Текст книги "Требуется секретарша"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Схватив свои туфли и дернув за собой Золотого, я побежала на второй этаж по дальней лестнице, по которой почему-то еще никто из них не поднимался. Запыхавшись, мы вломились в первую попавшуюся комнату, и она оказалась кинозалом. На стене висел большой белый экран, а все остальное пространство занимали кресла и диваны, обитые натуральной кожей. Только захлопнув за собой двери, мы смогли избавиться от страшных воплей Антона, которые все еще разносились по всему дому и от которых кровь стыла в жилах. Золотой спросил:

– Что ты с ним сделала?

– Он хотел украсть мою обувь, – виновато пожала я плечами. – Он ослеп.

Он как-то странно посмотрел на меня и вздохнул:

– Сейчас он замолчит.

– Почему?

– Они его добьют, чтобы не орал. Шею сломают…

В этот момент крик оборвался. Четыре – ноль…

3

– Милые ребятки, – пробормотала я ошеломленно.

– Я же говорил, что звери, – пожал он плечами.

И тут по всему дому, откуда-то из глубины, пронесся яростный вопль:

– Золотой!!! Мы идем к тебе, падаль!!! Готовь свою задницу!!!

У меня по коже пробежали мурашки, а рыжий как-то весь съежился, втянув голову в плечи, и испуганно заозирался. Стало понятно, что с этого момента шутки кончились и бандиты всерьез возьмутся за дело. Теперь они уже не станут бродить по дому по одному, а прочешут все здание, когда поймут, что на чердаке никого нет. Времени у них на это достаточно, и они отловят нас рано или поздно. С четырьмя вооруженными, пусть даже столовыми ножами и вилками, хорошо натренированными убийцами в открытую мне не справиться. Я уже не сомневалась, что Линда и Виола тоже убийцы и могут доставить не меньше неприятностей, чем Егор и Леонид. Будто прочитав мои мысли, Золотой заговорил:

– Теперь нам точно конец, Мария. По-моему, они тебя раскусили и примутся за нас по-настоящему.

– Почему ты решил?

Они знают, что я не вооружен, а без оружия от меня толку мало. Но ведь четверо уже умерли, неизвестно как, и они наверняка догадались, что это сделала ты. Все мои приемы они прекрасно знают. Я могу драться, как волк, но чтобы так быстро и бесшумно убить, да еще Алексея с Антоном, – это мне не по зубам. Ладно, из пушки замочить, а то голыми руками. Ты знаешь, эти четверо однажды на спор взялись роту морпехов разоружить. Так, по пьяни, от нечего делать, когда в Крыму отдыхали. Там, под Севастополем, как раз часть морских пехотинцев располагается. Нажрались и давай перед девками выкобениваться, что боевое знамя сопрут. Они ведь все спецназовцы, в секретных частях образование получали, им все нипочем. Так, пьяные, без оружия, и поперлись в Юхарину балку, где морпехи стояли, прямо средь бела дня. А всю свою компанию на ближайшую сопку посадили с биноклями и видеокамерой, чтобы любовались. Для них, видите ли, это развлечение. А у морпехов как раз учения были, они все в полной боевой готовности, всем оружие выдали. Короче, такая там буча началась, крик, шум, стрельба, а эти знай себе молотят всех подряд без разбору. Хребты ломали как спички. Им ведь и оружия не нужно, одним пальцем насквозь проткнуть могут и кишки выпустить. Часа два веселились… Мы на сопке водку пили и хохотали, а морпехи думали, что война в стране началась. В общем, человек двадцать убили, остальных покалечили, командиру части уши оторвали и вместе со знаменем на сопку притащили. Довольные такие были, в кровище все, но живые. Настоящие бойцы, ничего не скажешь, я ими гордился всегда, пока… Ну, это уже не важно. Так что ты их чисто случайно взяла, не ожидали они от тебя такой прыти – слишком уж хорошо играла за ужином, когда дурочкой прикидывалась. Теперь лафа кончилась.

– Слушай, ты когда свой тост говорил, кого под мышонком имел в виду? Это ведь я должна была быть?

– Ничего ты не поняла, надеюсь, они тоже. Мышонком буду я, они за мной гоняться должны, а ты их сверху… – он провел пальцем по шее и криво усмехнулся.

