Текст книги "Ах, Мишель, Мишель!.."

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5, в которой я приняла душ

Я приняла душ и легла в постель дожидаться Мишеля. Он все еще работал. Конечно, можно было бы заглянуть к нему в кабинет и поторопить, но у нас в семье это не принято. Мишель – наш «охотник и добытчик». Все, что мы имеем, заработано его мозгами и ежедневными упорными трудами. Если ему нужно корпеть над бумагами до утра, значит, так и будет. В случае необходимости кофе или чай он приготовит себе сам – все необходимое для этого имеется в его кабинете. Дома он почти никогда не курит, объясняя это тем, что и так получает переизбыток никотина на работе.

Несколько раз я вставала и выглядывала в коридор. Из-под двери его кабинета просачивалась полоска света. Может быть, все-таки войти? Как-никак сегодня ситуация особая, тем более что до сих пор я не имела подходящего момента сообщить ему о своем намерении лечь в клинику. Завтра. В крайнем случае, послезавтра.

Но я так и не решилась. Знаете, почему? Потому что сейчас в тишине и ночной теплоте дома – нашего дома, в котором так привычно живет эта бессонно-деловая полосочка света у его двери, все мои страхи и мучительные соображения по поводу неверности Мишеля как будто растворились или сбежали, вырвавшись через «опосредованную» истерику сына.

Конечно, его рассказ о взаимоотношениях Эдит и Бернара в известной степени перевернул мои представления о подруге, и я не могла не думать о том, правильно ли собираюсь поступить, оставляя ее, так сказать, «на хозяйстве». Но из двух зол следует всегда выбирать наименьшее, правда? И советоваться с Мишелем по этому поводу я не могла, иначе пришлось бы признаться, что мне все известно о его похождениях. Или взять и бросить ему в лицо: «Ты мне изменяешь! Я все знаю!» Нет, ужасно пошло.

Жюльет… В темноте я погладила свой живот. Кажется, он чуть-чуть больше, чем утром. Или я просто слишком сытно поела? Да еще эта дыня. Нет, моя девочка там, я точно знаю! Может, конечно, и не девочка, я ведь суеверно не захотела ультразвукового обследования, хотя, кажется, на таком маленьком сроке все равно еще не понятно. Но я и без всякого ультразвука сама знаю, что девочка!

Моя девочка… Какая она? На кого будет похожа? На меня, как Селестен, или на Мишеля? Вообще-то, Селестен тоже начинает все больше и больше походить на Мишеля. Особенно в движениях. Да и этим своим изгибом уголков губ. Но нос у Селестена мой, без Мишелевой горбинки. А вдруг у Жюльет будет горбатый нос? Как у отца Мишеля? Ну и что! Сколько угодно красивых женщин с горбинкой на носу. Это даже аристократично. И хорошо бы, вились волосы. У нас ведь у обоих – и у Мишеля, и у меня – волнистые волосы, а у Селестена – жесткая непослушная солома.

А глаза? Какого цвета у нее будут глаза? Вдруг зеленые, как у моей мамы? Это так красиво: темные волосы и ярко-зеленые глаза. У меня-то стандартные для брюнетки – карие, а вот у моих мужчин – голубые. Хорошо бы Жюльет тоже достались хотя бы голубые. Эй, девочка! Ты меня слышишь? Я все равно люблю тебя, с любым цветом глаз!..

Наверное, я уснула, потому что вдруг за окном оказались розоватые предрассветные сумерки. Мишелева сторона постели нетронута. Мне вдруг сделалось ужасно обидно и одиноко. Я влезла в пеньюар и пошла к мужу. Но в кабинете его не было. Я взглянула с галереи вниз – не видно ни на кухне, ни в гостиной.

Удалось обнаружить его в комнате для гостей, самой дальней на втором этаже. Он лежал на кровати в одежде и курил, уставившись в потолок. Оба окна – настежь.

– Тебе не холодно? – спросила я.

