Текст книги "Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе"

Автор книги: Наталия Варбанец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава VIII
Борьба гутенберговской и фуст-шефферовской версии изобретения в ранних колофонах и известиях

Колофон «Католикона» 1460 г. Фрагмент Портрет Гутенберга в старости. Из парижского издания 1584 г. Сигнет П. Шеффера

Когда в августе 1457 г. колофон Псалтыри возвестил Майнцу и миру о новом изобретении, у незнакомых с предысторией сомнений в том, что Фуст и Шеффер являются изобретателями, у знающих о ней – что они присвоили честь изобретения, не было. Тот же колофон они 29.VIII.1459 г. повторили в Псалтыри бенедиктинской. В следующем году после второй Псалтыри появилось издание, представляющее одну из загадок раннего книгопечатания – майнцский «Католикон». Этот включающий грамматику толковый латинский словарь доминиканца XIII в. Иоанна Бальба – первое из ранних изданий, которое предназначено для собственно образованных. Оно и напечатано мелким шрифтом по образцу обычного письма. В нем тоже есть колофон, гласящий следующее: «Всевышнего помощию, которого волею язык бессловесных становится красноречивым, и который часто малым открывает, что от умудренных (образованных, знающих. – Н. В.)скрывает, эта превосходная книга Католикон в год воплощения господня 1460 в благодатном городе Майнце знаменитой германской нации, которая божьей милостью даром столь высокого озарения гения [8]8
  Ingenium значит также «ум», «находчивость».


[Закрыть]перед остальными нациями земли предпочтения и прославления удостоена, не посредством калама, стиля или пера, а через чудесное пунсонов и матриц соответствие, пропорцию и соразмерность [9]9
  Употребленному в тексте слову «modulus» придается разное значение; буквально оно значит «мера».


[Закрыть]напечатана и закончена» (далее следуют вирши, посвящающие издание прославлению троицы, католической церкви и богоматери).

По времени и месту выхода «Католикона» человек, написавший эту заключительную формулу (колофон, как правило, исходил от владельца печатни или издания), должен был предысторию, хотя бы майнцскую, знать. Для соотнесения «Католикона» с Гутенбергом послужил рассказ, помещенный Иоанном Тритемием в его «Хирзауских анналах» под 1450 г. со ссылкой на разговор с Петером Шеффером «приблизительно тридцать лет назад» («Анналы» написаны около 1513–15 гг., значит, разговор был в 1483–85 гг.). Здесь сообщается, что в 1450 г. в Майнце майнцский бюргер Йоханн Гутенберг изобрел неизвестное дотоле искусство печатания и в изобретение этого искусства вложил почти все свое состояние. Когда же от трудности этого дела он оказался в тупике, и то одно, то другое ему не удавалось, так что, отчаявшись, он готов был отказаться от этого предприятия, его поддержал Йоханн Фуст, тоже майнцский бюргер, своим советом и своими деньгами, и так он «довел начатое дело до конца» (перекличка с формулой жалобы Фуста). Сперва они напечатали словарь, называемый «Католикон», таким образом, что вырезывали начертания букв на деревянных досках и затем эти формы составляли вместе. Но так как буквы на досках были неподвижны, они не могли с этих досок печатать ничего другого. За этим последовали еще лучшие изобретения. Они изобрели, как отливать для всех букв латинского алфавита металлические формы, которые назвали матрицами, и в них отливали медные или оловянные литеры, а перед тем вычеканивали буквы от руки. И, как слышал Тритемий от Петера Шеффера, зятя первого изобретателя, на первых порах это искусство представляло большие трудности, а когда они хотели напечатать Библию, то истратили еще до того, как был закончен третий кватернион (тетрадь), 4 тысячи гульденов. Петер же Шеффер, в ту пору – ученик, а впоследствии ставший зятем первого изобретателя Йоханна Фуста, придумал более легкий способ отливать литеры и завершил это искусство «как оно есть сейчас». Эти трое держали такой способ печатать в тайне, пока через помощников он не стал известен людям и не перешел сперва в Страсбург, а затем ко всем народам земли.

