Текст книги "Маша для медведя"

Автор книги: Наталья Шумак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

–Пока.

Вставил водитель. Мишка непонятным тоном осведомился.

–Думаешь, что этот паразит не способен на поступок? Ну... Он у нас натура благородная. Может и рыцарем прикинуться при случае.

Зверев помотал головой, но перечить не стал. Продолжал рулить. Мишка закончил мысль.

–Машуль, ты на нас не обижайся. Мы тебя оба очень, очень, очень, очень любим. Ей Богу.

–?

–ОЧЕНЬ.

–Любите?

–А ты не знаешь? Ой, не надо женского притворства. Хоть жениться, остепениться, хоть ковриком под ноги стелиться. Все, что ты захочешь! Все! Вот такие мы два твоих ручных медведя.

Макс опять промолчал. Маша удивилась, но решила, что Буровская шутка достоинство Крутого Пацана не задела. Даже странно. Громко спросила.

–Прямо таки все-все-все?

Мишка и Макс переглянулись, не стали ни отпираться, ни подтверждать. Маша хитро улыбнулась.

–Вот вы и попались. Знаю, что это вранье. Легко докажу. За одну секунду. Хотите?

Макс бросил задумчиво, глядя на лучшего друга.

–Счас влипнем.

–?

–Она ведь хитрая у нас. Попросит меня бросить бизнес, а тебя.... похудеть. Скажет, все Буров, ша! Больше не жрешь! Ни сосисок с пивком. Ни яичницу с ветчиной. Переходишь на кашки, кефирчик и яблоки. Тут ты и приплывешь, друг мой. А мне объявит, что я на работу должен буду устроиться. Охранником, очевидно. Или, нет... У меня же есть корочка. Физическое воспитание. Значит, в школу, физруком. На сто рублей. Как мыслишь, Мишка? Выполним такую просьбу? Ни за что! Тут и закопан медвежий капкан. Маша нам прямым текстом заявит – попались, вруны! Зверюги бессовестные. И будет права. Так?

Он подмигнул девушке. Прищурился. В его короткой, похожей на вспышку улыбке была ослепительная сила. Руль под левой ладонью поворачивался сам собой.

–Ну, так ведь?

Маша с азартом трижды шлепнула себя ладонями по коленкам.

–Да! Да! Да! Ты читаешь мысли.

–Чуть-чуть.

* * *

Дома у гризли было пусто и темно.

–Валите на кухню. Ждите там!

В приказном порядке хозяин квартиры отправил Полежаеву и лучшего друга пить чай. Гости благоразумно не стали спорить, пошлепали в указанном направлении. Включили свет. Уселись на высокие деревянные табуреты. Помолчали. Потом Буров, по собственной инициативе, взялся наливать воды, зажигать газ, словом возиться по хозяйству. Раздосадованная вынужденным ожиданием неизвестно чего Полежаева не стала ему помогать. Зевнула, потянулась, слезла с табурета, подошла к окну. Во дворе ничего интересного не происходило. Маша состроила рожицу своему лохматому отражению в стекле. Потом решила и Мишку тоже осчастливить, повернулась.

–Бе!

На скроенную гримасу медведь не отреагировал. Видели, мол, и не такое. Залез в холодильник, извлек пару лимонов. Шустро настрогал их ровненькими кружочками. Выложил стопками на блюдце. Достал из шкафчика сахарницу. Он стоял к Маше боком, демонстрируя как раз подпорченную половину лица. Вредная школьница не удержалась от вопроса.

–Колись, юрист, кто тебе личность разукрасил?

–Это ты про синяк?

–Разумеется.

–Матвей.

–?

Удивленная Полежаева прямо таки рухнула на табуретку, с которой спрыгнула минуту назад. Подхватила с блюдца сразу три кружочка лимона. Нервно запихнула в рот. Сжевала, не почувствовав вкуса. Слизнула с губ сок. Уточнила слишком громко.

–Чего?

–Доктор наш оперирует, мерзавец, да оперирует. Целыми днями. Рука тяжелая. И ведь шустрый какой, можно подумать боксер-разрядник. Зарядил мне с левой. Это я еще успел голову отдернуть. Был бы нокдаун. Без дураков.

–А что случилось? С чего это вы подрались?

Мишка посмотрел на Машу.

–Мы не дрались. Я получил в глаз, вот и весь поединок.

Маша подумала, что Буров – какая то уникальная личность. Не позер, не хвастун. Хоть бы раз прикинулся храбрецом, победителем. Нет. Режет правду, нисколько не беспокоясь о том, сочтут его размазней или не сочтут. Еще и ухитряется над собой подшучивать. Что это? Низкая самооценка или наоборот? Спросила задумчиво.

