Текст книги "Высокое сопротивление. Бонус к книге "Минус всей моей жизни""

Автор книги: Наталия Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Высокое сопротивление (Бонус-история к книге «Минус всей моей жизни»)

 

 

Когда погаснет свет… Ты будешь ли со мною?

Когда колючий снег растает на ладони…

Когда сгорит февраль, когда исчезнет стужа…

Мне никогда никто, как ты, не будет нужен!

Я звезды для тебя сорву с небес руками,

Печаль твою раскрашу цветными миражами!..

Но без любви твоей умрет моя душа…

И нет мне сил к движенью – тоска мне без тебя!

И даже на краю… Ты будешь ли со мною?

И если упаду я в пропасть с головою?

И если будущее наше – лишь сон? Лишь притяженье…

Останься! Будь со мной! Твоя любовь – спасенье…

Моих ошибок стекла разбитые сверкают,

В моих грехах душа темнеет и страдает…

Но ты добром своим мне сердце согреваешь

И взглядом лишь одним дорогу освещаешь…

Когда наступит край… Ты будешь ли со мною?..

Когда уйдет печаль – моя душа с тобою…

 

Пролог

 

Волнение и недовольство яростно размахивали флагами враждующих государств на поле битвы неудовлетворенности, а гнев и напряжение выступали в качестве полководцев, удостоенных чести нести эти знамена… Мда. Скачущий гнев на гнедом коне – это совершенно нормальная картина, когда речь заходит о Сергее Минаеве… Золотой и темно-красный буйствовали вокруг него, выжигая сетчатку глаза до разноцветной пыли… Душный воздух пропитан винными и мясными парами, дурман, туман, видение, дымчатое облако… В котором тонули громкие голоса и смех, общение, расслабленность, веселье, океан, Турция…

Но Сережа и раньше не был любителем радостно и звонко похохотать: с его вечно насмешливым или хмурым лицом эта эмоция вообще как-то не очень сочеталась. А сейчас и подавно было не до смеха… Перед ним огромный, многокилометровый стол, будто грязно-белая лунная дорожка на морской глади, а там, на горизонте – недосягаемая, но притягательная, манящая, соблазнительная… Его Женя. Его мечта.

Ее голубое, как небесный свет, платье обнимало фигуру, словно бы волны теплого Средиземного моря, ее губы… Сквозь марево шумов, дыма, духоты… Воздух, кажется тяжелым, он почти зримо движется вокруг… Ее губы – ярко красные, спелые, как клубника, они что-то шептали в черные локоны ее собеседницы… Не шептали, конечно, нет. Женя смеялась и громко рассказывала какую-то историю улыбчивой, непритязательной брюнетке – менеджеру по продажам одной московской фирмы, которой тоже посчастливилось поучаствовать в этом международном форуме, но Сережа уловил в таких родных фиалковых глазах отражение печали…

Он, между прочим, ужасно злился на эту девчонку (брюнетку то бишь). Она там же, за горизонтом, вместе с его Женей, сидит так близко к ней, что ей наверняка ощущается легкий аромат сирени, а он здесь, на этом чертовом берегу одиночества, расторможенный, обессиленный, хмурый, воинствующий…

Как же надоела эта никчемная война! Кому хорошо от пустого перетягивания канатов из стороны в сторону? Слишком много тех, кто страдает зря… Женя. Настя…

Тонкие руки, золотое колечко нежно подмигивает белым огоньком, золотисто-бронзовые волосы манят, манят его, скручивают ему грудную клетку в адском огне… И чего он, собственно, тут расселся и сидит, как совушка-сова-большая голова, таращась на нее немигающим взглядом? Все, пора. Сжал кулаки, еще секунда – и он все исправит! Все исправит, будь он проклят страшным оком сто тысяч раз! Он не отпустит ее, он не отдаст ее никогда и никому…

Густой, пахучий и душный воздух взметнулся огненным вихрем, когда Сережа стремительно встал и в своей самой уверенной в себе манере быстрым шагом пошел к ней. Дымка рассеялась, вокруг словно воцарилась тишина. Перед ним лишь она…

– Женя. – угу. Приказной, жесткий тон вернулся… Хе-хе, ну что, Сережа, опять за свое? Только вот повелевать тут он меньше всего желал, а больше думал о том, как бы схватить Женьку за локоть и утащить куда-нибудь подальше, с тем чтобы…

            Она вздрогнула – мигом всколыхнулся рассерженный и страшно обиженный блеск в умопомрачительных фиалковых глазах… Тьфу ты, вот же жизнь какая штука идиотская!