Несогласованность этого повествования (Тритемий, видимо, записал разговор с Шеффером, но, составляя «Анналы», соединил разные источники) позволяет отслоить реалии от концепции Шеффера и от внесенной им и историком путаницы. «Католикон», в первом своем издании 1460 г. – фолиант в 372 листа убористого шрифта, никогда с досок не печатался: к этому названию прикреплено объяснение преимуществ типографии перед печатью с досок (Шеффер, вероятно, повторял разъяснение, некогда данное Гутенбергом ему самому). Совместного издания Гутенберга и Фуста в 1460 г. быть не могло. Стали выбирать одного из бывших партнеров. Часть исследователей (начиная с Г. Цедлера) приняла Гутенберга – по признаку, что характеристика типографии в «Католиконе» «техничнее», чем в Псалтырях, а отнесение заслуги изобретения на счет божьей милости противостоит колофону Фуста и Шеффера. Приписав «Католикон» Гутенбергу, шрифт отождествили со шрифтом расписки Хумери, хотя под понятие немногих литер он мало подходит: и масштабы издания требовали много шрифта, и в нем наблюдается даже излишество знаков (нестандартных сокращений, лигатур и пр.). Непоследовательность их применения (исчезнувшие было знаки вновь появляются в дальнейших тетрадях), «преодоленная» лишь в последней трети обоих разделов издания («Католикон» в работе, так же, как В ⁴²и В ³⁶, делился на две части, которые набирались параллельно), и, конечно, «некрасивость» шрифта давали повод перебросить В ⁴²Шефферу. Возобладала лишь первая часть этой схемы:

«Католикон» считается совместным предприятием Гутенберга и Хумери и т. д. (см. гл. VII). Была также попытка усмотреть в «Католиконе» связь Гутенберга с Николаем Кузанским и считать кардинала автором колофона, но мотивировка – наличие экземпляра в его библиотеке – вряд ли достаточна. Исследователи, соединявшие расписку Хумери со шрифтом В ⁴², приписывали «Католикон» Фусту и Шефферу. Обоснования: макулатурные листы «Католикона» в подклейке шефферовского переплета на издании 1465 г.; около 1470 г. «Католикон» фигурирует в торговой афише Шеффера; в нем, как в его изданиях, 4, а не 6, как в В ⁴², пунктур (следы гвоздиков, которыми при печатании закреплялись листы) и так же нет выключки строк; Фуст, точнее – Шеффер с 1465 г. стал включать элементы колофона «Католикона» в свои издания. И по содержанию он вписывается в дальнейший репертуар фирмы и не отвечает гутенберговскому (последнее верно). Неясно, зачем было им параллельно первому своему шрифту Дуранда в том же 1459 г. заводить этот – близкого кегля – шрифт. И многовариантность знаков «Католикона» с их практикой не совпадает, и поставленная в нем типографская задача, которая (наблюдено А. Капром) состояла в соблюдении равномерных интервалов между словами за счет пробельного материала и соответственной отливки знаков препинания; это по аналогии со шрифтами индульгенций 1454–55 гг. – тоже довод, что шрифт создавался Гутенбергом или под его смотрением. Пытаются еще согласовать обе тенденции (Т. Герарди): оспорив дату «Католикона», начать его в качестве предприятия Гутенберга и Хумери после 1465 г. и закончить при помощи Шеффера после 1468 г., приписав ему по «упорядоченности» набора последние трети обоих разделов «Католикона», отсутствие выключки строк – идиосинкразии (посмертной?) Фуста к этому процессу, запись 1465 г. о покупке – фальшивке и т. д. Цель всей спекуляции не ясна. Вряд ли Николай Кузанский (ум. в 1464 г.) приобрел свой экземпляр посмертно. И вряд ли Шеффер в разговоре с Тритемием упустил бы честь прослыть печатником «Католикона», будь тому возможность.

Так типография «Католикона» остается более загадочной, чем это оправдывает материал.

