Текст книги "Дети Ночи (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

В верхних ярусах Холмов коридоры широки и высоки, чтобы по ним можно было проехать верхом четверым в ряд. В стенах горят белые светильники, сами стены украшены фресками и мозаиками, а пол выложен разноцветным камнем. Там, где пересекаются коридоры, журчат фонтаны, а порой коридоры выводят в огромные подземные залы, где с потолка спускаются сталактиты, и капли падают в мелкие ледяные озерца, в которых плавают безглазые рыбы. В королевских садах эти рыбы цветные, в огромном, забранном в золотистый песчаник фонтане на главной площади Холма плавают золотые и серебряные рыбы. Их охотно кормят и радуются их блеску и стремительному скольжению в мелкой воде.

Принц шел нескорым шагом, ведя Дневную за руку и тихо говоря ничего не значащие простые слова, чтобы успокоить ее. Или себя. Слишком много мыслей, тревог, слишком много смятения.

– Ты неплохо видишь в темноте. Не знаю, может, все Дневные так видят. Или ты одна такая?

Женщина молчала, дыша тихо-тихо.

– Посмотри, какие следы оставила в древние времена вода на стенах. Какой узор. Бесконечный. Неуловимый, переменчивый. Я в детстве любил выискивать в этих потеках изображения лиц, зверей...

Женщина дышала уже не так часто, похоже, ей стало легче. Старший кивнул.

– Тебе не холодно? Здесь всегда так – ни жарче, ни холоднее, мы привыкли. Тебе не холодно?

Женщина покачала головой.

– Ты ничего не хочешь, чего тебе не предложи – ничего тебе не надо, устало вздохнул принц. – Зачем ты тогда вообще здесь?

Дневная ничего не сказала.

– Тут не бывает ветра. Но там, в нижних проходах, ветер бывает. Темный, холодный, страшный. Ветер подземного мира. Там ходят твари.

Женщина чуть вздрогнула, но если бы он не держал ее за руку, то и не заметил бы.

– Я не поведу тебя вниз, ты не бойся. Мы идем в Королевские сады. Там спокойно и уютно. Хочешь, я прикажу, чтобы тебе там постелили? В Садах хорошо спать.

Дневная не ответила.

– Тогда я покажу тебе нижние коридоры. Не бойся, не самые нижние, где шепот бездны и твари, туда мы не пойдем. Наши коридоры повыше. Там малолюдно, но очень красиво. – Он засмеялся. – Там любят бывать влюбленные и поединщики. Никто не потревожит.

Они шли по коридорам, проточенным водой в древние времена под землей, уходящим то вниз, то вверх. Ночные выровняли пол, проложили лестницы и построили мостики над подземными реками и озерами, вделали светильники в сталактиты и сталагмиты так, чтобы в них проступали лица, фигуры, образы зверей, замки и другие образы, прекрасные и затейливые. Мелкие кристаллы искрились на отглаженной до фарфоровой гладкости поверхности, капли падали в металлические чаши, а те звенели разными голосами, и под сводами пещер звучала непрерывная, странная, манящая мелодия. И бесконечные коридоры отходили от залов в разные стороны, уводя в другие места подземелий и Холмов. И женщина вцепилась в руку принца, явно испугавшись отстать и потеряться в этом лабиринте без неба и ветра. Принц тоже крепко сжал ее руку.

– Не бойся. Мы не заблудимся. Это же мой дом.

Женщина шумно вздохнула.

Принц украдкой смотрел на женщину, а та озиралась по сторонам, и страх уступал место любопытству, любопытство – восхищению.

Наверное, долгий путь то вверх, то вниз, по коридорам и залам показался ей бесконечным, но вот пол стал совсем ровным. Они входили на нижние террасы Королевских садов.

Из озера высовывали морды слепые цветные рыбы, ожидая подачки. Принц взял из широкой каменной чаши пригоршню корма и бросил в воду. Та забурлила. Колокольчики из полудрагоценных камней на металлических деревьях вокруг скамей зазвенели от тихого смеха Старшего.

Дневная женщина еле заметно улыбнулась.

– Что она делает? – спросил принц у служанки, которая принесла ему горячего вина. Принц сидел в своем кабинете и читал книгу о первых владыках, которые основали королевский Холм и еще несколько старых Холмов вскоре после Разделения. Дневную он приказал поселить в своей комнате и прислуживать ей как госпоже. Сегодня она была в Холме четвертую ночь.