            Разочарование и гнев снова пустились вскачь, заполняя следами от острых копыт все Сережины легкие.

– Да, Сергей Викторович? – о-очень официально и холодно так, словно подводный ключ со дна зеленого озера, окатил Сережу ее голос с головой…

            Сергей вздохнул, восстанавливая равновесие… восстановить равнове… Нет, черт бы побрал этот дурдом, какое, вашу мамашу, равновесие, когда эта ситуация бесила его похуже занозы в одном месте, которое стыдно людям лицом показывать??? Но он не имел права злиться на нее: он и только он был виноват во всем.

– Пошли выйдем. Поговорить надо. – беспрекословно и жестко заявил он.

            Фиалковые глаза сузились, изучая выражение его лица (Сережа надеялся, по крайней мере, что оно еще было похоже на лицо, в свете переполнявших его эмоций), в них заискрился вызов, боль и гнев. Становилось жарче, как в накаляющемся духовом шкафу. Сережа чувствовал себя грозным полканом, нависшим над сладкой, белоснежной косточкой с самым своим настойчивым, упертым видом, и Женя, судя по всему, была того же мнения, потому как негодующе вздохнула и посмотрела на свою соседку – непритязательную брюнетку с серым пятном вместо лица и розовой линией улыбки на месте рта, вежливо проговорив:

– Извини, Ирин, я на пару минут.

            Сережа не слышал звуков, глядя лишь на Женю, как обезвоженный, напиваясь ее изящными, тонкими изгибами, ее легкими движениями, жадно глотая ее образ в такой прекрасной близости от себя, а бесцветный голос откуда-то, может, и даже внутри его головы, пробормотал:

– Да, конечно, Жень. Я здесь буду.

            Шорох легкого, шелкового платья в пол, Женя расправила несуществующие складки и, отбросив волосы за плечи, двинулась к выходу из банкетного зала, туда, где алело вечернее солнце, путаясь в плетениях кресел из ротанга и танцуя горячими лучами на белоснежных балконных перилах просторной террасы, заходящей правильным прямоугольником прямо в воду.

            Сережа шел за Женей, уверенно, решительно, с любимым угрюмым сосредоточением в лице, но… В душе он маялся от злости на то, что сейчас будет происходить. Он догадывался о том, что она скажет. И он до тошноты не хотел этого слышать.

            А она изящно шагала впереди: легкая, нежная, все такая же милая и правильная, все такая же недосягаемая, черт возьми… Борьба с ветряными мельницами – вот на что это похоже… И наступало время побеждать, а пока…

            Зеленовато-бирюзовые волны бились о выбеленную стенку террасы, прозрачные, словно морозный уральский воздух в далекой России… Под ними виднелся песок, камни разных форм, а один крупный камень, как почудилось под кровожадное настроение Сереже, казался похожим на живот мертвого турка, и среди этого бездыханного пейзажа сновали туда-сюда черные маленькие рыбки с таким видом, словно они давненько не ели сочной человечинки (ну вот, поток плотоядных изобразительно-выразительных средств русского языка можно считать оконченным, выдыхаем свободно).

            Эти рыбки сквозь водную рябь, помехи на экране телевизора, так сказать, смогли углядеть два силуэта, остановившиеся у витиеватого заборчика и воззрившиеся друг на друга с легкой тоской, взаимным упреком, то ли обидой, то ли злостью, рябь мешала черным глазкам разглядеть как следует, но… Было между ними и кое-что, что рыбам показалось немного диссонирующим с общим настроением этой пары… Тонкое, незримое, волнующее чувство, так тесно связавшее их, что они казались единым целым.