Некоторый свет на нее проливает история употребления шрифта. В качестве пробного – в большем кегле (высота 20 строк 93 мм, в «Католиконе» – 83 мм) вышло небольшое издание – «Диалог разума и совести о частом причастии» вормсского епископа начала века Матвея Краковского. Производство шрифта и печатание «Католикона» заняло не менее полутора лет, значит «Диалог» вышел не позднее середины 1459 г. (есть экземпляр с датой покупки 1459). В кегле «Католикона» шрифт фигурирует в двух изданиях небольшого трактата Фомы Аквинского о символе веры и таинствах (De articulis fidei). Новая отливка шрифта встречается в двух индульгенциях 1461 и 1462 гг. в пользу сгоревшего в ходе архиепископской войны монастыря Неухаузен (параллельно печатались шрифтом Дуранда). Уменьшенная до 81 мм отливка оказалась в Эльтвилле, где с колофоном братьев Хейнриха и Николая Бехтермюнце в 1467 г. и одного Николая в 1469 г. был напечатан ею «Vocabularius exquo» – латино-немецкий словарь. В индульгенциях и в обоих словарях – то же излишество знаков, как в первых двух третях «Католикона», т. е. «логики развития» нет. В эльтвилльской типографии оказался также шрифт LI 31; отдельные литеры его вкраплены в обоих вокабуляриях, а в 1472 г. Николай Бехтермюнце выпустил тот же словарь в новой (уменьшенной и дополненной) отливке шрифта LI 31. Еще раз шрифт «Католикона» отмечается в Майнце в индульгенции 1480 г. Общность шрифта и характера продукции подсказала (В. Фельке) в начале нашего века вывод, что в Эльтвилле была не другая, а та самая типография, из которой в 1460 г. вышел «Католикон». Для Гутенберга в ней предполагалась роль как бы технического руководителя, а в качестве владельцев – группа богатых людей, в их числе Бехтермюнце. С выводом о единстве типографии и о некоей причастности к ней Гутенберга не согласиться трудно. Но непоследовательность шрифтовой практики в «Католиконе» говорит против гутенберговского руководства изданием. И в целом, если принять его и Бехтермюнце как объединяющее звено, ряд эльтвилльских фактов необъясним. Это касается шрифта LI 31, который мог быть отчужден только до тяжбы с Фустом. Еще страннее, что эльтвилльские колофоны частично включают формулы Псалтырей 1457–59 гг. (без упоминания об изобретении), в 1467 и 1469 гг. – с виршами из «Католикона» (в издании 1472 г. заменены). Первый вышел при жизни Гутенберга, и непредставимо, чтобы он принял такое смешение.

Трудно не увидеть, что колофон 1460 г. – не просто формула типографа, а своего рода декларация, смысл которой может быть понят лишь в той ситуации, какая сложилась после приговора суда и раскола типографии Гутенберга в ноябре 1455 г. Оставим в стороне измены человеческие – роль Шеффера в процессе, судя по награде (в первых колофонах он назван наравне с Фустом) немалая, самого Фуста, Бунне, вероятно и неизвестных других. Отходила Фусту типография. Пришлось доказывать, что шрифт DK 2 был готов до ссуды, оспаривать права кредитора на DK 3. Тираж В ⁴²и отпечатанную часть Псалтыри тоже получал Фуст. На эти расчеты, на устройство своей печатни (о скромных ее размерах говорят поздние издания в шрифте DK 2) должны были уйти конец 1455 и начало 1456 г. До этого изобретение содержалось в тайне не только «этими тремя», как сообщил Тритемию Шеффер, задним числом возводя себя из помощников в компаньоны, а всеми работниками печатни: огласку оно получило после тяжбы. Но и ранее в Майнце, кроме помощников, были люди, о нем и о соотношении партнеров осведомленные, в том числе из высшего майнцского клира. Без этого не могло быть «Воззвания против турок» («Турецкий календарь»), заказов на индульгенции. Булла папы Калликста III в обеих версиях – латинской и немецкой – тоже предполагает заказ, но только после 21.IX.1455 г. (тогда проповедь в Германии крестового похода против турок была возложена на епископа Дронтхейма Хейнриха Кальтэйзена, который переводил буллу на немецкий язык). Вряд ли заказ мог быть в разгаре тяжбы и ареста типографии, вернее, что в первые месяцы 1456 г. (печатание безусловно, но до 1.V, на которое было назначено начало похода), быть может, как акт поддержки Гутенбергу. То же относится к Provinciale Romanum, На этом фоне колофон Псалтырей в 1457 и 1459 гг. был вызывающим, несмотря на грамматическую лазейку, позволявшую при надобности убеждать, что новоявленные партнеры объявили о себе лишь как о делателях данной книги.