–Расскажешь, как тебя угораздило доктору под кулак подвернуться?

–Ну. Ерунда. Честное хавронье. Ничего забавного. Мужская дурь.

–Вот. Так всегда! На самом интересном месте.

Заныла, заканючила девушка, но прошибить невозмутимого Бурова было трудно.

–Угу.

Он только похрюкивал, колоться отказывался. Искоса поглядывал на Машу, улыбался.

–О чем это вы?

В дверном проеме нарисовался невероятно, прямо таки мультяшно широкоплечий силуэт гризли. Брючки, носки, свитер, даже краешек футболки выглядывающий в треугольном вырезе – Макс был верен себе – нескольких оттенков серого. От почти черного, до пепельного. Далась парню эта цветовая гамма! Будто нет в мире ни синевы, ни белизны, ни зелени.

–Все готово. Идем за мной.

Мишка кивнул на закипающий электрический чайник. Такого не было ни у кого из Полежаевских знакомых. Ярко зеленый конус с золотыми буквами, в тон малахитовому кафелю. Красота. И как быстро справляется с поставленной задачей. Минута-другая и готов кипяток. Чудо.

–Может чайку для начала?

–Завари, и пойдем. Пусть настаивается.

Вмешалась Полежаева.

–Стойте, стойте. Я вашу черную гадость пить не хочу. Зеленый есть, или красный?

Подобный вопрос ставил в тупик практически всех. Не пили рядовые жители СНГ иного чая, кроме черной бурды сомнительного качества. Не было ничего лучше на прилавках, да и под прилавками тоже. Итак, вопрос о чае, обыкновенно оказывался весьма неприятным для хозяев. Они неловко пожимали плечами. Изредка, впрочем, предлагая отвар смородиновых и малиновых листьев, либо мяту с ромашкой. Все это громко именовалось – лечебными травами. В солидных домах, правда, могли неожиданно угостить настоящим, (в кавычках или нет, не всегда можно понять) хоть и черным цейлонским чаем.

Но Крутой Пацан Полежаеву удивил. Кивнул. Без обычного позерства, меланхолично потянулся, открыл навесной шкафчик. Достал яркую деревянную коробочку, сплошь покрытую изображениями японок с зонтиками в руках.

–На. С жасмином. Дрянь такая. Я попробовал, чуть не отравился. Как ты пьешь эту хренотень?

Маша, шустро выхватив из лап хозяина вожделенный чай, принялась читать надписи на упаковке – английские, разумеется. Японские иероглифы были для нее не менее загадочны, чем древнеегипетские письмена. Спросила, не отрываясь от текста.

–Зачем тогда добывал, если самому не нравится?

–Для тебя, красавица, исключительно. Вдруг, удастся в гости заманить. Мишка, не стой столбом. Заваривай уже. В большой нам, вон в тот чайник для этой... малолетней пакости.

–Для кого?

Гневно вмешалась вышеупомянутая особа.

–Для тебя, красавица.

Ответствовал гризли. Тут же встрепенулся.

–Мишка, подожди! Зеленый кипятком не шпарят.

Маша подтвердила, удивляясь, что Крутому Пацану известны все эти мелочи. У себя дома она потчевала гризли обычным черным индийским. Дед держал одну-две пачки для людей, еще не обращенных в новую веру.

–Нужно, чтобы вода немного остыла. Заваривай пока вашу бодягу.

–К чему такие сложности?

Удивился Буров. Никто ему не ответил.

Мишка занимался делом. Маша поставила коробочку деревянную на стол. Не удержалась, провела пальцем по прохладной серой, в черных прожилках поверхности столешницы. Неужели, камень? Удивительно. Макс внимательно смотрел на гостью, похвастался.

–Настоящий мрамор. Честно.

Тут же замолчал. Отвернулся. Заговорил с Мишкой. Полежаева влезла в разговор.

–Макс, а где твоя охрана. Ты мне так и не ответил.

–?

–Куда ты дел Леху и Сергея Ивановича? Уволил?

Физиономия у Зверева плавно поменялась с удивленной, на озабоченную, потом стала восхищенной. Он развернулся к Маше всем корпусом, расплылся в улыбке, зафыркал от сдерживаемого смеха. Глаза засверкали точно драгоценные камни.

–Убила! Буров, Буров, слышал?

–Ну?

