Текст книги "Еще неизвестно кому место в Академии Боевых Драконов! (СИ)"

Автор книги: Наталья Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 22

– Стоять! Ваши имена я не знаю, и пока не вижу смысла узнавать, ибо ещё не факт, что мы с вами снова встретимся! Потому по порядку рассчитайсь! – скомандовал «доброжелательный» физрук.

Делать было нечего. Рассчитались. На первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой и седьмой.

– Отлично! И дорожек тоже семь! Представляете какое совпадение!

Евгения представляла. Только не понимала, почему сомнительная честь стать седьмой мученицей выпала именно ей. Она ж просто бежала, никого не трогала. Не иначе, как недосупруг-недогосподин подсуетился. Определенно, он! Вот же ж сволочь!

– Ну же, леди, не стесняемся! Выбираем дорожку себе по сердцу.

По сердцу не была ни одна из дорожек. Но кого это волновало? Точно не изверга с полковничьими погонами.

Потому Евгения заняла ближайшую к ней, свободную. И окинула её тоскливым взглядом. Отчего предательская дрожь в руках и ногах стала ещё отчётливее. Нет, Евгения не была страдающим от гиподинамии офисным планктоном, но одно дело йога и тренажеры, а другое – полные грязи канавы и возвышающиеся над ними… снаряды для пыток. Даже, если бы она была в своём теле, и то смогла бы только чудом пройти эту полосу препятствий, но она была в теле аристократки, из которой, судя по отсутствию мышц, растили чью-ту будущую жену, а не воина. Посему ей очень повезет, если она не свалится в первую же канаву.

– Исключительно по доброте душевной, предупреждаю: использование магии запрещено! – пробасил изверг с полковничьим погонами. – Каждое нарушение этого правила будет возвращать вас к началу полосы препятствий! И поверьте мне, вам не понравится не только начинать всё с начала, но и само возвращение! Хотя, можете и не верить, решите проверить, добро пожаловать! Я только «за»! Как я и сказал, я добрый! – хохотнул он.

«Ага, добрый!» – мысленно огрызнулась Евгения.

– Ну что ж, леди, удачи! – меж тем напутствовал «добрый полковник» и объявил, словно обращался к запряженным в его бричку кобылам: – Пошли, родимые!

Но делать снова было нечего. Как ни обидно было, а все семеро жертв полковничьего шовинизма пошли, точнее поскакали по шатавшимся бревнам…

Граничарки поскакали легко и уверенно. Сразу было видно тренированные.

Что же касается Евгении, то опасения насчёт неприспособленности её новообретенного тела к подобного рода испытаниям оправдались, как она и ожидала уже на первом же бревне, по которому нужно было пробежать, чтобы пересечь доверху наполненную грязной водой канаву.

Ну что сказать…

Не факт, что Евгения удержалась бы на этом бревне не будь оно мокрым и оттого скользким, но оно было. А посему, хотя и взметнулись белы рученьки крыльями лебедиными, а всё ж таки крыльями не были. И… опять и снова полетела Евгения не ввысь, а вниз. И если бы просто вниз. К просто вниз она уже привыкла.

В этот же раз её ждали объятия счастливо причмокивающей холодной, мокрой и, словно этого было мало, ещё и, как выяснилось, дурно пахнущей жижи.

И снова, ну, что можно сказать… Евгении так сильно не хотелось в эти самые объятия, что её отчаянным воплем «не-ээээт!» пронялся даже изверг в погонах.

– Номер семь, ну что сидишь! Живо задницу подняла и полезла вон из лужи! А то заболеешь ещё, а мне потом отвечай! Так и быть на сегодня с тебя полосы препятствий хватит, возвращайся на беговую дорожку! И, коли хочешь скорей согреться, беги побыстрее! – посоветовал не только «добрый», но ещё и «сердобольный», как выяснилось, отставной полковник.

Вот такие вот открытия, мать их! Одно другого «радостней». Хотя…

Ну вот как его такого сердобольного да заботливого было не обнять в знак благодарности?

