Текст книги "Ах, Мишель, Мишель!.."

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Натали де Рамон
Ах, Мишель, Мишель!.

Моей испанской подруге Аманде Грис

Глава 1, в которой я абсолютно уверена

– Ты уверена?

– Абсолютно! Понимаешь, это было как щелчок: раз – и загорелась иллюминация.

– Ну…

– Ничего не «ну-у-у». Вот. – Я положила на стол визитную карточку и пододвинула ее подруге. – Убедись сама.

– Струнный квартет «Экипаж», – прочитала Эдит и хмыкнула, пожав плечами. – Что тут особенного? Наверняка просто новая клиентура твоего Мишеля.

– Во-первых, мой Мишель в жизни не имел ничего общего с богемой. Ты прекрасно знаешь, что он занимается исключительно исками промышленных корпораций. Во-вторых, он терпеть не может классическую музыку, ведь не даром в оперу я всегда хожу только с тобой. В-третьих, дорогая, лучше взгляни, что и как написано на обороте.

Эдит перевернула визитку, и то обстоятельство, что она округлила глаза, весьма порадовало жену специалиста по корпоративным искам.

– Имя «Мадлен» и телефонный номер. Написано от руки. Карандашом, – сухо констатировала Эдит, как если бы диктовала полицейский протокол, и добавила уже со старательным сочувствием в голосе: – Может быть, ты все-таки торопишься с выводами, подруга?

– Здрасьте, приехали! А кто учил меня, что телефоны любовниц мужчины всегда записывают как бы небрежно и без фамилии?

– Я имела в виду записную книжку, а это – всего лишь какая-то визитка. Мало ли что кто-то нацарапал карандашом на обороте?

– Ой, пожалуйста! Не заступайся за Мишеля, ты же сама убедила меня порыться в его карманах, в записной книжке…

– А что мне оставалось делать? – обиженно перебила Эдит. – Забыла, в каком состоянии ты была тогда? Разве я могла спокойно смотреть на твои муки? Естественно, я и посоветовала убедиться сначала и уж потом предъявлять Мишелю ультиматум.

– Да не собираюсь я предъявлять ему какие-то там ультиматумы! Я люблю Мишеля!

– Тогда терпи…

– Еще чего!

– Значит, разведись…

– Ага, чтобы одной поднимать сына, пахать день и ночь, как ты, и не знать, куда деть себя в выходные?

– По выходным я вожу экскурсии!

– Вот именно. Работаешь. А я не намерена. Кажется, даже в Библии нигде не сказано, что женщина должна «зарабатывать хлеб свой в поте лица своего»?

– Богословский диспут? А как насчет «рожать в муках»?

– Я как раз предполагаю сделать это месяцев через шесть.

– Что? – Эдит близоруко сощурила глаза.

– То. Родить. У меня срок двенадцать недель.

– А… А Мишель знает?

– Нет. – Я встала и прошлась по кухне. – Хочешь еще кофе?

– Хочу, – не сразу ответила Эдит. – Жалеешь, что сказала?

– Может быть.

– То есть ты сама еще не решила окончательно?

– Дело не во мне, Эдит. А в моем организме. Я не знаю, чего ждать от него в этот раз. Как-никак мне уже почти сорок.

– И после двух выкидышей подряд ты продолжаешь экспериментировать? Мишель едва справился с теми потрясениями. Он так переживал!

– Мишель? – вспылила я. – Тебя тронули переживания моего мужа? А то, как через это прошла я? Что пережила я?

– Милая моя! Ты – героиня! Ты – фантастическая женщина! – Эдит порывисто вскочила и прижала меня к себе.

Это было так неожиданно – обычно Эдит не выносит никаких объятий и сантиментов, – что я, неловко дернув локтем, опрокинула на нее кофейную чашку.

– Ох, извини, Эдит! Я тебя не обожгла? Кажется, испортила твою любимую блузку…

– Пустяки. – Она принялась изучать рукав. – Подумаешь, капля!

– Если это капля, то я – турецкий султан. – Пятно размером и очертаниями напоминало грушу.

Коричневую грушу на бежеватом поле… Эдит любит природные светлые тона и классические фасоны. Да и вообще, во вкусе ей не откажешь. Даже в студенческие годы, когда мы все одевались с нарочитой небрежностью и преимущественно в черное как люди искусства – мы ведь учились искусствоведению в Сорбонне, – Эдит в своих пастельных нарядах классического кроя казалась последним персонажем Прекрасной эпохи [1]1
  Т. е. начала XX века.