Макс, добившись внимания друга, переключился на девушку. Отбивая темп фраз ладонью по мраморной столешнице. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

–Откуда ты знаешь, как их зовут? Ты же с ними не общалась ни разу. Стоп... Однажды. Когда меня твой дед учил жить. Сколько-то минут. На площадке. Но они, они же всегда молчат, оба... Так. Так. Мишка, Бурый – ты только посмотри на нее. Она расколола моих ребят, раскрутила на беседу. Развела как младенцев. Я не могу... Мне плохо. Ну ты даешь, Машуль... Ха! Вот это да. Вот это да...

–Красота это страшная сила.

Гордо отчеканила довольная собой Полежаева. Слезла с табуретки, приняла позу амазонки победительницы. Во всяком случае, именно так по ее мнению должна была стоять царица прекрасных воительниц в миг торжества. Копья и меча не хватало... Ладно. Обойдемся без реквизита.

Мишка почесал затылок, посмотрел на друга. Пробурчал с неожиданной задумчивостью.

–Может ей стоит идти учиться на журналистку? Как считаешь?

Зверев пожал плечами. Буров же продолжал, воодушевляясь.

–Представляешь, с такими способностями! Будет интервью брать у знаменитостей разных. Вытягивать из них всю подноготную. Колоть голубчиков на откровенность. Это не все могут.

–Да уж.

Согласился Макс, впрочем, было заметно, что он слушает в четверть уха.

По лицу скользили быстрые тени невеселых вопросов, мелькнули далекие грозовые всполохи откровенно мрачных мыслишек. Тут Гризли встряхнулся, возвращаясь к друзьям. Вновь хлопнул ладонью по столешнице. Маша пошутила.

–Эта штуковина, какая по счету? Третья или четвертая?

–А?

–Ну, несколько ты уже наверняка расколотил.

Гризли бросил быстрый взгляд на Мишку.

–Язва какая, да?

–Полностью согласен.

–Ладно, вставайте.

–И?

–Все готово в зале.

Пушистая сосна занимала почти всю немаленькую комнату, растопырив ветки, упираясь макушкой в потолок. Горький запах хвои окружал ее точно аромат духов – красотку. Ни одной игрушки, только пара включенных, задорно мигающих гирлянд. Негромкая инструментальная музыка ненавязчиво плелась дивными кружевами.

–Чего застыли? Ищите подарки.

Хозяин рухнул в кресло. Буров с кряхтением присел на корточки. Зашуршал пакетами. Спросил возбужденно.

–Какой мой?

–Синий.

–Ага.

Голос Макса прокатился по комнате.

–А ты, красавица? Лень нагнуться?

Маша прикусила губу. Ответила с ненужной резкостью, о которой тут же пожалела.

–Ты так уставился! Мне неприятно!

–Ой. Я просто доволен. Ты у меня дома. Вот и все. Буров, успокой девушку. Это по твоей части.

Хрюкающий от восторга Мишка с коробкой, извлеченной из пакета, подтвердил.

–Все в порядке, Русалочка. Все в порядке.

Маша, не сводя глаз с хозяина, помолчала пол минуты, наконец, решилась. Наклонилась, заглянула под зеленый колючий полог. Большой ярко алый пакет, был перевязан золотой ленточкой.

–А что там?

Ответ Макса был лаконичным.

–Открой. Увидишь.

Маша, подвернув ноги, уселась прямо на пол, на синий палас. Вытащила подарок. Развязала ленточку. Подержала в руках, взвесила. Потрясла, приложив к уху. Положила на колени. Медленно, слегка стесняясь, развернула. Невозможно симпатичный (где Макс смог добыть такого?!) серый мохнатый медведь с небольшой коробочкой, привязанной к правой лапе. Маша покраснела. Гризли пояснил.

–Это парень тебе в постель. Вместо меня, невезучего. Его пустишь, пионерка?

Вмешался Буров, защелкивающий на запястье золотистый браслет.

–Отпад. Вот это часы, так часы!

Макс невозмутимо добавил.

–Там надпись, гравировка. Читал?

Мишка начал суетливо расстегивать подарок. Браслет не поддавался.

–Дай, помогу.

Предложил хозяин, через плечо наклонившегося к нему друга, бросая жаркий и хитрый взгляд на Машу. Полежаева нянчила мишку. Он был очень необычным на ощупь. Шкура ни капли не напоминала привычные материалы, из которых делались игрушки. Каждая прядка шерсти чуть волнистая и шелковая. Хитрые-прехитрые глаза поблескивали. Полосатый бантик на шее, был повязан наподобие галстука. А вот коробочку прикрутили к лапе обыкновенным красным шнурком.

Тут Мишка, наконец, разобрал надпись на своих новых часах. Прочел вслух с удовольствием.

–Бурому от серого. Носи не снашивай.

Опять спокойный голос Гризли с едва заметной ноткой лукавства.

–Ну? Угодил?

Друг пробурчал.

–Да. Только это дорогой подарок. Слишком дорогой.

Крутой Пацан вздохнул.

–Да, ладно. В кои то веки. Зато память будет.

–Не понял.

Гризли до объяснений не снизошел. Заговорил о другом.

–Чего там наша красавица затихла? Машуль, а ты? Довольна?

Оба медведя посмотрели на нее. Девушка держала на ладони два чрезмерно массивных золотых браслета. Они свернулись точно змеи.

–Что это?

Хозяин объяснил лениво.

–Цепь у меня на днях порвалась, собака такая. Я ее здесь, возле елки подобрал, на паласе. Как раз там, где Машка сидит.

–Ну?

Уточнил Буров.

–Заехал к ювелиру. Попросил не переплавлять. А сделать прямо из цепи, как было, два браслета. Кусок, правда, остался. Лишний.

–Макс. Зачем?

–Мне так захотелось. Я носил ее лет пять, или меньше... Теперь твоя очередь. Выпьем вина?

–Немного, хорошо?

Попросил Мишка.

–У меня уже башка от пьянок тупая.

Полежаева перебрасывала браслеты из одной ладони в другую. Они перетекали тяжело поблескивая. Сказала вредным голосом.

–Это кандалы такие?

–?

Вскинулись медведи. Синхронно, как танцовщики, тщательно отрепетировавшие движение. Одинаково покрутили башками, сморщились, посмотрели друг на друга. Маша пояснила озадаченно.

–Меня дед убьет за эти... наручники. Если возьму.

–?

–Девушке неприлично получать такие ценные подарки.

Гризли обвел взглядом комнату. Вздохнул.

–Ой. Опять я не прав. Никому из вас угодить не могу. Что за фигня? А? Иди сюда.

Маша встала, недовольная и нахохлившаяся. Макс попросил повелительно, но не обидно.

–Бурый, проверь как там чай. Пять минут не больше. Мы сейчас придем.

Выходя из комнаты, Мишка помахал рукой с новыми часами на запястье. Из коридора донеслось громко.

–Русалочка, кричи, ежели что. Схвачу ножик, который побольше. Они у Макса острые, до невозможности. Точит – не ленится. Так что, я тесак в лапу, и на помощь тебе с ним наперевес. Сразу!

–Угу.

Согласился Зверев с тяжким наигранным вздохом.

–Иного и не ждал. Маш, хватит, сядь.

Он похлопывал по широкому мягкому подлокотнику своего кресла.

–Пожалуйста.

Буров уже гремел на кухне дверцами холодильника и шкафчиков. Полежаева решила быть послушной, в определенных рамках, разумеется. Положила мишку на колени, устроилась поудобнее. Спиной и правым боком прижалась к каменному, упрятанному в серый свитер плечу. Минуту клубилось молчание. Потом гризли потянулся.

–Покажи.

Задирая тонкую кофточку девушки, повторил.

–Покажи.

–?

–Рубец. Как зажил?

Маша расслабилась. Длинноватый неровный шрам тянулся наискось левее и чуть выше пупка: косо перечеркнутый тонкими бледнеющими линиями собственно швов. Алый, выступающий над кожей уродливый рисунок, оставленный на память об известной поездке. Макс быстро прижался горячими губами к Машиному животу. Мгновение, другое. Отстранился. Попросил чуть хрипло.

–Давай, браслеты застегну. Не швыряйся моим подарком. Не захочешь носить, спрячь. А сейчас, пока ты здесь. Пожалуйста.

Полежаева опять послушалась. Решительно, Гризли был для нее опасен. Действовал – гипнотически.

–Где наши лапки?

Протянула послушно обе руки ладонями вверх. Зверев взял браслеты. Никуда не спеша, застегнул один. Щелк. Другой. Щелк. Попросил, утыкаясь лбом в живот.

–Поцеловать тебя можно? Разочек?

Немного растерявшись, глупая овечка собралась было соскользнуть с подлокотника. Но помедлила, секунду. Почему-то. Что с ней происходило? Медведь угадал, что она не торопится удирать. Ласково, но крепко обнял талию. Потянул к себе, разворачивая лицом. Обе ладони, большие, твердые, легли девушке на спину.