Он вздрогнул и тут же загасил сигарету.

– Посиди со мной, Полин. Мне так одиноко.

Я невольно усмехнулась. Наверное, это получилось грубовато – Мишель действительно выглядел очень расстроенным. Присев рядом, я погладила его по волосам. Он повернул голову и с жалкой улыбкой потерся щекой о мою руку.

– Почему ты не пришел ко мне? Лежишь тут один, куришь.

– Извини. – Он помахал рукой, как бы разгоняя дым. – Подожди, я закрою окна, ты замерзнешь.

– Не надо. Пусть проветрится. Пойдем лучше в спальню.

– Полин… – Мишель сел на кровати и прижал меня к себе. – Полин… Наверное, наш сын прав.

– В смысле?

– Лучше я буду спать здесь, пока не родится малышка.

Сказать, что ближайшие полгода я буду спать в клинике? Нет, не сейчас. Сейчас у меня не поворачивается язык.

– Ты чудак, папаша Сарди! Знаешь, чем сейчас увлечен Селестен? – Я ласково погладила Мишеля по щеке, мне даже не приходилось прилагать для ласки никаких усилий, такую я испытывала к нему жалость. Слабохарактерно, наверное… – Он читает Миллера!

– Миллера? Кажется, это что-то ужасно неприличное?

– В свое время Мопассан тоже казался верхом неприличия. И даже вальс когда-то не танцевали в приличном обществе. Сейчас другой век. Это уже классика.

– Может быть. Знаешь, Полин, я никак не могу прийти в себя от выходки Селестена. Да и своей тоже. Я ведь чуть его не ударил! Я! Собственного ребенка!

Ну что тут скажешь? В моей голове скопилось слишком много мыслей, чтобы произнести вслух какую-нибудь из них.

– А он принес тарелку с кусками дыни и опять просил у меня прощения… Я тоже каялся! Так не может продолжаться!

– Имеешь в виду, не должно повториться? – поправила я.

– Конечно! Это ненормально!

– Почему, Мишель? В других семьях ссоры, крики и даже мордобой – это норма.

– Но не у нас! Не в нашей семье!

– Мишель. – Я прижалась к нему. – Ты знаешь, мне тоже очень дорога и наша семья, и ее репутация. Но все обстоит гораздо сложнее.

– Ты о чем? – Он напряженно отстранился от меня.

Я пристально смотрела в его глаза. Муж выдерживал взгляд. Ох, только бы не сорвалось: «о твоей любовнице!».

– Утром я была у врача. Он настаивает на том, чтобы я срочно ложилась в клинику. Иначе у Жюльет мало шансов.

– О, Полин! – Мишель обнял меня обеими руками и прижался головой к моей груди. – Что я должен сделать? Как помочь тебе?

От его жаркого дыхания и прикосновений у меня по телу побежала та самая, «предвещающая», истома. Кажется, он задал какие-то бестолковые вопросы?.. Нет, вопросы потом… Я уже не могла ничего с собой поделать, а просто повернула к себе его лицо – такое дорогое, любимое, самое желанное в мире! И мы поцеловались так, как если бы это был наш самый первый и самый долгожданный поцелуй в жизни.

– Нет, пожалуйста, Полин! Нет! – зашептал Мишель, опускаясь передо мною на колени, обнимая и целуя мои босые ноги. – Только так! Я все сделаю губами! Мы должны щадить Жюльет! Да, я очень хочу тебя!.. У нас все получится! Моя родная, моя самая любимая в мире женщина…

Его руки, губы, прикосновения лица и волос где-то внутри моих бедер… Огромная теплая волна все ближе, ближе… Пальцы и губы гладят и ласково щекочут живот, и волна постепенно расходится, так и не взметнувшись пенным гребнем до предела, но мне так хорошо, так покойно, и ничего нет – никаких гадких Мадлен, никаких страхов, никакого отчаяния…

Коленями я чувствую, как дрожат плечи Мишеля, что у него мокрое лицо и волосы тоже почему-то мокрые. Я нагибаюсь и протягиваю руку: его волосы надо лбом действительно влажные и скрутились в завитки. Я глажу горячий лоб, чувствую брови, веки, глаза под ними, щеки – все влажное.