[Закрыть]. Эдакая безмятежная наследница миллионов, только что сошедшая с борта белоснежной яхты, дабы скуки ради прогуляться по парижским салонам, развлечь себя новыми безделушками от Картье, шляпкой от Коко Шанель, да еще парой полотен Пикассо или Матисса и тут же забыть о них…

Правда, в отличие от гардероба представительницы Белль-эпохи, туалеты Эдит всегда можно было пересчитать по пальцам одной руки. Например, эту пострадавшую блузку она носит последние года три, а то и все пять, если мне не изменяет память. Лично я не способна на такое. После первой же стирки даже в самой бережной стиральной машине вещи годятся, на мой взгляд, разве что для благотворительного базара. Но только мои вещи, а не вещи Эдит. Хотя она по-прежнему одевается в самых дешевых магазинах. Нарядись в это я, меня бы приняли за нищенку, а на Эдит любая тряпка выглядит «от кутюр»…

– Лучше замыть сразу, – виновато предложила я. – Снимай. Это же кофе.

– Да ну, – заупрямилась Эдит. – Старая блузка. – Она промокнула пятно салфеткой. – Что с ней возиться? Высохнет. Да и под жакетом не будет видно.

Тем не менее я настояла. Увела ее в ванную и в качестве компромисса – снять блузку Эдит категорически отказалась – начала замывать пятно под краном.

– Слушай, – спросила она, – а ты уже звонила по этому телефону?

– Нет. О чем мне говорить с этой Мадлен?

– Так, может, никакой Мадлен и не существует? Мало ли что это за номер?

Я вздохнула. Рукав ее блузки от моих стараний сделался мокрым до локтя.

– Нет, правда, – не унималась Эдит. – Мало ли откуда взялась эта карточка?

– Перестань. Слышала уже: «мало ли кто, мало ли что», – передразнила я. – У такого аккуратиста, как мой Мишель, ничего случайного в бумагах быть не может. Это побриться он может забыть. А что касается бумаг – то будь спокойна! У него в книжке даже твой телефон значится именно под твоей фамилией.

– Но ведь ты же не думаешь, что я его лю…

– Да ладно, подруга, – улыбнулась я. – Не принимай на свой счет. Я просто так сказала, для примера. И все визитные карточки клиентов у него аккуратненько разложены в визитнице. А эта была втиснута в бумажник под пластиковые кредитки.

– Ну, ты просто комиссар Мегре!

– Лучше скажи: престарелая миссис Марпл. Ладно. – Я вгляделась в мокрый рукав. – Вроде пятно сошло. Подсуши полотенцем. – Я протянула ей указанный предмет. – Ну и что мне теперь делать?

– В смысле? – Эдит небрежно промокнула рукав, и мы вернулись в кухню. – Разводиться ты не хочешь, значит, как ни крути, остается терпеть!

– Да не собираюсь я терпеть! Сколько можно говорить об одном и том же?

– Так чего же ты хочешь?

– Избавиться. – Я постучала ногтем по карточке струнного «Экипажа». – Избавиться от этой Мадлен.

– Но, может быть, ее нет!

– Пожалуйста, Эдит, довольно. Прямо как заезженная пластинка. Одно и то же, одно и то же… Я всегда стараюсь помочь тебе. Когда ты вояжируешь с экспозицией Лувра, твой сын перебирается к нам. А сейчас мне нужна помощь. Понимаешь, мне! – Я ткнула пальцем в грудь и чуть не сломала ноготь. – И прошу тебя помочь! Кого мне просить еще?

– Помочь?.. Как?.. Поговорить с Мишелем? Пристыдить? Заставить взяться за ум?

– Ну, и это тоже. Если бы ты не поговорила с ним тогда, четыре года назад, я не знаю, чем кончилась бы та эпопея.

– Да ладно, Полин, не преувеличивай мои заслуги… – Эдит уставилась на мокрый рукав и принялась разглаживать его ладонью.

– Не скромничай. На твоем месте я бы давно открыла частную практику по делам семьи. Ты – великий психоаналитик. Но дело не только в этом. Я тебя прошу: позвони!

– Мадлен? – Эдит продолжала тщательно гладить рукав.

