Текст книги "Ах, Мишель, Мишель!.."

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Мы с Селестеном внимательно слушали, не перебивая. Может, потому что и сами были уже в полудреме.

– Я скорее греть бутылочки, двоих взял на руки. Третья-то не помещается. Вопят! А наша мама спит себе, ничего не слышит. Насилу добудился. Это все из-за тебя, Диди! – Мишель погрозил над ее головенкой пальцем. Девчушка на отцовский монолог не реагировала, а медленно, в отличие от Жюльет, втягивала в себя содержимое столь нелюбимой бутылочки.

– Да, – согласилась я. – Эдит самая беспокойная.

– Зря вы ее так назвали, – вздохнув, подал наконец голос Селестен. – Теперь оба не любите. А как ей жить дальше, если вы ее уже сейчас не любите?

– Селестен! – воскликнули мы с Мишелем дружно, но, правда, шепотом.

Сын укоризненно покачал головой. Почему-то я почувствовала себя виноватой, но и Мишель, как мне показалось, тоже!

– Точно, зря. Она же чувствует, потому и такая. А назвали бы, ну, например, Анжели, как бабулю, или Анит, в честь твоей мамы, мам, она бы и была спокойная. Вон, Мадлен, – он кивнул в сторону притихшей у меня на коленях крошки, – назвали в честь папиной мамы, она и довольна. А Жюльет – обжора, вроде кое-кого из нас.

– Философ, – сказал Мишель. – Иди спать, а то договоришься неизвестно до чего. Мы их всех любим одинаково, как тебя. Понял?

– Нет, меня вы все равно любите больше! Знаете почему? Потому что я люблю их вместе с вами, потому что я такой же, как вы, а они – глупые растения. Нет, вы не поняли, я не то хотел сказать! Я имел в виду, что они крошечные, ужасно смешные, беспомощные.

– Все, все, философ, – наморщил нос Мишель. – Иди спать.

– Па, только ты не буди их больше. Ладно?

– Ладно.

Селестен посмотрел на отца, на меня. Я чувствовала, что он не уходит, потому что не решается еще на какое-то откровение. Я оказалась права.

– Па, дай мне Эдит. Я сам уложу ее в постельку. А то она у тебя завопит опять. А у меня нет. Правда, мам, я точно знаю. Иди, иди ко мне, сестренка! Мам, а вы им чистые подгузники надели? Нет? Ну вот, я так и знал. За вами глаз да глаз! Старые, не помните ни шиша. Бабуля предупреждала…

Бабулей сын зовет матушку Анжели, и на его ворчание я не обиделась. Все правильно, мы с Мишелем действительно старые по сравнению с нашими девчушками.

– Я не ревную, дорогая, – после ухода Селестена из детской лукаво прошептал муж. – Но, по-моему, он чувствует себя папашей. И, знаешь, мне нравится! Ему идет.

– Да, я тоже рада. И эта новая взрослая стрижка, как у тебя. Но мне не по душе некоторые его, как бы ты сказал, позиции.

– Позиция Селестена по поводу крошки Эдит? – усмехнулся Мишель.

– В общем-то, да, отчасти. – Я была вынуждена согласиться. – Может, сын и прав. Действительно, еще не поздно переиграть имя. Мы ведь пока не успели оформить метрики. Запишем ее Анжели или Аннель. Можно сразу два имени.

– Нет, дорогая. Все. – Мишель заглянул в кроватку. – Это глупо. Эдит, значит, Эдит. Дело вовсе не в имени.

– «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – процитировала я.

– Вот именно, дорогая. Народная мудрость.

– Никакая не народная, бестолковый папаша Сарди. – Мне стало весело. – Это Шекспир! «Ромео и Джульетта». Адвокату не мешало бы и знать классику. Но я хотела поговорить о другом.

– О том, что нам тоже пора в объятия Орфея?

– Не Орфея, бестолочь. А Морфея. Морфей – античный бог сна. А Орфей – легендарный певец. Ладно, неважно. Ты никак не даешь мне сказать.

– Пойдем. – Муж потянул меня за руку. – Скажешь в постели. Уже светает. Мне скоро вставать на работу.

– Иди, ложись. – Я решила все-таки перенести этот разговор на завтра. – Я останусь с детьми. Вдруг опять проснутся.

– Не придумывай, пошли. Ты тоже устала, моя мамочка.

