Текст книги "Площадь Согласия. Книга 2. Навстречу счастью"
Автор книги: Наталья Батракова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Я тебе не верю… – выйдя из кратковременного ступора, вымолвил Алексей и вдруг крепко тряхнул Лиду за плечи. – Этого не могло быть, ты все придумала! Ты врешь!!!
– Рада бы соврать… Отпусти, мне больно, – повела она плечами. – Можешь зайти в больницу и спросить у заведующей. Кажется, она сегодня дежурит.
«Неправда, неправда, неправда! – твердил Алексей, пока несся к троллейбусной остановке. – Она не могла! Надо успокоиться, все проверить. Мало ли Крапивиных в городе!»
– Ксения Олеговна! – бросился он навстречу появившейся в приемном покое женщине в белом халате. Та испуганно отпрянула. – Мне нужно узнать одну вещь. Помогите, пожалуйста, – взмолился он.
Устоять перед таким напором было невозможно.
– Хорошо. Пройдите ко мне в кабинет. Молодой человек со мной, – бросила она медсестре. – Что вы хотите узнать? – спросила она, закрыв за собой дверь с табличкой «Заведующий гинекологическим отделением».
– Я хочу знать, делала ли аборт в конце апреля студентка Тамара Крапивина.
– Это конфиденциальная информация, я не имею права, – протестующе подняла руку доктор.
– Я вас очень прошу, одно слово: да или нет.
– Ну хорошо… – неожиданно быстро сдалась она. – Поскольку знаю вас лично… Подождите, я проверю в журнале.
Десять минут, которые она отсутствовала в кабинете, показались Алексею вечностью.
– Да, – услышал он и почувствовал, как мир вокруг стал медленно распадаться на части. – Тамара Крапивина, студентка второго курса…
Он брел к общежитию, а мир продолжал рушиться, все самое яркое, что жило в душе, меркло, тускнело, покрывалось черным налетом…
«Зачем она соврала? Ведь я помню ее слова, что от меня беременна лишь одна женщина!.. И это после того как я сказал, что люблю ее… Можно понять, когда такое совершают в угаре обиды, в приступе ярости, но чтобы вот так, спокойно и хладнокровно, не поставив меня в известность… Да кто дал ей право решить судьбу моего ребенка?» – кипело в груди.
Чем ближе он подходил к студенческому городку, тем сильнее себя накручивал. Решив не делать крюк до ворот, он взобрался по железной решетке ограждения, собрался прыгнуть с высоты, как делал это множество раз, и… Просветление наступило в последний момент: нельзя, колено! Цепляясь за поржавевшие, еще не крашенные в этом году прутья, он медленно слез, точнее, сполз на землю, сделал пару шагов и сразу зацепился в темноте за какую-то проволоку. Едва не упал, а потом, обдирая ладони и чертыхаясь, долго выпутывался… Пока выбрался на ведущую к высокому зданию тропинку, гнев в душе слегка поутих.
«И все-таки это могла быть ошибка, – попытался он оставить хоть какую-то надежду. – Надо успокоиться и спросить прямо».
Присев на одну из скамеек у футбольного поля, он закурил и поднял голову: почти во всех окнах горел свет – сессия. Тамарино окно, как и его, выходило на другую сторону.
«Но если это – правда? Что тогда?..» – отбросив в сторону окурок, в полной растерянности поднялся он со скамейки…
11
…После ужина всей компанией решили прогуляться по набережной. Юлька, не проронившая за столом ни слова, демонстративно взяла Алексея под руку и, слегка ускорив шаг, увела вперед.
– Знаешь, на что это похоже? На капризы избалованной девочки, которой не купили очередную игрушку, – оглянувшись на понуро шагавшего друга, не удержался он от комментария. Размолвка отца с дочерью затягивалась, более того, похоже, искусственно раздувалась одной из сторон. – Тебе уже восемнадцать, могла бы что-нибудь и поинтересней придумать.
– Могла бы, – кивнула она. – Я уже и вещи собрала, осталось только такси до аэропорта вызвать.
– И что же тебе помешало?
