Текст книги "Испанский вояж"
Автор книги: Наталья Сафронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Возбуждение, охватившее меня, было таким сильным, что я бегом сбежала к морю: через холл, по ступенькам, по гулкому пустому подземному переходу, по деревянным настилам на пляже. Только на влажном утреннем песке исчез грохот моих каблуков, и стали слышны гулкие удары моего взволнованного сердца. Разбежавшись, я упала в воду, выдохнула и поплыла также шумно, как бежала. Потом взмахи рук стали медленней, я подняла голову и увидела, что буйки остались далеко позади.
После заплыва я вернулась в отель и нашла Марину в ванной, занимающейся утренним туалетом.
– Ну как водичка? – задала она самый главный курортный вопрос.
– Просто блеск, море, как зеркало, теплынь. Надо сегодня побыть на пляже подольше, – я начала переодеваться к завтраку.
– Брюки надевай, – приказала подруга, увидев, что я снимаю с вешалки малиновый сарафанчик.
– А это чем плохо? – удивилась я.
– Повязку на ноге не закрывает. Забыла, что теперь ты калека? – напомнила Марина о моем вчерашнем вранье. – Или ты больше не хочешь с ним общаться?
– Очень хочу. Он мне сегодня даже снился, – я собралась рассказать свой сон, но поняла, что рассказывать нечего. – А ты не можешь меня вылечить каким-нибудь чудодейственным способом? – Сегодня мне очень не хотелось притворяться.
– Если только волшебным заклинанием от вранья и кокетства, но чтобы оно подействовало, нужно истолочь драконий зуб с печенью мыши, съеденной черным котом при полной луне. Зуб дракона у меня есть, но полнолуние будет через неделю. За это время любая вывихнутая нога пройдет. Делай повязку и не забывай прихрамывать, – изложив все это, Марина прошла к шкафу.
– Как ты думаешь, мы с ним сегодня увидимся? – Мне очень хотелось поговорить на интересующую меня тему.
– По логике вещей, если он вежливый человек, то должен узнать, как твоя нога. А если ты ему тоже интересна, то простор для проявления чувств самый большой. Поэтому хромай что есть силы, – с этим напутствием мы двинулись на завтрак.
Войдя в ресторан, я обежала глазами зал. Алана не было. Мне даже шампанского расхотелось, настроение испортилось.
– Не унывай, куда ему деваться, не голодным же сидеть, – приободрила меня Марина.
– А вдруг он уже поел? – Моя грусть требовала утешений.
– Ничего, за ужином встретитесь.
– Ты что, я не доживу! – возмутилась я.
– Давай я тебе шампанского принесу, – Марина терпеливо уговаривала меня, как капризного, но любимого ребенка.
– Ну давай, а то вон идет мой главный конкурент: этот медведь, бурбон, монстр. Ему после вчерашнего, наверное, холодненького хочется, – я осторожно кивнула на входившую в зал пару.
– Слушай, совсем забыла тебе сказать, что я прочла вчера на его кредитке, – сказала Марина, аппетитно принимаясь за бутерброд с колбасой, в то время как я уныло шевелила ложкой разбухшие в молоке хлопья.
– Что ты там такого могла прочитать, кроме его имени? – Мне не нравилось, что наш разговор с таких приятных для меня тем, как шампанское и Алан, перешел на совершенно неинтересные.
– Вот имя-то его и удивительное! На карточке напечатана какая-то немецкая фамилия, а потом – «де Бурбон». Представляешь? Он действительно Бурбон, – Марина подлила себе кофе.
– Не может быть, – я почувствовала себя экспертом, – ты наверняка прочла в неправильной транскрипции. Французские имена вообще читаются очень сложно. Поэтому французы без конца друг друга переспрашивают: «Вы Дюпон, как что?», и бедный Дюпон начинает диктовать по буквам: «Как дыня, юла, пирог, облако и нос». Так что Бурбонов по написанию может быть столько же, сколько и Дюпонов.
Марина задумалась, а потом поинтересовалась:
– Ты знаешь, как правильно писать тех самых Бурбонов?
– Да, – уверенно ответила я.
