Текст книги "Чародейка из Вавилона (СИ)"
Автор книги: Настя Север
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4. Вавилонская Академия Магии
В Вавилоне творился форменный беспорядок. Все как с ума посходили перед Днем Памяти, будто первый раз его праздновали. Наехало всякого сброда со всех уголков Империи, не удивлюсь, если и крысы из консервов повылазили, и дикие из своей Глуши тайком просочились мимо постов. Ни в один приличный магазин нельзя было зайти, чтобы не попасть в суетливую давку, товары на полках все перевернуты и перещупаны, у всех какие-то обезумевшие лица, будто, если не закупить наряды и подарки сейчас, потом все закончится.
На улицах очень ярко – тренд на псевдо-эльфийскую пластику, стихийно вспыхнувший еще весной, набирал бешеные обороты. Каждый второй маг, у которого были деньги, нарастил острые уши и заострил скулы, а каждый третий – навел иллюзию на уши и скулы. Волосы всех расцветок до бедра, что у женщин, что у мужчин, золотистые и серебристые узоры на всех частях тела, кроме лиц – лица не трогали из-за параллелей с эмблемой у солдат-немагов, одежда – максимально легкая и воздушная. Каторжане и те здесь выглядят лучше: вон, какие откормленные и лоснящиеся, и одеты прилично. Все так искристо, аж дух захватывает после тусклой провинциальной серости. Я поддалась общей лихорадке и тоже купила себе пару платьев в духе греческих богинь, правда, более закрытых и облегающих – и черных, и дорогую мерцающую пудру «Галадриэль».
В салоне для меня подвинули общую запись, и мой мастер после двух часов напряженного колдовства над волосами сумел вернуть им прежний блеск и мягкость. От окрашивания в модный «хвост единорога» я отказалась, зато не сдержала искушения нанести это на свои ногти. Потом подумала о предстоящем собеседовании и заставила сменить цвет на классический красный.
Не представляла я своего будущего босса поклонником грив и когтей цвета ярмарочного конфетти.
***
За день до начала занятий вернулся Вадя. Выглядел он еще более рассеянным, чем весной, и больше, чем в Хлебах. Теперь, даже когда он вроде бы присутствовал в этой реальности, мысли его блуждали где-то далеко отсюда. Он даже не заметил предпраздничной суеты, когда мы гуляли по городу и закупали всякую ерунду для учебы на раскинувшихся прямо посреди широких тротуаров школьных ярмарках.
– Может, тебе купить самозаписывающую тетрадь? – предложила я, потому что если он не очнется к учебе, у него не будет ни одного конспекта. Конечно, это не панацея – запись в них шла нечетко, особенно если профессор не отличался хорошей дикцией, и к тому же собирала все подряд – вплоть до болтовни других студентов. Но все же.
– Да ну, ее заряжать каждый день.
Я пожала плечами и взяла себе парочку – для домашних заданий. Лекции я как-нибудь напишу сама. Для меня заряжать амулеты не проблема, но многих это просто выматывает.
– По мороженому? – предложила я, потому что Вадю самого было бы неплохо зарядить – идет, спотыкается, весь какой-то вялый.
Мы остановились возле киоска, и я вручила ему бледно-желтый пломбир. Он лизнул и скривился – именно такой реакции я ждала.
– Что за гадость!
Я хмыкнула и понюхала свою порцию. В принципе, это как оливки – нужно притерпеться, чтобы понравилось, зато, когда понравится – становится очень вкусно (особенно учитывая их стоимость – не каждый мог позволить себе хотя бы баночку).
– Сырное мороженое, очень модно.
– И очень странно. Хочешь мою порцию?
Я выразительно постучала по часам со счетчиком калорий. Утренние бриоши и без того съели треть нормы, если можно так сказать о булочках.
Вадя заозирался, видимо, в поисках мусорки, не нашел и с обреченной миной укусил вафлю.
– Сейчас сыр в тренде. Сырные пироги. И сырные печенья. И сырные пирожные.
– Что за сырное безумие? – спросил Вадя и сам же и ответил: – Ах, да. Надои. Видимо, у них получилось.
– Что? – я упустила его мысль.
– Ну, кафедра Зоомагии вывела новую молочную породу. Помнишь, нам говорили в прошлом семестре.