– Вот именно. – Ладно, скажу сейчас, передумала я. Очень уж момент подходящий. – Мишель, нам нужна няня.

– Но у нас же есть Мари? И мадам Сифиз, и моя матушка не отказываются помогать тебе. Пойдем, глаза слипаются.

– Нам нужна ночная няня. Понимаешь? Ночная.

– Зачем? Почему ты так любишь, чтобы в нашем доме ночевали какие-то чужие тетки? То подселила мне Эдит, теперь вот какую-то ночную…

– Но, дорогой, неужели ты не понимаешь, что это только первая ночь?

– Ну и что? Помог Селестен. Мы справились. Все хорошо!

– Мишель, но ведь такими будут все ночи в ближайшие месяцы, а то и в ближайшие годы!

– Сомневаюсь, что ты намерена кормить их грудью до школы, – пошутил Мишель.

– При чем здесь кормить грудью? Ты лучше вспомни, в каком возрасте нас перестал будить по ночам Селестен? И ведь не по одному разу за ночь. Ну, вспомнил, наконец?

– Значит, без ночной няни нам не обойтись никак? – обреченно спросил Мишель и с той же интонацией ответил себе сам: – Да, никак не обойтись. Матушка Анжели тоже говорила. Это ее идея, прорубить дверь из детской в смежную комнату…

– Твоя матушка Анжели – гений в бытовых вопросах.

– Ох, Полин, но ведь это так неудобно, постоянно помнить о том, что в доме посторонняя женщина. Нужно все время быть одетым!

– Можно подумать, что вы с Селестеном разгуливаете по дому голыми! Конечно, Мишель, это определенные дополнительные расходы, но я не прошу для себя никакой новой одежды! Я похудею, и мне опять будет годиться старая.

– Она к тому времени выйдет из моды…

– Какая еще мода, Мишель! Мне нужен покой в доме, ты же не можешь не спать по ночам. И я не могу. И Селестен.

– Но посторонний человек за стенкой?

– А как жили в старину всякие герцоги, маркизы, графы и виконты? Полный дом нянек, мамок, всякой челяди. Да и сейчас живут, например… – Но привести пример из жизни современных господ я так и не успела: в поддержку мне первой, как всегда, захныкала капризная Эдит, через мгновение к ней присоединится закряхтевшая в кроватке чуткая Жюльет…

Мишель округлил глаза и открыл рот.

– Тихо! – шепотом цикнула я на него и, выхватив Эдит из постели, улизнула в смежную комнату.

Обескураженная скоростью моей реакции малютка смолкла на мгновение, но мне было этого достаточно, чтобы впихнуть сосок ей в рот. Она тут же вцепилась в него, да так яростно, что я сама чуть не вскрикнула. Грудь была пока пуста, но пусть кусает, лишь бы не плакала.

Мишель боязливо прокрался за мной.

– Как ты ловко! – чуть слышно прошептал он.

– Все тихо? – практически одними губами поинтересовалась я.

– Да, дорогая.

– Принеси Диди соску и мне какой-нибудь плед на ноги. Я посижу тут с ней в кресле.

– Сейчас. – Он исполнил мою просьбу и неуверенно спросил: – Хочешь, я тоже побуду с тобой?

– Не нужно. Спокойной ночи, милый.

– Спокойной ночи. – У него были красные, усталые и очень виноватые глаза. – А тебе удастся найти подходящую няню за один день?

– Не знаю, но постараюсь.

– А вдруг не найдешь? Зря я не послушался матушку Анжели и не подыскал няню заранее. У нее, между прочим, была одна на примете. Но теперь она уже устроилась.

– Конечно, ночные няни – такая редкость. Хорошо хоть, что ты вовремя договорился с Мари.

– Да, Мари – славная, но совсем молодая. И наш Селестен поглядывает на нее. Такие приходят идеи! Ты уж, пожалуйста, подбери ночную няню постарше.

– Не забивай себе голову глупостями, Мишель. Селестен – ребенок.

– Ребенок. – Мишель вздохнул. – Как же! Я в его возрасте…

– Спо-кой-ной ночи, до-ро-гой. Я постараюсь найти какого-нибудь студента-медика с усами. Будущего педиатра или гинеколога. Мой профессор говорил, что сам подрабатывал в юности ночным беби-сторожем.

– И ты при нем будешь кормить грудью?!

– Тише, только что угомонилась! Ложись спать. Тебе осталось меньше трех часов на сон. Хватит препираться.

