Текст книги "Еще неизвестно кому место в Академии Боевых Драконов! (СИ)"

Автор книги: Наталья Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Подслушивая этот воистину отрезвляющий разговор, поскольку он лишал её не только иллюзий, но и надежд, Эджения не раз порывалась вломиться в кабинет и потребовать объяснений. Однако каждый раз успевала остановить свою руку прежде, чем та касалась дверной ручки.

Дабы заглушить бушующее в её груди пламя праведного гнева, Эджения каждый раз делала глубокий вдох. Затем столь же глубокий выдох, который она усилием воли пыталась как можно дольше растянуть во времени. В идеале, было бы неплохо – на вечность…

Но она более не жила в идеальном мире розовых фантазий. Она вернулась в реальный мир.

«Чего она добьётся, ворвавшись в кабинет и заявив, что она всё слышала? – спрашивала она себя, застывая с занесенной для нажатия на дверную ручку рукой. И сама же себе отвечала: – Вероятней всего, ничего. Ничего, кроме, ужаса в глазах матери и её слёз. Она ведь не глупая: с самого начала понимала, что Великий король ни за что не позволит своему единственному сыну жениться на полукровке, да ещё и принадлежащей к самому из незначительных из семейств черных драконов.

Ещё как понимала!

Вот только… рядом с Кинветом счастье казалось таким близким, очевидным и несомненным, что она позволила себе в него поверить. Да и как было не поверить, если он сам просил её об этом.

Просил поверить ему.

Просил не сомневаться в нём.

И интуиция, которой Эджения всегда доверяла, поскольку она никогда её не подводила, говорила ей, что её любимый абсолютно и безапелляционно верит в то, что никто, ничто и никогда их не разлучит, поскольку он этого не допустит!

И будь его воля. Он бы не допустил. В этом Эджения не сомневалась. Как не сомневалась она и в том, что воля была не его. А его отца. Великого короля объединенных драконьих земель.

И она это всегда знала.

Знала, ещё до той злополучной ночи, когда мучимая дурными предчувствиями она проворочалась в постели почти до утра. Как знала и то, что Светлейший герцог Адамант Вестгейерский явился в дом её отчима вовсе не для того, чтобы передать ей письмо от Кинвета, а для чего-то совершенно другого, не сулящего ей ничего хорошего.

Она знала. Всё знала с самого начала. Но предпочитала закрывать на это знание глаза.

И отчим, и мать это понимали. Очень хорошо понимали, потому как ни раз и ни два пытались с ней поговорить. Пытались деликатно и мягко объяснить ей, что она не ровня наследнику престола. В ответ на что, она всегда уверяла их, что прекрасно это знает.

– Вот только… – со счастливой улыбкой добавляла она тут же, – сам наследник престола считает иначе. А потому все вопросы к нему!

Как же она была наивна! При всех её дурных предчувствиях, ей ведь ни разу даже и в голову не приходило то, что Великий король может не просто запретить сыну жениться на ней, он может просто-напросто избавиться от неё.

Физически.

Её же отчиму и матери это не просто в голову пришло. Им об этом прямо заявили. Так разве могла она их винить за то, что они пытались сохранить ей жизнь?

Внезапно из-за двери раздался слабый, полный отчаяния и боли срывающийся на рыдания женский голос, в котором Эджения с трудом узнала голос своей матери.

– Ты прав. Жени не согласится на брак ни с кем другим. По крайней мере, до тех пор, пока Его Высочество Кинвет сам лично не скажет ей, что она ему больше не нужна. Вот только, как только она… – голос несчастной матери сорвался на рыдания. – Ты прав, другого выбора, кроме как выдать её завтра замуж за Натаниэля Бриена фон дер Аргент – у нас нет, – твёрдо проговорила она и, судя по звуку шагов, решительно направилась на выход.

Эджения попятилась, развернулась и стрелой помчалась по коридору.

Влетев в свою комнату, дабы мать не догадалась, что она не спала, а шастала по дому, девушка не закрыла, а прикрыла дверь. Вслед за чем, ни секунды не мешкая, нырнула в постель.

Едва успела укрыться одеялом и перевести дух, как дверь её комнаты скрипнула.

