Текст книги "Гештальт-самотерапия. Новые техники личностного роста"

Автор книги: Мюриэл Шиффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Путни (11) называет любовь неврозом в смысле фрейдовской концепции о переносе. Фрейд обнаружил, что пациент в психоанализе склонен воспринимать аналитика как кого-то из собственного прошлого. Мы знаем, что люди в психотерапии видят поведение терапевтов в ложном свете (см. «Как использовать психотерапевта»). Гротьян (8) описывает, как невротики обращаются с членами собственной семьи – так, будто они лишь тени родительской семьи.

Поскольку Путни видит в любви только невроз, он считает ее неподходящим основанием для брака. Люди, получающие удовольствие от жизни, могут создать хорошую семью практически с любым человеком.

Я согласна, что хороший брак состоит из двух людей, живущих полной, насыщенной жизнью рядом друг с другом, разделяя общее, где возможно, и находя компромиссы, где нет. Но в моих взглядах есть принципиальное отличие от Путни: не все нерациональные позывы провальны. Мы не можем позволить себе зависеть во всех важных решениях от одного только интеллекта. Фрейд говорил, что, используя интеллект для решения большинства повседневных проблем, он доверял бессознательному в двух сферах: при выборе работы и спутника жизни.

Я считаю хорошим свой 27-летний брак, и это убеждает меня в том, что Путни пишет только о плохих браках. Я уверена, что при выборе партнера надо полагаться и на интеллект, и на интуицию. Если вы знаете, что ценности человека, в которого влюблены, сильно отличаются, а базовое отношение к жизни противоречит вашему, то глупо создавать с ним семью. Одумайтесь!

С другой стороны, опасно планировать совместную жизнь с человеком, с которым у вас просто много общего. Без той самой искорки, без нерационального чувства, которое мы называем любовью, совместная жизнь будет фрустрирующей и малоприятной. Ежедневная жизнь бок о бок с другим человеком создает некоторое напряжение. Если вы не любите его, вас будут раздражать старые привычки, особенности характера и прочие мелочи. По каким-то таинственным причинам любовь помогает принимать и мириться со многими личностными качествами, вы даже можете считать их милыми и дорогими сердцу.

За годы совместной жизни у вас появятся разногласия, расхождения во мнениях, могут возникать ссоры. Возможно, вы столкнетесь с серьезными проблемами, которые пошатнут брак. Только любовь – нерациональное, таинственное измерение отношений – может добавить важный ингредиент: преданность. Без преданности вам покажется, что нет смысла бороться, вы сдадитесь.

Есть старомодная добродетель принесения себя в жертву. (Я не имею в виду мученичество – невротическое средство шантажа и манипуляции. ) Вы можете уважать, даже восхищаться супругом, испытывать благодарность за его доброту, колебаться при возможности эксплуатировать его или ранить чувства, но только любовь делает его благополучие и счастье таким же важным, как и ваши собственные.

Когда вы кого-то любите, его счастье делает вас богаче, но при этом ваше удовольствие от жизни не находится в полной зависимости от него. Мне нравится готовить что-нибудь вкусное для Берни, но мое наслаждение едой от него не зависит. Берни рад, что я наконец-то переросла свою невротическую тревожность, связанную с выходом в море на парусной лодке (4), он может наслаждаться морским путешествием, даже если я не в настроении. Наша способность получать удовольствие исходит из нас самих.

По мнению Абрахама Маслоу, если вы любите кого-то, вы цените ваши принципиальные различия. Он имел в виду уважение мужественности или женственности партнера. Я думаю, сюда можно включить любые различия. Нарцисс влюбился в свое отражение. Только нарциссичный человек хочет видеть себя в другом как в зеркале. Нормальному человеку смертельно скучно жить со своим полным подобием.

Психологи-экзистенциалисты считают, что в любви мы видим истинный потенциал другого человека: способности, о которых, возможно, он сам не подозревает. В первые годы нашего брака мне казалось, что Берни приукрашивал мои качества, считая меня хорошей, доброй, смелой. Его видение дало мне цель и силы к ней двигаться. Я никогда не скрывала свои слабости, не пыталась придумать добродетели, но когда жизнь давала шанс, я старалась стать такой, какой он меня видел. Почти три десятилетия я пыталась при каждой возможности быть хорошей, доброй, смелой. Я старалась превзойти эгоистичность, скупость и трусость: проживала внутренний конфликт между «хорошей» и «плохой» сторонами своей личности, старалась избегать отыгрывания той стороны, которую Берни не признавал. Как описано в главе «Самодисциплина», я считаю, что именно таким путем можно стать тем человеком, каким я хочу быть.