            Рыжеволосая девушка в небесно-голубом и мужчина в белоснежной рубашке с закатанными рукавами… Жертвы случайной встречи и роковых событий… Разные, обиженные как будто, но то чувство, что связывало их незримыми цепями, оно делало их похожими.

– Вот и о чем еще мы должны говорить, Сережа? Язык уже устал повторять, что эта тема не требует дальнейших дискуссий! Не хочу больше ничего обсуждать.

            Ого! Голос дрогнул – похоже, назревает ссора! Тем интереснее. Рыбки мгновенно сгрудились ближе к террасе, навострив невидимые ушки, а кое-кто даже разулыбался беззубым ртом. Как известно, посторонним иногда так приятно слушать чужую ругань, просто бальзам на их жадные до чужих жизней сердца… Так вот, сквозь хаотичное биение волн о террасу они увидели, как сильная рука мужчины схватила девушку за предплечье и резко развернула к себе.

– Женя, черт возьми, ну что еще я должен сделать или сказать, чтобы ты мне поверила?!? Почему ты упираешься, как… – пауза, гневный вздох. – В общем, так: мы будем говорить на эту тему столько, сколько нужно будет, чтобы до тебя наконец дошел тот факт, что я совершенно не имею никакого отношения к ее беременности!!! Ну как ты не поймешь???

            Рыбки переглянулись черными, блестящими от оживления глазами. Несколько из них уплыло восвояси, но многие, наверное, из той категории, что любят смотреть на чужие ссоры и удовлетворенно умозаключать, что кто-то, все-таки, живет еще хуже, чем они, к их несказанной радости, наоборот, подплыли ближе к поверхности, чтобы лучше слышать.

– О-о-о, ну конечно! – гневно воскликнула рыжеволосая, всплеснув руками. – Я и забыла, что все всегда должно быть так, как хочешь ты, Сережа! Но против твоих слов и лично тебя играет такая маленькая бумажка с черно-белой фотографией ребенка в животе твоей жены, под которой написан срок ее беременности и даже стоит печать медицинского учреждения и ПОДПИСЬ ВРАЧА!!! И ты знаешь, этот срок как-то поразительно указывает на тот самый день, когда ты оставался ночевать у нее дома! – голос чуть не сорвался на крик, а сквозь водные помехи рыбкам стал заметен какой-то блеск на щеках девушки…

            Она замотала головой, как бы не желая верить во все происходящее, и обессиленно сложила локти на белые перила, глядя куда-то вдаль, на сияющее в лучах заката оранжево-красное море.

– Как же мне все это надоело, Сережа… И любить тебя, и ждать тебя, и надеяться на что-то хорошее… Ничего у нас не выйдет. Это бесконечный процесс. Бесконечная борьба. Любовь, конечно, стоит испытаний… Но есть же своя мера во всем! Слишком много препятствий, слишком много чего-то… неправильного! Никогда нельзя идти против своей совести… Даже ради любви. Она не искупит вину, а лишь… усугубит. И душу разрывает без жалости.

            На лице девушки стало слишком много блеска, столько, что он слился с блеском волн в красных лучах затухающего солнца, и рыбки почувствовали грусть и жалость.

            Мужчина, казалось, тоже был подавлен, словно бы впервые не зная, что сказать… Но любовь и самых решительных мужчин приковывает наручниками к батарее, отбирает силу, лишает трезвости…

            Мужчина сделал шаг к ней и, ударив кулаком по перилам, отчаянно заговорил, наклонившись к ее волосам:

– Брось, Женя, ты не права! Это все ерунда, мы сможем с этим справиться, поверь мне! Ты только должна мне полностью доверять, ты слышишь?? Я еще раз тебе повторяю: у меня с Ксюшей ничего не было! Как, к чертям собачьим, я мог с ней переспать, когда мне нужна только ты?!? Ты знаешь, я был у нее той ночью, но ты прекрасно помнишь, зачем я оставался! Она наверняка подделала это УЗИ, или сроки подмахнула, или не беременна вообще! А может, и переспала с кем-то другим, но это можно легко дока…

            Девушка поморщилась и на миг закрыла лицо ладонями. Жалость рыбок сменилась укором: теперь они заняли сторону импульсивного и разгневанного мужчины… Им показалось, он говорил вразумительнее.

