Текст книги "Моя идеальная (СИ)"

Автор книги: Настя Мирная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

Глава 35

Шаг назад. Два вперёд

Я целую свою девочку. Долго. Жадно. Трепетно.

После девяти дней в Аду. После всех его кругов. После потерянной надежды. После отказа от веры. После смерти от любви. После бесконечного отчаяния. После нестерпимой боли. Я, наконец, целую её.

Пальцами нежно массирую затылок.

И сгораю. Сгораю под её дыханием. Сгораю от её тепла. Сгораю от собственных чувств.

Настя с такой силой цепляется мне в волосы, что становится больно, но это самая желанная боль на свете. Она всё так же плачет. И я, блядь, тоже не могу остановить это грёбанный поток кислоты, что выжигает глаза и веки.

Я понимаю, что свидетелями моей слабости стали Тоха и Егор, но просто не способен сейчас держать в себе. Так я отпускаю всё дерьмо, которое топило меня изнутри все эти сраные дни.

– Люблю тебя. – хриплю, легко сжимая ладонями лицо любимой, ни на секунду не забывая о синяках и порезах, которыми оно покрыто.

– Тёмочка… – шепчет Настя, поймав мой взгляд. – Тёмочка…

У меня в голове слишком много вопросов, ответы на которые мне необходимы, но сейчас я просто не способен сгенерировать ни один из них в слова, поэтому снова ловлю её губы.

Хочется просто прижать её к себе. Сжать до хруста костей. Вплавить её в своё тело. Влить в свою кровь. Вплести в цепочку ДНК. Слиться в одно целое, чтобы никогда больше не потерять. Но я ничего из этого не делаю, потому что понятия не имею, сколько на её теле ран и насколько они глубоки.

Отстраняюсь, отрываясь от любимых губ, но продолжаю гладить пальцами её тело. Заглядываю в глаза.

– Как ты себя чувствуешь, маленькая?

Касаюсь загипсованного запястья и синяка не щеке.

Егор сказал, что у неё было ножевое ранение ноги. Опускаю глаза к краю больничной сорочки. Провожу кончиками пальцев по бёдрам, пока не напарываюсь на ткань бинта.

Зубы до скрипа. Тяжёлый выдох.

Сколько мне ещё предстоит видеть её разбитые руки и чёрные пятна синяков на её теле?

– Болит, Насть? – вскидываю взгляд к её лицу.

Любимая опускает ресницы и шумно таскает кислород.

– Болит. – шепчет откровенно. Знаю же, насколько и ей тяжело признаваться в своих слабостях. – И не только нога, Тём. Всё тело болит. Душа болит. Сердце болит. – торможу дыхание, пропуская через себя не только её слова, но и боль. Беру в плен лицо, вынуждая смотреть в глаза. – Я боялась, что больше никогда тебя не увижу. Я так боялась, любимый…

Слёзы катятся по её щекам. По моим тоже. Снова, мать вашу.

Блядь, я понятия не имею, какие действия будут правильными в данный момент, поэтому коротко целую и утыкаюсь лоб в лоб.

– Главное, что ты жива, Насть, а со всем остальным мы справимся. Теперь всё будет хорошо. – дышу её выдохами. Живу её глазами. – Веришь, моя идеальная девочка?

– Конечно, верю, Артём. – шепчет, задевая мои губы своими, отчего по всему телу мурахи ползут.

Бля, как же я по ним скучал.

– А вот я глазам своим не верю. Думал, что достаточно мозгов вбил тебе в голову и вырастил мужика, а не соплю, которая ревёт, стоя на коленях.

Меня передёргивает. По всем нервным окончаниям ударом молнии прошибает от этого ледяного голоса и жёсткого тона. Опускаю веки, продолжая прижиматься к любимой, потому что мне сейчас необходим заряд, который может дать только она.

Малышка сжимает ладонь на моём плече, выражая тонкую и тихую, но такую необходимую поддержку.

Глубокий вдох до надрыва. Пальцы в кулаки до хруста. Челюсти в сцепку до скрипа.

Даже не смотрю в сторону ублюдка, сломавшего мне не только кости, но и жизнь. Только благодаря Тохе и его отцу я смог собрать себя по кускам. А благодаря Насте я смогу взглянуть в глаза своим демонам.

– Тёма… – шелестит любимая одними губами.

Вынуждаю себя встретиться с ней взглядами и уверенно выбиваю:

– Не бойся, малыш. Всё хорошо.