При переносе вы проецируете на другого человека фантазии запретной стороны своей личности, свои тайные устремления. Вы искажаете реальность. В любви вы тоже цените в любимом человеке качества, которых вам не достает, но они не являются простыми проекциями. Некоторые из них – его реальные черты, другие – потенциальные. Я описала, как восприятие любящего человека дает нам силы двигаться вперед к актуализации этих качеств.

Силы, которые вы в нем видите, могут послужить для вас моделью роста, раскрыть собственные скрытые возможности. Подобно тому, как вы растягиваете психологическую мышцу, чтобы достичь высот его образа о вас, вы также можете обретать те качества, которыми сами восхищаетесь в нем.

Я всегда ценила некоторые черты Берни, которые были чуждыми моей природе. 27 лет я использовала его в качестве модели и теперь могу сказать, что достаточно изменилась, чтобы понять: в нас больше сходств, чем различий.

Берни скромный: у него нет потребности производить впечатление. Я всегда беспокоилась о своем публичном образе, о «продаже» себя каждому Тому, Дику или Гарри: мне было важно всеобщее одобрение. Наш контраст помог мне увидеть невротичность моего паттерна и проработать его в самотерапии. Хотя сегодня я еще не достигла уровня Берни, но у меня уже нет желания постоянно быть на сцене, отдавая себя на милость публике.

Меня всегда изумляла честность Берни. Я всю жизнь лгала, исходя из соображений «такта» и общей трусливости. Через некоторое время я стала стыдиться этого паттерна. Сегодня мне по-прежнему нужно быть бдительной, но гештальт-самотерапия помогает мне становиться честнее, даже если это означает некоторую угрозу для меня и пробуждает негативные чувства в других людях.

Я вербальный тип. Смущаясь, я начинаю компульсивно говорить. Я завидовала спокойствию Берни. Его молчание сообщало о достоинстве, которого не хватало моей болтливости. Сегодня я учусь молчать, давать ситуации развиваться своим ходом, не предпринимая активных действий.

Я труслива и немного благоговела перед мужеством Берни. В результате упорного труда в самотерапии, встречи со страхом и экспериментирования с новым поведением, я стала смелее. Сегодня я могу решиться на новый опыт, который выходит далеко за рамки необузданных фантазий трусливого прежнего «я».

Я всегда представлялась щедрым человеком, но в ходе самотерапии выяснилось («Идеализированный образ «я» (4)), что моя внешняя щедрость имеет невротические корни. По сути, я была жадной, мои подарки были заражены скрытыми мотивами: жаждой любви и благодарности, стремлением чувствовать себя святой. С самых первых дней брака я была поражена простой, не привлекающей внимания щедростью Берни, отсутствием конфликта и невидимых мотивов.

Я поставила себе новую цель: дарить от сердца, без сожаления или не дарить совсем. Но такому невротику, как я, очень трудно узнать истинные чувства, когда он думает, что кто-то «нуждается» в его помощи. Моей первой реакцией часто является позыв отдать все. Только некоторое время спустя я понимаю, что меня эксплуатируют, и начинаю возмущаться. С помощью тяжелой работы в гештальт-самотерапии я начала меняться. Снова и снова мне приходится проживать внутренний конфликт. Одна из сторон моей личности сверхидентифицирована с человеком, который чего-то хочет от меня и полагает, что я должна дать ему то, что он хочет. Другая сторона, тоже иррациональная, возмущается контролем со стороны требующего человека. Я еще не полностью переросла этот конфликт, но хорошо осознаю его и после каждой гештальт-самотерапии обретаю свободу быть честной. Я теряю свой образ гото-вой-все-отдать-святой, но становлюсь более аутентичной, подлинной, и людям легче мне доверять.

Я описала, как использовать любимого человека в качестве модели для роста. Что делать с проекциями, вашими представлениями о нем? При каждой удобной возможности используйте ваши проекции для самотерапии, потому что:

а) Иррациональные ожидания разрушают любые отношения. Если он пытается оставаться на пьедестале, притворяется тем человеком, каким вы хотите его видеть, то это значит, что вы живете с чужаком. Если он решается показать подлинного себя, вы испытываете разочарование. Когда вы после самотерапии перестаете подгонять его под свои проекции, то познаете его таким, какой он есть на самом деле. Тогда наступает время для подлинной близости.