– Ты плачешь, Мишель?

– О, как же я люблю тебя! Иди сюда! – Он поднялся с пола и лег со мной рядом. – Полин, моя единственная…

И долго-долго и очень нежно целовал мои губы, едва касаясь их своим ртом, как будто лишь осторожно дышал на них.

Потом бережно взял меня на руки и понес в спальню. Но я чувствовала, как он весь пышет жаром и дрожит по-прежнему.

– Что с тобой, милый?

– Все хорошо, Полин. – Он уложил меня в постель, укрыл одеялом и, отступив на шаг, стал любоваться, как художник любуется картиной. Но по бледному лицу блуждали багровые пятна.

– Да, мой родной, это было восхитительно, – прошептала я, испытывая к мужу невероятную нежность. – Но у тебя, случайно, не поднялось давление?

– Что ты сказала? – Он наклонился ко мне, обдав жаром. – Не слышу?

– С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, хорошо! Спи! Я сейчас.

И скрылся в ванной.

Но уснуть я не смогла. Я лежала и прислушивалась к звукам воды. По-моему, прошла целая вечность. За окном сделалось совсем светло. Вылезать из постели не хотелось совершенно, но я все-таки пересилила себя и прошла в ванную.

Мишель стоял под душем. Улыбнулся и помахал мне рукой. На запястье были часы. Человек с часами под душем выглядит несколько забавно.

– Как ты? – спросила я.

– Все хорошо. Только не вздумай забраться ко мне.

Я потрогала воду. Ледяная, как и можно было предположить.

– Мишель, это глупо. Ты простудишься. – И попыталась открыть кран горячей воды.

– Уйди, Полин. – Он перехватил мою руку, и мы оба вздрогнули. – Пожалуйста. Мы оба слишком темпераментные люди.

– Ты считаешь это предосудительным на семнадцатом году брака и двадцатом году знакомства? – Другой рукой я провела по его животу.

– Прекрати, пожалуйста, – хохотнул он.

– Все, больше не буду. Давай вылезай. Нам нужно поговорить.

– Мы уже говорим.

– Мишель, я ложусь в клинику. – Он стоял под ледяным душем и все равно лукаво смотрел на меня. – Возможно надолго. Я договорилась с Эдит. – Потянувшись к горячему крану, муж повернул его. – Она поживет здесь и присмотрит за хозяйством.

– Полин, ты в своем уме?

– Послушай, а если мне придется провести там полгода? Как вы тут управитесь вдвоем? Два мужика!

– Мы не мужики, – деланно обиделся Мишель. Над ванной поднималось уже облако пара. – Мы – мужчины.

– Извините, мэтр. Тогда я вызову из Тура свою маму. Я сойду с ума, переживая, как вы тут будете одни.

– Мы не одни. Два раза в неделю приходит убираться мадам Сифиз. Можно попросить ее приходить чаще.

– А еда? Ты ведь даже плохо представляешь себе, где и какие покупать продукты.

– Мы с Селестеном будем питаться в кафе. Кроме того, у нас отличный итальянский ресторан за углом! А твоя Эдит совершенно не умеет готовить!

– Хорошо, ну а стирка? А постельное белье? А рубашки? Если за тобой не проследить, то ты неделю будешь ходить в одной и той же, не говоря уже о Селестене. А носки? Трусы?

– Кстати, Полин, о трусах. Принеси мне белье, через… – Мишель вытащил руку из облака пара и уставился на циферблат. – Через час десять мне уже пора быть в конторе!

Глава 6, в которой Мишелю сорок два

Когда тебе за сорок, пусть совсем немного, бессонная ночь на фоне бурных переживаний и прерванного полового акта явно не добавляет бодрости и оптимизма мыслям, словам и поступкам.

