Текст книги "Блондин на коротком поводке"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Светка тоже пригорюнилась, так что даже кофе едва не сбежал.

– Ну что, хочешь спросить, – медленно заговорила она, – для чего мне этот Филипп понадобился? Вот захотелось узнать, как это – с богатеньким любовь крутить. Гляжу – парень явно не у дел, не пропадать же добру. Ты ему тоже не нравилась, – злорадно заявила Светка. – Он говорил, что ты держишься очень надменно, нос, в общем, дерешь…

– Ты, Светик, не отвлекайся, а излагай нам факты, – ласково посоветовал Шурик, – а то мы до вечера не разберемся…

– Да, ну ладно, – встрепенулась она. – В общем, позавчера, значит, рано утром звонит мне Филипп, а мы с ним за город собирались поехать, погода была очень хорошая… Значит, звонит он мне и говорит, что поехать сегодня никак не может, потому что у него дела. Я еще накричала на него – мол, вечно у тебя дела, а на меня времени нету, и знаю я, мол, что дел у тебя никаких, а если не хочешь со мной встречаться, то так и скажи, я бегать за тобой не стану – некогда, диплом на носу… А он тогда и говорит, что действительно случилось неприятное дело – у Стаса, кажется, свадьба совсем расстроилась. Тогда я, конечно, ушки на макушке – и заставила его все выложить.

– Это ты умеешь, – согласилась я, – а откуда Филипп-то про все узнал?

– А ему Стасик с утра пораньше позвонил, весь от страха трясется, говорит, что папаша чуть с катушек не сошел, Дашка, мол, у него что-то там очень важное сперла из сейфа.

– Гад этот Стасик! – прокомментировала я. – Впрочем, все они там хороши.

– Филипп ему ничего не сказал, а потом вспомнил, что он накануне тебя видел, что ты позже всех ушла! – продолжала Светка. – Стало ему Дашку не то чтобы жалко, но ведь папаша Руденко – это не тот человек, которого можно во врагах иметь. Он сказал, что в тот гадюшник к Руденко ни за что не сунется, а лучше пойдет к Дашке, все ей расскажет, пускай она с тобой сама разбирается… Вот и разобрались, с Филиппом-то.

– Послушай, – я говорила как могла спокойно, – Филипп что-то напутал. Я вышла из дома Руденко гораздо раньше Дашки и Стаса. Я просто к нему не подошла, потому что не хотела, чтобы он меня отвез домой. Ну, надоел он мне, понимаешь? Я слышала, как он с девицей беседовал, оправдывался перед ней, что у него дела, котиком ее называл…

Светка издала какой-то странный звук.

– Так это он с тобой разговаривал? – дошло до меня.

– Светка, уж поверь, все так и было, – вмешался Шурик.

Та долго смотрела на него, потом плюхнулась на стул.

– Ну я не знаю, – протянула она, – вообще-то фигня получается. Какого, извиняюсь, черта тебе понадобились документы из сейфа Руденко?

– А я о чем? – Я страшно обрадовалась, что она рассуждает здраво, а значит, мы не будем с ней ссориться.

– Если на то пошло, они и Дашке на фиг не нужны, – продолжала Светка, – да у нее мозгов не хватило бы сообразить, какие документы надо брать!

Шурик фыркнул, и снова они со Светкой переглянулись.

– Короче, я звонила Филиппу позавчера весь день, мобильник был отключен, на следующее утро домой звоню – там форменный кошмар, и мне говорят, что Филипп погиб в автомобильной катастрофе, тормоза там отказали или что… в общем, разбился насмерть…

Светка всхлипнула и продолжала:

– Дура я, конечно, что к тебе побежала, но понимаешь, я как в бреду была. Вчера только разговаривали, а сегодня его уже нет…

– Но если ты веришь, что я не крала документов, то зачем мне было его убивать?

– Да ладно тебе, я же извинилась! – вскричала Светка. – Сказано – я не в себе была!

Я поглядела на нее с легким опасением, потом все же решилась и рассказала, как на самом деле погиб Филипп. Про каменную черепаху и про свой вышитый платочек.