– Ох, Сережа! – воскликнула рыжеволосая, не дав ему закончить. – Я даже не хочу ломать голову над этим вопросом! Факт остается фактом – теперь ты не сможешь развестись с ней ближайшие два года, только если она сама не сжалится над тобой и не напишет заявление, чего в ее случае уж точно никогда не будет! А я… я не могу ждать так долго! Я не могу!!! – крикнула она ему в лицо, а ее голос дрожал все сильнее от отчаяния и слезных потоков. Рыбки сочувствующе переглянулись: нет, девушка, все-таки, тоже очень мила… – Я тоже хочу замуж! Я тоже хочу семью, детей! Сколько еще мне тебя дожидаться, Сережа?!? До тех пор, пока не подойдет к концу мой детородный возраст?!?

– Женя!! – руки мужчины схватили ее за плечи, в его голосе слышалась неподдельная тревога. – Не смей так говорить! Никаких, к чертовой матери, двух лет не будет! Я все решу, слышишь?? Ты только пообещай мне…

– Да что ты можешь сделать, Сереж, не говори глупостей!! Все, все! С меня хватит! Это слишком, это через край!! Я больше не буду ждать тебя, а когда мы вернемся, я уволюсь, и прекратим мозолить друг другу глаза! Это окончательно. Так всем будет лучше: и Насте, и тебе с твоим бизнесом, и Ксюше с ее будущим ребенком… ЭТО КОНЕЦ. – с нажимом проговорила девушка, рыдая в голос, пытаясь, все же, говорить твердо, пытаясь поставить высокий заслон между собой и этим мужчиной, который сейчас ошалелым, словно обожженным взглядом смотрел на нее, желая удержать, но поздно, поздно…

            Девушка медленно убрала его руки со своих плеч и исчезла из поля зрения рыбок, а мужчина отчаянно и яростно крикнул ей вслед:

– Женя, Женя!! Стой!.. Женя…

            Но рыбки уже и сами догадались, что она не вернется, а потому, грустно вздохнув, стали расплываться кто-куда по своим делам, оставив тяжело дышащего Сергея одного на террасе в абсолютно негордом одиночестве.

            Сережа смотрел ей вслед, а его сердце бухало в груди… Не просто бухало, оно ударяло так, что у него болели виски, а живот разрывало огненным бенгальским огнем… Дыхания не хватало, жар душил его, он зачарованно таращился на стремительно уходящую прочь Женю… Она имела безграничную власть над ним. Он чертовски зависел от ее настроения, слез, смеха, грусти или радости, и даже от ее стройной фигуры, подчеркнутой длинным, голубым платьем… А сейчас его мозг просто трезвонил от беснующейся мысли: это же было так… разрушительно!!! Это были НАСТОЯЩИЕ слезы… Все должно было быть не так… не так… Но ее глаза в тот миг, когда она сказала «Конец»…

            Это слово в его голове прозвучало так бессмысленно и глупо, что он поморщился. Этого не может быть!.. Никогда! Но ее слезы… ее тон… так чертовски… правдиво…

            Окончательно спятив, Сергей продолжал стоять, как приколоченный, на этой ненавистной террасе и смотреть на Женю, которая вошла в зал и, оглянувшись по сторонам, двинулась к барной стойке, за которой восседал звезда психоделики в самой своей глазоразрывательной рубашке с сумасшедшими кругами по всей спине Семен Карташов, не спеша потягивающий кальян.

