Текст книги "Моя идеальная (СИ)"
Автор книги: Настя Мирная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)
Глава 18
Только не так
– Выходи из машины, Насть. – смеётся Северов, вытаскивая меня из Гелика, но я упираюсь пятками и цепляюсь пальцами в сидение.
Эта баталия длится уже не первую минуту. С тех пор, как мы заехали на паркинг академии, на меня накатила какая-то странная волна паники.
Чего я боюсь? Да чёрт его знает! Понимаю же, что мне уже давно плевать на косые взгляды, но как представлю, что все будут на нас пялиться, аж озноб по коже бежит. Мало того, что Артём уже почти месяц не появляется на учёбе, так теперь мы ещё и вместе, а он чётко дал понять, что об этом узнает каждая собака. Если повторить дословно, то его слова звучали так: ещё до конца этого дня каждая сука в академке будет знать, что ты теперь моя.
Что в этом ужасного? Ровным счётом ничего, но я внезапно превращаюсь в трусливую паникующую истеричку. Хочу сбежать и спрятаться в его квартире ото всех. А ещё лучше закопаться под одеяло. С ним. И без одежды.
– Настя, не доводи до крайности. – рычит Тёма, сводя брови на переносице.
Да чего это я, в самом деле? Делаю глубокий вдох до треска в рёбрах и прикрываю глаза. И тут же взвизгиваю, потому что парень сдёргивает меня с сидения и, захлопнув спиной дверь, крепко прижимает к рельефному торсу и широкими уверенными шагами направляется ко входу в здание. Утыкаюсь носом в его шею и забиваю лёгкие пряным запахом любимого мужчины. Он даёт мне силу. Крепкие руки дарят уверенность. Ровное дыхание – спокойствие. Ещё один шумный вдох и короткое касание губами, отчего по его гладкой коже расползаются мелкие мурашки, и я тихо смеюсь.
– Тёма, остановись.
– Раз сама идти не хочешь, значит придётся тебя до аудитории нести. – бурчит, сильнее стискивая в объятиях.
– Нет, – короткий смех. – Тём. Вещи...
– Блядь!
Ставит меня на ноги и идёт к машине. Смотрю строго на него, чтобы не видеть навязчивых взглядов других студентов. Я ведь и так знала, чего стоит ожидать. Так какого, мать вашу, хрена я трушу?
Вскидываю голову вверх. Вытягиваю спину. Разворачиваю плечи. Задираю подбородок и с видом победителя окидываю взглядом ошарашенные лица ребят. На некоторых читается удивление. На других презрение. На третьих злость. Почему они так смотрят? Может, я и повторяюсь... Я – самая лучшая, идеальная, недоступная, поверьте, многие подбивали клинья, студентка полицейской академии. Северов – самый испорченный, опасный и дикий хищник. Идеальная девочка и плохой парень.
Раньше была уверена, что такое бывает только в кино или в книгах, но нет, ребята, это жизнь, и иногда она преподносит не просто сюрпризы, а такие неожиданные повороты, что только держись, иначе слетишь с этой дистанции.
Всю свою жизнь я плыла по течению, а теперь поднимаюсь вверх по бурному водопаду вопреки всем законам, не только человеческим, но и природным. Когда переступаешь невидимую грань, которая есть абсолютно у каждого человека, просто не любой сможет её заметить, то нарушаешь все правила, законы, запреты и установки, поставленные самой вселенной. Ты плывёшь против течения. Ты летаешь без крыльев. Ты дышишь без кислорода. Ты видишь то, что невозможно увидеть. Ты встаёшь там, где другие разбивались. Ты паришь там, где другие падали. Ты смеёшься над тем, над чем другие плачут. Ты переступаешь не только скрытую черту, но и самого себя. Становишься более сильным, уверенным, выносливым, стойким.
Когда я перестала отделять от себя все свои, как я их называла, альтер эго, то стала цельной личностью. На теле – панцирь. За спиной – крылья. В душе – пожар. В сердце – воин.
Вот кем я стала. Я стала той, кого Артём увидел во мне с самого начала. Той, кого боялась сама в себе разглядеть.
