Текст книги "Прекрасная Беатрис"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава 22, в которой можно наконец принять душ и поспать

Поделилась я своими замыслами с Геркулесом, в начале десятого закрыв за компаньонами дверь. Не знаю как насчет душа, но против идеи поспать Геркулес явно не возражал. Я с удовольствием осуществила первую часть плана и без промедления собиралась приступить к реализации второй, но телефон взволнованно потребовал моего внимания.

– Ты одна? Эти ушли? – спросила сестра.

– Ушли. Одна.

– Давай встретимся в «Стрельце», – предложила она.

– Неподалеку от нашего колледжа? Ностальгия? Ты заканчиваешь во сколько?

– Нет, прямо сейчас.

– Что еще случилось?

– Приезжай. Не по телефону.

Я с завистью посмотрела на Геркулеса. Он безмятежно посапывал в любимой позиции: на спине, поперек кровати.

Я приехала на такси.

– Закажем коньяк? – Кларис смущенно разгладила на столе скатерть. Несмотря на свежайшую блузку, макияж и старательно уложенные волосы, выглядела она ужасно. – Ты не возражаешь?

– С утра? Ты разве не вернешься на работу?

– Я отпросилась. В смысле предупредила Ирен, что у меня семейные обстоятельства. Деловые встречи она отменит. А для руководства – я у дантиста.

– Понятно. – Сразу вспомнилась анкета мадам Лебуафлори. – А коньяк по какому поводу?

– Хочешь вина?

Я кивнула. На самом же деле больше всего на свете я хотела спать. Но что толку вспоминать об этом, если я все равно уже приехала?

– А позавтракать? Что тебе взять?

Если я поем, то уж точно усну прямо здесь.

– На твое усмотрение, Кларис. Что себе, то и мне.

Сестра сделала заказ. Официант отправился на кухню. Мы молчали до самого его возвращения. Он откупорил бутылки и налил ей коньяк, а мне прозрачное, зеленовато-желтоватое вино. У коньяка был красивый цвет темного янтаря.

– Что-нибудь еще? – спросил официант.

– Пока достаточно, – ответила Кларис. – Спасибо. – И проводила глазами его спину.

– Зря ты заказала по целой бутылке. Мы не выпьем.

– С собой возьмем.

– Шутишь?

Она невесело хмыкнула и залпом опустошила свою рюмку.

– Ты стала совсем взрослая, – без всякой связи сказала Кларис. – Я всегда относилась к тебе, как к маленькой девочке, и вдруг сегодня поняла, что ты давно взрослая женщина, скоро тридцать.

– Не очень скоро. – Я отпила глоток. – Приятное вино. Мне пока двадцать семь.

– Мне было столько же, когда все это произошло.

– Что произошло?

– Все. – Она налила себе еще и снова выпила.

– Ты бы закусывала. Охмелеешь. – От ужаса, что моя старшая сестра тайно спивается, сонливость как рукой сняло. – Неужели ты стала пить?

– Все произошло. Все сразу. – Похоже, Кларис не слышала меня. – Алекс, Гастон, замужество… Ты точно не хочешь коньяку? – И налила себе еще.

– Не надо, Кларис! Мне за тебя делается страшно!

– А знаешь, как мне было страшно за тебя? – Она не выпила, а вертела ножку рюмки в пальцах и через коньяк смотрела в окно.

– Когда? Когда тебе за меня было страшно? Почему я никогда раньше не знала, что ты встречалась с Алексом?

– Я и сама-то об этом не очень знала. А, ладно. – Она все-таки выпила коньяк, поставила рюмочку и погладила мою руку. – Не бойся, я не сопьюсь. Я ужасно жадная.

– Ты действительно пугаешь меня, Кларис. Может, отвезти тебя домой, пока не поздно?

– Не сейчас. Я должна кое в чем признаться тебе.

– Поешь. Салат очень вкусный.

– Да, конечно. – Она поковыряла вилкой в стожке зелени. – Понимаешь, ведь тебя раньше не было, потом ты появилась, маленькая-маленькая! Как кукла. Потом ты уже была. Была, была, и вдруг раз – и ты взрослая женщина.

– Кларис…

– Не перебивай. – Нетерпеливый жест рукой. – Я хочу, чтобы все шло по порядку. – Замолчала и уставилась в окно.

Дождя больше не было. Солнце поторопилось высушить асфальт, и он светлел прямо на глазах. Официантка протирала уличные стулья и столики: новые отважные посетители решили расположиться на свежем воздухе.