– Она сидит и боится, господин, – чуть презрительно улыбнулась служанка.

– То есть? – Принц тряхнул мокрыми после бани волосами, запахнул потуже тяжелый узорчатый длинный халат.

– Сидит на постели как каменная. Боится, от каждого шороха вздрагивает.

– Откуда ты знаешь? Ведь она видит нас, ты не могла к ней зайти незаметно.

Девушка засмеялась.

– Так можно и в дырочку посмотреть!

– Так, значит, дырочка есть? И где же?

– Не скажу, господин! – засмеялась девушка.

– Значит, и за мной подсматриваешь?

– А как же, господин! Уж есть на что посмотреть! – девушка попыталась было сесть на подлокотник кресла, но принц мягко, но решительно отстранил ее. Девушка фыркнула.

– Мне рассказывали девушки Нежной Госпожи, что она была такая грязная, эта Дневная. Как только они живут в такой грязи?

– Если бы тебя преследовали, ты тоже была бы не слишком чистой, – хмыкнул принц, беря кубок и снова обращаясь к книге. – Хорошо сварено. Как я люблю.

– Я знаю, как вы любите, господин, – улыбнулась девушка.

– Как я люблю, я и сам не знаю, – принц перевернул страницу. – Она что-нибудь ела? Пила?

– Да. А вот мне рассказывали, что в покоях Нежной Госпожи она боялась прикоснуться к еде и питью, словно боялась отравы. Сидела, смотрела, а затем вдруг набросилась на еду, как голодный пес. Никакого в них нет изящества!

– Посмотрел бы я на тебя после нескольких дней голодовки, – пожал плечами принц. – И ей, наверное, действительно нечего терять. Ведь Дневные считают, что если выпить нашего питья или отведать нашей еды, то тогда забудешь все и не сможешь никогда покинуть Холмы...

– И откуда вы все знаете? – промурлыкала девушка.

– Умных книжек много читал и с умными людьми говорил, – ответил принц. И еще подумал, что служанки наверняка все рассказывают матери. Ну, и ладно. Скрывать нечего. А про действительно важные дела он с женщинами не говорит.

– Так что ты говоришь, она сейчас делает?

– Она сидит на постели и словно чего-то ждет.

Принц усмехнулся, перелистнул страницу, отпил еще вина. Вздохнул.

– Она думает, что ей придется спать со мной. Очень этого боится, но деваться ей некуда. Сидит и ждет.

– А вы разве не придете к ней?

Принц поднял взгляд, покрутил бокал в тонких пальцах. Отпил, глядя на девушку поверх края бокала.

– Не приду. Я был с ней ласков, чтобы она успокоилась. А ты – да и она, видимо, как и все женщины, истолковала все навыворот.

Служанка фыркнула.

– Так она там будет сидеть невесть сколько!

– Устанет и уснет. Вот тогда меня и позовешь.

– Так вы ее сонную хотите...?

– Такого даже враги обо мне никогда не говорили, – нехорошо посмотрел на девушку принц, и служанка закрыла лицо руками от страха, поняв, что переступила черту. – Не твое дело, зачем мне это нужно. Но когда она уснет, ты скажешь. И прикажи послать за Науриньей. Если он сейчас свободен – пусть пожалует ко мне, я очень жду его. Ступай.

Когда служанка ушла, принц отложил книгу и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Сказал слово, и одна из стен стала прозрачной. Но никто снаружи этого не увидел бы. Разве что этот человек знал бы, как отпереть Холм, но из Дневных этого никто не знает, а из Ночных – не посмеет. Разве что сам принц пожелает, чтобы его увидели. Такое бывало. Дневные тогда говорят, что Холм открывается, и случайный наблюдатель может даже попасть внутрь. Правда, вряд ли его там приветят.

Снаружи угасал день. Только что прошел дождь, и лохматую тучу уносило к югу. Дневные сейчас отгоняют свой скот в загоны, запирают дома, покидают леса. Или, если ночь застала не под крышей, рисуют вокруг себя круг защиты и до утра трясутся, опасаясь Ночных. Лучше бы опасались ночных тварей.

