Текст книги "Мой маленький каприз"
Автор книги: Натали де Рамон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Все это время я чувствовала, что эмир не спускал с меня глаз, и наконец все же нашла в себе силы ответить на его взгляд и произнести, кажется, вполне беспечно:
– Какое все красивое и аппетитное! Но, вероятно, у вашего высочества много дел гораздо более важных, чем пить здесь со мною чай и впустую тратить время.
Черные как ночь глаза смотрели на меня. Мое сердце колотилось, и вспотели ладони. Эти глаза безмолвно возвещали: «Я знаю. Я знаю, женщина, ты меня очень хочешь».
– Мне совершенно не хотелось бы отнимать у вашего высочества драгоценное время, – пролепетала я, отводя взгляд.
– Вы весьма прозорливы, мисс ван Вельден. Еще одно ваше ценное качество. Конечно же вы правы, я не привык впустую тратить время. – Голос заметно повеселел. – Однако сейчас мое время не проходит впустую. Проявление гостеприимства в обычаях моей страны. Успокойтесь, дорогая мисс ван Вельден, встреча с вами имеет для меня глубокий смысл и принесет мне большую пользу.
Он взял чайник и стал наливать чай. Я увидела, как темно-янтарная с красноватым отливом струйка потекла в чашку, просвечивая через тонкий фарфор. Потом я посмотрела на чайник и на смуглую руку, которая его держала. Длинные сильные пальцы и гибкое запястье с редкими черными волосками. Наверное, они мягкие и шелковистые, беспомощно подумала я, абсолютно давая себе отчет в том, что мне невероятно хочется потрогать эти блестящие волоски. Я бы просто осторожно погладила их, а он бы накрыл мою руку своей второй рукой, и я бы тоже сверху положила свою другую руку…
– Приятного аппетита, мадемуазель ван Вельден, – неожиданно произнес он по-французски. – Угощайтесь.
Я вздрогнула, невольно встретилась с ним взглядом и тоже по-французски ответила:
– Какое облегчение! Спасибо. – И сделала глоток чаю.
Я действительно испытывала облегчение, и еще было ужасно стыдно за свои фантазии, потому что сейчас на меня смотрел просто симпатичный человек. Очень экзотично одетый, но не дикарь, утащивший меня в свое логово, чтобы взять силой. Очень привлекательный по-мужски, но не до такой степени, чтобы немедленно отдаться ему со стоном.
– Я так и думал. У вашего английского ужасно смешной французский акцент!
– Скорее нидерландский.
Я взяла какую-то сласть, положила на свою тарелочку, грустно отметив, что у меня все равно подрагивают руки.
– Тогда, может, перейдем на немецкий[1]? – уже по-немецки предложил он и тоже поместил кусок чего-то себе на тарелку. – Насколько я знаю, к нидерландскому он ближе всех.
– А сколько языков всего вы знаете? – все-таки по-французски спросила я.
– Какая разница, если я не владею нидерландским, вашим родным. – Он снова говорил по-французски.
– Я тоже не владею арабским.
Он слегка прикрыл рот рукой и прошептал:
– Вы не поверите! Я сам им едва владею. Даже пишу с ошибками. Только не говорите никому!
Я усмехнулась и кивнула, приказывая себе больше не смотреть на его руку, потому что от движения его запястья с поблескивающими нежными волосками на меня опять начали накатывать волнительные идеи.
– Хорошая шутка, ваше высочество.
Он расхохотался.
– Чистая правда, мадемуазель ван Вельден! Я ведь с тринадцати лет жил в основном в Европе и практически как частное лицо. Но когда страну возглавил мой брат, он настоял, чтобы я вернулся и тоже занялся политикой. Внешней и внутренней. И вот тут-то и выясняется, что на родном языке я говорю, как иностранец, а для внутренней политики это совсем не дело. Так что пришлось нанимать специалиста и заново учить родной язык. И это оказалось не очень просто, поверьте.
– Охотно верю. Я сама была в похожей ситуации, когда начинала работать на французском телевидении и довольно долго брала уроки правильного французского произношения. Иначе я не могла появляться в кадре.
Он опять рассмеялся.