– Поцелуй меня!

– Иди сюда. – Он нагнулся, я поцеловала его колючую щеку. Борода Мишеля всегда росла с фантастической скоростью! – Спокойной ночи. И не забудь побриться перед работой.

– Не должен, – усмехнувшись, произнес он и провел ладонью по своей щеке. – Ой, вот что я все время забываю сказать тебе. Наш Селестен теперь тоже бреется!

– Ему-то что брить?

– Не знаю. Но бреется! Так старательно. Станок себе завел и щедро пользуется моей пенкой.

– Смешно, – прошептала я.

– Смешно, – шепотом согласился Мишель.

Глава 9, в которой на столе Эдит зазвонил телефон

На рабочем столе снова зазвонил телефон. Если это опять эта любопытная особа, я больше не вынесу, раздраженно подумала Эдит. Широкой колонковой кистью она удаляла пыль с древнего кожаного переплета и некогда золоченого обреза очередного раритета из тех, что утром принесла из хранилища. Рукописная Псалтирь XIV века из Клюнийского монастыря. Дивный фолиант! Только, похоже, тебе опять предстоит вернуться в хранилище, мысленно пожалела книгу Эдит, и никто не удивится твоим торжественным шрифтам и тончайшим миниатюрам.

Начальство предложило Эдит подготовить экземпляры для обновления экспозиции – в который раз! Она давно привыкла к тому, что в лучшем случае одна или две книги получат возможность встречи с людьми и светом, а то и вовсе все ее любимцы отправятся обратно в темноту подземелий Лувра.

Эдит медлила снимать трубку. Вдруг опять эта дама? Ах, скажите, любезная, Мадлен Сэз – действительно добросовестная гувернантка? Она не забудет вовремя накормить моего малыша? Она, случайно, не курит? Не злоупотребляет спиртным? Не получится так, что она приведет кавалера? Знаете, милочка, у меня уже был такой опыт! Прихожу, а гувернантка занимается интимом в моей гостиной! А у меня дорогая мебель! Да, представьте себе, не дешевая. Я б никогда не решилась побеспокоить вас, если бы не тот случай. А со зрением у нее все в порядке? Она не разобьет хрусталь? Нет, конечно, хрусталь не стоит в детской, но вы сами понимаете, она останется в моем доме одна! И столовое серебро… Между прочим, от Картье, а не какая-нибудь дребедень с блошиного рынка…

Лавина, шквал, океан подобных вопросов и рассуждений! Кто бы мог подумать, что, нанимая няню, люди действительно так дотошно пристают к ее предыдущим клиентам, досадовала Эдит. Зачем я только написала ей эту липовую рекомендацию? А теперь приходится врать, да еще с оглядкой, я же не знаю, что сама Мадлен рассказала этой зануде.

Врать! Как же это противно. Гораздо легче промолчать, не договорить что-либо. А сейчас Эдит была вынуждена откровенно делать это:

– Да, да, мадам, она очень внимательная, заботливая. Что вы, ни спиртного, ни сигарет в рот не берет. Какие поклонники! Она не выйдет из детской!..

Собственно говоря, не такое уж это и вранье, Мадлен действительно такая, но вдруг всплывут какие-либо подробности? Например, она спросит о мифических детях Эдит, о не менее мифическом муже, наконец, о загородном доме, в котором добросовестная Мадлен якобы жила неделями с детьми одна, когда Эдит и «муж» уезжали по делам в Нью-Йорк и Лондон…

Телефон умолк. Какое облегчение! Колонковая кисть занялась переплетом следующей книги. А если Мадлен не сможет договориться с этой занудой и мне начнут звонить другие? Сама виновата. Меня никто не тянул за язык предлагать ей рекомендации. Уговорила на свою же голову!

Телефон опять потребовал внимания. Может, не снимать трубку? А вдруг это кто-то другой? По делу. Нет, по делу ей бы позвонили по местному телефону. Это – городской. Поэтому может быть кто угодно.

– Слушаю, – сказала Эдит.

– Ах, моя дорогая! Ах, Диди! Я так тебе благодарна! Так благодарна… – С ходу защебетала Мадлен. – Ты даже не представляешь! Ты моя единствен…

– Мадлен, извини, мне сейчас очень некогда.

– Ах, я только два слова! Только два! Я так счастлива! Это провидение!

– Эта дама – зануда с серебром от Картье – уже наняла тебя? Поздравляю!

