Текст книги "Знак неравенства"

Автор книги: Наталия Терентьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

Денис подъехал к мойке уже ближе к полудню. Наклонившись, поднял с пола под сиденьем фантик от жвачки, брезгливо скомкал его. Он вылез из машины, оглядываясь в поисках мусорного контейнера. К нему тут же подошел пожилой мойщик. Похлопав машину по желтой покатой морде, он покачал головой:

– Красавец… Да, «ягуар» – это «ягуар»… Подождете чуток?

– Не спешите, я пока прогуляюсь в парке, – благодушно ответил Денис.

– Пылесосить надо?

– Обязательно, – вздохнув, поморщился Денис. – И может, еще средством каким-нибудь… дезинфицирующим… только чтобы не воняло хлоркой.

– Сделаю, конечно.

Рядом с мойкой начинался большой парк, в котором Денис иногда недолго гулял, пока обслуживали машину. Денис прошелся по дорожкам, усыпанным желтыми и красными листьями, и присел на лавочку. Мимо шла девушка с коляской.

Симпатичная молодая мама, хорошо одетая, со спокойным приятным лицом, неторопливо везла по аллее модную трехколесную коляску. Оксанка похожую купила для внучки… Девушка благожелательно взглянула на Дениса и прошла мимо. Денис проводил ее взглядом. Наверное, дома ее ждет молодой, симпатичный муж. Девушка так невозмутима, так уверена в себе. Почему же их бедной, беззащитной, совершенно открытой миру и людям Маргошке так не повезло…

Черт дернул тогда Оксанку, вот точно, черт… И хорошо, что сегодня он так и не договорился с ней…

Лучше приехать к девочке одному, по-мужски ее утешить, непонятно, правда, как, но попытаться в который раз найти слова, объяснить. А Оксанка, со своими танковыми атаками… Маргоша только молча плачет, слушая ее, и еще больше замыкается в себе. Ну что ж, можно надеяться, что Оксана полдня будет заниматься красотой своего лица и тела… Тела… В общем, это ее дело. Она права – за столько времени он так и не определился. И опять все определила она. Та свобода, которая поначалу была, по крайней мере для нее, вынужденными интервалами между их встречами, теперь…

Денис вспомнил их последнюю встречу у Маргоши.

Они приехали вместе, как дружные родители, вошли за ручку, чтобы хоть чем-то порадовать Маргошу, которая все эти годы переживала, и надеялась, и все ждала, когда же родители опять будут вместе. Но сейчас она даже не взглянула на них, как сидела на большом стуле в прихожей с малышкой на руках, так и продолжала тихонько покачивать ее, отвернувшись от всех. Потом встала и ушла в спальню, легла, положила рядом с собой малышку и лежала с закрытыми глазами.

Денис тихо походил по большой пустой квартире, которую Оксана недавно купила и обставила для Маргоши по своему вкусу. Его взгляд привлекла картина, на которой девушка в струящемся по ее тонкой фигурке нежно-розовом платье взлетала в небо. Люди, стоявшие внизу, тянули к ней руки. Денис присмотрелся внимательней. У кого-то в руках были, похоже, деньги, у кого-то цветы… А девушка с отстраненным и светлым лицом устремлялась все выше и выше…

– Оксан, что за картина такая?

– Нравится? Купила в Переславле-Залесском. Художница в монастырь ушла, это ее последняя картина перед постригом.

– Слушай, а может, не надо Маргошке сейчас смотреть на такие картины, а?

– Ты думаешь, она смотрит на картины? Она вообще ничего не видит. Спроси – осень сейчас или лето, вряд ли скажет.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Оксанка. Она не сумасшедшая, девочка просто первый раз в жизни полюбила, и так вот…

Оксана махнула рукой.

– Иногда мне кажется, Деня, что она и вправду твоя дочь. Такая же размазня и мученица. Иди посмотри, спит она или просто лежит, слезы глотает.

Денис постарался выдержать взгляд жены и пошел заглянуть в комнату, где была Маргоша. Тихо подойдя к дочери, он закрыл ей ноги пледом, долго смотрел на малышку, приткнувшуюся к Маргоше. Тонкая, светлая кожица, почти не видно бровок, ни на кого из них не похожа… Он осторожно вышел, прикрыв за собой дверь.

– Ну что, спит страдалица? – Оксана отложила в сторону свой телефон.