Вот и Евгения так подумала. И…

Воспользовавшись советом сердобольного да заботливого отставного полковника, живо подняла задницу, набрала максимальную скорость и, прежде чем, сердобольный да заботливый успел понять, что именно она задумала, уже крепко обхватила его талию обеими руками и прижалась к его груди всем своим телом. Тем самым, само собой разумеется, телом одежда на котором была насквозь пропитана липкой, вонючей жижей.

– Спасибо, добрый дяденька! Вы такой хороший! – сцепив за спиной полковника пальцы, деланно с наигранным восторгом в голосе объявила она, кладя совершенно ошалевшему отставному полковнику голову на правое плечо.

– Ччччто вы?.. Ччччто вы делаете? – морщась от исходящего от волос благодарствующей зловония, возмущённо завопил он.

– Благодарю за доброту, – потершись грязной щекой об бывшую некогда ярко-голубой мягкую ткань мундира полковника, заверила Евгения.

– Немедленно прекратите! Это неприлично! – тут же негодующе сообщили ей, пытаясь отцепить её от себя.

– Простите, но не могу, – подняв на искажённое от ярости лицо полковника невинные глаза, сладким голоском прощебетала Евгения. – Так сильно переполняет благодарность.

– Что вы себе позволяете?! Немедленно подите прочь! Что обо мне подумают?! –вырываясь из объятий мёртвой хваткой вцепившейся в него девушки, завопил с новой силой добрый да сердобольный.

«Подозреваю, тоже, что и обо мне, заинтересуются, из какой из своих канав вы выползли!» – мстительно подумала Евгения.

Тем временем, добрый да сердобольный перешёл к более решительным мерам и, так как силы были кардинально не равны, довольно легко сумел отцепить от себя «благодарствующую».

– Я доложу о вашем непотребном поведении ректору, кадетка… номер семь! – отступив от Евгении на один шаг и удерживая её руки в своих таким образом, чтобы она не смогла к нему приблизиться, напугал ежа голой жопой он.

– Прямо сейчас? – с тщательно скрытой в душе надеждой поинтересовались у него, старательно изображая ужас.

Занятия в театральном кружке в школьные годы не пропали даром: Евгения настолько талантливо изобразила округленные, блестящие от непролитые слёз широко распахнутые глаза и дрожащие от сдерживаемых рыданий губы, что отставной вояка «сжалился».

– Как только приму душ! – объявил он. – И вы тоже, кадетка, идите в душ! – брезгливо поморщившись, выдал высочайшее соизволение сердечный да заботливый. Видимо, опасаясь того, что как только он выпустит руки «благодарной» кадетки, она опять полезет обниматься.

И правильно опасался. Потому как, как только он выпустил руки Евгении, она вновь бросилась в его объятия с воплем: «Вы, вы такой добрый!». Точнее, попыталась броситься, ибо «такой добрый» отставной полковник в этот раз уже был готов и успел выставить вперед себя руки.

– Кадетка, идите в душ! – процедил он сквозь зубы. – Немедленно! Или я за себя не ручаюсь!

«Он за себя не ручается! – мысленно фыркнула Евгения. – Побывал бы он в её шкуре! Точнее, одежде. Вот тогда б понял, что такое «за себя не ручаться!»

Но как ни привлекательна была мысль ещё потрепать нервы ненавистному физруку, мысль о душе была куда более неотразимой. Потому деланно смиренно кивнув, мол, слушаюсь и повинуюсь, она пошла, куда послали.

И хотя выглядела Евгения так, что без слёз не взглянешь (по крайней мере, сама себя она чувствовала именно так), тем не менее, её семнадцать совершающих марафонский забег сокурсниц ей искренне завидовали. Да уж, в мире всё очень и очень относительно…

– Ненавижу гада! Как же я его ненавижу! Отомщу! Ох как я ему отомщу! И первому, и второму! И вообще всем отомщу! – бухтела она себе под нос, направляясь в свой корпус по оживленной дорожке.