В том контексте колофон «Католикона» читается как опровержение псалтырных колофонов, т. е. заявки Фуста и Шеффера на изобретение. Об авторе его много гипотез. Гутенберг к себе слов об озарении гения (или хотя бы ума) применить не мог, чем он как участник издания исключается. Предполагались еще неизбежный Конрад Хумери и Хейнрих Гунтер – свидетель Гутенберга при присяге Фуста. Последнее – ложная привязка точного наблюдения: колофон написан языком священника. В колофоне останавливает внимание перифраза апостольских слов, что бог «малым открывает, что от умудренных скрывает». И относятся они к тому, кто озарением гения прославил германскую нацию: для автора колофона Гутенберг относился к «малым» и неученым, т. е. писавший принадлежал к образованным и был не просто священником, а высоким духовным лицом. Последующее, кроме формулировки сути изобретения (автор мог видеть, как делается шрифт, и использовать первый колофон Гутенберга), заключает краткую политическую декларацию, соединяющую прославление германской нации и католической церкви, что тогда было программой немецкой реформаторской партии. С 18.VI.1459 г. майнцским архиепископом стал ставленник немецких реформаторов Дитер фон Изенбург. Колофон «Католикона» подчеркивает достоинство Германии, как два года спустя манифест Дитера. Объявляя изобретение проявлением божьей милости к германской нации, он прямо полемизирует с Пием II, отклонившим немецкую реформационную программу под предлогом, что германцы всей культурой обязаны римским завоеваниям (в ответе на посланные ему в 1457 г. – еще кардиналу Пикколомини, советнику Фридриха, – майнцским городским канцлером Мартином Маиром Gravamina Germanicae nationis. – «Жалобы германской нации»). В Майнце Изенбург был с 1447 г. С 1454 г. безусловно, а, может быть, ранее Гутенберг ему как настоятелю Майнцского собора был известен. Подробности тяжбы он знал: Хельмаспергер был из его единомышленников. Все в сумме позволяет полагать, что заключительная формула «Католикона» исходила от нового архиепископа Майнцского, даже если не им написана, хотя как бакалавр искусств Дитер мог это сделать и сам (Маир в 1459 г. из Майнца отбыл).

