Текст книги "Дети Ночи (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Младший чуть приоткрыл рот, распахнув глаза. Женщины ничего не поняли. Старший вскочил, но ничего не сумел сказать – в комнату торопливо вошел явно встревоженный Адахья, за ним как всегда спокойный слуга.

– Ну? – поднял взгляд Старший.

Адахья показал, что не хочет говорить при женщинах.

– Госпожа Тэриньяль, госпожа Сэйдире, не оставите ли вы нас на время? – сказал Старший. – Проводи дам в круглую комнату, – сказал он слуге, и тот, чуть усмехнувшись, поклонился. Женщины последовали за ним.

– Что он улыбается-то? – удивился Младший.

– Дырочка, – ответил Старший. – Всюду дырочки.

Младший ничего не понял.

Женщины долго сидели молча, глядя друг на друга. Молчание становилось невыносимым. Огонь в очаге горел ровно, светильные камни в нишах бросали круглые пятна рассеянного света на зеленые и голубые подушки и толстые серые циновки. На низком столике стояли накрытые серебряными крышками блюда с угощением, в кувшинах ждало вино, из курильниц тихо поднимался ароматный дым.

Внезапно Сэйдире взяла со столика кувшин, налила вина в чашу – медленно, демонстративно, не сводя взгляда с Асиль, и выпила.

«Я не боюсь пить и есть в Холмах».

Асиль продолжала смотреть на нее. Эта женщина вызывала зависть. Она не была красавицей, но притягивала к себе взгляд. В ней была неукротимая жизнь. Цветущая, бронзоволосая, зеленоглазая, она напоминала спелую виноградину, готовую брызнуть соком. Она была – женщина. Настоящая женщина.

Асиль ощущала себя в ее присутствии жалкой. Она знала, что о ней говорят – ледышка. Прекрасная и холодная. Раньше она даже не задумывалась, почему ее ровесницы уже давно замужем, а ее до сих пор никто не посватал. Ей было все равно. У нее был брат, честь рода. Она гордилась тем, что водит отряды мужчин подземельями, в которые никто по доброй воле не совался.

А теперь она чувствовала себя униженной перед этой Дневной – и все потому, что Сэйдире была настоящей женщиной. Она видела, как смотрят на нее братья – с восхищением и робостью.

«Но ведь и на меня... Но не так. Они восхищаются не мной самой, а моей славой...»

Она вскинула голову, поджав губы.

«Я – дитя Холмов. Я – Тэриньяль. Ты – никто».

Полная чаша вдруг оказалась прямо перед Тэриньяль. Женщина держала ее в руках, и ее зеленые глаза были полны любопытства. Живые, как играющие огнем угли.

Асиль растерялась от неожиданности, и опять ощутила себя ничтожеством.

– Вы боитесь пить из рук Дневной? – звонко и весело сказал чужая женщина. – А я не боюсь есть и пить в Холмах.

– Я ничего не боюсь, – с вызовом сказала Альдьенне Тэриньяль.

– Так пейте, – Дневная опустилась на подушки лениво и грациозно, как золотая кошка.

Асиль, не сводя жесткого взгляда с гостьи, отпила из чаши. Женщина тихонько рассмеялась.

– Не бойтесь, вы красивая. Но вы так боитесь своей красоты, что ощетинились иглами. Мало какой мужчина готов пробираться к сердцу женщины сквозь иглы. Они ленивы.

Асиль прикусила губу.

Дневная вдруг резко выпрямилась. Ее зеленый взгляд поймал и не отпускал глаз Асиль.

– Слушай меня, девочка. Я пришла сюда не для того, чтобы сдохнуть – это я могла бы и там сделать. Не затем, чтобы меня держали как ручную собачку – помрет хозяин, и воет, бедняжка, никому не нужная, авось, приютит кто. Ваши короли и королевы тоже смертны, и я не хочу остаться хламом, который выбросят потом с глаз долой наследники. Нет, я не для того спасалась, чтобы жить в унижении. Чтобы во мне видели только предмет для исследования. Да, я не знаю, кто я, я хочу это знать. Я не знаю, зло я или благо. Но я хочу жить, жить как все. – Она подалась вперед. – Я хочу жить, а не прозябать. И потому я возьму одного из них так или иначе, – она указал рукой туда, где в кабинете Старшего остались принцы. – Я должна смешать свою кровь с кровью Холмов, если я хочу жить как человек и стать тут своей. И потому я возьму оного из них – или обоих. Борись, если хочешь. Это будет честная борьба, девочка.