– Не президенту же?

– И что я скажу ей? – Она не отрывалась от своего занятия. По-моему, демонстративно, чтобы я чувствовала свою вину за облитую так некстати блузку. В жизни не поверю, чтобы ее столь категорично не интересовала моя потенциальная соперница.

– Например… – начала я. Эдит не повела и бровью. Я кашлянула и допила из своей чашки холодный остаток кофе.

Показное безразличие действовало на нервы, но помочь мне в таком деликатном деле, кроме нее, не мог никто. Только ей известны эскапады Мишеля, для остальных же он – идеальный супруг, образец для подражания. И мне совсем не нужно, чтобы наша семья становилась объектом сплетен, а в молчании Эдит я уверена, как в своем собственном.

– Например, ты проводишь социологический опрос, или… Вот, Эдит, я придумала! Ты – представитель телефонной компании, у компании – юбилей и какой-то там конкурс номеров. И номер Мадлен выиграл первый приз. Теперь твоя задача – вручить ей билет на Канары, где ее ждут оплаченные фирмой на месяц вперед апартаменты.

– Полин… – Эдит откинулась в кресле и недоверчиво снизу вверх смотрела на меня. Мокрый рукав был тут же забыт начисто! В глазах светился неподдельный интерес! – Ты готова к таким расходам?

– Вполне. Сейчас не сезон, и к тому же вовсе не обязательно заказывать билет VIP-класса и пятизвездочный отель. Главное, выясни ее адрес и посмотри, что эта Мадлен представляет собой. К чему мне быть готовой, когда через месяц она вернется в Париж?

Эдит усмехнулась и презрительно скривила губы.

– Да Мишель забудет ее через месяц…

– Надеюсь.

– …и заведет себе другую.

– Насчет другой, это мы… – Я погладила себя по еще совсем незаметному животу. – Это мы еще посмотрим. – И решительно протянула подруге телефонную трубку. – Звони!

– Кстати, а как отнесется к появлению малыша твой сын?

– Селестен давно просил братика или сестричку.

– И мой Бернар тоже просил. Но сейчас-то им по пятнадцать!

– И очень хорошо. Селестен скоро сделается совсем взрослым, а у меня будет крошка Жюльет.

– Ты уже знаешь, что девочка? Разве ультразвук показывает на таком маленьком сроке?

– Девочка, девочка. – Я нетерпеливо потрясла трубкой. – Давай, Эдит, звони, пожалуйста, «девочке» Мишеля.

Моя подруга достаточно убедительно представилась сотрудником телефонной компании, проглотив, однако, свое имя, заговорила о конкурсе номеров, выигрыше и попросила разрешения у «победительницы» встретиться с ней, чтобы занести в анкету ее точные паспортные данные, с виноватой улыбочкой ссылаясь при этом на требования бухгалтерии, связанные с нашей французской повышенной любовью к бюрократии.

Вероятно, ее собеседница на том конце провода тоже ответила шуткой, потому что Эдит уже открыто рассмеялась, а потом переспросила фамилию Мадлен. Та же, в свою очередь, видимо, переспросила, как зовут «представителя телефонной компании», потому что Эдит назвала не только свою нынешнюю, но и девичью фамилию. Затем разговор почему-то повелся о каком-то папаше Тото, его собаке, собеседницы еще поспорили, была ли она спаниелем или фокстерьером, перешли на «ты»… И беседа потекла уж совсем в невероятном направлении: о цвете кафельной плитки, которую некая тетушка Ирен использовала в качестве подставки под горячее…

Я сидела как на иголках, а Эдит болтала и болтала про каких-то неведомых мне людей, причем с явным удовольствием и воодушевлением! Как если бы меня здесь не было вовсе! Как если бы закадычной подругой Эдит была эта самая Мадлен, а не я, с таким трудом уломавшая ее на этот звонок!

– С ума сойти! – Эдит наконец-то повесила трубку, назначив Мадлен встречу через час.

– Вот именно, – сказала я. – Что это все значит?

– Да я знаю Мадо с песочницы! Вот уж не предполагала, что Мишель положит глаз на нее!

– На песочницу?

Эдит беззлобно фыркнула.

– На эту дурищу Мадо! Не дуйся, Полин.

– Я не сомневаюсь в том, что она дурища. Лично я ни под каким бы предлогом не назвала свою фамилию и адрес неизвестному человеку, который позвонил мне по телефону.

