Текст книги "Высокое сопротивление. Бонус к книге "Минус всей моей жизни""

Автор книги: Наталия Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Ну, в общем, к чему я клоню? Можешь сходить с ней на утренник вместо меня, а потом… Так уж и быть, разрешаю тебе провести с ней вечер. Мне все равно будет некогда: сдача налоговой декларации за прошлый квартал по «Нойзи-Хаусу» висит… Так что вот он, твой звездный час, Сережа.

            Сережа ошалело посмотрел на телефон, задним мозгом подумав, что что-то в этом во всем нечистое есть, поскольку не далее, как на всем протяжении нескольких последних месяцев Ксюша стоически охраняла Настю от нежелательного контакта с «плохим папой», крича на полные связки, что не допустит его к дочери больше «НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА, нечего всяким предательским тварям тереться около моей дочки, мы и прекрасно вдвоем проживем, слышишь, скотина, урод, мордоед?!? НИКОГДА!!!», а теперь вдруг целый день? Да еще вдвоем??

            Сердце как-то интуитивно сжалось, предчувствуя недоброе, но будь он тысячу раз проклят, если не воспользуется возможностью и не проведет эти часы с Настей!

– Неужели. – язвительно буркнул Сережа, ухмыльнувшись, а нутро предупреждающе пружинило в каком-то марше. – Действительно, не прошло и года. Во сколько у нее утренник?

– В девять тридцать. – ворчливо сообщила Ксюша. – Если ты забыл со всеми своими бабами, то у них в группе всегда проводятся праздники в одно и то же время. Ладно. Подъезжай. Но вечером чтобы Настя была дома! Вздумаешь увезти ее в свое логово – я тебе все лицо расцарапаю и ментам до кучи скажу, что ты моего ребенка украл! Ясно тебе, непутевщина?

            Сережа не сдержал в себе раздраженного смешка.

– Красть Настю не входило в мои планы, извини. У тебя все?

– Все!!!

– Тогда досвидос. – и он сбросил вызов, чтобы, не дай Бог, не услышать в ответ еще какие-нибудь лесные названия собственной личности.

 

Глава 5. «Минус»

            Игнорируя все мыслимые и немыслимые душевные порывы просигнализировать своему хозяину о надвигающейся опасности, Сережа, заручившись Жениной словесной поддержкой, уже в девять утра торчал во дворе того самого дома, где прожил долгих девять лет и который даже всуе называл «своим», нервно прохаживаясь перед «Экстрейлом» и взволнованно ожидая, когда спустится Настя. Встреча с дочкой так взбудоражила его, что он не спал всю ночь, беспокойно ерзая в кровати и продумывая то, что скажет ей, то, как она встретит его, и ее возможные к нему вопросы… Он поймал себя на мысли, что до жути боится ее обиды, что не знает, что будет делать, если она не захочет говорить с ним… Сережу давила огромная, каменная плита вины перед ней… Он не мог себе представить, что чувствует ребенок, когда одной половинкой его сердца вдруг становится меньше…

            В нашей стране так много подобных ситуаций и подобных разводов, что нам это кажется уже нормой… А бедные дети, видя перед глазами пример неполной семьи, вырастают с четким ощущением, что это совсем не страшно – повернуться спиной и выйти в дверной проем навсегда, даже не вспомнив о том, что большие, полные слез и непонимания глаза сына или дочери глядят тебе вслед, нуждаются в тебе… Но это не имеет такого уж большого значения, потому что ты убежден – в твоем решении играет главную роль жизненная необходимость… Твоя лишь необходимость… Только твоя…

            И Сережа, попавший в подобную ситуацию и три месяца уже не видевший собственную дочь, осознавал все это, но и не только. Связь. Родство. Тепло. Забота. Все то, что должна была получать от него Настя, все это рухнет, канет в небытие, развеется по ветру, если он сам не станет хвататься за эти нити. Самое легкое – это стать чужим собственному ребенку. Но Сергей намеревался до всех возможных пределов устроить все так, чтобы Настя по-прежнему чувствовала всей душой, что он – ее отец.

