Текст книги "Ступая за Край (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

В доме же мужа своего будущего рассказывали что-то, но она плохо понимала наречие Дальних Земель, а слов же таких в книгах она не находила.

Резко распахнувшиеся двери испугали вмиг притихшую Миланиссу, которая смотрела на приближение мужа своего в свете свечей. Он был высок, красив и статен. Волосы его, обычно собранные сзади, свободно спадали на шею его, шаг его был размерен и уверен.

Миланисса замерла.

– Ты хорошо себя чувствуешь, жена моя? Нет ли неотложных нужд у тебя? – он говорил на наречии мест, откуда родом Миланисса, но она не понимала его, не слышала, она внимательно смотрела на губы мужа своего и думала только об одном, и от этого загорались стыдом щёки её.

– Поцелуй губы мои, – Миланисса притихла, она хотела поприветствовать мужа своего, но слова, которые она выучила первыми, сами сорвались с уст её.

– Несчётное количество ночей я мечтал об этом.

Миланисса не поняла, что муж её, всадник, поднял её, словно вес её был подобен пуху, и отнёс на ложе с белыми покрывалами и простынями из шёлка и льна, под пологом из полупрозрачной ткани с вышивкой серебристыми нитями и каменьями.

Она лежала на ложе своём и целовала мужа своего, гладила его грудь, спину и шею, она никак не могла оторваться от своего всадника, а он никак не хотел останавливаться.

Иногда она говорила на своём наречии, иногда на его, но чаще он понимал её без слов, и она его так же. Её глаза распахнулись и в удивлении смотрели на мужа своего, когда он снял одежды свои, она провела рукой по шраму его и чуть не заплакала от того, что кто-то посмел причинить зло её всаднику, но от слёз отвлекли её губы его.

Она ощутила бедром горячую плоть и, посмотрев, всё, что смогла произнести:

– Много! – это было единственное, что она вспомнила из тех слов, что выучила она из наречия Дальних Земель, и что подходило бы по значению. – Ты уверен, что это… делается этим? – почти в панике проговорила на своём наречии. – Мне никто не говорил, что… это… такое огромное, ты же мог спутать, что-нибудь, всадник?

И, к удивлению её, Кринд засмеялся и сказал, что он уверен и не спутал. Он попросил верить ему и отпустить страх свой и стыд, отдавая тело своё мужу своему.

Миланисса так бы и сделала, но её опять отвлекли поцелуи, а потом ещё раз, и ей было некогда отпускать стыд свой, она наслаждалась поцелуями всадника своего и была счастлива этим.

Он обнял её, согнул ноги её в коленях, разводя их, одновременно целуя губы её, шею, грудь и особенно часто соски, что очень понравилось Миланиссе.

Она почувствовала жар и боль, и испуг, и стыд, но снова забыла об этом, потому что поцелуи мужа её были сладкими, страстными, и он, конечно, бесчинствовал с телом её, но Миланисса была счастлива этим и вскоре забыла боль свою и стыд.

Стыд ещё возвращался к Миланиссе, даже после рождения первенца, порой муж её ласкал её так, что ей становилось стыдно, но она быстро забывала об этом от поцелуев его и похоти.

Законы Дальних Земель оказались не так уж страшны и запутанны, и Миланисса не нарушала их, живя в доме мужа своего, встречая его каждый вечер, целуя и ублажая дух его и тело – ведь и её дух и тело оставались довольны.

И только спустя зиму, когда Миланисса хорошо выучила язык своего нового дома, она узнала, почему люди на площади подняли гул, и прекратились песни жриц в храме Главной Богини.

Муж её Кринд не только брал тело и духу жены своей, принимая его, но и отдавал так же своё, а Миланисса принимала его тело и его дух. Кринд был первым, кто произнёс слова, подобные этим, в храме Главной Богини, и Верховная Жрица приняла клятву его, повязав шёлком их жизни.

Глава бонусная 9. Меаглор. Эпилог

(Действия происходят примерно, когда Эвиси уже была во дворце Меланмира, ещё не в Морахейме.

