Текст книги "Ничего личного (СИ)"

Автор книги: Настя Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

37

Ника

– Мне нужно буквально десять минут, – кричу я Диме через плечо, вприпрыжку взлетая по лестнице на второй этаж.

Он бегло смотрит на часы, потом на меня и с ленивой улыбкой, от которой у меня сладко екает сердце, произносит:

– Можешь потратить пятнадцать. В аэропорт мы успеем.

– Так и не скажешь мне, куда полетим? – любопытствую я, останавливаясь на верхней ступеньке. – У меня открытый Шенген, ты знаешь?

Дима невозмутимо кивает и продолжает улыбаться. В ответ я демонстративно вздыхаю и, прежде чем скрыться в своей комнате, показываю ему язык.

– Пусть это станет для тебя сюрпризом! – летит мне вдогонку. – Возьми с собой купальник.

«Пусть это станет для тебя сюрпризом» – смакую про себя слова Платова. Да весь этот день, неделя, даже месяц стали для меня сюрпризом, несбыточной сказкой, которая вдруг стала реальностью. Разве Дима может удивить меня еще сильнее?

Открываю дверь и захожу в свою комнату в родительском доме. Я не была здесь с того самого вечера, когда мы с Маринкой пошли в клуб. Судьбоносный Mute – ведь именно после него я впервые осталась ночевать у Димы, пусть даже причины на то были самые тривиальные.

Сейчас, спустя месяц, все совершенно иначе. Я вижу это в глазах Димы, ощущаю в его прикосновениях и слышу в интонациях голоса. Конечно, он еще немного опасается довериться мне и своим чувствам полностью, но его желание провести уикенд только со мной вдали от московской суеты говорит мне куда больше, чем может показаться на первый взгляд.

Достаю из прикроватной тумбочки свой загранпаспорт и усаживаюсь на кровать, чтобы проверить визы. Убедившись, что все в порядке, прижимаю паспорт к груди и мечтательно улыбаюсь.

Говорят, что, если чего-нибудь очень хочешь – это обязательно случится. Теперь я знаю, что это правда, ведь сильнее, чем я хочу Диму, я не хотела никогда и ничего в своей жизни.

Отвлекшись на мгновение, вспоминаю, что герой моих фантазий ждет меня внизу и заставляю себя поторопиться: из шкафа выуживаю купальник, пляжные шорты и сарафан и запихиваю их в рюкзак. Но когда собираюсь уходить из комнаты, мое внимание привлекает шум автомобиля на подъездной дорожке.

Выглядываю в окно и не верю своим глазам. Из такси, которое бесцеремонно заехало на тротуар прямо к входу в дом, выходит какая-то темноволосая девица в брючном костюме. Она обходит машину, открывает пассажирскую дверь с другой стороны и наклоняется к сидению. В это время таксист достает из багажника костыли. И только потом, опираясь на плечи брюнетки, из автомобиля появляется Кирилл.

В замешательстве смотрю на разворачивающуюся под окном сцену. Почему брат приехал так рано и не предупредил? И кто, черт возьми, эта девушка?

Хватаю паспорт и рюкзак и сломя голову несусь прочь из комнаты.

– Дим, Кирилл вернулся! – кричу я, торопливо спускаясь по ступенькам. – Я в окно видела.

Платов недоверчиво смотрит на меня, потом резко оборачивается на звук открывающейся входной двери. Глухой стук костылей прерывается шорохом и тихим неразборчивым бормотанием, а потом в прихожей появляется мой брат в сопровождении той самой темноволосой девушки.

– Кирилл! – кричу я. – Ты приехал! Почему не предупредил? Мы бы тебя встретили!

Бегу через всю гостиную к брату и повисаю у него на шее, слыша в ответ приглушенный стон.

– Ника, малышка, полегче, пожалуйста, – бормочет он. – Нога, помнишь?