– Дурдом какой-то! – высказалась Светка, но волосы на себе рвать не стала и причитать не начала – ах, на кого же ты меня покинул, и все такое прочее.

– Кто-то из них его приложил, – сказал Шурик, – раз Катерина этого не делала. Дед сидел на месте, мамаша из гостиной не выходила – рыдала на диване, остаются только папаша Гусаров, Дашка и еще прислуга.

– Может, еще кто у них был… – неуверенно пробормотала я.

– Вот горничная нам все и расскажет! – заявил Шурик.

Мы наскоро просветили Светку, что случилось вчера у меня дома после ее ухода, показали ей ампулы с лекарством. Она внимательно их изучила и удалилась в комнату за медицинским справочником, а потом даже позвонила кому-то по телефону для консультации.

– Это такой препарат, «эликсир правды», – усмехнулась она, вернувшись, – вколют человеку ампулу-другую, он и разговорится. Все расскажет, что знает, даже вспомнит, что забыл.

Ну что ж, вполне в духе полковника Захарова – наколоть меня какой-то дрянью, выпотрошить, как рыбку на заливное, а потом устроить несчастный случай, как с Филиппом. Тем более что ничего интересного они от меня не узнали бы, я ведь не крала документов у Руденко.

– Светка, ты понятия не имеешь, что случилось, ладно? Филипп тебя ни во что не посвящал, ты не в курсе…

– Все поняла! – перебила меня она. – Ничего не знаю, сижу дома над дипломом, а к тебе вчера приходила, чтобы взять журнал по вязанию! Сашку тоже давно не видела, где он может быть – понятия не имею! Денег вам дать?

– А у тебя что – их много? – удивились мы хором.

– Не так чтобы много, но если нужно…

Я вдруг почувствовала, что в глазах защипало. Все-таки здорово, когда у человека есть друзья, важно только вовремя понять, какие из них настоящие, а какие – нет.

– Обойдемся… пока, – ответил за меня Шурик.

Светка потащила меня в комнату и выдала черный пушистый свитер и длинный серый плащ, потому что на улице стремительно холодало. Я слабо отбивалась, мотивируя свой отказ тем, что плащ будет велик.

– Ничего, ты тоже не маленькая, – рассердилась Светка, – пояском затянись потуже, вот и все. А свитер и свободный можно носить.

Она порылась в шкафу и вытащила симпатичный такой коротенький блондинистый паричок.

– Примерь-ка!

– Светка, – удивилась я, вертясь перед зеркалом, – зачем он тебе?

Действительно, ее роскошную черную гриву ни в жизнь не запихнешь под парик.

– Сестра двоюродная из Николаева приезжала, она забыла, – пояснила Светка, – так с тех пор и валяется. Вот еще очки темные возьми.

Шурик оглядел меня с большим интересом и остался доволен.

– Ни одна собака не узнает!

На прощанье мы расцеловались со Светкой на пороге.

– Слушайся Сашку! – шепнула она мне на ухо. – Он за тобой присмотрит…

Вот интересно, что она такого знает про Шурика, чего не знаю я?

Полковник Захаров был страшно зол. Накануне ему пришлось вызволять из участка своих неудачливых сотрудников – Симакова и Полетаева, что само по себе было делом неприятным – в милиции посматривали косо на людей из какой-то непонятной секретной конторы, каковым являлся полковник Захаров. Для того чтобы достигнуть взаимопонимания, пришлось задействовать весьма высокое начальство и посулить ему всяческое содействие в дальнейшем.

Как говаривал классик, влияние в свете есть валюта, которую следует расходовать весьма экономно. Полковник Захаров в этом вопросе был полностью с ним солидарен, оттого и злился на своих подчиненных, что пришлось пообещать милицейскому начальству услугу, которую он планировал оказать другому, нужному ему человеку.

Впрочем, эти идиоты, Симаков и Полетаев, вызывали у него даже не злость, а просто-таки ярость, смешанную с презрением. Виданное ли дело, двое здоровенных парней не сумели справиться с девчонкой, и без того униженной, избитой, полностью деморализованной!