Натыкаюсь глазами на пылающий злостью и ненавистью взгляд Волчинской и её своры. Растягиваю рот в стервозной усмешке и делаю шаг навстречу любимому человеку. Без слов поднимаюсь на носочки, обнимаю за шею и жадно целую без какого-либо стеснения, робости и без оглядки на других. Если он решил, что все должны знать, кому я принадлежу, то и Северу не уйти от этой участи. Теперь я такая же, как он – хищница. Опасная, дикая, злая. Вот в кого я превратилась. И знаете что? Не жалею. Не боюсь. Не сдамся.
Артём бросает сумки с нашими книгами на землю и опускает руки мне сначала на талию, а потом и на задницу, теснее вжимая в каменные мышцы, словно вплавляя меня в своё тело. Чувство такое, будто становимся одним целым на генетическом уровне, переплетая наши цепочки ДНК. Толкаюсь языком ему в рот, цепляясь пальцами в волосы, и притискиваю наши лица ближе друг к другу. Поцелуй затягивается до тех пор, пока не звенит звонок. Только после этого в моё сознание возвращается реальность. Веду взглядом в направлении Карины и... Да, она всё ещё стоит и такими бешенными вспышками ревности и зависти меня обдаёт, что прежняя я наверняка спрятала бы глаза. Вот только новая Я с этим не согласна. Не просто выдерживаю её взгляд, но и через свой транслирую: схавай и подавись, сука. Он мой, запомни это раз и навсегда и никогда больше даже смотреть в его сторону не смей.
И таки да, это срабатывает. Выписываю победную улыбку, когда она отворачивает голову и, махнув шакальей стае, скрывается в здании.
– И с каких пор ты стала такой стервой, идеальная девочка? – сиплым голосом спрашивает Артём, касаясь моих губ.
– С тех пор, Тёма, как ты вытащил меня из машины. – короткий смешок и сияющая улыбка на его лице. – Ты мой, Северов. И пусть каждая сучка об этом знает.
– Собственница. – смеётся парень и поднимает наши вещи.
– У меня отличный пример, любимый. – отбиваю, забирая свою сумку.
Несмотря на то, что мы и так опаздываем, Артём всё же провожает меня до аудитории и, коротко поцеловав, уходит.
Слишком тяжёлый вдох. Чересчур громкий выдох. Лёгкие до краёв. Голова вверх. Взгляд прямо.
– Простите за опоздание. – обращаюсь к преподавателю, войдя в кабинет, и для чего-то улыбаюсь.
– О, Миронова, садись. – отвечает улыбкой и кивает в сторону столов.
Зависаю на пару секунд, потому что видеть усмешку на лице всегда строгого и хмурого Степана Владиславовича, как гром среди ясного неба. Он, наверное, самый угрюмый препод во всей академии. Бросив на него ещё один короткий взгляд, растягиваю рот в ещё более счастливой улыбке, и мужчина в ответ поднимает уголки губ выше. Видимо, моё счастье настолько огромно, что заражает даже непробиваемую скалу, коей является Сибилов. Направляюсь вниз к машущей мне Заболоцкой. Она так трясёт руками, будто её возможно не заметить. Игнорирую любопытство, злость и ненависть на лицах остальных, продолжая давить лыбу, и паркуюсь рядом с Викой. Вытаскиваю из сумки материалы по предмету и раскладываю на столешнице.
– Ты чего светишься, как новогодняя ёлка? – тут же режет подруга, стоит только взять ручку.
– Потому что я счастлива. – отзываюсь с горящими этим самым чувством глазами.
– Ты и до этого была с Севером, но сейчас прям сияешь. Боже... – хлопает себя ладонью по лбу. – У вас было?! – вскрикивает так, что все глаза устремляются на нас.
– Шшшш! Тише ты! – буркаю, стараясь сосредоточиться на словах Степана Владиславовича.
– Так было, да?
– Что было, Вика? – да, я прикидываюсь дурочкой, но расцветшие на скулах розовые пятна выдают меня с головой.
– Ахренеть! Вы переспали. Ты больше не девственница. – говорит хоть и шёпотом, но достаточно громко, вынуждая меня краснеть пуще прежнего. – Ах-ре-неть!
– Да харе уже орать. – шиплю на неё.
– Я не ору.
– Ну да. Зато всех оповещаешь, что у меня был секс с Северовым. Ну, спасибо, подруга.
– Ой, сорри, Настюх. Но это же норма. Вы вместе и вы...