– Откуда? – недоверчиво спросила Марина, не ожидающая от меня каких-либо твердых знаний ни в одной из сфер человеческой деятельности.
– У меня есть духи «Марианна де Бурбон», поэтому я знаю, что пишется это имя так, – с этими словами я взяла салфетку и стала искать глазами, чем бы написать.
В это время мимо проезжала наша официантка – тореодорша Тереза с каталкой, доверха нагруженной чистой посудой для буфета. Я остановила ее и жестом попросила ручку. Она, не останавливаясь, вынула ее из карманчика фартука, протянула мне и тоже жестом показала, чтобы потом я оставила ее на столе. Марина, наблюдавшая эту пантомиму, засмеялась.
– По-моему, ты способна быстро договориться даже с глухонемым китайцем!
– Ну вот, а зачем ты меня ругаешь, что я неправильно произношу слово «соль». Дело не в словах, а в их смысле, – я вспомнила вчерашнюю обиду.
– Не оправдывай свою безграмотность. Если говоришь, то говори правильно, а если не можешь выучить правильно, объясняйся жестами, но молча. Давай, рисуй, что там у тебя на духах написано. – По Марининому тону было понятно, что вчера я свой авторитет подорвала плохим выполнением штурманских функций.
– Уверена, что пишется так. – Я протянула подруге салфетку. Она внимательно посмотрела, потом уточнила:
– Это «о» или «а»?
– Конечно «о».
– Тогда можешь гордиться и рассказывать всем, что тебе на завтрак шампанское наливала особа королевской крови.
– Да ты что?! Ну мы попали в высшее общество. Вчера ужинали с артистами и музыкантами, а сегодня завтракаем с принцами или даже наследниками престола! – Я аж подпрыгнула от удовольствия.
– Какого престола? Сейчас в Европе и монархий-то не осталось почти. Штук пять-шесть вместе с Монако. Приврать можешь, но сильно не увлекайся, – остудила мой пыл Марина. – Бурбонов много, как, например, и Романовых. Все они живут, как частные лица, и, как ты могла заметить, ничто человеческое им не чуждо. А вот и твой ухажер появился!
– Куда он идет? – спросила я своего дозорного.
– Пока никуда. Осматривается, ищет. Не видит. Давай, вставай и иди возьми мне еще сыра. А то упустишь его сейчас, потом весь день будешь стонать, – проворчала Марина.
Я целеустремленно двинулась к сыру, слегка прихрамывая. Положив несколько кусочков овечьего сыра себе и рокфора Марине, двинулась обратно к столу и услышала за спиной долгожданное:
– Привет, как ваше самочувствие? – Алан стоял за моей спиной с тарелками в руках.
– Доброе утро. Спасибо, лечение помогает. Я уже сама дошла до ресторана, как видите! – Тема была исчерпана, а отношения требовали развития. – Присаживайтесь за наш стол! – с радостным гостеприимством предложила я, забыв, что это не принято и к тому же у нас столик на двоих.
– Нет, не буду вам мешать, спасибо! – вежливо отказался Алан, и сердце мое замерло: а вдруг он больше ничего не скажет? Но он сказал: – Я подожду вас после завтрака в холле, – и, поклонившись издалека Марине, стал пробираться к свободному столику.
– Хороший сыр? – спросила Марина, смеясь.
– Отличный, выдержанный и очень вкусный, – ответила я, сияя.
* * *
Закончив, не торопясь, завтракать и немного порепетировав в коридоре мою хромоту, мы поднялись в холл.
– Вас оставить? – спросила Марина, пока мы шли к Алану, который не заметил нашего появления, так как сидел все на том же месте, в углу дивана, и все стой же книгой, как в вечер нашего знакомства.
– Нет, не надо. Пусть борется с трудностями на пути ко мне, – гордо заявила я.
– С какими трудностями, со мной, что ли? – хмыкнула Марина.