Хотя насчет беспомощности он, пожалуй, сильно преувеличил, поскольку девчонка очень ловко от этих двоих отбилась. Полковник допросил своих кретинов, выяснил подробности и помрачнел. Естественно, что у девицы был сообщник, иначе ей просто не справиться с двумя здоровенными парнями. Ей и с одним бы не справиться.

Захаров походя выяснил в милиции, что хозяйка квартиры, в которой взяли его бравых молодцов, исчезла в неизвестном направлении. Никто не собирался ее искать, потому что от родственников если и поступит заявление, то примут его только через три дня, а никаких неблаговидных поступков девушка не совершала.

Полковник Захаров был уверен, что девица в свою квартиру не вернется, во всяком случае, в ближайшее время, о чем и сообщил Леониду Ильичу Гусарову в частной беседе.

– Но ее обязательно надо искать! – вскричал тот, тряся щеками. – Ведь то, что она исчезла, да еще так ловко, доказывает, что именно она украла документы у Руденко.

Полковник Захаров считал, что ни черта это не доказывает. Если девица не полная дура, а он уже имел случай в этом убедиться, то она могла исчезнуть просто потому, что хотела отвязаться от ненормальной семейки Гусаровых. Действительно, кому понравится, когда тебя обзывают приживалкой и бьют по лицу? Насчет морального аспекта дела Захаров не был уверен, кто там прав. Возможно, и вправду Гусаровы впустили змею в дом, она шныряла по углам, подглядывала и подслушивала и только ждала удобного случая, чтобы сделать гадость, оттого что завидовала их ненаглядной доченьке. Что же касается пропавших документов Руденко, то полковник был твердо уверен: кто бы их ни украл, ему, Захарову, в это дело вмешиваться совершенно ни к чему.

– Алексей, что думаешь предпринять? – настойчиво спрашивал Леонид Ильич.

– А что тут можно сделать? – в голосе Захарова зазвучало плохо скрытое раздражение. – Похоже, она давно уже удрала куда-нибудь, и так далеко, что и не найдешь.

– Но мне нужно с ней поговорить! Зачем ты отпустил ее? – взъярился Гусаров. – Я бы выколотил из нее правду!

– Да? – холодно спросил Захаров. – Ты бил бы ее при таком количестве свидетелей? И забил бы до смерти? И после этого ты просил бы меня снова разобраться с трупом?

Леонид Ильич замахал руками:

– Ну, я, конечно, не собирался ее убивать… Но, имея на руках ее признание, можно было бы как-то разговаривать с Руденко…

– Видишь ли, в чем дело, Леонид, – начал Захаров, и Гусаров тотчас отметил и его интонацию, и то, что полковник называет его на «ты», – помогать друзьям, конечно, хорошо, – при слове «друзьям» он чуть заметно усмехнулся, – но одно дело – это когда ты просишь избавиться от трупа, который совершенно случайно оказался у тебя в доме, избавиться по-тихому, не вмешивая в это дело компетентные органы. Или, допустим, нужно допросить молодую девушку профессионально, – при слове «профессионально» Захаров вспомнил своих уродов и мысленно чертыхнулся, – в этом случае я могу выполнить твою просьбу, не привлекая ничьего лишнего внимания. И совсем другое дело – искать пропавшие документы Руденко. Кто меня уполномочил это делать? Уж, наверно, не сам Руденко! То, что он позвонил тебе и пугал, говорит только о том, что он очень рассердился и вышел из себя. Но это не значит, что он будет кричать о пропаже на всех углах. Напротив, он постарается разобраться с этой историей по-тихому и своими силами, которые у него есть, и немалые, я тебе как профессионал говорю. И я предпочитаю в его дела нос не совать, мне, видишь ли, своя жизнь дорога…

– Я понял, – процедил Леонид Ильич.

– Это хорошо, что понял, – ответил Захаров, – значит, объяснять ничего не нужно.

Этим он хотел сказать, что услуга, которую в свое время оказал ему Леонид Ильич, конечно, была очень серьезной. Откровенно говоря, Гусаров тогда спас его от очень больших неприятностей. Полковник Захаров ценил хорошее отношение. И прекрасно знал, что долг платежом красен. И теперь он хотел дать понять Гусарову, что долг свой он полностью выплатил.