– Цыц, Заболоцкая, пока я тебе рот чем-нибудь не заткнула.
– Ладно, замолкаю, но потом жду подробностей.
– Жди. – бубню себе под нос, но она всё равно слышит и ухмыляется. – Не дождёшься.
Как ни стараюсь сосредоточиться на учёбе, выходит слабо. Постоянно думаю об Артёме. Наверное, у меня какое-то неизлечимое психологическое заболевание или патологическая зависимость, потому что мы расстались минут двадцать назад, а я уже скучаю по нему.
Чувство такое, что за те три дня, что мы провели вместе, не расставаясь, прошла целая жизнь. Столько всего произошло. Столько изменилось. Тянущая тоска по его голосу становится сильнее.
Телефон коротко вибрирует, и я открываю сообщение.
Артём Северов: Скучаю. Смайлик с разбитым сердцем.
Поднимаю уголки губ и порхаю пальцами по экрану.
Настя Миронова: Я тоже скучаю, любимый.
Едва откладываю телефон, как прилетает новый месседж.
Артём Северов: Разве Сивилов даёт скучать? Подмигивающий смайл.
С каких пор он так смайликами орудует? Улыбка шире. Мгновенный ответ.
Настя Миронова: С ним не соскучишься, а вот без тебя – да.
Артём Северов: Скинь фотку.
Настя Миронова: И как ты себе это представляешь?
Открываю новую SMSку. Фото. Артём с Антоном сидят на задней парте, судя по фону, и лыбятся.
Толкаю подругу в бок и показываю экран. Она тоже улыбается, глядя на своего парня. Кто бы подумал, что лучшие подруги влюбятся в двух лучших друзей? Сказка какая-то, ей Богу.
Поворачиваюсь спиной к Вике, опускаю телефон под стол и делаю селфи. Смеёмся, отправляя снимок, на котором, не сговариваясь, показываем языки нашим парням.
Остаток пары даже не замечаю, потому как всё время провожу в телефоне. После звонка выходим в коридор и прогулочным шагом направляемся к автомату с кофе. Со стаканчиками продвигаемся по корпусу, и тут у меня происходит такое дичайшее дежавю, что я замираю на месте, как в стену въехала, и едва не роняю пластиковый стакан. Буквально вижу на том конце коридора ухмыляющегося этой своей безбашенной улыбкой Северова, а я снова становлюсь той самой неуверенной в себе девушкой.
От этого странного видения и ощущения слабости по телу летит дрожь, а по позвоночнику – озноб.
– Ты чего, малыш? – спрашивает Артём голосом, в котором сквозит явное напряжение.
Я даже не заметила, как он подошёл. Знаете фокус с зеркалами: когда они создают иллюзию реальности, и ты не можешь разглядеть в этом подвоха, полностью погружаясь в иллюзорный мир? Что-то такое сейчас и происходит со мной, потому что Север всё ещё ощущается каким-то далёким. Нереальным. Не моим. Именно в этот момент в груди появляется странное ощущение, словно в неё затолкали огненный шар, который медленно растекается по всему телу, как неизлечимая болезнь, и парализует работу всех органов.
Моргаю несколько раз, прогоняя странное видение, и трясу головой. Выдавливаю из себя улыбку и прижимаюсь к горячему телу любимого мужчины. Его руки на моей спине вырисовывают узоры, а дыхание согревающими волнами растекается от макушки вниз по телу, которое словно оледенело и только сейчас начало оттаивать. Всю кожу будто иголками колит.
– Насть? – зовёт Тёма, и я вскидываю на него взгляд.
– Всё нормально, любимый, просто... – сглатываю и перевожу сбивчивое дыхание. – Дежавю.
Он коротко хмыкает, скрывая за этим звуком своё беспокойство. Мы чувствуем друг друга на ментальном уровне, поэтому бесполезно отмазываться и делать вид, что ничего не произошло.
Спасаюсь его объятиями, губами и дикими поцелуями.
Северов прижимает меня к подоконнику и в один рывок усаживает на него. Пристраивается между моих раздвинутых ног и жадно целует, пока не звенит звонок.
– Люблю тебя, маленькая. – шепчет и толкается напряжённым членом в горящую от возбуждения промежность.
Всего пара поцелуев, и я готова прямо сейчас отправится с ним домой, но вместо этого иду на пару, бросив перед этим:
– И я тебя люблю, Тёма.
