Текст книги "Ваза(СИ)"

Автор книги: Надежда Немудрякина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Утро было субботним, солнечным, никуда не хотелось идти или ехать. Агапов потянулся, встал, прошелся по квартире. Обычно по субботам он с утра садился в машину, ехал к универсаму, который стал вдруг супермаркетом, закупал продукты на неделю, так повелось еще при жизни мамы, но сегодня можно было не ехать, он затарил холодильник, когда у него была Катька. Чем займемся, дорогой товарищ, как назвала вчера меня Катька? Ей что ли позвонить? Свозить куда-нибудь.

Смешная. Она даже заныла, узнав, что его папа живет в Лондоне. И минут пять распространялась, почему считает Великобританию второй, после России, державой.

Ему понравилось, что именно второй. Стас ни за что бы. не признался, что он патриот. Не принято ныне это. Вот ругать, милости просим, а хвалить нечего. Восхищаться положено Европой, Америкой. Демократией и свободой.

Свободой нравов к примеру. Пашка Горюнов рассказывал, как он побывал в гостях у сестры, в Швеции. Замужем она там. В связи с приездом горячо любимого брата, Элька организовала вечеринку. Приглашены были все родственники со стороны мужа. Тусовка получилась незабываемой. Пришел двоюродный брат с любовником, престарелый дядя с любовником, бывшая жена престарелого дяди с молодым любовником и сын престарелого дяди с двумя любовницами. Специально для Пашки приглашены были одинокая дама его возраста и одинокий мальчик. На выбор, твою мать.

Какого, а?

Стас мрачно посмотрел на себя в зеркало. Настроение внезапно испортилось. А может снять Машку на пару дней? Денег на нее у него хватит. И угомониться. Что себе зря душу рвать? Ей, какая разница?

"И что? Удовлетворим низменные потребности, а дальше? Начнем перевоспитание? Достоевщина какая-то. Нечего раскисать. Выкинул из головы. Прожил вчерашний день в заботах, не вспоминал, сегодня-то что накатило"?

Под окном громыхнул взрыв. Стас молниеносно пригнулся, спасаясь от брызнувшего в кухню стекла. Сразу стало холодно, ворвался ветер. Все машины, стоявшие под окнами, завыли. Кричала какая-то женщина. Агапов метнулся в прихожую, схватил куртку и, как был в шлепанцах, выбежал на площадку. Соседи тоже не дремали, неслись по лестнице, кто, в чем был одет.

Машины Стаса не было. Был горящий черным пламенем остов. Соседние машины пострадали меньше, парочка близстоящих лишились стекол. Кричащая женщина сидела на асфальте, крови на ней не было. Стас растолкал соседей, сообщая, что он врач, осмотрел женщину, и с силой дал ей пощечину. В толпе, было, возмутились, но прекратившийся крик вызвал одобрение действиям Стаса. Послышались завывания милицейских машин. Над женщиной стали хлопотать соседки, мужики стреляли друг у друга сигареты, негромко переговариваясь и матерясь.

–Только дверцу заменил, сколько времени собирался...

–А, я, лобовуху поменял, так растак...

Стас молча стоял возле своей машины. Значит, военные действия начались. Неужели из-за каких-то пятисот тысяч? Рублей, не долларов. Бред. Катька его спасла. Если бы он на неделе не купил продукты, сейчас заводил бы машину, чтоб ехать в магазин.

От сознания, что он минуту назад мог взлететь на воздух, его затрясло и, несмотря на холод, он покрылся липким потом, стыдно признать, он испугался. Реакция на неожиданность, потрясение, уговаривал он себя, пытаясь закурить. Руки мерзко дрожали.

Двор заполнялся людьми, как на митинге. Приехали три милицейских "УАЗа", прибежала техник-смотритель из ЖЭУ, затем сам начальник ЖЭУ подъехал, потом подошла машина, груженная стеклом, рабочие выгружали стекло, шли по квартирам, командовал ими молодой парень в форме МЧС, милиционеры опрашивали людей, быстро записывая сведения. Работали оперативно, во дворе оставалось все меньше и меньше соседей. Стас отвечал на вопросы симпатичного молодого капитана, так и не успев отойти от машины. У него замерзли ноги, он несколько раз просил пройти в квартиру, но капитан почему-то тянул. Стас беспокоился, что стекольщики уедут, не поставив в его квартире, стекло и он замерзнет.