Дабы, не дай боги, не вызвать никаких подозрений в том, что она давно и безмятежно спит, Эджения не просто зажмурила глаза, а ещё и уткнулась лицом в подушку.

– Прости меня, девочка моя, – присев на краешек постели и погладив её по голове, всхлипнув, попросила мать. – Прости за то, что не нашла другого способа сохранить тебе жизнь. Хотя видят боги, я пыталась.

Сказав это, Гортензия Тенебрис Шелериспе Борель Маллуин поцеловала дочь в лоб и покинула её комнату.

Как только Эджения услышала звук закрывшей входной двери, с её губ сорвался одновременно и стон невыносимой боли, и вздох облегчения

Наконец-то одна. Свободна хоть на какое-то время…

Свободна чувствовать себя совершенно несчастной. Свободна лежать, скрючившись, на своей кровати, оплакивая свою горькую долю.

Свободна от зелья…

Впервые, за последние несколько недель она, кажется, совершенно свободна от отупляющего действия зелья! И это значило, что она впервые за долгое время свободна быть самой собой.

Повинуясь неосознанному порыву, Эджения вскочила с кровати, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

Она хотела увидеть себя, чтобы увидеть свои глаза и убедиться в том, что они больше не пустые.

Какие угодно, но только не пустые! Неосторожно пожелала она. Очень и очень неосторожно.

Ибо с мертвенно бледного лица на неё из-под тяжелых, опухших век смотрели красные, как у вампира, горящие непоколебимой решимостью глаза.

Этого мерзкого зелья она ни за что больше даже капли в рот не возьмет! Безапелляционно решила Эджения. И замуж за этого неизвестного ей Натаниэля Бриен фон дер Аргент она тоже ни за что не выйдет.

Она не держала зла ни на мать, ни на отчима. Больше того, она понимала их. Но простить не могла…

– Лучше смерть, чем такая жизнь… – прошептала она.

Вот только умирать совсем не хотелось.

И потому оставалось только одно: бежать.

К её горлу вновь подступили слёзы. И Эджения оказалась не в силах их сдержать. Дабы заглушить громкие, надрывные рыдания, она рухнула на кровать. В груди болело.

Принятое ею решение было твёрдым. И единственно правильным и для неё, и для её семьи. Вот только она понятия не имела, ни куда бежать, ни как сбежать.

Ей нужен был совет. Совет Великая матери драконницы! Решила она. Не то, чтобы Эджения была уверена, что Великая мать драконница снизойдёт до неё, но попытка, как говорится, не пытка. К тому же, молитва и медитация всегда успокаивали её.

Эджения поднялась с кровати, подошла к задней стенке своего гардероба и вытащила из тайника древний фолиант-сборник сказаний о Великой Драконнице, который служил ей алтарём и не менее древнюю, исписанную рунами, шкатулку.

Она и сама не могла понять, почему прячет эту книгу ото всех, даже от матери. Да, эта книга – была единственной памятью об отце. Однако, дело было не только в том, что она боялась её потерять. Она просто не хотела, чтобы кто-то ещё знал об этой книге и точка.

Положив книгу на пол, напротив каждого из её углов Эджения выставила серебряные церемониальные чаши. К слову, чаши хранились там же, где и книга, и шкатулка.

В первую из чаш она налила чистой воды. На дно второй – положила драконий корень, и зажгла его. Тоненькая ароматная струйка дыма, исходившая от корня – символизировала воздух. В третью – она отсыпала немного земли из цветочного горошка – эта чаша символизировала землю. Последняя чаша символизировала огонь. И поскольку огонь был стихией Эджении, язычки его пламени заплясали в чаше, едва только она о нём подумала.

Пока дым обволакивал девушку, наполняя её силой магических вибраций, она достала из шкатулки церемониальный кинжал, который она приобрела тайком от матери в лавке «Все для магических ритуалов». Хозяином лавки был друг её отца, который к тому же был драконом, поэтому Эджения не сомневалась, что кинжал для неё он подобрал правильный.

Почувствовав, как в ней поднимается сила, девушка поняла, что готова.