Примерно в том же ритме проходит и весь оставшийся день. Занятия по большей части я провожу в телефоне, а на переменах нескончаемые поцелуи, и с каждым разом они становятся всё откровеннее и необузданней. Перед последней парой Артём уже буквально трахает мой рот, не скрывая похотливого желания. Мой ответ на его действия не менее животный.
Сумасшествие? Определённо.
По крайней мере, это спасает меня от Викиных расспросов. Впрочем, глядя на нас, она и так всё поняла.
– Вот это пожарище. – сипит пониженным голосом.
– Вот как-то так, Вик, всё у нас и происходит. – смеюсь в ответ.
Пожар. Ураган. Цунами. Землетрясение. Гром и молнии. И где-то посреди этого Армагеддона – мы.
На мобильный прилетает сообщение.
Артём Северов: Малыш, писать не могу, надо к декану.
Настя Миронова: Проблемы?
Артём Северов: Три недели прогулов.
Артём Северов: Не волнуйся, всё заебись.
Настя Миронова: Не могу не волноваться.
Артём Северов: Люблю тебя.
Настя Миронова: И я тебя.
После занятий выглядываю Артёма в коридоре, но его всё нет. Половина студентов разъехалась. Остались только те, у кого ещё одна пара. Звоню любимому, но он сбрасывает. Телефон оповещает о месседже.
Артём Северов: Перезвоню.
И как это понимать? Не "скоро буду" или "встретимся на улице", а перезвоню. Мы уже должны были ехать домой. В сердце закрадывается какое-то гадкое предчувствие.
Сажусь на подоконник и сканирую телефон следующие минут двадцать, но он молчит. Набираю Северова, но после длинных гудков, которые, кажется, тянутся слишком долго и громко, в трубке раздаётся роботизированный голос автоответчика. На душе уже не просто кошки скребут, а пируют дикие звери, разрывая на куски. Звоню Арипову.
– Что случилось? – раздаётся раздражённый голос.
– Артём не возвращался из деканата? – спрашиваю с дрожащими нотами.
– А его ещё нет? – удивляется Антон.
– Нет. И трубку он не берёт.
– Пиздец. Расслабься, Миронова, сейчас приедем и разберёмся.
Коротко прощаюсь и направляюсь к декану. К тому моменту, как оказываюсь на месте, внутри уже так штормит, что я без стука врываюсь в кабинет и застываю на пороге, не в силах выдавить ни слова.
Владимир Юрьевич стоит у окна и смотрит на меня ошарашенными глазами. Напротив него, спинами ко мне, но с повёрнутыми головами, двое полицейских. А между ними Артём. И он... Господи... Он в наручниках.
– Настя. – доносится до закупоренного ступором мозга родной голос.
Протаскиваю себя через неимоверные усилия и возвращаюсь в пугающую реальность. За рёбрами громыхает так, что по костям расползаются трещины. Рёв крови и биение пульса в ушах перекрывают все остальные звуки. Перед глазами расплываются очертания не только комнаты, но и всех находящихся в ней людей, кроме одного. Кроме моего любимого человека с наручниками на запястьях. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Понимаю это, только видя, как шевелятся его побледневшие губы. В глазах читается страх.
Северов боится? Нет. Не может такого быть! Нет! Нет! Нет!!! Мой мужчина никогда ничего не боится.
По нейронным сетям пролетает воспоминанием его голос:
"Я буду бороться за нас двоих, если у тебя не останется сил".
Я тоже буду.
Опускаю ресницы и даю себе всего мгновение на то, чтобы справиться с паникой. Забиваю лёгкие кислородом и металлическим голосом спрашиваю:
– Что это значит? Что здесь происходит?
– Северов Артём Константинович арестован за похищение и изнасилование.
Воздух с хрипом покидает моё тело, а сердце замирает в предчувствии полного пиздеца.
Глава 19
Во мне не осталось монстра. Теперь я и есть монстр
Хватаю только что вылетевший воздух короткими урывками. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу, оставляя красные борозды и капли крови. Торможу истерику на подходе, не давая ей овладеть моим разумом. Сейчас он нужен мне как никогда холодным и расчётливым. Срываю взгляд с Северова и перевожу с одного лица полицейского на другое. Сканирую декана. Только в его глазах улавливаю какое-то замешательство.