Провожу костяшками по её щеке и поднимаюсь. Медленно, но уверенно выпрямляю спину. Разворачиваю плечи. Вскидываю голову и торможу не только потоки воспоминаний, но и все эмоции.

Холод в голову. Броню на тело. Сталь на сердце. Лёд в голос. Ненависть в глаза, когда встречаю тяжёлый взгляд блекло-бирюзовых глаз.

Пробивает. Ознобом летит. Душу демоны на лоскуты раздирают.

Жму кулаки, пока на ладонях не проступает кровь.

– Я люблю тебя, Артём. – долетает тихое шуршание моей девочки.

– Спасибо за силу, малыш. – толкаю мысленно. Разрезаю замершую тишину скрежещущим тоном. – Я сам себя вырастил и поднял на ноги. Не твоими стараниями.

– Совсем зазнался, сынок.

Меня физически дрожью прошибает, но продолжая держать лицо, коротко выплёвываю:

– Не здесь. – прохожу мимо отца и бросаю взгляд на Тоху. – Останься с Настей. – кивок в её сторону.

– Понял.

Вижу же, что ему это не по душе, но спорить не начинает.

Выхожу за дверь, даже не взглянув на папашу.

Я бы мог сказать, что мне не страшно. Я бы мог сказать, что этот человек давно перестал вызывать во мне ужас и панику. Я бы мог сказать, что всё это осталось в прошлом. Я бы мог сделать вид, что сжимаю кулаки от злости, а не чтобы спрятать дрожащие пальцы.

Но я не говорю этого, потому что это – не страх, с которым можно справиться. Это – фобия, которую нельзя контролировать. Её нельзя побороть. С ней можно только смириться и жить.

Пока шагаю по направлению к отцовскому кабинету, не произношу ни звука, так же как и он.

Ну конечно... На людях – сама безупречность и невинность, и только мы с братом знаем его истинную суть.

Все восемнадцать лет я принимал удары на себя, защищая Егора. Всегда брал на себя его вину. Провоцировал отца на агрессию в свою сторону, если тот срывался на братишке.

Костедробилка работает на полную, размалывая кости, но там остаётся металл.

Какое бы дерьмо сейчас не произошло, я не имею права снова сломаться. Этот человек больше не имеет на меня какого-либо влияния. Мне просто надо забрать отсюда свою девочку любой ценой.

Арипов нагоняет нас на полпути и, подстраиваясь под мой шаг, топает рядом.

– Ты, блядь, какого хрена здесь, Тоха? – рычу, кося на него взгляд. – Я просил тебя остаться с Настей.

– Тебя страхую. А с сестрёнкой твой брат.

– Заебись. – гаркаю зло.

Понимаю же, что и скрывать что-то дальше глупо, но я должен сам ей всё рассказать и объяснить. Настя не должна узнать эту историю от моего брата.

Глухо выдыхаю и замираю у двери в преисподнею.

Отец всё так же молча отпирает замок и, толкнув дверь, входит в кабинет.

Приказываю мотору перестать хуярить на максималках и делаю уверенный шаг за ним.

Маска безразличия вмиг слетает с его лица, и я вижу ту тварь, что раз за разом ломала меня, пока ничего не осталось.

– С возвращением домой, сынок. – звенит металлом.

На губах жёсткая улыбка. Глаза прищурены.

– Я приехал за своей невестой. – выплёвываю, простреливая его таким ненавистным взглядом, что даже замерший сбоку Тоха отпускает гулкий выдох.

– Не думал, что ты настолько тупой, чтобы жениться. Все они как одна, шлюхи и бляди. – высекает, делая шаг в нашу сторону, угрожающе скаля зубы.

– Ебальник завали! – рявкаю в бешенстве. – Если ты хоть ещё одно поганое слово ляпнешь в её сторону, то я закончу то, что не смог шесть лет назад.

– Угрожаешь отцу? – шипит, продолжая наступать.

Ноги предательски делают шаг назад, но я тут же вынуждаю себя оставаться на месте. Раньше я всегда боялся его взгляда. Такого жёсткого. Такого холодного. Такого безумного. А сейчас я гордо поднимаю голову и встречаю его без лишних эмоций.

Какая бы хренотень не разворачивалась у меня за фасадом непробиваемости, я не позволяю ей утащить меня дно. Если я выкажу слабость хоть на мгновение, то уже не выгребу.