С самого утра Мишель чувствовал себя дискомфортно: раздражительность, взбудораженность и сонливое безразличие одновременно. Он едва не захрапел на утренней встрече с адвокатами противной стороны. И обрадовался как ребенок, когда вдруг отменилось судебное заседание, назначенное на три дня. Он даже отпросился у патрона под каким-то банальным предлогом, чтобы поехать домой и спать, спать, спать…

Но тут позвонила дама с площади Виктора Гюго: дама де ля пляс-Виктор-Гюго или сокращенно – дама де ля пляс. Мишель старался даже мысленно не называть любовниц по именам с тех пор, как невзначай произнес имя самой первой в постели с Полин.

Он поехал на свидание. Хотя вполне мог бы этого и не делать. Во-первых, сегодня пятница – не их день, – обычно они встречаются по средам, если никто не занят, но в эту среду они были дружно заняты оба. А во-вторых, на следующей неделе, когда Полин ляжет в клинику, встречаться стало бы проще, но, Мишель усмехнулся, одновременно и сложнее. Надо же, как ловко жена убедила его в необходимости поселить Эдит у них в доме! Куда только девается его адвокатское красноречие, когда она начинает говорить и он видит, как двигаются ее губы – полные и совсем по-девичьи яркие. И как она чуть-чуть облизывает их, когда начинает волноваться. И эта тонкая голубоватая живая жилка на шее… Сколько раз он целовал ее, чувствуя биение пульса. И эта ее сокровенная родинка на лобке, трогательно спрятанная под нежными колечками волос. А какой чудесный, ласковый аромат у ее тела!

Мишель почувствовал, как по всему организму начал разливаться жар, а на лбу опять выступили капельки пота. Нет, нет, больше никаких игр с Полин! И вышвырнуть из дома все ее идиотские тренажеры! Должна же она родить ему дочь, в конце-то концов!

Конечно, сын – это очень хорошо, очень здорово. Он – наследник, продолжение фамилии. Но сын – это ты сам, только опять мальчишка, которому заново на протяжении десятков лет придется бороться за свое место под солнцем. А дочь… Дочь – совсем другое дело. Дочь – это твоя и только твоя собственная женщина. Маленькая сказочная принцесса, которая любит тебя не потому что ты, скажем, в ее вкусе или сумел как-то расположить к себе. А просто любит. Сразу, как только родится. Потому что она – твоя, твоя плоть и кровь, часть тебя. Но женщина!

Хорошо бы у Жульет были прямые длинные волосы, мечтал Мишель, застряв в пробке у Нового моста. Именно прямые, а не легкомысленные легкие кудряшки, как у Полин. И тяжелые. Да, прямые, длинные и тяжелые, как водопад по спине. Интересно, а у Жюльет тоже будет такой потрясающий, волнующий изгиб спины, как у Полин?..

Желание оказаться сейчас рядом с Полин и провести пальцами по желобку ее спины – ниже, ниже, к пояснице и ягодицам – накатило, как этот самый водопад. Да что за пропасть? Мишель вытер пот со лба, нажал на сцепление; автомобильная пробка начала потихоньку рассасываться, и все застоявшееся механическое стадо ринулось вперед, через мост.

Но ведь рано или поздно какой-то чужой парень тоже опешит и покроется потом при виде Жюльет? Конечно, очень не скоро, но это ужасно! А почему, собственно, ужасно? У Жюльет будет хороший парень, у его дочери просто не может быть плохого парня! И он поведет ее под венец. Под орган, по длинному проходу церкви, украшенной цветами и пестрящей яркими нарядами гостей. Вел же он под венец свою сестру Адель! Вместо отца…

Отец был категорически против венчания и свадьбы. «Глупые предрассудки и еще более глупая трата денег! Записались в мэрии и плодитесь, сколько не лень»… Адель была ужасно обижена. Еще бы! Это с сыном отец был не в меру суров и строг, а над обожаемой доченькой, что называется, трясся и не дышал. И вдруг такое! Конечно, Мишель помог сестре с ее парнем и деньгами, и участием. А отец даже не пришел в церковь и свою жену Анжел и не пустил. И года полтора не общался с Адель. Смягчился только, когда она назвала первенца Жеронимом – в его честь. Что это? Старческий каприз? Или… ревность?