Видимо, это не казалось важной информацией. А может, Вадя услышал это не на лекциях, а где-то в другом месте – с него станется перепутать.
Он, кажется, притерпелся, а может, просто задумался, и незаметно для себя съел половину пломбира. Мы шли мимо маленького городского пруда, где плавали розовые и нежно-голубые лебеди. Обожемой, и сюда добралось это сумасшествие. Или это тоже кафедра Зоомагии постаралась? Возможно, но скорее все же это блажь его императорского величества Феодора. С него станется приказать перекрасить птиц – учитывая, что и мода на уши пошла из дворца.
– Не передумала насчет работы? – внезапно спросил Вадя.
В вопросе мне померещилась надежда. Ну, здравствуйте. Мы это, вообще-то, уже обсуждали.
– Ты против? – я подняла бровь.
Потому что если он против, я… Что – я? Передумаю? Нет уж.
– М…
Будем думать, что это означает «не против».
Мы оказались у библиотеки аккурат, когда кончилось мороженое. Я бросила остатки вафельного стаканчика голубям на газоне, а Вадя затолкал свой в рот и неразборчиво прошепелявил:
– Мне надо взять… учебники, – он остановился у широкой лестницы, ведущей в основательное двухэтажное здание белого кирпича.
– Мы же взяли их еще весной.
– Мне надо… я не все взял, – он слегка покраснел. Врет? Что? – Не жди меня. Увидимся завтра в Академии.
Он поспешно, не успела я и рта открыть, взбежал по ступеням, въехав сумкой по периллам, и скрылся в темноте за дверью.
Что?
Что это было?
***
Первая лекция в первый учебный день ежегодно была посвящена технике магической безопасности.
«… Не колдуйте в состоянии измененного сознания. Не занимайтесь преобразованием в газы и жидкости. Не используйте незнакомые чары. Не колдуйте на законсервированных территориях. Избегайте зон повышенной магической радиации…»
Больше сотни правил, и мы их давно знаем наизусть – через неделю традиционно будет тест, и на практические занятия будут допущены только те, кто правильно перечислит ВСЕ пункты.
Профессор постучал ручкой по столу, особенно акцентируя внимание на своем любимом правиле: «Запрещается самостоятельно практиковать магию до наступления магического совершеннолетия».
– Особое внимание, первокурсники высшей ступени, вы любите путать юридическое и магическое совершеннолетие! – профессор повысил голос. Это тоже повторялось из года в год. – Если вам уже продают пиво и недвижимость, это еще не значит, что вы можете разбрасываться чарами без контроля уполномоченных лиц. До двадцати одного года ваша магия нестабильна, и за вашу магическую жизнь и ее безопасность отвечают опекуны и преподаватели!
Никто особо не слушал, многие, не таясь, болтали, и, конечно, никто ничего не записывал – у всех имелся перечень правил безопасности еще с первого курса, а у кого не имелся – он был вывешен на стенде возле расписания.
Я хмыкнула, разглядывая актовый зал, пестрый, как новогодняя елка, и повернулась к Ваде.
Вадя что-то выводил в тетради с очень сосредоточенным лицом.
И что он там конспектирует, очень интересно знать? Я заглянула через его локоть – но вместо правил магической безопасности там было что-то невообразимое. Ровный ковер одних и тех же повторяющихся букв.
«Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис Лис…»
И так раз триста.
Он спятил. Точно спятил. Что это за ерунда? Что происходит в его голове?
– Что за Лис?
Вадя резко отодвинул тетрадь и перевернул страницу.
– Никто, – поспешно и невпопад сказал он и принялся старательно записывать правило сорок четыре: «Не колдуйте под водой без специальной подготовки».
Ага, значит, Лис – это человек.
Интересно. Я никого с таким именем – или прозвищем – не знала. Если только – ну, конечно, наверняка его новый знакомый откуда-то с практики. Может даже… дикий. Это многое объясняло.
– Кто такой Лис, Вадя? – шепотом просила я, но он сделал вид, что безумно увлечен лекцией. – Ты что, влюбился в него?
– Что? – Вадя дернулся и уставился на меня. Его аж перекосило от негодования. – По-твоему, я влюбился в мужчину?!