            Сережа чувствовал ее всем сердцем, как будто его сердце – это и была она, каждая его клеточка, каждая мышца, каждая капля крови стремились к ней, он сходил с ума от любви, он ощущал ревность и бешеную тоску… Он ждал ее взгляд. Посмотри, Женя, ну же… Посмотри, посмотри… Посмотри, или ему крышка…

            Женя вытерла слезы и, глубоко вздохнув, наклонилась к Семе и что-то шепнула ему на ушко своими красными, как клубника, губами. Сережа ждал, его сердце убивало его своими ударами…

            Женя внимательно скользнула по банкетному залу глазами и, удостоверившись, что на нее никто не смотрит, мгновенно перевела взгляд на Сережу. Фиалковое, волшебное свечение… Секунда… И она победно и игриво улыбнулась ему, а в ее глазах блеснул задорный, но нежный огонек.

            Сережа выдохнул, чувствуя, как от облегчения ему захотелось одновременно и расхохотаться смехом слегка поджаренного на сковороде Преисподней грешника, и разораться шибанутым орангутангом, и набить чью-нибудь поганую морду, потому что… Игра удалась.

 

Глава 1. «Минус» (Полутора месяцами ранее)

 

            От собственной спешки голова Сергея стала похожа на буфет в театре во время антракта: гул, раздражение и желание подтолкнуть в спину стоящего впереди, чтобы тот скорее выбирал свои дурацкие бутерброды, пока ты маешься от желания хлопнуть рюмашку-другую коньяка и блаженно проспать все второе действие… В общем, мысли его тесно толкались в очереди, подпихивая вперед одна другую, а рот речитативом выдавал всю необходимую этой «касте неприкасаемых», называемой всуе инвесторами, информацию. Мда. Совещание с инвесторами всегда происходило по типу тренировки на теннисном корте – ты с криком отбиваешь один мяч, представляя себя со стороны сильным и ужасно красивым, а специальная машина-пулялка шмаляет в тебя своими желтыми снарядами снова и снова, не позволяя ни на секунду расслабиться и опустить ракетку…

            Ему кровь из носу нужно было покинуть чертов кабинет «Черного полюса» в половину седьмого: у Жени занятия в институте оканчивались в семь часов, и он собирался встретить ее на парковке. Ну а спешка объяснялась самодовольным и жутко себялюбивым желанием увидеть в глазах Жени восторг, радостное удивление и восхищение, а на губах – нежную, игривую улыбку, чего никак нельзя было получить, если отправить ей смс с предупреждением о его приезде. Сережа гордо заулыбался, испытывая триумф и жадное предвкушение, и сидящий ближе всех к нему Александр Александрович странновато взглянул сначала на его лицо, светящееся, как пионерский флаг на солнце, а затем на документы перед собой, но уже с большим подозрением, как будто сообразив, что внезапное веселье директора сего предприятия может быть связано с тем самым дорисованным ноликом в отчете о закупках.

            Не обращая внимания ни на какие зырканья в свою сторону, Сергей Викторович Минаев, грозный начальник успешной производственной фирмы, с особым нетерпением метал под скрюченные носы и завернутые носогубные складки графики и отчеты, наглядно демонстрирующие его великие способности максимально эффективно распоряжаться инвесторским рублем, и быстро-быстро, но убедительно и до жути самоуверенно проговаривал все это еще раз вслух, обращаясь к деревянным лбам и недоверчивым, хмурым и до яростного скрежета дотошным разноцветным глазам.

            Все же, кто-то на небесах, али в аду, услышал его увещевания, потому что ровно в половину седьмого инвесторы, собрав последние пучки морщин между бровями и волосами, дружно умозаключили, что фирма работает в нужном ключе, и, чувствуя, конечно, нервозную торопливость «барина», как назло, медленно, аки богатые, но туповатые улитки, начали с покашливанием и покряхтыванием расползаться по норам, разжигая в голове Сережи навязчивое желание придать им ускорения и раскидать в разные стороны с помощью хорошеньких пинков под мягкие места в слегка лоснящихся, но все же совсем недешевых, отлично сшитых брючках. Когда, наконец, в директорском кабинете остался лишь душный, спертый воздух от пребывания девяти мужчин в закрытом пространстве, Сережа наспех распахнул форточку, впустив свежий, теплый, но уже осенний ветер погулять в проходах вокруг дубового стола, и, схватив мобильник и пиджак, унесся на невидимых крыльях, что называется, в закат.