Разжимаю кулаки, позволяя каплям крови стекать по пальцам и оседать на сером граните пола. Незаметно перевожу дыхание и сглатываю слюну с металлическим привкусом.

Взгляд в глаза. Отец делает попытку подавить меня, как раньше.

Хер тебе, ублюдок.

Шаг вперёд. Цепляюсь руками в ворот его медицинского халата и утыкаюсь своим лбом в его.

Раньше я не дотягивал до него не только ростом, но и решимостью, яростью, ненавистью.

Раньше я готов был сбежать от одного его вида.

Но это было раньше.

Больше нет.

Мне есть за что бороться, и чёрта с два кто-то сможет меня снова сломать. Моя девочка жива. Мой брат не просто принял, но и простил за то, что оставил его с этой мразью. Рядом друг.

У меня есть за кого продолжать борьбу. У меня, мать вашу, есть семья. И пусть с огромным запозданием, но понимаю, что это – истина.

Что ж… Я, блядь, вырос.

– Я не боюсь тебя, мразота! – выплёвываю спокойно, но не разжимая зубов. И только сейчас я понимаю, что это так. Нет страха. Нет паники. Ужас тоже отсутствует. Я столько раз получал от жизни под рёбра, что там уже образовался панцирь из запёкшейся крови. – Больше ты не имеешь надо мной власти. Я забираю Настю и уезжаю. А ты, сука, катись в Ад, где тебе самое место.

С силой отшвыриваю его от себя.

Папаша на какое-то мгновение теряется, но быстро приходит в себя и делает выпад в мою сторону, намереваясь нанести удар.

Я – сталь.

Пригибаюсь, но он всё равно цепляет по виску. После состряса, который устроил мне уёбок, которого я намереваюсь найти и прикончить, в голове сразу разрастается боль, пульсируя по всей черепной коробке. Чувство такое, что мозг то сжимается до размера изюма, то раздувается до опасных габаритов.

Доля секунды на слабость, и я делаю ответный выпад, впечатывая кулак в его грудную клетку.

Отец отходит на пару шагов, хватая ртом воздух.

Я бы мог добить его прямо сейчас за всё, что он сделал со мной и братом и сказал о моей девочке, но тогда я стану таким же, как и он. А это то, чего я поклялся никогда не допускать.

Вдох-выдох.

Жду пока он разогнётся, чтобы увидеть в его глазах шок.

– Ты совсем страх потерял, Артём? – хрипло рычит папаша, выпрямляясь во весь рост. – Руку на отца поднимаешь? Забыл, чем это закончилось для тебя в прошлый раз?

Не забыл… Ничего не забыл.

В тот день, когда я схватился за нож, чтобы прикончить его и, наконец, покончить со всем этим дерьмом, я полз по дороге со сломанной в двух местах ногой, истекая кровью из разбитого носа, губ, головы, рук. Тот день стал последним, когда я видел его, захлёбывающегося кровью, с ножом в брюхе. Тот день стал последним, когда я видел своего брата. Он кричал, что ни за что не простит меня, если отец умрёт. В тот день он сказал, что я для него умер.

– Знаешь, о чём я жалею? – выплёвываю сипом. – Что у меня не хватило сил добить тебя и раз и навсегда избавить от твоего «воспитания» ещё и Егора.

– Ах ты, сучонок! – рявкает, снова бросаясь на меня.

Каким бы сильным я не стал за эти годы, всё равно оказываюсь на спине, принимая удар по рёбрам.

Вашу мать!

От боли перед глазами всё плывёт, а воздух с хрипом вылетает из лёгких.

Тоха подбегает в попытке оторвать от меня отца, но чёрта с два эту скалу так просто сдвинешь.

Настя… Настя… Настя… Моя девочка…

Моя сила. Моя любовь. Моя вера. Моя надежда. Мой свет.

Сгребаю все силы и сбрасываю его с себя, одновременно впечатывая кулак в ненавистную рожу.

Не сдаюсь больше. Нет страха.

Тут же ловлю ответку. Нос хрустит. Из губы кровь. Перед глазами темнота.

Кровь… Кровь во рту. Кровь из носа. Кровь на глазах. Кровь на руках.

Поддаюсь панике. Пячусь к стене.

Боль. Тяжёлая. Пульсирующая. Отупляющая.

– Стой, твою мать! Настя, блядь, остановись! – раздаётся за закрытой дверью крик Егора, а в следующую секунду она распахивается, и на пороге появляется моя девочка.

Какого хрена, вашу мать, она тут делает?!