В том, что Тёма не мог этого всего сделать, у меня ни малейших сомнений нет. Тогда кто и зачем вешает на него всё это дерьмо?
– И кого же он похитил и изнасиловал? – высекаю, прикрывая страх сарказмом.
– А вы, собственно, кто будете и кем приходитесь этому? – выплёвывает в сторону Артёма.
И тут меня срывает. Я никогда не была дурой. И слепой тоже. Пока вина не доказана, человек считается невиновным, а этот приговор уже подписан. И, конечно же, в этом чувствуется рука хладнокровной сволочи, которую я называла "папа". Быстро обдумываю возможность причастия к этому Должанского. Какая ему выгода? Но сейчас мне не до анализов и поисков виноватых.
Натягиваю на лицо непроницаемую маску. Выпрямляю спину и плечи. Транслирую в глаза уверенность и спокойствие. И пофигу, что внутри меня сейчас Армагеддон. Я не должна показывать свою слабость.
– Миронова Анастасия Романовна. – отрезаю с надменной усмешкой, видя, как округляются глаза полицейских.
Они обмениваются непонимающими взглядами между собой. Смотрят на меня, а затем на декана, дожидаясь его напряжённого кивка.
Значит, я попала в точку.
– Могу я увидеть ваши документы? – тянет руку старший лейтенант.
Достаю из сумки паспорт и передаю ему. Только пока он изучает его, наконец, смотрю на Артёма. Глаза в глаза, и я едва удерживаю не только маску хладнокровия, но и заставляю своё тело оставаться на месте. Все силы уходят на то, чтобы не бросится к нему и не разрыдаться.
– Всё будет хорошо. – шепчу одними губами, и он коротко кивает.
Служивый возвращает мне документы, но все какого-то хрена продолжают хранить гробовое молчание. С достоинством, которое сейчас мне так необходимо, выдерживаю эту паузу и тяжёлые взгляды.
– Как я понимаю, это меня он похитил и изнасиловал, да? – кошусь с презрением на полицейских.
– Анастасия Романовна, можем поговорить с вами с глазу на глаз? – быстрый кивок, и я выхожу вслед за мужчиной из кабинета, даже мельком не взглянув на любимого, потому что иначе я просто рассыплюсь на кровавые осколки. – Вы можете объяснить, что это значит?
Достаёт из папки лист А4 и передаёт его мне. Быстро пробегаю заявление, написанное твёрдой рукой отца, и до скрипа сжимаю челюсти, чтобы не зарычать.
Как он мог это сделать? Зачем? Он же не идиот и понимает, что так меня не вернуть.
Впиваюсь ногтями свободной руки в бедро, чтобы перераспределить бушующие эмоции и отвлечься на боль. Глаза красным туманом застилает ярость. Хотя это уже не она. Темнее, страшнее, масштабнее. Я в бешенстве. И я готова разорвать собственного отца на куски за эту подлость. За те слова и обвинения, которые он швырнул в Артёма только потому, что я выбрала его.
«Силой увёз из дома...» «Наверняка было совершено сексуальное насилие...» «Необходимо медицинское освидетельствование...» «Оказано психологическое давление...»
И это далеко не всё, что я там прочла. Между строк я вижу: ублюдок, мразь, маньяк.
Сминаю в кулак бумагу и поднимаю взбешённый взгляд на полицейского.
– Вы же понимаете, что это всё фикция? Вы видели меня и мои документы. Я жива и здорова. Из дома уехала по собственной воле, что вы можете проследить по камерам, если, конечно, мой папочка, – выплёвываю с таким презрением, что старлея аж передёргивает, – всё не подчистил. С самого утра я нахожусь на занятиях, чему свидетелями являются больше сотни студентов, а также преподаватели. Силой меня никто не удерживает, и шантажом тоже.
– По поводу изнасилования...
Фразу закончить не даю, потому что даже мысль о том, что отец мог выставить Северова насильником, мерзкой слизью растекается по нутру.
– Секс был. По обоюдному согласию. Но какая уже на хрен разница? – рычу, от того что эти "служители закона" продолжают пытать меня этими тупорылыми вопросами, хотя и так всё уже ясно. А мой любимый тем временем скован браслетами. – Нужна экспертиза? Отлично! Медосвидетельствование? Поехали прямо сейчас, но сначала отпустите невиновного человека!