            Дверь подъезда с пиканьем распахнулась, и…

– Папа, папа, папочка!!!

            Сердце защемило так, что даже защипало в глазах, а улыбка сама широко растянула его лицо по-горизонтали… Этот голосок… Родной… Любимый…

            Настя!!! Настя, его дочка, его клеточка, его маленькая частичка, она сейчас неслась быстрее ветра с огромными, счастливыми серыми глазищами и раскинутыми для объятий руками…

            Она бежала к нему, она ждала его, она скучала!..

– Настя! – Сережа кинулся ей навстречу, ощущая в груди такую боль, что дышать не представлялось возможным, и вот она, его прелестная маленькая дочка в очаровательном темно-зеленом платьице, белых колготочках, туфельках в тон наряду и смешной шапочке овальной формы с маленьким коричневым хвостиком, символизирующей цуккини во всей красе и похожей на лепешку, она обхватила его за шею своими маленькими ручками, а Сережа стиснул ее в объятиях со всей силы, понимая, что из него, возможно, впервые за десятки лет, собираются брызнуть слезы, но он мощно держал их в себе, крепко зажмурившись…

            Она так знакомо пахла… ребенком. Родной, чудесный запах… Ее маленькое, тонкое тельце содрогнулось… Сережа резко отстранил ее, заглядывая ей в лицо, и с неописуемым ужасом, тревогой и бешенством, направленным на себя, увидел прозрачные, блестящие слезы на ее щечках.

– Насть… Ну что ты… Что ты… – хрипло из-за невероятно тугого комка в горле произнес он, зацеловывая ее щеки, не имея сил остановиться, страшно желая увидеть улыбку на этом нежном личике, а она всхлипывала, ее маленькие, белоснежные ладошки впивались в его шею, будто боясь ее отпустить, а серые глаза светились жгучей, смертоносной для любого родителя печалью.

– Пап… Почему ты так долго не приходил?.. Я скучала по тебе! Ты меня не любишь больше?.. – тихо прошептала она, и Сережа нахмурился, бросив быстрый взгляд наверх, на окна своей бывшей квартиры, но, откинув лишние, ненужные эмоции, он улыбнулся и ладонью вытер слезы дочери с ее румяных щечек.

– Что за глупости, Настя?? Как я могу тебя разлюбить? Ты что такое говоришь? Я люблю тебя и буду любить до конца своих дней – ты же моя дочка! – строго, но нежно проговорил он, жадно впиваясь глазами в ее контуры лица, утоляя свою чудовищную тоску по ней, свою отцовскую любовь, а Настя на мгновенье просияла, а затем снова «потухла», пробормотав:

– Тогда почему ты не живешь с нами?

            Сережа вздрогнул и выпрямился. Настя серьезно ждала ответа, внимательно глядя на него, и Сергей поразился, до чего по-взрослому она выглядела в эту минуту… Видимо, наши ошибки вынуждают наших детей становиться взрослее раньше времени…

– Поехали в садик. А потом… я тебе расскажу. – пообещал Сережа, понимая, что объяснить ей кое-что все-таки придется, потому как эта серьезная малышка, деловито кивнув и направившись к «Экстрейлу», явно не забудет повторить свой вопрос после утренника.

            Праздник осени прошел на славу. Дети в костюмах огурцов и баклажанов танцевали с засушенным гербарием, разбрасывали листья, пели тщательно выученные песенки и притащили целую гору настоящих овощей, водруженную на крепкий обеденный стол посреди зала. Потом были стихи, и Сережа с нескрываемым удовольствием послушал звонкий и выразительный Настин голосок и, уподобившись остальной родительской массе, потратил пару гигабайт на телефоне, записывая видео всех мероприятий, в которых хоть каким-то боком, пусть даже и в массовке, была задействована его дочурка. Он получал сумасшедшее удовлетворение от того, что находился рядом с ней, считая этот день одним из самых счастливых дней в своей жизни… По-особому счастливых. По-настоящему.

