Текст книги "Волчонок"
Автор книги: Надежда Башлакова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Глава 27. Всеобщее расставание
Боги всегда предостерегают нас,
но зачастую мы не внемлем
их умным советам.
Потом мы всей честной компанией завалились в трактир отмечать конец нашего долгого пути. Почти все явились туда, и здоровяк Живот с сыновьями, и Вектор, Вешнич, Прост и братья близнецы, Честер и Лестер явились сами, да только со своей зачастую излишней опекой Эладу заботливые братья с собой не взяли. Не было тут ещё Сары и Якова, Сокола и Рома, да старика Стара, что теперь покоился в их, по-видимому, семейном склепе.
Я с запозданием подумал, что ведь и правда провёл в обществе этих людей вот уже несколько месяцев к ряду, а теперь выпал и нам срок расставаться и вряд ли я их ещё когда-нибудь увижу, и меня охватила непреодолимая тоска. Почему мне всегда приходится покидать людей, которых я люблю или просто, к которым успеваю привязаться?
И ещё одно обстоятельство не давало мне покоя, с этим я и обратился к своей подруге.
– Тайя, то, что я понял тогда во дворе…. – Начал, было, я, но девушка тут же протестующее вскинула руку.
– Значит, ты думаешь, что понял все, что случилось с нами по дороге? – Тихо спросила она.
– Ну, думаю, что да. – Не совсем уверенно произнёс я.
– Я за тебя очень рада, вот только теперь раз и навсегда забудь то, что тогда от меня услышал, забудь то, что благодаря нам увидел, и то, о чём успел догадаться. – Хмуро сказала Тайя.
И я вдруг понял, что тайна эта так и должна была остаться тайной и впредь на срок короткий или, быть может, на долгие века. Так тому и быть! По крайней мере, кто я такой чтобы чинить препятствия тому, что было задолго до моего рождения и возможно будет таковым и многие времена спустя после моей кончины.
Больше мы с Тайей этой темы ни разу не касались.
Только тут я узнал, что Тайя отдала мне все деньги, что были обещаны ей и Перису, сами-то они от них отказались ещё в самом начале пути, а мне всё же исправно выплатили. Как выяснилось с Перисом и со всеми остальными в той или иной степени они дружили с детства, так как их семьи были слишком тесно переплетены друг с другом и хранили ту «святыню» веками, не посвящая в её тайну посторонних. Впоследствии каждый из них занял свою нишу в земном существовании.
Тайя и Перис, например, как оказалось, были по горло сыты тайнами, интригами и своими семьями, они сбежали и оба стали наёмниками.
Вначале семьи их были глубоко возмущенны поведением своих нерадивых детищ, но потом смирились и простили в той степени, в которой смогли. Зато когда выпала нужда перевозить святыню, Яков и остальные прекрасно знали, за кем следует посылать, чтобы миссия их увенчалась успехом. В итоге сами Перис и Тайя сопровождали тот отряд, в который впоследствии попал и я, к слову сказать, Сокол и Ром так же были наёмниками. А несколько их других соратников по воинскому делу, следовали с остальными повозками. Когда я повстречал Тайю, она как раз ехала от одного из таких отрядов, отвозя тому какое-то поручение.
Так Яков, хоть и был глубоко обижен на свою непутёвую дочь, но мало кому мог доверять так, как ей. Вот он к ней и обратился, когда в том появилась надобность. Но отношения между отцом и дочерью так и не вернулись к той прежней нежности, которую они некогда излучали. Не знаю, прав ли я был, но мне казалось, что за этим скрывается не одно только напускное, что видели все. Казалось, и здесь была какая-то тайная причина побуждающая обращаться их друг с другом так, как это наблюдали я и остальные. Но этого мне так и не удалось выяснить до конца.
Итак, в том праздном состоянии мы пробыли, наверное, несколько дней, хотя могли пробыть и дольше. Как я узнал позднее, такова и была вольная жизнь наёмника, выполнение задания и праздный отдых до тех самых пор, пока не подвернётся что-то достойное, что-то, за что непременно следует взяться, за этим следовала новая работа и снова славное времяпровождения и так каждый раз….