В диалоге Меаглора другие Земли – это Морахейм, не забываем, что он лекарь, травник, а не политик)

Боль то пронзала тело, то отступала, когда небытие поглощало разум воина, чтобы снова кинуть в невыносимый круговорот боли. И так из раза в раз, изо дня в день.

Он слышал голоса, которые, то появлялись, звеня в голове его, то исчезали вовсе. Яркий свет резал глаза, принося ещё большую боль.

Но боль приходила не одна, вместе с болью возвращалось сознание и видение – светлая дымка, пряди цвета мёда.

Чем чаще разум воина выныривал из забытья, тем чаще он видел эти пряди, и казалось ему, что злые духи шутят над ним, что путают разум его и сознание, путая явь и сон, забытьё и разум.

Постепенно боль отступала, оставляя место слабости и бесконечной сонливости, но и это проходило. Новый день ворвался птичьим гомоном и невыносимо яркими лучами солнца, что били прямо в лицо воина, заставляя зажмуривать тяжёлые веки его.

– Меаглор, Меаглор, ты слышишь меня, скажи, что слышишь, скажи…

Голос был знакомым, родным, близким, и воин точно знал, что он не должен слышать этот голос. Резко открыл он глаза, свет больно ударил, но внимательно смотрел он на пряди цвета мёда, и не верил глазам своим, разуму и даже боли, что сковывала тело его.

Верно, духи играют с ним.

– Эимит, маленькая Эимит… что делаешь ты здесь?

– Ты слышишь меня?

– Маленькая глупая Эимит, конечно я слышу тебя, если отвечаю. Что делаешь ты здесь, разве я не велел тебе уходить? Ты должна была уйти. Должна была.

– Я ведь глупа, Меаглор, разве когда-нибудь я слушалась голос разума или сердца своего, всегда – только глупости своей.

– Не говори так… – на большее у воина не хватило сил, и снова разум его поглотило небытие.

Но раз за раз он всё дольше оставался в сознании, всё чаще видел пряди цвета мёда и всё яснее верил, видел, что она – Эимит, не видение, ниспосланное, чтобы мучить дух его, а живая, из крови и плоти девушка.

Сердце его было отдано этой девушке даже раньше, чем Эимит из прелестного ребёнка превратилась в юную девушку. Он всегда ведал, что Эимит та, что предназначена ему судьбой. Тогда он любил её за будущее. Потом – за прошлое. Но настоящее было неподвластно ему.

Эимит всегда убегала, исчезала, боясь его и судьбы своей. Как путала она названия далёких звёзд и значения цифр, забывала имена или дорогу, так и не признавала Меаглора и его любовь.

И если бы сердце Эимит полюбило Гелана, если бы она была счастлива с ним, забыл бы Меаглор свои видения, не потревожил бы сердце своё и не смущал разум её, но вела Эимит вовсе не любовь, а глупость, в которую она верила.

Изо дня в день он видел, как стремится Эимит к Гелану, несмотря на смех окружающих и отказы мужчины, изо дня в день он смотрел, как покидал на рассвете дом Эимит Гелан, друг его, и сколь часто находил он радость в объятьях других женщин, не заботясь о слезах, что проливает маленькая Эимит на пустом ложе своём.

– Оставь её, Гелан, в поселении достаточно женщин, которые дарят радость тебе, – сказал он Гелану.

– Ты можешь занять моё место, друг мой, сердце моё будет радо, как и разум, эта шальная Эимит сводит с ума меня, зля и лишая покоя. Ты знаешь, что она пробралась ночью в дом мой?

– В дом?

– Да, прямо на постель мою, и накинулась на меня поцелуями, словно злой дух овладел ей!

– Так выгони её!

– Я мужчина, нет у меня сил выгнать красивую девушка с ложа моего. Разве выгоняешь ты вдову Гвилерину? Объятья её столь жарки, что ты не можешь отказать ей, слаб дух твой перед ней, как и тело. Так и я не в силах выгнать женщину, что приходит ночью сама ко мне в дом. К тому же столь юная и красивая, как Эимит. Жаль только, что она не так горяча, как Гвилерина, – Гелан поднял глиняную чарку с вином, – я бы с радостью проводил ночи с ней, а не с Эимит, но эти женщины решили по-другому, так стоит ли противиться.