– Сбавьте тон, девушка. – обрубает ледяным голосом, видимо, взяв себя в руки и отойдя от шока. – Успокойтесь.
– Да как мне, блядь, успокоиться?! Вы арестовали человека только за то, что мои родители не смогли удержать меня дома! Я, блядь, совершеннолетняя! Заявление об изнасиловании вы можете принимать непосредственно от потерпевшей, а его не будет, потому что меня, мать вашу, никто не насиловал! И не похищал! Идите к Миронову и разбирайтесь с ним! – крики переходят во всхлипы, а те в свою очередь в рыдания.
Слёзы обжигают веки и щёки, но я зло стираю их и трачу остатки самообладания на то, чтобы перестать реветь. Я сама будущий следователь и отлично знаю законы. Следак смотрит на меня, как на умалишённую, но мне настолько похеру. Ничего не имеет значение, кроме свободы и доброго имени моего парня.
– Существует презумпция невиновности. А вина Артёма Северова не просто не доказана, а разнесена фактами в прах.
Полицейский кивает, забирает у меня измятое заявление и возвращается в кабинет, бросив напоследок:
– Ждите здесь.
Мне хочется броситься за ним. Мне хочется обнять любимого. Мне хочется поехать к отцу и разорвать его голыми руками. Вместо этого я стою как вкопанная с невидящими глазами.
Зачем он так со мной и с Тёмой? Чего хотел этим добиться? Ведь сам же понимает, что я могу лично опровергнуть это блядское заявление. Только ради того, чтобы его вывели в наручниках? Господи, ну зачем?!
С запозданием подмечаю чьи-то руки на плечах и встревоженные голоса, доносящиеся словно издалека и будто в вакууме. Закрываю глаза и глотаю вязкий воздух. Напрягаю каждую мышцу в теле и, наконец, улавливаю размазанные образы и голоса Арипова и Заболоцкой.
– Что случилось, Миронова?! Да ответь же ты, блядь! Ты где?! Чё за хуйня творится?! Где Север?! – долетают до меня слова, но тут же разбиваются о стену моего шока. – Да ответь же ты, блядь, уже!
Щёку обжигает огнём, и я прикладываю ладонь к горящей коже. Картинка проясняется, сознание тоже, и я начинаю давиться рыданиями и захлёбываться слезами. Падаю на колени, потому что ноги не выдерживают вес собственного тела. Такое чувство, что меня придавило бетонной стеной, а в груди сжимают тиски.
– Настя! – визжит подруга. – Да что происходит? Что с тобой?! Где Артём?!
Я хочу им ответить. Успокоить. Сказать, что всё будет хорошо, но изо рта вырываются только задушенные всхлипы и жалкий скулёж. Даже в таком состоянии понимаю, что слёзы сейчас ни к чему, что Артёма в любом случае отпустят, но успокоиться никак не выходит.
Вам знакомо чувство, когда в кровь впрыскивается огромный заряд эндорфинов и потом, когда они идут на спад, наступает состояние апатии? Головой ты понимаешь, что нет причин для грусти, но ничего не можешь с этим поделать? Вот и я осознаю, но не могу выйти из истерического состояния.
Вика садится рядом со мной на пол и прижимает к себе в попытке успокоить. Арипов куда-то уходит. А потом я вдруг взлетаю вверх и оказываюсь в крепких мужских руках. Опускаю ресницы и сжимаю кожаную куртку. С такой силой вдыхаю, словно слишком долго была лишена этой возможности.
– Всё хорошо, маленькая. Успокойся. Теперь всё хорошо. – срывающимся голосом шепчет Тёма, крепче притискивая меня к груди. Прижимается спиной к стене и скатывается по ней, не ослабляя хватки. – Тише, любимая. Тише. Всё в норме. Ну не плачь, маленькая. Блядь, не разрывай меня.
Только скользнувшие в его голосе отчаяние и мольба вынуждают меня успокоиться и посмотреть в любимые бирюзовые глаза. Хотя страха в них больше нет, но напряжение всё равно сохраняется где-то в глубинах зрачков.
– Почему ты не сказал им, Тём? – вырываю из охрипшего горла.