– Все-таки я был прав! Именно французский акцент! Вы так тщательно выучились этому правильному произношению, что щедро приправляете им даже английскую речь.
– Нурали тоже знает много языков?
– Нурали? – с удивлением повторил он. – Столько же, сколько и я. Он учился вместе со мной.
– А кто он?
– То есть? – Эмир почему-то удивился еще больше.
– Дипломат? Сотрудник внешней разведки? Тайный агент?
Он взял чашку, сделал глоток, стал вертеть ее в руках.
– Так кто же? Или это государственная тайна?
Он резко вскинул голову; мгновение взгляд был напряженным, но тут же повеселел.
– Нурали – мой молочный брат, мой телохранитель, моя тень. Таков обычай.
– Как интересно!
– Чем же он так вас заинтересовал? – спросил эмир после довольно долгого глотка.
– Меня вообще интересуют обычаи разных народов. Вы же, вероятно, знаете, что мои программы посвящены именно богатству обычаев народов мира.
– Хотите, чтобы я рассказал вам об этом обычае?
– Конечно, ваше высочество!
Он взял чайник и спросил очень по-домашнему:
– Может быть, еще чаю, пока не остыл?
И в этот момент полились звуки «Волшебной флейты»!
– Ваш мобильный, мадемуазель ван Вельден?
– Да… Простите! – Я вытащила телефончик из кармана, путаясь в концах шарфа; на дисплее светился незнакомый номер. – Так неловко. Я не догадалась вовремя отключить телефон!
– Не стесняйтесь меня, ответьте, – великодушно предложил он и стал снова наполнять мою чашку.
– Слушаю, – сказала я в аппаратик, не в силах отвести взгляда от рук моего принца.
– Эльза! Привет! Как жизнь? – радостно спросил голос Тобиаса.
Меня обдало холодом. В последний раз мой экс-жених звонил на прошлое Рождество, а не виделись мы еще дольше.
– Я сейчас очень занята. Я перезвоню.
– Эльза, подожди! Два слова. Я в Париже. Слышал, ты отхватила премию. Поздравляю! Надо бы отметить!
– Я перезвоню… перезвоню позднее… – повторяла я, а струйка все текла и текла из чайника, и уже через край моей чашки! – Спасибо, достаточно, – сказала я, отключая связь.
Эмир резко мотнул головой, словно приходя в себя, недовольно кашлянул и, определенно избегая встретиться со мной взглядом, поставил чайник на столик и хлопнул в ладоши.
Мгновенно появился человек в чалме. Эмир что-то очень строго приказал ему по-арабски. Тот поклонился и опять исчез.
– Сейчас вам заменят чашку. Извините, эта определенно треснувшая. И принесут чай погорячее, этот совершенно остыл.
Человек в чалме возник снова. С подносом, на котором стояли две точно такие же чашки и точно такой же фарфоровый чайник. Безмолвно поменял их местами со старыми, наполнил новые чашки чаем, и двери за ним сомкнулись.
– Пожалуйста, мадемуазель ван Вельден, угощайтесь. – Эмир сделал большой глоток из своей чашки и с одобрением произнес: – Горячий. Совсем другое дело.
Я тоже отпила чаю.
– Да, очень хороший. Кстати, как называется этот сорт?
– Понятия не имею! – неожиданно рявкнул он и сразу совсем мягко добавил: – Но я очень рад, что он пришелся вам по вкусу. Угощайтесь! Вы еще не попробовали никаких наших национальных сластей. Или вы вообще не любите сладкое?
Это было невыносимо! Он смотрел на меня так и так произнес свой вопрос, что я расслышала беспомощное: «Неужели вы совсем-совсем, ни капельки меня не любите?»
– Напротив, ваше высочество, я очень люблю… – Я с наслаждением помедлила, читая радость в его глазах: «Правда?», и закончила фразу: – Я очень люблю восточные сласти.
– Вот как? – оживившись, произнес он. – Тогда вы, думаю, знаете их названия. – И показал на одну из мисочек. – Что это?
– Халва. А эта смесь орехов и изюма – кишмиш.
– Великолепно! – Он откинулся на подушки, вновь невольно активизировав мои идеи насчет чудного приключения среди них. – Значит, у вас гораздо больше шансов выучить арабский, чем у меня – нидерландский!