– Ой, – я отстраняюсь от него и виновато морщусь, изучая родное лицо. – Извини, пожалуйста. Я просто от неожиданности. Соскучилась. Так рада, что ты вернулся!

Кирилл добродушно улыбается, отчего тонкие морщинки лучиками расходятся от его глаз, и треплет меня по щеке.

– Рад видеть тебя, малышка. Хотел сделать сюрприз, но не ожидал застать тебя дома.

– Привет, Кир, – я резко оборачиваюсь на глубокий голос Димы, ощущая неясное волнение от которого вся моя спина покрывается мурашками.

– Привет, бро, – отзывается брат, делая несколько шагов вперед с помощью костылей.

Платов быстро сокращает расстояние и крепко пожимает протянутую ему Кириллом руку. А все это время брюнетка, на вид едва ли намного старше меня, смущенно стоит у двери.

– Я Ника, – говорю я, гостеприимно улыбаясь. – Сестра Кирилла.

Брат тут же оборачивается. При взгляде на незнакомку он весь как-то меняется, на лице появляется странное выражение, которое я никогда на нем не видела. Обожание? Благодарность? Восторг?

– Это Летиция, моя... – он запинается на мгновение. – Медсестра. Она не говорит по-русски, – и тут же без перехода продолжает: – Letty, come. Meet my little sister Nika and old friend Dimitri.

Когда скованное приветствие оказывается позади, взгляд Кирилла фокусируется на паспорте, который я продолжаю сжимать в руке.

– Куда-то собралась? – спрашивает он, сосредоточенно хмуря брови.

Я в растерянности перевожу взгляд на Диму, потом на брата и обратно.

– Произошло что-то, о чем мне стоит знать? – заметив мою неуверенность, непринужденно спрашивает брат.

Несмотря на легкомысленный тон и усмешку, в его словах мне слышится сталь. Неприятное предчувствие сковывает меня изнутри.

Платов молчит. Я тоже. Чувствую себя как нашкодивший ребенок, но я ведь не ребенок. И нет ничего плохого, что я с его лучшим другом…

Или есть?

– Мы с Никой встречаемся, – вдруг произносит Дима.

Я судорожно выдыхаю, одновременно испытывая облегчение и тревогу.

– Да ну, – насмешливо тянет Кирилл. – И как давно? Меня не было месяц. Интересно было бы узнать, когда ты успел разбежаться со своей очередной пассией и соблазнить мою сестру.

– Кирилл, не нужно, – прошу я. – Все было совсем не так.

– А я не тебя спрашивал, Никусь. Вот друга своего, – говорит он с откровенной издевкой. – Кажется, просил его за тобой приглядывать, а не трахать.

– Следи за тем, что говоришь в присутствии сестры, – одергивает его Дима, а потом добавляет: – Я этого не планировал. Так вышло. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но...

– Интересно, – Кирилл нагло обрывает его, не дав закончить мысль. – Может мне тоже кого-нибудь из твоих родственниц в койку уложить? Ах да, у тебя же никого нет! Вряд ли ты поймешь, что я чувствую.

– Кирилл! – возмущенно восклицаю я в попытке образумить брата. – Прекрати немедленно!

Дима находит мой взгляд:

– Ника, подожди меня в машине, – просит он.

– Сестра останется здесь! – безапелляционно заявляет Кирилл.

Я хочу остаться здесь. Разрываюсь между двумя дорогими людьми и не знаю, как исправить то, что происходит между ними. Беспомощно перевожу взгляд с одного на другого, пока мне на помощь не приходит Летиция. Чувствуя себя некомфортно в явно накаляющейся обстановке, она трогает брата за край его толстовки и тихо произносит:

– It was a long day, you need rest.

– Ника, пожалуйста, – повторяет Дима спокойно. Он ловит мой взгляд и удерживает его, словно пытаясь перелить в меня свою уверенность и спокойствие: – Подожди меня в машине.

Я медленно киваю. Потом подхожу к брату и целую его в щеку.