б) Каждый раз признавая и исследуя в самотерапии собственные проекции, вы становитесь более рациональными, делаете еще один шаг к психическому здоровью.

В первые годы совместной жизни я не только любила Берни, у меня имелись на него полноценный перенос и проекции всевозможных фантазий. Я видела в нем Родителя, которого у меня никогда не было: мудрого, совершенного, никогда не ошибающегося. У меня случился приступ паники, когда я впервые заметила в нем иррациональность. Ребенок внутри меня снова оказался в прошлом вместе с родителями, которые не знали, как меня защитить. Постепенно самотерапия научила меня, что я взрослая и больше не нуждаюсь в тотальной зависимости от других людей. В течение многих лет я училась переживать в самотерапии те сферы жизни, в которых была иррациональна. Это помогло мне принять право Берни время от времени тоже бывать иррациональным.

Я хотела, чтобы Берни был сильной авторитетной фигурой, принимал все ответственные решения. Когда он спрашивал моего совета и ожидал, что я разделю с ним ответственность за принятые решения, я начинала паниковать. Ребенок внутри меня кричал и визжал от страха: «Но я же просто маленькая девочка! » К счастью, у Берни не было невротической потребности играть в игру Родитель—Ребенок, поэтому я приступила к самотерапии в надежде избавиться от собственных страхов. В детстве меня действительно покинули, оставили с незнакомыми людьми. Мне пришлось слишком рано взять на себя бремя ответственности. Когда я начала обращать внимание на испуганного Ребенка, застрявшего в прошлом, Взрослый стал крепнуть. Я смогла поставить прошлое на место, отделить его от настоящего и посмотреть на себя как на помощницу, соратницу мужа, а не ребенка.

Еще одним аспектом проекции на Берни как на Родителя был иррациональный страх его гнева. Я всегда стыдилась этого страха, поскольку он добрый, не выносящий насилия человек, совсем не склонный унижать других. Его эпизодические вспышки гнева очень коротки, а за ними всегда следует раскаяние. С помощью самотерапии я исследовала этот неадекватный страх. Сегодня я практически избавилась от него.

Бок о бок с моей фантазией о Берни как о Родителе жила совсем другая: мы оба дети, малыши, затерянные в лесу. Чтобы выжить, мы должны слушаться моего отца. В первые годы брака, после того как Берни вернулся с войны, у моего отца были совершенно определенные представления о дальнейшей карьере Берни. Он описал конкретные шаги, необходимые для нашей будущей финансовой защищенности. Берни вежливо выслушал, некоторое время попробовал следовать этому плану, а затем пошел своей дорогой, оставив в стороне совет тестя. Говоря «совет», я имею в виду ворчание и недовольство. Отец довольно быстро понял, что зять плохо поддается влиянию, поэтому занялся мной. Он спорил, доказывал, объяснял, предрекал ужасное будущее, если я не воздействую на Берни и мы не последуем его рекомендациям. Подобно испуганному Ребенку, я верила ему и неделями изводила своего бедного мужа, пытаясь заставить его быть Хорошим Ребенком и слушаться Папочку. Папочка знает лучше. Мы были обречены на безосновательные страхи, пока не перестали подчиняться требованиям. Я страдала хронической тревогой, впервые переболела крапивницей. Берни оставался спокойным и сдержанным весь период осады. В конце концов я сдалась.

Сегодня я понимаю, что он лучше отца знал, что ему было нужно делать. Позже он рассказал, насколько болезненным был для него тот период, его спокойствие было только внешним. Он знал, что я страдаю, но ему никогда не приходило в голову сдаться, чтобы угодить мне и отцу.

Десятилетиями я исследую в самотерапии свои фантазии о Берни. Постепенно туман проекций рассеивается, я вижу и ценю настоящего человека. По мере того как уходит перенос, расцветает любовь. Брак становится более значимым, наполненным смыслом, безопасным, он превращается в питательную среду, в которой два человека могут расти и быть собой.

ОФИСНЫЙ НЕВРОЗ

В своей книге «Семейный невроз» Гротьян описывает, как взрослые люди искажают восприятие своей семейной жизни. Интимность, обусловленная совместным проживанием, провоцирует у них реакции на супругов и детей как на членов исходной семьи, то есть как на родителей и сестер или братьев. Нерешенные проблемы прошлого влияют на настоящее.