            Настя все время смотрела на него, ловила его улыбку и радостно улыбалась в ответ, и с этой радостью ничто, ничто не могло сравниться на этой земле: ни вечное солнце, ни огонь, ни горы денег или звездная слава, ни даже… любовь. Сережа не мог сравнивать эти две любви: к ребенку и к женщине. Любовь к ребенку абсолютна, незыблема, она преодолеет все, любые невзгоды и испытания, она всемогущая и бесконечная, и никогда не может быть утеряна… Никогда. Однако, и та, и другая любовь меняет твою суть, заставляет прийти к какому-то пониманию в жизни и дает ответственность, а также выпивает душу до дна, насыщая ее собой до краев…

            Глядя лишь на Настю, следя за ее глазами, куда бы она ни пошла под организованные командования нескольких воспитателей и музыкального работника, Сережа чувствовал себя так комфортно и спокойно, что даже не верил в то, что за пределами этого садика у него имеются еще какие-то проблемы… И страшно не хотелось думать о той минуте, когда ему придется вновь оставить ее на неопределенное время и уйти…

            Утренник закончился, и Сережа повез бесконечно довольную, громко и радостно пересказывающую вновь и вновь ему тот самый праздник, что он видел десять минут назад, дочь в пиццерию, молча улыбаясь и слушая ее восторженные щебетания с особым умилением и жадностью, чтобы запомнить ее голос, чтобы он надолго оставался с ним…

            Рассказы о Празднике осени очень плавно перетекли в повествования о садике и о ее тамошнем времяпрепровождении, и Сережа узнал много интересного, например то, что она поссорилась с Машкой из-за того, что та вечно зажимает свои игрушки и не хочет делиться, а дурак Димка матерится так, что все девчонки на него орут, а ему все нипочем, он Ольке Шипиловой нос разбил и обозвал нехорошим словом, а еще, кроме нее в группе читают хорошо только три девочки, и ее много хвалили за это, и так далее, и все такое прочее.

– Пап, вот почему мне девчонки фломиками раскрашивать не дают? – с блаженным видом и набитым ртом продолжала свои трели Настя, болтая под столом ногами и разглядывая пиццу в отцовской тарелке с особым интересом. – Я ведь всего чуть-чуть за края вылезаю, а они у меня забирают, говорят, я некрасиво делаю…

            Сережа пожал плечами и улыбнулся:

– Ну а ты постарайся красиво, не торопись. Они увидят, что ты хорошо раскрашиваешь, и не будут раскраски отбирать.

– Да?! Хи-хи!! Пап, а пап??? – Настя на минуту притихла, шваркая клубничным молочным коктейлем через трубочку, а потом, вздохнув, вдруг выдала:

– Ну почему ты с нами не хочешь жить, со мной и с мамой?? Почему, я не понимаю!?! Мама говорит, это из-за тети Жени, которая тогда мне конфетки дарила и машину нашу от воров спасла… Пап, это правда, да??? А чем тетя Женя лучше нас с мамой?? Ты обещал рассказать мне!

            Приехали. Сережа мгновенно почувствовал себя отвратительнее некуда. Даже кусок в горло не лез… А Настя так смотрит, словно его слова должны что-то решить, словно надеется уговорить его вернуться… Он видел в ее серых, больших глазищах призрак детской боли и тоски, и все внутри него опрокинулось вниз, больно ударившись об внутренние органы…

            Настя ждала, а Сережа хмурился, не зная, как подступиться к этой теме, как не сказать лишнего, как выдержать грань допустимого в словах и не повлиять на ее отношение к нему или к матери… Наконец, он решил попытаться поговорить с ней по-взрослому. Детские отговорки здесь явно не пройдут, и дочка не слезет с этой темы, пока не поймет что-то для себя.

– Настя, – вздохнул он, – понимаешь, это очень сложно объяснить…

– Я уже большая! Мне скоро семь! – с легкой обидой и вызовом бросила Настя, надувшись и сложив руки на груди.