В кафе определенно было душно. Вероятно, на улице тоже.

– Парит, – сказал кто-то за моей спиной. – К ночи опять будет гроза. Точно.

– Гроза… – произнесла Кларис. – Почему-то все происходит обязательно в грозу!

– Не знаю, – сказала я.

– Я была совсем маленькая, но очень хорошо помню, как была жуткая гроза и пришли люди. Вернее, я проснулась от грозы и побежала к родителям в спальню, но в гостиной плакала мама и ее утешали двое мужчин. Это были папины друзья – дядя Патрик с усами и Юбер. У Юбера тогда не было усов, но у него тоже был пистолет, как у папы и дяди Патрика. А потом мама увезла меня к бабушке в Корнуай note 4Note4
  Земли Корнуай – местность в Бретани.


[Закрыть]. В большом доме мы с бабушкой жили только вдвоем, мама приезжала редко – раз в месяц. Может быть, раз в месяц ездить из Парижа в Корнуай – и не так уж редко, но я была очень маленькая, и для меня это было очень редко. Хотя не могу сказать, что я так уж скучала. В деревне было так здорово! Берег моря, коровы, козы, кошки, собака, деревья, трава, цветы, куры… И меня очень занимало, что у одной из кошек вдруг быстро стал расти живот, она сделалась как бочонок на ножках. Бабушка объяснила, что у Нану – надо же, я помню, что кошку звали Нану! – будут детки. Однажды вечером котята родились. Я с трепетом смотрела, как Нану вылизывает малюсеньких новеньких существ. Их было пять или шесть. Я тогда еще плохо умела считать. Но на следующий день у кошки был только один котенок! Бабушка без тени сомнения объяснила, что этот самый крепкий, а остальных утопили, потому что они «лишние». Это потрясло меня! Как может такое быть, чтобы живые, только что родившиеся детки могли быть лишними?! К тому времени я уже однажды видела собаку, утонувшую в море, и поэтому понимала, что «утонувший», значит, неживой. У меня случилась истерика, но по счастью именно в тот день приехали мама и Юбер. У Юбера были новые усы, а у мамы… У мамы – живот! Может быть, он был и в прошлый раз, но тогда я, вероятно, не заметила. Мне же не было еще пяти. Я вообще плохо помню свое детство, но ночной разговор взрослых, подслушанный случайно, когда я тоже проснулась от грозы, я запомнила слово в слово.

– Почему ты до сих пор ничего не сказала девочке? – спросила маму бабушка, она упорно называла меня «девочка», а не «внучка». – Лала большая, все понимает.

– Я тоже считаю, что давно надо было ей объяснить, но Жюльет ни в какую, – сказал Юбер.

– Вряд ли понимает, – усомнилась мама. – Она ведь никогда не спрашивает об отце.

– Потому и не спрашивает, – сказала бабушка. – Ей в школу через год, а фамилии у всех будут разные.

– Через два, – поправила мама.

– Ну и что? – сказал Юбер. – В память о сержанте Рене Вольере. Он мой лучший Друг. Она должна всегда о нем помнить.

– Как назовете? – спросила бабушка.

– Я хочу Алексом, а он – Рене. Как все равно мемориал устраивает.

– Или Беатрис, если девочка, – добавил Юбер. – При чем здесь мемориал?

– Не ссорьтесь, – сказала бабушка. – Рене – хорошее имя.

– В таком случае, пусть будет Гийом, как твой отец, – сказал Юбер.

– Хмм… Гийом. Он был мужчина, что надо, – сказала бабушка.

Глава 23, в которой я удивилась

– Но ведь у нас нет брата?

– Нет. – Кларис скосила глаза на коньяк, покусала губу, подозвала официанта и попросила принести соку.

– Какого именно, мадам?

– Неважно, но в самом большом бокале.

Официант кивнул и ушел.

– Понимаешь, тут и началось самое ужасное. Я ведь по кошкиному опыту решила, что у мамы в животе много деток, а они ссорятся из-за того, кого оставить! Мальчика или девочку? Еще же неизвестно, кто самый крепкий, чтобы утопить лишних.

– Это смешно.

– Нет, Беа. Совсем не смешно. Я выбежала к ним с криком: «Не смейте! Не смейте никого топить! Мне нужны все»!

Официант принес сок. Сестра выпила весь. Чуть не литр.