– Ты такой хитрый, что даже я уже ничего не понимаю. А эти девицы, они кто такие? По-моему, они многое могут.

– По-моему, тоже. Наверняка их из спецчастей выписали за большие бабки. Там же и женщины тоже тренируются, и из них убийц готовят на случай войны. В нашей долбаной стране много всякого добра имеется, еще от «холодной войны» осталось и до сих пор засекречено. Нет, чует мое сердце, не выкарабкаться мне, – он тоскливо вздохнул. – Рушится моя империя на глазах, все мои старания и труды коту под хвост летят, – он поморщился. – Не та сейчас молодежь, эх, не та! Раньше бы и слова пикнуть не посмели, а теперь вот внаглую прут, считай, на отца родного и благодетеля, сосунки! Законы воровские не чтят, только деньги любой ценой, а что потом их у них так же вот отберут и за яйца подвесят их же помощники – об этом не думают, одним днем живут, торопятся, боятся, что пожить не успеют, дурачье!

– Ты, кстати, додумался, что они сейчас делать должны? – прервала я его излияния.

– Да тут и так все ясно; сейчас начнут прочесывать особняк, найдут и прикончат. Зря я тебя в это дело впутал.

Ты лучше о себе побеспокойся. Я «жучок» на крышу закинула, они, наверное, оттуда начнут, так что время у нас есть…

– Не говори глупостей, они уже доперли, что мы его обнаружили. Теперь все карты раскрыты… Они снизу начали. Слышишь, внизу разговаривают.

– Надо бы мне тебя куда-то спрятать, Андрей, а куда – ума не приложу. У тебя шапки-невидимки случайно нет с собой?

– Купил бы, если бы продавали, – усмехнулся он, – так ведь не было нигде. Я ведь вообще все купить мог. Ты хоть понимаешь значение этого слова: все! Я в юности об этом мечтал, когда в нищете жили, а теперь добился, сбылась мечта идиота. Мне уже даже ничего не хочется, в тупик зашел, не знаю, на что еще бабки тратить. Все, что хотел, увидел, попробовал, приобрел, и в пределах человеческих возможностей уже ничего не осталось, чего бы у меня не было. Недавно тут подумал, может, на Луну слетать. А что? – он серьезно посмотрел мне в глаза. – Летают же за деньги всякие японцы и монголы на наших кораблях. А чем я хуже? Здоровья хватает, деньги есть, так что, если выкрутимся, обязательно проверну это дельце, а то на Земле уже скучновато стало.

– И сколько это стоит?

– А, копейки, – махнул он рукой, – несколько «лимонов» баксов. Что мне их солить, что ли? Детей у меня нет, родных тоже…

– Зачем же столько наворовал? Прекратил бы, все веселее жить стало.

– А как это прекратишь? Это ведь машина, не я ее завел, она сама крутится, и кто-то должен результаты ее трудов получать. Сегодня я, завтра – другой. Мы сменяемся, но машина преступности вечна, все ее механизмы отлажены и смазаны, ее нельзя остановить, как нельзя искоренить зло и добро. Так уж сложилось в истории человечества, что все имеет две стороны: темную и светлую, плохую и хорошую – и никуда от этого не деться. А ты говоришь: прекрати! Да ты на себя посмотри! Сама только что четверых убила, а еще меня на путь истинный наставляет.

– А что тут удивительного? Это результат борьбы двух противоположностей, как ты сказал. И потом, добро должно быть с кулаками. Если бы я промедлила хоть мгновение или пожалела их, меня бы саму тут же убили, разве не так?

– Все правильно, девочка моя, и я тебя не виню. Кстати, как ты умудряешься давить в себе жалость? Я бы, например, не смог вот так взять и выколоть кому-то глаза, – он поежился.