– Нет, что ты! Не она! Она отказала мне сразу.

– Сразу? Но, между прочим, она трепала мне нервы полдня, все расспрашивала о тебе.

– Ах, извини! Я не знала, что она…

– Мадлен, у меня много работы.

– Да, да! Конечно, она отвлекала тебя, теперь я отвлекаю. Но всего два слова! Мне тоже надо бежать. Я не смогу тебе позвонить оттуда.

– Мадлен, если не возражаешь, поговорим вечером, когда ты вернешься.

– Да нет же, дорогая. Я не вернусь! Мне удалось наняться ночной гувернанткой. Такая дивная семья! Дивные дети! Ах, если бы только ты знала, чьи это дети!

– Президента, сенатора, английской королевы?

– Ах, Эдит, какое у тебя замечательное чувство юмора! Нет, конечно, но все равно, если бы мне сказали еще утром, я бы не поверила! Хотя, ты знаешь, у меня было предчувствие чего-то такого… Такого… Только не смейся! Такого, как бы это сказать попроще… Мистического, пожалуй! Да, именно мистического! В общем, моя дорогая Диди, в двух словах…

И тут дорогая Диди услышала такое! Такое! Такое мистическое!

Кроме владелицы столового серебра от Картье, по газетному объявлению Мадлен позвонила еще одна дама, некая мамаша поздних детей, которой требовалась помощь в ночные часы.

– В ночные часы, Диди! Ты же понимаешь, что это очень дорогая услуга, но она готова платить! Это невероятная удача! Работать ночью, а днем я буду свободна!

Мадлен тут же поехала на переговоры, и девочки – а их целых три! – с первого взгляда показались ей необычайно родными и необыкновенно одаренными, и сердце само собой начало наполнять радостное предчувствие. С мамашей, – которая, конечно, вполне доброжелательная, но явно требовательная и волевая особа, – они тут же нашли общий язык, и Мадлен с радостью выказала готовность сегодня же приступить к выполнению своих обязанностей. Никогда в жизни она еще не имела дела с такими понятливыми и ласковыми младенцами.

– Но, самое удивительное, одну из девочек зовут как тебя, моя дорогая Диди, а еще одну – самую милую и спокойную – как меня! Теперь ты должна понять, как затрепетало мое сердце! Я собралась уже ехать домой за вещами, чтобы вернуться часам к девяти, когда уйдет дневная няня, но тут… Нет, ты мне не поверишь! Лучше сядь, если стоишь. Чтобы пообедать дома, на пару часов заехал с работы отец девочек. Им оказался – ты уже сидишь, дорогая Диди? – так вот, им оказался не кто иной, как Мишель!

Сначала Мадлен растерялась и, естественно, постаралась сделать вид, что они незнакомы. Мишель тоже держался как человек, который видит ее впервые. Но сердцем она чувствовала, да, да, именно сердцем, что он тоже очень рад такому повороту событий. Это же судьба! Они будут видеться каждый день, она будет ночевать в их доме! А девочек она уже любит, потому что они дочки ее возлюбленного, недаром же одну из них он назвал ее именем.

– Но наши дети будут еще лучше, когда Мишель разведется с Полин и мы поженимся! Я едва вернулась домой, как сразу же набрала твой номер! Но ты не снимала трубку.

– Пришлось отлучиться в хранилище, – хоть что-то наконец смогла произнести «дорогая Диди», не узнавая собственного голоса.

– Я так счастлива! Кроме тебя, мне не с кем поделиться своей радостью. Мне уже пора уходить, я обещала Полин прийти сегодня не к девяти, а пораньше. Мне нужно еще успеть купить себе какие-нибудь приличные домашние туфли. Я ведь не могу ночью разгуливать по детской в уличных. Это негигиенично и, потом, стучат каблуки. Ах, Эдит, это такое чудо! Такое чудо!

– Чудо, чудо, – старательно согласилась Эдит и тут же набрала номер Полин.

– Ты в своем уме?

– Это ты? Эдит? – удивилась Полин.

– Да, я. Привет! Как ты только могла придумать такое?

– Привет. Рада тебя слышать. Ты так переволновалась из-за Мадлен? Кстати, очень милое существо.

– Милое?

– Да, Эдит. Очень милая и смешная. По твоим рассказам я представляла ее себе несколько иначе. А она – прелесть!