Подумав о ревности, Мишель невольно вспомнил вчерашнюю безобразную выходку сына. Приревновать мать к родному отцу! Прямо Эдипов комплекс какой-то! Он ведь не ревновал своего отца к Анжели. Наоборот, всегда считал ее отважной женщиной – выйти замуж за вдовца с грудным младенцем и двенадцатилетним сыном, плюс к этому дикий характер родителя! Конечно, отец – дорожный полицейский. А, как известно, служба в полиции не для слабохарактерных людей.

Анжели всегда говорит, что вышла за Жеронима, потому что любила его со школьной скамьи. Странная такая скамья – Анжели моложе отца лет на десять. Общих детей у них нет: ей нужно было лечиться от бесплодия, но отец заявил, что двоих ему вполне достаточно и нечего тратить деньги на то, чтобы в доме прибавлялись дополнительные рты.

Анжели истово любит Адель и Мишеля. Мишеля особенно. И раз уж Полин так хочется, чтобы кто-то присмотрел за домом в ее отсутствие, то вполне логичным было бы попросить об этом именно Анжели. Но он даже не предложил жене этот вариант, потому что добрейшая матушка не выносит единственного на свете человека: а именно Полин. Дескать, ее невестка – слишком заносчивая и высокомерная гордячка.

Ну уж это точно ревность, усмехнулся своим мыслям Мишель. Хотя в снобизме Полин никак не отказать. Впрочем, матушка Анжели вряд ли знает такое слово – «снобизм». Полин действительно ведет себя с его родственниками так, как если бы являлась членом королевской фамилии или, по меньшей мере, титулованной особой. А ее родители – всего лишь учителя, всю жизнь протрубившие в одной из муниципальных школ Тура.

«Приглядывать» за хозяйством Полин могла бы попросить и свою маменьку. Но терпеть присутствие в доме тещи хотя бы одну неделю – выше его сил. Естественно, она явилась бы с мужем. Кстати сказать, отец Полин – очень симпатичный тип и с ним можно поговорить не только о футболе. Но теща! В каждой ее фразе будет содержаться поучение, как жить дальше, а Селестена она замучит диктантами.

Иногда Полин ужасно напоминает свою мамашу, с внезапным раздражением подумал Мишель; поток машин опять превратился в стоячее болото. Побольше бы ей рассудительности, свойственной ее отцу! Тесть-то как раз хорошо понимает, как нелегко далась Мишелю его карьера. Стать преуспевающим адвокатом с ученой степенью, когда твой отец – дорожный полицейский, а его жена до замужества работала приемщицей в химчистке – ох как непросто! Родители же Полин с самого детства настраивали на поступление дочери в Сорбонну…

Ну и духота сегодня, с тем же раздражением подумал Мишель. Или я забыл включить кондиционер? Конечно, совершенно башка не варит. Он нажал кнопку, и ему показалось, что в салоне сразу же стало легче дышать. Нет, это я придумываю, нужно хоть какое-то время. Мишель огляделся по сторонам, словно впервые увидев другие автомобили за окнами своего. Слева, за рулем «рено», дремал какой-то бородач, а справа, на заднем сиденье такси, молодая женщина что-то внушала девочке лет пяти. Лицо мамаши было до смешного серьезным, а девчушка таращилась на свои перемазанные шоколадом ручки. Ее мордашка, кофточка и даже пряди светлых волос тоже были в шоколаде.