– А по-моему, дорогая, – хитро ухмыльнулась Эдит и стала похожа на лису, – это твоя идея: узнать адрес таким способом.

– И где же она живет?

– Пока не знаю.

– Рассказывай! Я хорошо слышала, как ты пообещала ей быть там через час.

– Полин, я действительно не знаю, где она живет в настоящее время. Это детьми мы жили по соседству.

Я с подозрением смотрела на Эдит. Лису она напоминала все больше и больше.

– А встречаемся мы в кафе. – Она с улыбкой развела руками. С тем же выражением лиса виляет хвостом.

– В каком кафе?

– В «Ришаре».

– Это не кафе, а кафетерий…

– Какая разница?

– …на площади Виктора Гюго.

– Совершенно верно, мадам, площадь Виктора Гюго – излюбленное место знаменитой Коко Шанель, – с интонацией экскурсовода заговорила лиса. – Образ круглой площади нашел отражение в стилистическом решении…

– …Дизайна незабываемой песочницы дурищи Мадо, – добавила я, копируя ее тон. – Над проектом мемориальной доски уже трудятся энтузиасты из мастерских Лувра.

Эдит захохотала. Гораздо громче, чем того требовали обстоятельства.

– Не вижу ничего смешного, – сказала я.

– Не злись, – попросила Эдит.

Я обиженно кашлянула, побарабанив ногтями по визитке.

– Полин, неужели ты не понимаешь, какая удача, что я знакома с ней?

– По-твоему, я должна радоваться, что любовница моего мужа – твоя подружка? Ах, какая высокая честь!

– Спишем ревность на твое «интересное» положение. – Эдит миролюбиво погладила мою руку. – Слушай, может быть, встретимся втроем? Все вместе? Расскажем ей, что ты жена Мишеля. Мадо, насколько я ее помню, всегда была очень совестливая, она не станет…

– Станет! – перебила я. – Еще как станет!

– Не думаю.

– А я думаю! Я знаю! Привести пример?

– Ладно. – Эдит потрогала рукав блузки.

– Подсох? – спросила я.

– Сойдет. – Она сняла свой жакет со спинки стула и, смахнув с лацкана невидимую пылинку, облачилась в него. – Просто, знаешь, можно было бы обойтись без такого дорогостоящего способа избавления от нее… Месяц на Канарах!

В ее голосе прозвучала такая искренняя мечта поваляться под пальмами и поплавать в океане, что я чуть было не предложила ей то же самое в качестве гонорара за услугу. Но вовремя одернула себя: я бы смертельно обидела ее. Эдит, что называется, бедная, но гордая. И это правда. Как и то, что такой имидж идет ей, и ради дружбы с этим приходится мириться, как и с некоторыми другими ее, скажем так, особенностями. Наверняка и во мне Эдит нравится далеко не все. Но у нас есть одна очень важная черта: мы обе никогда не звоним с колокольни обо всем, что знаем.

Естественно, к информации, которую «представит» Эдит после общения с подругой детства, мне тоже следует отнестись с определенной поправочкой на эту нашу особенность, но не встречаться же мне с любовницей мужа самой? Тем более, когда в моем капризном организме идет активная работа. Вдруг в самый неподходящий момент возьмут и взыграют гормоны, и я ляпну этой Мадлен что-нибудь не то? А Эдит – не только моя подруга, но и, можно сказать, друг семьи…

Будем надеяться, что, пребывая в этом своем качестве, она не сболтнет лишнего подруге детства. Нет, Эдит не должна. И, в общем-то, она права насчет того, что повезло в том, что они знакомы. Кто знает, как отреагировала бы на подобный звонок из «телефонной компании» рассудительная женщина? Например, такая, как я или Эдит? Поверила бы или послала подальше? Дура не дура эта Мадлен, но, во всяком случае, свидание в кафетерии.

Интересно, Эдит уже на месте? Я взглянула на часы. Нет, вряд ли, в полдень в городе сплошные пробки. Или все-таки она пригласила ее к себе? Как-никак они знакомы. И это преимущество – преимущество на первый взгляд – может как раз обернуться не в мою пользу…

Прекратите, мадам Сарди, строго приказала я себе, в вашем положении волноваться вредно. Оглянитесь вокруг! У вас сегодня исключительно удачный день: мясник выполнил ваш эксклюзивный заказ, врач подтвердил беременность, и по первому вашему зову, бросив все дела, примчалась подруга. Так же, что далеко немаловажно при беременности, у вас по-прежнему нет токсикоза.