– Спит… – вздохнул Денис. Он уже не раз ловил себя на ужасной мысли: ему было жалко Маргошу, безумно жалко, но странно, он никого не мог себе представить рядом с ней. Чтобы какой-то мужчина обнимал его девочку, храпел рядом, имел право наорать на нее…

Оксана покачала головой:

– Надо ей все-таки психиатра хорошего найти…

– Перестань! Сама лучше почаще приезжай.

Оксана тоже вздохнула и совершенно искренне ответила:

– Да… Это, наверно, действительно лучше.

В комнату заглянула полная молодая женщина, няня Валя, и спросила громким шепотом:

– Оксана Валентинна, я пойду? У меня завтра выходной.

– А Маргоша отпустила тебя?

Няня смущенно затеребила длинный платок, наброшенный на плечи.

– Они сказали – как вы скажете. Я там картошки начистила, к ужину. Овощей намыла… И малой банан перетерла… – Заметив, как взглянула на нее Оксана, она заторопилась объяснить: – Вилку я прошпарила, два раза…

Оксана переглянулась с Денисом, который весело смотрел на растерянную толстушку и, похоже, собирался пообщаться с ней по-свойски, не зло подсмеиваясь над ее просторечным выговором и словечками. Под взглядом жены Денис остановился.

– Иди, Валюта, конечно. Спасибо, – ровно ответила Оксана. Она уже давно научилась говорить со всей прислугой доброжелательно и строго, так, что ее боялись как огня.

– Вам спасибо! – Слегка поклонившись, девушка вышла.

Денис посмотрел на жену:

– Пойти проводить?

– Да господь с тобой! Напугаешь девку! Она видишь какая дикая. Или ты за одно место ухватить хочешь?

– Не хочу. А почему она прямо здесь не живет?

– Маргоше с ней тяжело будет. Да она еще за теткой своей ухаживает, поэтому и приехала в Москву.

Они услышали, как малютка в другой комнате подала голос. Денис быстро прошел в спальню и взял ее на руки. Девочка стала еще сильнее плакать. Вернувшись в гостиную, он растерянно посмотрел на Оксану.

– Качай-качай, – кивнула та. – Хотя бы побудь в роли… гм… дедушки.

– Может, соску ей дать?

– Лучше покормить. На кухне должна быть бутылочка со смесью.

Денис прошел вместе с малышкой на кухню, нашел бутылочку, дал девочке, она действительно затихла. Денис опять вернулся к жене, встал, чуть покачивая девочку, у полукруглого панорамного окна, из которого была видна Москва – и университет на Воробьевых горах, и Останкино, и высотка на площади Восстания, и новые разномастные колоссы, быстро и резко поменявшие привычный облик Москвы. Привычный для тех, кто рос здесь или приехал в Москву в советское время, когда районы за Садовым кольцом застраивали по линеечке, ровненько, внося несвойственный дух геометрической правильности в веками сложившийся московский архитектурный стиль застройки – как удобно, так и построили. Не по прямой, а по удобству, думал Денис. Очень похоже на решения некоторых особо волевых мужчин. Он вздохнул.

– Ты о чем? – Оксана посмотрела на него.

– Думаю, почему в Москве, в старом центре, нет ни одной прямой улицы или квадратной площади.

– Удивительное все-таки существо – мужчина… Вам хоть кол на голове теши, вы будете о чем угодно думать и размышлять, только не о том, что у вас рядом. Не о близком…

– Так ведь всего-навсего – носители недостающего гена, ошибка создателя. Ты сама так говоришь. Что нам остается, при таком диагнозе?

– Ну, вообще-то правильно. Делать больше нечего, кроме как в мячик играть, драться друг с другом и болтать… Так что ты хотел сказать? Насчет прямых углов…

– То, что Москва другой становится. Не замечала? И главное, получается, как будто в духе исторических традиций. Ничего против и не скажешь. Где можно легко сковырнуть трухлявую пятиэтажку, по краю улицы например, там и вырастет башня, издалека похожая на средневековый замок.

– И ладно… Красиво…

– Ну да… Свет собой закроет для остальных домишек да заодно и их самих, неказистых и убогих, подальше от глаз градоначальников и туристов, да? Или вот видишь, к примеру, этот кирпичный дом с круглыми башенками и балкончиками? Почему вдруг наискосок от него, в пятидесяти метрах, построили вон того жутко-голубого урода, который торчит из земли как штырь? Тридцать два этажа да на подпорках… Представляешь, какая там наверху вибрация? Да и здесь, у Маргоши, очень высоко все-таки.