Мишель какое-то время с умилением рассматривал девочку. Вероятно, слишком пристально. Мамаша повернула голову и злобно зыркнула на него. Он смутился, виновато сделал улыбку и опустил глаза. Зачем она так? – подумал он. Разве предосудительно любоваться красивым ребенком? И как можно так недоброжелательно разговаривать с дочкой? Неужели эта женщина не понимает своего счастья?

Мишель полез в кейс за сигаретами. Нет, не буду, подумал он. И так в голове шумит. Лучше принять таблетку аспирина. Он обернулся назад, чтобы достать аптечку, но тут поток машин сдвинулся с места.

А может, развернуться на ближайшем перекрестке и поехать домой? Нет, неудобно перед дамой де ля пляс, она и так уже ждет. Он взглянул на часы, сорок три минуты! Да еще непонятно, сколько придется добираться. Эти известные парижские пробки! И ведь она ждет не дома, когда можно было бы позвонить и предупредить, что застрял, а в кафетерии. И мобильный не заводит принципиально, дескать, не по карману. Этим своим «не по карману» дама де ля пляс иногда ужасно напоминает Мишелю его отца. Он невольно хмыкнул: смешно – находить сходство в любовнице и родном отце!

Дама де ля пляс аккуратно сидела за столиком у входа в кафе. Увидев Мишеля, радостно замахала ему и привстала навстречу. Хрупкая женщина с очень коротким «каре», негустые волосы тщательно расчесаны на пробор. И почему женщины, связанные с искусством, обязательно носят «каре» или вовсе стригутся под мальчишку? – Мишель опять почувствовал раздражение. У моей Жюльет никогда не будет столь дурацкой стрижки, только длинные, прямые, блестящие волосы…

– Я так соскучилась, – сказала она, тонкими пальцами заправляя прядь за ухо. Чуть припухшие глаза без косметики делали ее особенно уязвимой.

Мишелю стало стыдно за свое раздражение.

– Извини, заставил тебя ждать, – смутился он. – Сплошные пробки. – Затем нагнулся и дотронулся губами до ее виска. Едва уловимый знакомый запах терпких духов. – Ты плакала?

– Пустяки. – Она жалобно улыбнулась. – Я готова ждать тебя всю жизнь.

– Не самое веселое занятие, – нарочито бодро прокомментировал он. Мишель всегда старался избегать этой темы в разговоре с ней. – Но плакать вовсе не обязательно.

– Это не то. Это – глазные капли. Окулист готовит меня к тому, чтобы пользоваться линзами. Я старею, Мишель.

– Не придумывай, глупышка. – Он едва заставил себя улыбнуться и галантно поцеловать ее холодные пальцы. Раздражение опять росло. Куда катится мир? Вчера родной сын закатил безобразную сцену, сегодня трепетная и нежная дама де ля пляс определенно провоцирует его. – Пойдем к тебе или сначала выпьем кофе?

– Кофе, – безразлично произнесла она.

Действительно безразлично, или ему так кажется? Он подозвал официанта и заказал две чашки.

– Я хочу пирожное, – сказала она. – Самое большое.

– Самое большое, – подтвердил он официанту.

Тот кивнул и ушел. Мишель решительно взял ее руку и поднес к губам. Надо скорее прекратить это невыносимое состояние! В голове и без ее унылого вида и капризного голоса шумит от бессонницы.

– Что случилось, малышка? В чем дело?

– Ни в чем. Просто я устала. Я мечтаю уехать!

– Зачем? Куда?

– Куда угодно! Например, на Канары!

– Конечно, поезжай, отдохни, – машинально согласился Мишель и вдруг по ее взгляду и выражению лица понял, что она говорит серьезно, и переспросил: – Ты действительно собралась в отпуск? А как же…

– Что как же? – торжествующе перебила она. Но он обрадовался резкой перемене ее настроения. – Как же ты без меня? Или ты хотел спросить что-то еще?

С подносом подошел официант. Мишель вместо ответа пожал плечами и опять пожалел, что поленился принять таблетку аспирина, – голова совершенно не справлялась с клубком мыслей.