– Зачем? Зачем вам учить нидерландский?
– Например, из солидарности с вами. Вам же придется выучить мой родной язык.
– Которым вы неважно владеете?
– Ч-ш-ш… – Он приложил свой дивный палец к своим еще более дивным губам. – Это государственная тайна!
Я понимающе улыбнулась и сделала глоток чаю.
Не поднимаясь с подушек, он потянулся к этому самому кишмишу, кончиками пальцев взял самую малость и отправил к себе в рот. От его движений меня опять окатило жаркой волной.
– Ну что, мадемуазель ван Вельден? Значит, завтра с утра я присылаю к вам учителя арабского языка?
– Завтра? С утра? Но, простите, я вообще не вижу для себя в этом такой уж большой необходимости!
– А как вы собираетесь работать на моем телевидении? – Он подложил одну руку себе под голову и откровенно наслаждался моей растерянностью.
– Работать на вашем телевидении? Но ведь, кажется, я приехала, чтобы подготовиться к съемкам лишь цикла программ о вашей стране. И пока еще речи не шло, чтобы я сама была в кадре. Даже если и так, существуют профессионалы, чтобы озвучить все хоть на арабском, хоть на каком угодно языке.
– А вот мне, мадемуазель ван Вельден, угодно, чтобы по-арабски говорили вы!
Я захлопала глазами.
– Как это понимать? Это обязательное условие контракта?
– Понимайте как угодно, но это мое условие. Моей стране нужен национальный образовательный канал, и я хочу, чтобы его возглавили вы.
– Я? Возглавить канал?
– Почему бы и нет, мадемуазель ван Вельден? Моему отцу не было и двадцати восьми, когда он возглавил страну. А вам уже почти тридцать, и нужно возглавить всего лишь телеканал, которого на сей день пока вообще не существует.
Я потянулась к свой чашке, но она была пуста.
– Еще чаю, мадемуазель ван Вельден?
– Да, пожалуйста.
Он хлопнул в ладоши. Явился человек в чалме. Наполнил мою чашку и, как обычно, исчез. Я стала пить чай, но не чувствовала ни вкуса, ни его температуры. Кажется, я заглотала чашку залпом. Он опять спросил, не хочу ли я еще.
– Можно, я налью себе сама?
– Извольте. И заметьте, с решением я вас не тороплю.
– По поводу канала или арабского языка?
Ответом была ироничная улыбка.
– Простите, ваше высочество, но я ничего не понимаю. Выходит, цикл программ вам не нужен, а нужен кто-то, кто бы создал новый образовательный канал?
Он молча улыбался с тем же видом.
– Но, посудите сами, как я могу создавать национальный образовательный канал в совершенно чужой для меня стране?
– Мадемуазель ван Вельден, это сегодня моя страна для вас чужая. А снимете полсотни программ, выучите язык, и ваше отношение к ней, уверяю вас, изменится. Вы – бельгийка, родились и выросли в Генте, но ведь во Франции не чувствуете себя чужой? Даже говорить-то не желаете ни на каких других языках, кроме французского. Не так ли? Туше, дорогая гостья?
Я вздохнула и смело посмотрела на него.
– Значит, цикл программ я все-таки буду снимать?
– Обязательно! И вы получите любую информацию, потому что в моих же интересах, чтобы не случилось искажения фактов. Во дворце есть богатейший архив, его документы без сомнения будут вам полезны. Многое, касающееся истории и социальных структур, имеется также на английском языке. При архиве есть библиотека. Оба собрания уникальные, таких вы больше не найдете нигде. Вы можете пользоваться архивом и библиотекой сколько пожелаете. Я дам вам лучшую переводчицу, а каждый день по утрам на пару часов к вам будет приходить преподаватель арабского. Не отказывайтесь, эти уроки – мой вам подарок. Кроме того, дворец располагает сокровищницей, где собраны самые раритетные изделия древности и современных мастеров.
– Боже мой! Просто фантастика! Когда я смогу начать? Или это все только после подписания контракта?
– Когда хотите. Нурали может показать вам архив прямо сейчас. Переводчица будет завтра.