Я пожала плечами. Откуда я знаю. После меня у него никого не было. Может, поэтому и не было, что вкусы у него, как при французском дворе.
Вадя возмущенно захлопнул тетрадь и уставился в окно.
Я тоже раздраженно отвернулась. Надо же, какие мы таинственные и неприступные. Не очень-то и хотелось.
Глава 5. Собеседование
Приемная была просторной и светлой, несмотря на то, что окна были наглухо занавешаны плотными шторами. У стен лепились мягкие стулья для ожидающих, а у обеих сторон от широкой двустворчатой двери с внушительными логотипами ОМП располагались два массивных стола. На вид они были сделаны из дерева, но я знала – они абсолютно пуле– и магие-непробиваемы. Занят был только один из них.
Маленькая немолодая женщина с сухим невыразительным лицом подняла на меня взгляд, и ее куцые брови уползли под пышную челку и затерялись там навеки вечные.
– Добрый день, – я формально улыбнулась и села на стул для посетителей. Обо мне уже должны были доложить, и видимо, сделали это, минуя секретаршу.
– Рина? Ты что-то хотела?
Моя улыбка скисла.
Тетя Жанна была близкой подругой моей матери еще с замшелых времен существования Московской Академии. И, как бы мне это не было неприятно, личного и абсолютно предвзятого отношения тут никак не избежать.
Когда-то она тоже была целителем, но, как и многие другие, кому приходилось работать на территориях с повышенной маградиацией, в значительной мере утратила свои способности.
– Да, – сказала я и перевела взгляд на дверь.
Почти сразу на ее столе ожил коммуникатор, и меня пригласили в кабинет.
***
От взгляда льдисто-голубых глаз Талия Джонаса, Главы Органов Магического Правопорядка Возрожденной Империи, начинали дрожать самые стойкие, самые жесткие и самые бесстрашные генералы. Крысы из консервов и окраин Вавилона выдавали самые потаенные секреты и сдавали своих нечистых на руку друзей, а дикие, бывало, начинали орать от ужаса, сходили с ума и умирали на месте.
От взгляда льдисто-голубых глаз Талия Джонаса, Главы Органов Магического Правопорядка Возрожденной Империи, я и сама была готова умереть на месте. Но отнюдь не от ужаса.
Обожемой. Он великолепен.
Талий Джонас поприветствовал меня кивком и указал на стул возле длинного стола для совещаний.
Обожемой. Я буду с ним работать.
Я улыбнулась – в ответ на его не-улыбку, он не улыбался почти никогда – и уверенной грациозной поступью прошла на предложенное место.
Собеседование началось.
– Как ваша практика, Рина? – от негромкого голоса по спине пробежали мурашки.
– Замечательно, господин Джонас. Работала у Дамбы и в консервах. Было… познавательно.
Он с задумчивым лицом сложил пальцы домиком. И следующий вопрос скорее относился к Рине-другу детства его сына, чем к Рине-идеальному секретарю главы ОМП.
– Вы виделись с Вадимом?
– На практике у нас была общей только последняя неделя. В Вавилоне мы виделись дважды, последний раз сегодня на вводных занятиях, – четко ответила я. Вопрос мне не слишком понравился. Он мог значить, что Талий Джонас относится ко мне не особенно серьезно. Я даже заволновалась – а вдруг он меня не возьмет, несмотря на просьбу дяди, который еще, кстати, не вернулся, чтобы быть сейчас моей поддержкой. Сейчас расспросит про Вадю и отправит, придумав вежливый предлог для отказа.
– Вам он не показался странным?
Я тихонько вздохнула и не сразу ответила. Сказать, что его сын не просто странный – с ним ЯВНО что-то не то? А если обидится? Но и соврать, что не показался – откровенно глупо. Если уж даже он заметил…
– Показался. Вадя часто витает в облаках.
Я решила умолчать об околореволюционных рассуждениях Вади о диких и каторжанах и, тем более, о Лис, кем бы он ни был. Все же хотелось бы думать, что мы друзья, а выдавать тайны друга считается неправильным. Только как соблюсти этот баланс, когда о его тайнах расспрашивает сам Талий Джонас?
– Вы не знаете, что с ним?
– Нет. Он последнее время очень скрытен. Тем более мы не виделись все лето, за это время он как будто отдалился.