Леонид Ильич же понял только то, что полковник Захаров почувствовал, что дела его, Гусарова, пошатнулись, и решил использовать это печальное обстоятельство, чтобы освободиться от своих обязательств перед ним. Гусаров очень нервничал последние три дня. Испортить отношения с Руденко было смерти подобно. Тот мог стереть его в порошок. Леонид Ильич ругался про себя и на Дашку, которая не нашла ничего умнее, чем влюбиться в этого плейбоя Стаса, и на дуру-жену, которой лишь бы выпендриться и поразить всех приятельниц шикарной свадьбой. Теперь эти две идиотки сидели каждая в своем углу и рыдали либо же начинали хором ругать Катерину, и только Леонид Ильич видел дальше своего и их глупых носов и понимал, что прошлой жизни уже не вернуть, что в делах его грядут большие изменения и будут эти изменения только к худшему.

Полковник Захаров пошел поговорить с Дашкой. Он застал ее рыдающей на диване. Весть о том, что свадьба ее с красавчиком Стасом расстроилась, уже облетела полгорода, и теперь подруги и знакомые умирали от любопытства и старались выяснить, кто же кого бросил.

Захаров пытался добиться от дочери Гусарова, куда могла податься ее подруга Катя, есть ли у нее родственники и друзья. Выяснилось, что родственников у Катерины нет никаких, кроме матери в Москве, друзей же много, но Дарья знает только телефон Светки Росомахиной, и то потому, что они со Светкой когда-то учились в одном классе.

Для того чтобы заставить Дашку позвонить Росомахиной, понадобилось вмешательство Леонида Ильича. Они со Светкой разговаривали совсем недолго, вернее, говорила одна Светка. Синеглазая красавица со злобой бросила трубку.

– Она сказала, что пишет диплом, никого не видела и ничего не слышала, что с Катериной случилось – понятия не имеет. Спрашивала, когда моя свадьба…

«Может, и правда не знает, а если и знает, то не скажет», – понял полковник Захаров.

Вечером мы сидели в «Жигулях» Шурика неподалеку от дома Гусаровых. Не слишком близко, чтобы не попасть на глаза охраннику, но и не далеко, чтобы хорошо видеть людей, выходящих из подъезда.

В половине девятого из дома высыпала веселая компания богатой молодежи, погрузилась в два сверкающих «Мерседеса» и куда-то умчалась на явно недозволенной скорости. Еще через пятнадцать минут около подъезда остановился огромный джип, из него выбрался толстый мрачный мужчина с «дипломатом» в руке и вошел в дом.

На какое-то время наступила тишина.

Я взглянула на часы. Стрелки уже перевалили за девять часов, но из дома по-прежнему никто не выходил.

Я хотела сказать Шурику, что мне надоело здесь сидеть и я не вижу большого смысла в нашем ожидании, но он поднес палец к губам и показал на подъезд.

Дверь открылась, и из нее вышли две скромно одетые женщины.

В одной из них, немолодой полноватой блондинке, я узнала кухарку Гусаровых Амалию Карловну, вторую, повыше и помоложе, я видела первый раз.

– Это Амалия, – прошептала я, указывая на блондинку, – но вторая – не Женя, ту я бы узнала.

Женщины дошли до угла и распрощались. Амалия Карловна свернула за угол, а незнакомая девушка перешла улицу и остановилась на остановке троллейбуса.

Мы с Шуриком переглянулись. Предварительный план нуждался в некоторой коррекции.

Я выбралась из машины и бросилась вдогонку за кухаркой Гусаровых.

– Парик сними! – прошипел вслед Шурик.

Я на ходу сняла темные очки и парик и запихала их в сумку.

Поравнявшись с кухаркой, я негромко окликнула:

– Амалия Карловна!

Она оглянулась, узнала меня и застыла на месте, как громом пораженная.

– Амалия Карловна, душечка, – выпалила я, – ведь вы не верите всему, что обо мне говорили?

