Текст книги "Убийство и Дама пик"

Автор книги: Наталья Потоцкая

Соавторы: Светлана Потоцкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Главное – свидетелей не осталось. Ни прямых, ни косвенных. Вот это действительно главное.

Глава 16 "НЕ ОТРЕКАЮТСЯ, ЛЮБЯ..."

Как часто бывает, что встречаются два совершенно разных человека – из разных миров, с разными интересами, разным культурным уровнем, разным воспитанием и-о, чудо! – влюбляются друг в друга и даже иногда женятся. А потом лукавый карапуз Амур со стрелами убегает дальше строить свои козни, а двое влюбленных остаются один на один со всеми мыслимыми и немыслимыми проблемами и заморочками. Каждый – со своими привычками, своим характером, своим прошлым. И общее у них только одно: надежда на совместное будущее. Будто два камня с острыми углами, которые постоянно трутся друг о друга. Сколько же должно пройти времени и пролиться крови – в переносном смысле слова, разумеетcя чтобы стерлись острые углы, обтесались и стали ровными грани! Сколько нужно желания, любви и, главное, терпения! К сожалению, не всем это бывает под силу...

Про Павла и Милочку можно сказать словами из некогда популярной песни: "Просто встретились два одиночества". Но какие же разные были эти одиночества! Ощущала свое, пожалуй, только Милочка. Милый кудрявый малыш попал прямо в сердце Павлу. Милочкино же – только слегка задел, видимо, отвлекся в эту минуту. Так ведь тоже бывает. Она, можно сказать, просто сдалась на милость победителя и даже не задумывалась – любит ли его. Просто ей с ним было хорошо, надежно и, что самое главное, не одиноко. Но... скучновато.

Он же полюбил ее страстно, всем сердцем. Тем более, что теперь он мог полностью реализовывать свою неутоленную потребность защищать, оберегать, опекать. Больше всего на свете он боялся потерять Милочку так, как потерял когда-то, давным-давно, свою первую любовь. И хотя прошло много лет и чувство к той, первой, статной красавице с волосами цвета воронова крыла, почти угасло, а то немногое, что осталось, было решительно вытеснено златокудрой и голубоглазой хрупкой Милочкой, он нет-нет да и вспоминал давнюю историю и каждый раз давал себе слово, что, если – не дай Бог! – опять кто-нибудь попытается отнять у него любимую, он будет бороться до конца.

У него было все: огромное желание, железное терпение и целый океан любви для того, чтобы сгладить все углы, стереть все острые грани и попытаться раздуть искорки тлевшей в ее сердце полулюбви-полуприязни в такой же пожар чувств, который буквально бушевал в его груди...

Для Милочки наступило самое тоскливое время дня – время посещений. Она лежала в палате еще с тремя женщинами, и возле каждой из них сейчас суетились родственники. Милочка никого не ждала, кроме Павла, к ней прийти было некому. Но именно его ей видеть не хотелось больше всего. Родственников у нее не было, близкими подругами она не обзавелась. Приятелей и приятельниц было много, но она никому не сообщала, что лежит в больнице; с этими милыми людьми хорошо было проводить время в компаниях, но говорить о сокровенном она ни с кем из них не смогла бы.

"Почему так по-дурацки все случилось? – думала она. – Всю свою жизнь вложила в этот труд и в результате осталась у разбитого корыта. И никто, кроме меня, не виноват. Как могло получиться, что рядом нет ни одного близкого человека? Ни одного друга. Не просто подружки, с которой можно только о тряпках болтать, а настоящего друга, Друга с большой буквы. И не важно – мужчина это или женщина. Важно, что такому человеку можно рассказать все, открыть самые потаенные уголки своей души, поделиться сомнениями, попросить совета. Расскажи я с самого начала все Павлу, ничего не случилось бы. Павел..."

Милочка с трудом подавила стон. Она погрузилась в свои мысли, не замечая никого вокруг, не слыша разговоров, перед глазами только переливалась мутная пелена слез, которые она всеми силами старалась удержать, но время от времени слезы срывались и текли по щекам.