При таком прочтении колофона объясняются все факты майнцско-эльтвилльской преемственности. Печатня «Католикона» оказывается не частным владением, а майнцской епископии. Поэтому шрифт ее и перешел в резиденцию майнцских архиепископов Эльтвилль. Разъясняется и роль Бехтермюнце: сочетание частной инициативы (или аренды) с более или менее официальной издательской программой и ведомственной принадлежностью типографии в XV–XVI вв. не редкость. Характер продукции и большие перерывы в ней говорят, что был, но не состоялся, широкий замысел. Появление в Эльтвилле шрифта LI 31 указывает, что собственностью епархии он стал еще в 1454 г. в связи с выпуском индульгенции. Из того, что в вокабуляриях 1467 и 1469 гг. он только вкраплен в шрифт «Католикона», можно заключить о малом его количестве: по-видимому, та отливка, которой печаталась индульгенция, по выполнении заказа была епархией куплена и вместе с прочим типографским ее имуществом перешла в Эльтвилль. Происхождение новой отливки этого шрифта в вокабулярии 1472 г. наиболее вероятно объясняет гипотеза (С. де Риччи), отождествляющая шрифт LI 31 со шрифтом расписки Хумери. Под определение указанных в расписке немногих литер подходят шрифты обеих индульгенций, но следов шрифта LI 30 нет (он, видимо, по выполнении заказа был переплавлен: появление инициалов LI 30 в шефферовском издании 1489 г. указывает, что они после суда отошли к Фусту). Новая отливка шрифта LI 31 появляется в Эльтвилле вскоре после смерти Хумери (ум. между 1470 и 1472 г.). Значит, его часть включала пунсоны или матрицы (и в расписке упомянуты «формы»). Приобрести этот шрифт он мог только ранее фустовского иска. В то время он был городским синдиком. Возможно, что идея майнцской официальной типографии – сперва на базе этого шрифта – у разных деятелей была уже тогда. Судя по срокам, необходимым на создание типографской базы «Католикона» – шрифт, обучение людей и пр. – план этой печатни в майнцском окружении Изенбурга созрел до его избрания, первые шаги к ее организации должны были быть еще в 1458 г. И вероятно, что Хумери имел к ней отношение: раз Адольф возместил ему 800 гульденов долга, взятого при Дитере, эти деньги брались не на личное предприятие, а в пользу епархии. Не исключено, что Хумери как сподвижник Изенбурга ими содействовал печатне и изданию «Католикона». Почему для нее не был принят шрифт LI 31, если он у Хумери уже был? Возможно, что с этой целью Хумери тогда вручил его Гутенбергу (хотя вероятней, что после поражения Дитера). Но малочисленные знаки индульгенции при масштабах и особенностях написаний оригинала «Католикона» требовали значительных дополнений. Могло быть, что Дитер захотел для него более ясного и плавного шрифта. Печатня мыслилась как рупор реформационных позиций (и первое ее издание – «Диалог» Матвея Краковского в известной мере было программным). Соответственно и шрифт долженствовал быть новым. Гутенберг мыслим как организатор типографии, учитель персонала, включая создание шрифта. Печатание «Католикона» шло без него: преизобилие знаков (оно восходит не столько к нему, сколько к тем резчикам шрифта, которые здесь проходили обучение) и непоследовательность их применения в первых двух третях, «преодоление» этого излишества в последней трети издания указывает, что только на конечном этапе им руководил знающий человек, менее других зависимый от написаний оригинала (быть может, Нумейстер?). Гутенберг в это время был в Бамберге. Приглашение его туда, само устройство бамбергской печатни проще всего объяснимо подсказкой Дитера тоже только что избранному Георгу фон Шаумбургу, а идея завершить В ³⁶– ее первыми листами и образцом В ⁴². Репертуар майнцской печатни определялся Изенбургом. Выбор «Католикона» говорит о его намерении ознаменовать свое вступление в сан универсальным культурным начинанием. Возможно, что ему как бывшему ректору Эрфуртского университета уже тогда рисовался план университета в Майнце, осуществленный им в 1477 г., через два года после вторичного своего избрания; тогда он и отдал Гутенберг-хоф под юридический факультет.

Что означало в 1460 г. его вмешательство? Прежде всего, что об изобретении шел спор и на большом накале (и потому Дитеру в 1459 г. было удобно удалить Гутенберга из Майнца). Одним из этапов спора был колофон второй Псалтыри, вышедшей уже после избрания Изенбурга, с утверждением прежних притязаний, в ответ, видимо, на какие-то выступления – Гутенберга или тех кругов Майнца, в которых и иск Фуста и присвоение им в компании с Шеффером изобретения вызывали возмущение. Что спор касался также псалтырных инициалов, видно по колофону того доната в шрифте В ⁴², который сообщает, что он «изображен при помощи нового изобретения» и т. д. (см. гл. V) Петром из Гернсхейма с употреблением «своих инициалов» (cum suis capitalibus); это не нуждалось в подчеркивании, если бы не оспаривалось. Колофон «Католикона» (а в Майнце было ясно, от кого он исходит) предписывал прекращение спора. Безымянно вознеся изобретателя, он этим раскрывал Майнцу и миру самозванство Фуста и Шеффера, впервые подчеркивал универсальное значение изобретения, «по милости божьей» прославившего германскую нацию. Почему при этом Дитер умолчал имя? Единственным способом утвердить первоизобретательство Гутенберга в тот момент было официальное засвидетельствование. Возможно, что ордонанс Карла VII от 4.X.1458 г., такое засвидетельствование, как бы контракцию колофону Псалтыри 1457 г. заключавший, отчасти для этого и был направлен в Майнц (где и у кого обучался Жансон, неизвестно). Но в декларации столь высокого плана, как колофон «Католикона», называть имя тут же живущего человека было неуместно. Иного свидетельства от Дитера не последовало. И в этом сказалась та политическая обстановка, в которую вплетены первые майнцские типографии.