Откуда-то взялась журналистка, сунула микрофон в лицо капитану, тот сердито отвернулся, и согласился, наконец, пройти в квартиру. Возле машины работали эксперты.

Стас прошел в кухню, поставил чайник. Капитана он провел в гостиную. В квартире было немного теплее, чем на улице.

К семи часам вечера Стас, наконец, смог принять ванну. Квартира постепенно согревалась. Рабочие споро ставили стекла и быстро уходили. Стас дал мужикам бутылку водки и две сотни, хотя они отнекивались. Капитан передал сведения следователю, седому мужчине лет пятидесяти. Оказывается, у них там какое-то разделение труда.

Владимир Иосифович Круглов, допрашивал Стаса долго, дотошно, переспрашивал, просил вспомнить, кто ему угрожал, кому он должен.

Агапов злился, ему надоели вопросы, чужие люди в доме, он хотел есть, он хотел подумать сам, а инквизитор Круглов ласково спрашивал и спрашивал.

Стасу сказали, что пригласят на допрос и уехали.

Агапов грелся, лежа в воде, курил, и думал. Может, зря он не сказал, что подозревает фирму "Ремонт"? В понедельник начнут опрашивать служащих, Вадим расскажет, что была кража, и Машку найдут. Попросить Вадима не говорить? И Верочку?

Что-то надо придумать. И отправить Машку из города.

В вечерних новостях передали о взрыве машины предпринимателя Агапова. Журналистка бойко сообщила, что есть несколько версий. Криминальные разборки, личная месть или происки международных террористов. Стас с досады плюнул. Нашли, блин, тему. Все сведения о нем рассказали. Ну, что же, реклама центру не помешает, это на западе боятся негативной информации в печати, а у нас, чем скандальнее, тем любопытнее становится народ.

Немедленно после репортажа прозвенел звонок.

–Да?

–Стас, я потрясена, – Людмила Васильевна Зуева. – Ты в порядке? Не ранен? Может мне стоит приехать и забрать тебя к себе? Тебя сейчас одолеют звонками.

–Я в полном порядке, пострадала машина, понес материальный ущерб, но не существенный, давно собирался продать эту развалюху, так что не переживайте, уважаемая Людмила Васильевна.

–Нет, ты не в порядке и я немедленно выезжаю, ты никогда так меня не называл, Стас.

–Я сказал, что в порядке, не надо ко мне приезжать, не надо меня опекать и не надо на меня давить. Я ясно выразился? Забудь мой номер телефона, поняла? Мы с тобой расстались. Адью, пока, гуд бай, прощай.

–Ты злишься, я понимаю, но ты не прав...

Стас бросил трубку.

Следующей позвонила Катька. Стас был зол, но сдержанно ответил, что жив, не ранен, не убит.

Катька рассеянно помолчала, осознавая состояние Стаса, затем робко спросила, чем может помочь.

– Я подумаю, – более миролюбиво ответил Стас, – и тебе позвоню.

–Стас, можно я только спрошу, – неуверенно попросила Катька.

Агапов вздохнул, и разрешил. Он представил, как Катька сидит на диване, поджав под себя ноги, и напряженно ждет. Если он рявкнет, она испуганно кинет трубку и отодвинется от телефона. Сценка так ясно предстала перед его глазами, что он ухмыльнулся. Вот что ему нравиться в Катьке, даже отсутствуя, она поднимает ему настроение.

–Это правда, что ты владеешь клиникой?

–Правда, только сказано громко и неправильно, у меня консультационный центр.

–Ой, мамочка!

–И что это значит, позвольте узнать?

Катька хихикнула.

–Я тебя за маньяка принимала.

И захохотала.

– Может я он и есть, тот маньяк, а мне родные жертв мстят.

–Да, ну тебя, Стас! Спокойной ночи. Больше не взрывайся. И звони, если, что, помогу.

–С поля боя вынесешь?

–Ага.