Затем мне всё же наконец-то удалось вырваться домой к Лиссе, то о чём я мечтал вот уже долгое время.
Тайя, после моих слов о скором уходе, с грустью посмотрела на меня, положив хрупкую женскую ладонь на мою не очень большую, но, тем не менее, мужскую руку.
– Может, останешься с нами, мой друг? Вольная жизнь наемника, о чём ещё только можно мечтать? Деньги, приключения, битвы. А по окончании задания у тебя будет всё, лучшее оружие, лучшая еда, лучшие женщины.
Я невольно усмехнулся. Она не понимала меня, может потому что никогда по-настоящему не любила. Не как друга, а именно как мужчина только может любить женщину или женщина может любить мужчину, всем сердцем.
– Спасибо за предложение, Тайя, но мне и, правда, пора. – Несколько виновато произнёс я, но это была истинная правда, я и так уже задержался больше дозволенного. – Плохое предчувствие не покидает меня уже давно. Боюсь, что за время моего отсутствия с теми, кого я люблю, случилась беда и эта неизвестность давит на меня и мешает спокойно жить. Я должен помочь им, если у меня будет такая возможность и покарать их обидчика, если таковой у меня больше нет. И если бы я не нанялся к вам, то уже давно бы повернул назад, только обязательства не позволили мне этого сделать. Я просто не знал, что наша дорога настолько затянется, а если бы знал, то возможно сразу же ответил бы отказом на твой зов.
– Ты спас нашу миссию, Светел, – вступил в разговор Вешнич, – так что я рад, что ты был с нами.
– Я? – Я искренне недоумевал.
– Конечно, а кто же ещё? – Удивился тот.
– Только благодаря тебе мы все здесь сегодня собрались. – Согласилась с другом Тайя.
– Решено. – Вдруг сказала девушка после очередного глотка эля.
Мы все удивлённо уставились на неё.
– Ты помог нам, значит, мы поможем тебе. – Незамедлительно выдала она, ошарашив тем самым наши терзаемые сомнениями души.
– Но как?
– Но как? – Вырвался возглас удивления одновременно и у меня и у Периса. Мы с ним невольно переглянулись, одарив друг друга неприязненными взглядами.
– Я поговорю с ребятами, Перис, скажу им, чтобы они продолжали путь без нас, а мы с ними встретимся как-нибудь потом. Нагоним, не в первой. – Беспечно пожала плечами девушка.
– А мы…. – Начал было Перис, но Тайя беспардонно оборвала его речь, что вообще было ей свойственно.
– А мы отправимся со Светелом. – Бесхитростно закончила за него фразу воительница, засовывая в рот очередную порцию жареной картошки.
– Со мной? – Удивлённо переспросил я.
– Со Светелом? – Крякнул опешивший Перис, и по его физиономии было очевидно, что сам он от этой идеи не в восторге.
– Да. – Лицо нашей общей подруги сияло ликованием. Похоже, она была горда собой, убеждённая в правильности своего решения.
– Я с вами. – Радостно прокричал Вешнич, так и подскакивая на своём месте, но Тайя тут же положила руку ему на плечо, спуская его с небес на грешную землю.
– Прости, мой друг, но ты не можешь отправиться с нами. – Печально покачала она головой.
– Это почему ещё? – Насупился веснушчатый весельчак. Он и в самом деле относился ко мне весьма положительно и, думаю, совершенно искренне хотел помочь.
– Каждый из нас выбрал свой собственный путь и твой находится в несколько иной плоскости. Разве ты не понял что став свободными, мы в некотором смысле стали изгоями в пределах своей собственной семьи, и я не желаю тебе своей участи. Ты не такой, как мы с Пересом. К тому же, как тогда быть, – она склонилась к нему как можно ближе, и только лишь до моего чуткого слуха, да для предназначенных для того ушей парнишки, донеслось знакомое имя, – с Эладой?
Он тяжело вздохнул, видимо, смирившись с неизбежным, и хмуро глянул на Тайю. Та лишь заговорщически подмигнула ему в ответ, хмурость кого бы то ни было, уже давно не могла смутить её.