– Папу стало жалко… – чистосердечно призналась Юля. – И потом… все равно ведь придется мириться. Мы с ним в детстве так часто играли: поссоримся, подуемся друг на друга за ужином, а перед сном помиримся. Он мне даже колыбельную пел, я помню… А потом – исчез. Дядя Леша, ну почему он нас тогда бросил, променял на чужую семью?
– Так вышло, – тяжело вздохнув, ответил тот и слегка коснулся второй рукой ее ладони. – Никто не застрахован от ошибок: жизнь намного изобретательней наших фантазий.
– Фантазии… В детстве в моих фантазиях всегда был папа… Думаете, это легко забыть?
– Он и сам этого не может забыть… Ты вот что… Попробуй общаться с ним, не оглядываясь на прошлое. Я уверен, пройдет время – и ты его поймешь. Поймешь и простишь. У тебя замечательный отец.
– Хорошо вам, взрослым: все свои ошибки уже совершили, поумнели, помудрели, теперь можно и прощать, – вздохнула Юлька.
– Ошибаешься… Закон жизни: пока человек жив, он постоянно совершает ошибки… Чтобы было что исправлять, – горько усмехнулся Алексей. – И жизненный опыт, как ни странно, помогает избежать их лишь в мелочах, но не в глобальном масштабе.
Какое-то время они шли молча. Алексей готов был продолжить тему, но, чувствуя, что Юлька напряженно о чем-то думает, не решался перебивать ее мысли.
– Вы тоже строите площадь Согласия? – наконец спросила она.
– Какую площадь?
– Мама постоянно твердит, что у каждого в душе должна быть площадь Согласия.
«Площадь Согласия своей души, – сразу вспомнил Алексей строку из журнальной статьи. – Так вот откуда это у Тамары!»
– Твоя мама права: площадь Согласия всегда лучше, чем поле битвы.
– А вы умеете прощать?
– Приходилось…
– Нет, вы меня не поняли: после глобальной ошибки вы прощали кого-нибудь? Человек совершил ошибку, а вы его простили, – конкретизировала она вопрос.
– Пока нет, – чистосердечно признался Алексей, снова вспомнив о Тамаре. – Не простил.
– Значит, вы должны меня понять… Я насчет того, что веду себя, как капризная, избалованная девочка… Дело не только в том, что пока не могу простить папу. Просто хочется как можно дольше называть белое – белым, черное – черным, хочется плакать, когда грустно, смеяться, когда смешно! Почему, повзрослев, люди начинают врать, становятся ненастоящими?
– Это как?
– Возьмите моих родителей: я же знаю, что мама продолжает любить папу, хотя делает вид, что это не так. И папа постоянно ею интересуется… Как мне кажется, тоже неспроста. Неужели надо было разводиться, чтобы вот так вот всю жизнь друг друга мучить? Или взять вас с Тамарой: у вас была очень красивая любовь, мне мама рассказывала. Зря, что ли, Тамара так и не вышла замуж? Ведь пишут, что настоящее чувство не исчезает бесследно! Иногда оно никуда и не девается, мы сами от него прячемся! Вот ответьте честно, вы любите Тамару до сих пор?
Алексей буквально онемел. Не столько от свойственного юношескому максимализму стремительного поворота мысли, сколько от самого вопроса. Если у них такой откровенный разговор, следовательно, его ответ должен быть честным. Фальшивить с Юлькой нельзя, он это уже понял. Проблема в другом: Алексей и сам не знал ответа на такой вопрос… Точнее, до сего момента он об этом даже не задумывался! Но едва он решился ответить так, как есть, со стороны маленького островка в море раздался грохот и небо озарилось яркими гроздьями салюта.
– Ух ты! – восторженно воскликнула девушка. Тут же забыв, что ей так и не ответили, она отпустила локоть Алексея и приблизилась к парапету набережной. – Вау!!!
Волшебное зрелище как по команде оторвало отдыхающих от разглядывания лотков с сувенирами и заставило посмотреть в сторону моря. Постепенно феерическое шоу переместилось ближе к набережной, какое-то время стелилось по водной глади, снова вернулось на островок. Стоило отдать должное тем, кто, обладая недюжинной фантазией, придумал, срежиссировал и воплотил в жизнь эту сказку, а теперь, невидимый, переключал кнопки и выстреливал в небо миллиардами искр.