Звонили сослуживцы, выражали соболезнования, обещали теснее сплотить ряды и ударным трудом попрать происки врагов Стаса. Звонили журналисты, просили дать интервью. Агапов решил не отключать телефон, он ждал два звонка. От того, кто это сделал и от Машки. Ей он оставил все свои номера. Но не дождался. Ни того, ни другого.

-Алло? – заспанный голос прозвучал недовольно.

–Как не позвоню, все спишь, когда же ты бодрствуешь?

–Ты забыл, что звонить по этому номеру не надо?

–Не забыл. Хочу сказать, что я удивлен, у тебя вроде бы другие методы работы. Машину Агапова взорвать, это пошло.

–Это кто-то другой, мы собирались начать чуть позже, когда он забудет твои идиотские угрозы.

–Я не угрожал.

–Не ты, так твой прораб, он мне доложил весь разговор.

–Кто его так?

–Не знаю, сердце мое, не знаю. Знаю точно другое, ты мне должен. Документы я тебе возвращаю, сам расплевывайся. У него теперь всю документацию смотреть будут, искать, кто машину взорвал. Бесплатный совет тебе, пусть оплатит, сколько положено по договору и делай оттуда ноги. До тебя могут добраться. И, кстати, тебе повезло, завтра с утра у меня другой номер телефона. Квартиру, когда будем оформлять? Жду до среды, деньги не вернешь, включаю счетчик, я предупреждал. Прощай, землячок.

Машка посмотрела репортаж. Агапов стоял возле машины, растерянно глядя по сторонам, на нем была куртка, шорты и шлепки. Ей стало его жалко, и она выключила телевизор.

Муля заныла. Машка пристегнула поводок и вышла. Родители вернуться поздно, Лялька может вообще не прийти. Родителям Лялька врет, что работает менеджером в фирме по продаже компьютеров, что часто ездит в командировки. Они ей верят. А Машку журят, считают, что она назло им устроилась почтальоном. Разве это профессия на всю жизнь? Стоит ей только сказать, и мама обеспечит ей не пыльное местечко, где пожелаешь.

Почтальоном работать тяжело, но интересно. Машку в лицо многие жильцы на участке стали узнавать, а это приятно. Она специально выбрала почтовое отделение подальше от дома, чтобы родителей не смущать. И график работы ее устраивает. К одиннадцати утра уже дома, только рано уходить приходиться.

Утром в троллейбусе одни и те же ранние пташки едут. Друг друга узнают, кивают. Машка едет четыре остановки, дворами бежит в доставку, "раздергивает" и расписывает газеты, потом разносит. Ей нравится стремительность работы, нравится думать, что вот сейчас кто-то выходит из подъезда, берет газету, и читает, качаясь в вагоне метро, а потом обсуждает новости с сотрудниками, немного гордясь, что первым может сообщить сенсацию. Некоторые дожидаются, когда Машка выбежит из одного подъезда, чтобы зайти в следующий. Работа вместо зарядки, с утра пробежишься, потом целый день все в руках горит, все можно успеть.

Можно приглядеть за Лялькой. Она еще спит, когда Машка возвращается.

Надо приготовить еду для Мули, по утрам ее выгуливает папа, изредка мама, надо приготовить обед для семьи и проследить, чтоб Лялька поела. Она забывает. Одевается и уходит.

И Машка уходит.

Устала она от такой ненормальной жизни. Если бы не больное сердце отца, не эгоизм матери и не наркотики сестры, Машка была бы счастлива. И не бросишь, не уедешь.

Агапова жалко. Отдал бы, что у него просят, и не пострадал бы. Смешной он, замуж предлагал.

Муля сделала все дела, порезвилась, можно отвести домой и бежать. Часа два есть в запасе.

Машка перешла проспект, прошла мимо булочной, завернула во двор, вошла в первый подъезд от арки и поднялась на четвертый этаж. Дверь она открыла своим ключом. Эта квартира разительно отличалась от родительской. В комнатах было почти пусто, на полах не было ковров, обои на стенах выцвели. В кухне, куда первым делом заглянула Машка, стояли старый холодильник, стол и буфет. На окне висели старенькие тюлевые занавески, стояли на подоконнике цветы, и было очень чисто.

–Машенька, это ты?

–Я, тетя Варя. Как он?