–Ну?

В серебряных глазах кипела яростная и неутоленная жажда.

–Ну?

Макс нервно сглотнул. От его пальцев исходил жар, Маше показалось, что она расплавится в этом объятии. Зверев не торопился, не набрасывался. Смотрел, ждал. Только изредка, чуть заметно, ладони его подрагивали. Машину спину обсыпали приятные мурашки. Всю. От копчика до затылка.

–Ну?

Потянулся навстречу. От его кожи пахло горькой свежестью. Маше показалось, что комната опрокидывается, что сама она падает и тонет, и выбраться невозможно. Нет, не поздно, просто – все так, как есть. Чудно. И совсем не хочется отстраняться, дергаться. Знала, ее отпустят. Немедленно.

Губы... Горячие. Умелые. Сначала просто прижались, потом медленно раскрылись. Поцелуй не был свирепым. Нежность, нежность, нежность. Маша расслабилась в теплой волне удовольствия. Твердый кончик языка проник внутрь, настойчивый и ласковый. Он знакомился, а не командовал. Еще одно мгновение. И еще одно. И еще... Макс отстранился. Маша открыла глаза. Потрясла головой.

Невероятно сильные руки сомкнулись у нее на талии. Гризли снял девушку с подлокотника, поставил на пол. Отпустил.

–Страшно было?

–Нет.

–Противно было?

–Нет.

Почти обиженно ответила озадаченная его поведением Полежаева.

–Ладно. Топай на кухню. Мишка волнуется.

–?

–Я приду.

Несколько ошарашенная девушка в дверях оглянулась. Гризли, запрокинув голову, прикрыл глазищи. Грудная клетка мощно вздымалась, точно он бежал в гору и жадно пил воздух. Как он понял, что Маша стоит рядом и подсматривает? Велел резко.

–Кыш.

–Ладно.

Буров, изгнанный на кухню первым, вовсе не волновался! Уплетал абрикосовое варенье и миндальным печеньем закусывал. Увидел Полежаеву, сообщил доверительно.

–Гризли прав. Я попробовал твоего чая. Один глоток. Всего. Бр-р-р. Честное ниф-нифовское, редкая гадость. А уж цвет... Моча больного осленка.

–Ты не проникся.

–?

–К зеленому нужно привыкнуть. Втянуться. Осознать. Да, он горчит. Но зато вкус у него, живой.

–Ага. Забирает до озноба.

Мишка скривился, подвигал ушами. Привычная шутка тем не менее подействовала. Маша хихикнула. Буров подмигнул. Подвинул табурет.

–Приземляйся, русалочка. И наслаждайся напитком избранных счастливцев. Меня от него воротит. Я предпочитаю по-простому. Крепкого, сладкого. Чтоб душевно.

Полежаева не стала спорить. Буров принялся рассуждать о гурманах вообще. Речь его сводилась к тому, что вышеупомянутые любители чрезмерно тонких вкусовых ощущений просто-напросто извращенцы. Издеваются они не только над живыми моллюсками, например, но и над своими кошельками и желудками. Сплошь и рядом, вся их философия оказывается попыткой прикрыть душевную черствость и полную эмоциональную незрелость. Заканчивая очередной виток филлипики, Мишка громко возгласил.

–Нормальный человек такого жрать не станет!

Маша кивнула головой, чтобы отвязался. А через малое время явился Макс. Собранный, спокойный, холодный как ледяная гора. Молча взялся пить очень сладкий чай. Смотрел на Машу, слушал Мишкины шутки. Потом, вдруг брякнул.

–А мне подарок положен, на Новый Год?

Буров и Полежаева обменялись быстрыми взглядами. Чуть виноватыми, чуть озадаченными. Гризли, наслаждаясь моментом, попросил.

–Косу можно расплести?

Маша поперхнулась чаем.

–Что?

–Кто-нибудь, я мужиков имею ввиду, это делал? Разрешала кому? А?

–Нет.

–Врешь, наверно. Может в лагере, какому симпотному пионеру подвезло?

–Нет. Сказала же.

–Точно?

–Макс!

–Ну?

–Что, ну?

–Косу, говорю, твою, можно расплести? Давно мечтаю.

Маша опять покраснела. Но согласилась.

–Да.

Гризли подъехал на своем стуле. Блин, он у него был круглый, с колесиками! Развернул девушку спиной к себе. Рекомендовал.

–Продолжайте. Я мешать не буду.

Быстро погладил добычу горячей ладонью. Снизу вверх. От попы до шеи. Машиному телу это жутко понравилось. В животе собрался и запульсировал огненный ком.

Впрочем, Гризли больше не озоровал, не будоражил опасными прикосновениями. Занялся своим подарком.

Взялся за узелок зеленого шнурка. Маша поняла, отражаясь в Мишкиных глазах, что выглядит дура дурой. Было от чего. Макс медленно, с блаженными вздохами, распускал косу. Невозмутимо пить чай не получалось, хоть тресни! Полежаева пунцовая, как пионерский галстук, смотрела на Мишку. Буров после минутной заминки, вновь захрустел печеньем. Действия Гризли не отбили у него аппетит.

–Налей мне еще чашку.

Вежливо проговорила Маша. Буров, продолжая жевать, кивнул, потянулся, выполнил просьбу. Предложил заботливо.

–Варенье хочешь?

–Нет...

Полежаева точно со стороны, расслышав себя, поняла, что умирающие интонации – реальность, а не притворство. Голос у нее исказился. Некстати вспомнилось, как она мысленно пофыркивала насчет Светкиного кокетства. Пауз разных, вздохов – в присутствии Крутого Пацана. Вот, дура. Не Светка, а она, умница и красавица.

Макс уже справился с задачей. Отшвырнул скомканный шнурок на многострадальную столешницу. Отъехал на шаг, взглянуть, что получилось. Вернулся. Пропустил несколько прядей сквозь пальцы. Намотал на запястье. Пошевелил рукой, посмотрел – как шелковый браслет соскальзывает. Наклонился, прижался лбом. Щекой коротко потерся. Засмеялся. Выглянул из-за Машиного плеча, чуть касаясь его подбородком. Честно и блаженно сообщил другу.

–Буров, я счастлив. Лучшего подарка на Новый Год у меня еще не было.

* * *

Конец января и февраль прошли под знаком бесконечных вызовов в милицию. Маша, всегда в обществе Ильи Ильича, таскалась к следователю по три раза в неделю. Чего от нее добивались триста раз, переспрашивая об одном и том же? Единственное, что она утаила от мрачных ребят в форме – обстоятельства знакомства с гризли. Приплетать отчима и маму было ни к чему. Дед с ней согласился. В итоге беседы со следователем напоминали диалог из театра абсурда. О взаимопонимании речь не шла.

–Максим Алексеевич Зверев ваш любовник?

Вновь и снова приставал следователь.

–Нет.

–Вы уверены?

.....

–Представляешь, дед, он так и спросил. В тридцать пятый раз уже. Уверена ли я в том, что не сплю с Максом?! Дурдом. Кошмар какой-то!

–Вовсе нет. Он не может понять, что вас связывает. Вы не вписываетесь в рамки, привычных представлений. Так не бывает. Кстати, ты изменилась.

–?

–Говоришь о Максе, и глаза загораются.

–?

–Он тебя приручил. Ты его, если и не любишь, то ждешь. Зря.

Маша вскочила с табуретки, унеслась в комнату, рухнула на кровать. Дед материализовался в дверях.

–Золотце. Это правда. Обидеть тебя я не хочу.

Маша натянула покрывало на голову. Дед исчез.

Весь мир был в заговоре против нее. Решительно. Вчера Буров пел ту же песню. Сегодня Илья Ильич. Да она сама может им рассказать, что не хуже этих воспитателей понимает... А что именно? Что?

–Дед!

–Слушаю.

–Дед. К нему тянет.

–Еще бы.

Вошел, присел на краешек постели. Протянул сухую крепкую ладонь. Ласково погладил внучку по макушке. Неожиданно добавил.

–Это моя вина.

–Почему?

–Надо было сразу отрезать тебя от него. Запретить общаться. Но, я ужасно боялся.

–Чего?

–Что ты взбрыкнешь и убежишь. От меня.

Маша повернулась, вползла головой и плечами на колени Ильи Ильича. Снизу посмотрела в родные внимательные глаза. Прикусив губу и лукаво улыбаясь. Дед перестал хмуриться. Надавил пальцем на нос.

–Пип.

Маша спросила с хитрецой.

–Мне же, вроде, некуда было бежать?

–Ты так думаешь?

–Да.

–Золотце, ты же, когда удила закусываешь, способна на любую глупость. К Максу ненаглядному и помчалась бы.

–Ну...

–Не Макаренко я к сожалению.

–Дед, почему ты сказал – еще бы? В смысле, еще бы не тянуло. Я о Максе.

–Понял. Он личность харизматическая, золотце. Это нечто врожденное, вроде магии. Такие люди могут религии основывать. Запросто. Недостатка в желающих пасть на колени и поклоняться не будет.

–Я не люблю его.

–Ты себя в этом убеждаешь или меня?

–Дед.

–Что, золотце?

–Я, правда, не люблю его.

–Ну и не люби на здоровье. Он, кстати, сколько дней не звонил?

–Двенадцать. Сегодня тринадцатый.

Илья Ильич больше ничего не говорил, просто смотрел сверху вниз. На Машины щеки наползла свекольная краска.

–О, блин! Блин! Я попалась, да?

–Кому?

–Тебе!

–Разве я тебя ловил? Сама проболталась, что дни считаешь.

* * *

Изредка выбирались в гости со Светой к ее приятельницам. Или встречались возле университета, чтобы просто прошвырнуться по центру.

Рост эффектных подружек, плюс хорошая осанка (дед выполнил обещание, после тридцати-сорока синяков от безжалостных щипков, внучка перестала сутулиться) делали их более, чем заметными. Даже на улице, когда они шествовали рядом, постоянно оглядывались не только мальчишки и юноши, но и мужчины постарше.

Выходили плечо к плечу из магазина. Носы вверх. Дубленки, шапочки, хорошие сапожки, Машина коса, переброшенная вперед, на грудь. Пацанчик лет пяти уставился, выпучив круглые глазки, громко спросил у тетки, которая тащила его за руку.

–Мам! Мам! Это дамы, да?

–Дамы?!

Горько окрысилась женщина. Злобно зыркнула, поволокла сына прочь. Он выворачивался, стараясь посмотреть за спину, дрыгал толстыми ножками. Мама не позволила.

–Кажется, она решила, что мы проститутки. Возможно даже интердевочки.

Фыркнула Света. Маша посмотрела на подругу с недоумением.

–?

–Точно тебе говорю.

Недавно на экраны страны вышел скандальный фильм: повествующий о тяжелой жизни путаны. Школьницы начали писать в анкетах, что мечтают стать валютными проститутками.

–С чего бы?

–Высокие, прилично одетые. Держимся прямо. Улыбаемся. Вот дремучие бабы нам и вешают ярлык.

–И что теперь? Сутулиться и делать морду кирпичом?

–Если хочешь не раздражать несчастных теток, безусловно.

–Вот еще. На всех не угодишь.

–Абсолютно верно. Они смотрят благосклонно только на сереньких мышек.

–Общенациональная проблема?

–Скорее обще провинциальная. В Москве люди меньше обращают внимание друг на друга.

Маша пожала плечами. Спорить о том, чего не знает? Зачем? Проще допросить деда. Что он думает по этому поводу.

* * *

В конце января, сразу после крещенских морозов внезапно потеплело. Горожане, впрочем, не торопились вылезать из шуб.

Маша со Светой, собрались в гости в субботу после обеда. Поддели под дубленки тоненькие хлопчатобумажные водолазки, вместо свитеров. Поменяли варежки на перчатки. Разоблачаться совсем по погоде не стоило. Осенние куртки это хорошо, но коварная холодрыга могла накинуться на Заранск в считанные часы. Встретились возле десятой школы. На остановке, забравшись на скамейку с ногами (Маша этого терпеть не могла) кучковалась стайка подростков.

–У-у-у...

–Вот это телки!

–Тащусь.

–Эй, телефончик, продиктуй.

–Ваще!

Проводили подружек сбивчивым потоком выкриков, нагловатые ребятки в широких черных штанах и знаменитых шапочках. Света на такое никогда не реагировала. Не изменила она поведение и сегодня. Вздернула нос еще выше и гордо потопала дальше с риском шлепнуться на скользком мокром спуске. Но выдерживая фасон. Рисовщица! Маша шла плечом к плечу с подругой, опустив глаза, ей сделалось противно. Как всегда в подобной ситуации. Точно перемазалась, как свинка. Минуту молчали. Тут новый оклик ворвался в поток невеселых Машиных мыслей.

–Девушки, а девушки, куда торопитесь?

Дорогу загораживал чуть полноватый молодой мужик. Сдвинутая на затылок шапка, аляска не застегнута. Света, обратившая внимание на то, что прыткий тип, вылез им навстречу из "Волги", благосклонно улыбнулась. Даже попыталась остановиться, завести разговор. Увы и ах. Маша бесцеремонно поволокла подружку прочь. Обогнув несостоявшегося кавалера по широкой дуге. Сердито впечатывая сапожки в слякотный, подтаявший снег. Крепко удерживая любвеобильную студентку под локоть. Молча. Быстро. Мощно. Света сдалась. Зашагала в том же темпе. Только пискнула.