– Я знаю. – тяжело проговорил Сережа, беснуясь внутри себя от того, что он действительно не знал, как ей сказать. – Понимаешь, мы с твоей мамой… очень разные. Ей нравится одно, а мне – другое, она хочет делать так, а я – эдак… Нам сложно… м-м-м… вместе решать какие-либо вопросы… А если двум людям тяжело друг с другом, то они постоянно ссорятся и становятся несчастными…

– Значит, ты с нами несчастный??? – в ужасе прошептала Настя, а ее милое личико побледнело. Сережа с болью сжал зубы, ругая свою голову на чем свет стоит за такие фразочки, и поспешно взял ее за руку:

– Дочь, все, что я сейчас говорю, относится только ко мне и к твоей маме. Ты к нашим… разногласиям не имеешь никакого отношения, и мы оба любим тебя одинаково сильно.

– Значит, ты с мамой несчастный?

– Мама несчастна со мной тоже. И чтобы не мучать друг друга, мы решили пожить отдельно… Но это не означает, что я не буду твоим папой и перестану приходить к тебе! Я всегда-всегда буду рядом, слышишь? – жестко и серьезно проговорил Сережа, а Настя вдруг сморщилась, собираясь заплакать.

– Так… ты не любишь маму больше? Теперь ты любишь тетю Женю, и вы будете жить вместе, и у тебя родится другая дочка, а я… а я… Но… почему ты не любишь маму?? Все… все же хорошо было… О-она же лучше… чем… тетя Женя… – Настя начала плакать, а Сережа, чувствуя тупые, болезненные удары сердца, быстро подсел к ней и обнял ее, тесно прижав ее к себе и мысленно ругая себя последними словами… Вот к чему приводят браки без любви. Разбитое сердце еще одной маленькой девочки, которая ни коим образом не заслужила эту боль…

– Настенька… Ну… ну не плачь… Я понимаю, это тяжело для тебя… Нет, конечно, тетя Женя не лучше твоей мамы, твоя мама всегда была и останется самой-самой, ты не должна в этом сомневаться! Слышишь? Тетя Женя просто… другая. Я не чувствую себя плохо рядом с ней, я…

– Пап… – прошептала Настя, расширенными, блестящими от слез глазами посмотрев на него и вцепившись в рукав его пиджака. – А… а может… ты будешь делать то, что хочет мама, а мама будет делать то, что хочешь ты? Так вы не будете несчастными… И… и ты снова сможешь к нам вернуться! А, пап?? Давай так попробуем! Я с мамой поговорю, я ее уговорю, чтобы она все делала, чтобы тебе нравилось! Это же… так просто, папочка! – в ее взгляде засветился луч надежды, и Сережа проклял себя сто тысяч раз, но все-таки с трудом выдавил:

– Нет, Настена… Боюсь, у нас не получится.

– Получится, получится!!! Я вам помогу, ты только вернись, папочка, мне плохо без тебя, папа, папа, папочка…

            Настя рыдала, уткнувшись в его пиджак, сердце Сережи рвалось со страшной силой, а душа, казалось, сжималась где-то в груди, готовая оторваться и взмыть в небо, лишь бы только оставить тело предателя, который так бездумно пошел на этот договорной брак, и также бездумно завел ребенка, не подозревая о возможных серьезных последствиях для него в дальнейшем. Вина туго сдавила горло, не давая вздохнуть, и Сережа, прижав к себе Настю как можно сильнее, отчаянно зашептал ей на ухо:

– Настя, пойми, послушай, в жизни не всегда бывает так, что мы делаем только то, что нам хочется. Иногда приходится жертвовать чем-то во благо другим, иногда приходится отказываться от чего-то, а иногда мы теряем что-то ценное для себя. Но запомни навсегда одну вещь: не зависимо от того, где я живу и как далеко, сколько раз в неделю мы будем видеться и сможем ли когда-нибудь снова стать с твоей мамой хорошими друзьями, я клянусь тебе своей жизнью – я всегда буду любить тебя, помогать и защищать, я всегда буду рядом, пока я жив, ты слышишь?!? Это останется неизменным, и я никогда, никогда, никогда тебя не оставлю, понимаешь? Понимаешь? Настя? Насть?