Дверь в палату открылась, и на пороге остановилась еще одна посетительница, внимательно оглядывая лежащих на кроватях женщин.

– Вы кого ищете? – спросила старушка с крайней койки.

Но женщина ничего не ответила. Она решительным шагом подошла к Милочке, наклонилась над ней и ласково погладила по голове. Милочка вздрогнула, взгляд ее стал осмысленным и очень удивленным, лицо засветилось радостью.

– Елена! Как ты меня нашла?

– Очень просто, Павел сказал. Милочка нахмурилась.

– Знаешь, ты не хмурься, а лучше вставай, помоги мне освободить сумки, а потом выйдем в холл и поговорим. Давай, давай, вставай. Я говорила с твоим врачом, тебе ходить можно.

И Милочка подчинилась этому властному, но в то же время мягкому голосу, на душе вдруг стало спокойно, она поняла, что к ней пришел настоящий друг, о котором она так мечтала, или старшая сестра, которой можно будет все рассказать, раскрыть душу. И не важно, что она бывшая жена Павла и что именно он попросил ее сейчас прийти к ней. Все это не имеет значения. Елена тот человек, который ей сейчас больше всего нужен.

Они стали разгружать огромную тяжеленную сумку. Да, к этому тоже наверняка Павел руку приложил. И от этой мысли ей вдруг стало очень приятно, хотя и немного неловко.

– Господи! Куда ты столько всего натащила! Этим можно полк накормить.

Милочка запихивала в тумбочку пакет с яблока ми и апельсинами, бананы, плитку шоколада, чай, кофе, сахар, печенье, баночку черной икры.

– А это надо в холодильник, здесь в фольге запеченное мясо, масло, сыр, творог, сметана – все с рынка, – объясняла ей Елена. – Вот баночка с салатом. Это я сделала, а мясо Павлуша сам запекал, мне не доверил.

Они вышли, положили огромный пакет в холодильник: в холле по всем углам сидели кучки людей, но им повезло – парочка, которая занимала уютное место на подоконнике между двумя кадками с фикусами, стала прощаться, и они заняли их место.

– Вторая смена, – улыбнулась Елена вслед уходящим молодым людям. Устраивайся поудобней и рассказывай все в подробностях с самого начала.

И удивительное дело! Милочка не замкнулась, не насупилась, а тяжело вздохнула и стала рассказывать. Лучшего слушателя ей и придумать было трудно: Елена слушала не только внимательно, но и участливо, изредка уточняя отдельные детали. Когда она дошла до того злополучного утра, нервы ее не выдержали, и слезы в три ручья потекли по щекам.

– И теперь я просто не могу видеться с Павлом. Как я буду ему в глаза смотреть?

– Но ты понимаешь, что Павел ничего не знает и винит конечно же за все случившееся себя. Скрываясь от него и при этом ничего не объясняя, ты поступаешь еще несправедливее, если можно так выразится, по отношению к нему.

– Но что я ему скажу? Я лучше напишу ему.

– Подожди. Ответь мне сначала на один вопрос. Только сначала подумай л ответь совершенно честно. Ты любишь его?

– Люблю, – согласилась Милочка, – но я была как будто под гипнозом. И потом, по сравнению с Аликом все мужчины выглядят такими прозаичными. А тут...

– А тут, я помню, море романтики. Надеюсь, тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Но самое-то главное, что и Павел любит тебя. А если человек любит по-настоящему, то он все поймет и не только простит, но и никогда не вспомнит, никогда не попрекнет ничем. Я сама поговорю с Павлом, все ему объясню. Но ты должна понять еще одну вещь. Если ты сама будешь все время про это помнить и постоянно казнить себя, то ничего хорошего из этого не выйдет. Через несколько дней он сможет тебя забрать отсюда, а твоя задача съесть все, что я принесла, и ни о чем не думать.

– Для того чтобы это съесть, надо жевать не переставая все двадцать четыре часа, – улыбнулась Милочка.

– Лучше жевать, чем плакать. Все, я пошла, а ты принимайся за работу, жуй. – Она поцеловала ее и быстрым шагом пошла к выходу.