Она огляделась по сторонам, убедилась, что нас никто не видит, и, понизив голос, быстро сказала:

– Катюша, я ни одному слову не поверила! Ведь я тебя давно знаю…

Она снова испуганно огляделась:

– Не дай бог, хозяйка увидит…

– Давайте зайдем, – я кивнула на небольшую кондитерскую, – посидим полчасика, поговорим… Сюда-то она точно не заглянет!

Амалия для виду немножко помялась, но потом пошла за мной: ей самой наверняка хотелось почесать языком.

Надо сказать, что Виктория Федоровна была женщина довольно вспыльчивая, невоздержанная на язык, и прислуге от нее частенько доставалось. Кухарка в этом смысле не была исключением, и мне не раз приходилось утешать бедную женщину после несправедливого разноса. Частенько, бывало, мы посиживали с ней на кухне, она с удовольствием сообщала мне рецепты блюд и жаловалась на хозяйку. Как я уже говорила, я умею слушать, то есть когда мне неинтересно, я не зеваю и не прерываю собеседника, а просто отключаюсь, сохраняя на лице приветливое, внимательное выражение и даже вставляю изредка выражения типа «Что вы говорите?», «Не может быть!» и «С ума сойти!».

Амалия села за угловой столик. Я принесла ей чашку «капуччино» и черничный пирог. Как все полнеющие женщины, она обожала сладкое и, несмотря на то, что весь день проводила при еде, не отказалась от угощения.

– Ты ведь всегда была хорошая девочка, – сказала она, отламывая кусочек пирога, – когда они про тебя начали худое говорить, я ни одному слову не поверила! Этого просто не может быть, чтобы ты Даше навредила! – Амалия опустила глаза. – Про кого угодно поверю, только не про тебя! Виктория, она ведь такая грубая женщина, всякой напраслины может наплести! Мне ли не знать!

– Амалия Карловна, – спросила я, дождавшись паузы, – а что, у вас новая горничная? С вами которая вышла? Женя уволилась?

– Ох! – Амалия расширила глаза и округлила рот, как поющая лягушка. – Тоже ведь скандал! Она не то что уволилась, а просто ушла себе, и все! Даже расчета не взяла и слова хозяевам не сказала! Виктория еще больше от этого взбеленилась, чуть сервиз английский в сердцах не переколотила! «Как же, – говорит, – я без прислуги буду? Да мне бы только эта Женька попалась…» Сперва она, конечно, думала, что та что-нибудь украла, потому и сбежала, но вроде ничего у нее не пропало…

– А когда Женя ушла? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Да вот как раз когда у хозяев скандал был, – Амалия потупилась, – ну когда они на тебя ругались… в тот день она и пропала. С утра-то была, завтрак подавала, на звонки ходила, а потом – как корова языком слизнула. Ее зовут-зовут, а она не откликается. Квартира-то, сама знаешь, большая, пока всюду посмотрели – тоже время прошло…

– Вот как! – задумчиво проговорила я. – Значит, после скандала Женю уже никто не видел?

– Выходит, так, – кивнула Амалия, – Виктория тогда еще пуще разошлась… хорошо, что ей уже на следующий день эту прислали, Нину, ну вот с которой мы сейчас шли… Только ею Виктория тоже недовольна, все не по ней…

– Ну, она-то никогда не бывает довольна, – поддержала я увлекательную тему, – ей трудно угодить…

– Уж это точно! – поддержала меня Амалия и оседлала любимого конька: – Как ни стараешься, вечно она недовольна! Уж как я ни изгаляюсь, так все к чему-нибудь обязательно придерется! То ей недопечено, то пережарено! Хорошо, хозяину, Леониду Ильичу, готовка моя нравится, только потому Виктория меня до сих пор не прогнала… Иной раз обида возьмет, и сама уже думаю уволиться, такую кухарку, как я, везде возьмут, да только как подумаю – новые хозяева неизвестно какие окажутся, к этим-то я хоть привыкла, сам-то Леонид Ильич мужчина обходительный…

Я вспомнила, как этот «обходительный мужчина» с перекошенным от ненависти лицом тряс меня, как тряпичную куклу, и бил по лицу, но ничего ей не возразила. С другой стороны, излияния Амалии Карловны по поводу ее обид на хозяйку могли быть бесконечными, а меня больше интересовала горничная Женя, особенно после того, как я узнала, что она исчезла в тот самый роковой день. Я попробовала осторожно перевести разговор на интересующую меня тему:

– А этой горничной, Жене, тоже от Виктории доставалось?