Талий Джонас задумчиво смотрел на меня взглядом анаконды. Я пыталась сохранять невозмутимость, хотя мне отчего-то стало немного жутко.
– У меня к вам личная просьба, Рина, – вкрадчиво произнес Талий Джонас, и его лицо, мне показалось, стало немного мягче. – Вы мне всегда казались очень надежным и здравым человеком, и пока Вадим находился под вашим влиянием, я был за него спокоен.
Повисла пауза, и мне показалось, я начала догадываться, куда он ведет.
И угадала.
– У вас ведь был роман? – спросил он после небольшой паузы.
Черт.
– Четыре года назад. Мы остались друзьями. И теперь дружим, – с небольшим нажимом выделила я, потому что его просьба уже прозвучала, хоть и не была явно сформулирована. Надеюсь, мой отказ он тоже понял.
Он едва заметно кивнул.
– Я рад вашей дружбе. Вероятно, вы за него беспокоитесь и постараетесь выяснить, что с ним происходит.
Просьба в просьбе.
– Я уже работаю над этим, – само собой разумеющимся тоном сказала я.
Черт-черт-черт. Нужно было работать над этим втрое усерднее. Теперь я кажусь другом-которому плевать. Это совсем нехорошо. Потому что, во-первых, мне не плевать, просто пока были другие заботы, а во-вторых, я не должна так выглядеть – по крайней мере, точно не перед Талием Джонасом.
– Хорошо, – медленно проговорил он. – Я буду весьма признателен, если вы обратитесь ко мне за помощью, если с Вадимом случилось что-то серьезное.
Просьба номер три – докладывать Талию Джонасу.
Я улыбнулась.
– Конечно, господин Джонас. Я ведь буду работать с вами и смогу обратиться к вам в любой момент, – у меня дыхание перехватило от собственной наглости. Но уж слишком собеседование не походило на собеседование. И грозило завершиться тоже не как собеседование.
Взгляд льдисто-голубых, умопомрачительных глаз Талия Джонаса был неподвижен и невыразителен. Невозможно было даже предположить, о чем он думает.
Если бы не весь наш предыдущий разговор, я бы могла решить, что он раздумывает, не казнить ли меня за дерзость.
– Вы можете приступить завтра, Рина. Разумеется, я бы не хотел, чтобы ваша работа причиняла ущерб учебе. И общению с близкими.
– О, не беспокойтесь – я умею планировать свое время, – изо всех сил пряча облегчение, с достоинством ответила я.
Мне достался еще один взгляд анаконды, лицо его по-прежнему было абсолютно нечитаемым. А потом Талий Джонас проводил меня до дверей.
О-о-о…
***
Я знала, чем это обернется. И что тетя Жанна будет совсем не на моей стороне, тоже прекрасно понимала.
Но я сильно рассчитывала в этой ситуации на дядю, а он меня подвел – и к вечеру, когда состоялся этот разговор, все еще не вернулся.
Мы спорили уже почти полчаса.
– Мне не нравится Талий Джонас, и я не хочу, чтобы ты на него работала! – мама повысила голос, и это означало, что терпение у нее совсем кончилось. И аргументы тоже.
У меня, собственно, тоже, поэтому я просто молча встала и ушла на кухню. Налила себе стакан воды и села за стол. Все это совсем бессмысленно, и это надо просто перетерпеть.
Мама вошла спустя полтора стакана воды, и села напротив.
– Рина, ну, зачем тебе эта работа? – мягко начала она. – У нас достаточно денег. Твой дядя… покупает тебе все, что ты хочешь. Что еще тебе надо?
О, то, что мне надо, то, что я хочу, не купить за деньги.
– Талий Джонас, – сказала я, и она неуловимо вздрогнула, – глава ОМП. Работа у него – бесценный опыт. И отличный старт для любой карьеры. И потом, это всего на полдня после занятий. Не понимаю, почему ты волнуешься?
– Потому что я знаю, что за человек Талий Джонас.
Этот трагический взгляд. Обожаю его. Каждый раз хочется сбежать подальше.
– Они с дядей друзья, поэтому ты его не любишь, – раздраженно бросила я и встала.
– Совсем не поэтому! – она тоже встала. Ее щеки порозовели от волнения. – Он… Ты знаешь, что случилось с его женой?