А потом он остался, как остались и все остальные, а мы с Тайей и Перисом уехали ко мне на историческую родину. Вскоре после этого они собирались и вовсе податься на поиски новых приключений, как только помогут мне уладить мои дела и убедятся что у меня всё в порядке.
Так уж случилось что Тайя, в конце концов, стала мне настоящим другом, а с Перисом мы так и не сумели сблизиться. Постепенно же мне отчего-то стало казаться, что к Тайе он испытывал несколько иные чувства, чем она по отношению к нему, и оттого-то он старался во всём потакать своей напарнице по боевому ремеслу. Похоже, он не был в особом восторге от очередной выходки девушки, не знаю даже одна ли ревность по отношению ко мне, была тому причиной, но, тяжко вздохнув, он покорился судьбе и, как и всегда, отдал себя Тайе на растерзание.
Итак, Тайя и Перис вызвались проводить меня до дома, будучи в курсе всех моих проблем, они просто хотели убедиться, что у меня всё будет хорошо, точнее убедиться в этом желала именно Тайя. Лично я против такого поворота событий совсем не возражал. А кто же откажется, чтобы его дорогу домой скрашивало присутствие друзей? Хотя с другой стороны, я-то как раз таки и понимал, что это несколько продлит моё путешествие в обратную сторону.
Услышав о том, что я уезжаю, а Тайя и Перес вырвались со мной, на прощание с нами прибежала, и веснушчатая девчонка Элада, в этом ей не смогли помешать даже чрезмерно заботливые братья. Но мне отчего-то подумалось тогда, что недолго этой молоденькой девчушке осталось ходить под своими излишне усердными опекунами, скоро будет и на её улице праздник.
В общем, так я навсегда распрощался со своими новыми друзьями. Притом Прост дружески хлопнул меня по плечу, Вешнич озорно подмигнул мне, Вектор крепко пожал руку, Ром задумчиво кивнул, милая девочка Элада чмокнула меня в щёку и искренне пожелала удачи.
Вешнич на это только снова мне подмигнул, словно говоря «Ну как хороша моя девчонка?» и мне ничего другого не оставалось, как только ответить ему тем же и я заговорщически подмигнул ему в ответ, подхватывая эту незнакомую мне прежде игру и тем самым отвечая ему «Ох, хороша!».
Честер и Лестер не были столь оптимистично настроены и в ответ на поведение сестры только одарили меня хмурыми взглядами. Хотя я-то в чём был виноват?
Остальные довольствовались тем, что просто молча, посмотрели мне вслед.
Только Сару, Розу и Якова я больше так никогда и не увидел, да, пожалуй, ещё и Стара, так как тот отошёл в мир иной, туда, откуда не было возврата. Тогда возле телег я видел их всех в последний раз.
А мы втроём отправились в обратный путь. И обратная дорога наша заняла гораздо меньше времени, чем когда мы двигались сюда с обозом, но и гораздо больше, если вспомнить о том за какой промежуток времени мы преодолели её с Вороном вдвоём. На нас никто более не нападал и мы уже буквально вскорости впали в ту сладостную негу, когда отдыхаешь и получаешь удовольствие от путешествия, не замечая никого и ничего вокруг. Все кроме меня испытывали это приятное ощущение полной свободы, так как моё тягостное предчувствие по мере приближения к дому только усугублялось и порой мне казалось, что я чувствую отчаянный всплеск о помощи, раздающийся из глубины чьей-то такой родной и близкой для меня души. И мне оставалось только одно, спешить, спешить и спешить в надежде, что я ещё не совсем опоздал и в моих силах ещё хоть что-нибудь сделать. Что-то подгоняло меня вперёд, не давало расслабиться и заставляло нестись на всех порах, подгоняя кажущихся на нашем фоне медлительными спутников.
Я должен был успеть, не знаю, куда и для чего, но одно я знал точно, я должен был успеть, обязательно должен был успеть.
Что же ждало меня впереди? Нет, правильнее будет спросить, что ждало там впереди всех нас, так как теперь мы стали настоящей командой и от судьбы одного зависела теперь судьба всех троих? И это ещё при том, что я умолчал о своём Вороне, жизнь и судьба которого были сплетены с моими собственными неразделимо. Так было с самого его рождения и так будет до гробовой доски, по крайней мере, одного из нас.