–Ты иди, сама у него спроси, он ждет тебя.

Машка сняла кроссовки, надела тапочки и прошла в дальнюю комнату. Спиной к ней, перед окном сидел парень, печатая одной рукой на машинке. Вторая рука висела вдоль тела.

Девушка на цыпочках подкралась к парню, осторожно.Парень обернулся.

–Машенька, опять крадешься, негодница! До инфаркта меня доведешь. У меня две потрясающие новости, нет, три. Иди ко мне.

Парень отъехал от стола, крутанулся в кресле, подставляя длинные коленки, на них немедленно запрыгнула Машка, и прижалась к нему, обнимая за плечи.

–Я горю от нетерпения. Говори, говори, говори.

–Первое, сегодня я пошевелил пальцами.

–Покажи, – закричала Машка, схватила его безжизненную руку, и поцеловала.– Показывай скорее, Антон!

Антон напрягся, над губой выступил пот, и пальцы слабо шевельнулись. Машка от души расцеловала его, словно он получил Нобелевскую премию.

Она спрыгнула с коленей, закружилась, в пустой комнате, радостно вскрикивая:

–Я же говорила, я говорила, что массаж поможет, я говорила, рука оживет.

Машка скакнула к Антону, схватила его за плечи, и суровым голосом спросила:

–Я говорила тебе?

–Да, да, мое солнце! Говорила! Я, упрямый осел, не верил.

–То-то! Будешь и дальше меня слушаться? Я точно знаю, что надо!

–Угомонись, дай мне тебе рассказать! Сегодня позвонили из редакции, берут оба моих рассказа, представляешь? Гонорар обещали по почте переслать, я так попросил, как ты советовала, они согласились. Живем, Машка. Живем.

– Как я рада, слов нет. Надо по этому поводу пир устроить. Я сейчас в магазин сгоняю, всякую вкуснотищу принесу.

–Подожди, успеется. Третье, от издательства пришло письмо, можешь сама почитать.

–Лучше ты перескажи.

–Они согласны платить за переводы любовных романов. Но тут я без тебя не справлюсь, ты должна подкидывать мне сюжеты.

–Это ерунда, хоть сейчас. Он – богатый и красивый, поймал у себя в офисе воришку, девушка красива, но бедна. Он везет ее в полицию, но передумал, и предлагает ей выйти замуж.

–Здорово. Она соглашается?

–У тебя голова для чего? Волосы носить?

–А еще я ею ем.

Они захохотали.

–Ты сегодня у меня долго пробудешь?

–Часа два.

–Замечательно. Что я без тебя делал бы, Машенька?

В охрипшем вдруг голосе Антона, Машка услышала страх.

–Главное, когда ты станешь богатым и знаменитым, не забудь меня. Загордишься, заведешь себе длинноногую любовницу, а мне даже автограф не дашь.

–Я женюсь на тебе, когда начнет работать рука, и я смогу сделать пластическую операцию. Придется тебе подождать.

– Антон, я тебе не верю. Ты обязательно обманешь меня.

–Ты что, глупенькая, я же только тебя люблю.

–Да, пока ты со шрамом, на улицу не выходишь, стесняешься, а когда сделаешь пластику, я тебе не нужна стану.

–Как мне доказать, что я тебя люблю? – мрачно спросил Антон. Машка еще ни разу ему не говорила таких слов.

–Женись на мне. Просто женись и все.

–Ты понимаешь, что говоришь? Как я пойду в загс с такой физиономией? Люди в обморок упадут.

–Вот видишь, – устало сказала Машка, – люди для тебя главнее, чем я.

–Машка, ты меня мучаешь! Если б я решился, если б я мог, то прямо сейчас бы расписался с тобой.

–Дело только в людях? а если я все организую, и нас поженят здесь, на дому, ты возьмешь меня замуж?

Антон рассмеялся.

– Возьму, не сомневайся.

– Тогда жди, будь готов дать слово.

–Стой, ты куда?

–Организовывать нашу свадьбу.

Машка выскочила в коридор, забежала к матери Антона, минут десять шепталась, потом ушла.