С заказом индульгенций печатня Гутенберга приобретала полуофициальные функции при майнцской епархии. Кому именно он был обязан ими, предполагать трудно. Но это означало его эмансипацию от Фуста и не могло не подвигнуть последнего вкупе с Шеффером искать влиятельной опоры. Без этого перехват майнцской Псалтыри – издания для епархии официального, если не заказного, был бы для них неосуществим (хотя исключить официальные заказы Гутенбергу они не смогли). Был ли заказан им «Канон мессы» 1458 г., неясно, о Псалтыри бенедиктинской известно. Тем самым и их колофон получал почти официальное значение. Пояснения к богослужению Дуранда вышли в октябре 1459 г. (как бы в противовес «Диалогу» Матвея Краковского). Для этого создание шрифта Дуранда должно было начаться ранее июня (и тогда стал работать для Фуста и Шеффера обученный производству шрифта либо на одной из индульгенцией в 1454 г., либо переманенный из будущей типографии «Католикона» ученик Гутенберга). Другими словами, Фуст и Шеффер в конечные дни старого архиепископа и перед выборами нового достраивались до нужд официальной типографии (вряд ли не противополагаясь затее майнцских реформаторов) и уступать эту роль после избрания Изенбурга не собирались. Дитер получил большинство майнцского капитула всего в один голос, остальные стояли за Нассау. Посланцы Изенбурга к Пию II, отвергшие требование папы отказаться от реформаторских требований, вернулись без утверждения выборов. Оно было дано лишь при условии военной помощи графам Бранденбурга и Винтерберга против Фридриха, графа Пфальцского (сторонника реформации и переизбрания императора в пользу чешского короля Иржи Подебрада). От этого обязательства Дитер избавился только летом 1460 г., дав себя побить своему единомышленнику и заключив с ним союз. Надвигался конфликт с папой, сперва из-за отказа платить аннаты. Якоб Фуст был бюргермейстером Майнца. Все разоблачению Фуста и Шеффера не благоприятствовало. Устройство архиепископской печатни со временем должно было пресечь их роль официальных типографов епархии, но времени у Дитера не оказалось. Тем не менее основанная им печатня продолжала работать на первых порах и после его смещения (индульгенция 1462 г. шрифтом «Католикона»). Вероятно, и ранее, а после «Католикона» безусловно Фуст и Шеффер держались партии Нассау: это спасало их от прямого разоблачения, утверждало (это видно по заказу листовок в пользу Адольфа) в функции официальных типографов, крушение Дитера избавляло от угрозы возвращения Гутенберга в Майнц. Каким же образом шрифт Дуранда оказался в ставке «паршивого пса» (так величало Изенбурга папское отлучение)? Не исключено, что на этот вопрос в ту пору пришлось отвечать Фусту (владельцем типографии был он); отличить типографию по шрифту было просто, это был всего четвертый в Майнце «почерковый» шрифт. Возникновение той небольшой и неполной отливки шрифта Дуранда, которой печатались листовки Дитера, можно отнести к предвыборному моменту – как контрпредложение (против шрифта «Католикона») для официальной типографии. Без принадлежности епархии вряд ли она могла попасть в руки сторонников Изенбурга. Но находилась вне архиепископской печатни, иначе был бы шрифт «Католикона»: возможно, что после смещения Дитера печатня особо охранялась. Бездействие ее в последующие годы объяснимо – и тем, что она была основана Изенбургом, и самоутверждением Фуста и Шеффера в качестве официальных типографов епископии. Как реплика на колофон «Католикона» и появился с 1462 г. их фирменный знак – два щита, в одном – две скрещенные линейки, в другом – угольник, т. е. орудия наборщика, плюс во втором щите три шестиконечные звезды – символ троичного божественного света (переложение религиозной сути колофона «Католикона» на знаковый язык, тогда большинству понятный); задним числом он был оттиснут на еще не проданных экземплярах Псалтыри 1457 г.

