были агенты и шпики» [553]553
  Там же. С. 35–36.


[Закрыть].

Но – признавая преимущества победителя в тактике – Андреев отказывал большевикам в какой-либо разумной стратегии, он не верил благородству их целей, разоблачая риторику Ленина, утверждал, что разница между ним и Петром Великим… – в уме: «Будь Ленин умнее, он стал бы Преобразователем России, сейчас – он ее Губитель» [554]554
  Там же. С. 36.


[Закрыть]. И здесь Андреев оказался пророком – ленинская тактика: «текущий момент, батенька» – в конце концов, всегда пересиливала ленинскую стратегию, и любые пункты партийной программы большевиков с легкостью приносились при нем в жертву вопросу сохранения власти. «Если Ленин когда-нибудь мечтал о том, чтобы стать великим социальным реформатором, – писал Андреев в своей последней работе „Европа в опасности“, – то мечты его рушились бесславно и жалко» [555]555
  Там же. С. 366.


[Закрыть]. В уме ли тут было дело – вопрос конечно же спорный, – но то, что вождь, что называется, «ввязавшись в драку», не слишком задумывался над тем, куда он ведет Россию, как мне кажется, угадано верно.

Итак, оправившись от «октябрьского отчаянья», немного успокоившись, побродив с Вадимом, Верой, Саввой и Тинчиком вдоль берега – темного, взволнованного и уже такого холодного – моря, Андреев вновь садится за свой огромный письменный стол, снова и снова передумывает, анализирует и выплескивает на бумагу причины поражения демократической революции в России. Андреев по-прежнему – публицист, его мысли и его планы бесконечно далеки от беллетристики.

Теперь уже ежедневные записи в дневнике, многочисленные письма (это странно, но почта еще работает) приоткрывают андреевский внутренний мир. И диалог с Лениным и большевиками занимает в этом мире неизменно важное место вплоть до самой смерти нашего героя. «Как кандалы, всюду волочу за собою большевиков и тоску» [556]556
  S.O.S. С. 323.


[Закрыть], – через полтора года в одном из последних писем признается он Николаю Рериху.

Верно оценив ловкую тактику победителей, Андреев углубился в анализ содержательной пустотыгруппы лиц, захвативших власть на его родине. «Большевики не только опоганили революцию, они сделали больше: быть может, навсегда убили религию революции. Сто с лишним лет революция была религией Европы, революционер – святым в глазах врагов. Даже у врагов – больше, чем у друзей. Первый частичный удар нанес Азеф, совместив в своем лице – пока еще только к изумлению мира – революционера и мошенника, простого мерзавца. <…> И то, что сделал Азеф в маленьком домашнем масштабе, то на мировой арене, в „планетарном масштабе“ повторил Ленин и большевики. <…> Ясно, что Бог ушел из революции и превратилась она – в занятие» [557]557
  Там же. С. 42–43.


[Закрыть]. Но отказывает Леонид Андреев стране Совдепии и в праве назваться адом, ибо что это за ад и что это за черти, «которые крадут друг у друга сапоги»? Итак, вынося за скобки многочисленные проклятия, которыми осыпает наш герой большевиков, отметим, что Леонид Николаевич довольно точно и политически прозорливо описывает Ленина как первого «функционера» революции.

Любопытно, что, делая вывод о том, что большевики предали идею народной революции, писатель формулирует сущность революции словами из нашего, современного политического обихода: «Лозунги Революции всегда общечеловечны. Для нее, как и для Бога, ценен всякийчеловек. Как сама восставшая Справедливость, она охраняет и любит каждого и устанавливает права человека.У нее нет любимцев, нет привилегий,нет сдобного куска для одного и мякины для другого. Свобода, равенство и братство». Принципиальным для Андреева стало и то, что «слово человекбыло выкинуто из большевистского словаря» [558]558
  Там же. С. 364–365.