– Великая мать драконница, я обращаюсь к тебе! – прошептала она, не спуская при этом глаз с пламени, которое она вызвала, воззвав к силе своей драконьей сущности. – Твоя дочь Эджения Тенебрис Шелериспе из клана Чернокрылых взывает к твоей доброте и силе. Помоги мне принять правильное решение! Знаю, что, поскольку я полукровка, я недостойна твоего внимания, и всё же молю тебя, пожалуйста, подскажи мне что делать! Прошу снизойди до меня недостойной твоего внимания! Укажи мне правильный путь! Покажи мне его, я умоляю тебя! Покажи только один этот раз! Только один этот раз, – повторила она, вложив в свою просьбу всю свою душу, всю свою надежду, все свои чаяния и резанула кинжалом по левому запястью.

Вначале она окропила своей кровью огонь, затем воду, затем землю, затем воздух и, наконец, снова огонь.

Затем закрыла глаза, вдохнула, выдохнула и, буквально, через несколько секунд уже погрузилась в глубокую медитацию. Эджения так часто и так истово практиковала погружение в состояние глубокой медитации, что для неё это было почти также просто, как щёлкнуть пальцами.

Однако Великая мать драконница снисходить не спешила…

Кто бы сомневался? Уж точно не Эджения. Какое Великой матери драконнице дело до какой-то полукровки? Определенно, никакого!

И всё же девушка сделала ещё одну отчаянную попытку.

– Великая мать драконница! Только этот один раз! – снова повторила она. – Умоляю тебя и клятвенно обещаю больше никогда и ни о чём тебя не просить!

Затем ещё одну. И ещё одну. И ещё одну.

Всё было зря. Великой матери драконнице не было до неё никакого дела.

Глава 10

Решение придётся принимать самой. И посмотрев на окно, Эджения его приняла…

Бежать! Бежать куда глаза глядят! Главное, не остаться в этом доме. В котором её снова напоят зельем подчинения и выдадут замуж за дракона, который её презирает! Она возможно и полукровка. Но и у неё тоже есть достоинство!

И именно в этот момент раздался стук в дверь.

В том, что это не могла быть Великая мать драконница Эджения не сомневалась и потому первым делом в мгновение ока наложила на дверь заклинание неподвижности и лишь затем поинтересовалась:

– Кто там?

– Леди Эджения, мы пришли, чтобы помочь вам одеться, а также сделать причёску и макияж! – манерно сообщили за дверью.

– В такую рань? – нарочито протяжно зевая, поинтересовалась девушка, судорожно-рванными движениями натягивая при этом на себя костюм для охоты. – Подите прочь! Я спать хочу! – не менее манерно, чем ранее девицы, «вежливо попросила» она.

– Но леди Эджения?! Но ваша мама-ааа… – с ударением на последний слог, возразили за дверью.

– Вот и идете к ней! – капризно распорядилась Эджения, вытряхивая свои драгоценности из шкатулки в сумку. – А мне дайте ещё поспать! – капризно добавила она, опрометью кидаясь к окну. Сумка была тяжеловатой, но и долю, ожидавшую несчастную беглянку, тоже нельзя было назвать лёгкой, особенно если она сбежит без гроша за душой.

– Худшее утро во всей моей жизни! И ночь! И последние два месяца! – бормотала Эджения себе под нос, вылезая из окна, искренне надеясь, что в такую рань спят не только нормальные, но и ненормальные люди, и поэтому её побег пройдет незамеченным хотя бы до поры до времени.

Сначала на улице появилась её пятая точка, затем набитая драгоценностями тяжеленная сумка и только поле этого решительное тело и плохо соображающая голова!

К слову, именно потому, что голова плохо соображала, она и позволила Эджении, которая, во-первых, боялась высоты до тошноты и кругов перед глазами, а, во-вторых, в принципе, не была склонна к авантюризму и легкомысленности, вылезти в окно!

Вот только за последние пару месяцев эта голова так долго пребывала в отключке, что уже не доверяла сама себе, и потому доверилась сердцу, которое говорило ей, что, убегая со свадьбы, они не только спасают себя, но и своих родных.

Посему Эджения пыхтела, боялась, но упорно переставляя ноги, двигалась мелкими шажками вдоль каменного уступа в направлении водосточной трубы, стараясь при этом не думать о том, что одно её неверное движение и она рухнет вниз.