Но оказалось, что с Гутенбергом не покончено. До изобретателя волна «милостей» Нассау к приверженцам недавнего своего противника (дело шло о вассальной присяге, для граждан вольного города унизительной) докатилась через полтора примерно года после примирения с Дитером. В грамоте Адольфа Гутенбергу не обязательно видеть просто княжескую подачку в обмен на присягу: звание и обеспечение придворного предлагаются ему – при условии присяги – за прежние услуги «нашей епархии» и в надежде на услуги будущие. И то и другое тогда понималось конкретно. Прямой услугой Гутенберга майнцской епархии была организация печатни «Католикона». Слова о будущих услугах тоже не пустая формула: деятельности типографии в Эльтвилле должен был предшествовать перенос ее из Майнца и устройство заново. Хотя грамота Адольфа предусматривала, что Гутенберг будет жить в Майнце (вероятно, возобновление печатни сперва мыслилось там), наезжать в Эльтвилль было близко. И здесь он, видимо, тоже обучал людей; по косвенным признакам первые во Франции печатники – Фрибургер, Кранц и Геринг, начинавшие при Парижском университете, учились своему делу в Эльтвилле. И вряд ли не от них получил сведения один из устроителей этой – первой университетской – типографии гуманист Гильом Фише, предисловие коего к первому выпущенному ею около 1470 г. изданию (G. Barzizius. Epistolae) – первое печатное прославление Гутенберга как изобретателя книгопечатания связывает его с местом близ Майнца. И запись дня его смерти сделана на экземпляре, принадлежавшем эльтвилльскому капитулу. По сообщению Вимпфелинга (в «Хронике страсбургских епископов», 1508) Гутенберг в старости ослеп, что, судя по грамоте Нассау и по причастности изобретателя к эльтвилльской печатне, если было, то под самый конец его дней.

Зачем в таком случае типографии архиепископа понадобились формулы из колофона Фуста и Шеффера? «Милость» Адольфа к Гутенбергу и его возвращение в Майнц, т. е. официальная реабилитация, осложнили положение сообщников. Из дальнейшего видно, что голоса против их узурпации не умолкали никогда, и этот момент должен был вызвать новую вспышку. И был колофон «Католикона»: ни автор его, ни противостояние их заявке на изобретение в ту пору в Майнце забыты не были. Способ снять это противостояние Шеффер (Фуст в том году умер) нашел быстро: 17.XII. 1465 г., через 8 месяцев после грамоты Адольфа, в колофоне «Декреталий» папы Бонифация VIII элементы заключительной формулы «Католикона» соединены с формулами, со времени Псалтыри 1457 г. принятыми в фуст-шефферовских изданиях; этим и восхваление прикреплялось к поименованным в колофоне Фусту и Шефферу (Шеффер после смерти тестя некоторое время сохранял в колофонах его имя). Это было возможно потому, что они несли функции официальных типографов епархии, и только с разрешения Нассау; по-видимому, возобновление епископской печатни без их протеста не обошлось. Соответственно – и тоже с санкцией Адольфа – «утрясались» с Шеффером колофоны эльтвилльские: сочетание в них формул из псалтырных колофонов со стихами из «Католикона» должно было означать, что Бехтермюнце тоже представляют официальную типографию. Как на первый из них в 1467 г. реагировал Гутенберг, остается тайной. В той же связи понятно и появление «Католикона» около 1470 г. в торговой афише Шеффера. Судя по использованию макулатурных листов, Шеффер в данном случае был не торговым агентом, а просто купил у епархии все, что оставалось от «Католикона». По времени афиши это состоялось вскоре после смерти Гутенберга (на переплет издания 1465 г. макулатура могла пойти и тогда, тираж переплетался по мере распродажи). Рекламируя «Католикон» вместе со своей продукцией, Шеффер и для современников создавал видимость своей причастности к нему. Чем диктовалась смена шрифта в третьем вокабулярии Бехтермюнце, понять трудно, поскольку шрифт «Католикона» ожил в 1480 г. (но по вторичном избрании Изенбурга).