– Здесь прекрасно, – твердо ответила Оксана.

– Не знаю… Человек должен видеть снег на земле, лужи, траву, листья… – покачал головой Денис.

– Жучков-паучков? – насмешливо улыбнулась она.

Денис кивнул:

– Именно. И слышать, как поют птицы.

Оксана дружелюбно заметила:

– Хорошо, следующую квартиру купишь ей ты. Ты же вроде прилично теперь зарабатываешь на своих сушеных козявках и корешках. Кто только их ест…

– Из них делают сырье для лекарств и кремов, – негромко ответил Денис, любуясь маленькой девочкой, сосредоточенно сосущей молоко из бутылки.

– Ах вот как!

Они посмотрели друг на друга, на сей раз Денис отвернулся первым. Он медленными шагами прохаживался около широкого эркера. Через небольшую паузу все-таки безнадежно спросил:

– Она тебе так ничего и не сказала?

Оксана взглянула на него:

– Сказала. А тебе?

– Нет… – До него не сразу дошел смысл Оксаниных слов. – Сказала?! Тебе?!. И что?

– Что – «что»?

– Так кто он? – по возможности миролюбиво, иначе с Оксаной ничего не выйдет, уж он это хорошо знал, но настойчиво спросил Денис.

– Лучше тебе не знать. Ты же пойдешь разбираться…

– Я плохо Маргоше не сделаю, Оксана.

После короткого раздумья Оксана ответила:

– Лёлик.

– Кто-о?

– Тише, испугаешь ребенка. Лёлик, идиот этот, телохранитель. Ему доверили девочку хранить, а он, сволочь, душу ей разорвал.

Денис несколько секунд переваривал только что услышанные слова, а потом сказал:

– Оксан, возьми хотя бы на время их к себе.

– Ты о чем?

– На черта ей эта квартира? Лёлика ждать? Ей с тобой лучше будет.

– Нет. Не лучше. Взрослые дети не должны жить с родителями. Это мешает им налаживать, так или иначе, свою жизнь.

– Им или родителям? А боги что говорят по этому поводу?

Океана посмотрела на него с жалостью.

– Боги молчат? – продолжал Денис, уже не в силах остановиться. – Помнишь, кстати, как однажды Маргоша маленькая сказала: «Бог такой большой, что он ко всем может прийти»? Мне иногда тоже стало казаться: он, наверно, везде, во всем – в тебе, во мне…

– Удивил. – Оксана потянулась, и Денис вдруг заметил, как она похудела за последнее время. – Так ты не пойдешь Лелика убивать?

– Ох… – Он попытался положить притихшую девочку на широкое кресло, но та сразу же открыла светлые прозрачные глаза и горестно собрала ротик, собираясь заплакать. – Не хочешь одна лежать? Ну, пожалуйста, я только рад… – Денис опять взял внучку на руки и взглянул в профиль на жену. Правда, похудела… И даже висящий подбородок куда-то исчез… Неужели сделала подтяжку? А впрочем, какая теперь разница… Молодец, жена…

Оксана почувствовала его взгляд, повернулась:

– Что?

– Да так… – Денис отвел глаза. – Хотел сказать… Как же она на нас совсем не похожа… малышка… А что ему надо-то еще, Лёлику этому? Почему он жениться не хочет?

– А кому он здесь нужен – жениться?

– Подожди-подожди… Так это ты его не пускаешь, что ли?

– Перестань! Он уже пристроился к дочке Рафика – знаешь, у которого казино и всякая там… – Оксана поморщилась, – гадость – бордели, секс-шопы… Я по сравнению с Рафиком – нищета. В общем – его надо забыть, этого придурка. Хорошо, что он нигде не вписан, в документах, козел!..

В дверях появилась и тихо встала Маргоша. Денис заметил, как осунулось, но похорошело ее резко повзрослевшее лицо. Огромные темные глаза с пушистыми ресницами, красиво очерченные губы, небольшой носик… Надо же, кто мог подумать, что неуклюжая Маргошка станет такой красавицей.

– Ты о ком? – настороженно спросила она мать. Денис быстро подошел к ней, приобнял свободной рукой. Маргоша тут же взяла у него из рук дочку.