Антон поднялся из кресла, прошел в ванну, где сохранилось единственное зеркало, и посмотрел на себя. Шрам тянулся наискосок через лоб, левый глаз, отчего веко не поднималось, к уху. Шрам был безобразный, сшит через край.

Антон не выдержал, и отвернулся. Машка сбрендила, а он тем более. Он понимал, верил, знал, что Машка его любит, но когда смотрел на себя, начинал сомневаться.

Антона привезли из госпиталя, уложили на кровать, сказали маме, что он еще счастливо отделался, многие ребята погибли. Мучительная боль, ночные кошмары не оставляли Антона долгое время. Варвара Евгеньевна бросила работу, продавала из квартиры все, что было, не отходила от сына. Она боялась, что он покончит с собой.

Машку она встретила в булочной. Девушка едва узнала тетю Варю, та подурнела, постарела, и исхудала. Машка пристала с расспросами, выяснила, что Антон дома третий месяц, что сын в депрессии.

Антон не желал никого видеть. Машка выпроводила тетю Варю на улицу, зашла к нему в комнату и отлупила его полотенцем. Она кричала, что он издевается над матерью, что растоптал Машкины чувства, что он моральный урод, что этот шрам просто вылез наружу, потому что его душа стала уродливой. Машка так бесновалась, что Антон испугался за ее рассудок. Он попытался оправдаться. Он говорил, что не знал о Машкиных чувствах, он извинялся. Он целовал ее, он занялся с ней любовью.

Машка рассказывала, как она была в него влюблена, как она плакала, что он раньше нее заканчивал школу. Потом плакала, когда видела его с подружками, потом, когда его забрали в армию. Она бегала к тете Варе, узнавала о нем, и ждала. Она решила, что как только он вернется, она вскружит ему голову, теперь-то она не была школьницей. Машка целовала его шрамы, и плакала.

Пришла тетя Варя. Машка выложила свой план матери и сыну. Он должен начать писать рассказы, машинку она принесет. Они будут платить за массаж, чтоб рука вновь начала работать, она станет жить на два дома, пока Антон не женится на ней, потому что ее папа осуждает сожительство.

Она все придумала, его Машка. Она придумала сочинять любовные романы и зарабатывать на этом.

Антон глядел на себя в зеркало, но видел перед собой Машку. Наверно она послана мне Богом...

Катерина набрала номер, указанный в визитке. Там же сообщалось, что агентство работает круглосуточно, без выходных. Ответила женщина. Катерина попросила Семена Ивановича, на что ей сообщили, что сегодня его не будет. Она оставила свои координаты. Катерина решила поблагодарить Семена Ивановича за заботу, выяснить стоимость двери и выплачивать ему постепенно. Она была уверена, что это его широкий жест. Заботливый, блин. Кто его просил?

Взрыв машины Стаса поверг Катерину в ужас. Она ничего не знала про Агапова. Не знала, что он бизнесмен, не знала, что он "новый русский" и у него есть враги. Она, конечно, не совсем дура набитая, вещи у него были модные и дорогие, парфюмерия пахла восхитительно, немного горьковато, как и положено пахнуть мужской, машина была импортная, но Катерина в этих делах плохо разбиралась. У нее не было мужчины, которого надо обихаживать, у нее не было машины. Хотя права она получила. Года полтора назад, когда решила, что поскольку она аристократка, ей необходимо уметь водить машину. Тогда же она окончила курсы машинистки, научилась печатать быстро и "вслепую". Где-то в шкафу пылилась "Ромашка", капризная печатная машинка, которая вдруг, раз и навсегда, отказалась работать. Ее надо было отнести в починку или продать на запчасти, но Катерина не делала ни того, ни другого.

В тот период, когда Катерина заканчивала одни за другими курсы, платили стабильно и неплохо, время ушло вперед, жизнь жутко подорожала, зарплата осталась прежней, а Катерина обнищала. Но не будем о грустном.

Кто же так ненавидел Агапова, что решил его взорвать? Стасу повезло, что он не находился в машине. А если бы? Ужас-то какой! Жалко Стаса. И страшно за него. Она его, можно сказать, полюбила по-братски. Или по-сестрински? У нее не было брата, не было сестры, а как было бы хорошо иметь их.