А ночью пастухи выгонят на росу из Холмов и глубоких лощин белых красноухих коров, и выбегут на охрану белые псы, с ушами и глазами, горящими словно угли. Трава богата вокруг озер. А скот Ночных тоже не виден, если только не обратит на себя внимание случайно. И покажется тогда Дневному, что вот, не было никого вокруг озера, а теперь внезапно появились возле него и белые красноухие коровы, и кони лунной масти. И решит Дневной, что вышли они из озера. Так они, Дневные, и говорят, что Ночные ездят на водяных конях, и что коровы их живут на дне озера или реки. Любопытный народ эти Дневные. Слишком много столетий прошло после Завета на поле Энорэг, и братья-народы слишком разошлись, и уже боятся друг друга. Хотя короли каждый раз подтверждают Завет, когда восходят на престол. Он поморщился. В груди кольнуло.

«Зачем только я об этом подумал? Так мало осталось, так мало...»

В дверь тихо поскреблись.

– Да? – откликнулся принц.

В дверь сунулась служанка. На сей раз она была вся робость.

– Она спит, господин.

– А Науринья Прекрасный?

– Увы, господин. Он ушел к Провалу, повел своих учеников.

– Понял. Что же, попробую сам.

Принц кивнул, и отпустил девушку. Встал, стянул длинные волосы в хвост. Сбросил халат и оделся в домашние свободные длинные одежды. А потом сказал слово, и стена снова стала непрозрачной, а в другой стене открылся небольшой темный проем. Принц вошел туда, и стена за ним закрылась.

Женщина спала глубоким сном, свернувшись клубком под меховым одеялом. Принц сел рядом, склонил голову набок, разглядывая ее. Наверное, ей сейчас ничего не снилось или снилось что-то хорошее, потому, что лицо ее было спокойным.

– Милое лицо, – пробормотал под нос принц, как бывало всегда, когда он обдумывал какую-то задачу. – Даже по нашим меркам. Хотя ты смугловата, немая. Интересно, станет ли твоя кожа бледнее, если ты останешься здесь? – Он склонил голову в другую сторону. – Не помню цвета твоих глаз. Светлые, да, помню. Но какие именно... Волосы такие и у нас встречаются. Словом, будь ты побледнее, ничем бы не отличалась от нас, что лишь подтверждает, что мы одного корня... Впрочем, это сомнению и не подлежит.

Принц встал. Немного постоял, собираясь с мыслями.

– И что мне с тобой делать? – пробормотал он. – Вот зачем ты здесь? Чувствую не то чтобы беду, но какую-то перемену, а в Холмах перемена – считай, что беда... Жаль мне тебя.

Старший сел, задумался, закрыл глаза. И вдруг услышал голос. Дневная говорила во сне.

Сначала пробормотала что-то неразборчиво, а потом просто заорала:

– Не надо! Не надо! Убью! Уйдите – убью!!!

Старший заозирался – на такие вопли сейчас все сбегутся.

Женщина взвизгнула и проснулась.

Старший выдохнул, вытер мгновенно вспотевший лоб рукавом.

– Ну, ты и кричишь...Небось, служанка уже в дырочку смотрит, вдруг что интересненькое творится...

Женщина захлопала глазами, завертела головой.

– Да не ищи, я уже эту дырочку заткнул.

– Дырочку, – хрипловатым, непроснувшимся голосом проговорила женщина и вдруг расхохоталась. – Дырочку! Служанка! Ой, мама моя!

Старший оторопело смотрел на нее. Затем ему тоже стало смешно.

– Да вот. Подсматривала в дырочку, – он развел рукам. – Извини.

Она улыбалась, кутаясь в цветное одеяло. Старшему вдруг стало неловко – нехорошо вообще-то врываться в спальню к незнакомой женщине да еще и смущать ее своим присутствием, когда она не умыта и не одета.

– Прости, я не хотел тебя смущать, – пробормотал он и быстро ретировался. Женщина засмеялась ему вслед.

Принц выскочил, злой на себя, и на Дневную, и на родителей, и на брата, который сейчас наверняка обхаживает Асиль.

«Вот если кто-нибудь сейчас в дырочку подсмотрел, так весь Холм завтра хихикать надо мной будет...»