[Закрыть]. Всякое человеческое существо и его право на жизнь, имущество и занятия стали рассматриваться в зависимости от принадлежности этого существа к тому или иному классу или клану. Так, перечеркнув права личности, Россия вышла из разряда цивилизованных европейских стран. Разумеется – развивает эту мысль Андреев – такой порядок вещей могла приветствовать лишь худшая, наименее развитая часть российского населения. «Новый „собиратель Руси“, он собрал всю каторжную, всю черную и слепую Русь и стал единственным в истории повелителем царства нищих духом» – вот к какому выводу приходит в тиши кабинета бывший главный редактор «Русской воли». И кстати, большевистский переворот лишил Андреева 140 тысяч неустойки, так как ликвидированное издание уже никто не только не собирался, но и не мог продать или купить.

Интересна реакция Андреева на ложную весть о смерти Ленина после покушения 30 августа 1918 года: «Злое ничтожество Урицкий и товарищ Ленин – убиты. Официальный бюллетень гласит о действительно тяжелом поранении Ленина, а по дальнейшим достоверным известиям он уже умер. Сегодня на пляже, на песке, я написал „Ленин убит“. Это мой венок и моя месть товарищу Ленину» [559]559
  Там же. С. 142.


[Закрыть]. Товарищ Ленин же отомстил господину Андрееву тем, что благополучно выжил и энергично продолжил «выпечку» диктатуры пролетариата… Но и наш герой не собирался складывать оружия, за полтора года эмиграции его усилия неоднократно едва не обретали реальную почву. Амбиции Андреева не уменьшались, за эти, отпущенные ему судьбой полтора года жизни писатель, несмотря на мучительное нездоровье, не раз выражал готовность занять пост «министра пропаганды» в каком-нибудь антибольшевистском правительстве, что во множестве плодились в те годы на границах России. Он чувствовал, что не просто может и хочет, а просто-напросто обязан возглавить идеологический «крестовый поход» против большевиков и Ленина: «Из разговоров добрых людей вытекает, что сейчас я – единственный голос России, который может быть всюду слышим» [560]560
  Там же. С. 169.


[Закрыть].

Летом 1918-го, когда положение Советов предельно ухудшилось, а политическая диктатура большевиков столкнулась с жесткой – внутренней и международной – оппозицией, Андреев – в глубине души не верящий в их поражение, хотя и жаждавший этого всей душой: «Конечно, как двухголовый теленок, как всякий монструм, биологически нелепый, большевизм должен погибнуть, но когда это будет?» [561]561
  Там же. С. 331.


[Закрыть]– всерьез подумывает о том, чтобы ехать на родину. Жадно ловя всякую весть о положении в России – русские газеты в 1918 году появлялись в Ваммельсуу раз в две-три недели, по-фински же говорила в «замке Лоренцо» лишь безграмотная прислуга, – Леонид Николаевич, как правило, черпает информацию из слухов. Так, услыхав, что дни диктатуры пролетариата сочтены, а Ленин и Троцкий бежали в Кронштадт, Андреев планирует, что, «когда полоса крови, крика и всей этой неизбежной грязи останется позади», он, обладая даром слова «поджигать сердца», станет архитектором возрождения Великой России. Но, увы, эти слухи оказываются ложными.

Зимой 1919 года, возмущенный известием о том, что державы-победительницы собираются усадить за стол переговоров все воюющие в России политические группировки, в том числе и «дикарей Европы, восставших против ее культуры, законов и морали», то есть представителей правительства большевиков, Андреев пишет свой знаменитый «Save Our Souls». Текст «S.O.S.» [562]562
  См.: S.O.S. С. 337–348.


[Закрыть], вскоре изданный отдельной брошюрой с рисунком Рериха на обложке, был опубликован на многих языках.

Доказывая абсурдность и гибельность признания Страны Советов западными державами, еще раз перечисляя все преступления диктаторского режима Ленина против законов человечности, он уподоблял западные правительства Понтию Пилату, «умывающему руки» и отдающему Иисуса на страдания и смерть. Андрееву казалось, что это воззвание «телеграфиста на гибнущем пароходе» должно всколыхнуть общественность и журналистов Старого и Нового Света, он обращался не к правительствам, а к Человеку, именно к нему – простому французу, англичанину, американцу, «отдельному» итальянцу, шведу, индусу, «и кто бы ты ни был: среди всех народов существуют благородные люди и каждого человека я зову – каждого в отдельности!». Так, «движимый верою в человеческую благость», бросает Андреев в неизвестность и темноту свою «мольбу о гибнущих людях». «Если бы вы знали, как темна ночь над нами, слов нет, чтобы рассказать об этой тьме!»