Точнее, оживленной эта дорожка было до того, как на неё ступил ледокол «Евгения» и попёр напролом сквозь разбегающуюся при его приближении толпу ненавистных кадетов мужского пола…

У которых, само собой, кикимора болотная, которую сопровождало неповторимое амбре похлеще божественного аромата нестиранных мужских носков, вызывала огромный интерес. Однако, выражать его они предпочитали исключительно издали. Что в высшей степени устраивало Евгению.

Но из любого правила, как известно, бывают исключения.

– Любимая, ты… я просто слов подобрать не могу, чтобы выразить, как я потрясён твоей несравненной красотой! – не упустило случая позубоскалить исключение.

Вот же ж, вездесущая сволочь! И, главное, узнал!

– Значит, приходи, когда подберёшь! – огрызнулась она. – А сейчас проваливай с дороги! – и попёрла, испытанным способом, напролом.

Но исключение, оно на то и исключение, чтобы поступать не как все.

У Евгении мелькнула было мысль, обнять и недомужа-недогосподина тоже. Вот только ж он исключение, что б его! А потому, кто его знает, что он в ответ выкинет!

Мысленно укрыв возникшее на её пути препятствие трёхэтажным, отборным матом, Евгения остановилась и честно предупредила.

– Я в болотной жиже, которая будет не очень хорошо смотреться на бархате твоего красного мундира.

– Ну и как тебе первый учебный день? – вместо того, чтобы поступить, как нормальный человек, поинтересовалось исключение.

«Нет, он вообще нормальный?! У него, что вообще совести нет? – мысленно возмутилась Евгения. И сама же себе и ответила: – Разумеется, нет! Он просто мерзавец!»

– Значит, не уйдёшь с дороги? – уточнила она и угрожающе известила: – Что ж, я предупредила!

Но ей не поверили. Всё также стояли на дороге и нагло улыбались, уверенные в собственной безнаказанности. И очень зря…

Благодаря урокам самообороны, которые ей преподавал отставной боец спецназа, Евгения была знакома с точками на теле, по которым если точно попасть, можно было либо парализовать противника, либо надолго вывести из строя. Одним из таких приёмов был удар ребром ладони в трахею.

Его она и применила (сильным профессиональным ударом в трахею можно было и убить, но Евгения знала, что в её руках такой силы нет, да и профессионалом она не была).

Улыбка на нахальной роже мгновенно погасла. Из горла вырвался хрип. Рука потянулась к горлу, но, прежде чем, она до него дотянулась, ноги недогосподино-недомужа уже подкосились, и он начал заваливаться на ту самую дорожку, которую не захотел уступить.

Что было дальше, Евгения не знала, поскольку со всех ног уже бежала к своему корпусу, одновременно спасаясь и от погони и потому, что ей очень-очень сильно хотелось поскорей попасть в душ.

Глава 23

Остальная часть пути, к счастью и для Евгении, и для остальных (этим остальным, учитывая настроение Евгении, возможно, повезло даже больше, чем ей) прошла без происшествий. И уже через несколько минут блаженно улыбалась, она стояла под тёплыми струями воды, которые уносили с собой в сливное отверстие не только вонючую болотную жижу, но и её усталость, и напряжение. Втирая в голову и, одновременно, вдыхая приятный цветочный аромат шампуня Евгения чуть не замурлыкала от удовольствия… Ага, именно чуть, в связи с его (удовольствия) скоротечностью!

– Что за?.. – не сразу поняла, что случалось девушка. – Не может быть! – убежденно воскликнула она. – НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! – снова и снова повторяла, истинно веруя в то, что говорит, но, к сожалению, как, впрочем, и всегда, неистовая вера в чудо, чудо не сотворила. – А-ааааааааааааа!!! – на сей раз уже в сердцах завопила она, перейдя от отрицания к гневу.