            Двадцати минут темно-синему «Экстрейлу» с тем же залихватским номером Е313ЕЕ хватило, чтобы стрелой прилететь в соседний район города и уже вписаться в узенькие проезды обширной прямоугольной парковки около одного из самых престижных высших учебных заведений города.

            Сережа хмуро оглядывался, даже не думая снижать скорость перед рассекающими воздушные массы туда-сюда хохочущими компаниями, влюбленными парочками и стреляющими глазками по дорогим машинам молоденькими акулками, которые уже вполне осознавали, чего они хотят от жизни, но разве ему было дело до всей этой беззаботной молодежи?.. Он внимательно выискивал глазами желтый «Опель», ее машину, ее «ласточку»…

            «Опелек» Жени скромно пристроился в самом дальнем углу оживленного паркинга, солнцем блестела его канареечно-желтая крыша, заигрывая с красноватыми лучами заходящего истинного небесного светила, контрастно выделяясь на фоне серо-черной автомобильной кучи-малы. В сердце Сережи моментально вспыхнуло волнение, заполняя всю его душу предвкушающим теплом… Сейчас придет она, он ее увидит, сейчас придет Женя…

            С визгом затормозив около Жениного автомобильчика, нагло перекрыв выезд не только «Опельку», но и еще какому-то квадратному, серебристому «китайчонку», Сережа выпрыгнул из машины и, прислонившись к ее корпусу, стал нетерпеливо, но внимательно глазеть на толпы студентов, выползающих из главного корпуса университета с таким видом, словно этот корпус был огнедышащим драконом, сожравшим беззащитных пареньков и девчонок утром и тщательно переварившим их в течение дня, после чего дракончик вдруг сжалился над их хилыми, еще не расправившимися до конца фигурками, и выплюнул бедолаг обратно: пусть себе живут!

            Солнце мягко согревало Сереже спину, он слегка хмурился, нервно подергивая коленом: ему было что сообщить Жене, и он уже догадывался, какой будет ее первая реакция…

            Длинноволосый паренек в странном, оранжевом шарфе с надписью «Пилот» и противным, ухмыляющимся смайлом со всем апломбом этого мира и свойственной молодым, двадцатилетним людям наглостью и бесстрашием потребовал убрать «Экстрейл» «прямо сейчас», потому как его ржавый «китайчонок» непреодолимо сильно мечтает поскорее двинуться в путь, чтобы распугивать своим видом народ на дорогах, но мы такой вариант событий уже проходили… Сережа сверху вниз поглядел на паренька самым своим убийственным и наглым взглядом, после чего, не пошевелив ни единым мускулом, кроме мышц челюсти, сообщил в очень «корректной» форме, куда и что именно этому пареньку стоит убрать «прямо сейчас», поскольку Сергей может легко помочь ему в этом деле, если вдруг фанат «Пилота» не справится сам… Ну и парень, обиженно стрельнув на него слегка оробевшим взглядом, громко и раздраженно вздохнул, но в бутылку лезть не стал, а попросту ушел и сел в свою, с позволения сказать, машину и включил радио… Все-таки Сережа, уже бесстыдно продолживший думать о своем, говорил о-очень убедительно.

            Шел сентябрь. Вернее… он только начался, забрав у августа несколько теплых деньков для своих нужд и придав золотому ковру из листьев на дорогах особой романтики, когда горожане так и жаждали пройти по нему, с огромным наслаждением вдыхая чуть влажный, но еще теплый воздух, гуляя по проспектам дотемна, желая держаться за руки и улыбаться, представляя наступающую зиму как волшебную, прекрасную и белоснежную сказку, донашивая свои летние вещи, чтобы через пару дней, когда осень вступит в свои права и окончательно завладеет этим местечком земного шара, сунуть загорелые тела в теплые пальто, а ноги – в сапоги из кожзаменителя.