– Стой, Лена! Я даже не спросила, как ты сама, как Максим?

– Все нормально, а подробности – когда будешь дома.

Милочка пошла в палату, достала из тумбочки пакет с фруктами и стала честно их поглощать, но окончательно избавиться от грустных мыслей ей не удалось, хотя они стали теперь как-то спокойнее, умиротвореннее. Милочка явно пошла на поправку.

Выйдя из больницы, Елена села в машину поджидавшего ее Павла.

– Ну что? – Павел очень старался быть сдержанным, но ему это плохо удавалось.

– Завтра сможешь навестить, но сегодня лучше оставить ее в покое, чтобы не было сильной эмоциональной нагрузки. Ты с врачом говорил?

– Говорил. Здесь полный порядок. Аркашка надежный товарищ, как обещал, так и будет, – карту на нее не завели, она считается просто его больной, его знакомой. Соответственно, на учет ее не поставят и через пару дней я смогу ее забрать. Деньги для сестер я ему отдал. А как с ним расплачиваться -.даже не знаю. Не деньги же ему совать. Просто в ресторан отвезти – это вроде само собой разумеется, но этого мало, надо подумать, может, я ему тоже могу чем-нибудь помочь. Кстати, у него очень больна мама, может, ему нужны какие-нибудь лекарства, которые нигде днем с огнем не найдешь, кроме как в твоем заведении? Что ты думаешь?

– Это можно будет сделать, только узнай какие.

– Ну так, может, все-таки расскажешь, о чем вы говорили?

К удивлению Елены, в голосе Павла ей послышался плохо скрываемый страх.

"Как же он ее любит! И какого мужика я по собственной глупости упустила", – подумала она, правда без всякой зависти. И стала подробно пересказывать все, в чем ей исповедалась Милочка.

– И ты был прав, когда говорил, что она уникальное создание. Ей бы родиться на век раньше, в наше время она как-то плохо вписывается. Но тебя она любит, поэтому и видеть не хочет. Боится тебе в глаза посмотреть. И знаешь, кое в чем ты тоже виноват. Если уж ты влюбился в такое неземное создание, то надо соответствовать, читай побольше, кроме пользы, для тебя от этого ничего не будет.

Павел выслушал рассказ Елены молча, только желваки перекатывались по его лицу.

– Значит, телефон этого негодяя у нее есть, фамилии она не знает, а зовут его Алик. Тогда сделаем так. Я сейчас завезу тебя домой, а сам поеду к ней за ее записной книжкой. Действовать надо быстро, пока он и вправду не опубликовал это все.

Елена опять удивилась, как мгновенно Павел ухватил самую суть. И подумала – в который раз! – что ее нынешнему мужу, обожаемому Санечке, было бы неплохо хоть в чем-то походить на Павла. Но теперь она уже испугалась этой мысли и усилием воли отогнала ее. Что было, то было, и слава Богу, что теперь они смогут просто дружить, а у Максима будет настоящий отец. Придется рассказать ему правду, ничего, он взрослый, совсем уже мужчина, поймет. Он ведь всегда ее так хорошо понимал и так переживал за нее...

Через три дня Павел, как и обещал, привез Милочку домой. Она была еще слаба и бледна, голова кружилась и немного болела. Со страхом заглянула в ванную, но там было, как всегда, стерильно чисто и ничто не напоминало о происшедшем. Холодильник был забит продуктами, обед стоял на плите.

– Мне сейчас обязательно надо уехать, хотя, честно говоря, очень не хочется оставлять тебя одну. Дай слово, что не будешь совершать никаких подвигов, а пообедаешь и ляжешь в постель. Поспи – это будет лучше всего. Можешь почитать, только что-нибудь легкое. Вот смотри, Натальину книжку сегодня купил, можешь ей позвонить, сказать, что поступила в продажу, а то она по неделям из дома не выходит, наверно, и не знает. Кстати, очень милый детективчик, это тебя развлечет....

Сказал и сам испугался. Ведь и у нее должна была бы выйти книга... Но с Милочкой было все в порядке, и он облегченно перевел дух.