–Ну и зря. Нормальный парень.

–У него кольцо на пальце. Он женат. Не беден. Решил подразвлечься без особых хлопот!

Света вздохнула.

–Ну и что? Поболтали бы.

–О чем? Догадайся с двух раз, что именно его интересует? А?

–Ну...

–Твои мозги? Твоя душа?

–Ну...

–Тело. Молодое, красивое. И все! Больше ему от тебя ни фига не надо.

–Ну...

–Жена, бедняжка, сидит дома с малышом, скорее всего.

–Ну...

–Свет!

–Ладно.

Сдалась студентка. И хихикнула.

–Какие у него глаза были. Когда ты меня потащила мимо.

–Не обратила внимания.

–И что теперь? От всех женатых мужиков точно от чумы бегать? Высоко моральная моя подруга?

Маша остановилась. Поправила варежкой выбившийся на щеку завиток. Возразила спокойно.

–Тебе нужна скандальная репутация? В нашем не слишком большом городишке?

–О чем ты?

–О жизненной правде.

–Да ладно тебе.

–Мораль здесь ни при чем. Я не стану тебя осуждать за то, что твой возможный любовник женат.

Очень неискренне, что было ей не свойственно, высказалась Полежаева. Звонок наглой Геночкиной телки не шел из головы. Маму было кошмарно жаль. Готовность подружки к роману с окольцованным типом, показалась отвратительной. Светику наплевать на жен своих ухажеров. А, вот, Маше, не наплевать. Причину смотри выше.

–Ну и?

–Тебя осудят другие. И разнесут все это широко-широко. Одна две истории сойдут тебе с пушистых кошачьих лапок. Может быть даже больше. Пять историй, шесть. А потом, все.

–Что, все?

–Захочешь замуж, за нормального парня. А ему тут же споют о твоих былых подвигах. И кандидат в супруги... Тю-тю. Только ты его и видела.

–Брось. Мы что, в прошлом веке живем?

–Мы обретаемся в Заранске, дорогая. Тебе от этого никуда не деться. Куда ни плюнь – в знакомого попадешь. Все всех знают. Все обо всех говорят.

Света вздохнула. Маша ободряюще похлопала ее по плечу.

–Се ля ви. Где искомый дом?

–Вон тот.

–Надеюсь, ты ошибаешься.

Маша оценила колоссальных размеров грязевое море вокруг пятиэтажки. Уточнила на всякий случай.

–Подъезд?

–Ближний.

–Блин, плыть придется. Это Сиваш какой-то.

Перед ступенями и впрямь, на три метра в диаметре плескалась темная стылая вода, с крошечными дрейфующими ледяными горками. Света хихикнула. Машу точно кольнуло в грудь предчувствие. Некий неоформленный в слова посыл, что ходить не стоит. Ни к чему. Она притормозила. Раздумывая как отказаться подостойнее. Утюг, что ли "включенный" вспомнить?

Но Светлана ужасно просила поддержать ее на студенческой гулянке. Уверяла, что это важнее важного. Вот и голос у нее полон радостного предвкушения.

–Прыгать будем!

Маша съязвила.

–У тебя гены кенгуру в крови есть? Или моторчик за спиной, для взлета? Надо быть чемпионом мира, чтобы преодолеть этот водоем. Пошли лучше домой. Промоченные ноги все едино веселью не способствуют.

–Ну а жильцы?

Очень уверенно возразила Светка, продолжая настаивать, добавила.

–Жильцы как-то попадают в подъезд.

Маша вздохнула. Отошла на шаг назад. Окинула скептическим взором ледяное болото.

–Тут переправа нужна. Понтонная.

Светка нетерпеливо приплясывала на краю. Ей очень хотелось оказаться внутри. Полежаева покачала головой. И замерла. Знакомый радостный-радостный голос из прошлых, забытых снов пообещал.

–Я помогу.

Даже оборачиваться было ни к чему. Абсолютно.

–Здравствуй, Доктор.

–?

Маша перебросила косу назад. Вместо опознавательного знака. Повторила чуть громче. Все еще стоя спиной к Матвею.

–Здравствуй, Доктор.

Он был обескуражен, но не огорчен, это точно.

–Ты? Ты здесь откуда?

Маша ткнула перчаткой в сторону подружки.

–Вот эту оптимистку сопровождаю. Она уверена, что может парить как Карлсон. А я сомневаюсь.