У меня нет выбора, Золотой. Понимаешь, я бью в самые доступные и уязвимые точки, чтобы уж наверняка и быстро. Если бы эти точки были на заднице или вообще, как у Кощея, на дереве в сундуке, я бы глаза не трогала. Я сейчас не в том положении, чтобы показательные бои устраивать. Понимаешь, человек так устроен, что вся жизнь у него в голове сосредоточена, потому что там душа находится. Ведь сколько ни бей тебя тем же ломом по всем остальным частям тела, ты все равно жить будешь, если от болевого шока не умрешь. А врежь один раз ломом по голове, в любое место – и готов. Лома у меня нет, как ты знаешь, но есть масса других способов выпустить душу наружу из черепа, в том числе и через глаза. Ты не думай, я не живодерка и не циник, просто на время работы отключаюсь и ничего не чувствую. Но это бывает редко. На самом деле я очень ранимая и чувствительная.

– Странная ты личность, Мария. Кто тебя такой создал? Ты же еще молоденькая совсем, а я вот сижу рядом с тобой, слушаю, и мне страшно, хотя достаточно ужасов перевидал на своем веку. Ты сама случайно не из спецслужб?

– Совсем у тебя крыша поехала, Золотой, – улыбнулась я. – Просто зарядку каждое утро делаю, детективы читаю…

– Ну ладно, не хочешь рассказывать – не нужно, я не неволю. Но вот что тебе скажу, Мария. Если ты меня спасешь, то к тем тремстам тысячам я еще столько же добавлю. И еще «лимон», если ты мне все про себя выложишь. Это только между нами останется. Но ты меня заинтриговала дальше некуда…

– А если тебя таки прикончат, а я выберусь? – я лукаво прищурилась.

Он задумался. По лицу его прошла легкая тень и тут же исчезла. Он улыбнулся.

– Если выберешься, а это практически невозможно, тогда ты вдвойне заслуживаешь мое признание. Есть у меня одна мысль, но пока повременю говорить, а то ты сама меня грохнешь и как-нибудь улизнешь отсюда. Я теперь уж и не знаю, что делать, как посмотрел на твои способности вблизи.

– Теперь и ты меня заинтриговал. Но я дам тебе немного своей энергии, чтобы ты перед смертью все же успел мне это сказать, – усмехнулась я. – Ладно, хватит об этом. У меня тут идея возникла. Может, пока они думают, что охотятся за нами, мы начнем охотиться за ними?

– Рискованно. Они теперь ни за что не разделятся, только кучей передвигаться будут, а это страшная сила, – он прислушался. – Похоже, они уже на первом этаже орудуют. Слышишь, как кричат, даже не скрываются, сволочи!

– Загонщики всегда орут, когда на волка охотятся, чего им скрываться.

– Это точно. Может, начнем потихоньку наверх перебираться?

– А если двое из них на лестницах караулят? Сразу крик поднимут и остальные прибегут.

– Что ж тогда, здесь сидеть и смерти ждать?

– А что в этом плохого? Лучше, чем убегать. Сейчас они нас не видят и не знают точно, где мы сидим. А если погонятся, тогда, считай, кранты. Сейчас наша сила – в их неведении. – Я в сотый раз осмотрела зал и так и не увидела, где можно спрятать Золотого. – Куда бы тебя засунуть, как думаешь?

Он тоже огляделся и хмыкнул:

– Разве что под платье. Прятаться бесполезно, они каждый дюйм прочешут, зная, что у меня только одна возможность выжить – если спрячусь. Но утром, когда нужно будет

выходить, не забывай, они встанут у дверей и там прикончат. Так что в любом случае я проиграю эту схватку. Условие такое: кто первым выйдет к братве, тот и царь. Остальные, кто в живых останется в доме, – уже на милость победителя. Мне на нее рассчитывать нельзя – сразу же на перо посадят. Это они такое условие выдвинули, чтобы самим спокойно выйти. Наверняка Гошу на мое место наметили, он самый сильный и головастый из них. Еще бы пару лет, и я сам бы его короновал, но не захотели ждать.

– Значит, ты только на меня и рассчитывал, когда пошел на это? – удивилась я.

– Похоже, что так, – он отвел глаза. – Вернее, я думал, что и сам еще повоюю, но сейчас уже понимаю, что только бравировал перед самим собой. Ты не смотри, что я хорошо выгляжу. Я ведь весь изрезан, исколот, все внутренности на зоне поотшибали, да и потом работенка не из легких была – этими головорезами верховодить. Считай, год за пять выходило. Так что мне уже не шестьдесят, как по паспорту, а все сто.