Асиль криво улыбалась.Откровенность за откровенность. Честный бой – что же, это хорошо.

– Я не думаю, что ты намного старше меня, – госпожа, – сказала она, наконец.

– Возможно, даже ровесница, – буднично отозвалась госпожа Сэйдире. – Вы дольше живете и позже взрослеете. Но разум взрослеет у всех одинаково.

– Благо тебе, госпожа, за честные слова. Я не знаю, мил ли мне кто из двоих, но теперь не отступлю.

Сэйдире усмехнулась, потом показала на игральную доску, лежавшую в нише. Восьмиугольник был сделан из дорогого дерева, инкрустированного перламутром.

– А то желаешь – сыграем в «Восемь граней». Или в «Четыре провинции». И кто победит, выберет себе мужчину? Хочешь?

– Нет, госпожа, – спокойно ответила Асиль. – Не желаю.

– Не желаешь, – тихо рассмеялась Дневная. – Да, это, скорее, мужская забава – ставить на женщин, – тихо проговорила она. Асиль почему-то побоялась переспрашивать. – Хорошо же.Буду с тобой честной. Мне все равно, кто из них. И если ты поймешь, кто из них нужен тебе – скажи скорее. Потом может оказаться поздно.

– Спасибо, я запомню, – кивнула Асиль.

– Уговор?

– Уговор.

– Ну, так за это следует выпить, – Дневная улыбнулась. У нее были красивые ровные зубы и красивая улыбка.

– Согласна, – Асиль улыбалась, не раскрывая рта.

Женщины выпили из одной чаши, как ближайшие подруги. И рассмеялись, глядя друг на друга ревнивыми глазами.

Глава 15

– Где вы его видели? – спрашивал Старший, нервно расхаживая по комнате. Адахья явно что-то хотел сказать, но Старший не смотрел в его сторону.

Младший развалился в кресле. Нервное напряжение спало, страшно хотелось спать и есть.

– Там, где Оруна выходит к Лунной скале. Он, собственно, на ней и стоял.

Старший закусил губу, остановился, задумавшись.

– Далеко от старых постов... Слишком далеко.

– Что?

– Слишком далеко от старых постов, – пр обормотал Старший себе под нос. – Где Науринья?

Маявшийся у входа Адахья встрепенулся, как пес.

– Пропал, господин.

Младший мгновенно проснулся.

– Как пропал? Он что, не вернулся от Провала?

– Вернулся, он ночевал у сестры, на уровне Ремесленников, но ушел задолго до заката, и после его никто не видел.

Воцарилось нехорошее молчание. У Старшего зазвенело в голове, и снова, как в детстве, странно задрожали и зашептали тени в углах.

– Адахья, – хриплым шепотом проговорил он. – Найди его.

Адахья быстро опустился на колено и прижал кулак к груди. Молча вышел. Лицо его горело от возбуждения – ему впервые господин поручил дело, и дело важнейшее.

– Он найдет, – тихо проговорил Младший. – Он любит тебя больше жизни.

Старший резко обернулся к нему. Губы его шевельнулись, но Младший не услышал ни слова – но понял.

Науринья. Провал. Мертвый Холм. Асиль. Всадник. Дневная. Отец. Все это представлялось в виде каких-то разноцветных струн, полос, линий, которые дрожали, колебались, и никак не могли сложиться в узор, а звуки – в аккорд. И все же что-то вот-вот должно было сложиться... Младший не был магом, и такое взаимопроникновение бывало только в момент невероятного всплеска чувств. И сейчас, наверное, у Старшего в голове возникла та же картина, что представилась его брату – хрупкая белая фигурка во тьме, идущая по тонкому мостику над Провалом. Старший, не сводя взгляда с лица брата, ударил в маленький гонг. Снова возник спокойный слуга.

– Женщины беседуют?