Часть 4. Давно понять бы, что к чему!
Перед любовью нет границ. Она
побеждает боль, страх и ненависть.
Перед нею все равны.
Истинная любовь на свете есть,
как есть и предательство,
ненависть и коварство. Всё это
всегда было, есть и будет.
Глава 28. Возвращение в родные пенаты
Возвращение домой это всегда
праздник, а если там тебя к тому же
и ждут добрые вести, это праздник
вдвойне. Если же известия
не добрые, то тут уж ничего
не поделаешь и приходится
принимать их такими, какие они
есть, ведь как бы там ни было
дом он и есть дом с добрыми ли
вестями или не добрыми.
Итак, я со своими новыми друзьями вернулся в мои родные края, но то, что я там увидел, меня очень насторожило и обеспокоило. Нигде не было слышно, как когда-то прежде, перекличек девичьих голосов, стройных песен, смеха ребятни собиравшей ягоды. Всё как бы вымерло.
И тут я увидел волчью голову, с которой на меня взирали потухшие глаза. Она безжалостно была насажена на кол прямо посреди поляны. Самого тела серого хищника нигде не было видно, одна только мёртвая голова на голой палке и ничего больше.
– Да, мило тут у вас. – Хмыкнула Тайя.
Я не обратил внимания на её слова.
– Оборотень, они подумали, что это оборотень. – Догадка пришла неожиданно, как и полная уверенность в своей правоте. – Другого объяснения нет. Излишняя предосторожность. – Я печально покачал головой.
– А это не так? – Нахмурился Перис.
– Конечно, нет. – Раздражённо произнёс я, спрыгнул с Ворона на землю и провёл рукой по серой безжизненной шкуре. – Прости, брат, быть может, в том есть и моя вина.
– А ты-то хоть тут причём, тебя же здесь уже столько месяцев не было? – Удивилась Тайя.
– И почему ты назвал его братом, если он не оборотень? – Тут же подозрительно вставил Перис.
Что поделаешь, ведь каждого из нас в первую очередь волнует то, что нас волнует!
– Именно потому, что я оборотень, а то, что сделали с его телом, явно показывает, что люди, убивая его, опасались мне подобных, так что вполне справедливо я думаю, в таком случае, то, что часть вины я возлагаю и на себя тоже. – Ответил я Тайе и повернулся к Перису, что за последнее время уже начал меня изрядно раздражать своим нытьём и глупыми вопросами тем более. Не хотел со мной ехать, мог и не отправляться, лично я его об этом не просил. – Потому как мне он брат, как и любой другой волк или человек, только в отличие от людей он бы никогда не отвернулся от меня, не прошёл бы мимо моей беды и уж тем более не напал бы. – Зло ответил я.
Перис недовольно нахмурился. Тайя хоть и тоже нахмурилась, но при этом раздражённо взглянула на самого Периса, но, ни в коем случае, ни на меня. Похоже, она понимала меня в тот момент как никто другой, несмотря даже на то, что сама являлась настоящим человеком, а может быть и благодаря этому.
А мне тогда к моему вящему стыду было не до Тайи, и уж тем более не до этого ревнивого барана Периса. Меня интересовал только один вопрос. Кто и за что так жестоко поступил с этим несчастным созданием? Конечно, я прекрасно понимаю, что волки не так безобидны как кому-то могло бы показаться и не все относятся к ним настолько трепетно как я сам. Порою даже они бывают излишне агрессивны и озлоблены на самих людей. И всё же когда мне попалась седьмая по счёту голова, к тому же, по-видимому, принадлежавшая молоденькому волчонку, по людским меркам, совсем ещё ребёнку, я исполнился праведного гнева.