– Не обо мне. Малыш, я знаешь о чем мечтаю… Как Оксаночка еще чуть-чуть подрастет, и мы с вами, с тобой и с ней, поедем на какой-нибудь далекий прекрасный остров, на целый месяц… – Он поцеловал ее в мягкие волосы. – И будем там сидеть на берегу, и пить молоко из кокосов, и у Оксаночки потемнеют чуть-чуть глазки, и она станет похожей на твою маму… И мама, – он посмотрел на Оксану, – к нам тоже приедет… на субботу-воскресенье. Да, мама?

– Да. – Оксана подошла к ним и тоже поцеловала Маргошу, в висок. – Ты ужасно красивая, знаешь? Тебе идет материнство.

Девушка от неожиданности даже засмеялась.

– Мам…

– Я привезла тебе «кенгуру», рюкзачок такой, для малюток…

Маргоша слушала мать, прислонившись головой к плечу Дениса.

– Погода хорошая, – продолжала Оксана, – давай оденем Оксаночку и все вместе поедем в ресторан. Или ко мне… – она быстро взглянула на Дениса, – на дачу…

– Я страшно голоден. Лучше в ресторан, – так же быстро ответил Денис и тут же почувствовал, как чуть отстранилась от него Маргоша.

– Мам… Давай дома что-нибудь приготовим… как будто мы все вместе живем… – Она слегка улыбнулась и тише договорила: – Как бы… семейный ужин…

Оксана тут же с энтузиазмом воскликнула:

– Давай! Просто отличная мысль!

Маргоша грустно посмотрела на мать.

– Я здорова, мам. Поехали… – она перевела взгляд на Дениса, – в ресторан.

Денис покрепче обнял Маргошу, та снова прижалась к нему. Оксана сидела в кресле и смотрела на них со сложным чувством – то ли радоваться, то ли ревновать… И считать ли это победой… Да и нужна ли ей теперь такая победа?.. Она резко встала:

– Тогда пошли! Я вам сейчас местечко одно покажу… Я там часто бываю. – Она увидела свое отражение в застекленной дверце книжного шкафа и выпрямилась, как ее учила тренер по фитнесу: плечи круговым движением назад и вниз, молниеносно втянуть живот, одновременно шею вытянуть вверх и царственно опустить взметнувшийся подбородок, чуть наклонив голову вбок. Заметив вопросительный взгляд Дениса, она улыбнулась. – Провожу важные переговоры. Место солидное.

Денис вздохнул, поднялся со скамейки. В парке было мало народу, хотя день, может быть, последний теплый день осени был тих и прекрасен. Он бродил по пустым дорожкам, разгребая ногами шуршащие, но еще крепкие листья, с удовольствием вдыхал чистый воздух, пахнущий прелой листвой, осенью, грустью, и ни о чем не думал.

Взглянув на часы, он повернул обратно и ускорил шаг. Глядя на краснеющие поверху клены, он не заметил, как задел паровозик, который какой-то ребенок катил за собой. Пластмассовый паровозик рассыпался, вагончики разлетелись по всей ширине дорожки. Мальчик лет пяти растерянно оглянулся, взглянул на Дениса и молча стал собирать вагончики.

Денис замедлил шаг, а потом вернулся и присел на корточки. Он взял два вагона и попробовал их соединить. Яркие вагончики из гладкой тугой пластмассы тихо звенели при каждом прикосновении. Денис вдруг вспомнил раннее Маргошино детство, мягкие блеклые пирамидки и очереди в пустом «Детском мире». Маргоша радовалась каждой новой невзрачной игрушке и долго сопела, гладя крупным пальчиком уродливых мишек и подслеповатых кривобоких неваляшек.

Мальчик смотрел, как Денис безуспешно пытался сцепить вагоны, потом молча взял вагончики у него из рук и ловко соединил, раздался мелодичный звук.

– Ничего себе… – покачал головой Денис. – Хорошая игрушка. У моей дочки таких не было.

Мальчик посмотрел на него, польщенно улыбаясь, и быстро собрал остальные вагоны.

– Ты что – один гуляешь здесь?

– С другом. Он младше меня. Мне пять, а ему только три с половиной. – Мальчик еще не выговаривал «р», поэтому вместо «три» у него получилось «тйи». – Я для него брал паровоз. Я уже большой, умею буквы писать.