– Нет, господин, – бесстрастно ответил слуга. – Госпожа Асиль удалилась. Госпожа Сэйдире поет одна.

– Ступай, – ответил Старший, садясь. Плечи его поникли.

– Нам стоит рассказать отцу, – не то спросил, не то предложил Младший.

– Нет, – резко ответил Старший. – Я ему не доверяю.

– Ты в своем уме?

– Как никогда, брат. Поверь мне.

– Почему я должен верить тебе, а не отцу?

– Выбирай сам, – Старший помотал головой. – Но сейчас ради его самого лучше ничего ему не говорить.

Здесь было не просто холодно, к холоду Ночные были привычны. Здесь тянуло Провалом. Нижние уровни не принадлежали никому, здесь ходили только патрули да порой твари.

И еще изгои. И не только Ночные. Проходы-червоточины тянулись под всем миром, иногда выходя к шахтам Дневных, иногда срываясь в Провал.

Нормальные люди тут не живут. Им незачем.

Отряд шел вторую ночь.

Тиеле, сжав губы, шла впереди, следом за двумя слепыми красноухими псами, гончими Подземелий. Этих зверей разводили в холме Тэриньяльтов, и в темноте они чуяли лучше любого мага. Тиеле вел гнев. С учителем что-то случилось, что-то злое, и это сделали не твари – это она могла сказать точно. И еще она знала, что учитель по крайней мере недавно еще был жив. Она это чувствовала. Адахья с воинами шли чуть позади. Госпожа Асиль послала с ними пятерых человек из своего сопровождения, двое из них шли впереди, ведя собак, трое позади всех.

Недра земли были полны кажущейся тишины. Любой шорох, падение камня, звук капель казались здесь пугающими и незнакомыми. Тишина сдавливала голову.

Адахья уже потерял счет времени, ему казалось, они идут бесконечно, и постепенно в его душе начал зарождаться страх. Это было постыдно, отвратительно, и он, стиснув зубы, шел и шел, опасаясь только одного – как бы кто из его людей не понял, что он смертельно боится. У него даже слезы накатили на глаза, и потому он не сразу понял, что маленький огонек, который светился в руке Тиеле, уже не движется. Он вздрогнул, побежал вперед. Псы, жарко дыша, кружили, обнюхивая землю. Воины Тэриньяльтов стояли впереди, на грани тьмы. Тиеле стояла, прислонившись к стене, и смотрела вниз.

– Я нашла его, – всхлипнула девушка.

Сэйдире пела. Негромко, почти про себя, хрипловатым голосом, ни высоким, ни низким. Самым обычным.

 
Седлайте коней,
Седлайте коней,
Вострите копья,
Готовьте стрелы.
Седлайте коней,
Седлайте коней,
Скачите все
За оленем белым
Ради наследницы королей.
Ради ее золотых кудрей,
Ради оленьих ее очей —
Седлайте коней
Седлайте коней,
Седлайте коней,
Седлайте коней.
 

Младший остановился. Он искал Асиль, но она ушла. С братом ему говорить сейчас не хотелось. Ему было тягостно и муторно, он не понимал, что творится. А Дневная пела, и он стоял возле входа в Круглую комнату и слушал. Язык Дневных почти не отличался от его собственного, разве что произношением слов. Это мешало, но не слишком. Сейчас она была одна и не старалась говорить отчетливо, а пела так, как привыкла.

Младший слушал.

Охота летела по следам белого оленя, садилось солнце.

 
Белый олень,
Белый олень,
Белый олень с золотыми рогами
Белый олень,
Белый олень,
Ты любим дневными богами,
Белый олень,
Белый олень,
Для возлюбленной государя
Белый олень,
Белый олень,
Станет невесте свадебным даром
Ради наследницы королей.
Ради ее золотых кудрей,
Ради оленьих ее очей —
Седлайте коней
Седлайте коней,
Седлайте коней,
Седлайте коней.
 

Младший не захотел дослушивать песню. Он почти знал, чем кончится охота. Он почти знал, что то, о чем поется в песне – не выдумка. Откуда знал, почему?

И еще – он принял решение. И пусть брат думает что хочет. Отец должен знать.

