Текст книги "Моя идеальная (СИ)"
Автор книги: Настя Мирная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
Глава 38
По следам кошмаров
Боль…
Боль. Боль. Боль. Боль!
Всё, что я чувствую в данный момент. Голова раскалывается так, будто в неё раскалённые спицы вгоняют. Мозг, такое чувство, что перенял на себя работу сердца и с гулкими ударами то сокращается в размерах, то разрастается до опасного максимума, рискуя разнести мою черепную коробку изнутри. В ушах, изгоняя все посторонние звуки, стоит затяжной писк.
Попытка пошевелиться вызывает острый приступ боли. Веки налиты свинцом и, как ни стараюсь их поднять, остаются плотно сжатыми.
Сосредотачиваюсь сначала на внутренних ощущениях, а когда понимаю, что начинаю различать наружные звуки и могу двигать конечностями, уже и на внешних.
Меня трясёт, но эта тряска идёт снаружи. Упираюсь головой и понимаю, что лежу на чём-то мягком. Делаю попытку сделать упор на руки, но с ужасом ощущаю на запястьях холодный металл наручников.
Где я? Что происходит? Почему я скована? Откуда эта боль?
Начинаю копаться в мыслях, но они разбегаются, будто тараканы при включении света.
Утро… Утро… С чего оно началось?
Артём разбудил меня и ушёл…
Да, точно, мы поссорились. Потом были звонки, я ушла из дома и…
Блядь!
Распахиваю тяжёлые веки и затуманенным взглядом осматриваю салон дешёвого седана, пока не упираюсь в водителя.
Кирилл…
Блядь! Не может этого быть!
Я лежу на заднем сидении, скованная наручниками по рукам и ногам, а он спокойно ведёт машину, будто не боится, что в любой момент нас может остановить дорожный патруль.
Куда он меня везёт? Зачем похитил? Что ему от меня надо?
Прикрываю глаза, потому что фокусировка зрения вызывает новые приливы головной боли.
Стараюсь дышать спокойно и размеренно, но ни черта не выходит, потому что я в панике. В тотальной, мать его, панике.
Страх… Нет, не страх, а настоящий ужас окутывает не только мысли, но и все органы. Сердце, стараясь вырваться из его липких щупалец, колотится на разрыв, грозясь в любой момент просто разорваться от натуги.
Нельзя… Нельзя… Нельзя… – твержу мысленно, чтобы хоть как-то привести в порядок свою психику и вернуть возможность мыслить трезво. – Нельзя поддаваться панике. Нельзя бояться. Нельзя выказывать свой страх.
Должанский – хищник, и если он почует мою слабость, то мне конец.
Я уже неоднократно цепенела рядом с ним, но сейчас просто не могу себе позволить этого сделать.
Когда удаётся немного успокоиться, предпринимаю ещё одну попытку избавиться от наручников, но нихрена не выходит.
Блядь!
– Очухалась? – шипит Кир, следя за мной в зеркало заднего вида, в котором скрещиваются наши взгляды.
Блядь!
Я старалась издавать как можно меньше шума, чтобы он думал, что я всё ещё в отключке, но чем-то выдала себя.
Сгребаю всю силу воли и отдаю себе чёткий и ровный приказ: успокоиться. Нельзя сейчас разводить панику и поддаваться истерике. Надо держаться, чтобы найти способ выбраться отсюда живой.
– Зачем ты делаешь это, Кирилл? – выбиваю хрипло от того, что пересохшее горло раздирает в кровь от попыток протолкнуть через него слова. – Чего добиваешься? – изо всех сил стараюсь говорить ровно и даже бойко, но голос срывается дрожью, когда ловлю в фокус его безумный взгляд.
Господи, он не то что на себя не похож, в нём даже от человека мало осталось.
Теперь меня уже начинает колотить изнутри, потому что в его тёмном взгляде я читаю подписанный приговор.
Смерть…
– Зачем делаю «что», Настя? – режет скрипучим голосом. – Я собираюсь сделать то, что должен был ещё давно. Или ты думаешь, что можешь лишить меня всего и будешь жить припеваючи? Извини, детка, но я тебя разочарую. – его интонации меняются, и если закрыть глаза, то можно услышать успешного адвоката, выступающего в суде. Вот только его слова о справедливости совсем не то, что ожидаешь услышать. – Ты же не думала, что я забыл о тебе? О твоей измене? О том, как вываляла меня в грязи и выставила на посмешище, выбрав этого урода?