– А снимать? Я могу все-таки снимать что-либо до подписания контракта? Кроме вашего дворца, конечно…
Он многозначительно усмехнулся и махнул рукой.
– Снимайте! Кстати, составьте список, какое оборудование и какие специалисты для съемочной группы вам нужны. Передадите мне через Нурали.
– Обычно такие вещи прописываются в контракте.
– Вот как? Что ж, теперь туше мне.
– Но вы не обязаны знать тонкости юридической стороны телепроизводства.
– Спасибо! Избавляете меня хоть от каких-то обязанностей. Так как насчет визита в архив прямо сейчас?
– Конечно! Как сказать «спасибо» по-арабски?
Он повел бровью и хохотнул.
– Шукран.
– Шукран, ваше высочество. – Я сложила руки на груди и склонила голову. – Я бы даже сказала – гранд шукран!
Он расхохотался громко и очень довольно, вскочил с дивана, дважды хлопнул в ладоши, и тут же вошел Нурали.
– Сопроводите мадемуазель ван Вельден в архив. И позаботьтесь, чтобы все было в ее распоряжении.
Нурали поклонился. Я встала с дивана и вдруг поняла, что Нурали определенно показывает мне что-то глазами. Посмотрела в направлении его взгляда: мой палантин валялся на диване. Быстро подхватив ткань и нацепляя ее на голову, я взглядом же поблагодарила Нурали.
– Затем проводите мадемуазель ван Вельден в ее апартаменты. Вы будете жить в покоях моих личных гостей, в восточном крыле, – добавил эмир и замолчал, мрачно и сосредоточенно рассматривая циферблат своих часов.
– Слушаюсь, ваше высочество, – невозмутимо произнес Нурали.
– В восточном крыле… вашего дворца? – пролепетала я.
Черные глаза остановились на мне.
– Да. С этого момента вы будете жить во дворце.
– Но… Я прекрасно устроилась бы в каком-нибудь отеле!
– Вздор!
Он гневно смотрел на меня, я на него – растерянно. И вдруг я поняла: мой принц просто не хочет со мной расставаться и откровенно ревнует к Нурали, с которым сам же отправляет меня в архив. Он ведь помрачнел после того, как мы с Нурали обменялись взглядами по поводу свалившегося с меня шарфа!
– Во дворце вам будет гораздо удобнее, мадемуазель ван Вельден, – теперь совсем мягко произнес он. – Не придется тратить время на дорогу. – Вежливо улыбнулся и продолжил еще доброжелательнее: – Конечно, я не могу настаивать. Мне лишь искренне хотелось бы избавить вас от лишних проблем.
– Ваше высочество, вы исключительно гостеприимны. Но, если вы действительно не возражаете, мне хотелось бы сначала подумать и уже потом принимать решение.
Он мило улыбнулся и кивнул.
– Конечно, мадемуазель ван Вельден. Спокойно дайте себе время. – Потом опять улыбнулся и снова посмотрел на часы. – Ну раз уж мы заговорили о времени… Пожалуй, я пройдусь с вами в архив, но сначала заглянем-ка мы в библиотеку.
Он снова повел меня по бесконечным переходам и коридорам. Нурали шел следом, а двери снова сами собой распахивались перед моим принцем. У меня будто выросли крылья, или от быстрой ходьбы за моей спиной всего лишь реяли концы зеленого шарфа?..
Глава 5, в которой библиотека
Удивительное белое здание в форме купола с геометрическим сквозным узором из восьмиугольных окон-звезд. Вернее, оно все состояло из этих огромных звезд или даже скорее из филигранного переплетения их контуров, напоминая сахарное ажурное украшение вроде тех, какие бывают на торте, правда, гигантских размеров. За этим ажуром оказалась уютная галерея, опоясывающая здание по спирали, внутри же, вокруг очень светлого и прохладного читального зала, тоже по спирали ввысь уходила просторная рампа с бесчисленными книжными стеллажами.
– Какое чудо! Просто невероятно! Я и представить себе не могла такой библиотеки!