– Телевизор можешь посмотреть. У нас все будет хорошо. Правда, все наладится, честное слово.

Павел нежно поцеловал ее и ушел.

Побродив немного по комнате. Милочка пошла разогревать обед. На душе было легко и спокойно. Пообедав, она поняла, что очень устала, и решила последовать совету Павла и лечь поспать.

"Как хорошо, что тем утром успела застелить постель свежим бельем, сейчас мне это было бы просто не под силу".

Она откинула одеяло и с удовольствием улеглась – да, это вам не больничная койка! Заворочалась, устраиваясь поудобней. Что-то ей мешало, врезалось в бок.

– Вот принцесса на горошине, право! – усмехнулась она. – Уже маленькая складочка бока намяла.

Она провела рукой по простыне, пытаясь разгладить складочку, но это была не складка, там явно что-то лежало. Милочка приподняла край простыни, с удивлением увидела довольно крупную цепочку, совершенно ей незнакомую, которая уходида в щель между кроватью и стеной. Сначала она просто недоуменно ее рассматривала, потом осторожно потянула, и из щели выполз конец, на котором висел плоский зеленый камешек в простой серебряной оправе.

"Что это? Откуда? Как это могло попасть в мою кровать?"

И тут перед глазами всплыла картина той злосчастной ночи, когда Алик надел на нее этот подарок, видимо, плохо застегнул цепочку, и кулон завалился за кровать, а утром, меняя белье, она не заметила лежащую поперек цепочку.

Первым порывом было сразу выбросить эту вещь, но, поднеся поближе к глазам, чтобы рассмотреть его, Милочка увидела необыкновенную картину в этом камне: темно-зеленый лес склонился над светло-зеленой водой, косой черный парус скользит по ней, вдруг ей почудилось, что она слышит тихий плеск волны и кто-то тихим голосом поет в лодке. Камень буквально заворожил ее.

"Не могу я выбросить такую красоту, не знаю, откуда у этого подонка такая вещь, но она просто волшебная. Наверно, тоже украл у какой-нибудь несчастной. Но и носить его тоже не смогу. И что же с ним теперь делать, спрашивается? Знаю что, придумала!"

Она взяла сумку, с которой всегда ходила, из потайного кармашка вынула старенький кошелечек. Там лежала маленькая дешевая иконка Серафима Саровского и медный нательный крестик.

Эти вещи принадлежали ее матери, она всю жизнь скрывала, что была верующая. Милочка нашла этот кошелек только после ее смерти и с тех пор всегда носила его с собой. Теперь она аккуратно завернула в салфетку найденный кулон и положила туда же.

"Пусть этот необыкновенный голос с лодочки бережет меня от таких ошибок, какие я сделала", – подумала она и, вполне успокоенная, улеглась и вскоре заснула.

Впервые за эти несколько безумных суток она спала как ребенок – без тяжелых сновидений и слез.

Глава 17 "КОЛЕЧКО НА ПАМЯТЬ, КОЛЕЧКО..."

Наташа

Грибов в осеннем лесу было уже не много, но грибники пока еще не перевелись. Впрочем, есть фанаты этого дела, готовые искать заветные трофеи чуть ли не до декабря. Вот и неприметный пожилой человек в высоких резиновых сапогах и куртке неопределенного цвета, с непременной сучковатой палкой в руках брел ранним – хотя и не слишком – утром по давно облюбованному им лесочку, пристально всматриваясь себе под ноги.

То, что он внезапно увидел в двух шагах от себя, мало походило на грибы. Больше всего это походило на... Абсолютно в принципе неверующий человек, непроизвольно осенил себя крестным знамением и уж потом подошел ближе, чтобы убедиться. А когда убедился, потрусил к дороге, чтобы добраться до ближайшего населенного пункта и известить власти о находке.

В милиции мало обрадовались тому, что в лесу, в семи километрах от города Боровска, обнаружен труп молодой женщины с проникающим ранением правого виска. На всякий случай подняли заявления о розыске пропавших и страшно удивились тому, что женщина с такими приметами в нем числится. Удивление, впрочем, было приятным, потому что никаких документов на трупе не имелось и опознание его представлялось сомнительным. А так – вся информация, просто мечта оперативника.