Чистая правда, я согласно кивнула внутреннему голосу. Вместо токсикоза у меня зверский аппетит. Но, сколько бы я ни ела, фигура не страдает. Мой организм не задерживает в себе ничего лишнего. По части гастрономии – это несомненный плюс, а вот по части гинекологии – полный ужас. После рождения Селестена – за почти пятнадцать лет – было не два выкидыша, как думает Эдит, а гораздо больше. Нет уж, на этот раз я не позволю организму вышвырнуть мою Жюльет! В ближайшие же дни лягу в клинику на сохранение, а подругу и ее сына поселю у нас. Живет же Бернар в нашем доме, когда она возит по свету картины Лувра, и ничего – дружит с Селестеном. Вот пусть теперь Эдит понянчится с двумя мальчишками и Мишелем.

Как это будет выглядеть со стороны? Да плевать мне на мнение соседей по этому поводу! Эдит не какая-то там дура Мадлен, которая верит в добрых дядюшек из телефонных компаний. Во всяком случае, она – моя подруга. И вообще, что это вы опять разошлись, мадам Сарди? Вам необходимо сохранять спокойствие. Какое вы имеете право волновать еще не родившуюся Жюльет?..

Ну-ка, быстренько возьмите себя в руки, займитесь делом, включите музыку. Вам сегодня предстоит сообщить Мишелю не только о беременности, но и о решении провести в клинике ближайшие шесть месяцев. А с Мадлен после визита к ней Эдит, можно считать, что покончено. Пусть загорает на Канарах, а за Мишелем тем временем присмотрит Эдит. Она не какая-то…

Все, все, мадам Сарди, вы опять пошли по кругу. Включайте магнитофон!

– Трам, там, там!.. – куртуазно и торжественно запели валторны, заполняя всю кухню изысканным восторгом. Миль пардон за невольную рифму.

Я люблю готовить под музыку Генделя. Я вообще люблю готовить. Мишель немного посмеивается над тем, что я выписываю журнал «Кузин актюель» и читаю его как роман. На самом деле он гордится моими кулинарными пристрастиями, дарит мне маленькие блокнотики для рецептов и всякие кухонные принадлежности. Они такие симпатяги! Все эти наивные ложечки, щипчики, весы, мерные стаканчики, венички, терки, ступки я люблю гораздо больше, чем ювелирные украшения и безделушки для будуара.

Под «Музыку на воде» я извлекла зайца из холодильника. Королевская музыка предполагает и королевское угощение. Ну, не оленина, но ведь, кажется, короли иногда охотились и на зайцев? Маэстро Гендель обидеться не должен. Все-таки я готовлю дичь, а не какую-то дрянь на скорую руку.

Вообще-то не следовало класть в холодильник свежатину, но мне уж очень не хотелось, чтобы зайца увидела Эдит. Ей совершенно не обязательно знать, чем я собираюсь ужинать с Мишелем при свечах. Так что в данных обстоятельствах заяц выступает достаточно интимным предметом.

Да и вообще, заяц – это находка для гурмана. Из одного экземпляра можно сделать два вкусных блюда – жареного зайца, так называемое «седло», и паштет. Тушку нужно разделить на две части, кстати, если кому-то интересно, линия деления должна проходить по последнему поясничному позвонку. Задние ножки и спинка – для жарки, а остальное – на паштет…

Глава 2, в которой Эдит беседует с Мадлен

– Нет, ну это просто чудо! Ах, ты такая роскошная дама, Эдит! Просто не верится! Ах, месяц на Карибах! – Мадлен то всплескивала руками, то хлопала в ладоши, то, приоткрыв рот и покачивая головой, рассматривала Эдит круглыми выпуклыми глазками с белесыми ресницами.

Что, косметику перестали продавать? Эдит испытывала раздражение. Нет, это какая-то ошибка, недоразумение, больное воображение Полин. Надо так и сказать ей: эта кургузая, бесцветная, плоскогрудая особа с жидкими волосами цвета лукового супа на концах и темными у корней никак не может быть любовницей Мишеля!