Аналогичные процессы происходят и на службе. Ежедневная совместная работа превращает коллег в подобие семьи. Когда затрагиваются нерешенные скрытые проблемы прошлого, напряжение приобретает чудовищные размеры. Мы реагируем на других сотрудников иррационально: испытываем неадекватные эмоции и отыгрываем провальное поведение.

Многие из нас бессознательно принимают начальника за родителя. Задолго до самотерапии я заметила собственные иррациональные установки к людям, с которыми работала. Мой начальник, например, был жестким, но по-отечески заботливым человеком – этаким великодушным деспотом. Мистер С. знал о моем донкихотстве – в другом отделении, в котором я работала до появления в его конторе, я устраивала ссоры, чтобы отстоять справедливость, – и относился к такому моему диковинному поведению со смесью удивления, восхищения и теплоты (почти также относился к моим детским выходкам отец).

Однажды я узнала, что мистер С. весьма несправедливо обошелся с одной девушкой из нашего офиса. Я была в ужасе – шокирована и разочарована. Сработал мой старый паттерн.

В течение первых пяти лет жизни я была любимой дочерью, единственным ребенком обожающих меня родителей.

Потом на мою долю выпал страшный сюрприз: я узнала, что больше не могу рассчитывать на родительскую опеку, что их собственные потребности обладают для них большим приоритетом. Самотерапия показала, что я компульсивно раз за разом возвращаюсь к той детской травме. Каждый раз я реагирую удивлением и разочарованием, видя, как власть имеющий человек ведет себя неразумно или несправедливо. И каждый раз я отыгрывала провальный паттерн (4).

В этот раз я снова почувствовала, как закипают во мне знакомые чувства удивления и разочарования, и поспешила туда, куда побоялись бы ступить даже ангелы. С наивной самоуверенностью любимого ребенка я выступила перед мистером С. с речью, выразив удивление нехарактерной для него несправедливостью и потребовав восстановления справедливости. Я испытала шок, не получив от него привычного уважения или отеческого снисхождения. Напротив, он разозлился и пригрозил поступить со мной так же, как с моей несчастной коллегой. С того дня мистер С. стал меня игнорировать. Исчезли отеческая улыбка, подшучивания, признание. Из любимицы я превратилась в падчерицу и погрузилась в депрессию. Приятельские подбадривания сотрудников больше меня не радовали. Каждое утро мне все сложнее и сложнее было вставать и отправляться на работу. После нескольких недель переживания этой неприятности случилась настоящая трагедия: неожиданно умерла моя мачеха. Шок от ее внезапной смерти, противоречивые чувства к ней – любовь и гнев, тот факт, что я во второй раз потеряла мать, повергли меня в состояние сильного горя (см. главу «Одиночество»).

Мы были очень сплоченным коллективом, все старались утешить меня, включая мистера С., который снова стал добрым и заботливым, как прежде. Но теперь это было неважно: он меня не интересовал. Переживания тех недель стали смешными в сравнении с моей реальной потерей и связанными с ней страданиями. Как было глупо впадать в депрессию, с учетом того, что мне не на что было жаловаться! Какой я была идиоткой, что серьезно отнеслась к мистеру С. и перемене его настроения! Как мало он значил в моей жизни после случившегося. Все, что мне хотелось, – повернуть стрелки часов вспять и попасть в то время, когда мачеха еще была жива.

Многие люди испытывают иррациональные чувства к начальству. У меня есть знакомый, чья работа поощряется повышением зарплаты и продвижением по службе. Но его это не устраивает, он хочет особого признания, персонального одобрения, которого никогда не получал от отца.

Невротик – человек, которому не удалось удовлетворить первичные потребности. Он так и не научился получать того, что необходимо для их удовлетворения, и страстно этого желает.

Мэри на службе компульсивно воспроизводила роль Золушки, которую хорошо усвоила в детстве. Она старалась выполнять работу сверх нормы, работала сверхурочно, хотя такой необходимости не было, изо всех сил стремилась заработать любовь и уважение работодателя, так как никогда не получала их от своей матери. У ее начальника была репутация тирана: требовательный эксплуататор, не способный ценить заслуги. Когда я познакомилась с Мэри, женщина страдала хронической депрессией, выходные она проводила не вставая с дивана, погруженная в навязчивые мысли. Она вела себя так, будто была в ловушке, и была неспособна сменить работу.