            Три месяца прошло с тех пор, как Женя пообещала Сереже, что дождется его… Сережа ухмыльнулся себе: он помнил каждый день, каждую ее улыбку, каждое нежное словечко в его адрес…

            Он отлично осознавал, как Жене было нелегко решиться на этот шаг, он понимал, что ее внутренние установки и принципы настолько сильны, что даже пробить брешь в этой броне без боли и огромных усилий не получится, и все же она пошла на это… Сережа в тот момент и мечтать о таком не мог, думая, что дорога к ней закрыта навсегда, но она дала ему шанс, дала надежду! И это было чудесно, невероятно, умопомрачительно! Он бы умер за этот шанс, он был готов ради нее на что угодно, что угодно!.. Он даже был на сто процентов уверен, что ничего особенно сложного не было в том, чтобы находится рядом с ней, но не прикасаться, не обнимать, не целовать, не ощущать ее трепета и тепла и так далее, и чертовски так далее, он же любит ее до безумия, любовь сделала его благородным и честным, вывела на правильную дорогу и бла-бла-бла…

            Но, кхм… Нет. Развод представлялся еще страх как катастрофически далеко и даже не маячил ни единым местом на горизонте, а каждый день его Женя наполняла секретарскую своей особой, светлой аурой, нежным и манящим ароматом сирени и соблазнительной фигуркой в каком-нибудь летнем, но деловом платьишке, фигуркой, фигуркой…

            Не подумайте дурного: Сережа очень старался. Сережа – пай-мальчик, Сережа – молодец, просто образец непревзойденной стойкости! Держался на расстоянии, не подходил близко ни сзади, ни спереди, но ее игривая улыбка, ее любящий взгляд, ее хрупкость и изящность, а также тот факт, что Женю «трогать НЕЛЬЗЯ», лишь подогревал в нем стремление сделать все наоборот, кипятил его кровь до сотни градусов, воспалял фантазию до ужасающих пределов, буквально сводил все мышцы тела в болезненном напряге, стоило ей лишь прошелестеть мимо… И так продолжалось целых полных две недели…

            После чего «честность и благородство» Сережи, которые там вспыхивали где-то случайно в его поступках, но были слишком чужды его нраву и характеру, сделали реверанс, вернув Сергея на землю из ромашкового облака идеального мужчины в его природную ипостась, заставляя крушить преграды любыми способами, добиваться желаемого во что бы то ни стало, а также абсолютно забыть о том, что выбор и решения других, особенно, если этот кто-то – любовь и страсть всей твоей никчемной, дурацкой жизни, нужно уважать и считаться с ними… В общем, напившись яду собственной самоуверенности и силы, Сережа принялся методично, понемногу, по чуть-чуть, пробивать брешь в Жениной защите, действуя аккуратно, но впечатляюще… Он принялся ее провоцировать.

            Игра его была жестокой, прежде всего, по отношению к нему самому, заставляя его сходить с ума, лишь стоило Сереже заметить в ее глазах ответную реакцию на его слова или «ничего не значащие» прикосновения, ее внутренний огонь и трепетное волнение, но это лишь подначивало его еще больше, и он, собрав в себе остатки сил и терпения, продолжал проделывать большую дыру в ее запрете на физическую любовь.