– Они меня утешили, дескать, никто не собирается никого топить, к тому же больше одного ребенка сразу редко бывает, и тогда радость еще больше. Что детей в отличие от котят никто не топит, ну и все в таком духе. Я утихла, но не особенно поверила. Потом мама и твой отец не приезжали дольше обычного, а когда приехали – живота у мамы больше не было. Не было и обещанных братика или сестрички. Ты даже не можешь себе представить, что это значило для меня! К вечеру начался жар, тем более что буквально накануне ощенилась Фиалка, и всех ее щенков – всех! – утопили. Они были лишние. У бабушки и без них бегало по двору две собаки… В мамино горе и в объяснения взрослых про то, что ребенок умер во время родов, я не желала верить.

Я молча наблюдала за тем, как моя сентиментальная и уже в общем-то пьяненькая сестрица вливает в себя еще порцию коньяку.

– А когда у мамы опять завелся животик, я решила во что бы то ни стало не допустить ничего подобного. Я никому не сказала о своих планах, но заявила, что желаю жить вместе с мамой и папой Юбером в Париже. Как ни странно, взрослые не возражали. Дело в том, что той осенью я должна была пойти в школу. Конечно, это обстоятельство затрудняло мне слежку за мамой – как бы она не родила без меня и не утопила лишних. Естественно, уследить мне не удалось, маму увезли в больницу, когда я была в школе. А на следующий день папа Юбер повел меня навестить маму и проведать сестричку Беатрис. «Она родилась только одна?» – тайком спросила я у медсестры. Ни маме, ни Юберу я давно не доверяла. «Красавица! – не поняла меня медсестра. – Закажи маме, она тебе еще и братика купит!» «Где купит? У кого?» – растерялась я. А взрослые смеялись…

– Понятно, – сказала я. – Они навесили на тебя еще одну проблему с покупкой. Но почему ты решила все это рассказать мне? Ты же раньше ничего такого никогда не рассказывала.

– Да. Извини. Просто ты всегда для меня загадка. Из сморщенного существа на моих глазах то ли быстро, то ли медленно росла девочка. У меня давно свои дети, причем, как видишь, сразу двое, но ты все равно осталась загадкой, – повторила Кларис, вновь наливая себе коньяку.

– Ради Бога, Кларис! Достаточно!

– Не кричи. Что подумают другие посетители?

– Пожалуйста, Кларис…

– Понимаешь, в детстве я долго не могла понять, почему из всех – по моим представлениям мама же родила нескольких деток, – сестра зажмурилась и выпила явно через силу, – выбрали именно тебя?

– Кларис…

– Ладно, – ласково разулыбалась она и погладила мою руку. – Шучу. Детские глупости. Просто понимаешь, все эти годы я испытывала вину перед Алексом. И вдруг мы встретились. – Она вздохнула. – Да пойми ты, все опять нахлынуло! Он такой… Я места себе не нахожу!

– Ты все это нарочно про детство плела, не решаясь откровенно поделиться со мной тем, что у тебя на сердце?

– Зря я это все рассказывала, ничего ты не поняла.

– А что я должна была понять?

– Да то, что я не переживу, если Алекс окажется с тобой в одной постели? Ты же всегда была маленькая сестренка, котенок… И вдруг ты и Алекс!

– Тебе было бы легче, если бы в одной постели со мной оказался Гастон?

– Что? Я люблю Гастона! Ты не шути на эту тему!

– Вот как? Я так поняла, что ты вышла за него по расчету. – Зачем я это говорю? Я же видела радугу из ее глаз. Но меня несло. – Ты же целовалась с Алексом! Ты чувствуешь свою вину перед ним. И Алекс тоже так считает!

– Откуда ты знаешь?

– Я с его слов поняла.

– Ну-ну. – Сестра хмыкнула и не очень уверенным жестом попыталась гордо поправить волосы. – Что он тебе сказал еще?

– Ничего особенного. Вы с ним встречались, все было хорошо, а ты взяла и вышла за богатенького сынка его хозяина.

– Он называет это «встречались»? Да он трахал меня на полу в конференц-зале!

– Тише, Лала! Все же слышно.

– Именно это слово, Беа! – В голосе сестры была все та же запальчивость, но звучал он гораздо тише. – И не изображай из себя девственницу. Можно подумать, он тебя не завалил, пока вы там на чердаке… Что вы делали на чердаке? Стихи читали?

– Представь себе, разговаривали. И стихи он читал тоже!

– И даже не целовались?