Он звал простых граждан мира скорее «формировать батальоны», чтобы прийти на помощь гибнущей России. Строго говоря, Леонид Николаевич, который еще недавно «болел» гипертрофированным патриотизмом, – призывал иноземцев на свою землю, он требовал от иностранных держав: «идите на помощь людям, гибнущим в России». Но был ли наш герой так уж наивен в своем призыве? Начинался 1919 год – последний в жизни Леонида Андреева и отнюдь не последний, но, вероятно, самый неприятный и проблемный в политической жизни Ленина и большевиков. На молодую республику наступали Колчак с востока, Деникин с юга и Юденич с запада, однако им не удалось скоординировать одновременное наступление, и бывшие «оборванцы», умело организованные Троцким в Рабоче-крестьянскую Красную армию, обучающиеся на ходу, с переменным успехом сражались на всех фронтах…

Сам текст «Спасите наши души» произвел сильное впечатление на многочисленные эмигрантские комитеты «спасения», уже в середине февраля «S.O.S.» читала перед «узким кругом заинтересованных лиц» бывшая питерская примадонна – известная актриса Лидия Яворская, а вскоре читала опять – на вернисаже выставки Н. К. Рериха в Гельсингфорсе. Особый комитет по делам русских в Финляндии телеграфом (!) передал пятнадцатистраничный текст воззвания во Францию… Весной «S.O.S.» была выпущена отдельным изданием с предисловием П. Н. Милюкова в Англии. Статью перепечатывали почти все русские эмигрантские издания, о ней спорили, но – отнюдь не те, к кому обращал свой пафос Леонид Андреев. Отдельному итальянцу, шведу, индусу, американцу, французу и англичанину, казалось, не было никакого дела до «гибнущих душ». И – увы, текст этот, являющий собой, вне сомнения, ярчайший образец талантливой пропаганды, Россию не спас. Сам автор с досадой записал в дневнике через пару месяцев, что в европейском, а уж тем более – в мировом масштабе – статья не произвела «ни шума, ни движения, как псу под хвост» [563]563
  Там же. С. 171.


[Закрыть].

Что ж… остается признать, что пропагандистские усилия Леонида Николаевича, отнимая почти все его душевные силы, как правило, оканчивались ничем. Однако он не сдавался. После дней отчаяния снова приходила уверенность, что он – Леонид Андреев – не просто может и хочет, нет – он обязан идеологически возглавить «крестовый поход» против большевиков и Ленина: «Из разговоров добрых людей вытекает, что сейчас я – единственный голос России, который может быть всюду слышим» [564]564
  Там же. С. 169.


[Закрыть].

Поглощенный этой идеей, Андреев излагает свои мысли в письме живущему в Лондоне Павлу Николаевичу Милюкову и с присущим ему энтузиазмом и наивностью просит бывшего лидера кадетов добиться у Колчака назначения – его – Леонида Андреева министром пропаганды Всероссийского правительства, на что крайне изумленный такой постановкой вопроса Милюков отвечал Леониду Николаевичу, что ни с каким правительством он «в сношениях не состоит». Подобное письмо отправляет Андреев и в Гельсингфорс, где весной и летом 1919 года – накануне осеннего наступления Северо-западной армии на Петроград – полным ходом идет формирование властных представительств.

Эти усилия оказались более успешными, и весной 1919 года у Андреева начались переговоры с представителями Русского комитета. От этого претендовавшего на роль российского представительства Особого комитета по делам русских в Финляндии в Ваммельсуу приезжал сам его председатель – бывший министр вероисповеданий Временного правительства историк русской церкви Антон Карташев, входивший тогда в число «доверенных лиц» Николая Юденича. В то самое время генерал Юденич, получив особые полномочия и исключительное финансирование от Всероссийского правительства Колчака, спешно создавал в Хельсинки Политическое совещание – предвестник Северо-западного правительства, где и готовился взять портфель «министра пропаганды» неугомонный Леонид Николаевич.