Что-то тут было не так и для меня это было фактом очевидным. Как я раньше помнил, здесь постоянно слышался детский смех, места у нас были безопасные особенно летом и оттого зачастую людные. Конечно, изредка случалось, что отчаявшиеся голодные волки набрасывались на людей, но это бывало лишь зимой, так и люди это знали и как только наступали холода, становились более осторожными по отношению к лесу. Но теперь стоял самый разгар лета, а в нём было тихо, казалось, даже затихла птичья трель и шелест листвы утих. Зато столько новых следов было вокруг, столько запахов, и в основном запахов оборотней, витало повсюду в воздухе.
Меня пробрала внезапная дрожь, и неожиданная догадка заставила мгновенно рвануть с места и стремглав помчаться вперёд, забыв обо всём на свете.
Скорее-скорее-скорее к Травке!
Бабушка!
Но с ней, слава Богу, всё было в порядке. Моя старушка, маленькая сгорбленная фигурка, как раз показалась на крыльце, направляясь по каким-то своим старушечьим делам, когда три лошади, в том числе и мой Ворон, выехали на прогалинку перед её домом.
– Бабушка. – Радостно прокричал я, стрелой вылетая из седла и стремглав устремляясь к опешившей старушке. Я подхватил её на руки и начал кружить, не сознавая ещё в тот момент, что так и этак ошарашил её своим неожиданным появлением спустя год отсутствия.
Стоявшая с нею рядом изрядно поседевшая, но всё ещё по-прежнему живая, Чёрная Кошка, моя нежная нянька из детства, тоже получила свою порцию ласки.
Из избы приветственно замычала пёстрая корова, о чём-то беспрестанно кудахча, и видимо жалуясь мне на свою нелёгкую судьбу, встречая меня, высыпали на обветшалое крыльцо Чёрные куры.
Я невольно улыбнулся оказанному мне столь тёплому приёму, но уловил в своей Травке и что-то такое, что заставило меня насторожиться. С одной стороны я чувствовал её радость по поводу моего непредвиденного возвращения, но в тоже время вдруг внезапно для себя я осознал, что несмотря на это, душою её в этот самый момент владела печаль.
– Бабушка? – Неуверенно произнёс я, возвращая её на землю обетованную и твёрдо устанавливая на ноги.
Тайя и Перис тем временем наблюдали за нашей встречей со стороны с довольными улыбками на устах, но тут же, нахмурившись, чуть подались вперёд, почувствовав резкую перемену в моём настроении.
– Волчонок, Лисса. – Тихо прошуршала Травка в ответ.
– Лисса? – Тело моё напряглось. – Ты видела её? Что с ней?
Бабка опустила взгляд, и холодная волна нехорошего предчувствия тут же прошлась по моему телу.
– Он добрался до неё.
– Она… она жива? – Пробормотал я непослушным языком, который упрямо отказывался повиноваться. А в том, кем именно был этот таинственный «он» сомнений у меня отчего-то даже не возникло.
– Да, но теперь она, – Травка мельком взглянула на моих спутников, по-видимому, теряясь в догадках по поводу причины их здесь появления, – одна из обращённых, – меж тем безжалостно закончила она.
– О, нет! – В бессилии своём я обхватил голову обеими руками.
Я сам был оборотнем, изгоем, но я был истинным, уже давно смирившимся со своей участью, и я, ни в коем случае не желал той участи девушке, которую любил. А ведь это я был во всём виноват. Если бы тогда я не разгневался настолько…. Если бы не обезумел до такой степени, чтобы отбросить прочь доводы рассудка и принять свою вторую ипостась…. Если бы тогда я не ранил его, возможно, сейчас всё было бы иначе.
И как всегда слишком много «если бы» присутствовало в моей скромной жизни….
– Что-то случилось, Светел? – Тихо спросила позади меня Тайя.
И Травка, и я, взглянули на неё одновременно, только боюсь, бабкин взгляд был в тот момент более осмысленным, чем мой собственный.
Я снова обернулся к Травке, она тоже уже смотрела на меня в упор, стараясь выложить мне все, что произошло за время моего отсутствия сразу же и в рекордно короткие сроки.
– Он обратил многих. Они перегрызли уйму людей, а недавно добрались и досюда. Твоя лисичка тогда спасла мне жизнь. Теперь же на них охотятся сами люди, в то время как они охотятся на людей. Твой отец теперь тоже в опасности, как и Лисса, как и ты сам. Тебе надо обязательно встретиться с ним.