Отвлекаюсь на секунды, но тут же выхватываю новый удар. Впечатываюсь в стену. Перед глазами темнота.

– Артём! – пробивается в агонизирующий от боли мозг Настин визг.

Ощущаю её касания на лице, голове и шее, но всё ещё не могу сфокусировать размазанный взгляд.

– Уходи, Насть. – бросаю вместе с кровью.

– Не уйду. Никогда больше не уйду, Тём.

Она обнимает меня. Скольжу лапами по её телу.

Любимая ранена. Ей тоже больно, но она всё равно здесь.

Моя сильная девочка.

Даже папаша притихает.

Чувство такое, что время замерло или тянется бесконечно, хотя проходят считанные секунды.

Разгоняю всё дерьмо, пока прижимаю к себе самого дорого человечка на свете. Да, именно человечка, потому что она такая маленькая и хрупкая, и похуй на сопли.

– Я люблю тебя, Тёма. – шелестит, собирая губами плазму с моих губ.

И происходит очередной зашквар, потому что член оживает в ту же секунду. Ну вот вообще не смешно.

Любимая цепляется в мои плечи дрожащими руками поднявшись на носочки.

– Отпускай, малыш. Норма. – выбиваю, когда картинка наконец проясняется.

Сжимаю ладони на тонкой талии и толкаю вниз, пока не становится на пол стопами.

Отец замер столбом у своего стола, но весь его вид говорит о том, что он готов снова наброситься на меня.

Цепляю Настю за локоть и толкаю себе за спину.

– Уведите её. – бросаю, обращаясь к Тохе и Егору одновременно.

Пора покончить с этим раз и навсегда. Каждый раз Настина близость даёт мне жизненно-необходимый заряд уверенности и силы.

Ради неё у меня нет права облажаться и оставить всё как есть.

– Артём! – шипит Настя, когда парни делают попытки вывести её за дверь.

Бросаю короткий взгляд на неё и читаю злость в зелёных глазах. После всего, через что ей пришлось пройти, эта ведьма умудряется на меня злиться, потому что я просто хочу её защитить.

– Пожалуйста, Насть, выйди сейчас. – прошу, оборачиваясь к замершему отцу. – Не хочу, чтобы ты это видела.

Сжимаю сбитые кулаки и скрипящие челюсти и иду в его сторону.

Из коридора доносятся крики и возмущения моей девочки, но я отключаю всё лишнее, сосредоточиваясь на прошлом, с которым должен разобраться раз и навсегда.

– Ты почти сломал меня, – выбиваю сквозь зубы, – но я поднялся и пошёл. Ты убил во мне желание жить. Ты уничтожил способность доверять и любить, потому что человек, который должен был быть самым близким и надёжным, рвал меня на части из-за собственного бессилия.

– Заткни рот! – рявкает папаша, предпринимая ещё одну попытку уложить меня на лопатки.

Несмотря на головокружение, боль и размазанное зрение, сохраняю холодный рассудок и не только уворачиваюсь, но и заламываю его руки, утыкая мордой в стол.

– Я понял, почему мама сбежала от тебя. – рычу ему в ухо.

– Заткнись! – орёт, вырываясь, но я лишь сильнее вдавливаю его в красное дерево столешницы.

– Она не была шлюхой, как ты её выставлял. Она просто хотела выжить. – продолжаю ровно, крепко фиксируя его тело, не позволяя вырваться. – И ни я, ни Егор не слабаки и не трусы. Мы, блядь, боялись тебя, потому что за каждое неосторожное действие, за малейшую ошибку, за незначительный проступок захлёбывались кровью. Но больше нет, отец. Я не боюсь тебя. Сейчас твоя жизнь в моих руках. – разрезаю ровно, перебрасывая руку на его шею и сдавливая горло. – Я могу оборвать твою жизнь, стоит лишь немного сильнее надавить. – усиливаю хватку, пока его лицо не начинает сначала краснеть, а потом и синеть. Отпускаю и добиваю эту мразь словами. – Я не боюсь тюрьмы. Я не боюсь больше боли. Я не боюсь смерти. Но я – не ты. Я ни за что не превращусь в твоё подобие. Я сохраню тебе жизнь только потому, что ты спас мою любимую девушку. Жизнь за жизнь, пап, но на этом всё. Больше я ничего тебе не должен.

Разжимаю руки и отворачиваюсь от него.

Теперь всё. Мои демоны уничтожены. Я могу идти вперёд без груза прошлого. Без цепей, сковывающих мои движения.