– Прелесть? Милая и смешная? Ты издеваешься?! Как тебе только такое могло прийти в голову…

– Ей была нужна работа, а мне – няня. Все довольны!

– Особенно Мишель.

– Во всяком случае, за обедом он держался с ней вполне учтиво. Надеюсь, так будет и впредь.

– И твой муж не был против?

– На основании чего? Мадам Сифиз и Мари твоя протеже понравилась. Опытная и собранная. Это не мои слова. Это слова мадам Сифиз!

– При чем здесь мадам Сифиз!

– Извини, совсем забыла: вы с ней не ладили. Но Мишель очень дорожит ее мнением. И мнением матушки Анжели.

– Она тоже видела Мадлен?

– Конечно. Я специально пригласила ее. При выборе няни лишний глаз – не лишний. Все-таки Мадлен предстоит теперь ночевать в нашем доме. Але, Эдит? Что ты замолчала? Ты со мной не согласна?

– Это слишком сложно для моего ограниченного ума!

– Да все проще простого и, по-моему, замечательно! – рассмеялась Полин на том конце провода. – «Дай случиться тому, что должно случиться», – говаривал Конфуций. «Но держи процесс под контролем», – добавляла моя бабушка. Разве так сложно? Але! Ты опять молчишь!

– Могла бы хоть предупредить, сказать мне заранее…

– Ты тоже далеко не все говоришь мне.

– Что же, например? – выкрикнула Эдит.

– Например, что Мадлен живет в том же доме, где находится твоя «бабушкина» квартира. Я узнала об этом только из ее документов, а не с твоих слов. Что это за секреты? Близкие подруги так не поступают.

– Мне что, теперь больше не появляться у тебя?

– Почему? Не стоило напоминать о квартире? Извини, я не хотела тебя обидеть.

– А в качестве кого я теперь приду? Для твоей «милой и смешной прелести» я – сотрудник телефонной компании!

Глава 10, в которой я улыбнулась

– Эдит, не ревнуй, – улыбнулась я. – Ты была и остаешься моей единственной подругой. И моей бывшей однокурсницей.

– И что теперь, прикажешь мне врать Мадлен? – В голосе моей единственной подруги и однокурсницы все еще звенела обида.

– Ничего врать не надо, Эдит! – ласково сказала я и добавила: – Зачем нагромождать горы лжи? Просто мы с тобой не виделись сто лет, и вот такое удивительное совпадение: моя однокурсница дала рекомендацию бывшей няне своего малыша, а няня нанимается в мой дом. Я ведь имею право позвонить тому, кто дал Мадлен рекомендательное письмо? Вот, я звоню, и вдруг выясняется кто ты и что ты. А в телефонной компании ты не работаешь, лишь подрабатываешь при случае. Але, ты меня слушаешь?

– Слушаю, – раздалось после некоторой паузы.

– И потом, вовсе не обязательно, что вы пересечетесь в моем доме. На первых порах Мадлен будет являться только на ночь и уходить домой в районе девяти-десяти.

– А Мишель?

– Кстати, о Мишеле. Я хочу посоветоваться с тобой.

– Ты? Посоветоваться? – раздраженно бросила она.

– Да, мы с ним никак не можем придумать, что подарить тебе на день рождения?

– Спасибо! – кашлянув, поблагодарила она. – Что угодно. Но я должна сказать, что Макс очень не хочет праздновать мой день рождения у тебя дома. Он предлагает посидеть в ресторанчике поблизости. Такой вот средний вариант.

– Отлично! Идет, – обрадовалась я. Замечательно! Мне не придется изворачиваться, чтобы вновь не разозлить Эдит категоричным нежеланием Мишеля видеть ее в нашем доме.

Мы поболтали еще несколько минут, причем – вполне мирно. Трубку я повесила с легким сердцем. В общем-то, все шло нормально. Эдит успокоилась, и я отныне могла тоже спать спокойно, поскольку заполучила Мадлен в качестве ночной няни – и это была большая удача во всех отношениях.

Но одна проблема все же беспокоила: что мне надеть на торжество? Понятно, что для ресторанчика напротив не требуются декольте и бриллианты, но все равно, не идти же в тех бесформенно-спортивных одеяниях, которые я носила в клинике, или в том немыслимом костюме, который приобрел для выписки Мишель, проконсультировавшись с матушкой Анжели. И уж тем более не в этом полуафриканском халате.