Алан услышал наши голоса, галантно встал, усадил нас на диван и только потом сел сам. Истинное воспитание видно, когда человек ведет себя естественно, а не когда демонстрирует свое воспитание. Я представила их друг другу и после обмена любезностями Алан сказал:
– Мне очень жаль, что наш теннис стал причиной вашей травмы. Теперь у вас, – он обратился ко мне, – пропадают каникулы, а вам, – он повернулся к Марине, – приходится работать в отпуске.
– Какая это работа – пустяки! – Марина выразительно посмотрела на меня. Опасаясь, как бы ее откровения не зашли слишком далеко, я поспешно вставила:
– Мне уже лучше!
– Мне бы хотелось в качестве компенсации пригласить вас сегодня на морскую прогулку. Если, конечно, доктор разрешит, – неожиданно предложил Алан.
– Я думаю, на пароходике будет слишком жарко, – заметила Марина.
– Днем, безусловно, да. Но я хотел предложить вам отправиться ближе к вечеру на яхте, – Алан вопросительно посмотрел на меня.
Я вспомнила вчерашние уроки, молча развела руками и показала на Марину, демонстрируя полную покорность воле лечащего врача. Он понял меня и сказал, обращаясь к ней:
– Может быть, мы с вами прогуляемся в порт, выберем яхту и время?
От такого предложения Марина не могла отказаться, ибо имя моей подруги, означающее «морская», полностью соответствовало ее любви к морским просторам и ветрам. В студенческие годы, отдыхая в Коктебеле, мы как-то поплыли на пароходике в Судак. Это одно из красивейших мест в Крыму. Причудливый рисунок скалистого берега, темная синева воды, никаких следов человека, что позволяет почувствовать себя аргонавтами, бороздящими на утлом суденышке могучий Понт Евксинский. Разрушало очарование этих мест только тарахтенье мотора и синий шлейф дыма, который тянулся за бортом. Из Судака мы возвращались к вечеру. Погода изменилась, задул ветер, поднялась волна. Народу на причале собралось много, был последний рейс. Нам с Маришкой удалось протиснуться к бортику на самом носу. Когда мы вышли в море, ветер и волны усилились. Натужно завывая, зарываясь носом в волны, а потом задирая его вверх, пароход стал пробиваться к Коктебелю. Пассажиры на носу вымокли от брызг и продрогли от ветра, полотенца, которые все достали из сумок и намотали на себя, не спасали. Все притихли, приуныли, пейзажи больше не радовали, тошнота крепчала вместе с ветром. Короткая дорога в Судак обернулась бесконечным мучительным возвращением. И вот, на фоне этого общего страдания только два человека чувствовали себя отлично: капитан, занятый своим любимым делом, и Марина, подставившая лицо и все тело под упругие порывы ветра и смотрящая сияющими от счастья глазами вдаль. С годами страсть к морю у нее не прошла, просто стала более сдержанной.
Еще вчера, стоя вечером под памятником Колумбу в Пуэрто Банусе, мы мечтали поплавать на яхте. Алан как будто подслушал наш разговор.
– Хорошо, давайте встретимся здесь через полчаса и сходим все разузнать. А сейчас нам пора делать перевязку, – ответила Марина за нас обеих.
Мы поднялись, и я бодро похромала к лифту. В номере я дала волю своей радости: еще бы, более романтическую обстановку было трудно себе представить!
Уходя через полчаса в порт, Марина велела мне беречь ногу и сходить в ближайший магазин за пивом и маслинами.