– Не представляю, что может решить глупая маленькая Эимит, но ты прав, сложно противиться такому напору.

В словах Гелана было много смысла, а в действиях Эимит мало разума, и это продолжалось бесконечно долго.

Меаглор уже уверенно сидел и вставал, чтобы пройти недалеко, и хоть быстро уставал он, силы возвращались к нему. Узнал он о судьбе поселения и некоторых соратников своих, узнал о том, какая участь постигла иных жён и воинов, и сколь страшна она была, но узнал и о спасениях, которые были подобны чуду.

– Ты часто плачешь, маленькая Эимит, слёзы твои не остановить и не утешить, пятнами покрыто красивое лицо твоё, и не сходят следы слёз с него… остановись, Эимит, не терзай сердце своё, девочка, ты ничего не можешь изменить, лишь жить дальше.

– Как же мне жить, Меаглор? Как я могу жить, если все они приняли страшную участь свою по моей вине! Всему виной я и глупость моя!

– У каждого своя судьба, Эимит и каждый вправе выбрать её или обойти.

– Вправе ли? Возможно ли это? Когда я увидела, что случилось с поселением, что воины Наследника уводят мать мою и отца, когда увидела, как много крови и слёз принесли они, я не хотела жить! И я хотела упасть со скалы прямо в пропасть, настолько невыносимо было мне смотреть на это и знать, что всему виной я, и я пошла к вершине Края, ты знаешь, я бы дошла! Но увидела тебя, прямо поперёк дороги моей, и кровь… так много крови, но ты был жив, дышал и хрипел, как зверь. Я мало что могу, но знала, где сестра твоя, и… она бы не справилась сама, и я это понимала, сил у женщины мало, даже если разум её светел. И теперь я живу, но для чего?! И каждую ночь я вижу их всех, всех умерших и живых, и все они обвиняют меня! Должна ли я дойти до той вершины или остаться помогать Биоввене? Если ты не окрепнешь достаточно, чтобы спуститься по ту сторону гор, придётся провести сезон буранов здесь, в этом лесу, и Биоввене понадобятся лишние руки, могу я не многое, но всё же это помощь. Скажи, как мне решить это, если я настолько глупа?! Как мне обойти судьбу свою или выбрать?

– Всё перемешалась в твоей голове, маленькая Эимит. Жители поселения, в котором жили мы – мятежники, мало, кто не ведал этого, лишь малые неразумные дети, некоторые юные девушки, и те, кто случайно появлялся в поселении… Мятежников ждёт либо победа в борьбе их, либо смерть. И не маленькой глупой девчонке противостоять судьбе их.

Наследник Аралан всё равно бы зашёл в поселение, и суд его был бы так же жесток, не оставил бы он в живых не младенцев, не стариков. Если бы это не случилось сейчас, с Наследником Араланом, то пришёл бы его Наследник. Твои действия лишь ускорили судьбу, но и они же дали время спасённым уйти, убежать из поселения. Не всем, но они есть, я вижу это, знаю. Мать твоя всегда хотела лучшей доли для тебя и, умирая, не представляла тебя мёртвой на дне ущелья… Много дел у тебя на земле этой, не надо торопить смерть свою и мою.

– Твою смерть? Разве ты можешь умереть? Но Биоввена говорит – силы возвращаются телу твоему! – в глазах Эимит блеснул страх.

– Глупая маленькая Эимит, разве смогу я жить, зная, что тебя нет на земле этой?

– Но я же даже никогда не была с тобой, не была твоей, не выбирала тебя, я…

– Если ты жива, неважно, где ты живёшь и с кем, стала ты чужой женой или возлюбленной, осталась одна, счастлива ли в выборе своём или ошибаешься, я могу жить тоже. Где ты и с кем ты – неважно сердцу моему, кто ты – неважно. Царевна или поселенка, дочь кузнеца или жрица в храме Главной Богини, я могу жить, только пока ты жива, и я не могу не любить тебя.