Я буду жить в его дворце, в «моих» апартаментах в восточном крыле! Меня даже немного познабливало от счастливого предвкушения того, что очень вероятно может произойти ближайшей ночью в «моих» апартаментах. Его взгляд снова был полон страсти и, похоже, мой принц, как и я, тоже жил сладостным предвкушением ночи в восточном крыле.
«Да?» – страстно и требовательно спрашивали его глаза. «Да! Да! – мысленно отвечала я. – Да! Мой принц, да!»
Вдруг где-то далеко кашлянул Нурали. Эмир чуть дернул головой, видимо, как и я, возвращаясь к реальности, провел рукой по лбу и произнес тоном гордого хозяина:
– Одна из самых крупных и наиболее посещаемых библиотек в арабском мире. Мы построили ее пару лет назад.
– Я знаю… Я…
– Вот как?
– Готовясь к поездке, я заглянула в Интернет, чтобы хоть что-то узнать о вашей стране.
– И что же вы узнали?
Он смотрел мне в глаза, и моих сил хватало лишь на то, чтобы выдерживать этот взгляд, но никак не на вразумительную фразу. Нурали опять кашлянул и принялся бойко рассказывать:
– Здесь более пятидесяти тысяч томов. Первым деянием его высочества стало сделать эту библиотеку доступной всем подданным. Вне стен дворца был устроен специальный павильон, наподобие известного вам входа в Лувр, подземный ход из которого ведет непосредственно в читальный зал. Библиотека работает каждый день с восьми и до восьми, кроме пятницы. Его высочество считают, что любой человек имеет право на образование и знание.
– Полагаю, народ сумеет это оценить, – пробормотала я.
– Может быть, – сказал мой принц.
Все это время он не сводил с меня взгляда, но по ходу речей Нурали выражение его глаз менялось. Сейчас они были уже очень озорными.
– Ну а теперь, мадемуазель ван Вельден, я покажу вам архив, мою главную сокровищницу. Как любая уважающая себя сокровищница, архив находится в подземелье, – с заговорщицким видом сообщил он, и я пошла за ним, улыбаясь.
Лифт повез нас в подвал. Мой принц был сейчас так близко и таким же, как я, радостно-возбужденным, что, не будь тут Нурали, мы бы определенно надолго застряли в лифте. Меня переполняло такое счастье, что хотелось смеяться и кричать. Но единственное, что я могла себе позволить, так это возглас восторга, когда раскрылись дверцы лифта. Впрочем, едва ли кто другой мог бы сдержаться при виде невероятного великолепия помещения архива.
– Здесь вы найдете абсолютно все об историческом развитии моего княжества. – Он широким жестом показал на бесчисленные шкафы красного дерева со множеством ящиков, подписанных золотой арабской вязью. – В этом шкафу, например, документы прошлых столетий. А вон там экономические отчеты, исследования и статистика по социальной структуре.
– Просто потрясающе! – выдохнула я.
– Полагаю, здесь вы найдете всю нужную вам информацию. – Он взглянул на часы. – Мои извинения, но дела не терпят. А пока Нурали позаботится о вас и покажет, как устроен архивный компьютер и как всем этим пользоваться.
– Потрясающе! Для меня это настоящий клад! Благодарю вас, ваше высочество! Шукран!
– Очень приятно слышать, – улыбнулся мой принц и направился к лифту, но замер, словно вспомнив о чем-то. – Так вы еще не решили, хочется вам жить во дворце или нет?
Он стоял и ждал, демонстративно глядя мимо меня. Потрясающе красивый, вызывающе гордый и одновременно очень трогательный буквально мальчишеской беспомощностью. Ужасно хотелось броситься ему на шею, обнять и закричать что есть сил: «Да! Да! Да, мой принц! Да!» Но я все-таки помедлила с полминуты и только тогда сказала:
– Да. Вы правы, ваше высочество, глупо тратить время на переезды из отеля во дворец.
– Что ж, хорошо.
По-прежнему глядя мимо меня, он повернулся и пошел к лифту. Его длинные одежды шуршали. Почему-то я только сейчас обратила внимание на то, что они шуршат.
Не оборачиваясь, он вошел в лифт, дверцы стали закрываться, и я смотрела, как они стремительно прячут от меня его спину – яркий причудливо-узорчатый шелк халата и колышущееся тонкое полотнище белой куфьи…
– Я его еще увижу? – испуганно вырвалось вслух.