– Тебе шестьдесят?! Бог мой, а я бы больше пятидесяти не дала, честное слово!

– Спасибо, конечно, за комплимент, но от него не легче, – он подобрался. – Так, давай еще раз наши шансы просчитаем. Значит, в открытую на них идти бессмысленно. Прятаться – то же самое. Что остается?

– Остается понять, почему они нас ищут, если утром могут спокойно убить у выхода?

– Нетерпеливые очень. Не хотят до утра тянуть, торопятся трон получить. Или просто из-за убитых дружков распалились, крови жаждут. Короче, нам без разницы, зачем ищут и почему…

Мы разговаривали вполголоса, почти шепотом, сидя в креслах у закрытых дверей кинозала, и нам прекрасно было слышно, как ходят и переговариваются внизу убийцы. Я уже хорошо различала голоса всех четверых и знала, что все они находятся там, никто не стоит сейчас у дверей в коридоре и не подслушивает. Хотя, если бы так случилось, мы бы давно были мер1ъы…

– Давай, что ли, дверь забаррикадируем? – предложила я.

– Они сразу же услышат, как только начнем кресла двигать. Дом-то пустой, и мы как раз над их головами. Надо что-то другое придумать, пока еще время есть. Уже почти полночь.

– Нужно вспороть обшивку кресла и засунуть тебя внутрь вместо поролона! А еще лучше в диван! – пришла мне в голову гениальная мысль, но Золотой туг же ее отмел:

– А поролон куда денешь? Они сразу поймут, когда увидят. И потом, что ты заладила: спрятать да спрятать? А сама что делать будешь?

– Одна я как-нибудь справлюсь со всеми… наверное. По крайней мере так будет легче действовать. Я могу всю ночь носиться по особняку, выжидая, пока кто-то из них не сделает ошибку. Если избавлюсь хотя бы от двоих, то утром мы с тобой остальных легко уделаем около выхода. Раньше семи утра выходить ведь нельзя?

– Нет. Впрочем, и позже тоже – тогда сюда вломится братва и перекосит всех из автоматов. На что им нужны вожаки, которые не могут справиться с таким легким заданием. Мы сами под этим подписались, так что они ни за что не отвечают и обязаны выполнить приказ. Ровно в семь, когда начнут бить часы, они должны увидеть короля. Все бумага, нужные имена, наводки и касса спрятаны в моем сейфе и достанутся победителю. Ты, конечно, извини, Золотой, но вы просто придурки какие-то, а не воровские авторитеты. Устроили тут детские игры…

– Это лучше, чем устраивать разборки с пальбой и взрывами в городе – потом от ментов не отмоешься, да и засветятся многие. К тому же я всегда хотел выглядеть не простым уркаганом, от которого ничего, кроме мата и фени, не услышишь, а солидным, респектабельным человеком. Мне кажется, к концу жизни у меня кое-что получилось в этом плане. Ну скажи, разве я похож на бандита с большой дороги, каким на самом деле являюсь?

– Ну, если бы не шрам… Впрочем, он только шарм придает. Как мужчина ты мне даже нравишься, даром что рыжий! – Я тихонько рассмеялась. – Не обижайся, шучу. А вообще здорово: шрам – шарм, правда? Ты стихи, случаем, не пишешь?

– Писал, – невесело усмехнулся он, – и даже в тюремной газете печатался. Так, конечно, чушь в основном. Помню, по молодости с одной переписывался, когда еще в колонии для несовершеннолетних сидел, а нам девчонки писали, вроде как для перевоспитания, по комсомольской линии. Ох, я уж ей тогда катал – сам диву давался…

– Помнишь что-нибудь?

– Так, кое-что, – он скромно потупил глаза.

– Прочти, а? Пожалуйста! – попросила я. – Мне еще никто стихов не посвящал, завидки берут. У нас в детдоме поэтов не было.

– Да не помню я… И момент неподходящий. Вот разве что пару строчек:

Прощайте, парки и сады,

Уединенья тихие аллеи.