Я окаменел. Встретиться с отцом. Как же я сразу об этом не подумал? Встретиться с моим отцом! Встретиться лично! Вот как всё оказывается просто!
И я ушёл для того, чтобы с ним встретиться. Тайя и Перис вызвались меня сопровождать, я, как и прежде, не был против этого, хотя быть может мне и следовало бы отправиться к нему одному.
Глава 29. Пришёл терпению конец, наверное, пробил час
Тот не осознает свои ошибки,
кто их не совершит. Но тот
по-настоящему достоин, кто
совершив их, всё осознает и
попытается исправить.
Не всегда враг друга твоего
твой враг, особенно если ты
у него в долгу.
Терпение всей округи вот уже как несколько месяцев было на пределе. Последний год оборотни и волки вконец обнаглели, они косили людское население направо и налево, не зная меры своей плотоядности.
Теперь все жители деревни собрались на её площади перед маленькой деревянной церквушкой. Вперёд выступил худой долговязый священник, его блестящую лысину окаймляла тоненькая полосочка жиденьких седеющих волос. Одет он был в коричневую длинную сутану, на тощей шее его висел деревянный крест весьма внушительных размеров, а в руках он держал объёмистый бутыль с водой. Святой, разумеется.
Итак, он выступил вперёд, так как всегда и везде привык быть первым и прежде все его определённо слушались, так что должны были прислушаться к его речи и на этот раз. Священник являлся их бессменным лидером, их общепризнанным вожаком на протяжении уже многих лет. А он от этого немого обожания своей паствы прямо-таки расцветал, похоже, излишнее внимание людей ему было не чуждо. Что поделаешь, все мы в какой-то мере страдаем от тех или иных комплексов!
– Ведьма наслала на нас этих оборотней. – Кричал он, брызжа во все стороны пеной и слюной. – Старуху нашли. Она перебралась в другую избушку в лесу, в нескольких километрах к северу отсюда. Ведьма! Она проклятая ведьма! Мне приходилось сталкиваться с ней и прежде. Сжечь ведьму! – Выкрикнул он свой очередной призыв, как заключительный аккорд.
Милинда тихонько вскрикнула, и испуганно зажала рукой, приоткрывшийся было рот, чтобы ничем не выдать себя и не навлечь тем самым гнева односельчан и на свою многострадальную голову. Люди вокруг неё неистово кричали и воинственно поднимали кверху вилы, лопаты, простые дубины и зажженные факелы. В общем, у кого, что было в руках на тот момент и что можно было использовать как некое подобие оружия, то и взлетало в воздух над людскими головами.
– Сжечь ведьму! – Доносился со всех сторон этот безжалостный призыв, чьё семя бросил в благоприятную для того почву и зародил в умах тёмных людей этот божий человек.
– Михаил. – Услышала она вдруг имя своего собственного мужа, и вздрогнула от неожиданности. – Где Михаил?
– Тут я, святой отец. – Вперёд вышел здоровенный мужик, с возрастом ставший немного сутулым, словно какой-то тяжёлый груз носил он на своих широких плечах всё это время и ноша та, будто не позволяла ему выпрямиться в полный рост.
– Михаил, где твоя жена? Она лучше всех должна помнить ту старуху в лицо. – Возбуждённо проскрипел старый священник.
Её муж обернулся, прошёлся хмурым взглядом по толпе, но к счастью не смог её выделить среди множества освящённых неясным светом факелов хмурых и измученных лиц. Милинда вздохнула с облегчением.
А между тем и стоявшие рядом с нею люди тоже стали оглядываться по сторонам, Милинда же наконец-то успокоилась и на лице её проступила твёрдая решимость.
Сначала она сделала один неуверенный шажок назад, потом более уверенный второй, затем и вовсе шагнула с полной уверенностью, а вскоре уже и полностью скрылась в наступающих сумерках, пока её не успели заметить и не взялись за её поиски всерьёз.
Она скрылась под сенью деревьев, развернулась и, подобрав длинный подол, чтобы он не мешал, побежала.