Упав с высоты второго этажа, убиться она, вряд ли, бы убилась. А вот сломать ногу или руку – это почти наверняка. При этом не факт, что было бы или-или, а не то и другое, да ещё и в двойном размере. Поэтому, несмотря на страстное желание бежать как можно скорее, и как можно дальше, двигалась Эджения очень осторожно. И, соответственно, очень медленно.

Слишком медленно, как в итоге выяснилось.

До водосточной трубы оставалось всего каких-то пару шажков, однако сделать их Эджении так и не удалось.

Она только-только успела порадоваться, что самая сложная часть её пути позади, как вдруг с треском распахнулись створки окна её комнаты.

От неожиданности Эджения вздрогнула всем телом и непроизвольно обернулась.

Из оконного проёма на неё смотрели её отчим и мать. Точнее, мать смотрела, а явно взбешённый отчим, кроме того, что смотрел, ещё и вопил во всю глотку:

– Стоя-аааааать!

Эджения и рада была бы стоять, но она уже летела… вниз.

Нет, она не прыгнула. Она просто слишком резко обернулась на треск распахнутого окна, оступилась, и, не сумев удержать равновесие, рухнула вниз, влекомая силой притяжения земли.

Два этажа. Это много или мало?

Для того, чтобы приземлиться совершенно невредимой, пожалуй, многовато. Для того, чтобы сломать ногу или руку, как уже было сказано выше, достаточно. А вот для того, чтобы успеть осознать своё падение – однозначно мало.

Те, кто падал с высоты шести или семи метров – не дадут соврать. Подтвердят, что при неожиданном падении скорость полёта под воздействием сил гравитации, опережает скорость осознания того, что происходит. Само собой, всему виною шок. Но так уж устроен человек. Если с ним случается, что-то одновременно внезапное и непредвиденное, ему требуется время на то, чтобы прийти в себя.

Вот и Эджении тоже на то, чтобы прийти в себя, понадобилось время. Именно поэтому она не сразу поняла, что полёт её несколько затянулся. Не то, чтобы она так уж стремилась к ломающей руки и ноги, а то и мозг выносящей встрече с брусчаткой, просто её удивил сам факт.

Вроде бы, как бы, по её подсчетам, она должна была бы уже долететь. И… Но почему-то не долетела. И не… О том, что всё ещё не случилось, думать не хотелось, а то вдруг накаркает, и…

– Тьфу-тьфу! – поплевала она, чтобы не сглазить, через левое плечо. Для чего, слегка повернула голову параллельно этому самому плечу и, как результат, посмотрела влево и, встретившись лицом к лицу, точнее, лицом к жуткой чешуйчатой морде, да ещё и увенчанной скругленными бараньими рогами, потрясенно выдохнула:

– Чур меня! Великая Мать Драконница защити и помоги!

– Надо же узнала, а я, признаться боялась, что не признаешь, – приветствовала морда.

– Ууузнала кого? – уточнила Эджения.

– Меня! Великую Мать Драконницу! – благодушно ответили ей.

– Великую Мать Драконницу? – ошарашенно переспросила девушка, рассматривая существо размерами с горгулью, украшавшую их крышу и одновременно направляющую через свою пасть стоки дождевой воды в водосточную трубу. Ту самую, ох и ах, до которой она так и не добралась.

Да и мордочка существа, кстати, тоже поразительно напоминала морду всё той же горгульи. Как, впрочем, и два скруглённых рога поближе к макушке, маленькие нетопыриные крылышки за спиной и даже увенчанный скорпионьим жалом длинный хвост.

– Ага! – подтвердило интенсивным кивком и уверенным словом существо. – Ну! Говори, что надо? Зачем звала?

– Сбежать хотела, – как на духу выпалила Эджения, мгновенно забыв, о странной внешности Великой Матери Драконницы.

– Куда? – тут же задали ей следующий вопрос.

– Куда? – растерянно переспросила девушка, только сейчас понимая, что она понятия не имеет, куда собиралась бежать. – Куда-нибудь, – пожала она плечами. – Главное подальше отсюда?

– Хммм… – змеиные глаза, казалось, заглянули в самую душу. – Куда-нибудь, главное подальше отсюда? – вопросительно переспросило существо, которое хоть убей не воспринималось Эдженией как Велика Матерь Драконницу.

Девушка кивнула.