Я задумчиво разгладила на коленях цветастую ткань. Честно говоря, мне и дома пока не в чем принимать гостей, разве что в шубе поверх халата. Но ведь я уговорила Мишеля на ночную няню в обмен на отказ от нового гардероба. Да, тут я допустила промашку. Конечно, он купит мне все, что нужно, но не стоит заикаться об этом сейчас. Я же не совсем идиотка и понимаю – он будет искать любой предлог, чтобы удалить Мадлен из нашего дома.

Естественно, Мишель не подал виду, что знаком с ней, но у нее-то глазки вспыхнули! А как беспомощно она застеснялась – мне даже стало жаль Мадлен. Смешно… Правда, почему я не испытываю к ней ненависти? Ведь знаю же, что она любовница моего мужа! Кошмар! Я не испытываю ненависти к его любовнице! Зато Эдит испытывает, да еще какую! Я помню, как она прошипела вчера: «Я бы ее убила!».

А что, если Эдит врет? – внезапно мелькнула мысль. Вдруг она недоговаривает больше, чем я предполагаю? Да нет, все так: я словно на экране увидела перед собой Мадлен в тот момент, когда «знакомила» ее с Мишелем. Растерянное лицо и сияющие радостью неожиданной встречи глазки… Кругленькие такие, маленькие глазки без косметики. Ну почему? Почему я не испытываю к ней ревности? Ненависти?

– Мадам Сарди! – постучав, в спальню заглянула Мари. – Там пришла мадемуазель, эта, как ее, Сэз, новенькая няня… Мадлен. Можно, я тогда уйду сегодня пораньше, а, мадам Сарди?

– Хорошо, Мари. До завтра.

Она ушла. В доме было удивительно тихо. Надо бы поприветствовать Мадлен и заглянуть к сыну, но вставать с постели совсем не хочется. Я блаженно вытянула ноги и расправила на подушке плечи. Глаза закрылись сами собой…

Судя по темноте за окном, я проспала целую вечность. Однако стрелки часов равнодушно демонстрировали, что пребывала я во сне не более сорока минут. Так или иначе, я чувствовала себя на удивление отдохнувшей.

Я бодро влезла в тапочки и на ходу взглянула на себя в зеркало. Фу-у… Лучше бы я этого не делала! Мне стало страшно: казалось бы, чувствую себя отдохнувшей, а на самом деле! Обрюзгшая тетка с серой кожей, всклокоченными волосами и в диком одеянии. И совсем рядом – под одной крышей! – эта чистенькая, восторженная Мадлен с быстрыми глазками. Боже мой! Уж не перехитрила ли я сама себя?

Я старательно – насколько позволял шов и бинты – обтерла свое тело влажным полотенцем. О душе пока нет и речи! Умылась, кончиками пальцев вбила крем в круги под глазами, сожалея, что не могу пользоваться духами, пока кормлю. Расчесала волосы. Накрасить ресницы и губы? Нет, это будет слишком беспомощно и глупо… Но вот небольшие серьги все же достаточно уместны. И однотонный шелковый палантин на плечи. Он закроет хотя бы часть моих телес и этих африканских рисунков на халате.

Девчушки мирно спали, а мой сын и ночная няня сидели возле пеленального столика и увлеченно шептались. При этом Мадлен что-то чертила на бумаге.

– Привет, – тихо сказала я. – Как дела?

Мадлен обернулась и с улыбкой покивала. Улыбка была совсем как у стеснительной девочки-подростка.

– Мам! – Селестен поднял на меня радостные глаза. – Мадлен учит меня нотам! Представляешь, она виолончелистка! А я, – сын ударил себя в грудь, – я впервые все понимаю! Купишь мне гитару? Вы давно с папой обещали.

– Мадемуазель Сэз разрешила тебе называть себя по имени?

– Мадам Сарди, вы тоже зовите меня Мадлен. Или просто Мадо. Мне так привычнее.

Я судорожно сглотнула.

– Мы, музыканты, все по именам, – с той же детской улыбкой добавила она. – А у вашего сына – определенные способности.

– Ма, – хмыкнул Селестен. – Мадо считает, что у девчонок тоже. Знаешь, мам, пока ты спала, Диди захныкала, и Жюльет вслед за ней. А Мадо тихонечко начала напевать. Жюльет с открытым ротиком так и застыла. И Диди – все тише, тише. Просто удивительно, мам! Такие маленькие, а слушают.

– Наш папа тоже им пел, но…

– Ваш муж поет? – заинтересовалась Мадлен.