Милинда бежала и бежала, а между тем решимость её с каждым новым шагом угасала. Она была одна посреди ночного леса, она не знала точно куда идти и сколько времени это у неё займёт. Она была напугана, ей было холодно, и она уже начинала хотеть есть. Слёзы обиды, страха и отчаяния текли по её щекам, а она растирала их грязным рукавом, рисуя на щеках тёмные разводы. Она спотыкалась, падала, но поднималась вновь и продолжала упрямо двигаться вперёд.
Вначале она всё больше бежала, а теперь просто шла, едва переставляя ноги от усталости, и опираясь на сменяющие друг друга деревья. Она примерно поняла, где именно должна была находиться та самая избушка, в которой, по словам святого отца, обитала ведьма, вот только насколько она помнила, идти до неё надо было несколько дней. А этого обстоятельства она как-то не учла, второпях сбегая от своих же соплеменников, что были знакомы ей с самого рождения. В связи с этим вставал вполне резонный вопрос правильно ли она поступила?
Останавливаться Милинда не желала, страшась оставаться на месте, больше даже той неопределённости, что могла поджидать её где-то впереди. Обессилевшая, исцарапанная и голодная она остановилась только утром, где, не в силах что-либо предпринять, просто сползла по стволу тоненькой молоденькой берёзки, что подставила ей своё пятнистое плечо, почувствовав отчаянное состояние женщины. Так, сидя на коленях и всё ещё прижимаясь к грубой коре всем телом, она и провалилась в глубокий сон.
А тем временем в деревне, которую она ещё только вчера покинула, народ собирался к выступлению. Со всех близлежащих деревень были отобраны добровольцы и не только, несколько самых сильных мужчин. Остальных оставили с женщинами, стариками и детьми и миссия их была ни в коем случае не менее уважительная, чем у вызвавшихся в поход на ведьму храбрецов. Кто-то ехал на лошадях, а кто-то и шёл пешком, причём первых было гораздо меньше чем вторых. То, что они ещё вчера решили выступить утром, Милинда не знала, убежав раньше, чем они окончательно определились, оттого-то она так и торопилась. Такое решение было принято единогласно и нужно отметить, что страх перед темнотой занимал при принятии этого решения не самое последнее место. Как выяснилось, Милинда оказалась решительнее, смелее, а в помыслах своих и гораздо благороднее, чем многие из здесь и сейчас собравшихся. Но они этого, к сожалению, тоже не знали.
Проснулась Милинда только после полудня, примерное время она узнала по солнечному диску, что, едва виднеющийся над горизонтом, когда она остановилась, теперь уже находился в зените. Она сонно потёрла красные глаза и испуганно осмотрелась, вспоминая о том, что с ней произошло, и как она вообще здесь очутилась. То, что ей удалось вспомнить, отнюдь не радовало, по крайней мере, хорошего в её поспешном бегстве было мало, особенно для неё самой. Но теперь ничего уже не поделаешь, не возвращаться же домой, после того как она проделала такой путь, тем более правдоподобных объяснений своему столь резкому исчезновению и ночному отсутствию она не находила. Да и то, что она задумала, всё же надо было выполнить до конца.
Она тяжело вздохнула, отряхнула платье и волосы от листвы, щепок и кусочков коры, оглядела свои исцарапанные руки, что теперь ужасно щипали, чесались и саднили, и пошла вперёд. Туда, куда, как ей казалось, ей и следовало идти, чтобы добраться до своей конечной цели.
К вечеру она уже обглодала несколько ягодных кустов, но без сомнения была всё ещё голодна. Очень хотелось и пить, вот только дождя давно уже не было, как не было и луж, где могла задержаться спасительная влага, а губы между тем уже потрескались, а рот иссох. Урчащий желудок тоже хорошего настроения отнюдь не прибавлял.
Милинда всхлипнула и снова двинулась вперёд. У неё совсем не было другого выхода. Она долго блуждала по лесу, иногда ей казалось, что она безвозвратно заблудилась и неминуемо погибнет, даже если и не от клыков и когтей хищников, то уж точно от голода и жажды, но ничего не могла с этим поделать. Острое чувство вины сжигало её изнутри, а сердце её готово было и вовсе разорваться на куски при виде той несправедливости, что творилась вокруг. И самым ужасным было осознание собственной к ней причастности. Она не знала, что и думать о событиях последних месяцев, но что-то её во всём этом очень смущало….