Он зашагал по коридору в направлении широкой лестницы к покоям королей Холмов.

Мать полулежала на подушках в своей круглой комнате, и девушка в голубом платье – красавица, конечно, из ее Драгоценного Ожерелья, расчесывала ее роскошные волосы костяным гребнем. На низеньком столике рядом с девушкой лежали другие гребни – разной величины, с разной частотой зубцов, из разных материалов. На другом столике в шкатулках из резного камня, серебра и дерева переливались украшения. Другая девушка, в зеленом, улыбнулась ему, зажав в жемчужных зубках сверкающие драгоценными камнями шпильки в виде ящерок, рыбок, бабочек, а в руках у нее была драгоценная сетка, которой они потом накроют косы госпожи после вечернего туалета.

Третья, в красном, наигрывала на маленькой арфе какую-то песенку. Еще одна сидела в углу с раскрытой книгой на коленях.

Нежная Госпожа в широком платье изумрудного цвета, расшитого замысловатым золотым и бирюзовым узором, пребывала в сладостной полудреме. Но как только сын вошел, она сразу очнулась, устремив на сына внимательный опаловый взгляд. Младший опустился на колено, поцеловал матери руку. Та знаком отослала девушек, и они, хихикая и перешептываясь, выпорхнули из комнаты.

– Матушка...

– Садись, сын.

Он сел рядом, обхватив коленки, как в детстве.

– Мне нужно поговорить с отцом.

– Тогда зачем ты пришел ко мне? – Нежная Госпожа протянула руку и погладила Младшего по голове, вглядываясь в его лицо.

– Я не знаю, правильно ли поступаю.

– То есть?

– Брат не хочет, чтобы я рассказал отцу о том, что произошло.

Нежная Госпожа выпрямилась. Отвела взгляд.

– Тогда расскажи мне.

Младший кивнул.

– Да. Так будет лучше.

И Младший рассказал обо всем, что случилось с ним и госпожой Асиль прошлой ночью.

– Брат не хочет, чтобы я рассказывал отцу. А я не могу. Он король, он должен знать.

Мать прикрыла ему рот ладонью.

– Я боюсь, он знает. Иначе бы он не уехал бы утром втайне из холма.

– Что? – Младший вскочил. – Зачем? Куда?

Мать покачала головой.

– Он был в страшном смятении. Он ничего мне не сказал. Он уехал один. Я стояла и смотрела вслед, тоже одна.

– Он поехал...к Средоточию? – опасаясь угадать, спросил Младший.

– В ту сторону, – уклончиво ответила мать. – Я не могу сказать. – Она обняла сына за плечи. – Он вернется. До весны с ним ничего не случится.

Младший поднял глаза. Лицо матери было жутко спокойно и голос ровен.

– Так что ты все равно ничего не сможешь ему сейчас рассказать. Дождись его возвращения, а там... там решим.

Они помолчали.

– Как Дневная?

– Она поет в одиночестве, – сказал он.

– В одиночестве, – повторила Нежная Госпожа. – В одиночестве.

Она вздохнула, поцеловала сына в лоб.

– Иди, мальчик. Мне надо одеться – пока отца нет, я управляю холмом. Хорошо, что ты мне сказал. Есть над чем подумать. Приходи ко мне перед рассветом в и синюю гостиную.

– До рассвета, матушка. Ты позовешь брата?

– Позже. До рассвета, сын.

Старший издали смотрел на серое лицо Науриньи. Он не осмеливался подойти ближе, чтобы не мешать лекарям и этой девочке, Тиеле. По ней было видно, что она до безумия влюблена в своего учителя и сейчас слепо будет оберегать его от всех, как преданная маленькая собачка. Она и на принца поглядывала с подозрением.

– Как он? – тихо спросил Старший у пожилого лекаря-мага. Тот неопределенно пожал плечами.

– Пока жив. Выживет ли – не знаю.

– Что с ним?

– Сильный удар по голове, восемь ударов ножом. – Лекарь скривился. – Бред какой-то. Как будто на него напал сумасшедший. Так не убивают. И зачем уволокли?

