Текст книги "Гештальт-самотерапия. Новые техники личностного роста"

Автор книги: Мюриэл Шиффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Если вы продолжите внутренний диалог достаточно долго, Взрослый сможет сказать: «Давайте проведем эксперимент. Я не уверен на 100%, что смогу выдержать боль и неуверенность, связанные с новым поведением, но хочу попробовать. Если получится, то я вырасту и стану больше похож на человека, которым хочу быть, – свободным, са-мореализованным. Жизнь будет более осмысленной».

Иногда принимая решения, Взрослый делает первый шаг, а потом вы передаете управление Родителю. Поступая таким образом, -вы готовите почву для появления либо слабого Ребенка, либо Бунтующего Подростка, саботирующего весь процесс.

Хорошим примером данного сценария является диета. Если у вас избыточный вес, Взрослый принимает разумное решение – сесть на диету:

1) Когда вы станете привлекательнее, то сможете установить более близкие отношения с другими людьми;

2) Хорошее самочувствие сделает процесс работы и отдыха приятнее;

3) У вас появятся новые возможности для самоосозна-ния и самотерапии, отпадет необходимость в избегании проблем с помощью компульсивного переедания.

Итак, вы садитесь на диету.

Затем к власти приходит жестокий Родитель и начинает руководить действием: выбирает ужасную диету (вам не разрешается получить простое животное удовольствие даже от того небольшого количества пищи, которое вы едите); вы едите так мало, что большую часть времени чувствуете себя голодным (самая простая форма депривации); не употребляете самую здоровую пищу (чувствуете себя физически ослабленным). Естественно Ребенок не может долго терпеть такие лишения. При компульсивном переедании еда заменяет любовь и означает выживание. Слабый Ребенок или бунтующий Подросток начнут саботировать ваши хорошие намерения. Вы заметите, что постоянно думаете о еде, хотите съесть то, что сейчас есть нельзя, и бросаете диету.

Когда это происходит, если Родитель не полностью контролирует ситуацию, Взрослый сможет заметить случившееся и сказать: «Хорошо. Сегодня я был не на диете, но завтра будет новый день. Ничего страшного не случилось. Начнем заново». К сожалению, Родитель был так жесток, что Ребенку себя очень жалко, он активизируется и заглушает голос Взрослого. Ребенок говорит: «Ладно. Я слабый. Я сдаюсь». Или звучат слова Подростка: «Ну и к черту эту диету. Кого волнует, что я толстый? Диета не стоит таких страданий».

Я сижу на диете почти всю свою жизнь и всегда завишу от Взрослого, который выбирает хорошую пищу – она вкусная и дает мне энергию. Взрослый помогает дождаться того момента, когда я действительно хочу есть. Домашний сыр и салат могут быть очень вкусными, когда вы действительно хотите есть. В типичном случае переедания человек никогда не испытывает настоящего голода, потому что Взрослый в нем не функционирует. Ребенок просит есть задолго до того, как достаточно проголодается, чтобы с аппетитом съесть не самую вкусную еду, а Родитель предлагает наименее привлекательные варианты. Я знаю, что Ребенок внутри меня может легко почувствовать лишения, поэтому стараюсь его задобрить и купить ему какие-нибудь «соски». Например, я обнаружила, что хорошо успокаивают подсолнечные семечки – вы их лущите, вынимаете семечки и едите. Можно съесть много, не набрав лишних килограмм.

Еще один способ, с помощью которого Взрослый может поддерживать самодисциплину, – это избегание повторных выборов и хронической нерешительности. Когда дети были маленькими, я упростила механизм жизнедеятельности, смазала колеса повседневной жизни несколькими несложными правилами. Например, каждый раз, говоря «Обед готов», я повторяла привычную формулу «мойте руки». Для споров и пререканий не было места («Но, мам, посмотри, у меня чистые руки. Может, я не буду их мыть? »). Никакой борьбы с властью авторитета, вопросов, только простой безболезненный ритуал, основанный на решении, которое я, взрослый человек, давно приняла, и которое сейчас спокойно принимают мои дети.

Я управляю Ребенком внутри меня так же, как дисциплинирую себя, когда пишу. Самым сложным при написании статьи для меня является принятие решения о том, что необходимо сесть и приступить к работе прямо сейчас. Я саботирую это решение самыми разными способами. При одной мысли о необходимости написания статьи домашние дела вдруг начинают казаться очень важными и привлекательными. Надо снять паутину, которую до этого не было видно, помыть окна и пол, навести порядок в шкафу. Я привыкла начинать каждый день с борьбы: «Я должна сесть за работу сейчас или могу это сделать позже? А может быть, сегодня позаниматься другими делами? » Конец борьбе был положен тогда, когда я начала обращаться с собой в точности так же, как со своими маленькими детьми.