– Боже мой! Ну кто бы мог подумать, Диди, что пройдет… Ой, а сколько мы не виделись? Да лет тридцать, наверное! Тридцать один? Тридцать два! Ах! Бог мой! Что мы встретимся, да еще встретимся при таких волшебных обстоятельствах!

Мелкие глазки и крупные пальцы подруги детства сосредоточились теперь на ярком рекламном буклете турфирмы. По дороге Эдит заскочила в первую попавшуюся и взяла проспект про отдых на Канарах.

– Это просто невероятно! Ты работаешь в телефонной компании! Потрясающе! Ведь прийти с этим известием ко мне мог кто угодно из вашей фирмы, а пришла ты! Это такой день для меня! У вас большая компания? А как ты устроилась туда? Ты давно там работаешь? Ты умеешь чинить телефон?..

Эдит кивала с улыбкой и пожимала плечами, а на самом деле ее уже подташнивало: и от идиотской болтовни Мадлен, и оттого, что она впуталась в эту историю.

– Да что все обо мне да обо мне? Ты-то как, Мадо? Выглядишь прекрасно!

– Ах, что ты, Диди! – Польщенная замухрышка кокетливо взъерошила свои волосенки. – Я сегодня совсем не в форме.

– Чем ты занимаешься?

– Я… Ну, как бы это сказать… Искусством.

– Искусством?

– Ой, Диди, только, пожалуйста, не подумай, что я как-то хочу возвыситься, подчеркнуть свое превосходство! Нет! У тебя замечательная профессия! Телефон! Это так нужно людям! В наше время, когда мы все разобщены, только телефонная связь приходит на помощь. Только телефон способен разбить звенящую пустоту одиночества! Ты даже не понимаешь, что это было для меня, когда из трубки донесся твой голос! Боже, я сразу поняла, что это ты! Я столько раз думала о тебе! С тобой связано самое прекрасное, что было в моей жизни! Золотая пора детства…

Перебить Мадлен не было никакой возможности. Эдит мужественно держала на губах улыбку, заставляя себя изображать радость встречи.

– А помнишь, Диди, как мы обменялись куклами и назвали их в честь друг друга? Да? Помнишь? Ты сохранила свою Мадо? А моя Диди со мной все эти годы! Да-да, с черными локонами, точно такими же, какие были у тебя! А у твоей Мадо были…

– Косички! – Эдит вдруг очень отчетливо вспомнила ту куклу. «Бабушкину» куклу, потому что она «жила» у бабушки. Кукла так и осталась там навсегда. Господи, как же давно все это было!

– А потом ты вдруг пропала, – сказала Мадлен. Ее голос прозвучал как бы из другого измерения. – Я зашла за тобой, чтобы идти гулять… Ну, помнишь, мы всегда гуляли вдвоем с нашими куклами? А твоя бабушка сказала, что ты уехала. Я спросила, когда ты вернешься, а она вздохнула и ответила, что не знает. Мне трудно было в это поверить – взрослые всегда знают все! И в течение какого-то времени заходила за тобой, пока моя мама не запретила мне беспокоить соседку… И я стала ждать тебя. Я не могла поверить, что ты меня бросила! Правда! У меня никогда больше не было подруги… – Маленькие глазки сделались влажными. – Иногда мне даже казалось, что ты умерла.

Эдит чуть было ни погладила Мадо по руке, но передумала. Стоп, а Мадлен в своем уме? Глупо почти сорокалетней женщине оплакивать разлуку детства. Может быть, Мишель, как юрист, помогает кому-то оформить опеку над Мадо? Понятно, что он специалист по корпоративным искам, но ведь помог же он в свое время ей, Эдит, восстановить права наследства на бабушкину квартиру.

– Успокойся, успокойся, Мадо. Все хорошо, – мягко сказала она и все-таки погладила руку Мадлен.

– Теперь – да! – Маленькие глазки вспыхнули. – Теперь ты опять со мной! – Мадлен внезапно поцеловала руку подруги детства. – Ах, это знак! Это символ свыше, что теперь моя жизнь кардинально изменится!

– Конечно, Мадо! Теперь все будет хорошо!..

Отправят тебя в клинику, и будешь там счастливо играть в куклы, подумала Эдит. Как бы мне только поскорее с тобой, дорогая, распрощаться и порадовать Полин. Ха! Разлучница из дурдома!

– Диди, а что тогда случилось с тобой? Почему ты пропала? Ты можешь рассказать мне?