– Ну, что ты замолчал, мой милый? – Она отломила кусочек пирожного, положила себе в рот и многозначительно, по одному, облизала пальцы. – События приобретают неожиданный оборот?

– Да. – Из клубка мыслей он вытянул самую простую. – Ты не такая, какой мне казалась. – И под столом с силой сжал ее колено, а потом скользнул выше, по бедру. – Совсем не такая!

– Это хорошо или плохо? – Она продолжала в той же развязной манере поглощать свое пирожное, как бы не реагируя на его энергичное подстольное «туше».

– Пойдем, протестируем на твоем диване, – подделываясь под ее непривычно-вульгарный тон, предложил он и сквозь шум в голове подумал: скорее бы!

Может быть, нормальная физиологическая процедура – полноценный половой акт – вернет комфорт его организму? Или нужно просто выспаться? Нет, нет! Конечно, секс! Воздержание в его возрасте – совершенно излишнее геройство. Зачем мучить уже не молодую плоть укрощением желания? Вон как призывно облизывает губы дама де ля пляс! Как отзываются на его прикосновения ее бедра…

Но Жюльет? Сможет ли она простить такое поведение отцу? Ой, какие глупости? При чем здесь еще не родившийся ребенок? Да дочь и не узнает! И в конце-то концов он в первую очередь щадит ее саму, занимаясь сексом не с ее матерью… И каким сексом!

– Да, Мишель, да, да! Идем скорее! – Они уже бежали по лестнице вверх к двери квартиры. Дама де ля пляс почти уже отдавалась ему на лестнице. – Скорее, мужчина моей жизни!

Они едва захлопнули дверь и тут же, в прихожей, повалились на пол, срывая одежду друг с друга. Из клубка мыслей Мишель вдруг выскользнула одна: нет, это не она отдается ему, а он ей! Это она всеми силами старается ублажить, удовлетворить, усладить его. Ее гибкие тренированные руки заставляют откликаться каждую клеточку его тела, а губы, проворный язык, вся ее змеящаяся, верткая плоть… Нет, Полин ведет себя совсем не так! Она не заставляет его и не изобретает сама чего-то там… эксклюзивного, а лишь жадно радуется его ласкам. Но как эта женщина умеет радоваться! Радость Полин захлестывает, переполняет его самого, от столь бурного и искреннего проявления чувств она становится все желаннее и страстнее… Нет, разве можно сказать так: «страстнее»? Надо сказать: «вызывающей все большую страсть»…

– Эй? Ты что там притих? – откуда-то издалека, из другой галактики долетел заботливый женский голос. – Что-то не так?

– Хорошо… Все хорошо…

Вот, вот, сейчас. Еще один вздох! Наконец-то! Какое блаженство! И он закричал:

– О, Полин! О-о!

И тут же лицо звонко обожгла пощечина. Слева.

– Мерзавец! – Еще одна пощечина справа.

– Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!..

Слева, справа, слева, опять справа. И как будто даже царапнули ногти… Она сидела на нем верхом и как заводная игрушка лупила по щекам.

– Прекрати! – Мишель с силой схватил ее за руки. Женщина лягнула его ногой. – Прекрати сейчас же! У тебя истерика!

– Ты все врал! Ты любишь только ее! – Она сразу обмякла и повалилась ему на грудь, щекотнув по дороге волосами его нос. Он невольно фыркнул.

– Тебе смешно, – беспомощно обиделась она, но не шелохнулась. – Да-а, тебе смешно…

– Нет. Нет же! – Он бережно погладил ее узкую спинку с острыми крылышками лопаток. – Извини, просто щекочут твои волосы.

– Конечно, у меня плохие волосы.

– Да что ты, малышка, замечательные!

– А грудь?

– И грудь замечательная!

– А ноги?

– И ноги, и руки, и музыкальные пальцы. – Он принялся старательно целовать их по одному. – И губы, и глаза, и ушки…

– Почему ушки, а не уши? – страдальческим тоном поинтересовалась она.