– Ну, горничным-то всегда больше моего достается! – В голосе Амалии прозвучало плохо скрытое злорадство. – Они-то у хозяйки под рукой, чуть что не по ней – уж она не растеряется… Ко мне-то на кухню не всякий раз придет – у меня и жарко, и приправами всякими пахнет, а у Виктории же эта, как ее… астма, вот мне-то немножко поспокойнее, а этих девчонок, горничных-то, иной раз пожалеешь…

– И Жене доставалось? Может, она оттого и ушла так неожиданно, что Виктория Федоровна ей в тот день всыпала под горячую руку? Она ведь тогда просто не в себе была…

– Не знаю, – Амалия поджала губы, – только Женьке-то меньше других доставалось, а в тот день Виктории вовсе не до нее было. Сперва-то она все на тебя кричала, а потом у нее приступ начался, а Женьки-то уже и не было… Так что вряд ли она от обиды ушла…

Я вспомнила, как Леонид Ильич безуспешно искал горничную, когда у его жены начался приступ астмы, и подозрения, которые зрели в моей душе, еще больше окрепли.

Я заметила, что Амалия Карловна доела свой пирог и с сожалением посматривает на опустевшую тарелку, прогулялась до стойки и принесла ей внушительный кусок орехового торта.

– Да что ты, Катюша! – для приличия засмущалась она. – Да зачем же… я вообще-то сладкого не ем… – однако тут же с явным удовольствием принялась за торт.

Выждав немного, я снова приступила к расспросам:

– А как эту Женю наняли – через агентство?

– А вот и нет! – ответила Амалия, понизив голос и радостно заблестев глазами. – Как получилось-то… Виктория на прошлую горничную, на Анюту, здорово накричала и прогнала ее. «Чтобы, – говорит, – ноги твоей у меня в доме не было!»

А из-за чего все вышло… Виктории, видишь ли, померещилось, что Анюта с хозяином кокетничает, с Леонидом Ильичом. То ли она ему улыбнулась лишний раз, то ли кофе подавала да бюстом к плечу прикоснулась по нечаянности, уж я в подробностях не знаю, а только разошлась Виктория в тот раз – просто страшное дело! И между прочим, я тебе точно скажу – совершенно зря! Леонид Ильич никогда себе ничего такого не позволял, очень он выдержанный мужчина, просто даже удивительно…

При этих словах в голосе Амалии прозвучало невольное сожаление, и до меня внезапно дошло, что несчастная кухарка питает к хозяину предосудительный неслужебный интерес, похоже, Леонид Ильич в свое время вежливо дал ей понять, что ее место – исключительно у плиты…

«Эх, Амалия! – подумала я. – Ты давно, видно, в зеркало не смотрелась… Это он, может, с тобой выдержанный, а с молоденькой горничной что-нибудь себе и позволил».

Вслух, разумеется, я ничего подобного не сказала, а только посмотрела с живейшим интересом, чтобы поощрить рассказчицу.

– В общем, – продолжила Амалия, – выгнала она Анюту и вещички ее вслед выкинула. И только потом опомнилась, что осталась вовсе без прислуги, а на следующий день у нее гости званы.

– Почему – без прислуги? – я изобразила наивность и непонимание. – Ведь у нее вы остались?

– Ну что ты, Катюша, – Амалия посмотрела на меня как на малого ребенка. – Я же ведь кухарка, мне дай бог на кухне управиться, а подавать-подносить – не мое дело! Да и не принято это – в гостиной должна служить девушка молоденькая, свеженькая…

Я подумала, как быстро успел обрасти недавно образовавшийся класс «новых русских» правилами, традициями и порядками – что принято, что не принято… Вчерашние рэкетиры и «челноки» пытаются изображать из себя аристократов в двадцатом поколении!