Знаю – она умерла, когда их дом подорвали – малыш-Вадя и Талий чудом уцелели. Неужели она хочет сообщить, что Талий Джонас – тайный Синий Борода? У него и бороды-то, кстати, нет. Хотя, ему бы пошла – не синяя, конечно.
Я усмехнулась. Последний раз ложь проходила со мной, когда мне было девять. На что она рассчитывает?
– Ну, я-то за него замуж не собираюсь. Просто буду перекладывать бумажки, отвечать на звонки и прикрывать старушку Жанну во время ее походов в булочную, – я спрятала усмешку, глядя в ее слишком серьезное лицо. – Волноваться не о чем, ну, что ты.
Нет уж, я не брошу все на полпути только из-за ее странных прихотей. Не нравится – ну, надо же. Мне вот голубой этот цвет абсолютно во всех элементах интерьера не нравится. Я же молчу.
Глава 6. Вадина подружка
Второй учебный день начинался с оргчаса, который повелось называть огр-часом. Я возлагала на него большие надежды, потому что ничего особенно полезного на нем обычно не происходило, и можно было спокойно поговорить. Однако я не учла, что теперь у нас с Вадей огрчасы будут проходить раздельно – агромаги, с первого по третий курс, обсуждают проблемы кафедры Агромагии, энергомаги, соответственно, собираются с энергомагами.
Заведующей кафедры Энергомагии была молодая и, кхм, энергичная профессор Фонарева. Она расхаживала у доски в воздушном алом платье, а высокий хвост еще более убийственного оттенка красного хлестал по ее плечам.
– Не забываем об отчетах по практике! Все получили рекомендательные листы? Никто не оставил их в своих фортах? Кто, ты, Тихонов? И ты? О, да вас, склерозников, я смотрю, много. Что у вас в головах, ребята! Ну, ты-то, ты-то! Третий курс! На перерыве подойдете в деканат, напишите заявление на запрос. Да, отправят через базу, Тихонов, что за глупые вопросы? Или у тебя там плохие рекомендации, чего ты разволновался? Ладно, прищемите гормоны, хватит орать. Сегодня только второй день, и вы все равно будете трепать языками, поэтому именно этим и предлагаю заняться, – она села на краешек своего преподавательского стола, и огненные волосы прекратили свою пляску. – Ну, рассказывайте, как ваши полные приключений путешествия?
Остальные заорали пуще прежнего, перебивая друг друга, а меня передернуло – в памяти сразу вспыхнули «приключения» – и я достала из сумки зеркало и помаду, чтобы успокоиться.
Профессор призвала к относительному порядку, когда заговорил старшекурсник, с которым мы попали в перестрелку. Даже слушать не хочу, сколько можно это мусолить.
Вот вообще не о таких путешествиях я мечтала. Лучше бы вообще не покидала Вавилон, вот честно.
Это раньше, в минувшие дни, путешествовать было здорово и увлекательно, но минувшее не зря так называется – катастрофа все изменила, и теперь путешествовать некомфортно, неинтересно и вредно для здоровья.
Да особо и негде – все интересные места покоятся под водой, разрушенные и поросшие водорослями. Может, от них вовсе ничего не осталось. Нам не рассказывали о механизмах разрушений – это была темная магия, магия, которая оставляет сильные следы маградиации, а потому запрещенная к любому изучению.
Зато история катастрофы была известна каждому – слишком мало прошло времени, слишком яркие следы еще хранил наш мир – уродливые и навевающие уныние, как я смогла убедиться во время практики, слишком много сохранилось очевидцев страшных событий две тысяча двенадцатого.
Все началось двадцать первого декабря, когда весь мир готовился к празднованию Рождества и Нового года, и никто и помыслить не мог, что для многих праздник так и не наступит.
Когда в «Возрождении», крупнейшей исследовательской магической организации своего времени стало известно о Кварте и ее планах по уничтожению мира, было слишком поздно спасать весь мир. Непознанные устройства, порождения древней магии, были приведены в действие. Цепь была запущена. Все, что успел Рамон, глава Возрождения, – предупредить и эвакуировать столько магов, сколько сумел, чтобы общими силами обезопасить хотя бы часть суши.