            Настя всхлипнула несколько раз, а затем Сережа услышал, как рыдания постепенно стали сходить на нет… У детей очень подвижная психика – сейчас они плачут навзрыд так, будто наступил конец света, а через секунду могут уже весело улыбаться и играть с друзьями. Вот и Сережина дочка, медленно выпрямившись, очень серьезно, и с каким-то особенным, чувственным напором и ожиданием подняла на него мокрые от слез глаза и, продолжая судорожно всхлипывать, но уже не плача, проговорила дрожащим голосом:

– Ты точно меня не бросишь? Ты будешь приходить?? А как часто мы будем видеться??

            Сережа вздохнул с облегчением. Приняла. Она приняла ситуацию, ну или, по крайней мере, уложила ее в своей голове и дальше будет отталкиваться от уже понятной ей точки опоры… Но никакая правда и никакое смирение с действительностью не заглушат ее боль, не излечат ее травму… только лишь время, которое ожесточит ее память об этом событии и забросает новыми образами и восприятием, надуманным ею же самой… И во что это выльется в будущем Насти – один Бог знает, а потому, лишь усердное стремление удержать эту связь может смягчить обстоятельства.

– Точно, Настя. Я никогда тебя не брошу и буду приходить так часто, как разрешит мне твоя мама. – «или суд», – подумал он про себя, но Настя уже немного успокоилась и улыбнулась чему-то своему, а потом проговорила:

– Папа, давай эту пиццу доедим, а домой еще закажем с собой, ладно? Ты же сегодня со мной побудешь еще? Ты же не уйдешь сейчас? – с надеждой и сильной тревогой уточнила она, а Сережа улыбнулся, умирая от нежности к ней.

– Побуду-побуду. Хорошо, доедай и выбирай в меню все, что хочешь – заберем домой.

– Ура!!! Пицца, пицца!!! – закричала она и захлопала в ладоши, будто сто лет таких изысков не едала и это не в ее желудок пятнадцатью минутами ранее уже плотненько упали три нехилых кусочка.

            Домой Сережа с Настей приехали только под вечер и ввалились в такую старую, до боли знакомую каждым уголком огромную, пятикомнатную квартиру с несметным числом коробок из пиццерии в руках, чем заставили изрядно понервничать Ксюшу, встретившую дочь легким поцелуем в щечку, а Сережу – словами:

– Ну наконец-то! Вы на время вообще смотрите??? Семь часов уже, а вас ищи-свищи! И что за коробки?? Ты макулатуру решил начать собирать, чтобы после развода хоть какие-то деньги были?? – съязвила она, ядовито хихикнув и поправив свой шелковый халатик, едва прикрывающий все самые тщательно увеличенные ею места.

            Сережа поднял брови и ухмыльнулся:

– Да, это я для костра. В моей нынешней хибаре тяжко с отоплением, выкручиваюсь, как могу. Это пицца, Ксюша, что тебе не нравится? – недовольно закончил сатирический выпад Сергей, но в этот момент снова прибежала Настя и утащила его в свою комнату играть.

            На радостях того, что вновь обретенный папочка был готов на все, Настя вытащила все свои настольные игры, конструктор и даже огромный кукольный дом, заставляя Сережу играть с собой то в одно, то в другое, то во все сразу, что неизменно повлекло за собой неуемную веселость, перенасыщение эмоциями, слишком буйный хохот и ровно в десять часов – полную отключку лицом в подушку: Сережа даже не успел пожелать ей спокойной ночи. Но перед тем, как окончательно отойти в сказочный мир фей и розовых пони, Настя с трудом выдавила Сереже и стоявшей позади в дверном проеме Ксюше, со скепсисом наблюдавшей их игру последние полчаса:

– Мамочка, папочка, я вас так люблю! Папочка, не уходи… пожалуйста… Останься… хоть сегодня… на денек… – после чего детский организм, не дождавшись ответа, объявил отбой и выключился из внешнего мира.

            Сережа накрыл ее одеялом и встал, хмурясь… Если уйти – Настя завтра проснется и начнет плакать… А остаться… Будет ли это правильным во всей сложившейся ситуации??