– Конечно, дорогая! Просто мои родители развелись, и мама забрала меня к себе. Они до этого все время ссорились, поэтому я сначала жила с папиной мамой. – Эдит старалась строить фразы как можно проще, как если бы говорила с ребенком. – А когда мои папа и мама в конце концов разошлись, мама запретила и папе, и бабушке меня видеть.

– Это ужасно!

– Наверное, Мадо. Но это было слишком давно. Давай лучше поговорим о твоей поездке на Канары. – Если она вообще состоится, засомневалась Эдит. Вдруг бедняжку уже завтра отправят в клинику? – Ты была на Канарах?

– Была. И не раз. Наш квартет периодически получает ангажемент от разных туристических кампаний. Нет, Диди, ты не удивляйся, не смотри на меня так. Когда большой лайнер идет в круиз, то всегда нанимают музыкантов. Какую-нибудь рок-группешку для танцевальных вечеров, а для культурной публики – приличный классический ансамбль. У нас даже название соответствующее: «Экипаж», струнный квартет «Экипаж»…

– Так ты играешь на скрипке?

– Нет, Диди! Что ты! Какая скрипка? Виолончель. Только виолончель. В скрипке нет той затаенной глубины и того особого чувственного достоинства, присущего этой королеве музыкальных инструментов. Извини, я не знаю, поймешь ли ты меня… Ты человек из другого мира. Нет! Я вовсе не хочу тебя принизить! У тебя достойная специальность. Телефон очень важен в нашей жизни. Но виолончель требует особой душевной организации, таких, как бы сказать, душевных струн!..

– Конечно, Мадо, я все понимаю.

– Нет, ты не понимаешь! Это в состоянии понять лишь немногие. Далеко не все из моих коллег способны разделить такое мнение. Для некоторых из них музыка – лишь ремесло, лишь средство заработать на хлеб. Но это музыка! Это высшее! Это самое высокое, что только способно возникнуть от прикосновения рук человека! Она невидима, не то что картина или статуя. Но она есть. Она живет! Во вселенной! Во мне!

– Да, Мадо, конечно, Мадо…

– Нет, прости! Ах! Ты понимаешь… Должна понять. Ты – моя подруга! И всегда была рядом со мной так же невидимо, как музыка! И вдруг – сразу все! И мужчина моей жизни! И ты! О, как я счастлива! Наконец-то я не одинока!

– Э-э-э… Мужчина? – не сразу смогла произнести Эдит.

– Да, моя дорогая! Да, моя единственная подруга! Я встретила его! И ко мне вернулась ты! Я счастлива!

– Подожди, подожди, Мадо. Я, конечно, человек из бренного мира, все правильно, все так. Поэтому, пожалуйста, объясни мне, что это за мужчина? Кто он? Я хочу порадоваться вместе с тобой.

– Мишель… Слушай, Диди, а ты можешь договориться у себя на фирме, чтобы мой приз, ну, эту поездку, – Мадлен неожиданно деловито постучала пальцем по рекламной брошюре, – чтобы мне выдали деньгами? А? Диди, я сейчас не могу никуда уезжать, мы только-только обрели друг друга с Мишелем. Ты мне поможешь? Ну, ты же моя единственная настоящая подруга?

– Да… Но… Нет! Видишь ли, если я всего лишь проговорюсь о том, что ты моя знакомая, то тебя лишат приза! По условиям конкурса в нем не должны участвовать ни сотрудники, ни их родственники и знакомые. – Эдит виновато развела руками. – Но твой… э-э… – последняя надежда на то, что это все же другой Мишель, все еще теплилась, – друг может присоединиться к тебе за свой счет.

– Не может, Диди. – Мадлен выглядела сейчас вполне вменяемой, но очень грустной. – Не может. Он пока еще женат.

Эдит смогла только вздохнуть. Сочувственно вздохнуть.

– Он так несчастен в своем браке! У него такая ужасная жена! Чуть что – устраивает истерики!

Мама дорогая, подумала Эдит, Полин – истерики? Быть того не может! Все-таки это другой Мишель.

– Деспотичная! Самовлюбленная! Она не способна оценить его тонкую натуру! Кто сказал, что под застегнутым на все пуговицы жилетом юриста не может биться нежное, хрупкое, тонко чувствующее сердце?!