– Как же ты можешь любить меня, глупую? Никто не любил меня, все только смеялись, говорили лишь, что я красива, даже Гелан смеялся надо мной, и отец смеялся, говоря, что никак не думал, что из такого смышлёного ребёнка вырастет столь глупая дочь.

– На самом деле все любили тебя и любят. И смеялись, тоже любя… Даже Гелан умер бы за тебя, если бы ему пришлось.

– Но разве можно простить поступок мой…

– Что я говорил тебе, маленькая Эимит, когда велел обойти дома в поселении нашем?

– Уходи сама Эимит, уходи и не говори никому, что случилось.

– Ты не так и глупа, раз запомнила это. Не говори никому, что случилось, и я не скажу.

– С этим сложно жить, Меаглор.

– Каждый несёт свою ношу… эта – твоя.

Солнце клонилось к закату и пробивалось лучами сквозь маленькое окошко хижины, затерянной в лесах среди гор.

К Меаглору возвращались силы, он мог уйти на половину дня и вернуться после того, как солнце покинет свой зенит, но не чувствовать сильной усталости. Не мог он идти быстро, и часто останавливался шаг его, рука его левая ещё плохо работала, и не было былой силы в ней, когда Меаглор свободно владел мечом, как правой, так и левой рукой, но больше не висела она плетью вдоль тела. Раны на теле заживали быстро, а боль и вовсе не беспокоила воина, лишь некоторыми ночами, но когда глаза его видели пряди цветы мёда, боль проходила, будто скрывалось волшебное зелье в свете их.

Эимит спала на покрывале, волосы её, ещё влажные после озера, были раскиданы, нижнее платье обнимала тело, как руки любовника, лицо же девушки было безмятежным и спокойным, каким редко бывает у неё. Слёзы всё реже появлялись в глаза её, но печаль, казалось, навсегда поселилась в облике её.

Меаглор стряхнул с волос влагу реки и устало сел рядом, на то же ложе, где спала Эимит, усталость сморила его, глаза закрывались, но сон не шёл. Слишком яркий цвет мёда, слишком сильный медовый запах витал в хижине и не давал покоя Меаглору.

Он перевернулся на бок и посмотрел на Эимит. Пальцы его убрали пряди цвета мёда с лица её и губ, задержавшись там, у влажного глубокого дыхания, пока губы не накрыли её губы в лёгком поцелуе, почти не чувствуя его. Меаглор закрыл глаза, открыв же столкнулся со взглядом Эимит.

– Будь со мной, маленькая Эимит, ведь на меня смотрят глаза твои.

– Я не заслуживаю этого.

– Глупая девушка, разве надо тебе заслужить это… Сердце моё любит тебя, это есть у тебя, я есть у тебя.

Эимит вздрогнула и глубоко вздохнула, проводя по влажным волосам Меаглора.

– Ты заходил в реку? Ты не должен, там сильное течение.

– Мне надо разрабатывать руку, это хороший способ, – он говорил настолько близко с её губами, что касался их.

Она ответила на поцелуй робко, словно никогда губы мужчины не касались губ её, движения были скованны, пока словно путы не упали с плеч и разума её, поддаваясь ласкам воина, уступая им и природе своей.

Её маленькие пальчики путались в его волосах и тянули с силой на себя, пробегали по телу его, спине, груди, чтобы остановиться на животе, но двинуться ниже, в ответ на подобные ласки Меаглора. Она бормотала что-то тихое и неразборчивое, целовала воина, и тихие стоны слетали с губ её. Он закинул ногу Эимит себе на бедро и вошёл, как должно входить мужу в жену, медленно и тягуче, словно боясь причинить ей боль, но Эимит двинулась сама, потом ещё раз, настаивая на быстром темпе. Щеки её были алыми, алый же перетекал по светлой коже, которую лишь немного покрывал загар, на шею и молочного цвета грудь. Глаза горели ярко, пока она не зажмурила их, бормоча что-то и, наконец, взрываясь, сжимая и царапая спину его.

– О… это… это так… по-другому, – она убрала с лица Меаглора волосы и вжималась в тело его.

– Глаза твои смотрят на меня, маленькая Эимит, в сердце твоём любовь.