* * *
Как прекрасно, что я родилась на свет женщиной! Сколькими приятными, нужными и важными делами можно заполнить томительные часы, оставшиеся до назначенного свидания. Чтобы я делала, будучи мужчиной, даже невозможно представить. Наверное, это изматывающая пустота ничем не заполненного ожидания заставляет большинство мужчин быть столь нетерпимыми даже к пустяковому пятнадцатиминутному опозданию своих подруг. Вернувшись с двумя пакетами напитков и закуски, я разделась, замоталась в легкое цветное парео и вышла на балкон. Дневное, выцветшее, блеклое море, видневшееся вдали, не манило, а успокаивало. Я налила себе из пакета красного сухого вина, которое здесь стоило дешевле минеральной воды, и взяла с тарелки персик, еще не успевший согреться, – багрово-желтый, чуть примятый сбоку, источающий даже на расстоянии чарующий аромат. Вообще, я считаю персик королем всех фруктов, так как он один обладает важнейшими особенностями остальных. Его сок так же стекает по подбородку и рукам, как от арбуза, его аромат так же терпок и ярок, как у клубники, мякоть упруга, как у ананаса, а снятие шкурки со спелого персика доставляет удовольствие не меньшее, чем чистка оранжевого, чуть рыхлого под пальцами мандарина. Один мой нежный друг говорил, что ему доставляет чувственную радость смотреть, как я ем персики. Он наблюдал с обожанием, как я подношу персик к губам, как втягиваю первый сок, как облизываю губы, а потом перекладываю его из руки в руку, чтобы обсосать, высунув язык, пальчики. Он любил во мне все, но это – особенно. Сладострастные воспоминания заполнили меня, и я отдалась им, как порывам теплого ветра с моря. Ничто так не возбуждает женщину, как ощущение своей желанности. В этом смысл женской жизни – быть желанной, и все наши женские хитрости, кокетство, наряды, макияж – для того, чтобы вызвать желание, а если повезет, то и любовь. В этом нет ничего унизительного или обидного: только желания мужчин поддерживают истинную женственность, а женственность вызывает эти желания. Вот такая вечная карусель, вот такая вечная музыка.
Но красота требует жертв. Поэтому последний кусок персика я размазала по лицу и шее, как маску, а потом откинулась в шезлонге, ощущая приятное пощипывание кожи, которое свидетельствовало о том, что фруктовые кислоты проникают в поры и улучшают цвет лица. Когда персик высох и немножко стянул кожу, я отправилась в ванну, которая как раз успела наполниться водой. Ох, недаром представление о роскошной жизни связано с лежанием в теплой ванне, покрытой пушистой пеной. Недаром во всех наших любимых журналах, и в «Лизе», и в «Отдохни», и даже в «Космополитене», ни один фоторепортаж о жизни популярных людей не обходится без фотографий ванной комнаты. И правильно: покажи мне свою ванную, и я скажу тебе, понимаешь ли ты что-нибудь в удовольствиях.
Вода, в которую я опустилась, сняв с лица и шеи остатки персика, была горячевата и слегка пекла прихваченные солнцем плечи. Я погрузилась в нее с головой, зажав нос пальцами и полностью расслабившись, до тех пор, пока хватило дыхания, а потом, не торопясь, принялась тереть, скрести отдельные участки тела. Их, требующих моего специального внимания, оказалось много. Во-первых, ноги. Ноги на курорте – вообще предмет постоянных забот, потому что они видны полностью и вся их поверхность требует ухода. На пальцах должен быть безупречный педикюр, за пятками надо все время следить, чтобы они не огрубели от шлепанцев и песка. Хорошо хоть, что небольшой пушок, покрывающий мои голени, летом быстро выгорает на солнце и не требует удаления. Дальше – колени. Мне, как стороннику активного отдыха, все время приходится следить, чтобы на них не оставалось синяков во время занятий спортом. Дальше идет та часть ног, на которую направлены усилия различных антицеллюлитных программ косметических фирм. Во-вторых, покончив с ногами и только после этого можно сделать интимную стрижку или подровнять ту, что вы сделали в специальном салоне перед отъездом в отпуск. В-третьих, оставшееся тело надо отмыть, желательно применяя специальные щетки, мочалки и скрабы. В-четвертых, волосы. Один мой знакомый парикмахер, обладающий внешностью настоящего мачо – длинные до плеч жесткие волосы, густая борода, обрамляющая крупный рот, влажные карие глаза, широкие плечи, чуть кривые ноги – и светлой душой монастырского послушника, всегда сетовал, что женщины совершенно не умеют мыть голову. Пену нужно размазывать не по волосам, а по коже головы, обязательно добираясь до корней волос. Только в этом случае их потом можно хорошо уложить, и они долго остаются чистыми.
Совершив все эти процедуры с добросовестностью, вызванной желанием понравиться столь утонченному кавалеру, как Алан, и уважением к себе, я замоталась в полотенце, упала на прохладные простыни и задремала. Все секреты женской красоты давно уже превратились в советы типа: хочешь хорошо выглядеть вечером – поспи днем. Но для большинства из нас остается секретом, как в обычной жизни, наполненной работой, бытом, желанием что-то посмотреть, с кем-то пообщаться, можно найти время и силы, чтобы этим советам следовать. Только отпуск дает такую возможность.
Проснувшись, я обнаружила шторы задернутыми, а Марину – спящую рядом со мной. Глянув на часы, ужаснулась: осталось всего два часа, а дел было еще очень много. Отмытое тело требовало крема, причем разного на отдельные его участки. Волосы следовало уложить, ногти – покрасить. Я бодро поднялась и принялась за дело.
Моя активность разбудила Марину, и она тоже занялась собой с присущей ей добросовестностью. В номере заструились разные парфюмерные ароматы, напоминающие дорогой косметический кабинет. Часа через полтора мы начали выбирать наряды, пробовать различные сочетания, вертеться перед зеркалом. К сожалению, мой выбор был ограничен необходимостью надеть брюки. К ним мы утвердили ту алую майку с голой спиной, в которой я была прошлым вечером. Алан меня в ней не видел, а посмотреть было на что.
Марина, после рассмотрения вариантов, остановилась на бордовых бриджах и белой майке с отложным воротничком, без рукавов, которая больше всех остальных нарядов соответствовала нашему представлению о яхт-стиле в одежде. Легкий макияж, духи в микроскопической дозе, имитирующие остатки вчерашнего запаха, прически, которые можно подставить под морской ветер. От шляп пришлось отказаться, так как мы не знали, как укрепить их на голове, чтобы они не улетели за борт.
Взяв сумки с уложенными туда купальниками, полотенцами, фотоаппаратами, косметичками, кошельками, мы вышли наконец в коридор. Я сделала пару шагов, когда Марина, закрывая дверь, вдруг окликнула меня:
– Тома, подожди, ты повязку на ногу не сделала.
– Пустяки, у меня после твоего укола боль совсем прошла. Сколько часов действует анестезия? – Я решила, что увечье меня больше не украшает.
– Ровно до твоего следующего вранья, – отозвалась Марина, догоняя меня у лифта.
– Почему так мало? – расхохоталась я.
– Хромать-то все-таки не забывай, а то молодого человека поставишь в неловкое положение. Он для бедной изувеченной им красавицы арендовал на три часа всю яхту, хотя экскурсия рассчитана не менее чем на пятерых пассажиров. Если ты будешь здоровой, его жертва окажется напрасной, – пояснила Марина уже в лифте.
– Мы что, будем одни? – уточнила я, не веря в удачу.
– Не надейся, буду еще я и три человека команды, не считая капитана.
Мы вышли в холл, и я увидела Алана, стоящего около стойки портье. На нем был бледно-голубой, цвета блеклого полуденного неба, трикотажный батник, приталенный, с широкой планкой и карманами на груди. Он был как будто маловат, и верхние пуговицы чуть расходились на широкой груди. Узкие белые джинсы, сумка через плечо, очки на лбу и волосы, убранные сзади в хвост, дополняли его битловский стиль. С каждой встречей Алан мне нравился все больше, и от волнения у меня сел голос.
– Вы простыли? – спросил он в ответ на сиплое «Привет!».
Я ужаснулась. Вместо роковой обольстительницы у меня явно получался образ ходячего недоразумения: то мячик закину, то ногу подверну, то голос потеряю. Я энергично замотала головой в знак протеста и посмотрела на Марину с призывом о помощи.