Встречаюсь взглядами с зелёными глазами и раскрываю объятия, сам шагая навстречу своей жизни.

Вижу, как тяжело любимой даются шаги. Она хромает и сжимает зубы, поэтому ускоряю шаг и с такой силой сдавливаю, что хрустят кости. И мои хрустят под её руками.

– Ах ты, неблагодарный ублюдок! – взрывается сзади ором отец, набрасываясь на меня.

Последняя попытка, пап.

Отталкиваю Настю. Она сразу срывается вперёд, но Егор, стоящий всё это время возле входа в кабинет, удерживает её, не давая влезать в наш бой.

Это – не драка. Это – бой до последней капли крови. Сражение насмерть. И я выхожу из него победителем.

Нет, я не убил его, но вряд ли у этой мрази появится желание снова связываться со мной и поднимать руку на моего братишку. Я предупредил его об этом. Так же, как и том, что если он рискнёт появиться в моей жизни, то я закончу начатое.

Тоха же в своей ленивой манере информирует его о том, что всё это время он снимал всё на телефон, поэтому, если папаша решит обратиться в полицию, эта запись попадёт не только в руки правоохранителей, но и в СМИ, что раз и навсегда уничтожит и его репутацию врача, и образ человека.

Растягиваю разбитые губы в улыбке, выставляя на обозрение окровавленные зубы, но Настю это не пугает и не отталкивает. Моя девочка бросается мне на шею, зарываясь пальцами в волосы, обжигает дыханием и поцелуями щёки, нос, шею, подбородок, скулы, а потом мы встречаемся губами.

Жарко. Жадно. Дико. Чувственно.

– Я люблю тебя, Тёма. – шепчет, не разрывая поцелуя.

Обвожу прощальным взглядом кабинет. Ненадолго задерживаюсь на привалившимся спиной к столу отце. Морда в месиво. Он то и дело плюётся кровью и утирает её с губ.

Ловлю какое-то животное удовлетворение от того, что мы, наконец, поменялись местами.

Встречаюсь взглядами с другом, который заменил мне потерянного брата. Короткий кивок и улыбка облегчения.

Принимаю.

Ловлю глаза братишки. В них гордость, радость, облегчение. Его губы тоже растягиваются в улыбке.

Принимаю.

Опускаю голову, вглядываясь в лицо любимой девочки, которую всё это время прижимаю к себе, согревая заледеневшую душу.

Принимаю.

– Поехали домой, Насть. – выбиваю тихо.

Подхватываю её на руки, уверенно шагая по коридору. Егор и Антон идут по обе стороны от нас. Настя утыкается носом во впадину между плечом и шеей и тяжело дышит. Слишком тяжело.

– Что ты делаешь, малыш? Всё хорошо?

Она поднимает голову, и эти долбанные мозговъебательные ямочки на её щеках выжигают последние страхи и сомнения.

– Я дышу, Тём. Я дышу тобой. Так пахнет дом. Так пахнет любовь. Так пахнет жизнь.

Глава 36

Срывая маски

Забив на боль и страхи, с силой стискиваю руки на плечах Артёма, прижимаясь всем телом. Я греюсь. Я согреваю замёрзшее сердце и заледеневшую душу.

Он здесь. Здесь!

Несёт меня на руках, несмотря на собственные раны, как раньше. Как будто и не было всех этих кошмаров. Всё ещё не верится, что любимый так близко, что я могу не только вдохнуть его запах, но и ощутить жар кожи.

Выйдя на улицу, Тёма ставит меня на ноги, но продолжает крепко притискивать к себе, тяжело дыша. Мои лёгкие тоже работают на износ от переполняющих меня эмоций. От острой боли в ноге морщусь, но ни ему, ни кому-либо другому не показываю этого, уткнувшись носом в сталь грудной клетки. Я отгоняю все мысли и сильнее зажмуриваюсь, потому что не могу смотреть на Тёму, когда он весь покрыт ранами, ссадинами и кровью. Разбитые до мяса руки. Рассечённая бровь. Из носа течёт кровь. Так же, как и из распухших губ. Мне хватило тех пары минут, когда он добил своих демонов и повернулся ко мне.

Я хотела закричать. Я хотела сбежать. Я даже подумывала над тем, чтобы грохнуться в обморок, потому что в последнее время в моей жизни было слишком много крови за невыносимо крошечный период времени. Но я держалась, потому что не могла отвернуться от родного человека, как бы тяжело мне это не давалось.