В компании из пяти человек ликовала и восклицала только одна Юлька. С некоторых пор Владимир терпеть не мог не то что выстрелов – даже раскатов грома, Михаил учился у старшего товарища сдержанности и во всем копировал его поведение, ну а Алексею с Артемом было как-то не до веселья.
– Салют в честь одного женского журнала и двух старых идиотов, – пробормотал приблизившийся к другу Кушнеров. – Салют по прошлому… или по настоящему… Впрочем, какая теперь разница.
Алексей ничего не ответил. Продолжая искать ответ на Юлькин вопрос, он по-прежнему блуждал где-то в дебрях растревоженной души, заглядывал в самые укромные уголки, откуда появлялись забытые лица, воскресали давно пережитые чувства…
«Нет, это невозможно! – тряхнул он наконец головой. – Этого просто не может быть!.. Блажь, каприз, расшалившиеся на отдыхе нервы и нездоровые фантазии! Юлька, Юлька! Что же ты натворила? Ты и вправду напоминаешь Тамару, только есть одна разница: в тебе больше открытости и раскрепощенности! Как же хорошо, что времена переменились! Ведь все вокруг нас только и учили: молчать, держать все в себе. Вот и выходило: в душе немереное количество вопросов и сомнений, которыми нельзя поделиться, а в результате – бесконечная череда ошибок…»
…На следующий день Алексей вошел в аудиторию и, заметив Тишковскую, сразу сел на свободное место рядом с ней.
– Ты сможешь завтра поехать ко мне домой? – глухо спросил он. – Я хочу познакомить тебя с родителями.
Лида отложила в сторону ручку и закрыла глаза. Из-под ресниц медленно выползла прозрачная слеза и крупной горошиной покатилась по щеке.
– Я люблю тебя, – не открывая глаз, прошептала она. – Я поеду за тобой хоть на край света.
Услышав эти слова, Алексей глубоко вздохнул: больше ничего и не нужно. Как есть, так и есть. Главное – тебя любят. Как хорошо, что тебя кто-то любит, особенно когда в душе кровоточит рана от вырванного с корнем чувства.
«Стерпится – слюбится, – вспомнилось ему. – Значит, такая моя судьба».
Вечером он зашел на переговорный пункт и с ходу объявил:
– Мама, послезавтра я приеду, но не один.
– Ну наконец-то! – обрадовалась мать. – А заявление уже подали, или у нас свадьбу гулять будем?
– Подали. На двадцать пятое июня.
– Так ведь скоро как! – испугалась мать. – Что же ты нам не сообщил, когда две недели назад был дома? Как тебе не стыдно! А может быть, вы тогда поссорились? – мелькнула у нее догадка. – Так такое бывает перед свадьбой. Тамара – девушка умная и со временем поймет, что вам, Радченко, лучше уступить в малом!
– Мама, мою невесту зовут Лида, – перебил ее Алексей. – Ее отец – ректор нашего института.
– То есть как… – растерялась мать. – Я хорошо помню, что девушку на фотографии звали Тамарой!
– Это другая девушка, – спокойно пояснил он. – Ждите. Целую. Пока.
Повесив трубку, он оперся рукой на аппарат и прислонился спиной к стенке кабины. Лишь когда в стекло требовательно постучали, он подхватил сумку, открыл дверь и, ни на кого не глядя, направился к выходу. В общежитии ему предстояло еще одно непростое дело: убрать все письма и фотографии Крапивиной. Их, конечно, можно было вернуть, например, через Ленку, но делать этого не стоило. Раз нет любви – нечего хранить о ней воспоминания. Пусть уж лучше все исчезнет: и письма, и фотографии…
Леша выгреб из ящиков стола снимки, не просматривая, бросил их в целлофановый пакет, туда же втолкнул две толстые пачки писем и направился к мусоропроводу. Как назло, тот оказался забит: из-под крышки, поднятой кверху, вперемешку с картофельной шелухой торчали конспекты, тетради и разный другой мусор. На полу было не чище.
«Сожгу дома в печке, – решил он. – Здесь нельзя оставлять».