Забивая пространство своим голосом, съезжает с трассы на ухабистую дорогу. С трудом отрываю взгляд от зеркала, в котором удерживала его глаза, чтобы дать понять, что я его не боюсь, и смотрю в окно. Разглядеть удаётся только верхушки многолетних сосен, тянущих к небу кривые ветви.
Отключаюсь от его слов и сосредотачиваюсь на передвижении автомобиля. Мысленно веду счёт времени, что не только важно в данной ситуации, но и помогает не сойти с ума. Подмечаю каждый поворот и направление движения, потому что собираюсь выбраться отсюда любой ценой.
Кир продолжает расписывать мою судьбу, но я с такой силой сжимаю челюсти, чтобы приглушить его голос, что ловлю новый приступ головной боли, но не прекращаю этого делать. Если я сейчас услышу подробности своего изнасилования, то просто свихнусь к чертям и утону в этой долбанной панике, которая возвышается надо мной волной цунами. Знаете, как в фильмах, стоит моргнуть, и она обрушится на тебя.
Как бы страшно мне ни было, я не сдаюсь.
Артём… Артём… Артём…
Я справлюсь с чем угодно, чтобы вернуться к нему. Я обещала.
Теперь и я понимаю, что значил тот его сон, когда он сказал, что потерял меня. Я помню его перепуганные глаза и не представляю, что будет, если ему придётся проходить через это в реальности. Он и так слишком много страдал. Я не могу позволить себе сделать ему ещё больнее.
В таком положении меня начинает укачивать, и следующие минут десять я просто стараюсь не дать своему завтраку вырваться наружу, потому что мне не удаётся даже свесить с сидения голову.
Машина останавливается, но я даже не успеваю перевести дыхание, как Кир выходит на улицу, открывает заднюю дверь и, с силой вцепившись в мои волосы у самых корней, выдёргивает меня следом.
Падаю в жидкую вязкую грязь, но даже не замечаю этого. Череп будто разрывает от боли. Перед глазами расползается темнота, прерываемая яркими вспышками. В ушах затяжной гул.
– Вставай, сука! – рычит он, делая попытки поднять меня на ноги, но я безвольно оседаю на землю. – Вставай, сказал!
Я бы не смогла этого сделать, даже если бы захотела, потому что на ногах «браслеты», а руки скованы сзади. К тому же головная боль не только ослепляет, но и отупляет.
Пытаюсь что-то выдавить, но изо рта вырывается только невнятное мычание и хриплые звуки.
Нельзя ломаться. Нельзя сдаваться.
Закусываю язык, пока не ощущаю не только боль, но и кровь.
Один урок я выучила на отлично: боль отрезвляет, если удаётся на ней сосредоточиться. Поэтому я полностью переключаюсь на прикушенный язык, глухо и поверхностно втягивая в лёгкие влажный лесной воздух.
Лес…
Цепляюсь за это.
Последний раз я была в лесу вместе с Тёмой на нашем первом свидании.
Держусь… Держусь… Черпаю силы из этого воспоминания.
Обязательно повторим, Тём.
– Мелкая мразь! – рявкает бывший жених и подрывает меня вверх.
В этот раз, пусть и с трудом, но удаётся сохранить равновесие. Если я сейчас упаду, то для меня всё будет кончено.
Не сдамся.
– Пошли. – командует Должанский, дёргая меня за локоть, но учитывая то, что мои ноги сцеплены между собой, начинаю снова падать, понимая, что даже руки выставить вперёд не могу, чтобы защитить лицо.
Поддаюсь страху, что больше не смогу подняться, но Кир ловит меня, не давая упасть. Видимо, поднимать меня с земли всю ночь для него не в приоритете, потому что, громко матерясь, он наклоняется и расстёгивает наручники на лодыжках.
Желание врезать ему с колена по склонённой морде гашу в себе сразу. Вряд ди удастся вырубить его с одного удара, а с руками за спиной у меня мало шансов забрать у него ключи от машины и от наручников.
На ватных ногах, шатающейся походкой, то и дело спотыкаясь о корни и камни и увязая в грязи, иду за мужчиной. Он подсвечивает себе путь тусклым фонариком, а я плетусь сзади, разрабатывая план. Мне просто надо избавиться от наручников, и тогда станет легче бороться.