            Ксюша, глядя на его глубокую, противоречивую борьбу с собой, тихо фыркнула и ворчливо проговорила:

– Ради Бога, Минаев, можешь остаться, я тебе на диване постелю в гостиной, только избавь меня от своей сумрачной рожи!

            Сережа резко посмотрел на нее и хмуро прошептал:

– По-моему, это слегка неуместно, учитывая, что мы разводимся.

            Ксюшины глаза как-то странно сверкнули, а затем она раздраженно воскликнула, тоже шепотом:

– Тебя же дочь попросила, какие тут, к черту, уместности?? Или тебя все устраивало, что ты с ней не видишься месяцами, и она уже стала для тебя обузой, отвлекающим моментом от твоей рыжей… подружки???

– Не гони пургу, Ксюша. – разозленно и строго проговорил Сережа, бросив последний нежный взгляд на Настю и выйдя из ее комнаты, погасив свет.

– Ну так в чем проблема? Учти, Сергей – в ближайшие дни я тебе такой лафы не устрою! Пока не будет решения суда, забудь о Насте и кусай локти в одиночестве! Ясно?? – зудела сзади Ксюша, следуя за ним в гостиную, а Сережа…

            А Сережа опять проигнорировал свое сердце, которое буквально кричало в предостережении, что это все слишком странно и хорошо, чтобы быть правдой, потому что он не мог отказать дочери и лишить ее радости совместного завтрака, когда она проснется утром, а потому…

– Ладно. Останусь. – жестко ответил Сережа и резко обернулся к Ксюше, бескомпромиссным тоном проговорив:

– Но это только ради Насти! Ничего себе не придумывай, Ксеня! Поняла?? Это ничего не меняет.

            Ксюша ухмыльнулась, закатив глаза:

– Больно ты мне нужен, мерзавец поганый. Ладно, пойду чай поставлю. – и она вышла в кухню, а Сережа, чувствуя, что должен сообщить Жене о своем решении остаться на ночь в доме жены и дочки, вытащил мобильник и набрал ее номер.

 

*** «Плюс»

            А в доме Жени в этот день все гудело так, будто кто-то решил устроить там незапланированный Новый год на три месяца раньше, и этот невообразимый шум уже успел взбудоражить и Раису Степановну, и соседей сверху и снизу, а некоторые даже начали приходить, чтобы уточнить, все ли в порядке в квартире Зябликовых, поскольку ароматный дурман многочисленных блюд просто срывал крышу всем, кто входил в подъезд и передвигался по нему… А на самом деле, ничего особенного не произошло, а напротив – все вернулось на круги своя, поскольку именно сегодня из Алтайского санатория вернулись мама и Полина.

            Женя, честно говоря, страшно скучала все эти три недели, поскольку совсем не привыкла возвращаться в тихий, почти пустой, не считая папы, дом, в котором не пахло ничем, кроме некоторых самых простых супов, пельменей и макарон, а переговаривающиеся голоса и детские крики не заглушали нервных речитативов футбольных комментаторов из телевизора. Они с папой, часто ужиная вечером вдвоем, постоянно говорили об этом, о том, что им обоим как-то пусто без мамы с Полей и очень непривычно, словно бы квартира лишилась части своей души после их отлета…

            Но это было нужно. Жизненно необходимо. И… Женя боялась поверить, боялась сглазить, но все же… Кажется, Поля пошла на поправку. За все время пребывания в санатории приступ у нее случился лишь один раз и то – по приезду, после долгого и утомительного перелета. Все последующее время мама, звонившая Жене оттуда строго раз в день ради экономии денег на телефоне, восторженно рассказывала о чудесном обслуживании, внимательных и чутких врачах, восхитительном питании в номере Люкс и… Она тоже ужасно робела перед этим фактом, боясь радоваться раньше времени, но с невероятным, особенным трепетом в голосе сообщала, что врачи констатируют укрепление бронхов и легочных мышц Полины и в один голос твердят, что девочка идет на поправку.