Маринин английский был значительно богаче и совершеннее моего универсально-бытового. Бросившись мне на выручку, подруга принялась подробно объяснять Алану, что перед нашей прогулкой она сделала мне специальный укол, который вернул суставу подвижность, снял болевой синдром, но дал небольшой отек связок, который скоро пройдет. Чем больше она говорила, тем спокойнее мне становилось. Я ни на секунду не допускала мысли, что Марина захочет отбить у меня кавалера. Мы столько лет вместе именно потому, что никогда не делили мужчин, а наоборот, делали все для того, чтобы обеспечить и сберечь личное счастье друг друга. Но я не была уверена в Алане. Мы знакомы лишь пару дней, нас ничто не связывает, и он абсолютно свободен в выборе, за кем из нас ухаживать. Но, как я успела заметить в первый вечер, разговорчивость его не привлекала, поэтому я совершенно спокойно предоставила Марине поддерживать беседу, а сама украдкой любовалась Аланом и предвкушала наше морское приключение.
Вскоре мы подошли к причалу, где была пришвартована довольно большая прогулочная яхта. Она называлась «Бьюти», что означает красотка, и это было правдой. Алан протянул матросу, стоявшему около спущенного на причал трапа, какие-то билеты, и мы поднялись на борт. В тот же момент из рубки вышел и двинулся нам навстречу капитан яхты. Он выглядел, как должен выглядеть капитан из фильмов про красивую жизнь. Капитан официально представился, а потом добавил, что его можно звать просто сеньором Хорхе. Затем поприветствовал каждого из нас и спросил, будем ли мы еще ждать кого-нибудь или можно отчаливать. Мы обе замолчали, предоставив мужчинам принимать решения, и отошли к борту. Зная Маринин вкус, я понимала, что внешность нашего капитана не могла оставить ее равнодушной. Он был хорош чуть вульгарной южной красотой. Черные, вьющиеся волосы с яркой сединой на висках, втянутые щеки, сизые от просвечивающей через кожу щетины. Густые, почти сросшиеся на переносице брови. Глаза черные, как маслины, с чуть желтоватыми белками, влажные, навыкате, придавали его строгому лицу некоторую игривость. Единственное, чего ему не хватало, чтобы окончательно походить на актера, проходящего пробы на роль капитана, – это трубки. Ее отсутствие делало Хорхе реальным человеком, а не образом.
– Хорош! – констатировала я очевидный факт и добавила ехидно: – Это ты яхту выбирала?
– Я капитана выбирала, – четко объяснила Марина.
* * *
Родригес вошел в одну из комнат Монтерейского дворца – «коробочку», так называли это богато украшенное орнаментом небольшое помещение в некогда халифском дворце. В ней любил проводить часы отдыха испанский король Педро, прозванный Ужасным отнюдь не из-за плеши, украшающей голову, или висящего носа, а из-за того, какими методами он добивался подчинения знати, ликвидации междоусобиц, укрепления королевской власти.
Дождавшись, когда государь поднимет на него свой тяжелый взгляд, слуга доложил:
– Ваше величество, встречи с вами добивается какой-то юноша. Говорит, что он пришел за наградой, обещанной по делу д’Инестрозы.
– А он сказал, что ему известно? – спросил король.
– Нет, он отказывается говорить об этом с кем-либо, кроме вас. Готов тут сидеть до тех пор, пока не увидит вас.
– Хорошо, раз он хочет сидеть, посади его в тюрьму, а там посмотрим, – и король отвернулся. Однако на следующий день он сам спросил Родригеса, по-прежнему ли юноша хочет его видеть?
– Да, ваше величество, он совершенно не испуган и повторяет одно и то же: «Я скажу все, что знаю, только лично королю».
– Через час приведи его, – согласился хозяин Родригеса, а также всех Испаний, так звучал его титул.
Когда юношу привели, король Педро посмотрел на него тяжелым взглядом, однако тот не смутился. Тогда король спросил:
– Ты можешь назвать имя убийцы Мигеля д’Инестрозы?
– Нет, – почтительно ответил тот, – но я могу его показать.
– Делай, – негромко сказал король.
Юноша взял с низкого столика зеркало и молча поднес его к лицу короля. Тот от неожиданности отпрянул, потом после долгого молчания спросил:
– Где ты живешь?
– В доме госпожи Розиты Гильермо, – сказал он и со значением посмотрел в лицо государя, – моя мать работает у нее служанкой.
– А, это дом недалеко от табачной фабрики? – небрежно уточнил король.
– Нет, это в Санта-Крус.