– А читать?

– Да, – неуверенно ответил мальчик. – Но не все слова.

Денис улыбнулся.

– А где же твоя мама?

– Там, – показал мальчик Денису за спину. Денис обернулся и увидел невдалеке молодую женщину, которая, поставив ногу на край скамейки, поправляла застежку на легком ботинке. Заметив, что сын разговаривает с каким-то мужчиной, она чуть нахмурилась, распрямилась, помахала мальчику рукой:

– Даня, я сейчас!

Денис вздохнул. Высокая, изящная, с короткими каштановыми волосами, она чем-то неуловимо напомнила ему Алену. Такую, какой она была очень давно, много лет назад, в прошлой, как будто ненастоящей жизни. Какая, интересно, она была бы теперь… Он улыбнулся мальчику:

– Ты извини, что я тебе аварию устроил… Даня, да? Тебя так зовут?

– Да, Данила, – кивнул мальчик и посмотрел на Дениса серьезными темно-серыми глазами, с таким знакомым, горестным разрезом.

Что-то больно качнулось у Дениса в голове и застряло у виска. Этого не могло быть…

Денис перевел дух. Нет, конечно нет. Он смотрел на мальчика, а тот – на него.

– А как твоя фамилия, ты знаешь? – наконец спросил Денис, видя, что женщина сейчас подойдет к ним.

– Знаю.

– Скажешь?

– Нет. – Мальчик чуть-чуть, одними глазами улыбнулся.

Господи, да нет же, нет… Мало ли что может показаться…

– Ясно. Скажи мне, а как зовут твоего папу?

– Он погиб, – охотно ответил мальчик. – Он был летчик. – Чуть подумав, он добавил: – И сейчас его душа на небе. Он все время на меня оттуда смотрит. И когда я безобразничаю, он расстраивается. И еще когда маму не слушаюсь.

– Понятно… А как его звали? Не знаешь?

К ним подошла мать мальчика, слышавшая конец их разговора. Данила с некоторым беспокойством взглянул на мать и не очень охотно ответил Денису:

– Знаю…

Денис встал навстречу молодой женщине. Та, глядя только на Данилу, весело спросила:

– Маленькая авария?

Взглянув на Дениса, она на секунду застыла, затем быстро отвела взгляд, подняла откатившуюся часть паровозика, положила игрушку в маленький клетчатый рюкзачок и ласково подтолкнула ребенка:

– Не зевай. Низкий старт.

Данила вздохнул:

– И марш-два домой, да, мам?

– Вот именно.

Она решительно уводила ребенка.

Денис не знал, как остановить их.

– А…

Мальчик вдруг обернулся и сказал ему:

– Его зовут Денис, я вспомнил. Он в море погиб.

Его мать тоже обернулась и на ходу добавила, очень мягко и спокойно, с такой чудесной улыбкой и… очень знакомой… Нет… Нет же! Никогда у Алены не было такой счастливой улыбки, такого уверенного взгляда, не было таких легких кудрей и стремительной походки… Денис не отрываясь смотрел на нее, и ее слова доносились как будто через большое расстояние:

– Да. Там многие погибают, многие… летчики. Поэтому море так и называется… – Она сжала ручку сына, которую крепко держала в своей руке. – Помнишь как?

– Да, – ответил мальчик, – Мертвое.

Денис почувствовал, как сердце неприятно отяжелело и вдруг резко подскочило к горлу, не давая дышать.

– Алена…

Та, не останавливаясь, покачала головой, еще раз мельком взглянув на него:

– Вы что-то путаете. Меня зовут совсем по-другому. И очень давно.

Давно… Очень давно… Сказала она это или ему послышалось? Все звуки слились в один негромкий гул, который разрастался, наполняя его голову, толкаясь в горячий, тяжелый затылок…

Больно застучало в висках, перед глазами струились зеленые ручьи, и лицо Алены в коротких каштановых кудрях уплывало все дальше и дальше, покачиваясь, как на волнах, а маленький мальчик с его, Дениса, глазами смеялся и убегал, шлепая по этим ручьям, разбрызгивая сияющую воду, раскаленными каплями попадавшую на Дениса.

Очнулся Денис на лавочке, рядом с которой разговаривал с маленьким Данилой. Очнулся оттого, что огромный молодой парень в расстегнутом белом халате снял с его лица что-то тяжелое и душное.