            Узнав об этом в первый раз, Женя даже заплакала в голос вместе с мамой в трубке, чем до зеленых инопланетян в скафандрах напугала отца, который влетел в комнату с дико вытаращенными глазами и, не задумываясь, выхватил трубку из дрожащих от плача Жениных рук, со всем ужасом этого мира загромыхав на всю комнату:

– Даша!!! Даша, что случилось??? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ДАША, ПОЧЕМУ ЖЕНЯ ПЛАЧЕТ?!? ЧТО-ТО С ПОЛИНОЙ???

            Полчаса после этого Жене с мамой на громкой связи пришлось успокаивать не в меру разбушевавшегося отца, а тот наконец, сообразив, что это были «слезы счастья», громко и очень нецензурно выругался, и, бросив в конце громогласное «ДУРЫ!», важно вышаркал из комнаты Женьки, которая уже вовсю хихикала, чувствуя себя как никогда счастливой.

            И вот наступил момент «Х», когда Женя, папа и верный Игорек отправились-таки в аэропорт, встречать своих родных и близких дам. Поля и Дарья Федоровна гордо вышли из пункта выдачи багажа последними, таща с самыми что ни на есть воодушевленными, сияющими лицами не только два своих чемодана, но и невесть откуда взявшийся третий – как крикнула мама на ухо Женьке, чтобы перекрыть счастливые визжания Полины, изо всех сил душащей в объятьях позеленевшего Игорька, – это были сувениры для всех родственников и Сережи, конечно.

            Мама ни на секунду не забывала, что этими путевками и значительному шагу к выздоровлению дочери они обязаны именно ему, и каждый раз интересовалась по телефону, все ли у него хорошо, и рассуждала на тему, что бы ему такого особенного привезти.

            После продолжительных звонких и очень радостных приветствий, затянувшихся на добрые полчаса, Эдуард Петрович, наконец, вытащил свое гомонящее семейство из аэропорта и погрузил в тот самый, идеально выскобленный и вылизанный «Фольксваген», после чего привез весь птичий двор домой, где шум спокойно достиг недосягаемых пределов и децибелов, сопровождаясь еще топотом, прыганьем и безудержным хохотом.

            И вот, время неуклонно приближалось к одиннадцати часам вечера, а чемоданы с вещами и Полиными игрушками так и валялись в коридоре раскрытыми и наполовину выпотрошенными на пол, словно бы кто-то засунул туда мощную бомбу, которая рванула прямо здесь, на ламинате у входа в кухню. Полина носилась и таскала за собой «своего Игу» по всему дому, взахлеб рассказывая ему все мельчайшие подробности каждой лечебной процедуры, которую проделывали с ней в санатории, а взмыленный Игорек, уже не отслеживающий ход ее мыслей, просто ходил за ней послушным осликом Иа, которому только что вручили веселую оранжевую футболку с надписью «Алтай – волшебный край» на три размера больше и которого периодически заставляли ее надевать, видимо, чтобы проверить, как он в нее «входит» и как замечательно «выходит». Мама уже три с половиной часа возилась на кухне, готовя пир горой на весь честной народ и в десятый раз сетуя, что Женя и Эдуард Петрович «страшно отощали за эти три недели на магазинных пельменях», а значит, во что бы то ни стало нужно восполнить жировой баланс в их телах и соорудить праздничный ужин, который съедать, по всей видимости, придется уже ночью. Эдуард Петрович же, весьма пышный и сытый с точки зрения самой Женьки, пытался вначале хоть как-то остановить разбушевавшееся семейство, но вымотавшись от собственных бессмысленных замечаний и команд, плюнул на это дело и ушел вздремнуть, пока «Даша не наготовит столько пищи, что ее придется складывать на хранение на балкон», поскольку супер-гигантский холодильник явно не выдержит ее напора, а сама Женя, чувствуя себя как никогда спокойно и счастливо, притащила в их с Полиной спальню «чемодан сувениров» и сейчас с оживленным интересом разглядывала то, что лежало там внутри, а еще периодически отвлекалась и хохотала над Игорем, спокойной жизни которого явно пришел конец.