Я ухожу, но знайте ж вы,

Что ни о чем я не жалею…

Он замолчал, и лицо его покрыла легкая грусть, так не вяжущаяся с грубым обликом этого прожженного стареющего головореза. Хотя что я о нем могла знать…

Он поднялся и стал осматривать большой кинозал. Изучил небольшие окошки под потолком на задней стене, заглянул за диваны и подошел к экрану, занимавшему почти всю стену. Заглянув за него, он повернулся и помахал мне рукой. Я на цыпочках подбежала, сунула туда свой носик и увидела дверь. Она находилась в центре стены и была закрыта. Один Бог знал, куда она вела. Мы с Золотым весело переглянулись, он оттянул снизу тяжелый пластиковый материал экрана, я пролезла под ним к двери и толкнула ее, нажав на ручку. Мама родная, она оказалась еще и не заперта! За ней была темнота, но это все же лучше, чем в зале, где нас в любой момент могли обнаружить. Может, бандиты не догадаются заглянуть за экран.

Через мгновение мы оказались за дверью, в кромешной тьме, боясь сделать хоть шаг, чтобы куда-нибудь вдруг не провалиться и не наделать шума. Голоса внизу начали перемещаться к лестнице и вскоре уже зазвучали там, видно, охотники уже обшарили все закоулки первого этажа и теперь примутся за наш, на котором, кроме кинозала, в коридоре было еще две двери.

– Спички у тебя есть? – спросила я, прижимаясь спиной к двери.

– Нету, курить бросил год назад, – с досадой прошептал он. – Вот и верь этому Минздраву после этого!

– Ладно, ты стой на месте, а я попробую пройтись.

Взяв туфли в одну руку, я стала шарить другой перед собой и потихоньку двинулась вперед. Тут меня снова осенило, и я прошептала:

– Пощупай дверь, там случайно задвижки

какой-нибудь нет?

Он пошуршал руками и пробормотал:

– Отчего ж нету, есть. Что с ней делать?

– Оторви, идиот! – не сдержалась я. – Закрой, конечно!

– Извини, я уже вообще ничего не соображаю.

Раздался тихий щелчок, и с моей души свалилась многотонная глыба: если эту дверь и найдут, то, может, посчитают ее закрытой охранниками и не полезут. Я двинулась дальше. Вскоре рука моя нащупала диван у стены, вдоль которой я двигалась, затем большой шкаф, тумбочку с трельяжем на ней, видимо, это был косметический столик, и, наконец, нашарила еще одну дверь. Рядом с ней, на стене, был выключатель. Я поползла дальше, нашла еще один диван и так добралась до Золотого, пройдя по кругу. Ни одного окна здесь не было. Подумав немного и решив, что коль во всем доме горит свет, то и здесь его можно включить безбоязненно – все равно никто не заметит, – я двинулась к выключателю.

– Жаль, что ты не видишь в темноте, – сказал тихонько Золотой.

– Ничего, я сейчас свет включу, не бойся.

– Да я не об этом.

Я остановилась и пошла к нему.

– А о чем? – выдохнула ему в лицо шепотом. – Ты что-то придумал?

– Не знаю. Можно было бы как-нибудь вырубить в доме весь свет и переловить их в темноте.

– Слушай, а это идея

– Что толку, ты же не видишь.

– Зато слышу!

– Они тоже.

– А у меня еще и нюх! – Шутишь?

– Нисколечко!

– Все равно ничего не выйдет, – продолжал он упрямо опровергать собственную идею. – Мы не сможем весь свет вырубить. Рубильники наверняка в подвале вместе с предохранителями.

– Все, не говори ничего больше, – я закрыла ему рот рукой и прислушалась.

Гул голосов раздавался где-то совсем рядом, но определить, откуда именно, было невозможно из-за сильного эха.

Наклонив его голову к себе, я еле слышно прошептала Андрею в самое ухо:

– Только не спорь, умоляю. Сейчас ты залезешь в шкаф.