– Его королевское высочество?
Я смогла лишь кивнуть: к горлу вдруг подступил комок – дверцы лифта, сдвигавшиеся за шелковым халатом и белой куфьей, стояли перед моими глазами.
– Простите, моя госпожа, но я всего лишь слуга и не могу быть осведомлен о планах его королевского высочества. Не изволите ли начинать знакомиться с архивом? – Смуглое лицо Нурали не выражало ничего, кроме учтивости.
– Конечно…
Он предложил мне кресло, я уселась перед компьютером. Стоя в полупоклоне позади, Нурали принялся объяснять устройство архивной системы. На экране раскрывались и закрывались какие-то окна, списки, таблицы, Нурали что-то вдумчиво говорил и демонстрировал, но все это существовало в каком-то другом, параллельном от меня мире. В моем же – опять и опять дверцы лифта смыкались за спиной моего принца…
– Нурали, если можно, продолжим завтра? Я, наверное, слишком устала. Абсолютно ничего не понимаю!
– Простите, моя госпожа, что утомил вас. Позволите проводить в ваши апартаменты?
Когда кабина лифта замерла на уровне архива и дверцы дрогнули, собираясь открыться, на какой-то миг мелькнула глупая надежда: что, если он там? Вдруг он почувствовал, что я больше не могу без него, и сам за мной вернулся?..
Его не оказалось в лифте, как и на просторах библиотеки, все посетители которой с откровенным любопытством, хотя и исподтишка поглядывали на меня. Я пониже надвинула на лицо свой зеленый палантин. Внутри была такая отчаянная пустота, что хотелось просто разрыдаться: да, я буду жить в его дворце, совсем рядом, но никогда – никогда! – не увижу моего принца!
– Простите мою дерзость, – заговорил Нурали, когда мы вышли из библиотеки в парк, – что в архиве не рискнул прямо ответить на ваш вопрос. Видите ли, дело в том, что в целях безопасности помещение архива оборудовано самыми современными видеокамерами, которые прекрасно передают не только картинку, но и звук…
– Я увижу его… э-э-э… его королевское высочество?!
– Непременно, моя госпожа.
Сад заблистал, небо засияло, зашелестела листва, заблагоухали розы, зажурчали фонтаны.
– Когда? Нурали, когда?
– Не могу точно сказать. Но сегодня вечером мой господин намерен пригласить вас отужинать в его покоях.
– Боже мой! Боже мой! – Я прижала ладони к щекам. Они пылали. – Нурали! Я готова вас расцеловать!
– Спасибо. – Он пригладил бороду. – Лестная перспектива. Но, увы, на сегодняшний день для меня – непозволительная роскошь. Могут неправильно понять.
– Особенно ваш повелитель и молочный брат.
Нурали вскинулся:
– Откуда вы знаете?
– Что вы молочные братья? Он мне рассказал.
– Его королевское высочество говорили обо мне?..
– Да.
Он завздыхал.
– Хотите знать. Нурали, что именно, но не можете позволить себе спросить?
Он кивнул с очередным вздохом.
– Не переживайте, Нурали! Ничего особенного. Просто сказал, что вы молочные братья и поэтому учились вместе.
– Но почему вообще обо мне зашла речь?
– Просто вы оба потрясающе владеете разными иностранными языками, и меня это заинтересовало.
– Пожалуйста, не сравнивайте меня с моим господином! Я всего лишь его слуга и тень.
– Тень? Да-да, он тоже так говорил. Кстати, Нурали, а что это вообще за обычай – молочные братья? Я не успела его толком расспросить.
Нурали кашлянул. В очередной раз пригладил бороду.
– Старинная традиция, моя госпожа. Так повелось с древнейших времен: когда в семье эмира рождается сын, то сын его кормилицы становится его молочным братом и остается с ним навсегда. Это очень почетно и для кормилицы, и для ее сына. Мне исключительно повезло. Моя мать была кормилицей его высочества, и по обычаю я с самого раннего детства неотлучно находился рядом с его высочества особой в буквальном смысле слова.
– То есть ваша мать вскормила вас обоих?
– Да.