– Посидишь в машине, малыш, пока я переговорю с ребятами? – сипит Север, цепляя пальцами мой подбородок.

Вынуждаю себя открыть глаза и посмотреть на него. И едва не скулю, когда замечаю глубокую рваную рану над бровью и измазанные красными потёками волосы.

Словно в трансе тянусь рукой к его лицу, но замираю в миллиметрах от этой раны, чтобы не причинить больше боли. Поджимаю губы, вгрызаясь в слизистую, и мотаю головой.

– Тём, твоё лицо… – слишком сложно не только видеть, но и говорить об этом. Знаю же, что он ни за что на свете не вернётся в больницу, а ехать в другую откажется. – Раны… Надо шить, Артём.

Мне всё ещё не удаётся полностью формулировать свои мысли. После того, как я вышла из комы, в голове будто туман и все мысли разлетаются на осколки.

У меня были причины молчать всё это время, хотя я была полностью в сознании. Слишком много странного я видела и слышала, пока была в коматозном состоянии, и мне просто было необходимо время, чтобы понять и разобраться во всей этой путанице.

– Всё нормально, родная. Это мелочи.

Перехватывает моё запястье и прижимается разбитыми губами сначала к ладони, а потом к вене, оставляя на коже кровь.

Вырываю руку и смотрю на бордовые мазки. С такой силой прикусываю язык, что рот заполняется плазмой. Сжимаю веки и остервенело тру ладонь о ткань больничной сорочки, пока её не начинает жечь огнём.

Северов снова хватает моё запястье, дёргая на себя.

– Отпусти. Отпусти. Отпусти. – шепчу, будто в бреду, в попытке вырвать руку, но парень лишь усиливает хватку и притягивает меня в объятия. За закрытыми веками всплывают воспоминания, от которых меня начинает топить паника. – Пусти!!! – ору, заливаясь слезами и давясь всхлипами. – Пусти! Не надо! Нет! Нет! Отпусти!

Сердце тарабанит, как ошалелое, причиняя физическую боль треснувшим костям. Скулю от этой боли между криками.

Не отпускает. Сильнее жмёт, но я лишь глубже проваливаюсь в пропасть истерики и вырываюсь, забыв о боли, которая пронизывает всё тело.

– Тише, малыш. Всё хорошо. Это я. Я, Насть. Не плачь, маленькая. Только не плачь, умоляю. – пробивается тихий, ровный, успокаивающий голос сквозь пелену моих страхов.

Не могу. Я не здесь. Я не с ним. Я в том проклятом лесу вырываюсь из лап бывшего жениха.

Горячие ладони гладят спину. Сбивчивое дыхание опаляет макушку. Крепкое рельефное тело не позволяет упасть.

Боль. Кровь. Хрустящие кости. Страх. Ужас. Понимание, что живой я отсюда не выберусь.

Продолжаю выдираться, не оставляя попыток нанести удар, но все конечности превращаются в вату, неспособные причинить никакого ощутимого вреда.

Я больше не могу бороться. Я не справлюсь с этим снова. Когда ты отпустишь меня? Нет сил. Нет…

– Отпусти!!! – разрываю глотку.

Но вместо свободы взлетаю вверх и чувствую вкус крови на своих губах. Снова.

Нет. Нет. Нет. Не могу. Не надо. Только не это. Не могу. – гремит в голове, перекрывая все наружные звуки.

Сила… Подавляющая. Огромная. Пугающая. Но… Не причиняющая боли.

Почему? Почему он не продолжает меня мучать? Почему просто гладит и что-то шепчет?

Затихаю, поднимая ресницы, и встречаюсь с бирюзовыми глазами.

Осознаю, что всё это время сражалась с воспоминаниями, с которыми невозможно справиться. Их нельзя победить. Их нельзя уничтожить. Мне придётся научиться с ними жить. Вот только я не знаю как.

– Артём. – сиплю дрожащим голосом.

Это не Кирилл.

Господи… Как я могла не заметить разницы? Почему вернулась в ту ужасную ночь, стоило только увидеть кровь на своих ладонях?

Поднимаю тяжёлые руки и провожу пальцами по скулам и губам. Царапаюсь о щетину. Накрываю щёки ладонями и с такой силой сжимаю, что сломанное запястье и пальцы простреливает болью по всем нервным окончаниям.

– Тёма... Тёма... Тёмочка... Тёма... – шепчу и сама тянусь к нему.