Он дернулся, но я сильнее прижала руку ко рту, не допуская возражений, и осторожно повела его за собой в темноте, мимо дивана к большому гардеробу. Открыв по миллиметру дверцу, чтобы не дай Бог не заскрипела, я ощупала шкаф. На счастье Золотого, он был пуст и довольно вместителен, к тому же в дверце торчал ключ. Бандитский князь к этому времени уже смирился со своей постыдной участью и покорно, стараясь не шуметь, забрался в это зыбкое убежище, где его могли поймать, как кролика в западне. Но ничего лучшего я предложить не могла. Наказав ему не дышать до самого утра, пока я не вернусь, я повернула ключ и сунула его под шкаф – убийцы вряд ли станут искать его там, если вообще станут. Я выпрямилась и пошла к обнаруженной мною двери, вспомнив, что уже какое-то время, пока упаковывала клиента, не слышала голосов. А может, просто не обратила внимания? В этот момент дверь распахнулась, и всю комнату залило ярким светом, ослепив меня, стоящую посередине с растопыренными руками…

4

– Гребаная жизнь!!! – услышала я голос долговязой Линды. – Они здесь!

И дверь с шумом захлопнулась. Тут же за ней послышался топот ног, он быстро приближался, и раздался радостный вопль Егора:

– Там? Оба?! Держи дверь, Леня!

Послышалась какая-то суетня, и они начали тихо переговариваться. Я разобрала только сердитый возглас Линды: «Откуда я знаю, только ее видела! И то на секунду…» Наверное, они выясняли, здесь ли Золотой, их главная добыча. Не знаю, как мое сердце выдержало и не разорвалось от ужаса в тот момент, но я быстро оклемалась, пришла в себя и на цыпочках, пока они строили планы, подкралась к другой двери, которую Золотой закрыл на задвижку. Хорошо, что меня обнаружила Линда и меня уже побаивались, а то бы сразу вломились, и тогда я бы могла спокойно сказать, как Чапаев в том анекдоте: «Вылезай, Золотой, нас предали…»

Пока я нащупала проклятую задвижку, оказавшуюся хлипким шпингалетом, который можно было вышибить одним плевком, они замолчали, и Леонид громко крикнул:

– Слышь, Золотой, сам выйдешь или как? Давай обойдемся без крови! Выдай нам сначала бабу, и ты умрешь без боли! Зачем нам ссориться напоследок?..

Моля Бога, чтобы Золотой сдуру не начал им отвечать, я тихонько проскользнула под экраном, оставив дверь открытой, чтобы они сразу ринулись в нее и не стали заглядывать в шкаф, и побежала к выходу из кинозала. Теперь я была свободна!

Я выскочила в коридор и увидела открытую дверь. Судя по всему, она вела к той самой комнате за экраном, и они начали обыск именно с нее, потому что она была крайней от лестницы. Ну и славненько. Развернувшись, я понеслась в другую сторону, к дальней лестнице, спустилась на первый этаж и начала искать вход в подвал. И только тут с ужасом вспомнила, что оставила свои туфли где-то рядом со шкафом. Когда помогала Золотому забраться в него, поставила их на пол, а потом напрочь забыла. Придется работать одними когтями, пока их не обломают. Проклятие!

Из банкетного зала, в котором было все разбросано по полу, я прошла на кухню и, когда увидела лестницу, ведущую вниз, услышала наверху громкий топот и возбужденные крики – убийцы гнались за мной, а значит, Золотой остался в шкафу, иначе и незачем было бы так спешить. У меня было время на поиски рубильников, потому что бандиты не знали, куда я побежала, и теперь снова будут обыскивать весь дом. Только вот откуда на этот раз начнут: снизу или сверху? Может, решат, что если сверху, то удача уже не повернется к ним задом? Это ворье, говорят, суеверное.

В подвале я осмотрелась и поняла, что и года не хватит, чтобы в этих бетонных казематах отыскать этот чертов выключатель. Как он выглядит, я видела только в кино, да и то мельком. Во все стороны разбегались узкие коридоры с большими дверями, и я поняла, почему так долго рыскали здесь охотники. Подойдя к одной двери, я обнаружила, что она закрыта снаружи на большую задвижку. Значит, обыскав, они заперли все помещения, чтобы потом сразу было ясно, входил туда кто или нет. Решив на всякий случай все пооткрывать, чтобы запудрить им мозги, я тронула задвижку, но она так заскрипела, что я оставила свои попытки, боясь привлечь внимание, и занялась поисками электрического щитка, надеясь, что Золотой не ошибся и он действительно находится здесь, а не на улице или вообще на чердаке. Я прислушалась. Голоса почти совсем стихли и еле-еле доносились откуда-то сверху – они таки погнались за удачей и начали с другого конца. Где-то часы пробили один раз и смолкли. Осталось шесть часов и четыре серьезные проблемы. Шесть на четыре – не так уж и плохо. Я немного успокоилась, вернулась ко входу в подвал и закрыла большую железную дверь, подперев ее пустым цинковым бачком, стоявшим туг же. Теперь, если кто войдет, я обязательно услышу и успею приготовиться.