– Кроме тебя мать об этом с кем-нибудь говорила?
– Нет, она не хотела, чтобы об этом кто-нибудь знал, кроме нас с ней, даже вы, ваше величество, но я хочу жениться и завести свое дело…
Король прервал юношу грозным голосом:
– За наградой придешь завтра и спросишь Родригеса, моего слугу, он все устроит, а теперь иди.
Низко поклонившись и довольно сияя, юноша почти выполз задом из комнаты. Дверь за ним еще закрывалась, когда король ударил в гонг, вызывая Родригеса. Тот вошел и молча застыл в ожидании.
– Мальчишку напоить, ограбить и утопить.
Родригес поднял брови, что означало вопрос.
– Сегодня! Потом займись его матерью! – сказал король и отпустил слугу нетерпеливым жестом.
* * *
Все анекдоты про чукчей – полная чушь. Это удивительно тонкие, умные люди. Им удалось придумать и запомнить сто слов, обозначающих различные состояния и оттенки снега. А мы выдумали про них столько анекдотов, но пользуемся всего десятком слов для описания морских вод. Я не прошла ни пяти океанов, ни даже десяти морей, но знаю, что в каждом море в разное время года и суток вода совершенно особенная. Летом в полдень в Черном море вода фиолетово-синяя, в Адриатике – зеленовато-лазурная, в Средиземном – серовато-голубая, а в предзакатные часы за бортом яхты «Бьюти», на которой мы мчались навстречу закату и приключениям, вода была темно-бирюзовая. Порт, из которого мы вышли в море, теперь был далеко и казался песчаной крепостью, вылепленной детьми на кромке пляжа. Марина, как всегда, устроилась на носу, и мне не хотелось мешать ей в те редкие минуты, когда она может побыть сама собой и сама с собой.
Матросов не было видно, как и положено хорошо вышколенной команде, они делали свое дело незаметно. У штурвала стоял сам капитан. Мы с Аланом сидели на палубе под натянутым тентом и молча любовались морем, небом, которое окрашивал закат, и удаляющейся линией берега. Говорить не хотелось даже мне. Я боялась разрушить очарование этой стадии отношений, когда еще ничего не сказано, но уже все понятно. Приглашение на прогулку, отсутствие посторонних, его внимание ко мне были красноречивее и важнее всяких слов и комплиментов. Иногда мы обменивались жестами, привлекая внимание друг друга к птице, парящей над яхтой или к облаку, окрашенному в закатные цвета. Постепенно, наглядевшись на морские пейзажи, Алан стал все дольше задерживать взгляд на мне. Я почувствовала необходимость сменить обстановку, добавить чего-нибудь динамичного, например музыку. Поэтому встала и, чуть прихрамывая, пошла к рубке, чувствуя взгляд Алана на моей пикантно-обнаженной спине.
– Сеньор Хорхе, можно включить музыку? – с ученической вежливостью спросила я.
– Конечно, сеньора! Какие пожелания? – почти не поворачивая головы, ответил капитан.
– Может быть, у вас есть диски Хосе Падила? – неуверенно спросила я.
На этот раз капитан повернулся и сказал, с интересом глянув на меня:
– Наши музыкальные вкусы совпадают. Вы что, бывали на Ибице в кафе «Дель Мар»?
– Еще нет, но мечтаю, – призналась я.
– Что вы думаете по поводу «Навигатора»? – предложил капитан.
– Прекрасная музыка и очень подходит для нашего путешествия, – искренне обрадовалась я.
И через несколько мгновений пульсирующие звуки наполнили окружающий мир. Это был как раз тот случай, когда мощность колонок музыкального центра нужно использовать полностью. Я вернулась на палубу. Алана не было, а музыка так волновала меня, так заводила, что мои руки и ноги сами стали двигаться в танце. Этот первый трек «Навигатора» я знала наизусть и танцевала под него не раз, но никогда не слышала его так громко, чтобы каждый звук отдавался не только в ушах, но и во всем теле. Когда музыка сменилась, я остановилась и обернулась. Алан стоял на корме, а рядом с ним был матрос, держащий в руках поднос с напитками. Это было очень кстати.