Пожилой же грибник, расписавшись, где надо, и оставив свои паспортные данные, вышел из отделения, прошел пару километров по дороге в сторону Москвы и сел там в совершенно неприметную машину – одну из тех списанных "Волг", которые табунами бегают по дорогам России в последнее десятилетие. Сел, достал мобильный телефон и коротко доложил:

– Обнаружили. Опознали.

Абонент грибника, по-видимому, остался доволен сообщением: пожилой человек удовлетворенно улыбнулся, сказал: "Слушаюсь", убрал телефон и не спеша поехал в сторону Москвы.

По странному совпадению тем же утром возле пруда Царицыно обнаружили тело еще одной женщины, лет тридцати – тридцати пяти, тоже без документов,.но в розыске не числящейся. Его отвезли в ближайший морг и положили'среди полуторадесятка таких же неопознанных бедолаг, собранных за эту ночь в одном только спальном районе мегаполиса.

Если бы первую и вторую женщину положили рядом, то сразу же бросилась бы в глаза одна странность: на первой были серьги, недорогие, но явно нестандартные, а на второй брошь, сделанная из того же камня и рукой того же мастера. Но поскольку обеих женщин разделяло не менее двухсот километров, то сравнивать, понятно, никто ничего не стал.

В то утро мне предстояло переделать массу дел: купить свою долю продуктов для намечавшегося у Елены девичника в честь выздоровления Милочки и торжественного принятия ее в нашу компанию, а также что-нибудь в собственный дом, потому что последние дни выдались напряженными, я по двенадцать часов сидела у компьютера и все-таки исхитрилась сделать работу в назначенный срок. Зато есть в доме было, прямо скажем, нечего, поскольку Андрей носился по своим хлопотным сыщицким Делам и ничем помочь мне не мог, а вернувшись домой, падал на тахту и засыпал как убитый, о еде Даже и не заикаясь. Что лишний раз подтверждает справедливость французской поговорки: "Кто спит, тот обедает".

Первым же делом нужно было отвезти рукопись в издательство, чем я и занялась спозаранку. Потом вернулась в родной спальный район и накупила на рынке столько всякой всячины, что с трудом дотащила сумки до дома. Утешала я себя при этом тем, что за мной обещала заехать Галка, что-то делавшая в моем районе в сфере своей архитектуры, так что к Елене я поеду с комфортом, на машине, как белая женщина.

Зайдя в подъезд, я, как всегда, попыталась решить несколько задач одновременно: снять перчатки, нажать на кнопку лифта и достать ключи от квартиры. Когда мне удалось избавиться от перчаток и запустить подъемный механизм, выяснилось, что обе тяжеленные сумки с продуктами намертво врезались мне в ладони и посему нет никакой возможности открыть боковой карман той сумки, которая висела у меня через плечо, чтобы вытащить ключи. В результате я взмокла, как мышь под метлой, и, пока добралась до родного седьмого этажа, была на грани нервного срыва.

Дверь лифта наконец открылась, я вывалилась на лестничную площадку, да так и застыла с открытым ртом в состоянии полного ступора. У моей двери стоял Масик собственной персоной. Одной рукой он ожесточенно давил на кнопку звонка, а другой – дубасил в эту же самую дверь. Стальную, между прочим.

Обернувшись на шум лифта, Масик продемонстрировал мне искаженное бешенством лицо, что явно не предвещало ничего хорошего. Таким я его еще никогда не видела – скорее он страдал некоторой ограниченностью мимики, – и в моей непутевой голове молнией пронеслись все предостережения Андрея.

– Что это значит? – раздался даже не крик, а какое-то полурычание, полушипение. – Как ты могла уйти, если я должен был прийти к тебе? Ты должна была готовиться к моему приходу...

– Что? – только и смогла я спросить. Слов, как таковых, у меня не было. Остались одни буквы, из которых я выбрала наиболее приличные.