Катерина полночи не спала из-за Стаса. Ей хотелось пригласить его к себе, но она не знала, удобно это или нет. Вроде бы, с точки зрения этикета, не позволительно одинокой барышне приглашать одинокого мужчину, с другой стороны, на дворе следующее тысячелетие, многие понятия устарели.

Да и нужна ли Стасу ее забота? Он вон, какой уверенный в себе, сильный и добрый, хотя скрывает свою доброту, как может, прикидывается сердитым. Надо все же было его пригласить, пусть бы и отказался, но он должен знать, что она ему всегда поможет.

Мама приезжала, пришла в восторг от двери и в ужас от прически. Катерина выслушала все, что матери полагалось высказать непутевой дочери, не обиделась, и не рассердилась, поскольку ожидала именно такую реакцию. Затем мама сообщила, что едет с Геннадием Алексеевичем в Лугу, там у него родители, ему как раз дали отпуск и у нее отпуск по графику.

Катерина обрадовалась. Мама несколько лет вроде бы встречалась, как она выражается, с Геннадием Алексеевичем. Он был страстным рыболовом, приучил маму к рыбалке, теперь в Луге душу отводить станут. Мама просила Катерину приезжать раз в неделю, поливать цветы, ей не хотелось оставлять ключи соседям. Дочь обещала.

Был двенадцатый час ночи, когда позвонил Агапов.

– Катька, ты спишь?

– Почти, что случилось, Стас?

– Я завтра собираюсь машину покупать, хочешь, поехали со мной, если не занята.

–Я абсолютно, совершенно свободна! – с энтузиазмом воскликнула Катерина, словно он ей собирался покупать машину.

– Абсолютной свободы не бывает, – назидательно прокомментировал Стас, – спи, больная, чтоб завтра была к десяти здорова, я у подъезда тебя ждать буду в такси.

– Сэр, есть, сэр, – радостно проорала Катька.

Разве после такой новости уснешь? Она намечала себе кое-какие дела, так, делишки, которые можно сделать позже или не делать долгое время.

Весь воскресный день Стас занимался уборкой. Оказалось, что стекло убирать проблематично, особенно с ковра. Заходили пару раз соседи, жены заставляли мужей трясти ковры, они нехотя выполняли поручение, заодно заглядывая к Стасу, интересуясь новостями.

Агапов злился на соседей, на ковер, не отдающий стеклянные крошки, на свою популярность и на все на свете. Завтра с утра поедет в банк, затем купит себе машину и уедет к черту на кулички. Где они будут, эти кулички, он не знал, но в квартире оставаться не хотелось. Хотя бы на сутки сниму номер в гостинице, отдохну от навязчивой популярности, решил он, укладываясь спать. Катьке он позвонил, потому что было муторно, ее заспанный голос заставил раскаяться его, но энтузиазм, с которым она восприняла предложение, поднял ему настроение, и он быстро уснул.

Людмила Васильевна возвращалась домой из булочной, когда увидела историческую встречу. Она почувствовала, как от зависти и боли в груди, перехватило дыхание. Как он смеет? Возле ее подъезда, почти у нее в доме.

Агапов, галантно распахнув дверцу машины, ждал, когда сядет Катька. Сказать, что она его ошеломила, не сказать ничего. Нелепая прическа под новобранца неожиданно оказалась девчонке к лицу. У Катьки открылись длинная шея, аккуратные ушки и высокие скулы. И вообще, вся она была какая-то другая, незнакомая. Он не видел Катьку в юбке. На ней были джинсы и длинный бесформенный свитер, когда он привез ее к себе. Теперь же, перед ним стояла девушка с другой внешностью, с другой фигурой, с другой прической, но улыбка была Катькина, и хитринки в зеленых глазах искрились. Негодница забавлялась, наблюдая за его реакцией. Стас мельком оглядел ее, и подтолкнул к машине.

– Поехали, у нас много дел.

Катерина слегка обиделась, Агапов ни словом не обмолвился об ее виде, наверно так потрясен взрывом, что ничего не замечает. Впрочем, это понятно, поэтому нечего дуться, Стас не виноват, что ты привыкла к вниманию ровно через пять минут, после выхода из парикмахерской.