Любимый, я вернусь к тебе. Верь в меня, родной. Верь, Тёма…
От машины мы отошли всего на несколько десятков метров, но с каждым шагом во мне поселяется страх, что ещё немного и передо до мной развернутся адские врата, откуда уже не будет возврата.
Эта уверенность вынуждает меня замереть на месте. Чем дальше в лес, тем у меня меньше шансов найти обратный путь. Темнота, разрывающаяся на осколки голова, боль во всём теле, леденящий душу страх, нарастающая с каждой секундой паника, затягивающее в свои пучины отчаяние…
Я не могу не только умереть вот так, но и позволить ему сделать со мной всё то, что он озвучивал в машине в мельчайших подробностях.
Быстро прикидываю варианты, которые меня ждут, понимая, что ни один из них меня не устраивает.
Вариант А: он меня изнасилует и убьет.
Плохой вариант, но всё же лучше варианта Б, в котором он меня изнасилует и отпустит.
Как я смогу смотреть в глаза Артёму после такого? Захочет ли он вообще ко мне прикасаться? Я наверняка стану ему омерзительна. Да я и сама не уверена, что смогу с этим справиться. Как жить после всего того, что он собирается со мной сделать?
Слёзы наворачиваются на глаза, но я зло одёргиваю себя, не позволяя сейчас расклеиваться.
Вариант В: я должна настолько разозлить Кирилла, что он просто прикончит меня, забыв о том, что собирался сделать.
Откладываю эту идею на крайний случай, потому что не готова так просто расставаться с жизнью.
– Помоги мне, Тёма. – шепчу, вглядываясь в затянутое тучами небо.
– Ты чего стала? Топай, давай! – режет Должанский, но я не делаю ни шага.
Что же мне делать, Господи? Что делать?
Последний вариант, который кажется не просто невыполнимым, но и невозможным, но единственным, который меня устраивает: выжить любой ценой, не позволив Киру надругаться над моим телом.
«Только с тобой. Первый и единственный. Только ты, Артём.»
– Только ты, Тём. – выбиваю шёпотом и вскидываю голову, встречаясь с чёрными глазами бывшего.
Он наступает, но не позволяю себе сделать ни шагу назад.
Я могла бы сказать, что мне не страшно, но не стану этого делать, потому что я, мать вашу, в ужасе.
Колени дрожат, норовясь подкоситься, но я только сильнее стискиваю кулаки и зубы и зло высекаю:
– Нет!
– Что, блядь?! – рычит хрипло, сжимая рукой моё горло.
Воздуха начинает не хватать, глаза закатываются, как ни стараюсь удерживать его взгляд.
Я ведь знаю, как надо вести себя с психами.
– Нет. – бросаю сипло, но уверенно, не позволяя ему заметить моего страха.
– Ах ты, зазнавшаяся шлюха! – рявкает, ударяя меня по лицу наотмашь.
Снова темнота перед глазами. Снова острая боль. Снова звон в ушах.
Падаю в грязь, но вынуждаю себя побороть приступ тошноты и поднять голову.
– Знаешь, почему я выбрала Артёма? – выплёвываю вместе с кровью. Нельзя сдаваться. Его глаза становятся ещё более безумными, а некогда привлекательное лицо искажает страшная гримаса и звериный оскал, от которого по позвоночнику летит озноб, а на коже выступает липкий холодный пот. Кофта неприятно липнет к спине, а в руках зарождается дрожь. Я выбрала не самую лучшую тактику, но мне необходимо довести его до бешенства. – Потому что он лучше. Во всём лучше. Ты и мизинца его не стоишь. Хотел быть идеальным, Кирилл? Хотел нравиться всем? Но ты никогда не нравился мне как мужчина. Ты трус и слабак. – удар прилетает раньше, чем успеваю закончить. Давлюсь кровью. Левая сторона лица, по которой пришёлся удар тяжелым ботинком, горит огнём, рассылая вспышки боли по всему телу. Сплёвываю кровь и получаю какое-то мрачное удовлетворение от того, что зубы остались на месте. Растягиваю окровавленные губы в улыбке и снова ловлю безумный взгляд Должанского. Он дышит так, будто только что с марафона вернулся. Господи, кто бы знал, насколько мне сейчас страшно. Как хочется свернуться комочком и скулить от боли и жалости к себе. Но я не могу этого позволить. – Ты даже целоваться нормально не умеешь! – бросаю дерзко, поджимая трясущиеся губы. – Как ты собрался меня насиловать, если ты хренов импотент?