– Что ж, будь по-твоему! – торжественно прозвучало в ответ. При этом голос, к удивлению Эджении, прозвучал не рядом, как звучал до сих пор, а почему-то откуда-то издалека. Впрочем, долго удивляться ей не пришлось, поскольку уже в следующее же мгновение свет перед её глазами погас, и все её чувства, мысли и ощущения угасли вмести с ним.

Глава 11

Тем злополучным вечером, сидя в своём офисе в гордом одиночестве за заваленным документами столом, Евгения снова и снова перебирала в памяти то, что произошло несколько минут назад в конференц-зале.

Совет директоров в полном составе, в прямом смысле слова, взял её в осаду, дабы убедить её дать согласие на продажу акций, потому как их компании срочно нужна была ликвидность.

Не то, чтобы подобный демарш застал её врасплох… Наоборот после того, как один за другим с разрывом в три месяца в воздух взлетели два химических завода её компании, и в результате этого в атмосферу попали тонны ядовитых веществ, покрывших площадь в десятки квадратных миль, и учитывая, что при этом жертвами стали не только сотрудники заводов, но и жители прилегающих к заводам окрестностей, она каждый день ждала чего-то подобного.

Семьдесят шесть погибших. Сотни людей, получивших разной степени тяжести химические ожоги. Тысячи госпитализированных с отравлениями. Та же участь постигла также и скот, и домашнюю птицу, и растительность. Такое не для одной компании не прошло бы бесследно.

Но утверждать, что её компании угрожает банкротство, только потому что расследованием её деятельности занялась правительственная комиссия и банки требуют предоставления им либо дополнительных гарантий финансовой стабильности, либо немедленного погашения кредитов – это уже чистой воды развод!

Они её, что совсем за идиотку держат? Подумать только, они даже все документы подготовили! Требовалась только её подпись. И по двадцать пять процентов с носа отправятся на биржу. Вот только её двадцать пять процентов от шестидесяти двух процентов акций, не ровня тем десяти, пяти, трём и одному проценту, которыми владели прочие директора. Прежде всего потому, что, отдав двадцать пять процентов от своих акций – она потеряет контрольный пакет.

Она понимала страхи и опасения своих директоров. Они свои акции получили не по наследству и не за красивые глаза, а заработали тяжким трудом. Понимала она также и то, что их акции без её двадцати пяти процентов особо никому не нужны. Точнее, они не нужны тому одному, кто затеял эту игру. И кто готов заплатить за её акции очень хорошие деньги.

Не дождётся!

Губы её сжались в прямую, упрямую линию. Взгляд её вновь переместился на документы с грифом «ЕВГЕНИИ МАРТЫНОВОЙ КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, В ОДНОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ».

Это был отчёт нанятого ею крупного международного детективного агентства. Она получила его прямо перед совещанием и потому успела просмотреть лишь вскользь. Но и этого вскользь ей хватило, чтобы понять: в отчёте содержатся ответы, если не на все её вопросы, касательно природы вышеупомянутых взрывов на химических заводах, то определённо на большую их часть.

Понимая, что чтения ей хватит на всю ночь, а потому было бы неплохо разместиться покомфортнее, Евгения переместилась вместе с документами на диван, сбросила с себя туфли, поудобнее опёрлась на подушки, и углубилась в чтение…

Точнее, попыталась углубиться, потому как буквально через минуту дверь в её кабинет распахнулась и на пороге возникла её личный секретарь-референт, уже немолодая, нанятая ещё её матерью, но всё ещё весьма энергичная, и, что самое главное, отлично знающая своё дело, и потому совершенно незаменимая.

– Господи, Лида, я совсем о вас забыла! – всполошилась девушка, оторвав взгляд от документов.

– А я о тебе нет! – с улыбкой ответила женщина. – Я заказала тебе машину. И она тебя уже даже ждёт. Так что бери свои документы и чеши домой. Если не ради себя, то ради меня. Ты ж знаешь, как я не люблю оставлять тебя здесь одну.

Учитывая, что отчет о результатах расследования с тем же успехом, и определенно большим комфортом, можно было продолжить изучать дома, предложение заботливой женщины показалось Евгении более чем разумным.