– А женщина, у которой дочка, в кормилицы не годится?
– Для сына эмира – ни в коем случае! Такие могут вскармливать только эмирских дочек.
– Дочь кормилицы становится молочной сестрой княжны?
– Нет, конечно. Зачем? Что толку от двух девчонок? Рядом с девочкой должна быть взрослая, разумная женщина. Так что девочка кормилицы переходит на попечение ее родственников, а с эмирской дочерью остается сама кормилица.
– Навсегда?
– Безусловно. Рано или поздно эмирская дочь выходит замуж, попадает в чужую семью. А кто еще лучше кормилицы сумеет позаботиться о ней, дать разумный совет, удержать от опрометчивых поступков?
– Забавно.
– Отчего же? – удивился Нурали.
– Глядя на ваши отношения с эмиром, как-то не верится, чтобы он прислушивался к вашим советам, какими бы разумными они ни были.
– Хотите верьте, хотите нет, но очень даже прислушивается, особенно когда речь идет о жизни его высочества. Наверное, рисковать жизнью своей тени гораздо проще, чем собственной.
– Это понятно. К тому же у вас одинаковое прекрасное образование – это я о качестве ваших советов. Значит, кормилиц для девочек подбирают тоже с отменным образованием?
– Вы сочтете меня ретроградом, но, по-моему, для женщины важно не столько образование, сколько… э-э-э…
– Ну-ну?
– Доброе сердце!
– Ладно, оставим женщин. Хотя мне было бы очень интересно познакомиться с вашей женой. Или женами?
– Не получится, моя госпожа. Я холост. – Нурали смущенно улыбался. – Жизнь молочного брата эмира целиком принадлежит его господину. Поэтому, чтобы ничто не отвлекало, молочный брат не заводит семьи. Ну как целибат у ваших католических священников, только они делают это ради своего Бога, а я ради своего господина. Хотя, если моему господину понадобится, я женюсь на той женщине, на какой его высочеству будет угодно. Но лишь в том случае, если вдруг я останусь последним мужчиной в своем роде.
– Он отпустит вас от себя? Кто тогда займет ваше место?
– Молочного брата разлучить с его господином может только смерть.
– Его или ваша?
– Как правило, раньше погибает молочный брат. Тогда его место занимает другой сын той же женщины-кормилицы или кто-то из ее рода. Тут важна преемственность одного и того же молока. Иногда господин и молочный брат погибают вместе.
– То есть пару лет назад вместе с братом нынешнего эмира погиб и его молочный брат?
– Да. – Нурали помолчал. – Как и молочные братья всех сыновей старшего брата моего господина.
– Они ведь ваши родственники? Простите, я не знала.
– В том же случае, если погибает господин, а молочный брат остается жив, – бесстрастно продолжил Нурали, – то он, если выясняется, что он не виновен в случившемся, получает хорошее вознаграждение и возвращается к частной жизни – может жениться и все такое. Если виновен – его казнят. Но чаще в такой ситуации молочный брат, даже невиновный, не ждет судебного разбирательства, а сам кончает с собой.
– Какой ужас! Но ведь, по-моему, и у мусульман самоубийство тоже считается страшным грехом?
– Традиция молочных братьев гораздо древнее мусульманства. Кажется, христианство тоже не сильно повлияло на европейскую традицию самоубийства – дуэль?
– Допустим. Хотя, как бы там ни было, дуэли остались в прошлых веках, но вот вы, молочный брат эмира, мой современник. И вы правда готовы убить себя, если его не станет?
– Я готов отдать жизнь за его высочество и очень надеюсь, что просто поэтому не увижу смерти моего господина.
– Но если все-таки переживете?
Нурали пригладил усы и попутно – улыбку под ними.
– Простите за каламбур, но нет, я не переживу пережить. Ведь рука, или нога, или тень умершего человека не способны жить без него самостоятельно. И даже не пытаются! Пожалуйста, моя госпожа, не будем говорить о смерти. У нас верят, что праздные разговоры о ней ее приманивают. А нам она не нужна. Особенно в такой день! Правда же?
– И ни в какой другой, Нурали!