– Я так рада, что ты вернулся, – шепчу я, а потом наклоняюсь к уху и говорю совсем тихо, так, что только он может меня услышать: – Пожалуйста, Кирилл, я люблю его.

Я выхожу из комнаты, коротко улыбнувшись брюнетке. Я понятия не имею, что Дима скажет Кириллу, но понимаю, что доверяю ему. Он сделает так, как нужно.

Гелендваген Платова стоит на подъездной дорожке слева от входа – именно там мы его и оставили. Странно только, что ворота все еще открыты...

Через пассажирскую дверь я запрыгиваю в салон. Секунду чувствую странный дискомфорт и только потом замечаю запах, совершенно несвойственный автомобилю. Резко оборачиваюсь, но не успеваю даже пискнуть. Мои рот и нос оказываются зажаты рукой с тряпкой, пропитанной чем-то удушающим. Я пытаюсь оторвать ее от лица, но тщетно – руки меня не слушаются, а в глазах начинает темнеть.

Последнее, что перед собой вижу – маленькие злобные глаза Вити Самохина. По худощавому лицу с впалыми щеками пробегает довольная ухмылка, а я в оцепенении думаю, что больше никогда не увижу родных и Диму – на этот раз этот псих меня не отпустит, а потом перестаю что-либо видеть и соображать.

38

Дима

Сложно представить себе более неподходящее время для приезда Кирилла. Впрочем, вряд ли для того, что уже произошло может быть подходящий час, день или неделя. Друг, безусловно, прав – чуть больше месяца назад он взял с меня обещание присмотреть за младшей сестрой, а я досмотрелся до того, что уложил ее в постель. И, что скрывать, собираюсь сделать это снова. Странно только, что все это больше не кажется мне неправильным. Наоборот, я чувствую, что с Никой у нас все именно так, как должно быть. Осталось только убедить в этом Кирилла.

– Как ты, твою мать, мог? – с перекошенным от злости лицом восклицает друг, когда за Никой закрывается входная дверь.

– На этот вопрос у меня ответа нет, – говорю откровенно. – Я старался не поддаваться чувствам, которые вызвала во мне твоя сестра, но они оказались сильнее меня. Сейчас уже ничего не изменишь. Она со мной.

– Черта с два она с тобой! – неприязненно выплевывает Кирилл, тяжело опираясь на костыли. – Что ты можешь знать о чувствах?

Несмотря на то, что я не намерен отступаться от Ники, ощущаю болезненный укол вины за свое поведение перед другом. Он осунулся, выглядит бледным и измученным – очевидно, что неожиданный перелет так скоро после операции не пошел ему на пользу. И его негодование вполне оправдано: уверен, что если бы не костыли, он бы даже говорить со мной не стал – сразу набросился с кулаками.

– Я не буду сейчас с тобой выяснять, кто прав, кто виноват, – говорю примирительно, замечая испуганное выражение на лице миловидной брюнетки, которая вжалась в стену и, кажется, мечтает оказаться где-нибудь в другой вселенной. – Как сказала твоя сиделка, тебе нужно отдыхать. О Нике я позабочусь.

– Летиция не моя сиделка! – рычит он в ответ. – Как ты смеешь стоять здесь и... – Кирилл не успевает договорить, потому что в этот момент у меня в кармане начинает истошно вопить телефон.

Этот звонок у меня стоит лишь на одного человека. Владимира. И за все время я слышал его лишь дважды, потому что обычно охранник Ники предпочитает текстовые сообщения. И, почему-то, еще до того, как я сую руку в карман, чтобы достать мобильный, внутри у меня все сжимается от неприятного предчувствия.

– Черные тачки были для отвода глаз, – говорит мужчина напряженно. – Он, сука, просто гонял нас по ложному следу выжидая удобного момента…

Визг шин и рев мотора, доносящиеся с улицы, не дают мне дослушать, что узнал Владимир. На долю секунды вокруг меня только оглушающая мертвая тишина. Ужас сдавливает мое горло, сердце начинает биться где-то в районе желудка: я думаю о словах спецназовца и о том, что обещал, что не спущу с Ники глаз, а сам отправил ее на улицу зная, что охраны нет на месте.