– Где… где они? – с трудом выговорил Денис, и собственный голос показался ему очень громким и гудящим.

– Мы здесь, – ответил парень, не давая ему привстать. – И ты тоже уже здесь. Так что, отец, лежи пока. Сейчас потихонечку к машине поползем.

– У меня машина… там… – Денис чуть поднял руку и махнул в сторону мойки.

– Зато у нас здесь рядом. Вон какой «лендкрузер» стоит, ты небось на таком еще не катался. Ты, отец, подожди, не вскакивай… – Он придержал Дениса, пытавшегося слезть со скамейки, и крикнул: – Надь! Ну, выйди, посмотри, может, не повезем? Вроде оклемался…

Грузная моложавая врач с распухшими ногами с трудом вылезла из машины «Скорой помощи» и, охая, доковыляла до скамейки.

– Очухался? Ты что ж, такой симпатичный и – так вот, на природе, учудил? А если бы рядом никого не оказалось?

Денис хотел засмеяться, но с ужасом почувствовал, как по лицу его течет непонятно откуда взявшаяся теплая вода. Они шутят, хорошие добрые врачи специально хотят его рассмешить… Только ему надо спешить. Он пошевелил ногами, чтобы спустить их со скамейки, но врач прижала их крепкой рукой.

– Подожди, успеешь… Туда все успеем… Ну и чего мы так расстроились? – Она неожиданно нежно взяла его за запястье и стала считать пульс. – Ну, вот какие мы молодцы, помирать не собираемся… – Она со вздохом обернулась к медбрату: – Ох, Коль, давай еще раз померим…

Коля ловко приладил на руку Денису тонометр. От нескольких попыток встать у Дениса закружилась голова и ушли все силы. Он беспомощно откинулся на холодную резиновую подушку. Медбрат ободряюще улыбнулся ему:

– Погоди, не все сразу… еще побегаешь… Ты по утрам, случайно, не бегаешь от инфаркта? Моему деду восемьдесят два, а как утро, так он портки тренировочные надевает – и вперед…

– Она сказала ему, что я умер… Я умер… Что я погиб… – с трудом выговорил Денис.

Врач с Колей переглянулись.

– Ну-ну, переживать так не надо! – Врач легонько похлопала его по щекам и поднесла к носу пузырек с острым, холодным запахом. Денис вдохнул нашатырь и резко откинул голову, чуть не ударившись о перила скамейки. – Давай-ка с начала рассказывай, – она поддержала его голову, – мы тебя тут в чувство полчаса уже приводим. А ты помер, оказывается. Погиб к тому же. Когда ты погиб-то? Во Вторую мировую или в Первую?..

– Я… – Денис старался говорить четко, но слова почему-то комкались и скользили во рту. – Мне… мне сорок пять лет всего…

Врач кивнула, держа его руку:

– Понятно. А зовут как?

– Денис… У меня есть внучка… И сын…

– Ну, вот видишь, как все хорошо. – Она поудобнее устроила его голову на холодной резиновой подушке, расправила смятый плащ, который какая-то заботливая девушка пристроила ему под голову, и прикрыла его. – А ты говоришь – погиб. Еще погуляешь, раз такой молодой. Вон и плащ у тебя модный… А девушки какие на тебя смотрят! Нас вон дожидалась, «скорую» вызывала…

– У меня сын… ему всего пять лет… Уже пять! А он меня не знает! Смотрит и молчит… – Денис вдруг понял, что ему надо идти, надо срочно встать и догнать их. Догнать, пока они не ушли, не исчезли снова… Он попытался встать, но медленно качающееся над его головой небо вдруг качнулось сильнее и стало съезжать куда-то вбок, вместе с деревьями, скамейкой напротив и толстой женщиной в белом халате, держащей его за руку.

Врач заметила, что Денис закрыл глаза и отпустил ее руку, которую до этого сжимал холодными пальцами.

– Ну-ка, ну-ка… ты что это опять, а? Ты меня слышишь? Ты ж такой молодец! Пять лет кому – сыну или внуку? А? – Она опять поднесла ему к носу вату, смоченную в нашатыре, и обернулась к медбрату: – Коль! Завязывай курить, похоже, дядя наш мероприятие собирается устроить… Везти его все-таки надо.

Коля с сожалением бросил сигарету и подошел к ним.