Старший только покачал головой. Еще вопрос, и как некстати. Будто и без того мало вопросов. Нет, этот мир устроен неправильно и подло. Науринья умирает, отец скоро умрет, а люди по-прежнему живут себе и не замечают ничего. Почему Холмы не в трауре и рыданьях? Почему?

Лекарь вернулся к работе.

– Девушка, подойди, – подозвал Старший.

Тиеле непонимающе посмотрела на принца, хотела было что-то сказать, но взгляд у Старшего был таким горьким и сочувственным, что она хоть с неохотой, да подошла.

– Что скажешь? Ты лучше других знаешь его.

Девушка помотала головой, не отводя взгляда.

– Я сейчас думать даже не могу.

– Понимаю, – кивнул принц.– Он меня учил, и он мне друг. Если что-то будет нужно – обращайся прямо ко мне, без церемоний.

Девушка благодарно кивнула, губы ее дрогнули и она всхлипнула было, но быстро справилась с собой.

Старший обернулся к Адахье.

– Где вы его нашли – знаю. Кто нашел?

Адахья заговорил быстро и тихо, чтобы не нарушать негромкого деловитого молчания трудившихся лекарей.

– Близко к старым постам. Нашли Тэриньяльты...

– Что?

Адахья замолк с открытым ртом.

– Кто нашел?

– Т... Тэриньяльты.

Старший схватил его за плечи и тряхнул.

– Кто именно?

Адахья понял, наконец.

– Госпожи Асиль с нами не было. Она послала своих воинов.

Старший выдохнул. Помолчал.

– Я хочу знать, кто это сделал. Иди и узнай. Иди, если понадобится, до старых постов и дальше. Ищи след.

– Но государь не велел...

– Ты мой человек, я тебе приказываю. Возьми Тэриньяльтов. А перед отцом я отвечу. – Он повернулся к девушке, показывая Адахье, что разговор окончен. – Если он очнется – сразу ко мне, поняла?

Девушка молча кивнула. Похоже, она оттаяла и была готова расплакаться.

Младший шел по верхним галереям королевского удела.

Внизу тянулся широкий Верхний уровень – уровень, где располагались жилища знати, широкие площади и фонтаны, каменные сады и гроты, перекрытые арками входы в пещеры с озерами и выходы наружу. Отсюда поднимались широкие лестницы и пандусы к королевскому уделу, казармам, конюшням и вратам холма.

Внизу горели светильники, слышалась музыка. Ближе к главному подъему королевского удела располагались Школы и жилища ученых людей. Там всегда было шумно, стража часто разнимала дерущихся школяров.

Младший усмехнулся. Когда-то и он дрался как они. Давно это было. Тогда он был счастлив и не думал о бедах. И всегда любил сидеть здесь, над аркой, ведущей к Кристальному озеру. Там по поверью нельзя было ничего говорить – только слушать капанье воды.

Отец уехал. А Холм и не знает. И Холму все равно. Холм спокоен, потому, что есть король, и король обеспечивает покой Холмов. А что тревожиться? Объезд земель совершается как и положено, два раза в год, уговор с Дневными соблюдается, и боги спят и видят во снах покой Холмов.

Ниже горит золотыми огнями и звенит Ремесленный уровень. Отсюда его не видно, только с галереи в западном конце.

Не покидали мысли об Асиль. Почему-то было обидно за то, что брат столько времени проводит с этой непонятного рода Дневной. Асиль наверняка обижена. Но она гордая, она ничего не скажет и не покажет...

– Значит, нажаловался отцу? – послушалось над ухом. Младший резко поднял голову.

Старший сел рядом, прислонившись спиной к камню и глядя на далекое мерцание огоньков у главного фонтана, перед подъемом к королевскому уделу.

– Можешь не спрашивать, я знаю, где твое любимое место.

Младший пожал плечами.

– С чего ты взял, что я рассказал отцу?

– Дырочки, братец. Везде дырочки. И розовые ушки, готовые подслушивать.

– Если бы ты больше думал об отце, то знал бы, что его нет в Холме.

Старший мгновенно забыл обо всем, схватил Младшего за плечо, уставился ему прямо в глаза.

– Что ты сказал?

Младший стряхнул руку брата.