Я промолчала. Раз уж я не рассказала ей про то, что у нас чуть не произошло с Гастоном, – не рассказала сознательно, чтобы не произошло «цепной реакции», тем более теперь, когда я видела радугу, – зачем ей знать, что я целовалась с Алексом? Я и Гастону никогда не расскажу, что делали Алекс и Кларис на диване мадам Экри! Я не хочу никакой «цепной реакции»! Я люблю свою сестру! И вообще, мы обе говорим совсем не то и не о том, о чем могли бы говорить сестры в одиннадцать часов утра.

– С ума сойти. – Кларис посмотрела на коньяк, но только посмотрела. – Знаешь, Беа, лучше я тебе поверю. Потому что представить…

– Я уже слышала.

– …что он делает с тобой то же, что и со мной тогда-а-а! – Кларис схватилась за голову. – Это был не секс, а я даже не знаю, что! Это было полное сумасшествие и безумие! Причем, – сестра лукаво повела глазами и скривила губы, – причем тогда меня временно поставили исполнять обязанности начальника отдела, сейчас-то уже я давно его начальник, и одновременно происходил ремонт в здании нашей инвестиционной компании. Боже мой! Я случайно сталкиваюсь с каким-то коренастым парнем в коридоре, он говорит: «Извините, мадам!» – и смотрит на меня, раскрыв рот. И я вдруг понимаю, что точно так же, раскрыв рот, пялюсь на него. Ничего особенного! Даже ростом-то не шибко вышел. А я глаз отвести не могу и пылаю жаром. Он говорит: «Не подскажете, где тут у вас конференц-зал? Мне нужно его предварительно обмерить. Я, дескать, представитель фирмы „Шанте“, мы будем тут у вас производить некоторые ремонтные работы». И я, вместо того чтобы объяснить, как пройти или уж хотя бы подняться на лифте, тащусь туда с ним по лестнице. Там редко кто появляется, особенно на верхних этажах. И тогда – никого нет. Он вдруг с размаху целует меня, я даже не успеваю ничего понять, как он волочит меня к этому залу, насилу попадет ключом в замок, а потом мы уже с ним на небесах, вернее на полу…

– Сразу? На полу?

– Ну да. Не на креслах же. И так каждый день. Он с неделю этот зал мерил. И мы не разговаривали ни о чем, ну разве что имена друг друга знали. Даже свидания не назначали. А просто так вдруг налетали друг на друга в каком-нибудь коридоре. Я же тогда на работе из четырех ружей стреляла – та еще мадам патрон двадцати семи лет! – да еще успевала посещать аспирантуру.

И однажды он в самый ключевой момент, когда я не то что на небе, а где-то уже в стратосфере, шепчет: «У моего друга сегодня день рождения. Пошли, надо же познакомиться поближе». Я сначала слетала на Луну, а когда вернулась, возразила, мол, я сегодня занята, надо было предупредить заранее. А он: «Глупости, – говорит. – Пойдем и все», – и мы опять куда-то полетели.

– И никто вас ни разу не застукал? – Это был самый безобидный из всех вопросов, вертевшихся у меня в голове.

– В том-то и дело, что нет. Я сама до сих пор удивляюсь, как я тогда все успевала. И работа, и учеба, и Алекс… – Сестра усмехнулась, глядя мне прямо в глаза. – Алекс… – И, поколебавшись, все-таки опять налила себе коньяку.

Я промолчала.

– Честно говоря, я не слишком собиралась идти с ним куда-либо. Да мы и не договорились толком. Спустившись с небес, я сразу же помчалась на свой этаж. А вечер я наметила провести в библиотеке. Выхожу после работы из конторы. Стоит. Прямо посреди нашей парадной лестницы, у всех на виду. И ко мне. Только бы не полез целоваться. Все ж с работы идут, увидят.

– Ну и?

– Не полез. Шепнул: «Вон мой „рено“ стоит», – показал глазами и пошел совсем в другую сторону.

– Конспиратор.

– В общем-то и мне это не очень понравилось. Лучше бы поцеловал при всех, чем суетиться как мальчишка по мелочам. Он потом в машине сказал, что хотел как лучше, но что-то тогда поломалось между нами.

– А день рождения был тогда у Гастона? – догадалась я.

– Естественно. Гроза и колоссальная вечеринка в нашем доме. Теперь уже нашем… А тогда я просто подумала, что хорошо бы жить в таком доме, в настоящем особняке с прислугой, картинами старых мастеров и садом.

– Ну-ну.