На слуг он тоже был зол. Заранее зол – а вдруг кто и правда в дырочку подсмотрел?

Встретились они с Дневной уже за столом, куда женщина вышла прибранная и одетая достойно, ибо Нежная Госпожа еще вчера прислала платья, украшения и всякие притирания и краски. Негоже Дневной, взятой под покровительство Лунным родом ходить оборванной побродяжкой, чтобы не было через это позора королевскому роду и Холмам.

Видимо, долгий сон и смех в конце концов приглушили ее страхи. По крайней мере, вела гостья себя куда свободнее и живее. Даже выглядела она сейчас куда моложе и свежее, чем в тот день, когда попала в Холмы. Скорее всего, она была ровесницей принцам или, может, чуть старше. Мать была права – рода она была не простого, потому, что манеры ее были изящны, и в платьях и украшениях она толк понимала. Она знала, что хороша собой и умела свою привлекательность показать лучшим образом. Старший даже заробел от такой перемены. Одно дело – испуганная затравленная беглянка, другое – женщина, знающая себе цену.

Прислуживавшие девушки смотрели на гостью искоса, потому что над такой гостьей насмехаться теперь уже никак не получится. А Старший никак не знал, с чего начать разговор. И потому начал как придется.

– Быстро же вы избавились от страха, госпожа. Три дня назад вы даже глоток воды боялись в Холмах выпить.

Женщина кивнула.

– Поначалу я и правда боялась. Говорят, что если выпьешь или съешь что-нибудь в Холмах, навсегда окажешься во власти Ночных. А потом, когда я успокоилась, я подумала – а что я теряю? Я и так отдалась во власть Ночных, сама. Меня не убили, не превратили в зверя...

– И такое говорят? – брови принца взлетели вверх.

Женщина чуть поджала губы.

– Мне кажется, господин, что и вы о нас много всякого говорите.

– Что есть, то есть. Должен сказать, что теперь вы, госпожа, и правда отсюда не сможете выйти по своей воле. Не потому, что пили и ели здесь. Просто вы не знаете нужного слова, чтобы покинуть даже эти покои. Думаю, пока вам лучше побыть здесь. Не думайте о Ночном народе дурно. И обо мне тоже. Да, вы привлекательная женщина, но здесь много и более красивых, и более доступных, и не этого я ищу. Мне интересна тайна, которая заставила вас искать спасения у Ночных. Не бойтесь.

Гостья помолчала.

– Я боюсь только одного – что вы отправите меня назад.

– Такое может быть, – кивнул принц. – Если на вас преступление, и если король Дневного народа потребует, то наш государь обязан будет это сделать, ибо таков Уговор.

– Даже если я скажу, что сама захотела уйти в Холмы?

– Если на вас преступление, – повторил принц.

Она опустила глаза, сосредоточенно глядя в свой кубок.

– Расскажите мне, что случилось, – мягко сказал принц. – Кто вы, почему вас преследовали с собаками.

Она отодвинулась от слота, сложила руки на коленях.

– Хорошо. Хорошо... Что же, благо вам. Вы поили и кормили меня под своим кровом. Вы не покушаетесь и на мою честь. Правда...

– Действительно, – перебил принц. – Что мне мешает спустить вас в Провал, превратить в камень, отправить в подземные коридоры, откуда выхода нет. Я же Ночной, чего доброго от меня ждать. Такое мы уже слышали. Так что не пытайтесь из меня вытянуть какие-то обещания, а просто говорите. А что не пойму, про то спрошу.

– Хорошо, – кивнула гостья. – Зовут меня Сэйдире из дома Шаньельт. Я выродок.

Принц выжидательно смотрел на нее. Женщина вроде бы даже удивилась – неужто в Холмах не знают, кто такие выродки?

– Выродками у нас называют тех, кто будучи Дневным по рождению, видит Ночных даже тогда, когда они не хотят, чтобы их видели.

– И что с того?

– То есть?

– Почему вас преследуют? Что Дневным-то от этого? От этого нам хуже, не Дневным.

Он уж и не знал, называть ли это женщину Дневной, раз такие дела.

Сэйдире болезненно поморщилась.

– Говорят, что мы порченые кровью Ночных.