– Ну краситься там, одеваться... Готовиться! Тут Масик взглянул на сумки, которые я так и держала в онемевших руках, и взгляд его несколько смягчился, а лицо обрело прежнее неподвижно-надменное выражение, которого я не боялась.

– А, я все понял! – объявил он. – После ЗАГСа нужно будет отметить. Это ты правильно решила. Что купила? Шампанское взяла?

Я наконец обрела полноценный дар речи:

– Какое, черт побери, шампанское? Какой ЗАГС? Ты что, совсем с ума сошел? Почему ты сваливаешься мне как снег на голову да еще устраиваешь какой-то детский крик на лужайке? Приперся сюда без звонка – терпеть этого не могу! – да еще дверь ломаешь...

– То есть как это не звонил? – снова побагровел Масик. – Я тебе с утра оставляю на автоответчик сообщения, что мы сегодня идем в ЗАГС...

– Зачем? – тупо спросила я.

Ответ меня мало интересовал: мне стало вдруг по-настоящему страшно. Глаза моего экстравагантного поклонника стали просто безумными: в таком состоянии я его никогда еще не видела. Я стала судорожно вспоминать все, что когда-либо залетало в мою голову относительно правильного поведения с психически неадекватными особями в момент возбуждения, но сообразила только, что надо говорить как можно спокойнее, даже где-то равнодушно. Чтобы не провоцировать, стало быть, на дальнейшие эксцессы.

– Я не прослушивала еще автоответчик: очень рано ушла из дому. Не ждала никаких звонков, вот и ушла...

От монотонности моего голоса в сон стало тянуть даже меня самое. Масик вроде бы слушал меня почти внимательно, и цвет лица у него постепенно приходил в норму.

– Мы ведь с тобой поссорились, верно? Ты мне сказал, что у тебя есть девушка Анна, в которую ты влюбился. Больше с тех пор ты мне не звонил. Почему теперь ЗАГС?

Последняя фраза была совершенно лишней, в чем я не замедлила убедиться:

– Анна замужем. Все или замужем, или женаты. Один я не замужем и не женат. Мы с тобой поженимся. У нее есть муж, у тебя есть муж, у меня будет жена. Мы все сравняемся. Я за тобой уже давно ухаживаю, мама о тебе знает и одобряет мой выбор. Ты же все равно моя невеста. А наша ссора в парке – это ерунда. Мне мама все объяснила. Ты просто приревновала меня к Анне. А раз ревнуешь, значит – любишь. Теперь нам надо пожениться. Я даже кольцо приготовил.

Он порылся в кармане и, к моему неописуемому ужасу, протянул мне какое-то кольцо. Слава Богу, не обручальное... то есть ничего хорошего и в этом, конечно, не было. Я заметила большой зеленый камень в серебряном, что ли, ободке. Пока я судорожно пыталась найти нужные слова, Масик сделал шаг вперед и попытался схватить меня за руку. Тут я очнулась от шокового состояния, стукнула своего новообретенного "жениха" по руке так, что кольцо покатилось по лестничной площадке, и разразилась темпераментным монологом, начисто забыв, что нужно говорить медленно и спокойно. Если честно, я почти орала:

– Не трогай меня! Ты меня достал! Ты сумасшедший, никуда я с тобой не пойду! И вообще я замужем, тысячу первый раз тебе говорю, что у меня есть муж, я его люблю! Не хочу тебя больше видеть, отстань от меня, сделай так, чтобы я тебя долго искала и не нашла! Не думала я тебя ни к кому ревновать, хоть к Анне, хоть к Ханне, хоть к Марье Иванне! Мне по барабану, наконец, с кем ты встречаешься и что ты вообще делаешь! Убирайся и никогда больше не приходи!

– Анна! Она меня любит, а не мужа! А он ее где-то прячет. Но я найду ее и убью! Ты еще увидишь! Ты еще пожалеешь! – Масик, в свою очередь, разорался так, что даже начал слюной брызгать. – Мы все равно будем вместе! Анна! Я убью твоего мужа! И мы опять будем вместе!

Кому он это кричал? По-моему, он уже принимал меня за другую – за эту самую красотку Анну. А может быть, за кого-то еще.