Приёмная порадовала уютным, приглушенным светом, а вот тишина, столь несвойственная зданию бизнес-центра, наоборот, настораживала. Судя по тому, что сообщала кнопка-индикатор на панели управления, Лида позаботилась не только о машине, но и о том, чтобы вызвать лифт.

Оставалось лишь нажать кнопку и, миновав, его немедленно разъехавшиеся в разные стороны створки, войти в кабину, что занятая обдумыванием только что прочитанного Евгения машинально и сделала…

Как ни глубоко Евгения была погружена в далекие от лифта мысли, то, что с ним что-то не то, она поняла сразу, едва только её нога не нашла под собой привычной опоры.

Вот только сделать она уже ничего не могла. Потому как с чем-чем, а с силой земного притяжения не поспоришь.

Вот если бы она умела летать, то тогда, да, поспорила бы.

Именно эта не имеющая никакой практической пользы мысль почему-то была первой, как только она поняла, что летит вниз с восемьдесят седьмого этажа[1] и шансов на то, чтобы выжить при падении с такой высоты у неё нет.

Следующая мысль была о том, кому же из её Совета директоров так не терпелось от неё избавиться? Она не была наивной. Понимала, что от неё обязательно постараются избавиться. Вот только не ждала, что это случится так скоро. Думала, что у неё ещё точно есть неделя, а то и две. Была уверена, что, прежде чем решиться на убийство, её попытаются уговорить. И даже ждала этого, потому как это дало бы ей понимание, кто в её Совете директоров был запевалой, а кто – последователем.

Считала себя самой умной, ага! Уверена была что всё учла и всех просчитала, ага! Причём аж настолько, что даже под ноги не считала нужным смотреть! Ну вот получи теперь и распишись, чтобы не зазнавалась!

Евгения была так зла на себя, что ей совершенно не было страшно. Настолько зла, что, в отличие от Эджении, то, что с её падением происходит что-то не совсем естественное, она не заметила до тех пор, пока… это сверхъестественное не предстало перед её недоуменным взором с рекламным объявлением в руках:

«Отдам крылья в хорошие руки! Крылья новые. Ни разу неиспользованные. Прилагаются пожизненная гарантия и драконья ипостась».

– Берёшь или как? – поинтересовались у неё.

– Беру! – ни секунды, не раздумывая, ответила Евгения.

Она может и самоуверенная идиотка, но не совсем дура, чтобы отказаться от крыльев, которые ей предлагает ангел? Ну и что, что она не верила в ангелов при жизни. На пороге смерти, знаете ли, приоритеты имеют свойство резко меняться.

– Что вот так сразу? И даже не поинтересуешься, что взамен? – удивилась золотоволосая малышка.

Евгения задумалась…

Владелица фармацевтической бизнес-империи в ней требовала разузнать о заманчивом предложении побольше, душа же молила о крыльях… любой ценой.

В любой другой день Евгения даже и думать не стала бы, сразу же поступила бы как владелица фармацевтической бизнес-империи.

Однако сегодня деловое чутье и опыт здорово её подвели. Мягко говоря…

По этой причине, разочарованная своей способностью, как владелицы фармацевтической бизнес-империи, принимать правильные жизненноважные решения, Евгения поступила в соответствии с чаянием и мольбой своей души.

– Нет, не поинтересуюсь, – справедливо рассудив, что утопающему не комильфо перебирать за чтобы ухватиться, дабы окончательно не уйти под воду, твёрдо ответила она.

И в ту же секунду провалилась…

Нет, не в черную бездну лифтовой шахты. А в странный сон, который вот уже год снился ей каждое полнолуние.

Вот только в этот раз всё шло как обычно лишь до определенного момента, а потом…

– Разумеется, нет! Никуда я его не беру! – привычно заявила она.

– Ка-а-ак «нет»?! – столь же привычно воскликнул до глубины души шокированный жрец.

Не стала оригинальничать и устроившая в храме полный аншлаг толпа.

– Ка-а-ак «нет»?! – традиционно выдохнула она вслед за жрецом.

Не удивил и красавец шатен в парадном военном мундире, впервые за всю церемонию удостоивший Евгению взглядом. В ответ на который Евгения, как и десяток раз до этого, презрительно скривилась и закатила глаза, приготовившись, как и обычно, проснуться в своей постели.