– О-хо! – выдохнул принц, – слышали мы сказки про подменышей и оборотней. У нас у самих такие байки есть. Но ведь в жилах почти всех знатных родов течет Ночная кровь. Да и у нас многие ведут свой род от Дневных. И что?

– Не знаю. Ты сам знаешь, господин, что нет вражды между нашими народами, хотя и большой любви нет. Давно мы разошлись.

– Давно, – задумчиво кивнул принц. – Но Завет короли подтверждают на великом поле Энорэг... Не понимаю.

– Чего же?

– Не понимаю, почему раньше не было таких, как вы, раз мешалась Ночная и Дневная кровь. А если и были – почему вас никто не замечал? И почему среди нас таких нет? Или есть? И почему вдруг на вас так ополчились сейчас? Кто, кстати?

Сэйдире помрачнела.

– Есть такой человек Сайрим.

– Кто таков?

– Боговниматель.

– Кто-кто?

– Они говорят, что слышат шепот богов.

Принц даже и не знал, что спросить. И осознать-то такое было непросто.

– И давно?

– Что – давно?

– Давно они стали слышать этот шепот? И как, как? Боги же спят!

Слово «шепот» вызывало у него дрожь – единственный не людской шепот, который он знал, был шепотом бездны, и уж хорошего нашептать она не могла.

– Не так давно, но и не первый день.

– Послушай, но откуда им знать, что вы – выродки? Ведь мы не бродим по вашим городам! Как проверить, что выродки нас видят?

– Не знаю. Они как-то умеют это видеть. Я не знала, что я выродок. Просто пришли и сказали.

– И что? Ваш король такое... одобряет?

– Нет, – помотала головой Сэйдире. – Но Айрим обрел влияние в Южной четверти, даже сам Вирранд Тианальт мало что с ним сделать может. Хотя когда ему удается, он преследований не допускает и погромщиков вешает, но у Айрима много последователей. Особенно с тех пор, как в пустыне стоит и не уходит хьяшта. И огненные драконы ... Барды еле справляются...

– Погоди, закончу – Айрим как-то умеет это... останавливать? И он не бард, да?

– Ты догадлив, господин.

– Чудное дело! – прошептал принц. Загадка. Загадки он любил. Но эта загадка пахла чем-то жутковатым. Тем более есть смысл найти ответ. – Благо мне, что ты пришла сюда, смелая женщина. Теперь мне есть о чем подумать.

Он помолчал.

– Но, стало быть, нам не придется тебя возвращать, преступления на тебе нет. Ты под моей защитой. Я дам тебе землю, у тебя будет имя в Холмах.

– Прости, господин, ты, видимо, высокого рода?

– Куда уж выше, – вздохнул Старший. – Но это неважно. Важно, что творится какая-то большая дрянь, и я ничего не могу ни понять, ни сделать.

Сэйдире склонила голову набок.

– Мне тебя жаль, господин.

– Зови меня Старший.

– Даже имени-то у тебя человеческого нет, – покачала она головой.

– Хотел бы я быть рыбаком в Северной четверти, – сказал он. – Ходил бы в море, темное, холодное, видел бы морских чудовищ... Может, увидел бы янтарный замок Морской госпожи. Если она на самом деле есть. И увидел бы деву-чайку. И воина-нарвала. И плевать бы мне было и на богов, и на шепот, и на Провал, и...

– Ты и там нашел бы свои тайны и беды, господин.

– Ты права, права, госпожа Сэйдире...

Он помолчал, мучительно морща лоб и ероша волосы. Что-то маячило на грани сознания. В голове кружились осколки, и самой малости не хватало, чтобы сложить их в картинку.

Картинка. Взгляд его скользнул на гобеленам на стене.

– Возможно, – тихо сказала вдруг Сэйдире, проследив его взгляд, – мы как раз такие, какими люди были до Разделения. Может, мы возвращаемся к началу... Но кому же это так помешало, кому? – она сцепила руки и помотала опущенной головой.

– Может, у тебя какие-то способности, а ты и сама не знаешь?

– Не знаю. Но ведь эти, слухачи, тоже не говорят, чем мы опасны, они просто хватают таких, как я, и потом их никто уже не видит.

Принц посмотрел на гостью.

– Ты кричала – убью. Что с тобой было?

Она неопределенно покачала головой.