Он сел рядом с ней на заднее сиденье. Стас выглядел элегантно, распахнутый длинный темно-зеленый плащ придавал ему сходство с каким-то киногероем, а шелковый кипельно белый шарф разил наповал.

Агапов решил показать мне свою принадлежность к "новым русским", мрачно думала Катерина, я рядом с ним, как прислуга рядом с хозяином.

– Сейчас мы заедем ко мне в центр, я полчаса там пробуду, не больше, а после начнем выполнять намеченную программу, – буднично сообщил Стас,– ты не против?

– Нет, конечно, мне интересно посмотреть на твой центр. Что вы там делаете?

–Детишек осматриваем, мамашек консультируем, у нас очень добротная аппаратура и замечательные специалисты.

– И ты тоже осматриваешь?

–Да, только очень редко. Мне пришлась по душе административная работа, да и специалист я слабоватый, уровень районной поликлиники. Я сам виноват, не захотел дальше учиться.

– Теперь ты можешь себе позволить не работать вообще?

Стас засмеялся.

–В принципе, могу, только после этого, центр быстренько отойдет тому, кто не лениться поработать на себя. Центр мне дорог. Он, мое детище. Тот, кто взорвал машину, просчитался, ему надо было нанести удар по центру.

–Ой, Стас, не надо говорить такие вещи! Слова имеют свойство переходить в дела.

– Ты веришь в мистическую чушь? – изумился Агапов.

–Верю,– радостно кивнула головой Катька, – я больше всего на свете обожаю смотреть мистику. У меня нет видеомагнитофона, я смотрю у соседа Валерки, он всегда меня приглашает.

–Ужас, Катька, ты упала в моих глазах, не думал я, что ты мистикой интересуешься!

–Не прав ты, Агапов, посмотри на досуге русских классиков, найдешь массу примеров. Булгаков, чем тебе не хорош? Или Гоголь?

– И чем он кончил, бедняга Николай Васильевич?

– Мне это точно не грозит, я же мистику не сочиняю.

Такси остановилось возле здания с вывеской "Консультационный центр «Здоровье». Агапов вышел из машины, попросил водителя подождать и быстрым шагом вошел в вестибюль.

Катерина вошла вслед за ним. Справа находилась стойка-регистратура, никаких окошечек, к которым надо склоняться, не было. За стойкой сидела роскошная шатенка, она вежливо, но убедительно что-то растолковывала женщине, державшей ребенка на руках.

Стены были увешаны различной информацией. Слева была парковка для детских колясок, здесь воспользовались принципом супермаркетов, коляску закрываешь в секцию, и гуляй с малышом, сколько пожелаешь. Возле секций стоял стол, за столом сидел парень, решая кроссворды. Вдоль стен стояли банкетки.

Катерина присела. Парень, сидевший за столом, обратил на нее внимание. Он отложил кроссворд, поднялся, подошел к Катерине, и, уважительно глядя на ее голову, вполголоса спросил:

– В какие войска призывают?

Катерина вытаращила на него глаза. Из-за стойки-регистратуры раздался приглушенный смешок, роскошная регистраторша быстро поднялась, подошла к парню и сказала:

–Александр, прекрати, ты смущаешь человека, ступай на свой пост.

–Я только поинтересовался, Верочка Иосифовна, вдруг в танковые, у меня там приятели остались, привет передаст.

До Катерины дошло, что парень потешается над ее прической, она хотела в ответ сказать что-нибудь умное, колкое, чтоб ее зауважали, но в мысли ничего не приходило, кроме слова "дурак", любимейшего нашего выражения, поэтому она сидела молча.

Агапов издали увидел свекольную красноту Катькиного лица. Сашка изгалялся. Парень замечательный, но балагур, что во время несения службы не приветствуется, к примеру, заигрывать с девушками.

Он, словно не замечая сценки, попросил Верочку Иосифовну на пару слов и проинструктировал ее относительно случая с воришкой, попросив не упоминать об этом в разговоре с милицией. Охранник, увидев шефа, быстро вернулся за стол, а Катерина облегченно вздохнула. Она была благодарна Стасу, за то, что тот не стал вмешиваться, сидела на банкетке, вперив взгляд в пространство, и приходила в себя.