– Отец уехал из Холма вчера. Тайно. Мать сказала, что он места себе не находил после появления Дневной. Сказал, вернется через пару ночей. Куда уехал – не знаю. Он никого с собой не взял.

Помолчал.

– Как же розовые ушки не услышали? Дырочки ведь.

Старший грыз губу. Похоже, он уже не слушал брата.

– Сначала приходит Сэйдире, потом отец просит все о ней узнать, узнать о выродках, он страшно встревожен, потом вы видите всадника, и потом отец уезжает. – Старший замолчал, затем вдруг вскочил и быстро пошел, почти побежал по галерее к центральной части королевских покоев. К комнате Узора. Младший еле поспевал за ним, они бежали, толкая дам и господ, пугая стражу. Остановились в комнате, тяжело дыша.

– Смотри, – негромко сказал Старший. – Камень отца потускнел.

– Он...?

– Нет. Остальные короли мертвы, а камни светятся. Тут другое...

Братья переглянулись.

– Перемены, – вдруг сказал Младший.

Старший молча воззрился на него, затем в его глазах промелькнуло понимание. Он кивнул.

– Может, лучше было, чтобы все осталось как есть, – выдохнул Младший. – Я трус? Ты меня презираешь?

Старший ничего не ответил. Он не знал, что ответить.

– Я не отступлю, – в конце концов, проговорил он. – Не отступлю.

– Твое право, твой выбор, – пожал плечами Младший. – А я сделаю свой.

– И какой же? – в голосе Старшего слышалась и насмешка, и горечь, и сочувствие.

– Пока не знаю. Я знаю только, что завтра наша очередь стоять у Провала.

– Я и забыл, – рассмеялся Старший.

– А я – нет, – отрезал Младший и встал, чтобы уйти.

Через край перехлестнуло что-то студенисто-серое, полупрозрачное.

– Ссссука, – прошипел Дальринт. – Лезут и лезут...

Невысокий паренек, бледный как смерть, зажмурился, резко вздохнул и резко выдвинул обе ладони вперед, прошептав какое-то слово. Серое хлюпнуло, пошло рябью, плюхнулось назад. Парнишка упал на бок, конвульсивно дергая руками и ногами.

Двое воинов отволокли его к выходу из пещеры, где уже лежали несколько неподвижных тел.

Возникло короткое затишье.

Винадда быстро подошел к Дальринту.

– Что там?

– Да обычная дрянь. Но что-то много сегодня. Лезут и лезут, как сбесились. Люди устали, но потерь нет. – Он кивнул на две груды серой плоти. – Вот, уложили, все как всегда.

Он хотел что-то еще добавить, но застыл с открытым ртом, как и остальные. Знакомое, пока еще еле уловимое ощущение словно тоненьким язычком осторожно тронуло разум.

Бездна зашептала.

Старший медленно шагнул к провалу. Двое вконец замученных магов, сидевших на корточках у стены, переглянувшись, поднялись на ноги. Еще двое, пришедшие с Винаддой и принцами, быстро подошли к ним.

Воцарилось неподвижное, выжидательное молчание, во время которого было слышно какое-то липкое шлепанье, словно кто-то взбирался наверх на клейких лапах, отдирая их при каждом шаге.

Винадда приказал было воинам выдвинуться поближе, но Старший поднял руку.

– Нет. Дайте ему высунуться, чтобы я увидел.

– Ты с ума сошел? – прошипел Младший.

– Может, и сошел. Может, не сошел. Ты же меня прикроешь, а? – посмотрел он на брата ненормально веселыми глазами, в глубине которых уже плавала красная точка.

И тут Младшего впервые охватила злость.

«Ты ведь знаешь, что мне некуда деваться. Что я буду тебя прикрывать, потому, что я твой брат, потому, что я не маг, а воин. Хотя бы потому, что магов у нас немного, а Науринья не понятно выживет ли. Нам некуда деваться».

«Ну, да пользуюсь. Такая вот я дрянь».

Винадда, разумеется, ни о чем не подозревал. Старшего он отговаривать заглядывать в Провал не стал, уже зная его способности. Хотя ему это и не нравилось. Старший подошел поближе к Провалу, по дороге глядя на слизистые мазки на полу. Младший последовал за ним. Старший осторожно заглянул во мрак, замер, всматриваясь и прислушиваясь. Затем резко отпрянул, обернулся и нервно хихикнул. В глазах его плеснуло красным, и все поняли, что принц смотрел чародейским зрением.