Вместе, благодаря разработкам Возрождения, они сумели создать огромный Купол, который защитил часть Северной Азии от потопления, сдерживал натиск обезумевшей после катастрофы водной стихии, а затем, когда все успокоилось, был преобразован во временный вариант нынешней Дамбы. Немало магов тогда навсегда лишились дара от перенапряжения, а уникальное скопление крупных точек силы в центре выживших земель, которое Рамон использовал как источник питания для Купола, истощилось до капли.
Рамон сделал все, что мог, и даже больше. Он пошел на контакт с немагами сохраненных земель, раскрыл тысячелетнюю тайну существования магического сообщества и предложил помощь и сотрудничество. И был отвергнут.
Тупые немаги оказались слишком напуганы, а при появлении беженцев, обладавших способностями, несправедливо обвинили во всем, что творилось, и начали войну, используя свои собственные разрушительные изобретения. Если бы не научный гений Рамона и военный гений Талия Джонаса, немаги бы уничтожили и их, и погубили бы остатки мира, неспособные защититься от бушующего океана.
Конечно, военные разработки Рамона, тоже нанесли немалый урон, но это было меньшее зло. Всеми силами он постарался сразу ограничить распространение маградиации, и все свое правление пытался восстановить мирную жизнь.
Вопреки всему, Рамон пощадил немагов, по чьей вине остатки планеты едва вовсе не обезлюдили. Он даровал им защиту и покровительство, взамен потребовав лишь одного – помощи в восстановлении мирной жизни. Но эти стада баранов не приняли его милосердия, последовали бунты, попытки захватить власть и развязать новую войну.
Тогда Рамон, вместо того, что казнить агрессоров, для всеобщего блага ограничил свободу глупцов – и тут, как я считала, поступил слишком мягко – он обещал вернуть полную свободу немагам, когда мирное течение жизни полностью восстановится. Что, несомненно, произошло бы раньше и проще, не устрой идиоты войны в самый разгар Апокалипсиса. Не потрать они силы, время, жизни – на войну – не было бы язв на континенте в виде умерших полей, разрушенных городов, местностей повышенной магической радиации, не было бы потерянной Глуши, захватившей почти полконтинента.
И теперь, по прошествии стольких лет, бунтующие немаги, дикие варвары, продолжают мешать, путаются под ногами, вместо того, чтобы на минуточку подумать, что с ними всеми будет, если они преуспеют в своей бессмысленной борьбе. И в этом нет ничего забавного и захватывающего, как сейчас пытается представить это все старшекурсник, с которым мы возвращались в Вавилон.
–… А ночью мы узнали, что Хлеба отбиты, – вдохновенно рассказывал он под восхищенными взглядами девок. – И утром снова смогли выехать. А потом…
– А та дикая? – перебил кто-то. – Ее казнили?
Я закатила глаза. О, конечно, это ведь ТАК интересно.
– Почему сразу казнили? – вмешалась профессор. – Отправили на исправительные работы, скорее всего, – закруглила она, за что я была ей очень признательна. – Так, а теперь поподробней о самой практике! Про Дамбу кто расскажет?
Интересно, а агромаги что на оргчасу рассказывают? Про новые виды удобрений от новой породы коров? Черт, как же неудобно с этим разделением. Придется ловить Вадю на перерывах.
***
Вадя шел с какой-то девкой. И они СМЕЯЛИСЬ.
Не знаю, что меня взбесило больше. Что он улыбается какой-то оборванке, или то, что он не улыбается МНЕ.
Внутри заклокотал гнев, его темная дрожь прошла по горлу и венам, до самых кончиков пальцев.
Я выдохнула. Встряхнула руками – проходящий мимо студент вскрикнул, когда в него попало легким зарядом сброшенной силы, просящейся для чего-то более разрушительного и опасного. Улыбнулась – и походкой от бедра двинулась им прямо навстречу.
– О, Рина, привет, – Вадя моего настроения не заметил, но вообще-то, мой фальшивый милый взгляд предназначался и не ему.
Девка нахмурилась.
Она все заметила – и все правильно поняла.
– Эм, Рина, это Оля. Оля, это Рина, – представил нас Вадя, и его речь как-то смялась, когда он не заметил радости ни у одной из сторон.
– Ясно, – произнесла я и выгнула бровь, не сводя взгляда с девки-агромага. Иди, крошка, изучай удобрения.