– Так он – юрист?

– Да! И весьма известный специалист по корпоративным искам! Доктор права Мишель Сарди! Тебе ничего не говорит это имя? Нет? Конечно, телефонная компания… – Мадлен махнула рукой. – И ты тоже мне не веришь, что я могла влюбиться в человека из мира юриспруденции.

– А кто не верит еще?

– Все! – с вызовом изрекла Мадлен. – Все считают, что мне интересны только его банковские счета!

– А кто именно? – Эдит похолодела: история грозила вырваться наружу!

– Все бы так посчитали, если бы я только рассказала о нас с Мишелем! Но я не такая! Личным я не делюсь ни с кем… – Мадлен кашлянула, как бы прочищая горло, и доверительно сообщила, опустив глаза: – Кроме Диди.

– То есть меня? Мне ты рассказала первой?

– Не тебе! Диди!

– К…кукле?

– Да! Ты меня бросила. А она заменила мне тебя.

– Слушай, Мадо. – Эдит посчитала самым разумным не размышлять пока над тем, сошла ли с ума Мадлен или нет. А просто сменить тему. – Скажи, каков он, твой Мишель? Красивый?

– Как тебе сказать? Не так чтобы идеально в моем вкусе. Я, признаться, люблю жгучих брюнетов. И с усами. А у него усов нет. И он, скорее, шатен и слегка даже с проседью. Но Мишель… Ох, я прямо не знаю… В общем, я, как только его увидела, сразу поняла – он! Ну, знаешь, так бывает: щелк! И зажглась иллюминация!

От этой метафоры Эдит чуть не вздрогнула. Ну и дела! У Полин тоже «зажглась иллюминация», когда она обнаружила эту визиточку.

– Ты, я так понимаю, не замужем? – осторожно предположила Эдит.

– Нет! И это великое счастье! Иначе у меня тоже были бы проблемы с разводом.

– У него проблемы? Ты же сказала, что плохая жена.

– Жена-то да, никуда не годится. Но сын! Пятнадцати лет… Мишель его обожает. Он не может травмировать психику подростка разводом. Нужно постепенно готовить мальчика к этому. Так что, – Мадлен вздохнула, – придется ждать. Но ничего! Я привыкла ждать. Я ждала тебя, и вот – пожалуйста! Ты со мной. Так и Мишель. Рано или поздно мы будем вместе.

– Тогда почему бы тебе не скрасить хотя бы месяц ожидания красотами Канаров?

– Диди, а ты точно не сможешь договориться, чтобы мне отдали деньгами?

– Да нет же, Мадо. Я ведь тебе сказала, что это исключено.

– Даже для близкого человека?

– Тем более. Постарайся понять меня…

– Нет, Диди! Это ты категорически не понимаешь меня. Мы созданы друг для друга, а тут разлука на целый месяц!

– Вы так часто видитесь в Париже? – И вдруг Эдит поймала себя на том, что почти трясется от злости.

– Редко. Раз в неделю, раз в две недели… – Мадлен опять сникла. – Но мы каждый день разговариваем по телефону!

– Каждый день?

– Да!!! Иногда по два-три раза! Мы знаем наши телефонные номера наизусть!

– И… И его домашний?

– Нет, что ты! Неужели ты могла подумать, что я способна скомпрометировать его перед сыном? Я звоню ему только в офис. Я отказалась даже от номера его мобильного. Мало ли что, вдруг он забудет его дома, и я нарвусь на его ужасную жену?

– Но телефонная связь существует и на Канарах.

– Ах! Вот что значит иметь дело с представителем телефонной компании!

– Конечно! Наша компания обеспечит тебя телефонной картой. – Надо будет сказать об этом Полин, усмехнулась про себя Эдит. До чего же дорогостоящая затея! – Это входит в условия призового фонда.

– Картой? А какой?

– Главное, что бесплатной!

– Да? – Мадлен задумчиво закусила нижнюю губу и от этого окончательно стала похожа на обитательницу психиатрической клиники. И что только Мишель мог найти в ней? Неужели его возбуждают ее бредовые восторги? Или все-таки «нижний бюст»? Кстати, у этой кретинки вовсе неплохой «нижний бюст».

– По-моему, Мадо, это так романтично: лежать топлес на песочке под пальмой и разговаривать по телефону с любимым человеком, оставшимся ждать тебя в дождливом Париже.