Ну а кто б не завопил? Кто б в схожей ситуации не психанул?

– НЕНАВИЖУ!!! СВОЛОЧИ! ДАЙТЕ ХОТЯ БЫ ГРЯЗЬ СМЫТЬ!!! – перешла она к торгу. – СВОЛОЧИ, ДАЙТЕ ВОДУ!!! ДАЙТЕ ВОДУ, СВОЛОЧИ! А ТО ПОЖАЛЕЕТЕ!!! – честно предупредила она, но…

Секунды шли, а никто из сволочей воду дать, разумеется, не спешил. И тогда Евгения не выдержала…

Нет, она не расплакалась и не впала в депрессию[1], она впала в неистовое, неконтролируемое бешенство. Бешенство, от которого в её глазах потемнело, а под ногами затанцевал пол.

Внутри неё вдруг словно что-то шевельнулось. После чего, сначала потянулось, подобно тому, как это делают проснувшиеся от долгого сна кошки, и затем встряхнулось.

Евгения тоже сначала неосознанно потянулась, затем столь же неожиданно встряхнулась. Точнее, её встряхнуло!

Встряхнуло так, как если бы внутри неё одновременно изверглись тысячи крохотных вулканчиков, раскалённая лава из которых смешавшись с её кровью потекла по её венам.

Горячая, как раскаленная лава, кровь ударила ей в голову, опалив нестерпимым жаром и лишив воздуха. В висках начало дико пульсировать. Головокружение усилилось до такой степени, как если бы она вдруг оказалась внутри крутящейся с бешенной скоростью центрифуги.

И словно этого было мало, её, в прямом смысле слова, начало разрывать на части изнутри. То, что проснулось внутри неё лезло, в прямом смысле слова, из каждой поры её кожи. Сказать, что это было больно, значит ничего не сказать.

Спасибо, сознание не стало геройствовать, а почти тут же и отключилось. Правда, как-то так по-хитрому, в том смысле, что отключилось оно не совсем, а лишь от разрываемого болью тела, заменив его на другое…

Огромное, хвостатое, крылатое, тёмное, как ночь, и, судя по тому, что и хвост, и крылья легко и беспрепятственно ныряли и выныривали из стены, бесплотное.

Евгения видела это теневое нечто, словно бы со стороны и, одновременно, ощущала, как часть себя. И ещё она вдруг ощутила, что летит…

На сей раз для разнообразия не вниз, а горизонтально виднеющейся далеко внизу земле.

– Пол меня-таки утанцевал: я упала, ударилась головой и теперь у меня галлюцинации, – иронично прокомментировала увиденное Евгения, подумав при этом, что это не очень хорошо. – Зато ничего не болит! – тут же нашла она положительную сторону в сложившейся нехорошей ситуации.

И сглазила.

В ту же секунду вновь закружилась голова, запульсировало в висках и всё тело, словно бы пронзили тысячи огненных стрел. С трудом разлепив глаза она увидела себя лежащей на мокром, грязном полу, вспомнила про сволочей, которые «забрали» у неё воду и снова разозлилась…

– Сволочи! – ударила она ладонью по мокрой, холодной кафельной плитке и попыталась подняться на ноги.

Но не тут-то было…

Ибо плитка оказалась не только мокрой и холодной, но при этом также ещё и коварно-скользкой и в сговоре с земным (точнее, половым) притяжением, которым и к которому Евгению не только притянуло, но и приложило так, что из глаз сначала от боли посыпались искры, а затем от неё же «родимой» в них снова потемнело…

– Сво-ооолочи!!! Всё из-за вас!!! Ненави-ииижу!!! Как же я вас ненавижу!!! – сорвавшись в истерику, срывая голос закричала она от обиды и боли и… вдруг вновь оказалась в небесах, только на сей раз уже не просто понурых и стыдливо плачущих, а в неистово бушующих, под стать её настроению.