Я могла бы возразить, что наш разговор не праздный, поскольку традиции, обычаи, в том числе связанные со смертью, и отношение к ним современного человека – часть моей профессии. И что, скажем, труп или скелет тоже отбрасывают тень. Но действительно не хотелось больше развивать столь мрачную тему – стены дворца ослепляли своей радостной сахарной белизной. Ярко-голубое небо светилось. Струи фонтанов на его фоне вычерчивали жемчужную филигрань и рождали крошечные радуги. Разноцветные розы благоухали наперегонки. Покрикивали павлины и грандиозными веерами распускали хвосты. Мое сердце переполняло сладостное ожидание: сегодня вечером я снова увижу моего принца! А потом наступит ночь. Наша ночь…
Глава 6, в которой Нурали ввел меня во дворец
Я приготовилась к очередной порции извилистых коридоров, бесчисленных проходов и лесенок, но мы всего лишь пересекли большой нарядный холл, за которым оказался холл поменьше с террасой во внутренний дворик и дверями справа и слева. Но никаких вооруженных охранников здесь нигде не было. Здесь вообще не было ни души! Хотя наверняка – в целях безопасности, как в архиве, – имелись чувствительные видеокамеры, раз уж Нурали пока не открывал рта.
У дверей справа он остановился и распахнул створки.
– Прошу вас, моя госпожа.
Я скользнула внутрь и попала в немыслимой восточной красоты холл с коврами и диванами, из которого в свою очередь вело несколько дверей. Все они были распахнуты, и слева через дверной проем я увидела роскошную спальню с невероятной кроватью под пологом из мерцающей белой органди. Другая дверь арочкой окаймляла вид на внутренний дворик. Всюду огромные хрустальные вазы с чайными розами, которые своим ароматом подчеркивали дивную атмосферу восточной сказочной роскоши.
– Потрясающе! Что же вы там стоите, Нурали? Входите!
– Это ваши частные покои, моя госпожа. – Он покачал головой. – Я подожду здесь. Осмотрите все хорошенько, не торопитесь, и потом скажите, что мне передать его высочеству.
– Не надо ничего ждать. Все замечательно! Идите и скорее передайте ему мою огромную благодарность.
– С удовольствием, моя госпожа. Чувствуйте себя как дома. Вам скоро подадут обед. Какую кухню вы предпочитаете?
– Конечно же кухню вашей страны, Нурали.
С легким поклоном он притворил за собой дверь.
Первым делом я выглянула во внутренний дворик. Цветущие кусты роз, маленький изящный фонтан, пальмы в расписных керамических вазонах, увитые цветущими же растениями стены и причудливая резная решетка террасы.
В спальне кроме потрясшей мое воображение кровати, на которую я сразу бросила зеленый палантин, были еще комод и массивный шкаф со множеством створок, замысловато украшенных сусальным золотом и резьбой. Внутри оказались всякие полки, ящики, отделения, где были аккуратно развешаны и разложены мои вещи: от зеленого вечернего платья, того самого, в котором я получала свою премию и которое Марта уговорила меня взять с собой, до камеры и ноутбука. Мои опустошенные дорожные сумки лежали в одном из нижних ящиков, а дамская – забытая в приемной – гордо занимала одна целое отделение. До чего же все-таки здорово иметь слуг, думала я, снимая жакет и вешая его на плечики рядом с платьем.
Затем я побывала в ванной, где вместо ванны царил настоящий мраморный бассейн, который наверняка пришелся бы по вкусу моей тете… Я ведь обещала позвонить родственникам!
Я вернулась в спальню к шкафу, где лежала моя дамская сумка, но вспомнила, как фотографировала мобильным павлина и как за это мне досталось от моего принца. Так, а потом, когда мы уже пили чай, в самый неподходящий момент позвонил Тобиас. Значит, мой мобильный в кармане жакета, который я уже повесила в шкаф!
Увы, не было его в жакете. Значит, я либо забыла мобильник в той сандаловой комнате за чайным столом, либо потеряла по дороге. Я бросилась к входной двери. Рванула ручку. Но на дверь это почему-то не произвело ни малейшего впечатления! Я еще раз подергала ручку. Толкнула дверь от себя, потянула на себя. Бесполезно. Внутри меня все заклокотало.