– Да-а, ну, ясно… Сейчас Мишку позову. – Он крикнул водителю, дремлющему в кабине с открытой дверью: – Миш, иди помогай! – и пошел за носилками в машину.

Вместе с водителем они уложили Дениса на носилки. Надя взяла его плащ и поковыляла за ними.

– Коль, давай вместе понесем, что ли… Как твой шов-то?

Тот обернулся и хмыкнул:

– Иди уж, носилка… Нормально. Быстрее зарастет… Сама дойди, главное…

…Денис бежал по колено в воде, по тяжелой, густой, липкой воде, и острые хищные водоросли цеплялись ему за ноги, больно присасывались с внутренней стороны коленки. Но… но это же вовсе не его ноги… Он ведь знает, он наизусть помнит этот нежный беспомощный сгиб, перечеркнутый тонкими голубыми венками, он знает его… знает на вкус… и он сейчас снимет, отдерет все эти колючки, до крови впившиеся в светлую тоненькую кожу…

– Подожди, ты не убирай ногу… Ты только ответь… чем… зачем ты ему это сказала… Сказала… что я… что я погиб… И почему летчик… зачем ты это придумала… Скажи ему, что я есть! Я есть! Я не погиб!.. И я не летчик! Я… – Денис кричал из последних сил, но в коричневой плотной воде, поднимающейся все выше к его горлу, застилающей свет, его слова гасли, теряясь в лохматых кровавых водорослях. Денис увидел, что у водорослей этих настоящие руки, много маленьких шевелящихся рук с беспомощными крохотными пальчиками…

И вдруг самая ближайшая к нему водоросль оторвалась и поплыла прочь, жутковатой куколкой с безволосой, большой, непропорциональной головой и застывшей на личике удивленной улыбкой…

– Коль, энзе распечатывай, стимулировать придется, – вздохнула врач.

– Может, довезем, а, Надюх? А то я хотел ампулу сегодня для матери взять, а эта последняя.

– Дам я тебе на станции, у меня есть. Распечатывай, не довезем, помрет, не ровен час. Посмотри – есть хоть документы-то у него какие? Приличный вроде.

…Горькая упругая вода стала опускаться, и Денис почувствовал, как его мокрое безжизненное тело покрывается мурашками на холодном вечернем воздухе.

Алена стояла далеко и смотрела на него. И улыбалась – так, как она всегда ему улыбалась – радостно и чуть неуверенно. Как будто она первый раз в жизни увидела что-то такое необыкновенное и прекрасное, чудо, какого просто не бывает, оно не может длиться долго и вот-вот исчезнет…

Она была очень далеко, но Денис почему-то видел каждую морщинку, каждую родинку на ее лице… Видел, как выгорели на концах ее темные ресницы, как чуть подрагивают ноздри, как ветер сдувает со лба легкую, непривычно светлую челку.

А рядом с ней стоял он сам, только маленький. Ну конечно, это же его детская синяя пилотка, таких сейчас уже не носят… и слишком длинные, подвернутые брючки с клетчатой заплатой на одной коленке, и вот этот шрамик на щеке… Нет, почему на щеке, у него же шрам на лбу, над бровью… И… у мальчика такие мохнатые ресницы с загнутыми кончиками, и он так смешно раздувает ноздри тонкого носа с едва намечающейся, очень серьезной, недетской горбинкой…

Алена улыбалась и махала ему рукой. И маленький человек, так похожий на него, тоже… Но Денис уже точно знал, что это не он, он – вот здесь, и никак не понимает, зачем же они ему машут и никак к нему не идут? Эта юная, странная, далекая Алена и мальчик, держащий ее за руку, а свободной рукой машущий ему… Почему они ему машут? Они зовут его?

Денис попробовал закричать:

– Идите сюда!.. Зачем вы там стоите?.. – но не услышал своего голоса. Он попытался пробраться к ним, по плотные водоросли держали его ноги и не давали ему ступить. Только бы они не ушли! Сейчас, вот сейчас он… Денис посмотрел вниз и с ужасом увидел, что водоросли уже добрались ему до живота, цепкие, холодные, и он не мог пошевелиться.

Лишь бы только они не исчезли, Алена и маленький мальчик в его пилотке, где маминой рукой были вышиты его инициалы Д. Т….

Нет, нет, они все так же стоят, улыбаются и машут ему. Они зовут и ждут его… Зовут?.. Или прощаются? Или прощаются…