– Ника! – кричу я, со всех ног бросаясь к входной двери.

Я всегда любил бегать – в школе занимался легкой атлетикой, бегал по утрам, увлекался спринтом, но еще никогда я не бежал так быстро как сейчас. Но еще до того, как я достиг цели, стало понятно, что я опоздал. Ворота были распахнуты. Там, где должен был быть припаркован мой Гелендваген, остался лишь черный след от шин, а в воздухе все еще стоял душный запах выхлопных газов.

Не дав себе ни секунды на анализ ситуации, я выбегаю на дорогу. На пустынной улице, занятой дорогими особняками, в этот вечерний час никого нет, только вдали, в нескольких километрах от меня, едва различимы огни удаляющегося автомобиля.

Ругаюсь в бессилии, осознавая, что все еще сжимаю в руках телефон. Подношу трубку к уху, чтобы убедиться, что Владимир все еще на проводе.

– Ника у него, – говорю глухо, злясь на себя и одновременно испытывая страшную жажду убивать. – Он увез ее на моем Гелике из дома в Одинцово. По всей вероятности, едет в сторону Можайского шоссе. Отправь ориентиры по всем своим каналам. Делай все, что нужно за любые деньги. Они не должны уехать далеко.

Сбросив звонок, я стремительно возвращаюсь к дому, встречая на крыльце Кирилла.

– Где она? – спрашивает друг напряженно. – Телефон не отвечает.

Я понимаю, что должен рассказать ему, но горло сдавило так, что у меня не сразу выходит выдавить из себя признание. Одну короткую секунду я смотрю во взволнованные глаза друга, все еще не веря в реальность того, что сейчас скажу ему, и отрывисто произношу:

– Он ее достал, но я ее найду. Звони в полицию. Они на моей машине. Твоя тачка в гараже?

Получив утвердительный ответ, я бегу в дом, беру с полки ключи от внедорожника друга и пульт от гаража. Спустя несколько минут, выезжаю на дорогу, мысленно благодаря Бога за полный бак. Сейчас на счету каждая минута, а я не намерен терять ни одной из них.

Выжимая газ, набираю номер Дани Благова.

– Привет, пропащая душа, – раздается в трубке довольный жизнью голос друга.

– Дань, помощь твоя нужна, – перехожу сразу к делу, но понимаю, что не могу совладать с мыслями – предложения выходят оборванными и нелогичными. – Псих, помешанный на Нике... Ты помог в прошлый раз…

– Бл*дь, Кирилл совсем что ли из ума выжил? – гаркает Даня. – Неужели нельзя было найти кого-то, кто приглядит за девочкой, пока сам он в Германии?

– Он нашел, – признаюсь я, ощущая как от волнения желудок сводит спазмом.

На другом конце провода возникает пауза.

– Расскажи мне, как, когда и где это случилось, – просит Даня мрачно. – Любая информация будет полезной.

Пока я пересказываю другу сухие факты, гоню машину в сторону шоссе. Куда ехать дальше не представляю, но и не ехать тоже не могу – страх за Нику гонит меня вперед, не позволяя остановиться.

– Сделаю все, что смогу, – говорит друг перед тем, как отключиться.

Возможно, все же логичнее было бы свернуть на обочину и ждать ориентировку – мы начали действовать быстро, машину должны засечь, но я не могу. Грудь сковало льдом, пытаюсь проглотить ком в горле, но не могу – это страх не дает мне дышать. Необходимость заботиться о Нике стала для меня жизненной необходимостью. Я самонадеянно считал себя способным защитить ее, но в тот единственный момент, когда должен был стоять за ее спиной – подвел, и осознание этого, камнем ложится на сердце.