Боль прошибает рёбра. Заваливаюсь на правую сторону, давясь кровью. Утыкаюсь лицом в грязь и вою от боли, которую порождают бесконечные удары. Слёзы текут без остановки.
Если бы я могла слышать, то услышала бы, как хрустят мои рёбра. Если бы я могла чувствовать что-то кроме убийственной боли, то почувствовала, как они ломаются. Если бы я могла видеть, то увидела бы на лице Кира ту самую ярость, с которой он продолжает наносить удары.
Вся левая сторона тела превращается в один сплошной ком нервов и боли, от которой я кричу всё громче, раздирая глотку в кровавое месиво.
Надо выжить. Надо просто выжить. Но я, блядь, не знаю как.
Даже пошевелиться не выходит.
– Импотент, да?! – рычит Кир, отрывая меня от земли, схватив за волосы. Этой боли я даже не ощущаю. – Сейчас я тебе, сука, покажу импотента. Посмотрим, как ты поползёшь к своему ёбарю, когда я оттрахаю тебя во все щели.
С этими словами расстёгивает джинсы и вываливает толстый, но короткий член, утыкая его мне в губы. Учитывая то, что я отчаянно хватаю ртом воздух, чтобы не задохнуться, дело остаётся за малым. Толчок, и меня скрючивает пополам. Блюю, пока желудок не начинает выворачивать наизнанку. Силы покидают меня вместе с завтраком, и я едва на заваливаюсь лицом в это месиво.
– Я вернусь, Артём. Я обещала. – шепчу беззвучно и собираю остатки сил.
Голова вверх. Взгляд в глаза.
Если мне сейчас предстоит умереть, то я буду не только стоять до последнего, но и сделаю это с достоинством.
Но, Боже… Как же больно… Сколько я ещё продержусь?
– Только на это и способен, Кирилл? Избивать скованную девушку, стоящую перед тобой на коленях? – вырываю сквозь боль.
Внутри словно огонь распаляется. Всё тело окутывает. Агония…
Снова рывок, и я оказываюсь на ослабевших ногах, но не даю себе отвлекаться на боль.
– Ах ты, сука! – орёт, снова замахиваясь свободной рукой, потому что второй сжимает моё горло.
Сейчас или никогда.
Натягиваю наручники, опуская правую руку вниз, насколько это возможно, одновременно дёргая левую вверх. Кости хрустят, ломаясь, но единственная реакция, которую позволяю себе – короткий вскрик.
Пригибаюсь от удара и, выпрямляясь, вбиваю кулак в ненавистное лицо. Следом за рукой на него опускаются наручники.
Понимаю, что выезжаю на одном адреналине, который притупляет боль, поэтому ни медля ни секунды наношу второй удар, третий, четвёртый…
Оглушённый Должанский пятится назад, а я делаю подсечку и, когда оказывается на земле, седлаю, продолжая сыпать яростными ударами.
Даже если бы он захотел сопротивляться, то не смог бы, потому уцелевшими пальцами левой руки я пережимаю сонную артерию.
– Сдохни, мразь! Сдохни! Сдохни! – ору, забив на разодранное от криков горло.
Остановить себя удаётся только, когда на его хлебале не остаётся живого места. И то только потому, что мне необходимо выбраться отсюда, а я не уверена, что смогу двигаться в таком состоянии.
Обшариваю руками его карманы, пока не нахожу ключи от машины. Подрываюсь на ноги, но тут ногу пронзает такая боль, от которой я снова оказываюсь на коленях. Перевожу затуманенный взгляд на нож, торчащий в бедре, а потом на ухмыляющуюся морду Кира.
– Сдохнешь здесь, сука. – хрипит он.
Нет! Нет! Нет!!!
Я не могу умереть здесь. После всего, что я выдержала, чтобы выжить, я не могу просто сдаться.
Артём…
Я выживу. Ради него… Выживу…
Осторожно поднимаюсь на ноги, глядя, как вытекающие изо рта кровавые капли впитываются в землю, и наношу несколько ударов в пах бывшему.
Сознаю, что трачу на это не только жизненно-необходимые силы, но и кровь, но иначе у меня нет шансов сбежать от него.