– Сказал, Насть. – устало выдыхает и опускает веки. – Слушать меня никто не стал. А учитывая то, что они считали, что я держу тебя силой, шантажом и вообще, блядь, морально подавляю, то решили тебя не привлекать, пока твои предки не явятся.
– Что, блядь? – подрываюсь в его руках, опираясь на плечи. Парень открывает глаза. Устанавливаем контакт. Боль. Страх. И даже ужас. Я не могу разобрать его это эмоции или отражение моих собственных. – Да они совсем охренели. – подскакиваю на ноги и меряю нервными шагами коридор. – Я убью его. Сука! Убью!
Артём просто обнимает меня, заставляя замереть в его руках. Цепляюсь дрожащими от страха, злости и нервов пальцами в лацканы его косухи и дышу. Я просто, мать вашу, дышу, потому что биться в бессильной ярости нет никакого смысла.
– Поехали домой, малыш.
– Тебя так просто отпустили? – задушено откликаюсь.
– Надо будет потом явиться в участок. И тебе тоже.
– Твою ж...
Хотя это уже прогресс. Надеюсь, "папочка" там тоже будет, чтобы я смогла плюнуть ему в лицо.
Как мы дошли до этого? Они ведь были моей семьёй. Моими самыми близкими людьми на свете. А сейчас? Он обвинил моего любимого человека в ужасных вещах. И я ненавижу его до такой степени, что желаю смерти.
Пока идём к выходу, Северов объясняет ребятам, что произошло, а я по большей части молчу, чтобы не выдать шквала негативных эмоций.
– Прости, Миронова, но я сам твоего папашу ёбнуть готов. – рычит Арипов, когда Тёма заканчивает рассказ.
– Становись в очередь, Антон. – отрезаю ровным тоном, но с такой жестью в интонациях и бешенством в глазах, что он отводит взгляд и смотрит куда-то вдаль. – И не называй меня Миронова. После всего...
– И как тебя называть?
– Может Настя? Это моё имя, знаешь ли.
– Северова. – вставляет Артём.
– В смысле? – и это не только мой вопрос, но и наших друзей.
Одновременно вскидываем глаза на Тёму. Но он смотрит только на меня. Глаза в глаза. Два сердца. Одна душа.
– Это оно, Насть. Помнишь, что обещала мне ответить? – периферийным зрением подмечаю вытянутые лица Тохи и Вики, когда Северов становится на одно колено и протягивает мне коробочку с кольцом. – Станешь моей женой, любимая?
Счастье не только испепеляет все негативные эмоции, но застревает в горле расплавленным шоколадом, не давая выбраться наружу одному единственному слову. Киваю быстро и часто, потому что не могу ничего сказать. Падаю рядом с любимым на колени и даже не делаю попыток остановить поток слёз.
– Картина маслом.
Оказываюсь на ногах раньше, чем остальные успевают повернуть головы на ледяное замечание.
– Убирайся на хрен, Кирилл! – мой голос больше похож на шипение диковинного зверя, а не на человеческий.
Север тоже поднимается и рывком бросается на Должанского. Мне удаётся перехватить лишь кончики его пальцев, не давая совершить эту ошибку.
– Не надо, Тёма, прошу.
Он останавливается, цепляет мои глаза, гулко выдыхает и сжимает ладонь.
– Плечом к плечу? – задаёт вопрос сиплым голосом.
– Всегда.
– Мало тебе проблем, выродок?
А вот при звуке этого голоса срываюсь уже я. Звук хлёсткой пощёчины эхом разносится по территории академии.
Отец замирает в полном оцепенении, приложив руку к красному отпечатку моей ладони. Мама, которую я не заметила так же, как изначально и его, громко восклицает и что-то там выкрикивает, но я ничего не могу разобрать. Сверлю "папочку" яростным взглядом в надежде, что он его добьёт, но не тут-то было. Он раздувает грудную клетку и командует:
– Ты, – тычет в меня пальцем, – сейчас же едешь домой, пока я твоему ублюдку не устроил проблем посерьёзнее.
– Пошёл. Ты. На. Хер. Папа. – отрезаю каждое слово и, задрав подбородок, прохожу мимо него.
И дело вовсе не в том, что я боюсь его или что мне нечего сказать. Ладони до зуда хотят сжать его шею. Зубы скрипят от желания вцепиться в глотку.
– Анастасия! – ревёт "папа" и ловит меня за запястье.