В памяти всплывает прошлая ночь. Я вспоминаю хрупкое обнаженное тело в своих руках, нежность прикосновений, жажду единения. Если я потеряю Нику…

Трель звонка заставляет меня вздрогнуть.

– Он едет в сторону Внуково. Мы подняли несколько полицейских нарядов. Его должны перехватить.

Вдавливаю педаль в пол, видя тусклый свет в конце тоннеля, которым стал этот ужасный вечер. С Никой ничего не случится, убеждаю себя. Моя девочка не даст себя в обиду. А Самохина я убью собственными руками, чтобы он больше никогда, никогда не посмел приблизиться к ней.

39

Ника

Первое, что помню – это слабый гул в голове и тошноту. С трудом разлепляю веки, морщась от резкой боли в висках, и пытаюсь сфокусировать взгляд на чем-то знакомом. Но ничего нет. Есть только дискомфорт, который я ощущаю каждой клеточкой тела, и нечеткая картинка с яркими плывущими огоньками перед глазами. Я двигаюсь? Куда-то еду? Плыву?

Делаю попытку поднять руку, чтобы откинуть с лица упавшие пряди волос, но не могу – конечности оказываются мне повиноваться, и отчего-то болезненно тянет кожу. Господи, почему мне так плохо?

Напрягаю голову, продираясь сквозь мутную череду воспоминаний: дом, паспорт, возвращение Кирилла, просьба Димы, машина…

Память возвращается ко мне подобно вспышке молнии, и я оказываюсь не в силах сдержать судорожных вздох. Несмотря на тошноту, я резко поворачиваю голову и вижу человека из моих самых жутких кошмаров, который сидит за рулем принадлежащего Диме Гелендвагена.

– Проснулась, красавица? – зловещий голос, на этот раз сочащийся издевкой, заставляет меня непроизвольно поежится от страха.

– Зачем ты?.. – шепчу я, беспомощно дергаясь на пассажирском сидении, пока не осознаю, что мои запястья перемотаны скотчем, а ноги таким же образом обездвижены в коленях и у щиколоток. – Отпусти меня!

– У тебя ко мне должок, Ника, – с хищной усмешкой заявляет Витя Самохин, бросая на меня озлобленный взгляд своих рыбьих глаз. – Я пять лет отсидел за то, что ты крутила передо мной хвостом, а потом, когда я захотел получить принадлежащее мне по праву, начала строить из себя недотрогу. Не сомневайся, на этот раз я свое получу.

Ровный голос, в котором слышится абсолютная уверенность в своих словах, пугает меня даже больше чем смысл его речи. Лучше бы он кричал – я знаю, как справиться с яростью, но перед этой спокойной маниакальной убежденностью я оказываюсь абсолютно беззащитна.

– Витя, ты понимаешь, чем это все может закончиться? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Останови машину. Отпусти меня сейчас, и я никому не скажу, что видела тебя.

Он поворачивает ко мне голову и оценивающе смотрит прямо в глаза.

– Боишься, Ника? – его тонкие губы искривляются в жалком подобии улыбки. – Хорошо. Я хочу, чтобы ты меня боялась. Ты всегда недооценивала меня, но на этот раз я был на шаг впереди тебя и твоей своры бойцов.

– Я не пряталась от тебя, Витя, – говорю спокойно, как учили меня не занятиях самообороны. – Ты мог дать знать, что хочешь поговорить любым другим способом. Для этого не нужно было... Это, – я поднимаю перед собой перемотанные скотчем руки.

– Просто мера предосторожности, – он презрительно отмахивается. – Ты не оставила мне выбора.

– Развяжи меня, – прошу я.

– Когда мы доберемся до места – развяжу, – упрямо говорит он, сосредоточенно обгоняя фуру на трассе.

– Куда мы едем? Что это за место?

– Место, где нам не помешают, – туманно отвечает он, но я успеваю заметить промелькнувший на обочине указатель на Калугу.