В голове нашего героя уже складывалась последовательность необходимых мер: как, каким образом он может выполнить свою задачу – «убедить эти миллионы доверчивых людей», что при большевиках их ждет отнюдь не рай, а кровавая катастрофа… И вот он уже строит обширные планы: издание множества легкодоступных брошюр, выпуск «пропагандистских» спектаклей, заказ кинематографических сценариев. Он уже составляет списки авторов, которых хотел бы привлечь для «идеологических сочинений», список сотрудников будущего министерства. Ему чрезвычайно импонирует, что лично Юденич не выдвигает ни одного политического лозунга, считая своей единственной задачей изгнание большевиков из России. Ободренные телеграммой Карташева 23 августа 1919 года, Андреев и Анна Ильинична едут в Гельсингфорс (нынешний Хельсинки) для непосредственных переговоров, правда, «будущий министр» весьма приблизительно представляет практическую сторону вопроса. «Беру на себя целиком все дело антибольшевистской пропаганды… вступаю в здешнее правительство с портфелем министра пропаганды и печати… Живу, значит, либо в Ревеле – (штаб-квартира Северо-западного правительства располагалась в нынешнем Таллине. – Н. С.), либо где придется, езжу взад-вперед, ищу, настраиваю людей… получаю при этом гроши…» [565]565
  S.O.S. С. 215.


[Закрыть], – пытается нарисовать картину будущего наш герой в письме Рериху. Судя по другим источникам, претендовал Леонид Николаевич и на роль главного редактора официальной газеты «местного правительства» – «Русской воли» и «предлагал» положить себе зарплату в десять тысяч марок.

Но, оказавшись в Гельсингфорсе, Андреев немедленно понял, что глубоко ошибся, «…дело по разным причинам не выходит, и быть министром, к счастью, мне не придется», – пишет он матери 27 августа. Причина оказалась проста: некоторые близкие к министерству люди полагали, что Андреев «несносен, капризен, самовлюблен» [566]566
  Подробнее см.: S.O.S. С. 504.


[Закрыть], и категорически отказывались даже рассматривать его кандидатуру сколько-нибудь серьезно. Ата «мелкая», чисто журналистская работа, которую ему предлагали, совершенно не устраивала Андреева. К слову, тогда же, в августе, отказался от участия в этом правительстве и близкий писателю Антон Карташев.

Удрученный в который раз не оправдавшимися надеждами, Андреев, несмотря ни на что, стремительно разворачивает «план Б»: задуманная еще весной поездка в Америку для чтения лекций «против большевиков». Его ничуть не смущают фантастичность проекта, невозможность изъясняться на одном из европейских языков, полное отсутствие финансовых ресурсов, ни то, что он вынужден оставить в неспокойной Финляндии троих детей… «Уже давно доходят слухи, что в Штатах ко мне относятся очень хорошо, когда-то меня приглашали в турне и сулили огромный успех, а сейчас случается, что неведомый мистер из Кентукки вдруг присылает мою книжку для автографа» [567]567
  Там же. С. 316.


[Закрыть]. «Бороться словом с большевиками» Леонид Андреев намерен не только лекциями, но и через печать: и в июле, и в августе он строчит множество писем, в одном из них – своему давнему знакомому, американскому журналисту Герману Давидовичу Бернштейну – наш герой опять-таки с обезоруживающей наивностью просит «помочь указанием или приисканием такого лица, которое взялось бы, при известных гарантиях с его стороны, организовать эту поездку» [568]568
  Там же. С. 305–306.


[Закрыть].

Что ж… Андреев – как и в прежние годы – «любил все огромное»: в письмах родственникам и знакомым все чаще встречается презабавная антиномия: «либо я войду в здешнее правительство, либо поеду в Америку». Не смущаясь тем, что ни один американский импресарио пока что не торопился с вызовом русского беллетриста за океан, наш герой садится составлять лекции для «почтенных янки». В это же время из Англии от Николая Рериха, – ставшего в последний год жизни его ближайшим другом, – приходит предложение – ехать в Лондон, чтобы некоторое время работать там, усилиями Рериха был намечен и план доставки Андреева с семьей из Гельсингфорса в Лондон на английском военном корабле. Собственно сам характер работы и ее цели были туманны, определенно Рерих сообщал лишь о том, что новый неведомый издательский «проект» будет финансировать некий, проживающий в Лондоне, состоятельный русский сахарозаводчик.