Вдруг Масик сорвался с места и, продолжая что-то выкрикивать, помчался вниз по лестнице. Я обессиленно привалилась к стене и, не веря собственным ушам, слушала удаляющиеся прыжки и крики, а потом внизу гулко бухнула входная дверь. И наступила тишина.

Удивительное дело! Ни одна дверь в подъезде не открылась, никто не поинтересовался, что за странные, дикие звуки несутся с седьмого этажа. На редкость нелюбопытный народ пошел, право.

Очнувшись, я поторопилась скрыться за спасительной дверью своей квартиры – мой дом, как ни крути, действительно моя крепость, – чтобы уже оттуда в случае чего вызвать милицию. Пока отпирала дверь, под ногу мне попало что-то твердое. Кольцо! Я подняла его, машинально сунула в карман (не валяться же ювелирным изделиям на лестничной площадке!) и укрылась в спасительной тишине и одиночестве своих апартаментов. Только заперев за собой дверь, я обнаружила, что обе сумки у меня висят на одной руке, причем их ручки чуть ли не вросли в мою многострадальную ладонь. Как я при этом исхитрилась что-то делать руками уму непостижимо. Действительно, возможности человеческого организма в экстремальных ситуациях изучены еще далеко не до конца.

Отдышавшись и восстановив кровообращение в кистях рук, я прошла в кухню к окну и стала рассматривать злополучное кольцо. К счастью, его скорее можно было бы отнести к разряду бижутерии, нежели к драгоценностям: такие перстни, получше или похуже, десятками продают на московских художественных ярмарках или вернисажах. Красивый большой зеленый камень, без граней, с каким-то тонким рисунком. И что мне теперь делать с этой ювелиркой?

Лучше всего, конечно, просто вернуть... Черт дело в том, что это далеко не просто. Встречаться с ним еще раз – такого потрясения я больше не выдержу. Позвонить его маме? Не факт, что и она оценит ситуацию адекватно. Ладно, подожду, может, успокоится мой неизбывный...

Тут мне померещился какой-то шум на лестничной площадке, и я на цыпочках прокралась к двери. Заглянула в глазок – никого. Нервы, нервы. Но вообще-то после таких сюрпризов нервы могут не выдержать даже у суперхладнокровного удава. Ладно. Оставлю кольцо пока у себя, покажу Андрею, посоветуюсь. Может быть, он его и вернет? А что, мысль интересная.

Но еще интереснее ничего не рассказывать, а просто надеть это кольцо на сегодняшний вечер – заметит Андрей или нет? Порой у меня складывалось впечатление, что ему было совершенно все равно, во что одета его подруга, удосужилась ли она подкраситься и сделать прическу или несколько дней сидит дома немытая и нечесаная, заканчивая очередной перевод. Ну, умытая, конечно, и причесанная, но так, для порядка. Вот Павел, кстати, сразу замечает, если на его Милочке появляется что-то новое или меняется цвет лица. Любит... А Андрей?

Решено! Проверю сегодня же, кто я ему: любимая женщина или портянка. Надену черную водолазку и зеленую юбку. Прекрасный фон для этого кольца. Галка обязательно заметит и одобрит. Кстати, пора начинать собираться, иначе моя пунктуальная подруга с меня шкуру сдерет – и будет права.

Я лихорадочно стала собираться: перекладывать те продукты, которые предназначались для дома, из сумок в холодильник, а остальные – складывать покомпактнее, наводить на себя марафет и писать Андрею записку о том, где я буду находиться в ближайшие несколько часов, чтобы он меня не потерял. Он стал такой рассеянный, что иногда даже меня в этом деле обставлял. Впрочем, понять было можно: убийство тети Тани оставалось нераскрытым, у Павла – трагедия на личном фронте.

Когда до приезда Галки оставались считанные минуты, оба друга явились как снег на голову и объявили, что намерены весь вечер просидеть тут и поработать головой, а не ногами. А поскольку, кроме головы, им еще требовался телефон, то они очень резонно рассудили, что нечего звонить по бешено дорогому мобильнику, а следует воспользоваться пока еще практически бесплатным домашним телефоном.

– Да и есть очень хочется, Наташенька, – довершил объяснения Андрей.

У меня буквально опустились руки.

– Мальчики, сейчас за мной приедет Галка. Мы же собрались устроить девичник. Я не успею...

– Ладно, – вздохнул Андрей, – сейчас сбегаю в магазин...

– Не надо! – быстро сказала я. – Продукты закуплены в невероятном количестве, холодильник ломится. Я приготовить не успеваю...

– Да что ты, в самом деле, Андрюша, – недовольно сказал Павел, – неужели два мужика при наличии продуктов помрут с голоду? Все приготовим за несколько минут. А Наташа пусть едет, в конце концов, мы же не предупредили...

– Ты настоящий рыцарь, Пашенька, – восхищенно сказала я. – Если бы не Андрей, я бы тебя, ей-богу, полюбила смертельной любовью. На всю жизнь.

– Тогда это не надолго, – усмехнулся Павел. – Ты бы меня своими шуточками за месяц бы на тот свет отправила. Так что все к лучшему.

В этот момент раздался звонок в дверь. Галка прибыла секунда в секунду, как самолет компании "Эр-франс".

– Есть какие-нибудь новости? – спросила она с порога у наших пинкертонов.– Наташка, чашку кофе! Иначе до вечера не доживу. Ноги гудят и вообще... Мальчики, не обращайте внимания, понимаю, что веду себя неприлично, но похожу босиком... Так есть новости?

– Кое-что... – начал было Андрей, но Павел его перебил:

– Пока – ничего определенного. Вот поработаем сейчас, помозгуем, сделаем несколько телефонных звонков. Тогда, может быть... Вечером заедем за нашими дамами, если будут новости – сообщим. А нам кофе будет?

– Будет, – ответила я и стала собирать на стол. Когда все расселись, я вспомнила про кольцо, демонстративно положила руку на стол и поиграла пальчиками. Андрей, естественно, даже ухом не повел.

– Откуда у тебя это кольцо? – услышала я голос подруги.

Молодец Галка. Хоть она заметила. Но что за странная постановка вопроса: неужели мне никто кольца подарить не может?

– Когда тетя Таня успела его тебе подарить? Какое счастье, что хоть оно у тебя осталось! Я онемела. При чем тут тетя Таня?

– При чем тут тетя Таня? – спросила яуже вслух.

– Как при чем? Это же тарасовское кольцо. Второго такого не может быть, потому что не может быть никогда. Сними. Я посмотрю поближе.

– Ничего не понимаю, – сказала я, протягивая ей кольцо.

– И при чем здесь Тарасов? – попытался тоже разобраться в ситуации Андрей. – Он же, если не ошибаюсь, архитектор, а не ювелир.

– Все очень просто. Память у вас короткая. Забыли, как делали масло из сливок, а красную икру из селедки с морковью?

– Господи! Ну, при чем тут икра? С ума я с тобой сойду, подруга дорогая.

– Это было лет двадцать назад. Мы были молоды, достаточно тщеславны, уже видели иностранные журналы, нам не хотелось носить вещи стандартные и унылые, которые продавались в магазинах, а денег на комиссионные и авторские вещи в художественных салонах у нас, конечно, не было. И не забывай: архитекторы – это люди необыкновенные, это смесь лирика и физика. Это крепкий коктейль из инженера и художника. Это сейчас прежде всего смотрят на лейбл, а тогда смотрели, насколько вещь красивая и оригинальная. Все шили, вязали, пожалуй, только обувь не делали...

– Домашние тапочки делали, – встряла я. Галка только отмахнулась.

– Ты помнишь, мы ездили в гости к моей подруге по работе? У нее висели шторы, сделанные из лоскутков и изображавшие средневековый город. Шедевр, достойный выставки в Манеже. А помнишь, какой костюм я себе соорудила из старой кожаной сумки и старого пальто? Клетчатая юбка с широким кожаным поясом с бахромой и к ней жилетка, тоже кожаная и тоже с бахромой...

– Стоп-стоп! – взмолился Павел. – Начинали с Тарасова. Он-то тут при чем?