– Я бы хотела позвонить брату, – говорю я, делая вид, что ничего необычного не происходит, и это в порядке вещей, что я сижу связанная, а за рулем находится человек, которому удалось похитить меня во второй раз. – Он, наверное, волнуется, что я уехала ничего ему не сказав.

– Твой телефон я выкинул рядом с твоим домом, – самодовольно скаля зубы, бросает Самохин. – И, чтобы ты понимала, мне плевать на твоего брата. И на этого качка, с которым ты везде таскалась последнее время. На протяжении пяти лет я каждый день думал только об одном – как получу то, что ты мне когда-то обещала. Ты ведь ждала меня все это время?

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, делая глубокий вздох в попытке сохранить внешнее спокойствие.

– Ты ни с кем не встречалась все это время, я знаю, – говорит он с поразительной самоуверенностью. – Ты берегла себя для меня, ведь так?

В глазах, устремленных на меня, я замечаю какой-то безумный блеск от которого мне становится по настоящему жутко. Ощущаю, как по спине ползет липкий страх и отдаю себе отчет в том, что боюсь сидящего рядом со мной человека. Надеюсь лишь, что мне хватит мужества не показать ему свою слабость – такие, как он, вцепятся в нее мертвой хваткой.

– Ведь так, Ника? – раздосадованный моим молчанием, Самохин повышает голос, а в его интонациях появляются визгливые ноты. – Или ты позволила этому недалекому другу твоего братца поиметь тебя?

Онемев от его слов, я не сразу нахожусь, что ответить.

– Сука! Отвечай! – кричит он, с силой ударяя кулаком по рулю.

В белесых глазах вспыхивает гнев, и он резко наклоняется ко мне, отчего машина виляет, едва не задевая отбойник у дороги. Испугавшись, что захожу слишком далеко в провоцировании этого человека, я инстинктивно вжимаюсь в сидение, выставив перемотанные руки вперед в качестве защиты.

– Ты убьешь нас, – говорю сипло. – Пожалуйста...

Я пристегнута ремнем безопасности, но от его вождения меня мотает из стороны в сторону, и чтобы удержаться на месте, мне приходится вдавить пятки кроссовок в пол.

– Такого легкого исхода я тебе не предоставлю, – обещает он, улыбаясь одним ртом, но в глазах его нет и тени веселья. – Ты отработаешь мне каждый день этих долгих пяти лет.

– Пожалуйста, следи за дорогой, – прошу я в отчаянии, когда он вновь едва не задевает дорожную опору.

– Заткнись! – обрывает он, но все же прислушивается к моим словам, чуть сбрасывая скорость.

Сделав глубокий вдох, я пытаюсь не впадать в панику и трезво оценить ситуацию. Мы едем по трассе, вокруг много машин, но я связана по рукам и ногам. Даже если попытаться открыть дверь, понадеявшись, что они не заблокированы, выпрыгнуть на такой скорости будет равносильно самоубийству. А умирать я не собираюсь. Только не из-за Вити Самохина.

Не делая резких движений я внимательно смотрю на дорогу – город остался давно позади. И, скорее всего, мы едем по федеральной трассе. Вопрос лишь – куда.

Внезапно в отдалении я начинаю слышать громкие полицейские сирены. Витя, очевидно, тоже их слышит, потому что, недовольно хмурясь, смотрит в боковое зеркало и увеличивает скорость до предельной.

Мой желудок уходит в пятки, а я зажмуриваю глаза и, чтобы отвлечься от ужасной реальности, вспоминаю Диму. Не хочу умирать так. Не хочу так никогда и не услышать, что мужчина моей мечты тоже меня любит. Он ведь любит. Я знаю. И сейчас, наверное, ужасно переживает. Ищет меня? Понял, что произошло?

Тем временем вой полицейской сирены становится все громче. Самохин грязно матерится, и вдруг резко сворачивает на обочину, съезжая с дороги на покрытые травой бугры и кочки, ведущие в сторону темного лесного массива.