Как я могла подумать, что это кто-то другой? Северов совсем не похож на Должанского не только внешне, но и по ощущениям. У него другой запах, вкус, дыхание, кожа, касания. Сердце рядом с ним бьётся иначе.

Прижимаюсь к губам, цепляясь в его волосы. Толкаюсь языком внутрь.

Он нужен мне. Сейчас нужен. Всегда нужен.

Северов не отвечает на мой поцелуй.

Почему? Почему он ничего не делает? Почему просто позволяет мне сходить с ума?

– Тёма? – заглядываю в потемневшие глаза. Боль. Страх. Отчаяние. Всё там. – Извини, любимый.

Просить прощения – всё, что мне остаётся. Я не знаю, что сказать и как объяснить свою паническую атаку.

Я не хочу больше видеть в его глазах эти эмоции. Хочу, чтобы всё было как раньше. До того самого дня Х.

Руки на шею в замок. Пальцы в волосы пробежками. Дыхание в губы рывками. Сердце ударами со сбоями. Слёзы из глаз без остановки.

Блядь. Блядь! Блядь!!! Как я могла поддаться этой панике и сделать любимому человеку ещё больнее?

Он приехал сюда за мной. И пусть я не знала всей истории до сегодняшнего дня, всё же понимала, насколько тяжёлым было для него это решение возвращаться туда, где ты едва не умер. Где над тобой столько лет измывались. Но он всё равно здесь. Столкнулся лоб в лоб с человеком, который на протяжении восемнадцати лет избивал его. Он нырнул в свой собственный Ад ради меня, а я отталкиваю его. Не только физически, но и душевно.

– Прости, родной. Прости. Прости меня, Артём. Прости. – шелещу, покрывая рваными поцелуями его лицо.

Север только сильнее сжимает моё тело и, закрыв глаза, тяжело дышит.

– Что он сделал с тобой, Насть? – хрипит, не поднимая век.

Не отвечаю. Не хочу рассказывать. Не хочу вспоминать. Сложно. Больно. Страшно. В ту ночь я должна была умереть. Но боялась я не этого. Я боялась, что не смогу сдержать своё слово и оставлю своего любимого. Я не могла себе этого позволить. Я обещала, что всегда буду рядом.

– Он изнасиловал тебя? – вырывается задушенный всхлип из его груди. – Ответь, Настя.

Значит, Тёма всё это время думал, что…

Блядь, через какой же Ад ему пришлось пройти? Как он справился со всем этим? Если когда он потерял память, то я могла хотя бы зацепиться за то, что он жив. А у моего любимого человека не было такой возможности.

В нейронных сетях воскресает странный сон, когда он сидел на краю постели с дулом у виска.

Меня не просто передёргивает от этого видения, а физически дрожью пробивает. Трясёт так, что приходится сжимать челюсти, чтобы зубы не клацали друг об друга.

Что это было? Сон? Видение? Наваждение? Реальность?

Зло трясу головой, пока пространство автомобильного салона, в который парень принёс меня, пока я была в истерике, не начинает раскачиваться и плыть перед глазами.

Сосредотачиваюсь на другом, потому что слишком сильно боюсь узнать правду. Собираю все резервные силы и уверенно отсекаю:

– Нет, Артём, он не… – вдох до разрыва лёгких.

– Ребят, я понимаю, что вам есть что обсудить, но Егор предлагает поехать к нему на квартиру и нормально поговорить. – появляется Антон. – К тому же тебе, Север, надо раны обработать. Да и Настя едва ли не в одних трусах и тапочках.

Переводит на меня взгляд, а я могу думать только о том, что как раз таки трусов на мне и нет.

Одёргиваю край сорочки и прячу лицо на шее Артёма, заливаясь краской.

Да, вот так, мать вашу, бывает. Ситуация самая что ни на есть серьёзная, а я краснею, потому что на мне нет трусов!

Северов до боли сжимает руки и сгребает в кулаки ткань на моей спине. Его дыхание настолько тяжёлое и поверхностное, что мне становится страшно. Отрываю голову от его плеча и всматриваюсь в разбитое, окровавленное, осунувшееся, но такое родное лицо.

– Поехали, Тём. Нам всем надо отдохнуть и прийти в себя. – прошу, проводя пальцами по скуле.

– Насть…

Закрываю ему рот ладонью и шепчу так тихо, чтобы только он смог меня услышать:

– Я знаю, что тебе сложно в это поверить, но он меня не насиловал. Собирался, да, но не смог.