Мэри так сильно наказывали в детстве, если она плакала, что в первые месяцы самотерапии единственным способом выражения болезненных эмоций была рвота. К тому времени, когда она научилась плакать, женщина смогла сменить работу и стала получать удовольствие от выходных. Еще довольно долго она отыгрывала старый паттерн Золушки: много работала, испытывая обиду и возмущение из-за поведения неблагодарного начальства. Но теперь, когда ситуация становилась слишком болезненной, она могла уволиться и начать сначала. Через некоторое время она научилась устраивать в гештальт-самотерапии воображаемые встречи с фрустрирующим начальником и менять его роль на роль матери. Она научилась выпускать пар, ломая картонный домик во время обеденного перерыва. Сегодня Мэри развивает свои скрытые способности, о которых никогда не знала, и получает от жизни больше удовольствия. Она осознает свой паттерн Золушки, но у нее больше нет навязчивого стремления отыгрывать его в офисе. Она наслаждается работой и удовлетворена тем, что начальство признает в ней ценного сотрудника.

Мартина часто унижал отец. Мартин вырос с «непереваренной частью» отца: частью личности, которая стремится действовать похожим образом, то есть унижать других людей. Он часто проецирует это желание на окружающих, особенно на людей, имеющих власть. Рано или поздно на любой работе Мартин чувствует себя злым и обиженным, потому что исказил слова начальника и пережил унижение.

Отец Белл был очаровательным обманщиком. Все детство и юность он подводил ее, давая обещания, которые никогда не выполнял. Сегодня Белл работает на человека, чья внешняя душевность скрывает личность эксплуататора. Она неспособна сопротивляться знакомому ей сочетанию качеств в человеке, хотя знает, что ее используют. Несмотря на низкую оплату труда и излишнее давление она усердно трудится. Белл колеблется между крайностями – сильным возмущением и чувством стыда («Я такая простофиля! ») и страстным желанием употребить остатки силы на выход из окончательного кризиса! Она достаточно умна, чтобы понимать происходящее. Но поскольку она никогда не использовала самотерапию для работы с противоречивыми чувствами к отцу, то не в состоянии освободиться от провального паттерна: она не может сопротивляться фигуре отца, чья подкупающая душевность сочетается с качествами хладнокровного эксплуататора.

Выше я описывала, как директор школы для взрослых, в которой я работала, неожиданно оборвал мои занятия вопреки желанию студентов. Когда мистер Б. внезапно объявил о своем решении, я сначала удивилась, потом разозлилась. Гнев преследовал меня несколько недель. И вот наступил день, когда я должна была ему позвонить. Я стала набирать номер, и моя рука задрожала так сильно, что мне трудно было удержать трубку. Мне показалось, что я не испытываю никаких эмоций в данный момент, мне просто хочется есть. Но, взглянув на часы, я поняла, что ела недавно, значит, это признак тревожности. Это был шаг 1 – признание неадекватного чувства. Я положила трубку и перешла к шагу 2 – почувствовать явную эмоцию. Кажется, это был страх. Я чего-то боялась, но не знала чего именно. Шаг 3 – что я чувствовала до этой эмоции? Навязчивый гнев. Шаг 4–0 чем мне это напоминает? Я стала вспоминать все чувства к мистеру Б., с тех пор как познакомилась с ним. Я вспомнила, каким он был добрым и приветливым во время нашей первой беседы, как он настойчиво звал меня на работу со словами: «Судя по вашему стилю, вы прекрасный преподаватель». Я думала, что понравилась ему. Что случилось? Почему сейчас он захотелось избавиться от меня? И о чем мне это напоминает? Неожиданно словно удар колокола прозвенели в моей голове слова: «Папа, я думала, ты любишь меня. Что случилось? » Они касались изменившегося отношения отца, которое меня мучило. Такой нежный в детстве! С каким нетерпением я ждала выходных в детском доме! Я тянулась к нему как к солнцу в период тьмы. А когда я выросла, отец изменился: стал злым и осуждающим. В течение нескольких лет мне казалось, что никакое мое действие не может порадовать его.