– Не дракон, но тоже здоровая дрянь.

Младший понял, быстро отошел и, даже не переговариваясь, понимая друг друга без слов, они с Винаддой быстро расставили магов и воинов.

«Науриньи не хватает», – с дикой тоской подумал Старший, отходя к стене и занимая свое место среди магов.

Тварь, липко всползавшая по стене, резко вытянула вперед длинную шею, на которой болталась узкая голова с огромной пастью и острыми зубами. Ее тело то вытягивалось, то сокращалось. Острая голова застыла над краем Провала, окинув пещеру длинными белыми глазами с красной горящей точкой зрачка.

Красной горящей точкой.

Чары.

Серая лапа с красными когтями скребанула по полу, вытянулась, как густая капля, подтягивая за собой все тело.

По пещере прокатился не то вздох, не то шепот. Холод пробрал всех до самых костей. Знакомо, а потому не страшно. Все делали свое дело.

Засвистели стрелы, заметались по стенам тени.

Старший стоял неподвижно, с широко открытыми глазами.

Один из воинов подскочил к твари и всадил в ее плечо копье, налегши на древко всем телом. Тварь застонала, у воина хлынула кровь носом. Гибкая шея метнулась к нему, как хлыст. Другой воин, рванувшийся на помощь, едва успел подставить щит. Это спасло обоих хотя бы на мгновение, хотя щитовика отшвырнуло прочь и бросило на стену. Что-то мерзко хрустнуло. Воин с копьем заорал, упираясь из последних сил. Тварь медленно, рывками, раздирая плоть, отползала в сторону.

Голова снова метнулась к воину. Младший со своими людьми уже были рядом. Молодой воин с маленьким круглым щитом успел всадить его в разинутую пасть. Копейщики, по примеру товарища, пытались хоть немного удержать тварь копьями. Первый, ступивший в кровь, упал, уже рыдая от боли, его оттащили. Щит хрустнул в пасти.

И тут тварь вдруг застыла на месте, словно опутанная невидимой сетью или пригвожденная огромным копьем. Она почуяла, откуда опасность – но было поздно. Остальные четверо магов действовали согласованно, добивая тварь короткими, концентрированными ударами, пока тщательно сплетенное заклятие Старшего удерживало ее.

Когда красный свет в белых глазах погас, воины быстро расправились с лишившимся разума телом. Но это уже не было дело магов. Когда Младший, закончив работу, подошел к ним, сидевшим рядком у стены, Старший что-то объяснял им.

– Новая тактика, – поднял он взгляд на брата. – Правда ведь, легче, когда тварь не трепыхается? Отвлечь на вас, воинов, обездвижить и добить.

– Надо попробовать еще и магию связать, – сказал один из дальринтовских, тот самый паренек, которого свалило от усталости еще до боя.

– Надо бы. Будь с нами Науринья, он уже завтра учебную схему разработал бы...

Повисло молчание. Науриньи страшно не хватало.

– Как тебя зовут?

– Оньида, – недоуменно пробормотал парнишка.

– Попробуй записать выкладки. Надо, чтобы остальные тоже знали. Знаешь Тиеле?

– Да...

– Пойди к ней и скажи, что если она любит учителя, пусть поможет тебе это обдумать и разработать. Скажи, что я так приказал.

Они стояли у Провала до начала следующей ночи. Все было спокойно. Братья не разговаривали.

Когда их сменила новая стража, вместе с ней пришел и приказ Старшему немедленно явиться к государю.

– Вернулся, – облегченно выдохнул Младший

– Радуйся, – хмыкнул Старший. – Ты у нас примерный, тебе выволочка не грозит.

Он хлопнул Младшего по плечу, снисходительно усмехнувшись, и пошел наверх. Младший внешне оставался совершенно спокойным, хотя на душе было темно и обидно. Он не считал себя неправым. Но разве Старший станет слушать? Обсмеет, как всегда. Оставалось молчать и ждать, чем все закончится.