Она как будто бы поняла – а может, даже уловила мой выпущенный сквозь защиту ментального амулета посыл.
– Увидимся на лекции. Я займу тебе место, – сказала она Ваде и слиняла.
Я не стала даже оглядываться ей вслед. Взяла Вадю под локоть и повела по коридору.
– Как второй учебный день? – спросила я уже спокойнее.
Вадя косо на меня взглянул, но возражать не стал.
– Ты умеешь быть милой, Рина, – пробормотал он.
– Быть милой – мое призвание, – не стала спорить я. – Может, прогуляемся после лекций?
Пока не начались практические занятия, мы заканчивали очень рано.
– А как же твоя работа?
О, так отец ему рассказал? Интересно, сейчас, когда Талий Джонас беспокоится за сына, он попытается хоть немного с ним сблизиться? Или, как и в детстве, когда он целиком поручал его нянькам, теперь поручил мне, и на этом все?
– До часа у меня полно времени.
– Вообще, я…
– Отлично, тогда встретимся на крыльце и где-нибудь пообедаем, – перебила я его и улыбнулась со всем своим дружеским очарованием.
Вадя оборвал длинный тяжелый вздох на середине и внезапно хихикнул.
– Ты, как обычно, Рина, – ухмыльнулся он, и мне показалось, в его голос вернулось прежнее тепло.
Я послала ему воздушный поцелуй и вошла в аудиторию.
Я так просто не отстану, Вадя. Не знаю, что творится в твоей голове, но меня еще никто так просто не отшивал – и уж не тебе быть первым.
***
Я решила не давить. И ни о чем важном и тревожном его не расспрашивала. Про то, что за него беспокоится отец, тоже не рассказывала.
Мы болтали почти час. Вадя, наконец, начал расслабляться и нести свою обычную чушь, которой мне, оказывается, так не хватало, и, хоть в его болтовне и мелькали иногда эти либеральные мотивы на тему всеобщего равенства, братства и прочей чепухи, ничего экстремистского в ней не было.
Была лишь одна странность в том ничего не значащем разговоре. Вроде бы ничего особенного, он и до этого всегда любил пофилософствовать на отвлеченные темы, но тут меня что-то зацепило и не отпускала вплоть до того момента, как я вошла в здание ОМП. Он спросил слишком уж небрежным тоном:
– Слушай, Рина, вот как ты думаешь… – обычно после этого следовало пространное рассуждение на тему типа «кто сильнее, громоптица или гидра», но не в этот раз. – Как ты считаешь, время линейно?
Я не знала, что и думать, и он как-то быстро замял тему. Но на меня успело повеять скрытой опасностью этого вопроса.
Я хотела рассказать Талию Джонасу, но его сперва не было на месте, а потом госпожа Жанна, первый и основной секретарь главы ОМП, начала знакомить меня с моими обязанностями, и я как-то закрутилась.
Тетя Жанна поджимала губы и всячески выказывала свое неодобрение в свойственной ей сухой и предельно вежливой манере. Она вообще меня никогда не любила, считала, что я «слишком испорчена влиянием» дяди – это, кстати, почти цитата, я тогда подслушивала их с матерью разговор. А уж дядю она просто не переносила. Однажды даже пыталась настроить меня против него, мне тогда было пятнадцать, и я еще не умела особенно лицемерничать и высказала ей в лицо много всего, что стоило держать при себе. Еще бы – меня будет поучать женщина, чья прическа вышла из моды еще до апокалипсиса!
Наши отношения с тех пор так и не улучшились. Как и ее прическа.
– Господин Джонас – человек строгих правил. Он не допустит ни малейшей фамильярности или нарушения дисциплины, – наставляла меня тетя Жанна.
Зато теперь я умела улыбаться и молчать – или хотя бы говорить поменьше – в моменты, когда на язык просились грубости – или разрушительные чары.
– Кроме того, – заметила тетя Жанна, когда в конце рабочего дня инструктировала меня по поводу распорядка ОМП и лично Талия Джонаса, поведения в приемной и кабинете, а также правил обращения с кофеваркой. – Вам следует одеваться скромнее и, желательно, отказаться от косметики.
Я улыбнулась и промолчала.
Мы не сработаемся.