Случай с мистером Б. напомнил о том болезненном периоде моей жизни. Моя тревожность и навязчивый гнев скрывали старую печаль и потерю. Я отпустила горечь от вновь ожившего прошлого, вместе с ним ушли тревожность и сильный гнев. Я сумела это преодолеть. Мистер Б. больше не был моим отцом.

Шаг 5, определение паттерна. Иногда без всякого понимания происходящего я веду себя так, будто мужчина, имеющий надо мной власть, является моим отцом. Если сперва он мне симпатизирует, а потом его отношение меняется на противоположное, я скрываю чувство отвержения с помощью гнева и навязчивых мыслей.

Еще один аспект офисного невроза – это наша склонность видеть в коллегах сиблингов. Сотрудники становятся семьей, имеющей все виды привязанности, зависти и ревности, распространенных среди братьев и сестер.

Чувствуя себя дочерью по отношению к мистеру С., моему начальнику, я вела себя с остальными девушками как защитница, стараясь опекать и помогать им, будто была их старшей сестрой. Я завидовала молодой женщине, которая занимала должность менеджера. Я вела себя так, будто она была старше меня и обладала слишком большой властью и множеством привилегий. Еще была девушка по имени Элис. Мистер С. любил Элис и восхищался ею: она была его любимым ребенком. Он давал ей важные поручения, и это означало, что она умнее меня. Он шутил и смеялся с ней особым образом, это значило, что ее больше любят. Меня снедала ревность, ребенок внутри меня плакал: «Папочка любит сестру больше, чем меня».

Ширли – молодая женщина, которая чувствует себя покинутой на любой работе. Ей кажется, что все остальные девушки в офисе образуют тесный дружеский союз, из которого ее намеренно исключают. Детские переживания Ширли убедили ее, что она нелюбимый и нежеланный ребенок. Она не осознает, что ее нынешнее поведение выглядит холодным и отвергающим. Когда новые знакомые пытаются сблизиться с Ширли, она отталкивает их, сама того не осознавая. Она ведет себя недружелюбно, подозрительно, неискренне, что создает впечатление, будто она хочет остаться одна. Ожидая отвержения, она вынуждает людей отворачиваться от нее.

Я знаю нескольких человек, похожих на Ширли. Некоторые из них проработали скрытые чувства, связанные с ранними переживаниями, и смогли изменить поведенческие паттерны. Сегодня они могут спокойно присоединяться к любой группе и чувствовать себя на работе равноправными членами семьи. Но те, кто фокусируется на ошибках других людей вместо того, чтобы исследовать собственные скрытые конфликты, продолжают провальную линию поведения и оправдывают свои ожидания, связанные с отвержением, в каждой новой рабочей обстановке. Кажется, что эти люди исполняют роль Золушки и используют ее, чтобы подкрепить обвинительную установку к жизни (см. главу «Ответственность и обвинение»). Они притягивают неудачи.

В детстве старший брат запугивал Карла, но в подростковом возрасте и юности попытался дать ему помощь и поддержку, которых он никогда не получал от отца. Карл ценил эту помощь, но знал, что брат не понимает его. Детская жестокость оставила свой след. Ему всегда было трудно обратиться за помощью. Став взрослым, Карл относится к обладающим властью людям как к своему старшему брату. Он ищет начальника, которым мог бы восхищаться и который направлял бы его в работе. Если начальник не понимает его потребности, Карл разочаровывается и не может обратиться за помощью. Он бросает работу и начинает искать нового начальника, который может удовлетворить его потребности.

Далее я привожу гипотетический случай, чтобы показать, как самотерапия помогает справиться с офисным неврозом. Джон – маленький мальчик, который сильно возмущен появлением на свет младшего брата. Малыш умирает, и Джон вырастает со скрытой убежденностью, что его гнев погубил брата, – следовательно, он опасный человек, и его гнев обладает волшебной силой. Он работает в офисе, один из его коллег – известный задира. По некоторым причинам, возможно из-за разницы в возрасте, этот сотрудник напоминает Джону умершего брата. Все происходит вне поля сознания Джона, на скрытом уровне. Такое сходство означает опасность проявления гнева в отношении задиры. Джон скрывает гнев от самого себя и пытается задобрить коллегу. Подобное поведение всегда подвигает любого задиру на распущенность, гнев Джона кипит и рвется на свободу. Поскольку старая защита против гнева – задабривание – больше не работает, появляются симптомы тревожности. Тревожность похожа на страх, и задира реагирует на страх провоцирующим поведением. Ситуация ухудшается. Предположим, теперь Джон проводит небольшую самотерапию, счищает слой внешних чувств и позволяет себе почувствовать направленный на коллегу гнев. Тревожность исчезает. Не двигаясь в этот момент глубже, не осознавая, почему он испытывал скрытый гнев, не понимая сходства задиры с умершим братом, Джон сумеет с помощью разума, используя свой опыт, решить эту проблему наиболее подходящим лично для него способом. Он может попросту дать отпор задире (хороший способ справиться с таким человеком) или попросить перевода или увольнения с работы. Если он пройдет гештальт-самотерапию и исследует противоречивые чувства, гнев и вину к брату, то окрепнет для будущих эмоциональных потрясений. Но даже небольшой курс самотерапии поможет справиться с непереносимой ситуацией.