Теперь мне оставалось лишь найти рубильник, выключить в особняке свет и, оставшись в полной темноте, не умереть. Какая малость!

Через пятнадцать минут, когда я уже отчаялась найти злосчастный выключатель, бегая по всему подвалу, он вдруг обнаружился рядом со входом, закрытый небольшой дверцей на стене, на которой был нарисован череп с костями. Открыв ее, я ужаснулась: там гнездилось больше двух десятков маленьких рубильничков, и какой из них нужно было трогать, знали разве что сам черт и электрик. Голоса к тому времени стали громче: четверка уже прочесала один этаж и спустилась ниже. Интересно, взяли они мои туфли или просто не обратили на них внимания? Надо бы их как-то вернуть – не идти же потом домой босиком. Не став больше раздумывать, я начала щелкать всеми выключателями подряд, и голоса сразу же смолкли. Наконец весь дом погрузился во тьму, включая и подвал. Стало немного жутковато. В наступившей тишине даже отсюда было слышно, как тикают на первом этаже часы. Люди наверху тоже, видимо, замерли, поняв, что мы что-то задумали. Больше всего мне хотелось, чтобы они начали испытывать страх, тогда бы справиться с ними было легче. Сколько времени им нужно, чтобы догадаться, что мы в подвале около рубильника, и отыскать сюда дорогу в темноте? Если они придут сюда сами, то мне не нужно будет ловить их по всему дому. Но если нет, то придется побегать.

Мрак был полным, кромешным и непроницаемым, как и безмолвие, в котором звон бриллиантов в сережках показался мне колокольным набатом. Я сняла их и тихонько положила на пол. Потом добралась до двери, оттащила бачок, едва дыша, и открыла дверь. Теперь, когда глаза мне были уже не нужны, я полностью переключилась на слух, обоняние и интуицию. Помня дорогу наверх, я осторожно выбралась из подвала, неслышно ступая босыми ногами по полу, вышла в большую залу, подошла к лестнице и затаилась за ней, устроившись так, чтобы в любой момент можно было прыгнуть и нанести удар. Стены были окрашены в темные цвета и поэтому не давали никакого света вообще, хоть глаз выколи. Где-то на третьем этаже послышался тихий говор. Я напрягла слух, но так ничего и не разобрала. Вроде бы их там было четверо, и они что-то возбужденно обсуждали. Прошло еще несколько минут, бубнеж продолжался. Может, они решили не рисковать, дождаться, пока рассветет и хоть что-то будет видно? Еще пару часов, небо начнет сереть, и сквозь щели в ставнях проникнет спасительный для них свет. Для них, но не для меня! Надо было идти. Я наброшусь на них в темноте, на всех сразу, и они даже не поймут, что происходит, будут молотить и своих, и чужих. Хорошо, что там две девушки, меня будет легко с ними спутать…

Я выпрямилась и сделала шаг. И услышала, нет, сначала почувствовала опасность.

Потом что-то неуловимо изменилось в темноте надо мной, и я поняла, что уже не одна стою здесь и прислушиваюсь. Потом, когда вернулась в прежнее положение, перестав дышать, уловила легкий запах табака и только после этого различила дыхание, едва слышное, почти призрачное, но оно было! Теперь я успокоилась. Человек был один, я о нем знала, а он обо мне – нет. Шагов и шуршания одежды я не слышала, но дыхание приближалось, опускаясь по лестнице, словно кто-то не шел, а плавно и медленно летел над ступеньками. Видимо, они в полной мере оценили врага, если проявляют такие недюжинные способности. Говор наверху продолжался, но здесь, внизу, он не мешал различать звуки. Они пошли на хитрость и хотели обмануть нас, отвлекая своей болтовней. И вправду волки, ума им не занимать, как и кровожадности. Я почувствовала себя в лесу, на охоте, сильной и безжалостной хищницей – пантерой, ослепленной, но гораздо более опасной, чем даже стая волков. Сердце мое забилось ровно, все мышцы напряглись, я повернулась в сторону врага и приготовилась к прыжку. Главное, как учил Акира, в темноте нащупать противника, уцепиться хотя бы за краешек одежды, чтобы выпустить уже только мертвого…