– В общем, – продолжила Амалия, – сперва Виктория позвонила в агентство «Синдирелла», через которое она всегда прислугу нанимала. Ну, там они ее хорошо знают и, можно сказать, просто обожают. Она хотя и не очень крупная клиентка – некоторые хозяева по десять человек прислуги набирают, а у нее всего двое работают – да зато горничные редко больше двух месяцев задерживаются. А это ведь агентству очень выгодно – за каждую новую девушку они свой процент получают. Правда, горничные уже про нее знают и не хотят идти… Короче, она сказала, что ей очень срочно горничная нужна, а ей отвечают – извините, ничем не можем помочь, и рады бы вам услужить, как нашей постоянной клиентке, да сейчас ни одной девушки нет на примете…

– А откуда вы про все это так точно знаете? – неожиданно спросила я Амалию. Действительно, она все время твердит, что целыми днями находится у плиты, откуда же такая поразительная осведомленность? Ладно бы еще она случайно услышала, что говорила хозяйка, но откуда она может знать, что ей отвечали?

– Да уж знаю! – недовольно сказала Амалия. – А если тебе неинтересно, так я могу не рассказывать…

– Нет, мне очень, очень интересно! – Я умильно посмотрела на кухарку, пожалев о своем необдуманном вопросе, тем более что ответ на него мне уже пришел в голову: в квартире у Гусаровых полно параллельных телефонов, и любопытная Амалия небось потихоньку подняла трубку одного из них и подслушала хозяйкин разговор…

– Ну ладно, – Амалия смягчилась, – в общем, в «Синдирелле» не нашли ей никого, и наша Виктория совсем заскучала. Просто безвыходное положение – не самой же передник надевать…

Я представила себе дородную Викторию Федоровну в кружевном передничке и кокетливой белой наколке и прыснула.

– Тут, на счастье, звонит ей знакомая, Семирамида Савельевна…

– Полуэктова? – уточнила я.

– Она самая, – кивнула Амалия, – у которой сад необыкновенный…

Когда я была своим человеком в доме Гусаровых, мне приходилось встречать там Семирамиду Савельевну Полуэктову, приятельницу Виктории Федоровны, и слышать восхищенные рассказы о ее замечательном зимнем саде, который все знакомые называли не иначе как «висячим садом Семирамиды». Мадам Полуэктова отличалась совершенно невероятной толщиной и сверхъестественной склонностью к сплетням.

– Ну, Виктория ей и говорит про свою проблему – так, мол, и так, горничная срочно нужна, назавтра гости приглашены, а взять негде, и в агентстве никого нет… а Семирамида в ответ – ну, это меня к тебе сам бог послал! Есть у меня девушка подходящая! Правда, внешне не очень… откровенно говоря, страшненькая… Наша Виктория в нее прямо вцепилась – пришли скорее! Век за тебя бога буду молить! А что неказистая – так это даже очень хорошо, не будет перед мужем задом вертеть… Тут Виктория язык прикусила – вспомнила, какая Семирамида сплетница, теперь по всему городу раструбит, что у Гусаровой муж за горничными ухлестывает, чего и не было, насочиняет, да слово не воробей, вылетело – не поймаешь… Короче, повторяет: Симочка, золотко, пришли свою девушку! Вот та к нам Женю-то и прислала…

Амалия с грустью осмотрела остаток орехового пирога, отломила от него крошечный кусочек и продолжила:

– Она потому на Женьку-то меньше и кричала, чем на прежних горничных, что опасалась – вдруг от Женьки что-то до Семирамиды дойдет, а та уж на весь город растрезвонит…

– Так что вряд ли Женя из-за обиды на хозяйку ушла, – протянула я в задумчивости.

– Уж это вряд ли, – согласилась Амалия, подбирая с тарелки последние крошки пирога.

– А тогда отчего же?

Амалия в ответ выразительно пожала плечами.

Проводив разговорчивую кухарку до метро, я села в «Жигули» к Шурику… то есть к Саше, и подробно пересказала ему разговор в кондитерской. Услышав, что Женя бесследно исчезла из дома Гусаровых в самый день знаменитого скандала, мой приятель задрожал, как гончая, почуявшая свежий заячий след.

– Нужно выяснить у этой… как ее… Семирамиды, откуда она знает Женю, – сказал он после небольшой паузы.

– Думаешь, я знаю телефон Полуэктовой?

– Это как раз не проблема, – он отмахнулся и включил зажигание, – если, конечно, ты не возражаешь против визита в холостяцкую квартиру одинокого молодого мужчины.

– Как я понимаю, одинокий молодой мужчина – это ты? – Я усмехнулась, вспомнив наши с ним прежние пикировки. – Как порядочная девушка, я должна с возмущением отказаться, но после того, как я посетила загородный дом этого одинокого… как там дальше? – меня вряд ли можно считать порядочной девушкой… Кроме того, этот одинокий молодой, возможно, даст мне прослушать новые заграничные музыкальные записи?

Когда-то, в прежние беззаботные времена, это была одна из наших любимых шуток. Шурик – вернее, Саша – как-то рассказал, что, когда он учился в университете и посещал военную кафедру, там проводили среди студентов активную работу по профилактике венерических заболеваний. В частности, им показывали потрясающие воспитательные фильмы, снятые, вероятно, в начале шестидесятых годов. В одном из этих фильмов к симпатичной и наивной девушке с круглыми доверчивыми глазами подходил на улице растленный брюнет, негодяй и совратитель, который низким гнусавым голосом произносил эту самую замечательную фразу: «Девушка, не хотите ли вы прослушать новые заграничные музыкальные записи?»

Наивная девушка соглашалась со всеми вытекающими отсюда медицинскими последствиями.

– Ну вот, – Шурик… то есть Саша, улыбнулся, – если ты способна шутить, значит, дело пошло на лад.

Его однокомнатная квартира оказалась вовсе не такой запущенной, как я ожидала. Носки не висели на настольной лампе и не торчали из принтера, в раковине не громоздился Эверест грязной посуды. Беспорядок был, но в пределах допустимого. Примерно такой же, как в моей собственной квартире.

У Шурика снова сделалось то самое странное выражение лица, которое я неоднократно замечала у него в последнее время. Он стал излишне суетлив, что-то пытался прибирать и приводить в порядок и наконец, чтобы чем-то себя занять, включил компьютер. Так многие курящие люди, нервничая, закуривают, чтобы справиться с волнением.

Хотя я тут же поняла, что такое сравнение неточно – ведь Шурик… то есть Саша, делал именно то, зачем мы к нему пришли, – он искал координаты Семирамиды Полуэктовой.

– Очень удачно, – пробормотал он буквально через минуту, включая принтер – тот самый, из которого не торчали носки.

– Что удачно? – поинтересовалась я.

– Что она – Семирамида Савельевна Полуэктова, – отозвался он.

– Почему же это такая большая удача?

– Сама посуди. – Он поднял на меня глаза, и я снова увидела то самое странное выражение. – Она одна-единственная с такими данными в базе данных, а вот если бы ее звали, например, Елена Михайловна Кузнецова, нам пришлось бы проверить приблизительно восемьсот пятьдесят кандидатур… глядишь, к пенсии бы и управились!

– К твоей? – ехидно уточнила я. – Мне лично до пенсии еще очень и очень далеко!

– Ну вот, я же говорю, – Шурик расплылся. – Ты явно идешь на поправку.

Он вытащил из принтера листок с нужными адресом и телефоном и протянул его мне.

– Подожди минутку, – добавил он озабоченно, – сейчас я найду бельевую прищепку.

В первый момент я подумала, что он шутит, но через пять минут он действительно вошел в комнату с большущей деревянной прищепкой в руке.

– Это еще зачем? – испуганно попятилась я. – Никак ты решил, раз уж девушка зашла в твой свинарник, надо пристроить ее к хозяйству и заставить постирать накопившееся бельишко? Но тогда одной прищепки явно недостаточно…

– Со стиркой неплохо справляется стиральная машина. – Шурик плотоядно улыбнулся. – А прищепку ты наденешь себе на нос!

– У тебя нет температуры? – опасливо поинтересовалась я. – Тебе не мерещатся зелененькие человечки?

– Нечего заниматься саботажем! – грозно произнес Шурик… то есть кто он там. – Ты прищемишь себе на нос, чтобы изменить голос!