– Я не хотела идти с ними. Я защищалась и действительно убила одного из них.

– Мне никогда еще не приходилось убивать людей. Только тварей, – проговорил принц. – Не знаю, смог бы я убить человека.

– Я тоже не знала. Теперь знаю.

– А что с твоей родней?

– Не знаю, – отрезала женщина, и принц не стал спрашивать, потому, что она явно знала, но говорить не желала.

– Послушай меня, госпожа. – Он наклонился к ней через стол. – Ты ведь сама не знаешь, что ты такое. Верно? – Она кивнула. – Верно. Так не сочти за невежливость, но я хочу знать, что ты принесла нам. Мне придется это выяснять, уж не взыщи.

– Я понимаю, – вздохнула Сэйдире. – Я сама бы хотела это узнать.

– Ты понимаешь, что все может случиться?

Госпожа Сэйдире посмотрела ему в глаза.

– А у меня есть выбор?

Принц покачал головой.

– Ты достойна уважения, госпожа.

Глава 14

Младший медленно ехал вдоль реки. Свита держалась поодаль – принц хотел побыть наедине с собой. Он слышал их тихие разговоры и смех, кто-то запел, затем быстро замолк. Ночь была спокойной и тихой. Лето шло к концу, от озер и рек расползались туманы и втекали в низины, медленно затопляли их, и вершины елей на каменистых гребнях казались острыми хребтами уснувших в тумане драконов.

В такую ночь умиротворение и теплое спокойствие нисходят в душу, и принц улыбался, глядя на туман, в котором островами стояли Холмы. Звезд в такую пору в небе много-много, и они влажно мерцают. И шепчут.

Он повернул коня вниз по склону, к скрытой полупрозрачным туманом речке. Теперь звуки стали глуше, туман начал распадаться на слои, волокна, пряди, и если поднять голову, то звезды мерцают словно в паутине. Или как вотканные в вуаль крохотные хрустальные бусины.

Снизу послышался мерный плеск и глухие медленные удары – по камням на дне мелкой речки неторопливо ступала лошадь. Он спустился вниз и выехал на лунный свет. Луна стояла прямо над лощиной, пронизывая ярким светом туман, и в нем навстречу принцу по реке двигались две тени. Луна светила им в спину. Женщина шла босиком по воде и вела в поводу лошадь. От их движения туман завивался и дрожал, тянулся за ними тонким покрывалом.

У Младшего защемило в груди от нежной и торжественной красоты зрелища, и он стоял неподвижно, чтобы не спугнуть мгновения.

Они поравнялись с ним. Молочно-белая кобылица и девушка с льняными волосами дома Тэриньяльтов. Она прошла мимо, а потом обернулась и посмотрела на Младшего.

– У тебя, господин, так колотится сердце, что невозможно не услышать, – спокойно сказала она.

– Ты хорошо слышишь, – с трудом проговорил принц.

– Мы Тэриньяльты. Мы много ходим в темноте.

– Сейчас светло.

– Да, – ответила Асиль. – Я думала, глазам будет ярко. Но сегодня слишком красиво, я и не думаю о глазах.

– Позволишь проводить тебя? Ты далеко от своего холма.

– Я сейчас в гостях у Нежной Госпожи. Так что возвращаться нам в твой холм, господин.

– Я не знал.

– Не обязана же Нежная Госпожа всем обо всем рассказывать.

Он прислушался. Голоса свиты почти не слышались.

– Если идти по реке, мы придем к озеру. Мы с братом когда-то удрали туда днем и чуть не погибли.

Она не ответила. И они некоторое время шли рядом молча.

– Мой брат... он много думает о тебе, госпожа. И я тоже.

Асиль ничего не ответила.

Они снова некоторое время шли молча рядом.

– Я знаю, что твой отец, господин, хочет, чтобы ваш дом породнился с Тэриньяльтами. Мой брат тоже этого хочет.

– А ты?

Асиль снова долго молчала.

– Если меня спросят сейчас, то я скажу – я не хочу ни твоего брата, ни тебя. Но я не знаю, что я скажу потом. – Асиль подняла голову, еле заметно улыбнулась. – Только спросят ли меня?