Оба этих фантастических плана моментально соединяются в голове Андреева. Он спешно пишет Милюкову, чтобы договориться о личной встрече в Лондоне на предмет «сверки часов» перед своим «миссионерским» турне по Штатам: «передо мною сейчас стоит целый ряд чисто политических вопросов, где мое личное до известной степени уже расходится с общим… здесь я хочу просить от вас указаний, т. к. глубочайше верю в ваше понимание и опыт…» Милюков отвечает, что будет рад встрече и даже посылает будущему «пропагандисту» 78 английских фунтов на «подъемные». О чем же хотел говорить Андреев с главой конституционных демократов? «Между прочим (это пока в секрете), – сообщает он Рериху, – в Лондоне и в Америке я хочу вести переговоры о создании некоей новойпартии, которая (тише!) должна будет вместить в себя кадетов под несколько новой окраской…» [569]569
  S.O.S. С. 325.


[Закрыть]И что же? Этот воистину «маниловский» замысел очень быстро приобретает реальные очертания. 10 сентября, когда отъезд в Англию уже принципиально решен, Андреев получает обнадеживающую телеграмму из Нью-Йорка, кажется, его турне по Америке может состояться, но… Помните, как уехал в Америку один из героев Достоевского – Свидригайлов? Вот так и Леонид Николаевич: 12 сентября его не стало.

Так внезапно – на одном из интереснейших моментов – закончился диалог Андреева с Лениным и большевиками, диалог, начавшийся еще в окопах германской войны, когда над головами солдат летали не только выпуски «Солдатской правды», призывающие воюющих к дезертирству, но и листовки с воззванием Леонида Андреева, заклинающие, что вне победы – для них нет спасения… Был ли Леонид Николаевич выдающимся пропагандистом? И да, и нет. Его красивые формулы, зримые, порой – диковинные, порой – даже фантастические образы, думаю, оказались слишком сложны для тех, кому они были адресованы. Андреев был всегда честен. Так, объясняя русскому народу гибельность философии «пораженчества», Андреев безжалостно ставил перед ним зеркало. «Уже давно богаты, умны и свободны наши соседи, а мы все так же нищи, убоги, темны и невежественны, как во времена Рюрика; у них – пути и дороги, а мы все по пояс сидим в невылазной грязи», – писал он в «пропагандистской статье „Горе побежденным“». К тому же Андреев слишком волновался, он не просчитывал, а проживал каждый свой текст и от этого его язык становился сбивчивым, он торопился объяснить, многословно доказывал каждый свой тезис, споря не только с воображаемым противником, но и сам с собою…

Но на полуграмотного русского мужика и рабочего гораздо большее впечатление производили схемы-плакаты УНОВИСа «Красным клином бей белых» или же «Окна РОСТА», доходчиво и зримо проводящие мысль, что все враги Советской республики – слабые, смешные и худосочные уроды, которых огромный, сильный и всегда и во всем правый русский рабочий (или крестьянин, или красноармеец) может смахнуть с земного шара, что называется, «одной левой». Увы, андреевские статьи и эссе производили впечатление лишь на читающую интеллигентную публику, но были недоступны для тех, кому, собственно, и были адресованы. Его агитация в принципе не предполагала мошенничества, автор не имел привычки «карикатурить» своих противников, вместо этого их «демонизируя»; не думал он и о технических приемах и конечно же проигрывал прекрасно отлаженной, знающей своего потребителя, бьющей в самой яблочко, талантливой и одновременно циничной пропаганде большевиков.