– И уши, и пятки… – Боже мой, когда это кончится? – И зубы, и колени, и… – Господи, что же бывает у человека еще? – И живот, и плечи, и…

– Это смешно, Мишель. – Она вдруг заговорила будничным голосом и резко поднялась на ноги. – Как бы ты ни притворялся, все равно не любишь меня.

– Люблю!

– Тогда почему мы не вместе? Почему встречаемся украдкой и только в рабочие дни? Почему я должна в одиночку тосковать по выходным? Почему? – Она неторопливо начала одеваться.

Мишель тоже поднялся. Как-то глупо выяснять отношения, лежа на полу в прихожей.

– Малышка, ты прекрасно знаешь, что я никак не могу развестись сейчас. У сына такой трудный возраст! Ты не представляешь, что он закатил вчера вечером, когда узнал о беременности Полин!

Какого лешего это слетело с моего языка, ужаснулся Мишель. Зачем! Только привел даму де ля пляс в чувство! И вот. На тебе. Не сдержался. Теперь уж точно не миновать сцены…

Но дама де ля пляс отреагировала на удивление спокойно, хотя и не вполне адекватно.

– Ну-ну, – сказала она. – А вот лично я очень за всех рада!

– Правда! Милая!

– Правда. Милый. Я рада за всех нас! – «Нас» она произнесла особенно выразительно. – Теперь я вольна поступать так, как мне вздумается! Понимаешь, мне! Мне! – На этом все спокойствие и закончилось. – Я уезжаю на Канары!

– Да езжай, пожалуйста. Только я не понимаю, зачем ты стараешься поссориться со мной перед отъездом?

– Я не стараюсь, просто… – Она шмыгнула носом и как обиженная девочка прижалась к нему. Такая маленькая, едва до плеча. – Просто ты меня не любишь.

Он вздохнул и погладил ее по голове. И едва сдержался, чтобы не отдернуть руку: волосы были противно-липкими от лака. Надо же, он заметил это только сейчас.

– Это не так, моя малышка.

– Ну, пожалуйста, разведись с ней!

– Разведусь, обязательно разведусь! Но ты же сама понимаешь, что я не могу бросить жену в таком положении. Подожди, потерпи еще немножко. Маленькая моя. – Он нагнулся и поцеловал ее щеки. – Ну не плачь, мы же рядом!

– А если я умру, так и не дождавшись? Вот возьму и умру!

Нет, это просто невозможно! Что творится со всеми, кто его окружает? – в который раз возмутился Мишель.

– На Канарах? Ты решила умереть на Канарах?

– Поедем вместе?

– Обязательно поедем. Естественно, не сейчас, но потом поедем обязательно.

– Конечно! Так всегда! Не сейчас…

Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта пытка, но мобильный голосом его секретаря сообщил, что пришел один запрос, которого давно ждет мсье Сарди, так что мсье Сарди может не волноваться, пакет лежит на его столе.

– Патрон вызывает срочно, – сказал Мишель, отключая мобильник. – Извини, малышка, ты же знаешь, что я подневольный человек.

Дама де ля пляс горько вздохнула и привычным жестом заложила за ухо прядь волос. Мишель наклонился, осторожно обнял ее и тихо поцеловал в губы.

– Пока, малышка! На следующей неделе Полин ляжет в клинику, все будет по-другому.

– Я бы родила тебе без всякой клиники. Ладно, мужчина моей жизни. Уходи. – Она чмокнула его в саднящую щеку. Словно коснулась наждаком. – Зря я выдернула тебя сегодня с работы.

– Что ты! Я так соскучился!

Она внимательно посмотрела на него снизу вверх.

– Больно, любимый? – И осторожно прикоснулась к его лицу пальцами. Они были холодными, как всегда, но сейчас это было приятно. – Извини. Я сама не знаю, что на меня нашло. Ты же не в первый раз назвал меня Полин…