…Она рухнула откуда-то сверху, свалившись мне на голову, совершенно голая, скользкая и верткая, как змея. Она рассчитывала оглушить меня весом своего тела, когда прыгала через перила, но инстинкт спас меня – я отшатнулась в сторону и лишь почувствовала, как лицо обожгли ее длинные ногти. Как она меня обнаружила, оставалось только гадать, но не исключено, что она видела в темноте, как кошка, чего мне, к сожалению, было не дано. Я не могла разобрать, кто это – Линда или Виола. Но она достаточно умна, чтобы знать, что бесшумно передвигаться можно, только сняв всю одежду, чтобы не шуршала.

Ничего не видя, я резанула воздух перед собой, но ведьма быстро переместилась и задышала уже сзади и туг же снова бросилась, уверенная, что я не вижу ее. Зато я ее слышала, и этого было достаточно. Акира учил нас драться вслепую. Предположив, что она все-таки видит меня, я решила этим же и обмануть ее. Я пригнулась, но получила такой удар в лицо, что искры посыпались из глаз, только что не осветив все вокруг. И сразу же ее коленка опять, на этот раз вместе с руками, врезала по мне. Теперь удары посыпались со всех сторон, не причиняя особого вреда, ибо я закрылась и выжидала, стараясь схватить ее за что-нибудь. Она била молча, все время перемещаясь вокруг, а я все сгибалась, уже стоя на коленках и отражая удары. Наконец она с шумом вобрала в себя воздух, видимо, приготовившись для решающего удара ногой, и я прыгнула на звук ее дыхания. И не промахнулась: моя ладонь полностью вошла во что-то мягкое и горячее, скорее всего в живот, распоров его ногтями-бритвами, и она дико закричала. Теперь она в буквальном смысле была у меня в руках. Полоснув свободной рукой по предполагаемому горлу, я лишила ее голоса – она смолкла и обмякла. Сверху раздался отчаянный вопль:

– Линда!!! Ты жива?! Я иду к тебе!.. Кричала Виола. И сразу послышались торопливые шаги по ступенькам – спускались все трое и делали это очень быстро. Не мешкая, я стянула с себя мокрое от крови платье и кинула его на лестницу, нащупав руками перила. Из разбитой губы текла кровь, и я стала слизывать ее языком. Тело Линды лежало где-то под ногами, ступни скользили в крови, и я отодвинулась вглубь, под лестницу, чтобы вытереть ноги и спрятаться на случай, если и остальные тоже видят в темноте. Но это было маловероятно: тогда бы они пошли все сразу.

– Линда!!! – еще раз пронесся душераздирающий крик Виолы где-то уже совсем близко, и все трое остановились посередине пролета, тяжело дыша.

– Забудь про Линду! – зло бросил Леонид. – Она бы ответила, если б была жива.

– Нет!!! – отчаянно простонала та. – Она не могла… Мария, сука, я знаю, что это ты!!! – снова закричала она в темноту над моей головой. – Я поймаю тебя и выпью твои глаза…

– Нам Золотой нужен, а не эта баба! – оборвал ее Егор.

– Плевать мне на Золотого! Она мою сестру убила!

– Заткнись, дура! Она никуда не денется от тебя! – прошипел Леонид. – Кончим Золотого, и ей каюк. Я думаю, что…

– Молчи, не говори, они где-то здесь, – тихо сказал Егор. – Проклятье! Как мы про свет забыли?

– Надо добраться до подвала и врубить его, – процедил Леонид. – Они на нас не нападут, они же тоже ни хрена не видят.

– А где ты будешь этот рубильник в темноте искать? – спросила Виола.