– Мама! – изумленно крикнула она в открытую дверь, сидя около чемодана на полу и вытащив оттуда невероятно тяжелый мешок. – Это что… это мед, что ли??? Куда так много накупили-то??

– Семь килограмм! – гордо похвасталась мама в ответ и убедительно добавила:

– Меда много не бывает! Деду одну баночку дадим, соседям… Игорьку там Полина специальный отдельно откладывала, сама выбирала… Да что ты, Жень! Мед – это же лекарство от всех болезней! Заболеет кто из нас, не дай Бог, так мы ему медку… А Сереже твоему мед не нужен случайно? – завершила мама свой дифирамб меду как обычно любимой темой насчет Сергея, и Женя хохотнула, покачав головой:

– Не знаю, мам. Он, наверное, современными лекарствами лечится… А насчет меда… Ну я все понимаю, конечно, но в таком количестве этим медом можно обмазать больного с ног до головы или медовые ванны ему устраивать…

– Ха! Представляю я, Зябликова, как ты лежишь в золотой вязкой жиже с ошметками от сот, сжимающими вокруг тебя вражеское кольцо! Вот умора! – с довольной физиономией проговорил вошедший Игорь, а точнее, втянутый в комнату за руку вездесущей Полиной, которая подволокла его организм к компьютеру и строго приказала:

– Включай, Ига! Сейчас фотки будем смотреть. У-у-у, там такая фотка прикольная есть, как я надуваю гигантский пузырь в специальном бассейне, и он больше меня, представляешь, Ига, представляешь?!? Скорей, давай! Мам, пап!!! – заорала Поля тонким голоском, как и ее сестра, в дверной проем, а потом спохватилась:

– Ой, папа же спит… блин… Ну ладно, завтра мы ему еще раз покажем. Мам, иди фотки смотреть!! Женька, а ты сюда садись, тут видно лучше… – указала неугомонная Поля на Женину кровать, и та хихикнула, а Игорь обреченно глянул на часы:

– Пулька, а тебе… м-м-м… спать не пора? Много там фоток у вас?

– Мно-о-го! – гордо протянула Поля и прыгнула в компьютерный стул. – Мама говорит, пять гигабайт на флешке… Ига, Ига, а что такое – этот гигабайт?? Это много или мало??

            Игорь за спиной Поли состроил Жене жалобную рожицу, как бы пытаясь найти поддержку по стремлению усыпить Полину как-нибудь поскорей в лице подруги, но Женя лишь радостно и тихо проговорила:

– Давай-давай, Игорек, не отлынивай! Все равно же мамин ночной ужин ждешь! Запускай фотки, Ига, кто у нас тут компьютерный гений? Поля ждет! – и Женька ободряюще подмигнула другу, а тот шутливо обиженно зыркнул на нее:

– Вот так, значит, Женька? Ладно-ладно! Приди еще ко мне, когда тебе очередной дельный совет в очередной дурацкой ситуации понадобится! Помогу я тебе, как же…

– Медку хочешь? – с улыбкой предложила Женя, раскрыв одну коробку и оторвав небольшой, но страшно липкий кусочек сот вместе с золотистым содержимым пальцами.

– Ига, ну куда ты смотришь? Давай, включай! Там такие классные фотки, ты умрешь! – заверещала по-новой Полина, а Игорь буркнул:

– То, что я сегодня помру – это неоспоримый факт.

– А мы тебя медом спасем! – шутливо съязвила Женька, нажевывая безвкусный воск, оставшийся от сот во рту. – Мама же сказала – это лекарство от всех болезней!

– Хе-хе, Женька, ты, я смотрю, сегодня в юмористическом ударе…

– Да, Игорешик, я всегда… – но закончить очередной ироничный опус Жене не удалось: на тумбочке у кровати зазвонил телефон. Женя схватила его и улыбнулась, ощутив, как мгновенно оживает все внутри нее. Сережа. Она помнила, что у него сегодня тоже особо важный день – день встречи с дочкой… И ей очень хотелось узнать, как все прошло, но она решила не звонить самой, чтобы не создавать ему неловких ситуаций и не отвлекать от Насти.