– Слушай, не надо. Я уже зарабатываю столько, что могу позволить себе купить дом еще лучше. И тогда я уже знала об этом. А Гастон – это Гастон.

– Опять жар и волнение с первого взгляда?

– Какая же ты все-таки злая, Беа. Конечно, с первого. Только совсем не жар и волнение.

– А что же?

– Уверенность. Уверенность в том, что этот человек не подведет никогда.

– Да? А кто у нас гуляет направо-налево?

– А может, он и не гуляет? Может быть, это мое больное воображение? Я же была уверена, что он был с тобой этой ночью, а он работал!

– А деньги на женщин?

– Может быть, он действительно жертвует разным фондам на благотворительность? Он расчетливый человек, но вовсе не скупой. А главное, джентльмен.

– Тебе виднее.

– И влюбился в меня с первого взгляда. Да. И не строй такую ухмылочку. Когда мы с Алексом приехали, все пили коктейли. Гастон вышел нас встречать с фужером. «Беа, это Гастон, Гастон, это Беа», – сказал Алекс. И Гастон вдруг так растерялся, что протянул мне руку прямо с фужером и тут же залил мое платье. Тут уж растерялась я, а Гастон извинился и предложил проводить меня в ванную комнату.

– Ну уж в ванной-то вы не растерялись оба.

– Ничего подобного. Гастон оставил меня одну, показал, где взять фен и полотенце.

– Фен-то зачем? Или ты решила заодно помыть голову?

– Глупая! Чтобы быстрее просушить платье!

Кларис опять выпила! Никогда я не видела сестру такой.

– Гастон позвонил мне в контору на следующий день и предложил поужинать вместе. Только после этого произошло все остальное. И он стал каждый день ночевать у меня. Мне ужасно нравилось, что он всегда являлся без предупредительного звонка. «Настоящий мужчина звонит в дверь, а не по телефону» – вот его девиз, – продекламировала Кларис и, к моему ужасу, выпила еще!

– А конференц-зал? – тем не менее, полюбопытничала я.

– Я сейчас такая пьяная, что скрою и про конференц-зал. Пока всерьез не начался ремонт, с конференц-залом у меня все было в порядке! Да пойми же ты! Я вертелась как белка в колесе, я вообще плохо понимала, что вокруг происходит. Я понятия не имела, догадывается ли кто из мужчин, что я встречаюсь с обоими. Я вообще не задумывалась над этим.

– И ничего мне не говорила!

– Да я просто жила тогда отдельно, у меня была своя жизнь. У тебя – своя, ты была маленькая, жила с родителями.

– Мне тогда было уже двадцать лет!

Кларис задумалась, но добавлять спиртного не стала.

– И правда, двадцать. Конечно, ты сейчас живешь в той моей квартире. Куда приходил Гастон… Удивительно! И тебе сейчас столько же лет, как мне тогда! А я тогда была взрослая, значит, и ты взрослая. Да…

– Кларис, это мы уже обсудили. Может быть, пора домой?

– А ты знаешь, как я опомнилась? Не знаешь. А я расскажу. Я сейчас тебе все расскажу, ты ведь взрослая. Был девичник накануне свадьбы Розин. Ну помнишь, такая смешливая, толстая! Не помнишь?.. Ладно, не помнишь, значит, не помнишь. А кто-то меня спрашивает, нет ли случайно у меня с собой прокладок. И тут до меня дошло. Я же сто лет ими не пользовалась. Понимаешь, сто лет! Короче, я купила в аптеке тест, пришла домой и сделала. Результат, – сестра пьяно поцокала языком, – приплыли. Тут звонок в дверь. Ясно, Гастон.

– Кто же еще? Настоящий мужчина сразу звонит в дверь! Ты точно домой не хочешь?

– Не хочу. – Она тяжело мотнула головой. – Ты меня поняла. Я сую тест и упаковку в шкафчик над умывальником. Открываю. И правда – Гастон. Моет в ванной руки и спрашивает: «Нет ли у тебя, дорогая, аспирина? Голова болит». Я не успела, а он открыл шкафчик и все нашел. Обрадовался! И мы поженились. Кошмар! Я же не знаю, от кого дети.

Я напряглась. Сестра замахала обеими руками.

– От Гастона! Не переживай, я проверяла, когда родились! От Гастона! У него тетки двойняшные! Сиси и Миси! Им по семьдесят, а все Сиси и Миси! Давай выпьем за наших детей! Давай! У меня сразу двое!