Родители встретили сына с невестой, как положено: накрыли стол, пожелали счастья и принялись сухо расспрашивать о будущих родственниках. Лида поначалу отвечала на вопросы подробно и из кожи вон лезла, чтобы понравиться. Но по выражению лиц будущих свекра и свекрови быстро поняла, что делать это в общем-то бесполезно: они ее не приняли.
«А ведь зимой, едва взглянув на фотографию Тамары, сразу прониклись к ней симпатией, – вспомнил Алексей, не проронивший за вечер ни слова. – Как все непостижимо в этой жизни!»
– Пойдем прогуляемся перед сном, – предложил ему отец, пока мать разбирала постели. – Ти навіщо її привіз? – непривычно грубо начал Радченко-старший. – Я по очам бачу, що ти її не любиш.
– Зато она меня любит.
– А як же Тамара? – с горечью спросил отец.
– Пап, если ты вызвал меня читать мораль, то опоздал: свадьба состоится в обязательном порядке.
– Без батьківського благословіння?
– Да пойми ты: все уже заказано, гости приглашены!
– А как же любовь?.. Или ее ты тоже гостьей на свадьбу пригласил?
– Папа, ты опоздал, – повторил Алексей.
– Запізнився, – после долгого молчания согласился отец. – Не навчив сина головному… Завтра мать отдаст тебе твою сберкнижку – наш подарок на свадьбу. С Валентином можешь сам поговорить, ему перечить не станем, но из наших родственников на свадьбе никого не будет. Не по зубам нам профессорская семья, – запирая калитку, заключил отец.
– Как знаете, – без всяких эмоций ответил сын.
Обижаться на родителей ему было не за что. Честно говоря, в глубине души даже стало легче: притворяться на глазах родных было бы совсем невмоготу…
…Две недели пролетели в бешеном ритме: туда, сюда, костюм, туфли, пробная защита… Рано утром в день защиты диплома в комнату Алексея с радостным воплем ворвался Артем:
– Дочка!!! – орал он. – Инка в пять утра девочку родила! Три пятьсот, пятьдесят один сантиметр!
– Ура! – присоединился Алексей и обнял друга.
– Что тут у вас? – с бритвой в руках заглянул в комнату Пашка.
– У Артема дочка! Три пятьсот!
– Ура!!! А это много или мало? – вдруг озадачился Щедрин.
– Нормально! – успокоил Кушнеров. – Вечером спать легла, среди ночи схватки начались, а через четыре часа родила. Чуть успел в роддом отвезти!
– Вот напьемся! Защита, рождение дочки и мальчишник! – принялся загибать пальцы Пашка. – Завтра дипломы некому будет вручать!
– Не убегут! – отмахнулся Алексей. – Но после защиты – сразу в роддом, иначе вечером точно не дойдем.
В том, что в последний день защиты все, кроме Филевского, получили пятерки, не было ничего удивительного. И студенты, и преподаватели устали и мечтали лишь об одном: дожить до пятницы. Кстати, после защиты почти все сочувствовали Филе: похоже, председательствующий в комиссии декан наконец припомнил ему ту декабрьскую драку.
После окончательного разрыва с Крапивиной Радченко снова стал общаться с Филевским (а ведь несколько месяцев даже не здоровался!). И пусть общение было не таким тесным, как прежде, этого было достаточно, чтобы пригласить Филю на мальчишник. Распределение союзное, кто знает, когда еще свидятся, а ярких, запоминающихся мгновений за пять лет жизни у обоих накопилось немало. По такому случаю Алексей даже лично попросил ректора разрешить Саше переночевать в общежитии.
Поводов для веселья в тот вечер действительно хватало: у Кушнерова родилась дочка, завтра отдадут дипломы, послезавтра свадьба, на которую приглашено немало однокурсников, а потом – прощай, родной институт! Правда, впереди еще два месяца военных сборов, но это можно было считать легкой прогулкой перед расставанием.
К десяти вечера многие из собравшихся в 511-й комнате еле стояли на ногах. В том числе и два главных виновника торжества – Кушнеров и Радченко. Лишь Филя, объясняя, что не хочет обмануть доверие ректора, почти не пил. Улучив минуту в шумихе и толкотне, он прихватил припрятанный в тамбуре на антресолях торт и попытался незаметно исчезнуть. Так бы оно и вышло, если бы не вездесущий Щедрин:
– О! А ты куда? – столкнулся он с Сашей в дверях.