– Что, блядь, Анастасия, а? Чего ещё ты мне не сказал? Что ещё сделаешь?
– Ты не представляешь, на что я способен, дочка. Этот арест всего лишь цветочки. Или ты едешь с нами домой, или твой ублюдок, – кивок мне за спину. Знаю, что Артём стоит прямо сзади и готов вмешаться в любой момент, но даёт мне шанс самой разгрестись с этим дерьмом, и я благодарна ему за это. – сядет пожизненно.
– Рискни. – бросаю вместе с презрительной усмешкой. – Ты не только не вернёшь меня домой, но и потеряешь всё, чем так дорожишь.
– Что ты несёшь, Анастасия? – хрипит отец.
– Что за глупости, Настя? – выдыхает мама.
– Вы хотели, чтобы я была в курсе ваших дел, и я, мать вашу, в курсе. Если вы тронете Артёма, то, Богом клянусь, я вывешу на билбордах всё ваше грязное бельё. Вытряхну его перед всеми.
– Настя, ты же погубишь свою репутацию. – шелестит мать.
А я смеюсь. С таким мрачным видом, что предки сразу притихают. Они понимают, что мне есть чем им ответить. И они боятся. Да, блядь, дожились... Меня боится собственная семья. А я их ненавижу.
Это на самом деле очень страшно и больно, когда вот так рвутся нити с прошлым и родственные связи. Но они не оставляют мне выбора. Если бы они только поняли меня. Если бы приняли нас с Тёмой... Но этого никогда не произойдёт.
– На хрен мне ваша репутация. – высекаю с металлом в интонациях. Вырываю руку из отцовской хватки и поворачиваюсь назад. Как и думала, Северов стоит всего в метре от нас. На скулах ходят желваки. Пальцы то сжимаются в кулаки до побелевших костяшек, то распрямляются. Он всем своим видом выказывает гнев, который, как и я, не старается прятать. – Пойдём отсюда, любимый. – отпускаю лёгкую улыбку, обращаясь к ставшему самым близким и родным человеку.
Он в два шага пересекает разделяющее нас пространство и переплетает наши пальцы.
– Я люблю вашу дочь. И она любит меня. И мы...
– Да кто ты на хрен такой? – рычит отец.
– Уверен, что ВЫ отлично осведомлены о том, кто Я на хрен такой. – высекает Тёма. – И помимо этого, я будущий муж Насти.
Несмотря на затянувшееся напряжение и повисшую в воздухе угрозу, в груди становится горячо от этих слов.
Муж. Мой муж...
Когда я думала так о Кире, то меня топило паникой. А сейчас... Расправляю крылья. Моя взлётная полоса закончилась, и я взмываю выше облаков, выше планет, выше космической бесконечности. Я там, где ни разу не бывали не только люди, но и сами боги.
Забиваю на всё и всех. Ловлю в фокус бирюзу любимых глаз и выкрикиваю во всю силу лёгких то, что так и не смогла произнести ранее:
– Да!!!
Если раньше вся моя жизнь была театром абсурда, то вы хоть представляете, что происходит сейчас?
Родители, Кир, арест Артёма, угрозы, яростные взгляды, оскорбления, злость, ярость, ненависть. А Тёма хватает меня за талию и кружит по парковке. Обвиваю руками его шею. Ловлю губами его смех.
Мы два готовых на всё ради нашего общего счастья безумца. И остаётся только добавить известную всем фразу: и пусть весь мир подождёт.
Правда, этот мир ждать не намерен. Пока окоченевшие от шока предки стоят, разинув рты, раздаётся бесяче-хладнокровный тон Должанского.
– Не стрёмно жениться на шлюхе?
Северов исчезает раньше, чем мои ноги касаются твёрдой поверхности. Его кулак впечатывается в надменную рожу моего бывшего жениха. Кир оказывается на земле, а Тёма седлает его и продолжает сыпать ударами.
– Ты мне, мразь, за всё ответишь! За каждый, сука, синяк на её теле! За этот ебаный укус! За, блядь, каждую слезинку, уёбок, ответишь.
Вижу, как смазливое лицо Кирилла медленно, но неизбежно превращается в кровавое месиво. У него нет ни единого шанса против спортивного, накачанного Северова, хотя Должанский и предпринимает слабые попытки ответить или сбросить его с себя.