Не понимаю, как удаётся добраться до машины. Всю дорогу я спотыкалась, падала и поднималась, потому что должна вернуться к любимому.
Нельзя сдаваться. Нельзя… Нельзя!
Дрожащими пальцами открываю замок и заваливаюсь на водительское сидение. Щёлкаю кнопкой, блокируя двери, и просто стараюсь справиться с паникой, отчаянием и болью, которые троекратно возрастали с каждым шагом.
Срываю с себя водолазку и туго затягиваю бедро выше раны, чтобы перекрыть поток крови.
Если бы я могла себе это позволить, то сейчас бы просто разревелась, потому что каждое движение вгоняет меня в агонию.
До скрежета сжимаю зубы и вытираю залитые плазмой глаза.
Выезжаю по едва различимой дороге на трассу и выжимаю газ до предела, потому что я понятия не имею, как далеко от города нахожусь.
А если остановиться и ждать помощи?
– Плохая идея… Плохая идея… – повторяю, будто в бреду, понимая, что встретить кого-то среди ночи на лесной трассе ещё меньше шансов, чем добраться до больницы живой.
Едва вдалеке мелькает свет, как я начинаю бить по клаксону и моргать фарами, но все машины проезжают мимо.
Трасса то расплывается, то раздваивается. Глаза не только кровью из разбитой головы заливает, но и чёрным туманом заволакивает. Все мысли сужаются до одной единственной: больно.
Жутко. Невыносимо. Адски. Смертельно, мать вашу, больно.
Видимо, и шансы мои сокращаются, потому что по пути ни одного посёлка, а я понятия не имею, как далеко город. Вряд ли я протяну ещё хоть десяток километров. Я даже не знаю где я нахожусь, и куда еду.
Ни одна машина не тормозит.
Если я не остановлюсь, то просто слечу с дороги.
Руки тяжелеют. Ноги перестают слушаться.
– Ещё одна попытка, и я сдамся. – шевелю онемевшими губами.
Не могу больше. Мне так больно. Не могу… Больно…
– Прости меня, Артём. Прости, Тёма. Прости… Прости… Я пыталась… Прости…
Ещё одна тачка. Маячу уже без какой-либо надежды, но расплывающимся взглядом улавливаю в боковом зеркале красные стоп огни и резко бью по тормозам. Машину ведёт юзом, но я просто неспособна пошевелить левой ногой и выжать сцепление.
Если бы я могла мыслить трезво, то готовилась бы к тому, что машина может перевернуться. Если бы я понимала последствия, то предприняла бы другие действия. Но у меня нет на это сил.
Я даже не зажмуриваюсь, едва улавливая вращение пространства. Накатывает новый приступ тошноты. Меня бросает по сидению, но я мёртвой хваткой цепляюсь руль, пусть и неосознанно, но я не оставляю попыток выжить.
Тёма…Я не умру ради него. Ради него я буду жить.
Едва машину перестаёт крутить, толкаю дверь, вываливаясь на улицу. Меня утягивает в бессознательность, но я продолжаю сражаться за жизнь. Слабость бетонной стеной наваливается на тело.
Улавливаю искорёженные мужские голоса и смазанные силуэты.
Помощь…
Указываю глазами на нож в ноге, стараясь сказать, что его нельзя вынимать, иначе потеря крови будет критической, но губы, так же как и голос, не слушаются.
Тьма…
Манящая… Желанная… Глубокая… Спасительная… Исцеляющая…
Забирающая страх, боль, отчаяние…
Я вернусь, Тём. Я обязательно вернусь. Обещаю… – последняя мысль, прежде чем я полностью отдаюсь в убаюкивающие объятия темноты.
Глава 39
Изгоняя кошмары
– Дедушка? – шепчу задушено, глядя на человека, которого так сильно любила и по которому бесконечно скучаю.
Он растягивает губы в улыбке и будто молодеет на несколько десятков лет. Раскрывает объятия, и я без раздумий бросаюсь в его руки. Я плачу у него на груди. Но не от боли или горя, а от радости. Он гладит меня по голове, давая выплакаться. Когда слёзы иссыхают, поднимаю на него заплаканное лицо и улыбаюсь в ответ.
Только у моего дедушки может быть такая тёплая и согревающая улыбка.
Дедуля опускает руку на мою щёку и убирает волосы за ухо.
– Я умерла? – задаю пугающий вопрос. Этого не может быть. Неужели я так и не выбралась из того проклятого леса? Он отрицательно качает головой. – Я сплю?
– Да, Настенька, спишь. Но это очень глубокий и опасный сон, девочка моя.
Девочка моя...
Меня передёргивает от этих слов, потому что перед глазами сразу появляется лицо любимого мужчины. Я слышу его голос. Вот только он дрожащий и срывающийся. Он будто изнутри меня идёт, а не снаружи.
Отступаю на шаг и обнимаю себя руками за плечи в попытке согреться. Всматриваюсь в морщинистое лицо и выбиваю несмело:
– Что это значит, дедушка? Я...
– Всё будет хорошо. Ты сможешь из него выбраться. У тебя есть причины жить, внуча.
Забив на страх и холод, снова улыбаюсь.
– Я так скучаю по тебе. – шепчу, хватая его руку и ожидая ощутить ледяные пальцы, но вместо этого обжигаюсь теплом. – Мне так много надо рассказать тебе. Я всё же поступила в полицейскую академию. Благодаря тебе, дедуль.
– Знаю, Настенька. И я очень тобой горжусь.
Пусть и во сне, но только что сбылась ещё одна моя мечта. Ведь я так хотела, чтобы дедушка гордился тем, что я послушала его слова и зов сердца.
Прижимаюсь крепче и заглядываю в серые глаза.
– А ещё я влюбилась. Мы собираемся пожениться. Я бы так хотела познакомить тебя с Артёмом. Он бы тебе обязательно понравился.
– Он мне уже нравится. Я знаю, что ты никогда бы не выбрала себе в спутники плохого человека. Ты очень его любишь?
– Конечно! – повышаю голос, уверенно кивая головой. – Он самый лучший, дедуль. Таких, как он, больше нет. И я... – перевожу дыхание, тормозя поток слёз и выравнивая дрожащий голос. – Я скучаю по нему. Мне без него так холодно.
Не знаю, сколько времени я провела в этом странном сне, но всё это время я замерзала.
Разве так бывает? Ведь это лишь сон. Почему чувство такое, что я не просто сплю? Я будто в параллельной вселенной.
Дедушка обнимает меня, прижимая к груди, и разрезает ровно:
– Ты со всем справишься. Ты сделала правильный выбор. Впереди тебя ждёт тяжёлый путь, но у тебя есть надёжный человек, который поможет преодолеть все трудности. Вместе вы сможете построить то будущее, которое захотите сами. Ты всё делаешь правильно. А сейчас, – поднимаю на него лицо, поджимая дрожащие от переизбытка эмоций губы, – иди к нему, внуча. Ты нужна своему любимому человеку.
– Что это значит?
Ответа не следует, а дедуля отталкивает меня от себя и коротко приказывает:
– Иди. Не сопротивляйся. Впусти в себя.
Я не успеваю даже подумать над его странными словами, как налетает обжигающий ветер, а тьма сгущается. Меня затягивает в водоворот. Хватаю губами воздух, но рот забивает чем-то вязким. Я давлюсь и кашляю. Зажмуриваю глаза и просто отдаюсь этому вихрю. Я впускаю его внутрь. И я понимаю.
Я разом понимаю всё. Абсолютно всё. Я вижу прошлое. Я знаю будущее. Я смотрю на мир откуда-то сверху. Я могу рассмотреть каждого человека в нашем мире. Я знаю, что он чувствует и чем живёт.
Это странно. Как в фильмах или эзотерических книгах и передачах.
Я вдруг сознаю, что мне разом стали доступны все знания мира, но мне этого не надо. Сейчас меня волнует один единственный человек, поэтому я отрекаюсь от всего лишнего, сосредоточиваясь на любимом.
Опускаю веки и просто дышу. Не знаю, что происходит кругом в этот момент, но внезапно я теряю все знания, полученные секунды назад, и ощущаю под ногами твёрдую почву, а сердце пронзает такой болью, что я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать от неё.
Открываю глаза и вижу Тёму, стоящего на краю обрыва. Без сомнений цепляю его руку и прошу не делать этого.
Я говорю странные вещи, смысл которых мне не понятен. Я творю то, чему не могу найти объяснения. Я просто делаю то, что должна, чтобы не дать самому дорогу человеку на свете совершить роковую ошибку.
Я делаю это снова, когда вижу его в спальне с пистолетом в руках.
Я не знаю, где нахожусь, но уверенно указываю направление, в котором надо искать.
Всё остальное время я будто в каком-то ледяном беспросветном вакууме. Мне постоянно холодно.
Понимаю же, что ещё немного, и я просто замёрзну, оставшись здесь навсегда.
Поднимаюсь на ослабевших ногах и иду вперёд. Бегу в густом мраке, пока не вижу свет. С разбегу ныряю в него.
Никаких страхов или сомнений. Я нужна любимому человеку, и я вернусь к нему, чего бы мне это ни стоило.
Выплывать из темноты чертовски сложно, но я упорно продолжаю подниматься вверх, пока глаза не режет яркой вспышкой света. В уши пробивается прерывистый писк, вызывая болезненную пульсацию в гудящей голове. Белый свет слепит привыкшие к долгой тьме глаза.
Опускаю веки и обвожу шершавым языком пересохшие и потрескавшиеся губы. Шевелю слабыми пальцами и тяжело выдыхаю от облегчения, когда мне это удаётся.
Ноги тоже послушно следуют командам мозга. Пусть и через боль, но мне удаётся приподняться.
Вынуждаю себя открыть воспалённые глаза и морщусь от ослепляющего света. Гул в голове усиливается, а болезненные ощущения нарастают. Сжимаю зубы и опускаю вниз голову, изучая белоснежное покрывало и светлый пол. На лампы всё ещё не смотрю, но кошу взгляд в сторону адского агрегата, издающего этот убийственный писк.
Щурясь и стискивая челюсти, смотрю на монитор, показывающий неровную линию ударов моего сердца.
Больница...
Но как я здесь оказалась? Нет, я, конечно, помню всё, что произошло в лесу и людей, которые спасли мне жизнь, но все события смешались в какое-то непонятное месиво, и мне не удаётся синхронизировать их по времени и понять, что было реальностью, а что сном.
Я чётко помню Артёма, сидящего на постели с моим "подарком" в руках. Я помню обрыв и наш странный разговор. Но было ли это всё настоящим?
Картинка смазывается, а боль в ноге становится мучительно сильной. Со стоном падаю на мягкую подушку и рвано хватаю пропитанный лекарствами кислород.
Как давно я здесь? Что это за больница? Где Артём? Знает ли он, где я нахожусь? Что случилось с Должанским?
Миллионы вопросов, которые разрывают мой мозг. Сознание уплывает. Я опять проваливаюсь в темноту. Вот только она больше не ледяная, а тёплая и исцеляющая. Необходимая...
– Нет... не приходила... показатели... знаю... – долетают до окутанного сонным мороком сознания отдельные слова, сказанные мужским голосом.
Вынуждаю себя поднять налитые свинцом веки и сразу же цепляюсь расплывчатым взглядом за смазанную мужскую фигуру. Белые волосы. Знакомый до боли силуэт.
Сердце мгновенно ускоряет ритм, причиняя боль треснувшим рёбрам. Дыхание срывается, а писк аппаратуры наращивает темп и интенсивность, выдавая мой внутренний страх и хаос.
– Артём. – шевелю непослушными губами, но не издаю ни единого звука.
Пересохшее горло дерёт, когда делаю попытку прочистить его и вырвать из себя хоть что-то.
Парень поворачивается на издаваемые мной звуки, и я понимаю, что с ним что-то не так. Это критические неправильно. Это аморально неверно. Даже сквозь туман различаю, что его волосы стали короче.
Он подстригся? Но когда? Зачем? За те два с лишним года, что я его знаю, он никогда не стригся коротко.
Сколько я здесь? Как долго провалялась в бессознанке? Что, блядь, происходит?
Меня начинает колотить, когда он подходит ближе, нависая над кроватью, но упорно молчит.
Почему? Почему Артём ничего не говорит? Почему не прикасается?
Мне холодно. Господи, мне так ужасно холодно. Мне необходимо его тепло, но он только смотрит.
С силой сжимаю веки, не обращая внимания на боль, вызванную этим действием. Прокашливаюсь и открываю глаза. Несколько раз промаргиваюсь в попытке сфокусировать зрение, но выходит слабо.
– Тёма?.. – шелещу сипло и едва слышно.
Он напрягается, излучая какую-то странную, непонятную мне ауру.
Что с его лицом? Оно другое. Знакомые черты, но всё же отличающиеся. Что не так? Он будто моложе стал. Разве такое возможно? Если я была в коме достаточно долгое время, то он должен был стать старше, а не наоборот. Блядь... Что за херня? Я ничего не понимаю. Совсем.
– Артём. – шепчу уже твёрже, но с нарастающей неуверенностью.
Он всматривается в моё лицо, и в бирюзовых глазах читается удивление. Наклоняется ниже и высекает отрывисто:
– Артём? Артём Северов? Ты говоришь о нём?
Что он несёт? Что за бред? Почему Тёма говорит о себе в третьем лице?
Голова идёт кругом, а дыхание замирает. Кровь стынет в венах, когда выбиваю дрожащими интонациями:
– Почему ты, – закашливаюсь от першения в горле, – так говоришь, Тём?
Из глаз слёзы брызгают, но я даже не понимаю этого. Всё путается и переплетается. Я теряюсь. Мне внезапно становится жутко страшно и ещё холоднее, нежели раньше.
– Я не Артём. Меня зовут Егор. А тебя? Ты знаешь Артёма? – бред... Бред... Что за бред он несёт? Меня на куски рвёт. – Да не молчи ты, блядь! – рявкает, когда я отползаю от него на край постели и сжимаю руками готовую взорваться голову. Остервенело трясу ей из стороны в сторону. Это сон. Я наверняка сплю. Или я сошла с ума. Ничего не понимаю. – Эй, посмотри на меня. Смотри! – сжимает мои запястья, отводя руки в стороны, и цепляет взгляд. – Я – Егор Северов. Артём – мой брат. Если ты знаешь его, то скажи мне. Как его найти? Где он? Как с ним связаться?
Вырываю руки из захвата и кричу. Сама на понимаю, что делаю и ору, но просто не способна остановить этот приступ истеричкой паники.
Мне страшно. Я теряюсь от непонимания. Артём ведь сказал, что у него никого нет. Может, я всё же умерла? Что, если я на том свете?
Меня топит... Топит... Затягивает глубже... Накрывает... На части разрывает...
Больно... Больно... Страшно...
Ужас... Страх... Паника...
Кричу. Вырываюсь из рук санитаров. Меня вжимают в матрац и крепко фиксируют. Ощущаю иголку в вене, а потом меня медленно утягивает в пустоту, в которой так хорошо и спокойно.
Здесь нет боли. Здесь нет страха. Даже холода нет. Только нирвана.
Плыву на тёплых волнах. Тропические воды окутывают заледеневшее тело, согревая.
Невесомость...
Такая приятная и ласковая. Такая нежная и надёжная. Как объятия любимого человека.
Отдаюсь ей полностью. Растворяюсь в ней. Греюсь. Прихожу в себя. Упорядочиваю рассыпающиеся мысли. Собираю воедино паззл, раскладывая события по полочкам. Синхронизирую по времени.
Ссора с Артёмом. Уход из дома. Встреча с Киром. Похищение. Лес. Попытка изнасилования. Избиение. Борьба за жизнь. Побег. Машина. Люди. Спасение.
Всё это было на самом деле. Я выжила. Эта уверенность зарождается в груди и заполняет измученную душу.
Если бы я могла дышать в этом мире, то я бы облегчённо выдохнула.
У меня получилось выжить. Я смогла справиться с бывшим и дождаться помощи.
– Я вернусь, Тём. – шепчу, но звуков нет.
Это странный, но хороший мир. Здесь тихо и спокойно. Яркое солнце и нереального насыщенного бирюзового цвета океан. Неизвестные тропические растения всех оттенков зелёного. Это мир исцеления. Здесь затягиваются душевные и сердечные раны. Мозги встают на место.
Не знаю, возможно ли контролировать свои мысли во сне, но именно это я делаю.
Понимаю, что дедушка и сломленный Тёма были лишь коматозными видениями, а вот Егор нет. Он настоящий.
Но как, блядь, такое возможно? – первая мысль, когда выныриваю в реальность и осматриваю стены больничной палаты.
Здесь настолько тихо, что эта тишина кажется звенящей. Только писк кардиомонитора нарушает её. Даже из-за двери не доносится ни единого звука. Видимо, в этой больнице очень хорошая шумоизоляция.
Продолжаю осмотр помещения, подмечая тяжёлые шторы на окнах и новенькую плазму на стене. На подоконнике живые цветы в горшках, а на бежевых стенах картины.