Однако этот многомесячный диалог с Лениным конечно же не был, да и не мог быть брошен «псу под хвост»; к весне 1918 года в голове Андреева вновь начинает шевелиться старинный замысел, и в последние полтора года писатель создаст роман, где его политический опыт будет реализован весьма неожиданным образом. Как мы помним, «вочеловечившийся Сатана» не дает покоя Андрееву еще со времен его итальянских странствий 1914 года. И – более того – в контексте поисков Андреева-беллетриста роман «Дневник Сатаны» был органичным продолжением давно уже осуществляемого цикла «Бог, Дьявол и Человек». Но опыт русской революции, я уверена, существенно повлиял на раздумья писателя о том, какая же участь ждет сегодня на Земле вочеловечившегося Дьявола, и – по мере развития замысла – все больше и больше пространства в тексте занимает некто Магнус – человек, что окажется в итоге «сатанее» прожженного Сатаны. В одной из трех советских рецензий на этот, вышедший в 1921 году в Финляндии, роман было совершенно справедливо замечено: «…в дневнике ни разу не упоминается „большевизм“, но речь идет только о нем» [570]570
  Нурмин.Леонид Андреев: Дневник Сатаны, http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/29.html. Дата обращения 30.10.2011.


[Закрыть].

Остается недоумевать, как ухитрился Андреев – среди ужасающего, практически военного быта, нескончаемых политических «игр», нездоровья, денежных забот, бесчисленных переездов – сочинить и перенести на бумагу более двухсот страниц «Дневника Сатаны»? Когда он писал? В дневниковых записях автора «Дневник…» упоминается довольно скупо, ясно, что роман о том, как сошедший на грешную землю Сатана ведет человеческую жизнь в теле убитого им 38-летнего американца, мистера Генри Вандергуда, миллиардера – был сочинен в три приема: весной и осенью 1918-го и далее – весной 1919 года. Американца Генри Вандергуда, кстати, Андреев не выдумал: 7 мая 1915 года немецкой торпедой был потоплен английский трансатлантический лайнер «Лузитания», мир облетела весть, что среди простых смертных воды океана поглотили и мистера Альфреда Вандербильта, гражданина США, миллиардера.

Весной 1918-го роман шел туго, недовольный уже написанным, Андреев «тщетно ворочал мозгами» и наконец бросил начатое безо всякой надежды на возобновление. Однако уже в начале сентября автор «как-то, даже не думая собственно, а так как-то, точно со стороны, получил откровение». Он сел и переписал текст «от первого лица», то есть как дневник Сатаны. «Это дает мне тьму возможностей, – ликует писатель, – и из них главную: широко и ново поставить старый вопрос о маленьком, злом, ничтожном и несчастном человеке и его жизни. Как „Сатана“ я могу сплавить и всю мою теперешнюю злость и мрачность» [571]571
  S.O.S. С. 142–143.


[Закрыть].

Герой «Дневника…» и вправду с первых же страниц романа презрительно относится к своему читателю – смертному, чей разум – «как нищенская сума, в которой только куски черствого хлеба», впрочем, чего-то все же от этого смертного ожидая, недаром Князь тьмы влез в тесное тело Вандергуда и невыносимо страдает от морской болезни по пути из Америки в Италию… Вскоре Сатана сообщает землянам: «Мне стало скучно… в аду, и Я пришел на землю, чтобы лгать и играть».

В качестве сцены «скромный дебютант» избирает Вечный город именно в этом пространстве, там, где уже не первое тысячелетие царит главный его противник – Бог, начиненный дьяволом американский мистер начинает играть роль миллиардера, который «так полюбил других людей, что хочет отдать им все – душу и деньги». Сатана верно рассчитал: позиционируя себя меценатом, чья единственная цель – вложить свои миллиарды в доброе дело, он буквально на наших глазах превращается в – как сказали бы сегодня – «медийную личность» – о нем и только о нем пишут газеты, его посещают «государственные» люди, включая влиятельнейшего кардинала X. Князь тьмы отчаянно тешит самолюбие, издеваясь над просителями, читая им проповеди, раздавая советы министрам, ведя со священниками теологические споры. Своими действиями он точно пародирует «второе пришествие», время от времени удовлетворенно отмечая в дневнике: «Мне текут на поклонение не меньшие толпы, чем к самому наместнику Христа». Но кое в чем Сатана просчитался: главный его противник таился отнюдь не под сводами собора Святого Петра: еще в первые, проведенные на земле Италии, часы Сатана-Вандергуд и его спутник – молчаливый черт в черном сюртуке и цилиндре, что прибыл прямо из ада и поселился в теле Эрвина Топпи, секретаря миллиардера, – так вот – еще по дороге в Рим «нечистые» становятся жертвами железнодорожного крушения. Вот тут-то судьба приводит их – брошенных ночью на произвол судьбы в темном пространстве прекрасной Кампаньи – к скромному домику некоего Магнуса, человека таинственного, с темными, мрачными глазами и наглым, даже и с точки зрения чертей – неприличным взглядом.