Агапов закончил разговор, повернулся к ней, и сказал:

–Поехали, Катька, я на сегодня свободен.

Катерина краем глаза заметила, как вытянулось лицо Сашки, и почувствовала мелкое злорадство. Она поспешно вышла, тем более Агапов придерживал для нее дверь.

-Ну, что, Александр, съел? – засмеялась Верочка Иосифовна.

–У нее же на лбу не написано, что она любовница Агапова, – проворчал Сашка. Он чувствовал себя немного неловко.

–С чего ты взял, что любовница? Может сестра.

–Ага, сестра. Нет у него никакой сестры.

–Есть, только не здесь, а в Англии. Маленькая.

–Откуда ты знаешь?

–Кому еще знать, как не мне, моя мама всю жизнь с его отцом проработала в одном отделении, пока Агапов старший не уехал.

–Вот видишь, сама подтвердила, что здесь у него сестры нет, он не женат, следовательно, любая особа старше восемнадцати лет, может стать его любовницей.

–Роскошный мужик наш Стас, – мечтательно проговорила, Верочка Иосифовна, – была бы я другой комплекции, непременно бы роман с ним завела.

–Брось прибедняться, небось, отбоя от поклонников нет!

–Как ни странно, Сашка, но ты прав, только все липнут ко мне, ты уж не серчай, вроде тебя, мне бы великана какого найти, чтоб я рядом с ним чувствовала себя защищенной.

Верочка Иосифовна уставилась в окно, а Сашка хмыкнул, пожал плечами, и попытался вспомнить, как назывались испанские пираты. Длинное слово, одиннадцать букв, пятая была буква "и", последняя "р".

Вот и отгадывай, блин, кроссворды, когда никаких подсказок не предусмотрено. Верочка Иосифовна ответит немедленно, но спрашивать не хотелось, как-то неудобно признаваться, что в школе, вместо того, чтоб уроки учить, за девчонками бегал.

Верочка Иосифовна очнулась от грез, ее о чем-то спрашивала очередная пациентка. Она выдала расписание часов работы специалистов, глянула на Сашку, сосредоточенно разгадывающего кроссворд и окликнула его.

–Диктуй, что там у тебя?

–Да вот, одно слово не могу...

– А, это конкистадор, сердечный ты мой, пора в ликбез тебя отправлять.

Верочка Иосифовна Щербатова смирилась со своей внешностью очень быстро. Ее красивое лицо и легкий характер, а также великаны мама и папа, не позволили развиться комплексам. Она была подвижна, энергична, могла запросто встать «на мостик», не прилагая особых усилий, просто она была большая. Не топиться же из-за этого, в конце концов.

Она обожала читать, особенно Диккенса, собрала всего Кинга, всего Дика Френсиса, Иоанну Хмелевскую. Когда стали в изобилии выходить детективные романы соотечественников, читала все подряд, но от мужских детективов вскоре отказалась, слишком много крови, насилия и натурализма. Хотелось чего-то полегче и попроще.

Она раздражалась от снобистских высказываний по поводу "чтива", якобы заполнившего книжные развалы. Попадались среди "чтива" вещи довольно интересные, кроме того, рынок оживился, и появилась возможность покупать не только добрых старых классиков, но и, ранее недоступные, роскошные издания по искусству.

Верочка Иосифовна была всеядна, но уж если она какого-то автора невзлюбила, ни за что не могла пройти мимо, чтоб не выразить своего презрения. Читая роман одной из ныне популярных авторов, она наткнулась на эпизод, где героиня, субтильная, всех любящая и все понимающая, неожиданно показала свое лицо, оскорбив женщину комплекции Верочки. Эта героиня так гордилась своим весом, что едва ли не в каждой главе напоминала читателям о своей уникальности. Верочка Иосифовна была оскорблена за всех женщин, имевших размер более сорок шестого, она подумывала даже написать автору письмо, подробно изложив, насколько та недальновидна, делая такие пассажи и теряя часть аудитории, и, следовательно, денег, но решила, что если автор снизойдет до ответа, то обвинит Верочку в зависти. В зависти к успеху, в зависти к комплекции.

Верочка махнула рукой на оскорбление, откровенно звучавшее в книге, и перестала покупать труды, сей особы.