Только сейчас он поднимает дрожащие ресницы, и в глубине зрачков я читаю такую муку, что весь кислород с воем покидает мои лёгкие.

Больно… Нам обоим снова больно.

Ну что за, блядь, шутки вселенной? Почему судьба то и дело измывается над нами? Почему бы ей просто не оставить нас в покое? Сколько можно? Сколько ещё нам придётся сражаться за своё счастье и загибаться от боли?

– Правда? – шевелятся его губы, но звуков из них не вылетает.

– Правда, родной. Я расскажу тебе. Всё расскажу, но не сейчас и не здесь. Пожалуйста, Артём, поехали. Твои раны… Я не могу на них смотреть. Не хочу видеть тебя таким. Прошу, Тём.

Он гулко выдыхает и прижимается к моим губам.

– Поехали, малыш. – толкает устало.

Перехватывает моё тело и выбирается с заднего сидения Гелендвагена.

– Тём, я могу ходить. – сообщаю тихо, когда пересаживает меня на переднее пассажирское и занимает водительское.

– Знаю, родная, но… – замолкает и грызёт губы.

Не могу смотреть на то, как он причиняет себе ещё больше боли.

Хватит! Господи, хватит уже нас мучать!

Давлю пальцами на нижнюю губу, стирая новые бисеринки крови, и ныряю ему в рот. Как-то само получается. Просто не хочу, чтобы он кусал губы до крови. Парень громко выпускает воздух и втягивает палец глубже, жадно посасывая. По всему телу не просто мурашки рассыпаются, а такое огненное желание ползёт, что мне приходится сжать бёдра, чтобы хоть немного снизить пульсацию и давление в промежности.

Отключаю в себе блядскую натуру, которая просыпается каждый раз, стоит Тёме просто прикоснуться ко мне, и ловлю его взгляд, возвращая себе свой палец.

– Не делай себе больно, Тём. Не надо.

Он ничего не отвечает, но подаётся вперёд и с таким напором врывается в мой рот, что я начинаю задыхаться. Его язык не просто ласкает, а буквально атакует. Он опускает руки на мои бёдра и с маниакальностью маньяка скользит к их основанию, пока не касается горячих и влажных от смазки половых губ. Несколько раз пробегается по ним пальцами, а потом со стоном возвращается на своё место, жадно забиваясь кислородом так же, как и я.

– Зачем? – всё, что мне удаётся выдохнуть.

– Башню срывает, Насть. – откидывает голову назад и закрывает глаза. Ловит загипсованную руку и гладит кончики пальцев. – От всего. Я не могу не думать о том, что этот уёбок мог сделать с тобой. И о том, что сделал. Я боюсь даже прикоснуться к тебе, потому что не знаю, сколько у тебя ран и где они находятся. И да, блядь, стоит всё же коснуться, как я обо всём на хрен забываю. Слепая похоть, которая отключает голову к хуям.

Он с такой силой сжимает челюсти, что я слышу скрежет. Свободная рука в кулак. Из разбитых костяшек снова течёт кровь.

Понимаю же, что не время сейчас не только для тяжёлого разговора, но и для воспоминаний, которые он обязательно поднимет, поэтому только стискиваю его пальцы настолько сильно, насколько это возможно с переломанными фалангами, и отчаянно выбиваю:

– Он не сделал ничего, что нельзя исправить, Артём. Я жива. Я смогла выбраться из этого кошмара, чтобы вернуться к тебе. Мы вместе, любимый, а это самое главное. – парень поднимает веки и принимает ровное положение, сканируя мои глаза. Я могла бы спрятать бурю эмоций, но вместо этого транслирую в него, чтобы он понял, что мне нечего скрывать. Я понимаю, чего он так сильно боится, поэтому добавляю едва слышно. – Он не насиловал меня. Я скорее умерла бы, чем позволила кому-то, кроме тебя, меня коснуться. И я расскажу тебе всё, что случилось, но мне надо время, любимый. И тебе оно необходимо, потому что если нам придётся снова проходить через это сейчас, мы просто свихнёмся. – опускаю ладонь ему на щёку, избегая прикасаться к царапинам, и прижимаюсь ртом к его разбитым губам. После этой панической атаки кровь не то чтобы не пугает меня, но я справляюсь с этим. Целую мягко и нежно. Обвожу языком раны. Сплетаемся. Жадно и влажно, но с тем же благоговейным трепетом. – Я люблю тебя, Тёма.