В тишине был слышан только плеск воды, стук копыт по камням, далекий крик ночной птицы. А потом они вдруг замерли оба, охваченные непонятным тревожным чувством. Асиль напряглась, мгновенно выхватив из-за спины длинный чуть изогнутый острый клинок. Она чуть поводила головой из стороны в сторону, ноздри ее расширились. Сейчас она была смертоносна и прекрасна.

«Не будь она такой, она не выжила бы в подземельях, – подумал Младший, осматриваясь по сторонам. – Я с ума сойду от ее красоты».

И тут он увидел эту тень. Тихо поднял руку и показал.

В дальнем конце лощины, над крутым склоном стоял всадник. Снизу, сквозь туман его нельзя было рассмотреть четко. Темный размытый образ, большего не скажешь. Но от него волнами шло тошнотворное, холодное, лишавшее мужества ощущение, которому не было определения. Того, которое исходило из Провала, когда бездна начинала шептать.

А потом всадник исчез. Асиль медленно вложила клинок в ножны, укрепленные за спиной. Она хорошо держалась, но по щекам ее текли слезы ужаса.

– Стой здесь, – приказал Младший и, взлетев в седло, помчался туда, где был всадник.

Ночь была светлой, туман еще не поднялся к этому месту. Младший хорошо видел в темноте, как и все Ночные, да еще и луна была яркой.

Но следов на влажном дерне не было. Он вернулся вниз.

– Вернемся в холм, госпожа, – сказал он. Госпожа Асиль кивнула. Ночь была прекрасна, как и прежде, но теперь она пугала.

Науринья Прекрасный возвращался домой кружным путем – от Провала по боковым проходам и лестницам мимо ничейного Нижнего уровня, где бродили одни изгои, мимо шахт, мимо великого Торгового туннеля, проходившего под всеми Холмами. По нему перевозили не только товары и грузы, но и путешествовали с караванами от холма к холму люди.

Поднявшись на шумный и людный уровень Ремесленников, Науринья совсем повеселел. Ученики достойно отстояли свою стражу у Провала, хотя ничего особенного и не произошло. Но побыть там, вблизи бездны, уже полезно. Любимая ученица, маленькая тонкогубая Тиеле, выпучив глаза, рассказывала ему потом всю дорогу до главной лестницы как ей было страшно и здорово. Науринья улыбался – девочка еще успеет насмотреться настоящих ужасов, пусть привыкает пока к малому страху.

Науринья был родом с Ремесленного уровня. Сейчас в доме его родителей жила сестра с мужем и двумя детьми. Деверь был, как и их отец, кузнецом, и над дверью красовался вырезанный в желтом камне цеховой знак и герб самого почтенного Ультайи. Ночь кончалась, трудовой день затихал, зато начиналась самая жизнь в трактирах и городских садах.

Науринье нравилось бывать здесь. Сразу забывались все заботы, на сердце становилось теплее – дом родной, как-никак. Отец тоже хотел бы, чтобы Науринья стал кузнецом, но не сложилось.

Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь бронзовым кольцом.

Вскоре дверь открылась, и сестра с визгом обняла своего знаменитого брата.

– Ультайя, брат пришел! – крикнула Далие. Выскочили двое мальчишек-погодков, затем вышел сам кузнец. Высокий, как Науринья, но широченный, с могучими руками и бычьим загривком.

– Добро пожаловать, брат! – проревел он, обнимая его так, что у мага аж кости хрустнули.

Они сидели за семейным ужином и говорили о том, о сем.

– А вот правда, братец, что король взял себе любовницу из Дневных, а Нежную Госпожу отправляет в Медвежий холм?

У Науриньи глаза на лоб полезли.

– Да откуда слухи-то?

Сестра заулыбалась.

– На рынок и сверху и снизу народ ходит.

Старший маг холма покачал головой.

– Да нет, король дал ей защиту, а Нежная Госпожа взяла к своему двору.

– Она красивая?

– Да я ее только мельком видел.

– А на нас похожа?

– С чего же не быть похожей? Только посмуглее, а так совсем как мы.

– Надо же..., – протянула Далие.