– Гррррра-аААА!!! – приветствовали её небеса, успевшие всего за несколько секунд сменить свой цвет со свинцово-серого на зловещий черный.

– Ррррра-аААА!!! – ответила им драконьим рыком сумрачная драконница, расправляя огромные черные крылья, сквозь которые, не причиняя ей никакого вреда, одна за другой устремляясь к земле летели ветвистые огненные молнии.

– Гррррмсти гроолоча-аам! Гррррмсти гроолоча-аам! Гррррмсти гроолоча-аам! – подначивала её безустали рокочущие небеса.

– Ррррра-рррррщу!!! Рррщо ррррак Ррррыррррщу! – погружаясь во влажные, тяжелые тучи, чтобы вынырнуть из просвета между ними и вслед за ветром полететь вниз к трясущейся от страха земле, обещала им сумрачная драконница, имея в виду «Отомщу! Еще как отомщу!»

Вынырнув из бури драконница, наконец, увидела того, на кого была больше всех зла. И в следующее мгновение уже летела над самой землей.

– Сссссволочь! – прошипела она и всего лишь посмотрела, а в сторону сволочи уже полетели молнии. Именно в сторону, потому что она хотела его не убить, а проучить.

Глядя на то, как маленький, похожий на червячка, человечек медленно, но уверенно пятится спиной к канаве, она злорадно посмеивалась.

– Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа!

– Грррак ррыму! Грррак ррыму! Грррак ррыму! – соглашались с ней небеса.

– Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! – удовлетворенно раскатисто расхохоталась драконица, пронаблюдав как «добрый и сердечный» отставной полковник полетел в канаву.

Получи фашист гранату! Первый готов! Теперь очередь за остальными!

– Грррак гррыму! Грррак гррыму! Грррак гррыму! – вновь согласились с ней небеса.

Их, как и её, ничуть не волновало то, что они понятия не имеют, кто эти остальные. Взмахнув огромными крыльями, драконница вновь взмыла к небесам, дабы, совершая круг почёта над поверженным противником, сориентироваться на местности. Что было несложно, учитывая совсем немаленькие размеры драконьей академии, которая-то, как раз, ей и нужна была. Поскольку остальные сволочи находились где-то там.

Туда-то она и полетела.

Точнее, полетела бы, если бы вдруг всё её тело снова не пронзили тысячи огненных стрел, не закружилась голова и не запульсировало в висках…

– Женя! Женя! Ты слышишь меня? Женя! – звал её кто-то сквозь туман невыносимой боли.

«Слышу» – мысленно отвечала она, но этот кто-то её не слышал и потому снова звал и звал.

– Женя! Ты слышишь меня? Женя!

Она снова мысленно отвечала, что слышит. Не потому, что издевалась над этим кем-то, просто вслух отвечать не получалось. И вообще, в целом, на сей раз она в себя приходила гораздо дольше и гораздо более тяжело…

В висках не стучало, но громыхало. Голова снова кружилась так, словно её вместе с бельём сушили в центрифуге стиральной машины. Все тело сотрясалось и ломило так, как если бы сначала она несколько часов подряд провела на тренажерах, занимаясь на них до полного изнеможения, а затем, её ещё и несколько часов к ряду нещадно избивали.

«Или же ты просто упала с большой высоты в шахту лифта. Чудом выжила и только что, наконец-то, вышла из комы», – мысленно выдвинула она более близкое к реальности, по её мнению, предположение, которое исчерпывающе объясняло и её плачевное физическое состояние и длительный, фантастический сон. И даже то, что она лежит не на больничной койке, а находится, судя по льющейся на неё сверху тёплой воде, в душе.

«Очевидно, в данный момент, у меня по расписанию водные процедуры» – решила она, поудобней устраиваясь на коленях у заботливой медсестры, лёгкие как пушинка, ласковые прикосновения которой, как ей казалось, успокаивали её боль.

– Спасибо! – сказала она, на сей для разнообразия, уже не мысленно, а вслух.