– Ну ты и сравнила, мам, – встрял сын. – У меня у самого волосы дыбом от его вокала.

Я старательно изобразила безмятежную улыбку.

– Да, мадемуазель Сэз…

– Мадо, – поправила она. – Просто Мадо.

– …поет. Колыбельную. Но ни слуха, ни голоса!

– Так не бывает, – серьезно произнесла она. – Голос есть у всех. Это слух и способность интонировать встречаются реже.

– Интонировать? – переспросил мой сын.

– Воспроизводить мелодию, – объяснила Мадлен. – Например, пропеть то, что услышал. Но этому можно научить, если есть слух.

– А меня научите?

Прежде чем ответить, Мадо взглянула на меня, потом на него.

– Конечно, было бы желание.

– Прямо сейчас, Селестен? – спросила я, потому что мне показалось, что взглянула она на меня гордо. Неужели я переоценила свои силы?

– Ты что, мам? Если я сейчас запою, девчонки проснутся, я по части пения – весь в папу.

– Фамильная черта. К тому же оба не выносят классическую музыку, – иронично произнесла я, мельком взглянув на Мадлен.

– Правда? – откровенно расстроилась она и с надеждой спросила: – А вы? Вы любите музыку?

– Еще как! – опередил меня Селестен. – Наша мама – фанатка этого, как его? Который на воде, с дудками…

– Сынок, не дудки, а валторны, – поправила я. Мне вдруг стало неловко перед Мадлен. – Ты же много раз слушал со мной эту вещь. Неужели так и не запомнил имя автора?

– Похоже, речь идет о Генделе? – понимающе улыбнулась мне Мадлен. – «Музыка на воде»?

– Гендель, Гендель! – обрадовался Селестен. – Только я все время путаю его с Мендельсоном!

– Замечательно, – констатировала Мадлен и, чтобы не рассмеяться в голос, прикрыла ладонью рот. Ладонь была большая, с крупными сильными пальцами, пожалуй, даже непропорционально большая для такой хлипкой женщины. И изуродованный мизинец на левой руке…

– Конечно, замечательно, – согласилась я. – Но это еще что! Наш папа умудряется перепутать Орфея с Морфеем. Имена похожи, не правда ли, мадемуазель Сэз?

– Просто Мадлен, – поправила она. – А лучше – Мадо.

– Правда, мам, – сказал Селестен. – Не выпендривайся. Человек же тебя просит.

– Мне неудобно.

Наверное, забывшись, мы стали разговаривать слишком громко. Девчонки проснулись. Первой, естественно, заявила о себе Эдит. Через мгновение подхватили остальные. Селестен укоризненно посмотрел на меня.

– Все равно пора кормить, – сказала я.

– Да, – подтвердила Мадо, – крошка Диди очень пунктуальная. – И тихо начала напевать что-то под нос. Причем запела она вовсе не высоким голосом, как можно было предположить исходя из ее щуплой конституции, а, напротив, теплым, бархатистым контральто.

– Пунктуальная, как наш папа. – Я достала Диди из кроватки. – Тише, моя маленькая. Сейчас, сейчас дам тебе молочка.

И вдруг растерялась. Вчера ночью я без всякого стеснения кормила грудью при сыне, а сейчас, в присутствии поющей Мадлен, не могла решиться на это.

Тем временем ни на мгновение не прекращая петь, Мадо уже успела деловито вставить бутылочки в нагревательные стаканы и своим контральто, словно по волшебству, утихомирить тройные вопли. Мои девчонки лишь чмокали губками и пускали пузыри.

– Может быть, начать кормежку с других? Это чудо: они голодные, но все молчат! Как вы думаете, Мадо?

– Бутылочки уже теплые. Как хотите, мадам Сарди, – быстро проговорила она и опять тихо запела в полной тишине.

– Просто Полин, – сказала я. – Как это у вас получается, Мадо?

Не прекращая петь, она пожала плечами и лишь улыбнулась своей детской улыбкой, мол, что тут особенного?

– Наша Мадо – волшебница, мам, – гордо сказал Селестен, как если бы это именно он научил ее волшебству, и пристально посмотрел на мои пальцы, которые до сих пор не решились расстегнуть пуговицы на груди. – Я пойду, мам, почитаю. Зови, если что.

И ушел под тихое пение Мадлен, осторожно закрыв за собой дверь.