– По делам, – не стал вдаваться тот в подробности.
– По делам с тортиком не ходят! Молодец, Филя! – объявил он, вернувшись в комнату: – Запустили на одну ночь волка в овчарню!
Под грянувший смех никто не обратил внимания, как, нахмурившись, Алексей встал и вышел за дверь.
«Я знаю, куда он отправился, – плыло у него в мозгу. – Он пошел к ней, я должен его остановить!»
Выкрикивая что-то на ходу, Радченко поднялся этажом выше, распахнул дверь… Несмотря на затуманенное алкоголем сознание, эта картина врезалась в память на всю жизнь: Тамара, еще совсем недавно ЕГО Тамара, страстно целовалась с Филей и прижималась к нему обнаженным телом…
Медленно закрыв дверь, пошатываясь, он побрел прочь. Все кончено: под его прошлым подвели жирную черту, и послезавтра он начнет новую жизнь, в которой Тамаре Крапивиной больше не будет места!
Кто знал, что восемнадцать лет спустя, по-прежнему молодая и красивая, она взглянет на него с глянцевой страницы забытого в спешке журнала и…
Хотел того Алексей или нет, но под очередным периодом его жизни снова подвели жирную черту…
12
…В аэропорту Артем с Юлькой никак не могли разорвать прощальных объятий.
– Обещаю, что теперь мы будем видеться гораздо чаще, – краем уха уловил Алексей и улыбнулся. – Я буду прилетать к тебе в Париж каждый weekend!
– Я люблю тебя, папочка! – донеслось в ответ.
По-детски трогательно вытерев кулачком слезу, Юлька отошла к стойке паспортного контроля, протянула билет и документы, в последний раз махнула рукой и скрылась за лабиринтом перегородок.
– …Ты был прав, – наблюдая сквозь стекло за выруливающим на взлетную полосу самолетом, произнес Алексей. – Я должен иметь детей.
– А мать где возьмешь? Зачать-то и в пробирке можно, только кто их тебе родит?.. Все хотел спросить, как твоя бывшая секретарша?
– Какая секретарша?
– Та, что появилась у тебя накануне моего отъезда, – припомнил Артем. – Кажется, ее звали Лиза?
– Два года назад я перевел ее в одно из подразделений холдинга. Прошлой весной вышла замуж, родила сына… Уж точно не от меня, – усмехнулся он.
– Хорош гусь! – едва не поперхнулся Кушнеров. – Меня который день пилит за аморальное поведение, а сам? А я-то уши развесил!
– Когда я стал с ней встречаться, мы с Лидой уже два года спали в разных комнатах. Так что не сравнивай.
– Кстати, если уж снова зашел такой разговор, объясни толком, что там у тебя случилось? По молодости ты вроде ничего не подцепил, и женщины от тебя беременели.
– Когда Валентина из Афгана в цинковом гробу привезли, на родителей смотреть нельзя было без слез: родить четырех сыновей, похоронить троих, а внуков так и не нажить… Вернулся я от них с одним желанием нарожать детей: двоих, троих, пятерых, не важно сколько! Лида даже испугалась такой решимости. Мы и до этого открыто жили, а тут год прошел – ничего. Заставил я ее провериться, сам по врачам пошел… У нее все в порядке, а с моим анализом долго возились, даже повторно сдавать пришлось. Результат она уже в Москву привезла, – вздохнул Алексей. – Как ты понимаешь, неутешительный.
Грохот промчавшегося по взлетной полосе самолета на секунды прервал их разговор.
– Возможно, последствия аварии, – продолжил он, когда все стихло. – Столько операций перенес.
– Ерунда! – убежденно заявил Артем. – Сейчас врачи такие чудеса творят! Да они эти сперматозоиды по одному выковыривать научились! А так как лишнего тебе, слава Богу, не отрезали, все твои шансы при тебе!
– Вот вернешься из Штатов, свалю на тебя дела и займусь этим вопросом.