– А что ты сказала Алексу?

– Алексу? Только не затащи его к себе в койку. Я умру.

– Господи! Кларис! Поедем домой. Ты ведь не спала ночь.

– А ты спала? С кем из них ты спала?

– Тише, умоляю, тише! Ни с кем я не спала.

– А я умру! – зарыдала Кларис, повалившись лицом на край стола. – Я точно умру!

– Кларис, пожалуйста, возьми себе я руки. – Я вскочила и заслонила ее собой. – На нас все смотрят.

Подскочил официант.

– Проблемы, мадам?

– Счет, пожалуйста. – Я подумала, как удачно, что не отдала сестре сразу деньги Гастона. – Мы уходим.

– Поклянись мне, – захлебываясь пьяными слезами, потребовала в такси Кларис. – Сейчас же поклянись!

– В чем, Лала? Скажи, я поклянусь во всем, в чем ты захочешь.

– Ты маленький глупый котенок… Я так люблю тебя…

– О Господи! Лала, я тебя тоже люблю.

– Нет, я люблю тебя сильнее. – Она уткнулась носом в мое плечо, прошептала: – Котенок, – и затихла.

Звуки мобильного из ее сумочки заставили меня вздрогнуть. Сестра уже сладко спала на моих коленях, совсем как ее близнецы тогда, в грозу, на коленях у Гастона. Стараясь не потревожить ее, я полезла в сумочку за аппаратом. Что же я отвечу? К моему облегчению, сигналы затихли. Но ведь я же могу по телефону предупредить Клементину, попросить ее сделать так, чтобы дети не увидели свою невменяемую маменьку, пока она не придет в себя! Я набрала номер.

– Слушаю, – сказал Гастон.

– Как хорошо, что это ты! – Никогда не предполагала, что однажды так обрадуюсь его голосу.

– Беа? Где ты? Мы с Дювалем тебя потеряли.

– В такси. У меня проблемы, Гастон.

– Что случилось? Я могу помочь?

– Очень даже. Причем именно ты, и никто другой.

– Я-а-а?

– Да. Только не падай в обморок, Гастон. Проблемы с Кларис. Она жива, не волнуйся, только очень пьяная.

– Лала пьяная?

– Ну и что? Ты сам никогда не был в таком состоянии? Главное, чтобы она не попалась детям на глаза. Ты лучше скажи, как прошли переговоры с Маршаном? И почему ты дома?

– Потому что хочу спать. А Маршан… – Гастон вдруг хохотнул. – Как ты говоришь, «Лала в состоянии»? Маршан, знаешь, в каком состоянии со вчерашнего дня? Жуть! У него сын родился! Так что переговоры переносятся на неопределенное время. Старик Маршан раньше чем через две недели из запоя не выйдет.

– Он же известный коллекционер! Разве у таких людей бывают запои?

– Твоей сестре можно, а Маршану нельзя?

– Но она же напилась впервые в жизни!

– Слушай, Беа, – голос Гастона заметно посерьезнел, – она что, правда, сильно пьяная?

– А как ты думаешь? Выглотала натощак, считай, бутылку коньяка? Да ночь не спала?

– Ужасно. Бедняга.

Гастон встретил нас возле ворот своего особняка. Он раскрыл ворота. Такси подъехало прямо к первой ступени лестницы, ведущей в дом. Гастон распахнул дверцу.

– Тише, Беа, не разбуди. – И, как тяжелобольную, осторожно, на руках вытащил Кларис.

Я полезла за кошельком, чтобы расплатиться с таксистом. Гастон отрицательно замотал головой и зашептал:

– Не надо, не выходи. Спасибо огромное. Езжай домой. Там Дюваль. Заждался тебя, наверное.

– Дюваль? – вдруг очнулась Кларис.

– Как ты? – забеспокоился Гастон. – Как ты себя, чувствуешь, родная?

– А, это ты… Ужасно.

– Я отнесу тебя в дом.

Она замахала руками. Гастон поставил ее на мраморную ступеньку и попытался загородить собой Кларис.

– Пожалуйста, уезжайте, ей очень плохо, не смотрите! Да не смотрите же!..

Шофер кашлянул и медленно, задним ходом, вывел машину на улицу. Я видела, как Гастон обнял Кларис за плечи, прижал к себе, что-то сказал ей, она кивнула, он наклонился, поднял ее на руки и понес по лестнице в дом. Сильный мужчина бережно нес на руках женщину. Хрупкую и уязвимую.