Я начала кормить крошку Диди, прислушиваясь к пению. Что-то очень знакомое и вовсе не похожее на обычную колыбельную. Что-то из классики… Ну конечно!

– «Ночная серенада»! Моцарт!

Мадо радостно кивнула. На ее коленях в ожидании кормежки смирно и как-то осознанно лежали Мадлен и Жюльет.

– Невероятно! Вы помните наизусть всю пьесу!

– Ах, пустяки, Полин! Дело техники. – И опять «Ночная серенада» в оригинальном исполнении.

– У вас замечательный голос! Вы могли бы петь в опере!

– Потом, Полин. – Она виновато улыбнулась, словно я не понимала чего-то главного, а она понимала, но не могла объяснить мне, потому что до меня не дойдет все равно. – Поговорим потом. Кормите. – Пение возобновилось.

– Диди, достаточно.

Я протянула руку за бутылочкой и ловко подменила ею свой сосок. Малышка даже не вякнула. Или она уже стала на день старше?

– Зря мы отпустили Селестена. Он бы докормил Диди из соски.

– Нет, не зря. Он стесняется. – Мадо показала глазами на мою грудь. – Это очень мило для его возраста. Я докормлю. Кого вам подать следующей?

– Наверное, вашу тезку… Только как мы справимся с таким тройным маневром? – Я с сомнением посмотрела на дочь, одной рукой при этом придерживая ее, другой – бутылочку. А на коленях Мадо расположились сразу две малышки.

– Ах, Полин! Это так удивительно – вашу девочку зовут как меня! Знаете, я еще раздумывала: браться ли за работу с тройней, но потом, когда узнала, что одна из них – моя тезка!.. А теперь вот еще и выясняется, что вы тоже любите настоящую музыку!

Рассуждая подобным образом, Мадо без всяких сомнений, словно порядок перемещения был отработан ею давно, переложила крошек со своих коленей в кроватки. Затем забрала у меня Диди с соской и тут же, как если бы у Мадо было несколько рук, передала мне Жюльет.

– Лучше покормите ее, моя тезка еще пару минут потерпит.

– Знаете, Мадо, она действительно самая спокойная. – Жюльет сначала носиком ткнулась в мой сосок, но он тут же оказался там, где полагается, и она блаженно зачмокала. – Мы назвали ее в честь покойной матери моего мужа.

– А Жюльет?

– Мне всегда хотелось, чтобы именно так звали мою дочку. А Эдит – в честь моей подруги.

– Правда? У меня тоже есть подруга Эдит. Знаете, Полин, мне очень неловко, но я должна вам признаться. – Мадлен выглядела очень смущенно. Даже крошка Диди на ее коленях, как мне показалось, засмущалась тоже. – Это именно она написала мне рекомендательное письмо, хотя я не воспитывала ее детей. Без рекомендации меня никто не брал на работу.

– Но она подписана некой мадам Сесиль Фружерак.

– Эдит подписалась вымышленным именем. А вы, выходит, не позвонили по телефону, указанному в письме?

– Нет. Я как-то не придала этому значения. Рекомендация как рекомендация. И потом, я же сразу увидела, как вы отнеслись к малышкам и что вы опытная няня.

– Спасибо, Полин. Тогда я вас очень прошу, не звоните моей подруге, раз все уладилось и так.

– Хорошо. Но как ее зовут на самом деле? – Лучшей возможности расставить все по своим местам и пожелать трудно!

Мадо проницательно посмотрела на меня своими маленькими глазками. Мне стало не по себе, и я добавила:

– Извините, Мадо. Можете не говорить, если мое любопытство неуместно.

– Полин, а вдруг она наша общая подруга? – Неуместен был ее неожиданный восторг, а вовсе не мое любопытство! – Ее зовут Эдит Жерарди, девичья фамилия…

– Гранье, – сказала я и тут же выложила все именно под тем соусом, как и обещала Эдит, добавив лишь, что мне непонятно, почему наша общая подруга до сих пор не познакомила нас. И знаете, как отреагировала Мадо?

Она запела «Лунную сонату», потому что навзрыд расплакалась ее крошечная тезка. После ряда перемещений под мелодию Бетховена, в результате которых маленькая Мадлен оказалась у моей груди, а тезка общей подруги, между прочим, проигнорировав плач своей сестры, – в кроватке, и Жюльет с бутылочкой на коленях у Мадо, которая все пела, я нашла нужным сказать хоть что-то: