Текст книги "Моя идеальная (СИ)"

Автор книги: Настя Мирная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Она нужна мне. Нужна как никто другой.

– Расскажи мне. – выбиваю тихо, цепляя её взгляд.

В этот раз контакт затягивается. Погружаюсь в глубину её зрачков и захлёбываюсь шквалом одуряющих эмоций.

Я хочу знать. Я хочу помнить. Я хочу любить.

А ещё меня вдруг топит чувство вины за боль, которую она транслирует в меня. Не только ментально, но и физически её ощущаю.

Настя садится рядом и переплетает наши пальцы. По каждому нерву двести двадцать пробивает. Ошарашенно смотрю на наши руки и в груди становится жарко и тесно.

Девушка рассказывает мне о прошлом. О нашей первой встрече. От том, как я выводил её. О том, какими мы были до нас. Как ни стараюсь вспомнить, ничего не выходит. Наше время заканчивается, но я не хочу отпускать.

Ловлю её пальцы, едва поднимается с кровати. Встаю на пошатывающихся ногах, обнимаю за талию и целую. Не так, как делал это с другими, а совсем легко и даже, блядь, нежно. Интуитивно понимаю, что с ней надо именно так. Она отвечает не сразу, но когда обнимает и касается моего языка в ответ, по всему телу колючие мурахи разбегаются, жаля кожу, словно иглы. Чувствую себя маньячиной от того кайфа, который ловлю от этого контакта.

Разлепляет нас в итоге та самая медсестра, которая ставила капельницу в первый день. Зеленоглазая уходит, а я смотрю на пышногрудую брюнетку и вообще нихуя не ощущаю. Даже физического отклика нет. Мне бы стоило разозлиться на ведьму за то, что не хочу трахать никого, кроме неё, но вместо этого шумно выдыхаю и растягиваю губы в улыбке.

Я обязательно вспомню каждое мгновение и снова получу эту девчонку.

Большую часть ночи гоняю её слова по нейронным сетям, но даже во сне ничего не удаётся вспомнить.

Настя приходит каждый день, едва начинают пускать посетителей, и уходит, только когда её чуть ли не силой выталкивают.

Она рассказала мне о встрече в коридоре, после которой всё изменилось. О спарринге и о том, что он закончился почти поцелуем у раздевалок. Я узнал, что у неё был жених, которого она бросила ради меня. А ещё я понял, хотя она этого и не говорила, что я стал её первым мужчиной.

Но как, мать вашу, можно было об этом забыть?

На девятую ночь ко мне всё же приходят воспоминания, но совсем не те, которых я ждал.

Весь день я сижу на парковке академии и пишу сообщения, которые так и остаются неотвеченными. Так же как и звонки.

Страх. Отчаяние. Ужас. Паника.

Подъезжаю к её дому. Вижу Настю в открытом окне и во мне загорается надежда, которую разрывает в клочья закрытое ей окно.

Ночь, проведённая под этим самым окном.

Боль.

Помноженная на миллион боль, когда признаюсь в любви, а она заявляет, что любит Должанского.

Адски мучительная боль, когда целует зализыша на парковке и просит отпустить.

Просыпаюсь в холодном поту. Коноёбит меня так, что зуб на зуб, блядь, не попадает.

Если эта та самая любовь, то я не хочу её вспоминать. Лучше оставить всё как есть.

Смотрю на часы, понимая, что скоро придёт зеленоглазая, но я не хочу её видеть.

Не хочу эту боль. Не хочу страх.

Лучше обрубить всё на корню, пока для меня ещё не поздно. Если вылезли эти воспоминания, то наверняка поползут и другие.

Настя появляется и сразу обнимает, но я отворачиваю морду.

– Что случилось, Артём? – шелестит перепуганным голосом, но меня не пронимает.

– Нихуя не случилось, Ангел. – намеренно так её называю. – Устал. Уходи.

– Почему, Тёма?

– Не зови, блядь, так! – гаркаю зло.

– Да что произошло?! – кричит в ответ. – Вчера всё было нормально, а теперь...

– А теперь я не хочу тебя видеть! Заебала уже со своим "вспоминай"! – ору что есть мочи. – Не получается у меня! Нихуя не выходит!

– Ты даже не стараешься! – вопит, давясь слезами. Гашу в себе желание успокоить. – Почему ты не хочешь вспомнить МЕНЯ?!

– Может потому, что мне, блядь, нечего вспоминать?!

– А может, ты просто боишься любить?! – озвучивает мои мысли.

– А может, я не хочу любить тебя?! Ты об этом не думала?! Может, мне так лучше?!

Девушка вылетает из палаты, а я вдруг понимаю, что хочу рвануть за ней. Что хочу остановить, вернуть и заставить остаться навсегда. И похуй на боль. Похуй на страх. Я в любом, блядь, случае уже весь в ней. По самые, мать вашу, уши.

Мои попытки свалить следом за Настей пресекают ещё в коридоре и едва ли не силой вынуждают вернуться в палату.

– Артём, – холодно, но всё же с пониманием моей ситуации говорит врач, – тебе осталось всего два дня, чтобы закончить курс лечения, и тогда сможешь без проблем вернуться домой и поговорить со своей девушкой. Несмотря на то, что ты ей наговорил, уверен, что она не намерена сдаваться. Я никогда не видел таких целеустремлённых людей, как она. – добавляет с улыбкой, но легче мне особо не становится.

Что-то подсказывает мне, что она больше не вернётся. И что мне, блядь, делать? Терпение не входит в перечень моих положительных качеств.

Меня до чёртиков бесят эти грязно-розовые стены и вид на соседнее отделение из окна. Мне надо выбраться отсюда, иначе я тупо свихнусь.

День, вечер и часть ночи проходят в напряжённом мыслительном процессе.

Появляется Тоха, и я, мать вашу, сдаюсь.

– Расскажи мне о ней. – прошу едва слышно, потому что самому стрёмно становится.

Друг шумно выдыхает.

– А разве она сама тебе не рассказала?

– Я знаю историю с её стороны. А что я к ней чувствовал – нет.

– Ты так-то не любитель делиться. – отсекает Арипов.

– Но что-то же я говорил.

– Говорил, брат. Что на всё ради неё готов, говорил. Что любишь до потери пульса. Что она твоя путеводная звезда. Что добьёшься любыми способами. Что хочешь жениться на ней. Что она самое дорогое, что есть в твоей жизни. А ещё, – тяжело сглатывает и заглядывает в глаза, – с ней тебе лучше, чем когда-либо. Она готова принять тебя вместе с твоим прошлым.

– Я рассказал ей? – сиплю, потому что уверен, что никогда никого не посвятил бы в своё прошлое.

– Нет, не рассказал. Но, – глухой вдох, – ты расскажешь.

Если раньше у меня были сомнения, то больше их не осталось. Какой смысл пиздеть самому себе? Я люблю эту девочку, даже не помня её. Собираю всю силу воли и приказываю себе вспоминать, но, как вы уже догадались, так это не работает. Даже не замечаю, когда отключаюсь.

Подрываюсь на кровати и сразу слетаю с неё, хватая телефон и набирая Тохе.

– Что случилось, Север? – раздаётся встревоженный, но сонный голос приятеля.

– Можешь приехать в больницу и привезти какие-нибудь шмотки?

– Тёмыч, бля, что происходит?

– Мне срочно надо домой.

– До утра не ждёт? – сипит возмущённо.

– Нет, блядь, не ждёт, Тоха! – повышаю голос и тут же давлю интонациями. – Мне надо срочно увидеть Настю.

– Еду. Только объясни, что творится.

– Я вспомнил, Антон. Всё, блядь, вспомнил. И я должен немедленно сказать Насте, как сильно я её люблю.

Глава 24

Счастье имеет границы?

Твёрдым шагом пересекаю коридор и слетаю вниз по ступеням. В груди тарабанит так, что я не слышу даже собственных шагов. На выходе сталкиваюсь с охранником, который, как и следовало ожидать, преграждает дорогу, но сейчас меня не способна остановить даже целая армия. Мне просто надо увидеть свою девочку. Обнять её. Услышать, как бьётся её сердце. И сказать... Сказать, как много она для меня значит. Сказать, что она мой мир. Моя жизнь.

– Вернитесь в палату, молодой человек. – гремит мужчина.

– Я ухожу. – бросаю коротко и отталкиваю его от проёма.

Оказавшись на улице, вдыхаю полной грудью и зябко ёжусь, потому что на мне только тонкие спортивки и футболка, а на дворе стоит туманная октябрьская ночь. Не останавливаясь, покидаю территорию больницы и запрыгиваю в припаркованную у входа тачку.

– Здоров, Тоха.

– Хай, Север. – отбивает и вглядывается моё лицо. Даже не стараюсь прятать ураган, который разрывает душу на куски. – Всё вспомнил?

– Всё, Тох. С самого начала и до самого, блядь, конца. Как предложение делал, как Должанского убить собирался, как Настя билась в руках санитаров, когда меня увозили на обследование. И мне, блядь, страшно. Я боюсь её реакции. Как? Как, мать твою, я мог её забыть?

Упираю локти в колени и опускаю на ладони лицо. Почему я не мог вспомнить именно Настю: своего самого близкого и родного человека на свете? Почему после всего, через что мы прошли, мозг решил выбросить информацию только о ней? Лучше бы я забыл всю свою жизнь и самого себя, но не её. Как теперь просить прощения? Особенно после того, что я наговорил ей днём. Как, блядь, можно было не хотеть её помнить? Не хотеть любить? Это же моя любимая идеальная девочка. Да что, мать вашу, со мной не так? Почему я падаю там, где должен лететь?

Продираю пальцами волосы и, прикладывая кулак ко рту, перевожу взгляд на друга.

– Она простит. – всё, что говорит, но мне мало этого заверения.

С каких пор я стал таким трусом? Почему так боюсь её реакции? Всегда шёл напролом, а сейчас ищу обходные пути. Мне так нельзя. Надо просто увидеть любимую, и я найду способ вымолить у неё прощение.

– Поехали, Тох.

– Сзади шмотьё. – бросает, выруливая на дорогу.

Переодеваюсь на ходу в джинсы и худи. На районе стоит такая темень, что вообще ни хрена не видно. Выпрыгивая из машины, накидываю капюшон. Благодарю друга и твёрдой походкой поднимаюсь в квартиру. Медлю, открывая дверь.

А что если Настя не здесь? Что если уехала после сегодняшнего? Она ведь считала, что стала для меня чужим человеком.

Накатывает новая ледяная волна ужаса, но я вынуждаю себя выплыть из него и сделать глубокий вдох. Без запинок иду в спальню и в бледном свете луны замечаю хрупкий силуэт на кровати. Ни лица, ни тем более глаз разглядеть не выходит. Замираю в проёме, успокаивая сбивчивый стук сердца, которое пропускает удары.

Не ушла.

Я даже не дышу, когда вижу, как девушка подскакивает с постели, путается в одеяле и начинает падать. Перехватываю её раньше, чем успевает оказаться на полу. С такой силой прижимаю к грудной клетке, что кости трещат у обоих.

Почему во все наши тяжёлые встречи кругом стоит мрак? Почему я не могу видеть её глаза, когда мне это так необходимо? Что за, блядь, шутки судьбы?

Малышка упирается ладонями в грудь в попытке оттолкнуть меня, но я лишь сильнее жму к себе дрожащее тело. Сейчас эти объятия ощущаются словно впервые. Тоска накрывает так, будто все десять дней, что я не помнил её, мы не виделись.

– Отпусти, Артём. – шуршит, делая ещё одну попытку отстраниться.

– Не отпущу, Настя. Я никогда и никуда тебя не отпущу. – отбиваю хриплым дрожащим шёпотом.

– Тёма? – вопрос звучит так, будто она только сейчас поняла, кто рядом с ней.

Да, для неё я не Артём Северов, а просто Тёма. У моей любимой есть то самое исключительное право так меня называть. Для неё я готов быть кем угодно.

Опускаю голову в тот момент, когда она поднимает свою. Встречаемся губами. Сталкиваемся рваным дыханием. Горим колючей тоской.

– Привет, любимая. Я вернулся. – целую её со всей нежностью. Именно так, как делал это до потери памяти. Так, как только её могу целовать. Легко, мягко, желанно. – Я люблю тебя, Настя. Не могу не любить. – бомблю глухими интонациями, потому что горло забивает комом, а в груди появляется давление, которое кажется запредельным. Оно настолько сильное, что давит на лёгкие, останавливая их работу. Прижимает сердце, которое отчаянно продолжает стучать короткими, гулкими, натужными рывками.

– Сволочь ты, Северов. – пробивается в мою агонию дрожащий от слёз шёпот. Настя снова плачет. И снова, блядь, из-за меня. Если раньше я говорил, что убью любую суку, которая заставит мою девочку плакать, то сейчас мне всерьёз стоит задуматься о суициде. Любимая обвивает мою шею руками и, поднимаясь на носочки, тихо тарабанит. – Я так скучала. Так по тебе скучала.

– Я тоже скучал, моя идеальная девочка.

За рёбрами всё на разрыв, когда она запускает пальцы мне в волосы и притискивается ближе. Ныряет язычком мне в рот. Отвечаю без раздумий. Подхватываю под ягодицы и паркую на подоконник. Вжимаюсь эрегированным членом между ног. Всасываю её нижнюю губу и глотаю наш общий стон.

– Тёма... Тёмочка... Любимый мой... Родной... Я так скучала... Так боялась... – шелестит малышка, не разрывая поцелуя.

Это делаю я. Перестаю терзать её рот и слегка отстраняюсь, давая нам обоим необходимый кислород и пространство. Мне слишком много надо ей сказать. А если сейчас в том же ритме будем продолжать, то окажемся в кровати.

– Прости меня, маленькая. За то, что не смог тебя защитить. За то, что тебе пришлось в одиночку вести этот бой. За то, что забыл. За то, что наговорил тебе. Прости, родная. Прости...

– Не надо, любимый. – отбивает сиплым полушёпотом, прикладывая пальцы к моим губам. – Тебе не за что извиняться. Теперь ты здесь. Теперь всё будет хорошо. Главное, что ты пришёл. Что вернулся.

– Насть, – вырываю тяжёлые слова, смещая её руку на щёку, – я так боялся, что ты уйдешь после всего, что я наговорил тебе. Что больше не вернёшься ко мне. Съедешь с квартиры. – она только тяжело выдыхает в ответ и гладит большим пальцем скулу, вызывая дичайший мандраж под кожей. Слегка повернув голову, прикасаюсь губами к её ледяной ладони. – Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, Тём. Больше жизни люблю. Без тебя мне ничего не надо. Сегодня, – забивает лёгкие кислородом и со всхлипом выдыхает. Накрываю её ладонь своей и прижимаю к губам, – когда ты сказал, что тебе нечего помнить... Что не хочешь любить... Я хотела съехать с твоей квартиры.

– С нашей, Насть. – поправляю, хотя и понимаю, что после всего это было бы верное решение с её стороны.

– Она не была нашей, Тём. Она принадлежала Артёму Северову, для которого я была чужим человеком. Через два дня тебя должны были выписать. Как бы я объяснила тебе, что живу здесь? Что ты сам обещал меня не отпускать? Я испугалась. Я сдалась. – её голос глохнет, и она роняет голову мне на грудь. Глажу напряжённую спину и спутанные после сна волосы. Опускаю подбородок на её макушку и шумно дышу, забивая лёгкие ароматом, который так долго не мог вспомнить. Настя сжимает пальцами ткань толстовки, а потом отталкивается и обрубает дрожащим голосом, но со стальными интонациями. – Я сдалась только на сегодня. Даже если бы не пришла к тебе завтра, то сделала бы это послезавтра. Ещё в первый день, когда ты не узнал меня, я решила, что если ты не вспомнишь нашу любовь, то мы начнём всё сначала. Я бы не оставила тебе другого выбора, кроме как снова влюбиться в меня.

Слышу улыбку в её голосе и не могу не улыбнуться в ответ.

Да, больно. Да, я виноват. И да, она бы смогла это сделать, потому что иначе просто не могло быть.

– Я уже любил, малыш. Головой не понимал, но сердце... Оно… – вдох-выдох. – Оно не забывает. Я всегда буду любить тебя, девочка моя. Что бы ни случилось, никто не сможет этого у меня отнять.

– Тёма... – выдыхает малышка, а потом поднимает на меня глаза и добивает. – Займись со мной любовью.

Все процессы организма замедляются, и я даже дышать перестаю. В этот же момент лампа над головой загорается, и я, наконец, вижу её уставшее лицо с чёрными кругами под глазами, которые горят теми самыми путеводными огнями, которые способны вывести меня из самой непроглядной тьмы. Настя поджимает губы, а потом растягивает их в улыбке, которая топит не только лёд, в который превратилось моё нутро, но и сжигает все сомнения и страхи.

Утыкаюсь лбом в её лоб и глотаю робкое дыхание.

– Насть...

– Пожалуйста, Тёмочка.

И... Всё. Больше мне ничего не надо. Приближаю лицо на расстояние выдоха, цепляя её взгляд, и прикасаюсь к губам. По коже мурахи размером со слонов, когда касается в ответ и обводит языком по контуру.

Что значит заняться любовью? Секс есть секс, как его не назови. Но так я думал раньше. Теперь понимаю.

Понимаю, в чём разница, когда не сжимаю хрупкое тело до хруста, а перебираю позвонки кончиками пальцев. Понимаю, когда не врываюсь в её рот, а втягиваю в ротовую её нижнюю губу и ласкаю кончиком языка. Понимаю, когда не срываю с неё одежду, а ныряю под край футболки и исследую каждый миллиметр её кожи. Понимаю, когда не бросаю любимую на кровать, а продолжаю целовать долго и нежно, жарко и с тоской, с голодом и со страхом потерять ту хрупкую нить, которую, кажется, сама судьба старается разрубить. Понимаю, когда вместо того, чтобы войти в неё одним резким толчком, просто толкаюсь готовым к извержению членом в её промежность сквозь слои ткани.

Настя подхватывает пальцами край худи, и мне приходится разорвать поцелуй и отступить на пол шага, позволяя снять его. Футболку скидываю сам. Волосы падают на глаза, и я убираю их с лица взмахом головы. Следом летит её майка. Поедаю глазами идеальное тело. Провожу кончиками фаланг по длинной шее, касаюсь горла и чувствую, как тяжело она сглатывает. Обвожу по периметру грудь, кладу ладонь на живот.

– Я так сильно тебя люблю.

Только после этих слов снимаю девушку с подоконника и прижимаю обнажённое тело к голому торсу. По нашим телам летит дрожь. Все мышцы сковывает, а по коже разбегается многотысячная армия мурашек. Мы даже не целуемся, а стоим, прижимаясь друг к другу, сохраняя зрительный контакт.

– Люблю тебя, родной. Мой будущий муж. – выталкивают её губы, а я замираю без движения.

Я до трясучки, блядь, боялся, что после всего она передумает. Что не захочет свадьбы. Не захочет быть моей женой.

– Девочка моя... – с трудом выдыхаю. Облегчение обжигающей патокой по нутру растекается. – Моя... Моя невеста. – сам пробую это слово на вкус. И что? Вкуснее я ничего не произносил. – Моя будущая жена... Моя любимая... Родная... Идеальная... Моя... Моя... Моя... – бомблю как сумасшедший, подхватывая Настю на руки.

Она обвивает ногами поясницу и смеётся. Впитываю её смех и тактильно, и физически. Наше общее счастье заполняет комнату и расползается дальше.

Любимая опускает голову, утыкаясь лоб в лоб, и шепчет:

– Хочу. Тебя хочу. Устала ждать.

Я, блядь, тоже не хочу больше ждать.

Собираю всю силу воли и толкаюсь навстречу её губам. Врываюсь в её рот. Уже не ласкаемся языками, как до этого, а стираем их в кровь, так же, как и опухшие от диких поцелуев губы. Опускаю любимую на кровать и ложусь сверху, не разрывая контакта. Наши поцелуи животные и бесконечные. Её лодыжки всё так же скрещены на спине. Её дыхание сбивается ещё больше, становясь тяжёлым и рваным. Толкаюсь членом в горячую промежность и ощущаю обжигающую влагу её возбуждения. Опускаю руку ниже и сжимаю лобок. Губами ползу по шее, оставляя короткие поцелуи, жадные засосы, мокрые дорожки из слюны по всему её лицу, горлу, груди.

Втягиваю в рот сосок и легко прикусываю, одновременно запуская руку в трусы и разводя скользкие от соков лепестки, вхожу одним пальцем. Моя девочка вскрикивает и выгибается навстречу моим голодным губам и алчным рукам. Она мокрая, горячая, истекающая огромным количеством смазки и, мать вашу, тугая и узкая, как в первый раз.

– Хочу тебя, малыш. – дроблю тяжёлыми выдохами, нападая на вторую грудь и посасывая сморщенную и твёрдую горошинку соска. – Люблю. – сиплю, добавляя второй палец.

– И я... люблю. – выстанывает моя девочка. – И я... хочу... – хрипит, подрывая бёдра и насаживаясь на пальцы. – Не мучай... меня... Нас... Не мучай... Тём.

Не прекращая терзать налившуюся желанием грудь, давлю большим пальцем на жемчужину клитора. Растираю его круговыми движениями, проталкивая третий палец и кусая соски. Оставляю засосы на груди. Девушка извивается и разбивается очередью растянутых стонами матов. Тихо посмеиваясь, возвращаюсь к её лицу и целую искусанные губы.

– Кончай, малыш. Я так люблю, – сжимаю зубы, когда любимая расстёгивает ширинку и сжимает пальчиками напряжённый член, – видеть твоё лицо в этот момент. – цежу через сжатые челюсти.

Ещё немного и я просто, блядь, кончу. Раньше неё. Полторы недели без перепиха для меня пиздец. Усиливаю нажим на клитор и жёстче трахаю её пальцами, вдалбливаясь по самое основание. Но и ведьма не отстаёт, сильнее сжимает ствол и наращивает темп. Спальня заполняется нашими громкими стонами и рваным дыханием. С трудом заставляю себя держать веки поднятыми, но глаза закатываются от удовольствия, когда любимая вскрикивает, кончая. Кусаю её губы и выстреливаю поток спермы, заливая её тонкие пальчики и ладонь. Вынуждаю себя открыть глаза, чтобы увидеть блаженство на её лице.

– Моя девочка... Люблю... – выдыхаю, падая головой на плечо.

– И я люблю, родной. – шепчет, прижимаясь губами к виску.

– Идеальная моя девочка. – хриплю, поднимая ослабевшее тело с постели и сгребая любимую в охапку.

Всю дорогу до ванной целуемся. Даже опустив Настю на пол и настраивая воду, не могу оторваться от неё. Шарю жадными руками по горячему телу. Толкаю её в душевую кабину и скидываю джинсы и боксеры. Только при виде её шикарного обнажённого тела, член принимает боевую стойку. Настя бросает на него взгляд и облизывает губы.

– Блядь... – хриплю, когда цепляет мою руку и затягивает к себе в душ.

Покрывает поцелуями всю грудину, плечи, живот. Облизывает соски и ныряет языком в пупок, отчего из моего горла вырывается короткий смешок, и я слегка подаюсь назад.

Каким бы непробиваемым я ни был, щекотка моё слабое место.

Малышка растягивает губы в хищной усмешке и опускается на колени. Обводит язычком головку. Оставляет слюну по всему стволу и принимает в рот член, продолжая смотреть мне в глаза. Каким бы острым не было удовольствие от её грязных действий, вынуждаю себя держать глаза открытыми, сохраняя зрительный контакт. Моя девочка глубже всасывает член, а я разрываю грудную клетку животным рыком. Собираю в кулаки её длинные мокрые волосы и умоляющее смотрю на её лицо. Она понимает без слов и опускает ресницы. Разрешение получено, и я грубо толкаюсь хером в её рот. Настя кашляет и давится. Выбираюсь из её рта и коротко инструктирую.

– Дыши, малыш. – когда справляется с кашлем, добавляю. – Расслабь горло. Не напрягайся. Дыши через нос.

Она кивает, и я прижимаюсь шляпой к пухлым губам и подаюсь вперёд, врываясь на половину длины. Моя девочка закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании. Выхожу из её жаркого влажного рта и тут же возвращаюсь. Любимая быстро подстраивается под заданный мной ритм, и спустя пару минут я уже жёстко трахаю её рот, утыкаясь головкой в эластичную стенку горла. Настя сжимает пальцами мои бёдра и ягодицы, глубоко вгоняя ногти в кожу. Боль разжигает внутри меня пылающие очаги удовольствия. Когда вбиваюсь до упора, толкая её голову навстречу бёдрам, чувствую, что уже готов кончить. Вытаскиваю член и поднимаю любимую на ноги.

– Ты чего, Тём? – шепчет, когда без слов прижимаю с себе.

В груди такая дробилка, что дышать становится тяжело. Её губы и подбородок блестят от склизкой влаги. На щеках неизменный румянец стеснения. Глаза горят так ярко, что выжигают последние страхи в моей тёмной душе. Она такая охуенная, что я просто не могу не поцеловать её в этот момент. Такими эмоциями топит, что дыхание вырывается из груди тихими стонами.

– Люблю тебя, родная.

Я готов повторять эти слова каждую секунду своей жизни, потому что это, мать вашу, самая очевидная истина и желанная правда. Я живу этим чувством. Я им горю. И в нём же захлёбываюсь.

– Тёмочка... любимый. – шепчет, проходясь ногтями по плечам.

Сжимаю ягодицы и тащу вверх, пока не обхватывает ногами мои бёдра. Прижимаю к стене и вхожу одним длинным толчком до упора. Ноющие яйца со звонким шлепком ударяются об её задницу. Оба стонем и рычим одновременно. Из Настиных лёгких будто весь воздух вылетает. Зависаем в этом положении, заново привыкая к чувству полного единения. Её пальцы скребут затылок. Пятки вжимаются в мою спину. Грудь тяжело поднимается и с хрипами опадает.

Она нереально горячая. Невыносимо тесная. Одуряюще сладкая. Бесконечно любимая. Подаюсь назад и тут же возвращаюсь. Я не трахаю её, как ни хотел бы делать именно это, а занимаюсь со своей девочкой любовью. Медленные движения. Затяжные толчки. Звенящие стоны.

– Охуенная... Охуенная... – долблю своими грязными мыслями, забивая не только влагалище членом, но и её рот – языком.

Прорываюсь в её душу. Влетаю в её сердце и цепляюсь там так же крепко, как она вцепилась в моё.

– Быстрее... Тёма... быстрее... – сипит, сильнее вжимая пятки.

– А как же "займись со мной любовью"? – смеюсь, прекращая движения.

– А может, просто трахнешь меня? – отбивает, сжимая зубы, но всё равно улыбается и да, блядь, заливается краской.

– Тащусь, когда ты такая.

Впрочем, другого приглашения мне и не надо. Вынимаю член и грубо врываюсь обратно. Я делаю то, чего она хочет. То, о чём просит. Я трахаю её дико, жёстко, необузданно.

– Отпусти, малыш. – хриплю, замирая.

– Что? – шелестит срывающимся шёпотом. В глазах туман.

– Ноги разожми. Хочу тебя по-другому.

Любимая подчиняется и опускает дрожащие ноги на плитку. Слабо покачивается и цепляется за меня.

Прижимаю к себе, не позволяя упасть. Новый поцелуй – огненная вспышка. Разворачиваю спиной к себе и прижимаю грудью к стеклу душевой кабины. Вбиваюсь затяжным рывком, разбиваясь громкими стонами. Накрываю её руки и сплетаю наши пальцы. Вдалбливаюсь в желанные глубины, как одичалый.

Кусаю за шею и сразу зализываю укус. Накрываю её лобок и сжимаю клитор. Это наше сумасшествие и мы без сопротивления растворяемся в нём. Ещё несколько размашистых толчков и любимая кончает.

– Артёёём! – растягивает в крике удовольствия моё имя.

Блядь, это лучшая музыка для моих ушей. Стенки влагалища пульсируют и сжимают вздыбленную плоть. С натягом делаю ещё несколько глубоких толчков и выдёргиваю член, заливая спермой идеальное тело своей девочки.

Вплотную вжимаюсь в её спину и задницу, с трудом удерживая расслабленное тело, и хриплю ей в ухо:

– Люблю тебя, Настя. Больше всех на свете люблю. Знаешь, малыш? Мой мир – это ты.

– А ты, Тёмочка, – высекает сиплым шёпотом, – моя вселенная. Вселенная для одного человека.