Однако…

Прошла одна секунда. Затем вторая. Затем третья. А за ней и четвертая, и пятая, и шестая… а, как обычно, всё не наступало.

Она по-прежнему стояла рядом с изумленно взирающим на неё шатеном. И по-прежнему находилась в огромной переполненной людьми храмовой зале, сквозь длинные, стрельчатые окна и стеклянный купол которой струился по-утреннему мягкий солнечный свет. Напротив неё, в окружении мерцания бесчисленных свечей, по-прежнему стоял жрец с огромным талмудом в руках.

В надежде, что она спит Евгения несколько раз ударила себя тыльной стороной ладоней по щекам. Правой. Левой. Затем опять правой. Затем опять левой. И снова правой. И снова левой…

«Господи, пожалуйста, позволь мне проснуться. Я хочу уже проснуться! Очень, очень хочу! Пожалуйста! Или хотя бы дайте мне другой сон. Любой! Я даже на самый страшный кошмар согласна, только не на этот!», – мысленно молила она, откуда-то зная, что это не сон. Категорически, при этом, отказываясь это признавать.

В конце концов, шатен не выдержал и схватил её за руки.

– Эээ, как вас?... Ах да, леди Эджения, с вами всё в порядке?

«В порядке?! Разве похоже, что я в порядке?!» – мысленно завопила Евгения, однако из её рта, открывавшегося и закрывавшегося, словно она была выброшенной на берег рыбой, не вырвалось не звука.

– Разумеется, с ней всё в порядке! – ответил за неё знакомый визгливый голос. – Всё в полном порядке! – заверил не менее хорошо знакомый ей краснолицый толстяк с сальным взглядом. – Моя дочурка просто нервничает. Как и все невесты, ну вы понимаете? – сказав это, он послал жрецу и шатену усмешку «уж мы-то с вами знаем, какие эти женщины нервные!».

Жрец в ответ понимающе хохотнул. Шатен подозрительно покосился и поморщился.

– До-оочурка?! – наконец справившись со сдавившей ей горло паникой, ошалело переспросила Евгения. – Нет-нет-нет! Я не его дочь! Господи, упаси меня от такого отца! И позволь мне проснуться. Я хочу проснуться! – завопила она.

– Неблагодарная! – раненым медведем взревел толстяк, театрально схватившись за сердце и громко задышав. – Я для неё… Я ради неё…

– Жени-иии, доченька, что ты такое говоришь?! – заломив руки, заголосила рядом женщина.

– Правду, – честно ответила Евгения и не менее честно добавила: – И вам, кстати, я тоже никакая не доченька!

– Жени-иии!!! – в ужасе прошептала женщина. – О боги, Жени-иии… Прости меня, моя девочка! Я так перед тобой виновата…

– Кхе-кхе! – громко откашлялся жрец. – Разрешите напомнить вам господа, что вы не в своей гостиной, а храме! – полным неодобрения и неудовольствия голосом проговорил он.

– Гортензия, милая моя, успокойся, хорошая моя… – обняв зашедшуюся в горьких рыданиях женщину, ласково проговорил толстяк, оказавшийся рядом с женой с удивительным для его выдающихся корпулентных достоинств проворством. – Ваше Святейшество, Ваше Сиятельство, простите меня покорнейше, но мне нужно переговорить с женой и доо… падчерицей. Обещаю вам, я всё улажу! Дайте мне пять минут, и я всё улажу.

Жрец покровительственно кивнул, демонстрируя тем самым, что не имеет ничего против того, чтобы подождать лишних пять минут. А вот шатен, судя по выражению его лица, которое стало ещё более задумчивым и хмурым, настолько понимающим не был, точнее, доверчивым.

И оказался прав.

– Эджения, – позвал толстяк и показал головой на дверь в стене храма.

Однако глубоко задумавшаяся, в связи с тем, что пыталась хоть что-нибудь понять, Евгения его не услышала. Да и имя было не её, чтобы отреагировать на него неосознанно.

– Эджения! – повысил голос толстяк. – Не ради меня, ради матери твоей прошу! – последнюю фразу, очевидно, для пущей убедительности, он приправил умоляющими нотками.

[1] 87 этажей – это где-то порядка 500 метров над уровнем земли.