Собственная Шеффера честолюбивая конструкция – без Фуста – проявилась рано, в тех донатах шрифта В ⁴², колофоны которых, повторяя псалтырные формулы об изобретении, называют его одного со «своими инициалами». Последнее, кроме «авторской заявки», означает, видимо, что Шеффер их у Фуста купил, т. е. после второй Псалтыри начал собирать собственную печатню. Это наряду с его обозначением как слуги (т. е. наемного работника) Фуста в некоторых колофонах говорит, что до его женитьбы на дочери патрона в отношениях между обоими были разные фазы. И после смерти Фуста тоже. В издании Юстиниана от 28.V.1468 г. (сразу после смерти Гутенберга) приложена версификация корректора типографии (повторена в 1472 и 1473 г.), сообщающая, что первыми печатниками были два Йоханна, а затем к ним присоединился Петр, который их превзошел, причем как sculpendi lege sagitus – искусный резчик (гравер): теперь он понимал, что для притязаний на изобретение такая репутация необходима. Принять некоего второго Йоханна «в компанию» изобретателей было «прилично» и ни к чему не обязывало. Так началась та версия, которую спустя еще 15–17 лет он изложил Тритемию. Судя по отдельным штрихам, ученый аббат не просто встречался с Шеффером, а для выяснения спора об изобретении. По-видимому, ему был показан хельмасиергеровский акт (отсюда слова из жалобы Фуста в «Хирзауских анналах»). Вставал, видимо, вопрос и о колофоне «Католикона». И Шеффер, пользуясь анонимностью издания, представил этот все еще острый для себя документ как декларацию двух первоизобретателей (кстати, в 1482 г. умер и Изенбург). Исключен страсбургский период Гутенберга: Шефферу нужно перенести изобретение на время, совпадающее со ссудой Фуста (отсюда 1450 г.). Не столько, чтобы придать значение советам своего тестя: по Шефферу, Гутенберг и Фуст изобретают все способы предтипографской печати (литые матрицы вряд ли вообще были, они, видимо, спутаны с литыми «формами» – пластинами; см. гл. II), что позволяло приписать себе изобретение отливать литеры, «как это делают сейчас». Насчет усовершенствований, внесенных Шеффером, догадок много. Одно несомненно было – отказ от гутенберговской системы знаков. И столь же несомненно, что ничего по линии металло-технических умений, он – и никакой писец – к изобретению Гутенберга добавить не мог. Сбивчивость технических сведений в его рассказе говорит скорее о том, что Шеффер с производством шрифта, включая гравировку, знаком был «вприглядку». Ему оно было не нужно – сперва по его функции наборщика (при его квалификации как книгописца, наверное, дорого оплачиваемой), затем потому, что объединение с Фустом позволяло поручать эту «черную» работу наемным людям, давая им образцы; у Шеффера было достаточно дела по производству и сбыту изданий. Были и другие отголоски его притязаний на изобретательскую славу. В 1499 г. в Венеции книга Полидора Вергилия Урбинского изобретателем книгопечатания называет Шеффера, вопреки более ранним итальянским известиям и как бы опровергая их ссылкой на его conterranei – земляков. Это повторено в изданиях 1503, 1509 и 1512 гг. (автор заменил Шеффера Гутенбергом в издании 1517 г., ссылаясь на concives – сограждан – изобретателя). Их отголоски – в кантате 1505 г. синдика немецкого студенчества в Болонье Шеурля, восхваляющей немецкую нацию за изобретение книгопечатания – в 1460 г., кто бы его ни изобрел, Гутенберг или Петр (претворение колофона «Католикона»); в 1553 г. в «Нюрнбергской хронике» Пауля Ланге оба соединятся в одно лицо – Петера Гутенберга.