– Слава драконьим богам, пришла в себя! – с облегчением прошептала медсестра. – Как ты? Тебе очень плохо?

Евгении было очень плохо, но то, что медсестра возблагодарили не Господа бога, а драконьих богов она расслышала.

Правда, ей могло и послышаться.

«Конечно же, мне послышалось!» – сказала она себе и дабы в этом убедиться, открыла глаза. Точнее, попыталась открыть, потому как разлепить их получилось не сразу. А когда, наконец, разлепила, столь же не сразу получилось им поверить.

– Декан Рингер?.. – спросила она с искренней надеждой на то, что «медсестра» рассмеется ей в лицо со словами: «Было-было, но так меня ещё не обзывали!»

Но «медсестра» не рассмеялась, а сочувственно улыбнулась.

– Не понимаешь, что я тут делаю?

«Не то слово!», – мысленно воскликнула Евгения.

Однако «вслух» при этом просто кивнула.

В ответ ей снова сочувственно улыбнулись.

– И, наверняка, не понимаешь, что с тобой было?

– Не то слово не понимаю! – на сей раз уже не мысленно, а вслух согласилась с предположением декана Евгения.

– Сумеречная суть в тебе проснулась… Точнее, не в тебе, а в твоей драконнице… Но, слава драконьим богам, я рядом была. И поэтому сразу же почувствовала выброс сумеречной силы. Её шлейф, к слову, и привел меня к тебе. Увидев тебя на полу в грязи и пене, сначала предположила, а затем, покрутив краны, убедилась в том, что именно вывело тебя из себя, и как следствие, твою драконницу, объяснила суть проблемы ректору, и подачу воды сразу же восстановили. Ещё бы они не восстановили, ты так разбушевалась! – усмехнулась она. – Я даже испугалась, что уже не верну тебя… Звала, звала, а ты всё не отзывалась… – она виновато покачала головой. – Прости меня… Это моя вина… Я просто не думала… Хотя должна была! Знала ж ведь, что вам тут будет несладко! Знала, что будут доводить! Но даже и не предполагала, что так преуспеют! Вот уж воистину, драконова академия! С такими условиями обучения, не только полукровки озвереют, но и чистокровные люди! Но, слава богам, обошлось… Ты как себя, кстати, чувствуешь? Дрожь и боль уже отпустили? Судорог нет? А голова? Как голова? Всё ещё кружится?

Евгения прислушалась к своим ощущениям. И с удивлением поняла, что её больше не трусит и у неё ничего не болит, а также ничего не кружится и судорожно не сжимается.

– Только слабость… И всё, кажется… – неуверенно ответила она.

– Давай попробуем встать, – предложила декан. – Меня, насколько помню, тоже быстро отпускало, но лучше убедиться. Попробуем?

Евгения кивнула. Но тут же вспомнила свою прошлую попытку встать на ноги и жалобно попросила:

– Только осторожно… Здесь очень скользко.

– Я учту это и буду держать тебя крепко-крепко, – заверили её.

– Спасибо, – кивнула Евгения и стала очень медленно подниматься: сначала она села, затем стала на четвереньки и только затем, помогая себе руками и выверяя каждое свое движение, поднялась на ноги, чтобы тут же опереться на стену.

– Голова? – обеспокоенно уточнили у неё.

– Нет, просто на всякий случай, – честно призналась Евгения, вызвав этим признанием улыбку на лице у всё ещё заботливо придерживающей её Биргитты.

– То есть, я могу отпустить тебя, – всё с той же улыбкой уточнила она. – Или лучше продолжать придерживать, на всякий случай?

– Можете отпустить, – разрешила Евгения.

Её отпустили и поинтересовались:

– Дальше ты сама? Или мне остаться, на всякий случай?

«Решительно и смело» сделав шаг от стены, Евгения снова прислушалась к своим ощущениям и «отважно» объявила:

– Сама!

[1] Общепринятыми в психоанализе стадиями горевания считаются – отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие.