Текст книги "Студент по обмену, или Принцесса с сюрпризом (СИ)"

Автор книги: Наталья Овчар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7. Пробуждение дара

Нередко дар богов бывает божьей карой.

Жан Расин

Жизнь налаживалась. Я вполне комфортно устроился, проблем с финансами не испытывал, кормёжка – вкусная и регулярная, отношения с родственниками, можно сказать, наладились. Отец стал относиться ко мне с уважением после того, как я вскрыл нарыв на его совести, мачеха была со мной мила, как и раньше, но в её голосе перестала так явно чувствоваться фальшь. Сестра, оставаясь избалованной и капризной девочкой, прекратила пакостить явно, хотя иногда, по старой привычке, показывала зубки, ревнуя меня то к отцу, то к асору. Я же старался проявлять к ней терпимость, помня о годах «тяжёлого детства», когда младшенькая служила инструментом в руках амбициозной матери. Мы часто играли с Риси, а я между делом пытался вложить в её прелестную головку правильные мысли о взгляде на жизнь.

У меня имелся опыт общения с младшей сестрой в прошлой жизни, поэтому даже отсутствие фундаментальных знаний в области психологии не мешали выстроить наши отношения с Риси таким образом, что через некоторое время она стала вести себя совершенно иначе. Можно сказать, что мы сдружились. Девочка прислушивалась к моему мнению и даже стала лучше есть, когда сообщил ей, что костлявые вешалки для одежды мужчин не привлекают: им надо, чтобы было за что подержаться.

– Откуда ты это знаешь? – удивлённо хлопая ресницами, спросила Риси.

– А ты понаблюдай за отцом, – посоветовала я. – Когда он заходит в трапезную, то первым делом смотрит не на тебя и не на меня, а на матушку, причём на совершенно определённую часть её тела – на грудь. Согласись, вряд ли он туда стал заглядывать, если бы там не было на что посмотреть.

У меня грудь тоже имелась. И не потому, что ей пришло время расти. Грудь есть даже у мальчиков. У толстых мальчиков и толстых мужиков. Сам на пляже видел не один раз. Совсем скоро должны наступить те самые «красные дни календаря», которые означали бы только одно – я повзрослел. Времени для самообразования и приведения тела в порядок становилось всё меньше и меньше.

Единственным плюсом было то, что месячные у девушек этой расы наступали лишь к совершеннолетию, то есть к пятнадцати годам. Или время наступления совершеннолетия в своё время подогнали к этой дате, когда законом разрешалось вступать в брак как девушкам, так и юношам – равноправие, ага. Хотя олии теоретически жили довольно долго, практически реальные долгожители встречались редко, а детородный возраст лишь вдвое превышал срок, отпускаемый местными богами тем же ресам. Поэтому девушек в Эрсолизии выдавали замуж сразу же, как только первая кровь окрашивала их одежду или простыни, предварительно запечатав магию особым ритуалом. В более ранние сроки жизни девочек такую изоляцию способностей не проводили, особенно у тех, чей дар сильный или редкий, иначе он не передавался по наследству.

Моя жизнь стала насыщенной и интересной. Ангел-хранитель сдержал обещание. На скуку времени совсем не оставалось. Утро начиналось с обязательной пробежки. К моей странности обитатели дворца быстро привыкли. Как только я достаточно схуднул, чтобы не травмировать суставы, начал бегать «трусцой» по дворцовому парку, строго дозируя нагрузку и не стремясь ставить рекорды на скорость и выносливость. После пробежки прямо на лоне природы делал комплекс обычной гимнастики, вспоминая школьные уроки физкультуры и то, что называли ею в универе. Затем отмокал в воде с ароматными добавками и обливал разнеженное теплом тело холодной водой, чтобы взбодриться и приготовиться к дальнейшим подвигам.

Подвигами я называл уроки танцев и вышивания. Для танцев, пока достаточно не похудел, я был слишком неповоротливым. Но чем сильнее уменьшалось в размерах моё тело, тем легче давались движения. Третья грация нашей коалиции становилась всё грациознее и грациознее. И это радовало.

Сине вышивание давалось с трудом ещё до вселения моей души в её тело. Пальчиками-сардельками тонкую иглу удержать непросто, а у меня банально не хватало усидчивости: стежки выходили кривыми, нитки постоянно путались. Я исколол все пальцы, пока приспособился. Но через некоторое время преодолел это препятствие, сжимая зубы и собирая весь мат, который знал, пока учился переносить на ткань художественные выкрутасы. Лулу очень любила такие часы. Она сидела у меня на плече, прикрыв глаза, и довольно лыбилась, впитывая фонтанирующую энергию эмоций от не высказанных вслух перлов «великого и могучего». Я косился на её довольную мордаху и немного успокаивался, опасаясь, что мой негатив как-то ей повредит.

После обеда обычно уходил в библиотеку, изучая местные законодательные акты, а также выискивая сведения по «гномам»-подземникам. У меня возникло стойкое желание добраться до их земель и попытаться наладить личный контакт с этой закрытой ото всех расой. Не может быть, чтобы хоть кто-то не общался с ними. Иначе – как их изобретения стали доступны для остальных жителей мира? И, к тому же, раз мне «явился» посланец богов с «пророчеством», то, делать нечего, придётся следовать выбранному сценарию: раз назвался избранным – топай в горы и добывай полезную инфу во благо любимой Родины.

Запретную книгу по магии я хранил в библиотеке в укромном месте, случайно обнаружив щель между стеной и стеллажами в самом дальнем углу. Не доверяя памяти, потихоньку делал копии с листов, а перед сном, когда был уверен, что в мою комнату никто не войдёт, учил заклинания, решив, что ритуал запечатывания магии никогда произвести над собой не позволю.

Дело в том, что строгий запрет на магию для женщин существовал только в Эрсолизии. В остальных землях империи женщины, хотя и ограниченно, могли её использовать для бытовых и медицинских целей, а особо одарённым барышням государство предоставляло бесплатную возможность обучения и дальнейшего трудоустройства в казённых учреждениях. В родном же королевстве меня, принцессу и почти императрицу, ждала такая же дискриминация по половому признаку, как и любую неграмотную крестьянку, поэтому сбежать из дворца в большой мир я намеревался ещё до того, как моё взросление станет явным для всех.

С жадностью сухой губки я впитывал знания, стремясь узнать как можно больше и достовернее о мире, куда закинула судьба в лице одного хранителя-раздолбая. Мой улыбчивый секьюрити постоянно находился (или находилась) рядом, но гендерная принадлежность зубельхориса оставалась тайной; и хотя он выбрал женское имя, я почему-то никак не мог определиться с родом, когда разговаривал с ним.

Этот зверёк поражал сообразительностью. Казалось, что он понимал всё, что ему говорили, а с некоторых пор стал замечать, что тоже начал его понимать. Когда мара Исия интересовалась, чего грасия желает на завтрак или на обед, я не забывал заказывать ящерёнку какие-нибудь вкусности, но откуда приходило знание, что питомец сейчас хотел именно молоко, а не фрукты, не знал. Это понимание приходило, сопровождаемое странным ощущением в голове, как будто ты наклонился, а затем резко встал. Лёгкий шум в ушах не вызывал пока беспокойства – мало ли какие у этой расы имелись физиологические странности организма. К тому же это всё очень быстро исчезало, поэтому я не обращал на них внимания до определённого момента и придворному лекарю ничего не сообщал. С детства докторов недолюбливал, особенно стоматологов.

Лулу постоянно находился на мне: устраивался на плече, спрятавшись под распущенными волосами, или перебирался на колени, когда я сидел в кресле и читал очередной фолиант. Да, зверёк оказался очень интересным. Он мог быстро менять цвет, словно хамелеон, когда в этом случалась необходимость. Иногда сливался с местностью, а я пытался его найти. Так мы с ним играли, но в этой игре всегда побеждал Лулу. Пока он не решал, что пора найтись, я его заметить не мог. Это в очередной раз убеждало в его разумности, но был ли секьюрити по-настоящему разумен или лишь умён и сообразителен, подобно собакам моего прошлого мира, пока не мог для себя окончательно решить.

Прошло три года. За это время с телом произошли заметные изменения в лучшую сторону. Я вытянулся в росте и похудел настолько, что выглядел не хуже младшей сестры, которая прекратила изводить себя голодом и начала есть нормально. Убедив Риси в том, что надо не ограничивать себя до изнеможения, а лишь правильно питаться и не забывать о физической нагрузке, иногда заполучил сестру в компаньонки во время тренировок, но младшенькая по спорту не фанатела, предпочитая подвижные игры вроде местного бадминтона и «догонялок-салочек». Единственное упражнение, к которому она относилась серьёзно – это качание пресса. Как-то в разговоре обмолвился, что успешное течение родов и последующее восстановление красоты тела зависит от упругости мышц живота.

– Откуда тебе это известно? – не уставала удивляться Риси моей осведомлённости.

– Надо книжки серьёзные читать, а не одни только любовные романы о подвигах прекрасных грассов* и могущественных магов, – фыркнул я, слегка покривив душой, ибо подобную информацию найти в имеющихся библиотечных книгах было невозможно.

Я за эти годы перечитал все мало-мальски «научные» трактаты по медицине и прочим дисциплинам, что находились в королевской библиотеке, но их оказалось слишком мало. Книги в подавляющем большинстве представляли собой хроники, повествующие о деяниях правителей, а ещё преобладали записки путешественников, которые больше походили на сказки о приключениях Синдбада-морехода. Именно от них в голове Сины была сплошная каша из правды и вымысла, а я так и не смог пока систематизировать и отделить одно от другого.

Библиотека стала самым любимым местом, потому что там царила тишина, и меня не мучили боли с шумами в голове. С чем они связаны, я не знал, но предполагал, что это скорее результат переутомления. Чем больше народа находилось рядом в помещении, тем более громким становился шум и сильнее утомляемость.

Однажды я засиделся за книгой и не заметил, что уже поздно. Вдруг в голове неожиданно зашумело, а сквозь этот шум и нарастающую головную боль вдруг услышал: «Сина… Сина… Хочу есть… Сеня… Есть хочу! Мягкую, сладкую булочку с молоком. Нууу Арсееений!»

От неожиданности дёрнулся и принялся в панике оглядываться по сторонам. «Всё, у меня, кажется, глюки. Голоса уже мерещатся всякие. Пора закругляться с чтением и спать идти. Но откуда этим голосам известно моё прошлое имя?»

«О! Наконец-то ты меня услышал! Это не глюки. Это я, Лулу».

– Лулу?!

Я с изумлением посмотрел на секьюрити, который проворно переместился с плеча на колени и, не мигая, уставился на меня круглыми глазами, снова улыбаясь во весь рот и радостно виляя хвостом.

«Да, Лулу. И я – девочка, а у тебя проснулся дар!» – с чувством послала мысленный импульс ящерка, да так, что я застонал от боли и потерял сознание.

Отступление 1. Призрачная надежда

Надежда – последнее, что умирает в человеке.

Диоген

Оливия Такер благодарно кивнула личному водителю, который подал ей руку, помогая выбраться из машины. Нервно сжала в руках сумочку, чтобы никто не заметил, как дрожали её пальцы. Постояла, собирая волю в кулак, и сделала шаг вперёд к обшарпанной двери. За этой дверью ей сегодня суждено узнать о судьбе несчастной дочери. За этой дверью находился человек, информация о котором передавалась только проверенным людям, и эта информация гласила, что Мириам Родригес видела судьбы людские так же чётко и ясно, как простые смертные – солнце и облака на небе.

Миссис Такер протянула руку и нажала на кнопку звонка. Спустя некоторое время она расслышала шаги. Дверь приоткрылась, противно скрипнув. На Оливию снизу вверх смотрел лохматый черноволосый и темноглазый смуглый мальчик в шортах и футболке, которая была ему велика размера на три.

– Здравствуй. Я к миссис Родригес. Мне назначено, – произнесла женщина.

Мальчик, молча посторонившись, пропустил посетительницу внутрь и закрыл дверь, а затем так же молча указал на другую. Миссис Такер приблизилась к ней и постучала.

– Входите! – услышала в ответ и толкнула дверь от себя.

Она вошла в полутёмную комнату, куда солнечный свет прорывался сквозь опущенные жалюзи единственного окна, и поздоровалась, получив в ответ молчаливый кивок. Обстановка комнаты совершенно не интересовала женщину, её глаза с жадностью рассматривали сидящую за столом пожилую латиноамериканку, довольно полную, но эта полнота казалась вполне гармоничной и соразмерной. Тёмные, с проседью, волосы собраны в пук, в ушах висели золотые серьги в виде колец. Гадалка была одета в цветастое платье с коротким рукавом. Она пристально посмотрела в глаза посетительнице и жестом пригласила её присесть на стоящий рядом со столом стул.

– Мне сказали, что вы сможете мне помочь, – сказала миссис Такер, достала из сумочки фотографию светловолосой двадцатилетней девушки с открытой улыбкой и сияющим взглядом голубых глаз и положила на стол перед гадалкой. – Это моя дочь Джоан.

Мириам Родригес положила на фотографию ладонь и опустила веки. Она просидела так около минуты, затем открыла глаза, вернула фотографию посетительнице и достала карты Таро.

Мисис Такер следила за действиями гадалки, которая раскладывала карты, ничего у неё не спрашивая. Женщину предупредили, что Мириам не надо говорить о том, что случилось, и что клиент хотел от неё узнать – сама всё расскажет.

Наконец Родригес отложила карты в сторону и подняла на Оливию почти чёрные глаза, пронзив взглядом до появления мурашек.

– Ваша дочь попала в аварию и сейчас её душа не с ней. Она будет метаться между «там» и «здесь», возвращаться к ней время от времени и снова уходить обратно. Ждать придётся долго, но ваша девочка окончательно очнётся через какое-то время. Ждите. Надейтесь. Молитесь.

– У Джоан перелом позвоночника, она сейчас в коме. Моя дочь сможет ходить? – не удержалась от вопроса миссис Такер, с надеждой глядя на сидящую перед ней женщину.

Та сжала губы и сердито посмотрела на посетительницу.

– Я сказала всё, что мне открылось.

– Спасибо вам, что дали надежду. До свидания, – сдерживаясь, чтобы не расплакаться в голос, произнесла миссис Такер и положила на край стола крупную купюру.

Женщина вышла на улицу и села в машину. Только там она дала волю слезам. Водитель с сочувствием смотрел на миссис Такер в зеркало, но молчал, зная, что ей надо выплакаться и успокоиться, а любые произнесённые им слова лишь спровоцируют новый поток слёз. И действительно, через некоторое время женщина перестала всхлипывать, вытерла платком глаза и сказала уже твёрдым, решительным голосом:

– Энди, отвезите меня, пожалуйста, в больницу.

Глава 8. Ристра́к*

Бастарды растут быстрее, чем обычные дети.

Мартин Джордж Рэймонд Ричард

И вот мне стукнуло четырнадцать. Папа́ закатил пир горой, где присутствовала пропасть народа. Снова прибыл представитель от асора, снова он привёз кучу подарков и художника, дабы тот написал мой портрет, чтоб, значит, ампиратора не приплющило, когда через год таку красу ненаглядную узрит при личной встрече. Про «красу ненаглядную» совершенно не стебался, честно. Я как мужчина мог оценить свой выстраданный новый облик, доставшийся Сине от папы с мамой, но чуть было не угробленный мачехой.

Сина, то есть я, была красавицей даже по меркам этой расы. Если честно, в такую девушку сам бы влюбился без памяти, но раз теперь она – это я, то в себя влюбляться мне не резон. Нарциссизмом никогда не страдал и начинать не собираюсь. К тому же, изменения, что происходили с телом, плавно, постепенно и практически незаметно превратили изначально лунообразное лицо в милое личико с тонкими аристократичными чертами и глазами миндалевидной формы с радужкой очень красивой, неоднородной по цвету малахитовой гаммы. Ресницы оказались тоже длинными и прямыми, просто раньше они утопали в толстых щеках, как и сами глаза. Тёмный ультрамарин блестящих, ухоженных локонов, собранных в замысловатую причёску со спускавшимися на плечи прядями, украшала диадема из редкого драгоценного металла ярко-серебристого цвета с голубыми искрами, что ценился выше золота. Камни в диадеме – бледно-голубые и зелёные, аналоги наших изумрудов и топазов. Прямые, вразлёт, брови, как и ресницы, не синие, а тёмно-каштановые. Странная раса, одним словом. Ресницы мне перед балом накрасили и придали им плавный изгиб вверх, чтобы соответствовать моде. Мода, как оказалась, на такие женские штучки походила на нашу. Время, проведённое в дамском обществе среди фрейлин мачехи, научило меня более внимательно относиться к таким мелочам, как фасон платья, особенности причёски и прочему, чего я обычно вообще не замечал во внешнем облике тех, кто находился рядом.

Сейчас, рассекая по бальному залу в шикарном малахитово-лазоревом платье, что прекрасно шло к моим глазам и волосам, я сам себе очень нравился с художественной точки зрения, поэтому принимал как само собой разумеющееся расточаемые окружающими меня мужчинами комплименты. Ещё бы им их не расточать! Я же, теоретически, через год должен стать асорэ, вот они и старались заранее произвести положительное впечатление. Мало ли потом чего у меня попросить придётся. Ха! Знали бы, что не к той сейчас подкатывали. Моя сестрёнка блистала в бледно-голубом платье, на фоне которого её не слишком интенсивный природный цвет волос выглядел просто потрясающе.

Но главным аксесуаром оставалась Лулу. Она, подросшая за эти годы до размеров миниатюрной кошки, ещё могла без вреда для моего здоровья сидеть на плече, пугая неожиданными проявлениями слишком настойчивых кавалеров. Эта милая зверушка трудилась изо всех сил, чтобы оградить мой несчастный мозг от фона, что создавался мыслями находившейся в зале толпы народа. Лишь благодаря ей я не падал в обморок, как это случилось в первый раз.

Тогда Лулу, умничка такая, не растерялась и бросилась к маре Исии за помощью. Женщина потом рассказала, что животинка металась возле неё, нарезая круги, отбегая в сторону двери и приглашая следовать за собой. Лулу шипела и жалобно курлыкала, пока мара Исия надевала длинную хламиду, напоминавшую халат, чтобы не бежать по коридорам в спальной рубашке.

К счастью, мой обморок длился недолго. Мара Исия привела меня в чувство и помогла добраться до спальни. Пришлось ей обо всём рассказать. Этот секрет по моей просьбе женщина строго держала в тайне, что грозило ей нешуточным наказанием, если вдруг всё раскроется. По какой-то причине мой дар проснулся раньше, чем наступило совершеннолетие. Его либо надо было перекрывать при помощи ритуала, либо учиться пользоваться под руководством опытного мага такого же направления. Но то-то и оно, что дать совершить над собой ритуал я категорически не желал, а искать мага со столь редким даром, как у меня, не мог по понятным причинам. Магия разума. Вот что Сине досталось в наследство от мамы. Пока что этот дар доставлял лишь сплошную головную боль.

Немного притомившись, – танцы-шманцы, плюс довольно уже тяжёлая тушка Лу, – я уселся в уголке на диванчике, чтобы отдохнуть и понаблюдать за сейшеном. Только расслабился, как вдруг моя девочка тихонько зашипела, предупреждая о нежелательных визитёрах. Ну не любила она мачеху.

Мурка подошла не одна, а вместе с довольно примечательной личностью – высоким юношей в строгом, без вычурности, камзоле. Так одевались наставники молодых аристократов. Посмотрев на его физиономию, я хмыкнул про себя: тонкий нос с горбинкой, синие глаза, узнаваемая линия губ и широкая сине-голубая прядь в каштановых локонах. Результат давней шалости некого венценосного самодержца поклонился мне, скромно опустив глаза, не такие яркие, как у отца, скорее похожие на привычные сине-серые из моего прошлого мира.

– Эльсина, позволь тебе представить Бе́риса ри-Си́нка, твоего нового учителя по верховой езде, – сказала мачеха.

Угу. Чем тебе старый-то не угодил? Правильно я понял. Приставка «ри» всё объясняла. Она означала, что юноша – ристрак высокородного олия от женщины из ресов, а таким олием, судя по сходству физиономий, был наш с ним папаня. Ну здравствуй, ещё один братишка. На вид парню лет восемнадцать или двадцать. Для наставника слишком молод. Интересно, с какой целью королева его мне в учителя определила?

– Очень приятно познакомиться, мар Берис, – произнёс я, вставая с диванчика и слегка наклонив голову как благовоспитанная девочка, но не потому, что здоровался с учителем, а потому, что старшая из королевской семьи стояла. Этикет, блин.

– Я вас оставлю, молодые люди. Пообщайтесь, чтобы лучше узнать друг друга, – мило улыбнулась Мурка и уплыла в неизвестном направлении величественным парусником, плавно и горделиво скользящим по волнам.

Спасибо моей девочке. Лулу считала мысли мачехи и вкратце передала мне. Мурка полагала, что и я, и Берис представляли для её детей определённую опасность: я – как соперница на руку и сердце асора, а брат, хотя и полукровка, не имеющий права претендовать на трон, всё равно мешал ей, словно заноза в одном интересном месте.

Как ни странно, но методы яда и кинжала для устранения претендентов на трон редко применялись в королевствах – ибо богопротивно. Здесь предпочитали услать подальше с глаз долой, чтобы неугодный загнулся где-нибудь в дальней дороге от лап и зубов многочисленных опасных монстриков или лихих людей, всегда в достаточном количестве водившихся в любом месте империи. Вооружённый этим знанием, я начал вербовку союзника.

– Берис, предлагаю на этом покончить с официозом и обсудить наше с тобой положение, – с места в карьер начал наступление, присаживаясь и жестом приглашая братишку сделать то же самое.

Ну вот, ещё одним удивлённым на свете стало больше. Лулу передала вихрь его мыслей: паника, растерянность и полное непонимание ситуации, в том числе – как себя со мной вести.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, грасия.

– А что тут не понимать? Риксоэ Муралаола использует тебя в своих целях. Её цель я прекрасно знаю – сама подтолкнула её к ней. Но твоё отношение к роли, которую она тебе уготовила, я ещё не знаю. Вот и предлагаю это обсудить.

– Милостивая риксоэ, в доброте своей, похлопотала за меня перед вашим отцом и моим риксом о назначении на должность при вашей милости, грасия.

Посмотрите-ка на него – отказываться от официального общения, в соответствии с этикетом, он пока не собирался.

– Хорошо. Объясни, в чём же её милость? В том, что она моего единокровного брата пристроила мне же в учителя? Почему бы тебе не называть вещи своими именами? «Моим риксом»! – саркастически хмыкнул, передразнивая парня. – Не хочешь назвать его своим отцом?

– Я… я… откуда вы узнали?

На Бериса было жалко смотреть. Как-то странно видеть парня, который лепетал и заикался не хуже девчонки. Я сознательно рисковал, выкладывая перед братом почти все козыри, чтобы узнать его мысли. Сам пока не мог этого сделать, но Лу очень щадяще для моего разума передавала информацию, подстраиваясь так, чтобы голова выдержала нагрузку.

Берис оказался чист, аки снег на горной вершине. Королева не посвятила его в планы, используя незаконного отпрыска супруга в игре как пешку, которой не жалко пожертвовать. Сделать его союзником она не посчитала нужным – для неё смесок* виделся слишком ничтожной личностью. Что ж, я не совершу подобной ошибки.

– Я, может, по возрасту и маленькая, но не слепенькая. Ты очень сильно похож на отца, не то, что я. И перестань воспринимать меня как высшее существо. Я – твоя сестра, которая очень рада, что у неё появился старший брат. Давай с тобой идти в одном направлении к личному счастью, к такому, каким мы сами его понимаем. Для этого надо объединиться и действовать сообща. Ты согласен?

– С-согласен, – кивнул слегка офигевший от моего напора Берис.

С этого момента у меня появился ещё один искренний союзник, помимо мары Исии. В брате я чувствовал родственную душу. Его жизнь язык не поворачивался назвать безоблачной, хотя в юноше текла королевская кровь. Матерью парня была рабыня из ресов, попавшаяся как-то на глаза Робенхаору, тогда ещё грассу, в его пубертатный период, когда гормоны ударили мальчику в голову, снося крышу напрочь. Дочка садовника-раба и сама бесправная рабыня не посмела отказать сыну рикса, став его постельной игрушкой, на которой он оттачивал навыки в «науке страсти нежной». Подобные связи не возбранялись, хотя и не приветствовались. Ресы считались низшими существами, и многие олии просто брезговали близко с ними соприкасаться. Дети от таких контактов рождались редко из-за какой-то странной несовместимости рас, хотя физически они почти не отличались друг от друга – обе гуманоидные без примесей какой-либо экзотической флоры и фауны в крови.

Всё бы ничего, но наследник довольно сильно увлёкся девушкой, а этого делать не стоило. Особенностью организма магически одарённых олиев было то, что при возникновении каких-либо нежных сердечных чувств вероятность зачатия ребёнка от представителя другой расы повышалась. В результате он и появился, да ещё в такой неподходящий момент.

Мой дед как раз решал вопрос о бракосочетании наследника с грасией соседнего риксие, будущей матерью Сины. Девочка к тому времени ещё не достигла брачного возраста, но договор подписали и скрепили магически, что сделало его нерушимым. Лишь со смертью одного из помолвленных соглашение становилось недействительно, а тут такой сюрприз.

После рождения Бериса его мать продали в другое королевство, повесив на шею магический рабский ошейник-антипоисковик, окончательно скрывший следы женщины и не позволивший Робенхаору найти её даже тогда, когда после трагической смерти отца унаследовал трон.

Со смеском предыдущий правитель поступить подобным образом не мог, потому что высокое происхождение для мальчика являлась и благом, и проклятием. Дед Сины предпочёл спрятать его поближе к себе. Недоброжелателей, стремящихся свергнуть правящую династию, всегда имелось в достатке, а незаконнорожденный мог стать их своеобразным революционным знаменем, а затем и марионеткой на престоле – всё же смесок первородный сын.

Берису дали хорошее образование. Он прекрасно танцевал, фехтовал и ездил верхом, умел считать и писать, а также обучился в большей или меньшей мере всему, что положено знать всем юным аристократам, но максимально, чего он мог достичь – это сделать военную или преподавательскую карьеру, а затем жениться на какой-нибудь бесприданнице из захудалого рода.

Предложение Мурки он посчитал для себя весьма выгодным, получив действительную, а не мнимую свободу, за которую обязался присматривать за сестрой, такой же нежеланной для мачехи. Вероятность выживания в подобном путешествии – пятьдесят на пятьдесят, но юноша верил в свою счастливую звезду. Детство для него закончилось в тот момент, когда он осознал ограниченность выбора, который предоставила ему жизнь. Мы с ним были два сапога пара. Осталось только подготовиться к побегу из-под бдительного ока отца, чем и занялись в следующие месяцы.