– Что ты делаешь? – кричу я, упираясь перевязанными руками в панель, чтобы удержаться на месте.

– Если это хвост, мы его сбросим, – бросает он презрительно.

Он с силой жмет на газ. От бесшабашной езды у меня начинают стучать зубы, сердце бешено бьется в грудную клетку, желудок подпрыгивает с каждым резким движением автомобиля. И я знаю, что мне нужно найти способ остановить его. Да, если мы доберемся до места, которое Самохин выбрал для своего акта возмездия, будет не легче, но если мы разобьемся вот так – в погоне, у меня не будет ни малейшего шанса на спасение.

«Водитель чёрного Гелендвагена регистрационный номер У355КА немедленно остановитесь»

Раскатистый звук громкоговорителя становится для меня полным сюрпризом. Я оборачиваюсь,чтобы посмотреть на дорогу за нами, как вдруг над головой проносится вертолет, ярким лучом прожектора освещая себе путь в вечернем небе.

– Остановись! – кричу я, ослепленная ярким светом. – Витя, пожалуйста!

Но он меня не слышит. Он с каким-то остервенением крутит руль и жмет на педаль газа. Машину заносит, но водитель не сдается, направляя ее в сторону одинокого здания, стоящего на опушке леса.

По моим щекам текут слезы. Я понимаю это только тогда, когда они начинают капать мне на грудь, оставляя мокрые следы на тонкой ткани футболки.

– Остановись! – умоляю я, думая о маме и папе, которых больше не увижу, о брате, о Диме, которому я столько не успела сказать.

– Заткнись! – гаркает Самохин. – Не получу тебя здесь, значит получу там.

Где «там» я даже не хочу думать. Знаю, что меня этот человек не получит никогда – ни в этой жизни, ни в другой. И не важно, что сейчас случится.

Внезапно салон автомобиля заполняется смехом. Я не смотрю, но знаю, что безобразные хриплые звуки вырываются из горла моего обезумевшего палача.

Я напрягаю все силы и пытаюсь дотянуться до руля, сохранив равновесие, но из-за завязанных рук мне удается лишь мазнуть кончиками пальцев по кожаному чехлу. Я стараюсь еще и еще, но добиваюсь лишь того, что скотч сильнее впивается в кожу, а Витя замахивается и наотмашь бьет меня свободной рукой по щеке. Я дергаюсь и инстинктивно откидываюсь на сику сидения. Удар получается сильный, но из-за того, что Витя наносил его в движении, не очень прецельный. И все равно я ощущаю металлический вкус крови во рту и то, как начинает болезненно пульсировать скула.

– Со мной уйдешь, Ника, – говорит он холодно.

В конце концов, я вжимаюсь в кресло я смотрю вперед, прямо на бетонную стену, которая приближается с угрожающей скоростью. Никогда не думала, что моя жизнь оборвется так – я подготовилась сражаться за нее на равных, выгрызать право на нее в рукопашном бою. Но в итоге оказалась привязанной к железке, которая несется вперед, не обращая внимания на мои мольбы.

Бросаю последний взгляд на Витю, который с маниакальным упорством вдавливает педаль в пол и вдруг некстати думаю, что Дима очень любит свою машину и мне жаль, что из-за меня она будет испорчена.

А дальше все происходит как в замедленном кино. Когда до стены остается совсем небольшое расстояние, я инстинктивно дергаю на себя ручник, замедляя ход автомобиля, а потом резко приваливаюсь к двери лихорадочно шаря пальцами в поисках ручки.

Это просто чудо, что мне удается распахнуть дверь за мгновение до того, как машина с яростным скрежетом врезается в стену. На секунду я будто зависаю в воздухе, а потом чувствую удар такой силы, что мне кажется, все кости сжались под прессом. Грудную клетку сдавливает. Голова наливается свинцом. Меня еще раз, как куклу, подбрасывает вверх, и я перестаю что-либо ощущать кроме адской боли, которая волнами распространяется по всему моему телу.