На этом месте в октябре 1918-го Андреев совсем было забросил роман, но мысли о злосчастной судьбе Сатаны, видимо, не давали ему покоя. Весной следующего года он дает почитать неоконченную рукопись «русским Вандергудам» – Григорию Блоху и Анатолию Шайкевичу – бывшим акционерам «Русской воли», с которыми дружит теперь по-соседски. Воодушевившись восторгами читателей, Андреев и сам перечитывает рукопись и уже в конце марта 1919-го пишет Николаю Рериху, что закончит «Дневник Сатаны» недели через две. Судя по всему, Рерих предлагал писателю начать переговоры об издании романа в Лондоне, Андреев же рассуждает об издании, как о деле решенном, советуясь о расценках за лист. Видимо, весной или в начале лета он и доводит текст романа до логической точки.

Затворник Магнус, чье лицо – несмотря на «наглый взгляд» – внушает Сатане «отчаянную симпатию», потешается над мечтами «наивного филантропа из Иллинойса», а на вопрос: «Вы знаете, что нужно человеку?» холодно и угрюмо отвечает: «Ему нужны тюрьмы и эшафот». Однако Сатане так и не удается безнаказанно надувать и провоцировать Магнуса на споры о природе человечества: лицо внезапно вошедшей в комнату дочери хозяина – Марии заставляет Дьявола прекратить всякую игру. «Мадонна, которую люди видят только в церквах, на картинах, в воображении верующих художников. Мария, имя которой звучит только в молитвах и песнопениях, небесная красота, милость, всепрощение и вселюбовь!» – вот что чувствует Вандергуд в присутствии девушки.

Некоторые исследователи справедливо видят в сюжете «Дневника…» вывернутого наизнанку «Фауста»: историю о том, как пришедший к человеку черт не только не смог его искусить, но поддался искушению сам: Мария искушает Сатану своей святостью и красотой. И, наконец, после долгой внутренней борьбы Вандергуд сломлен – у Сатаны обнаруживается сердце. Магнус же, мечтающий об особом человеке-динамите, то есть оружии, имеющем «волю, сознание и глаза», этот Магнус, выболтавший Вандергуду способ создания этого такого «человеческого динамита» – «Надо обещать человеку чудо», – ловит Вандергуда именно на этот крючок. Крючок внезапно вспыхнувшей – возвышенной и одновременно страстной – любви и использует андреевский Человек против андреевского Дьявола: пообещав Сатане – чудо: выдать за него деву Марию, Магнус переводит на себя все капиталы Вандергуда. После же он объявляет, чтобы тот убирался вон, тем более что «синьорина Мария» – ему не дочь, а любовница, и более того – «продажная тварь». Тем самым Магнус «взрывает» не только американского миллиардера из Иллинойса, он «вызывает» и самого Сатану. Некоторое время он не может поверить в то, «чтобы этот ясный взор, эта божественная поступь, этот пречистый лик Мадонны принадлежал проститутке», однако в конце концов Сатана с ужасом понимает, что оказался игрушкой в руках Человека.

Еще одна запись из дневника Сатаны отчасти приоткрывает намерения его победителя – Фомы Магнуса: «Уже давно мне нужны деньги, очень большие деньги. В моем прошлом, которое вам ни к чему знать, у меня были некоторые… неудачи, раздражавшие меня. <…> Моя энергия была схвачена и заперта, как воробей в клетку. Три года неподвижно сидел я в этой проклятой щели, подстерегая случай…» С помощью вандергудовских миллиардов Фома Магнус собирается «взорвать планету», причем отнюдь не лично, его способ – помочь людям реализовать те темные инстинкты, которые в них сидят: «Мы приведем в движение всю землю, и миллионы марионеток послушно запрыгают по нашему приказу: ты еще не знаешь, как они талантливы и послушны, это будет превосходная игра…»