– Это уж как получится «свалить дела», – глядя вслед исчезающей в небе точке, хитро прищурился Артем. – У меня, конечно, в отличие от тебя есть дочь, но за эти двое суток я понял, что хочу еще одного ребенка. И я буду с ним рядом от момента рождения… до… до самой свадьбы, черт возьми!
– Кажется, я догадываюсь, кто тебе сможет в этом помочь, – улыбнулся Алексей. – Все, поехали в отель. До отъезда три дня, а у нас еще столько дел…
Часть 2
Все хорошо… Все в целом хорошо…
«Все хорошо… Все в целом хорошо…»
Событья жизни так закономерны.
Перед тобой – замерзшее окно,
Трамвая звук, проникший через стены,
Стучит и растворяется в ночи.
Погашен свет, в углу ночник мерцает.
…Все хорошо. Так отчего тогда
Тоскливо и дыханье замирает
И прерывается? Как хочется рыдать
И, по щекам размазывая слезы,
Вложить в них все, что так мешает спать
И обжигает лютым холодом мороза.
Мне не дает забыться ни на миг.
И нету мочи, чтоб остановиться!
Какая разница, чего уже достиг,
Коль одинок?! Вся правда в том таится,
Что только ты – и более никто! —
В том виноват, теперь вот сожалеешь…
Под утро шепчешь: «В целом – хорошо!» —
И прячешь боль. Поглубже. Как умеешь…
* * *
В людском огромном море ты одна,
Родной души никак там не найдется…
Бок о бок с ГОЛОЙ ПРАВДОЙ до утра
Тебе уснуть, увы, не удается...
1
Пропажу золотого крестика Тамара обнаружила сразу по возвращении из отпуска. Разбирая перед сном постель, она, как обычно, остановилась перед маленькой иконкой Божией Матери, закрыла глаза, зашептала «Отче наш», попыталась нащупать на груди крестик и… не дочитав молитвы, приблизилась к зеркалу: старинного оберега, который, почти не снимая, носила больше двадцати лет, не было.
Ощутив лихорадочное сердцебиение, усилием воли она снова закрыла глаза и заставила себя сосредоточиться: где и когда видела крестик в последний раз? Утром, в отеле, когда принимала душ… Может, он затерялся среди выгруженных в ванной вещей?
Тамара тут же опустилась на колени и, заглядывая во все укромные уголки, принялась ползать по квартире: спальня, ванная, корзина с бельем, прихожая, кухня. Безрезультатно. Неужели потеряла в дороге? Присев на край огромной кровати, она в отчаянии закрыла лицо руками.
Маленький золотой крестик на тонкой цепочке незадолго до смерти Тамаре подарила бабушка, папина мать. Правда, за праздничным столом в день Тамариного шестнадцатилетия она вручила внучке лишь цепочку, а крестик передала тайком ближе к вечеру. Скорее всего не хотела конфликтовать с мамой.
«Мне он достался от моей матери… Пока он будет с тобой, что бы ни случилось в твоей жизни, все закончится хорошо, – прошептала бабушка, прерывисто дыша. – Ты только верь, детка. Теперь это твой оберег». Спустя три недели бабушки не стало…
Тамара долго относилась к крестику как к обычному золотому украшению (время было такое), а поскольку комсомолке, отличнице, дочери второго секретаря райкома партии подобные вещи носить вообще не позволялось, прятала его в кармашек школьной сумки. В общежитии крестик перекочевал уже в ящик стола, и лишь к концу первого курса она осмелилась носить его открыто. На недоуменные взгляды не реагировала, а на прямые вопросы отвечала коротко: семейная реликвия.
Первой за такое не совсем почтительное отношение к святому символу ее пожурила Лариса Ленская и даже переписала на листочек молитву «Отче наш». К тому, что ее хорошо читать на ночь, мысленно перекрещивая близких, Тамара пришла сама, интуитивно. Первым был Алексей, затем маленький Сережка…
Много лет с ней был этот крестик – свидетель всех жизненных побед, горестей и разочарований… Со временем его дизайн устарел, механизм застежки на цепочке много раз ремонтировался, но Тамара с ним не расставалась. Всегда и повсюду он был со своей хозяйкой, лучился от счастья, тускнел от горя. И если в особых случаях требовалось надеть бриллианты, рядом с холодным сиянием которых крестик смотрелся нелепо, Тамара клала его в дамскую сумочку. Как в детстве…
Почувствовав подкативший к горлу ком, она упала на кровать, уткнулась лицом в шелковое стеганое одеяло и, зажав прохладной тканью рот, тихонько завыла. Ну почему? Неужели не будет теперь в ее жизни счастья? А много ли его было? К чему ей эта великолепная итальянская кровать, которой по замыслу дизайнеров надлежало стать ложем любви, а не местом для несбыточных фантазий ее хозяйки? Была ли она вообще рождена для счастья – смотреть в дорогие глаза, замирать от прикосновения любимых рук, засыпать на родном плече? Видимо, нет. За все нужно платить, а уж за собственные ошибки – вдвойне, втройне… Но разве это были только ее ошибки?..
В дверь постучали: мать и сын никогда не входили друг к другу в комнату без стука.
– Ма! У тебя все в порядке?
В голосе Сергея звучала обеспокоенность. Вскочив с постели, Тамара метнулась в ванную, подлетев к туалетному столику, быстрыми движениями пальцев нанесла на лицо первую попавшуюся под руку маску и прокричала:
– Входи!
– Мне показалось, кто-то плакал, – замер в проеме двери сын и внимательно посмотрел на мать. – Ты слышала?
– Слышала. У соседей снизу ребенок родился. Такой беспокойный. Звук идет по стояку. – Словно в подтверждение ее слов, откуда-то из-за стены послышался приглушенный плач младенца. – Не хочешь до начала занятий съездить к бабушке?
– Можно. – Сергей пожал плечами и подошел ближе. – А что у тебя с глазами?
– Аллергия. Крем не пошел, – глянув на себя в зеркало, быстро нашлась Тамара, тут же подошла к умывальнику и стала споласкивать лицо.
– Будь поосторожней, – отступил к двери сын. Кажется, поверил. – Иначе придется дома сидеть. Помнишь, полгода назад из-за какого-то прыщика ты не пошла на прием в посольство?
– Дело было не в прыщике: не хотела встречаться там с одним типом.
Промокнув лицо полотенцем, она снова присела за туалетный столик, смочила лосьоном тампон и стала аккуратно протирать кожу.
– Мам, а какие тебе мужчины нравятся? – продолжал наблюдать за ней сын.
– Сильные… Сочетание ума, силы воли, энергетики. К тому же они не должны быть обременены семьей, а такие в наше время – большая редкость.
– Но ведь у дяди Юры не было семьи, когда вы расстались.
– Значит, он не был сильным… В моем понимании.
– А твой Ляхов?
Услышав «твой Ляхов», Тамара непроизвольно опустила руку с тампоном: впервые за последний год Сергей упомянул в разговоре Сашу.
– Он был сильнее Юры, но не настолько, чтобы я пошла за ним.
– …А мой отец?
– Это запрещенный прием, – повернулась она к сыну лицом. – Мы договорились не касаться этой темы… Я крестик потеряла, – пожаловалась она. – Ты не помнишь, когда в последний раз его на мне видел?
– Не помню, – напряженно свел тот брови. – Не расстраивайся: с первой зарплаты я куплю тебе новый.
– Такой не купишь, – вздохнула мать. – Кстати, запомни на будущее: дарить женщинам драгоценности позволено только любимым мужчинам.
– Пока ты полюбишь кого-то из мужчин, успеешь состариться и уйти на пенсию, – заметил он с юношеским максимализмом. – Так что придется тебе принимать подарки от меня… Можно последний вопрос?
– Давай.
– По твоей шкале я – сильный?
– Время покажет… Во всяком случае, с генами у тебя все в порядке: твой отец был сильным человеком, – непроизвольно вырвалось у нее.
– Что и требовалось услышать! – воскликнул тот довольно. – Жаль только, что он оказался единственным, кого ты встретила. Спокойной ночи! – донеслось до нее уже из комнаты.
«Единственным, – продолжая рассматривать себя в зеркале, задумалась Тамара. – И совершил единственную ошибку, но ее оказалось достаточно… Плохо, что Сергей снова стал интересоваться отцом… Рано или поздно наступит момент, когда не рассказать правду будет невозможно», – тяжело вздохнула она.
Сколько раз она рисовала в воображении эту картину: Алексей узнает, что у него есть сын, просит прощения… Фантазии грядущей встречи обрастали подробностями, повторялись и преследовали ее до той самой минуты, пока, приехав забирать сына из школы в Штатах, она не заметила столь явного, усилившегося за год сходства с отцом.
«А ведь это не только мой сын!» – пронзило ее тогда. Именно в тот миг все сладкие, душещипательные фантазии трансформировались и стали держать ее в постоянном страхе: что будет, если Алексей узнает о Сергее? Ясно, захочет встретиться. А вдруг… а вдруг он захочет его забрать? У Тамары холодела спина от этих мыслей…
С тех пор никаких иллюзий по поводу возможной встречи с Алексеем она не питала, а узнав от Инночки, что, достигнув в жизни немалых высот, тот так и не завел детей, страх потерять сына стал почти маниакальным: следовал по пятам, не давал уснуть, заставлял нервничать по поводу и без. И все чаще она сожалела, что поделилась своей тайной с подругой.
«Надо взять себя в руки, – тряхнула головой Тамара. – Это только мой сын», – в три тысячи первый раз повторила она себе и выключила свет в ванной…
* * *
…Алексей Ярославович прибыл в офис ровно к девяти утра. Современное четырехэтажное здание из стекла и бетона располагалось практически в самом центре Москвы и пряталось от любопытных взоров за домами послевоенной застройки: Радченко терпеть не мог излишней шумихи вокруг своего дела, а потому долго и тщательно выбирал место под строительство. Согласования растянулись почти на год, зато будоражившая общественность стройка двигалась ударными темпами. И не зря: едва успели заселиться, как грянул дефолт.
Через год жильцы соседних домов успокоились и даже решили, что им повезло: во дворе появилась новая детская площадка, отремонтированный продовольственный магазин, молодые деревья взамен старых, готовых вот-вот упасть на голову. И хотя кое-кто продолжал ворчать: мол, от машин не продохнуть, – претензий к обосновавшемуся на задворках холдингу «Промэнергостройинвест» по большому счету не было. И автомобили у них в основном – иномарки, и водители воспитанные, лишний раз не нажмут на клаксон. Не то что свои автолюбители: то часами прогревают двигатель, то без конца что-то ремонтируют, и вокруг стоит невыносимый грохот.
Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, Алексей толкнул не обозначенную никакой табличкой дверь, поздоровался с личным секретарем и вошел в просторный кабинет. Убедившись, что все в порядке, Владимир тут же оставил его одного: в связи со скорым возвращением Артемия Михайловича Кушнерова, второго основного учредителя холдинга, требовалось решить немало вопросов.
Проследив за Черновым по монитору, секретарь открыл мини-бар, заварил чай, нарезал лимон, взял подготовленные папки (биржевые сводки, котировки, список людей, которые просили срочно связаться) и негромко постучал к шефу. То, что, вернувшись накануне из отпуска, Радченко появился в офисе с самого утра, означало: у него важные дела.
Времена, когда Алексей Ярославович дневал и ночевал в кабинете, остались далеко позади. Четко отлаженная работа практически не давала сбоев, а потому он мог себе позволить не появляться на рабочем месте несколько дней подряд. В собственной мини-империи он не занимал никакой официальной должности, его подписи не ждали в бухгалтерии, ему не требовалось оперативно решать мелкие вопросы. Радченко – основной владелец всего этого хозяйства и в состоянии нанять хорошо обученный персонал. К тому же Цеховский всегда на месте.
– Доброе утро, Максим. Зайди ко мне, – включил он переговорное устройство и кивком поблагодарил секретаря за чай. – Прихвати бумаги по представительству в Минске. Список кандидатур готов?
– Утро доброе, – слегка растерянно поздоровался генеральный директор: не думал, что после возвращения из отпуска Алексей так быстро появится в холдинге. – Все готово. Я ждал твоего приезда: надо утвердить кандидатуру директора. Сейчас буду.