В тот вечер, когда Питер вернулся домой такой помятый, в потрёпанной одежде и с рваной раной на руке, она сразу же поняла, что произошло что-то непоправимое, что-то что никто изменить был не в силах. Он ничего не ответил тогда на её расспросы. Но взгляд его горел таким торжеством, и в торжестве том, казалось, не было и капли добра, одна лишь жгучая ненависть. Она не знала, к ней ли она относится, к тому ли кто поднял на него руку или ко всему человечеству в целом, но она, хоть и была его матерью, тогда невольно отшатнулась от своего родного сына. Столько в его взгляде было злобного триумфа. Он злорадно ухмыльнулся ей в лицо и завесил занавеску прямо у неё перед носом.
Она не решилась отодвинуть полотнище в сторону и зайти к нему, столь велик был её страх перед истинным злом, мелькнувшем тогда в его взгляде. Может быть, она поступила так зря? Но, как бы там ни было, теперь уже было поздно рассуждать на эту тему. Тогда Милинда постаралась перевести свои мысли и начавшее расти чувство опасности в обычное русло, рассудительно предположив, что мальчишки они и есть мальчишки, а им свойственно иногда драться, и в этом нет ничего страшного.
А спустя какое-то время Питер, ничего не говоря, исчез, а уже через несколько дней начались эти ужасные убийства и продолжались до сих пор….
Милинда неуютно поёжилась.
Были ли они как-то связаны с её сыном? Она точно не знала, но чувствовала, что в этом её предположении есть определённый смысл. Муж решил, что Питер пал жертвой этого чудовища или чудовищ, и она его в том не переубеждала, хотя считала такой итог жизни сына весьма сомнительным.
А ведь он, её мальчик, всегда был странным, несколько отличным от других детей. Чего только стоила хотя бы та история с волчьей шкурой!?
Она вздрогнула ещё раз, на этот раз уже от отвращения, вспомнив, в каком именно состоянии находился в тот момент её сын. Остановился ли он на достигнутом? Пошёл ли дальше в этих своих глупых выдумках? Предпринимал ли что-то ещё, о чём она совсем не знала? И что он вообще пытался этим сделать? Снискать уважение соседских ребятишек? Так это вызывало лишь презрение и их неистовый смех. Что же тогда?
Так она размышляла, упрямо направляясь в нужную ей сторону. И тут внезапная догадка заставила её остановиться.
Милинда прижала грязную, исцарапанную ладонь со сломанными ногтями к вновь открывшемуся в немом крике рту. Как же она была глупа! И от чего только не догадалась об этом раньше? Быть может, всё это было сделано Питером с одной единственной целью? И это бы объяснило многое, если не всё. Не хотел ли он тогда стать оборотнем? И не стал ли он всё же им, только гораздо позже?
Теперь к страху встретить мужчину, с которым единожды прежде она разделила всепоглощающую страсть, прибавился ещё и страх встретить своего младшего сына, который, возможно, превратился в чудовище. Встретить сына старшего, после поступка совершённого им более десяти лет назад, она отчего-то не опасалась.
В таких размышленьях и тягостных раздумьях прошло несколько дней. Ночью, если выпадала возможность, она забиралась на какое-нибудь дерево, а если нет, то старалась схорониться в кустах. День же её проходил в бесконечном шагание вперёд. Есть было нечего, и она очень устала, но с другой стороны ей посчастливилось уже в том, что на пути ей не повстречался ни один дикий зверь, разве что только серый заяц как-то раз шмыгнувший из кустов. Но разве его можно было брать в расчёт? Она похудела и осунулась, волосы её спутались, платье испачкалось и порвалось, руки и лицо она исцарапала, а ноги были истёрты в кровь. Так что не было ничего удивительного в том, что Травка её и не узнала сразу, не мудрено по прошествии стольких-то лет, да в таком виде объявившуюся у неё на пороге и сипло сухими губами произнёсшую.