Здесь были его родные места. Науринья знал их до самых дальних закоулков, куда они всей своей мальчишеской бандой забирались не смотря на запрет родителей. Вечно драный зад – непременное воспоминание детства. Далие всегда защищала младшенького и прикрывала его проделки, хотя и ей порой доставалось. Лежа в родительском доме на такой знакомой жесткой постели он, улыбаясь, думал о том, как же все хорошо! Как хорошо, что у него удачные ученики, и что у Провала им не сильно досталось – ровно столько сколько надо, чтобы не задирали нос. Хорошо, что у него такая добрая сестра и такой славный деверь, и такие замечательные племянники. И хорошо, что он дома.

Он славно проспал этот день, а рано вечером ушел, оставив подарки родным. Сестра тихонько проводила его и расцеловала. Скоро ремесленные кварталы начнут просыпаться. Оживет рынок на Круглой площади. Науринья отправился наверх, к Школам. В свой нынешний дом.

Ему было слишком хорошо, и он был слишком спокоен. Он ничего не боялся в родном холме и потому не услышал тихих быстрых шагов за спиной. А потом изумленно ощутил боль, солено-железистый вкус зажимающий рот руки, едва успевшую зародиться обиду на вопиющую несправедливость произошедшего.

Дальше ничего не было.

Старший мгновенно забыл о госпоже Сэйдире, когда слуга прошептал, что Младший хочет войти, и немедленно, и что дело срочное. Дневная села в самом темном углу.

Младший буквально влетел в комнату, таща за собой за руку госпожу Асиль. Вот это было неожиданно. Почему-то Старшему стало неловко и захотелось все объяснить и брату, и ей, что же они подумают, ведь ничего дурного не было...

Младший остановился, уставившись на Дневную. Госпожа Асиль тоже смотрела на нее, но что она подумала по ее лицу невозможно было понять.

Дневная, раз уж ее все равно заметили, встала и поклонилась. Госпожа Асиль, чуть помедлив, тоже ответила поклоном – на диво неловко по сравнению с Дневной.

Младший посмотрел на брата, что-то хотел сказать, затем тряхнул головой, словно отгоняя неуместные мысли и слова, и выпалил:

– Брат, выслушай. Я не говорил еще отцу. Мы никому не говорили.

– И никто мне не сказал, – пробормотал под нос Старший, – что госпожа Тэриньяль здесь.

Младший поморщился.

– Это ли главное сейчас?

– Нет, ты прав. Рассказывай.

Пока Младший, постепенно успокаиваясь, говорил о случившемся, Сэйдире подошла поближе и встала рядом, внимательно слушая.

Асиль почему-то чувствовала себя в присутствии этой женщины маленькой и ничтожно, сама не понимая, почему. Она, Альдьенне Тэриньяль, краса и гордость своего холма, бесстрашная, за которой беспрекословно идут чуть ли не в Провал воины, терялась в присутствии какой-то Дневной, без рода и семьи, чуть лучше изгоя!

Сэйдире же вообще словно не замечала ее. Она слушала, сжав губы и расширив ноздри, внимательно глядя на братьев.

– Вот таков мой рассказ, брат, – выдохнул Младший. – Я не знаю, кто это и что нам делать.

Старший сидел, глядя куда-то перед собой и медленно покачивая головой.

– Не знаю, – наконец, вымолвил он. – А ты знаешь, госпожа? – вдруг поднял он голову и посмотрел на Сэйдире.

– Нет, – коротко ответила она, переводя взгляд на гобелен на стене, где всадник в черном стоял перед человеком в пестрых одеждах и короне. Старший не упустил этого.

– Вот о чем ты подумала...

– Это только сказки.

– Что за сказки? – почти угрожающе спросил Старший.

– Просто сказка, – испугалась женщина. – Пришел к королю Эншаю некто и стал предлагать ему – ну, как обычно. Сундук, в котором не иссякает золото, непобедимый меч, скатерть-самобранку, воду вечной молодости...

– И он отказался.

– Да, вот и все. Мораль сказки простая – не бери незаслуженного.

– Короля звали Эншай? – вдруг повторил Старший. – У нас его никак не зовут.

– Ну, да, – коротко хохтнула Сэйдире. – Просто он был великий король, потому в сказках часто так и говорится – «во времена короля Эншая». У нас даже потом короли этого имени никогда не брали, чтобы великий остался только один.

– Когда он правил?

Сэйдире пожала плечами.

– Давно.

Старший стиснул кулак, снова разжал ладонь.

– При нашем девятом короле это было. Я уверен.