– Джин с тоником? – спросил Алан.
– Да, с лимоном и со льдом, – одобрила я его выбор напитков и вскоре уже громыхала кубиками о толстые стенки бокала.
Марина присоединилась к нам, и мы начали обмениваться морскими впечатлениями, причем как только мы заговорили, невидимая рука убавила громкость, и музыка зазвучала приятным фоном. Значит, капитан наблюдает не только за командой, но и за пассажирами? Но я ошиблась, капитан наблюдал не за пассажирами, а за пассажиркой. Когда Алан пригласил его присоединиться к нам и рассказать о нашем маршруте, он передал управление вахтенному и с удовольствием ответил на наши вопросы, причем его выразительные глаза все чаще останавливались на Марине. Она выглядела чудесно: глаза сияли, настроение было безмятежное, она немного кокетничала.
Через какое-то время Хорхе пригласил нас в рубку. Мы с Аланом вежливо взглянули на штурвал, навигационные приборы и вышли, попросив сделать музыку погромче. Марина осталась и продолжила задавать вопросы на морскую тему. Последние два трека «Навигатора», который продолжал звучать, были особенно хороши. Я встала у бортика лицом к морю, давая Алану возможность подойти ко мне ближе. Это всегда легче сделать, если человек стоит спиной, не надо преодолевать сопротивление чужих глаз. Но он не обнял меня за плечи, как мне хотелось, а окликнул, забавно путая ударение в моем имени:
– Томб! – Я вопросительно полуобернулась к нему. – Тебе нравится здесь? – спросил он, явно не совсем то, что собирался.
В ответ я только блаженно зажмурилась. Мы говорили на английском, в котором отсутствует грамматическая разница между «ты» и «вы», но в интонации было столько интимного, что я не сомневалась, что он хотел сказать именно «ты». Алан медленно взял мою руку, лежащую на перилах яхты, и поднес к губам. Этот старомодный жест вежливости современный стильный мужчина превратил в нечто волнующее, не уступающее по значимости первому поцелую. Я чуть откинулась назад и почти коснулась его плеча спиной, но прищелкнула пальцами свободной руки и стала двигаться в такт музыки.
Музыка закончилась и в наступившей тишине вдруг из динамиков прозвучал голос Марины, слегка искаженный микрофоном:
– Гости яхты «Бьюти», ответьте рубке!
Мы с Аланом приветственно закричали.
– Предлагается остановиться и искупаться в самой теплейшей и самой чистейшей воде! – Марина явно резвилась. – Согласны?
– Bay! – Мы пытались изобразить рев восторженной толпы.
– Команде и пассажирам объявляется пятиминутная готовность, – Марина передала микрофон капитану, и тот выключил громкую связь.
Мы с Мариной взяли сумки и пошли надевать купальники. Внизу располагалась самая комфортабельная часть яхты. Салон-гостиная с мягкими диванами, маленькой круглой барной стойкой и толстым пушистым ковром на полу. За салоном был вход в гостевые каюты, одну из которых нам предупредительно открыл появившийся откуда-то матрос. Оставшись одни, мы смогли обменяться впечатлениями.
– Как нога? – спросила Марина, имея в виду нечто совершенно другое.
– Боюсь, что я слишком много танцую, надо бы поберечь ногу и полежать, – в тон ей поделилась я моими планами.
– Ну вот искупаемся, и я отправлю тебя на покой. Алан будет тебя развлекать? – Марина решила обойтись без загадок.
– Не знаю. Смотрит очень хорошо, не отходит, но целует пока только руки, – поделилась я своими успехами.
– А что же ты хочешь в такой романтической обстановке, чтобы он тебя сразу за талию хватал и в постель тянул? – возмутилась она. – Не торопи события.
– А как капитан? – я перешла в наступление.
– Капитан на работе, не забывай. Но очень мил. Готов показать мне, как управлять яхтой и даже дать попробовать, – Маринин голос выдавал некоторую гордость, которую она испытывала, завоевав сердце этого роскошного красавца. – Купаться-то, между прочим, запрещено, это для нас делают исключение, – добавила она.