            Однако, желание получить Женю полностью и навсегда было не единственной причиной его дальнейших мытарств. С тех пор, как он купил себе другую квартиру и стал жить отдельно, Ксюша, его жена, озлобленная и обиженная, не дала ему ни дня, чтобы он мог побыть с дочкой: она не впускала его в старую квартиру, перехватывала Настю в садике, сразу запихивая в подъехавшее такси, пока та его случайно не заметила, караулила до и после кружков, куда водила девочку, и даже няне строго наказала держать ребенка от него подальше… И Сережа бесился и буйствовал до умопомрачения, но ничего не мог поделать против нее… А значит, во что бы то ни стало нужно получить разрешение суда на официальные свидания с Настей, чем скорее, тем лучше, поскольку он знал, что Ксюша настраивает дочь против него, обвиняя его во всех смертных грехах. Тем острее нужен был развод.

            И сейчас он грел спину около университета, чтобы поделиться, наконец, с Женей своим замыслом, который он вынашивал долгое время, взвешивая все «за» и «против». И никаких, к чертовой бабушке, ожиданий! Никакого треклятого года! Он все изменит здесь и сейчас. Женя будет принадлежать ему, а Настя снова обретет отца, и пусть лишь по воскресеньям, но каждый миг с дочкой на вес золота… Он решит эту проблему, даже если метеорит обрушится ему на голову, или летающая тарелка заберет его к себе на борт, или…

            Как только он мысленно в своем мозгу еще раз поставил беспрекословный жирный восклицательный знак, дубовые двери университета в очередной раз с глухим скрипом отворились, и вышла она…

            Сережа замер, ощущая себя полным идиотом, но все внутри него чертовски сильно всколыхнулось, словно огненная лава, извергнутая внезапно ожившим вулканом, эта лава разливалась по его телу, разогревая кожу, сжимая душу, опутывая тяжелой сетью дыхание, оставив ему лишь возможность вожделенно таращиться на нее без единой трезвой мысли в голове и уж точно без его супер-хитроумного плана.

            Женя его не видела. Она шла, медленно, расслабленно, весело смеялась и что-то говорила своим университетским дружкам… Сережа резко нахмурился, начиная страшно злиться и страшно ревновать. Она выглядела такой радостной и беззаботной рядом с ними! Такой… счастливой!.. Сережа немного покопался в памяти и сделал угрюмый вывод, что рядом с ним на ее лице всегда мелькает какое-то… напряжение… Или озабоченность… Он резко рассердился, сжав кулаки в карманах брюк, не переставая внимательно и жадно следить за ней глазами.

            Женя была одета очень просто – совсем не так, как она обычно одевалась на работу. Ничего особенного, просто белая удлиненная футболка с каким-то принтом, джинсы и белые кеды, но Сереже казалась она сногсшибательной, умопомрачительной, желанной… В принципе, можно было откинуть все другие слова, кроме последнего, но приличие и терновый куст романтики не дает нам это сделать… Ее рыжие волосы блестели золотом в косых, ярко-алых лучах заходящего солнца, а сияющие глаза улыбались… Как же его там?.. Димке? Сережа прекрасно помнил того качка, который прошлой осенью нехило вмазал ему в живот там, в «Источнике». И того худого, что справа от Жени о чем-то рассуждает с псевдо-умным видом, он тоже помнил… Ревность колошматила его здоровенной шипастой булавой, но Сережа вздохнул и поспешил вернуть ее в зародышевую стадию, тщательно контролируя все, что буйствовало у него внутри: вряд ли Жене понравится очередной недовольный выпад в сторону ее друзей…

            И в этот момент Женя легко и задорно рассмеялась, ее смех донесся по ветерку словно чудесный звон капели весной, Сережа было улыбнулся, но Женька, ай-яй-яй, фу ты, ну ты, весело переводя взгляд с одного своего спутника на другого, вдруг взяла их обоих под локти.

            Гнев ударил внутри Сережи мощной кувалдой, а еще прилетела безумная мысль взять эти два чертовых локотка, за которые держались ее нежные ручки, и вывернуть их задом наперед в качестве профилактической беседы… Но злая и черная, как кошачья шерсть, мысль мгновенно улетучилась, когда Женя и ее дружки еще больше приблизились к нему, и ее взгляд случайно упал на него. Сердце сжалось, возвышая ритмы, мир превратился в далекое эхо, а в груди развернулось адское пламя.