– У тебя тоже… по-другому? – щёки вспыхнули огнём.

– Да, – он прошептал.

– Так всегда?

– Эимит, ты единственная девушка, которую полюбило моё сердце, но точно ведомо мне, что так будет всегда и… даже лучше.

– Ещё лучше? – Эимит поднялась над покрывалом.

– Конечно, глупая, – Меаглор ещё долго смеялся, а Эимит обижалась, а потом смеялась с ним, и ненадолго печаль покидала облик её.

Меаглор смотрел вслед уходящей сестре своей.

– Почему ты отпустил её? Меаглор?! Ведь он Царевич! Там Царь, Наследник, там законы Главной Богини!

– Биоввена будет счастлива там, с Эарсилом.

– Откуда тебе может быть это ведомо?

– Я многое ведаю и многое знаю.

– Уста твои не лгали, Меаглор? Будущее открыто тебе?

– Открыто, Эимит… Не открываю я людям будущее их, чтобы болью не огорчать дни их, или слабостью и леностью не изменить судьбу. Но сейчас, после того, как чуть не умер, я вижу будущее почти всех и могу управлять своими видениями.

– Расскажи мне.

– О ком ты хочешь знать?

– О Биоввене.

– Она повяжет себя шёлковой лентой с Эарсилом и будет счастлива. Много знаний откроется ей и умений, законы запрещают врачевать женщине, но ей позволят, Верховная Жрица прокричит это в главном храме. Она будет помогать мужу в опытах его, а когда страшная болезнь нападёт на соседние Земли, вдвоём они найдут зелье для излечения от неё, и она обойдёт стороной Дальние Земли.

– А мои братья или отец, кто-нибудь из них жив?

– Все живы. Отца твоего, как и Бенаила, и соратников его, выпустят по велению Царя Горотеона и просьбе правителя соседних Земель под поручительство его. Отец твой и его соратники вернутся в поселение и не найдут никого, тогда перейдут они горы и окажутся в новых Землях, куда и повелит им направиться правитель соседних Земель, там уже обживаются оставшиеся жители поселения. Там твой отец встретит брата твоего, он вырастет ещё на половину голову и станет ещё больше на него похож, через время отец твой женится на вдове Гвилерине… а младший брат твой станет всадником Наследника.

– Но он же младенец!

– Сына Наследника Аралана. Их дружба будет крепка и продлится всю жизнь. Он узнает, кто его отец, но предпочтёт остаться во Дворце. Твой брат будет богат и знатен, и я вижу большое количество детей.

– А Эвиси?

– Её муж откажется от неё уже скоро… она перейдёт гору и встретит того, кого сердце её считает истинным мужем.

– Гелана?

– Да, но у него теперь другое имя, труднопроизносимое. Как и другая родина. Он станет правителем огромных Земель и моря, Эвиси проживёт с ним всю жизнь в довольстве и сытости, мудро правя народом своим и Землями, у них родятся три сына и дочка, которая станет лучшей лучницей не только своих Земель. Там же будут жить его приёмные родители.

– Неужели жизнь их будет безоблачна, и печаль никогда не коснётся сердца их?

– Почему же? В жизни всех будут радости и горести, будут удачи и поражения, болезни и выздоровления, потери и обретения. Но если однажды опасность будет у порога любого из наших друзей, мы предупредим их, чтобы избежали они ошибок и потерь.

– Будет и дальше проливаться кровь в Дальних Землях, Меаглор?

– Будет, но с каждой зимой всё меньше. Наследник Аралан, помня о судьбе сестры своей младшей, позволит Провинции за Горами чтить своих богов и жить на землях их по законам их, женщины не будут больше отправлять сыновей своих в казармы, а дочерей выдавать за мужей против воли их, и постепенно огонь ненависти угаснет в сердцах людей… когда нас уже не будет на земле этой, все Дальние Земли будут жить по таким законам. В мире и довольстве.

– А мы, что будет с нами?

– Мы перейдём горы и проживём жизнь до самой старости своей вместе.

– У нас будут дети?

– Уже есть.

– Кааак?

– Прислушайся к телу своему, маленькая глупая Эимит, прислушайся.