ДЕПРЕССИЯ

Определение из словаря Вебстера: «Депрессия – психоневротическое или психотическое расстройство, характеризуемое грустью, пассивностью и самоосуждением». «Психоневротическое или психотическое расстройство»: обратите внимание, что депрессия – это не настоящая эмоция вроде гнева, страха, обиды, ревности, а расстройство, симптом, скрывающий подлинную эмоцию. «Грусть»: в состоянии депрессии вы испытываете печаль, но не знаете, о чем печалитесь. «Пассивность»: жизнь утрачивает свой вкус, ничего не кажется стоящим усилий. «Самоосуждение»: вас преследуют мысли о неудачах, собственной неполноценности, общей никчемности.

Депрессия овладевает вами, когда вы отворачиваетесь от себя. Ваши чувства притупляются, вы не замечаете подлинных эмоций, и депрессия окутывает вас подобно черному облаку, скрывая жизнь и сущую ценность всего, что есть в мире. Отчужденная изолированность от жизни: если звуки, то только приглушенные, если очертания, то неясные, мрачные. Депрессия – одинокое место.

Самое главное, что следует помнить о депрессии, – она не является настоящей эмоцией, она служит прикрытием для чего-то другого. Вы подавлены, потому что действуете, ошибочно полагая, что скрытая эмоция гораздо болезненнее, чем депрессия, которая ее прикрывает. Справедливости ради следует отметить, что иногда очень властный, директивный человек слишком рано заставляет вас пережить скрытое чувство. Вы еще не готовы с ним справиться. Но когда вы сами управляете собой, то можете переживать только те эмоции, к которым готовы. В самотерапии, когда вы счищаете слой депрессии и переживаете спрятанное за ней чувство, боль длится только короткий миг, а затем уходит, а вместе с ней уходит и депрессия, состояние, мучающее вас длительное время.

Чтобы исследовать скрытый смысл депрессии, вы должны сперва почувствовать ее и осознать как неадекватную реакцию. Это первые шаги самотерапии. Вы должны забыть опасный урок, который мы все усвоили: не обращай внимания на депрессию, соберись, иди вперед, двигайся дальше! Присмотритесь к депрессии. Однажды подруга поведала мне, что много недель страдала депрессией. Я спросила: «И что ты делала? » Она ответила: «Я сказала себе: Марта, соберись! » И ее депрессия затянулась еще на несколько недель. Она была так занята игнорированием депрессии, что не могла серьезно к ней отнестись и увидеть, что она скрывает.

Некоторые люди, особенно те, кто разобщен со своими чувствами и страдает хронической депрессией, тратят огромное количество энергии на избегание депрессии. Они стараются не замечать расстройство. Вместо того чтобы встретиться с депрессией лицом к лицу, использовать ее для самотерапии, они прибегают к различным ухищрениям, специальным техникам, помогающим не замечать преследующие чувства. Они притворяются, что депрессия не существует. Они носятся в поисках новых впечатлений, играют со смертью, пытаясь отвлечься от своего состояния. Они впадают в компульсивную деловитость: суетятся на работе или дома, не могут обойтись без болтовни, их преследуют навязчивые мысли, у них навязчивая потребность слушать музыку, оставлять включенным телевизор или радио. Те, кто пытаются контролировать свои мысли и чувства, чтобы избавиться от депрессии, намеренно контролируют других людей и события. Иногда лошадям надевают шоры, чтобы они не пугались едущих мимо машин. Мы надеваем себе шоры, чтобы не переживать депрессию или не видеть лежащую под ней эмоцию.