Теперь в определенный час каждое утро я бросаю все остальные занятия и сажусь писать. Больше нет необходимости решать привычный конфликт между «хочу» и «надо». Я долго боролась и принимала решение писать или не писать эту книгу, но сейчас выбор сделан, и я просто совершаю привычные действия: посвящаю один час в день работе над статьей, не больше и не меньше. Для меня этот процесс является нормальной творческой деятельностью. Идеи возникают спокойно, без лишнего стресса или напряжения. Но через час работа требует усилий воли, принуждения, появляется физическое напряжение (стиснутые зубы и т. д. ), кажется, что вы плывете против течения.

Методом проб и ошибок я выяснила, что утро – лучшее время для моей работы над статьями и книгами: нужные слова приходят сами собой. Если приступать позже, то начинаются мучительные поиски «идеального» слова. Я торможу одну мысль другой. Это действительно важная идея? какая должна быть правильная последовательность изложения? Все логично? Доступно написано? И т. д. Я прекрасно знаю, что все эти проблемы можно решать с первого рассмотрения, а подобное беспокойство мешает свободному потоку мыслей и препятствует работе.

Я не знаю, почему это происходит днем, а не утром. Я никогда не разбирала это в самотерапии, но могу сделать предположение. Вероятно ночью, во сне я прорабатываю нерешенные проблемы, связанные с блоками писательства, поэтому утром чувствую себя свободнее. Но к полудню появляется загруженность рутинными проблемами, которая активирует внутренние конфликты. Невротичность усиливается, я отдаю себя на милость бессознательным конфликтам. По наблюдениям Эдмунда Берглера, подобное справедливо и для людей, имеющих сексуальные проблемы. Они могут наслаждаться сексом только рано утром, когда ощущают себя здоровыми благодаря работе сновидений.

Мое Взрослое «я» старается не фрустрировать Ребенка, для этого оно выбирает наиболее удобное время работы подобно тому, как выбирает наилучшее меню во время моей диеты. Я никогда не заставляла детей есть пищу, которая им не нравилась, просто потому, что считала ее полезной. Я экспериментировала с питанием до тех пор, пока не нашла здоровую пищу, которая была им по вкусу.

Я не хочу доставлять дискомфорта моему внутреннему Ребенку. Я не знаю, что он чувствует, как и в случае с моей дочерью, у которой болело ухо, но я не мучаю его. Я не провоцирую его на саботирование работы.

Что такое самодисциплина? С одной стороны, только вы сами можете определить это, упражняясь в самодисциплине, так как для стороннего наблюдателя компульсивное поведение иногда выглядит как самодисциплина. Представьте неряшливую домохозяйку, смиренно наблюдающую за работой компульсивной женщины. Она будет восхищаться самодисциплиной последней. Только компульсивная домохозяйка (а также ее жертвы, ее семья) знает правду.

Какая разница между компульсивным поведением и самодисциплиной? Свобода. При компульсивном действии вы чувствуете, что вами руководят таинственные силы, которые вы не можете контролировать. Вы практически не получаете удовлетворения от работы или конечного продукта. Вы выполняете действие, но оно не обогащает вашу жизнь, а только снимает тревогу. Компульсивный человек подобен служителю древнего языческого культа. Религиозные обряды отражают не восхваление любви к богам, а защищают от их гнева. Компульсивный человек совершает магические ритуалы, чтобы избежать наказания злого Родителя.

Самодисциплина ощущается иначе. Вы знаете, что делаете усилие, проявляете свободную волю. Ваша мотивация вам вполне ясна, вы знаете, что хотите сделать, у вас есть конкретная цель. Компульсивное поведение (подобно ритуалу в древней религии) является слепым повторением очень старого даттерна, происхождение которого давно забыто. А самодисциплина – это эксперимент с новым поведением, попытка найти новую дорогу в жизни.

Иногда самодисциплина со стороны незаметна. В первом браке мне все время хотелось выскочить из-за стола и начать мыть посуду сразу после того, как все доедали. Я ненавидела эту привычку, но Родитель в моей голове (умершая мачеха) заставлял это сделать. Она настаивала, говорила, что правильно так и только так. Когда я начала жаловаться и рассказывать о своих мучениях (любимый трюк компульсивных личностей – ожидание похвалы за хорошее поведение и последующее разочарование), Берни был удивлен. Он мягко возразил: «А что ты торопишься? Тарелки подождут. Расслабься».

Это была новая точка зрения, некоторое время я ее изучала, перед тем как решилась попробовать, посмотреть, какое наказание получу от Родителя, если проявлю независимость. Первые несколько раз было трудно усидеть на месте за разговором или чтением – грязные тарелки призывно грудились в раковине. Но я продолжила применять самодисциплину, сопротивлялась давлению, и понемногу дискомфорт стал исчезать. Наконец наступил день, когда я с удивлением обнаружила, что если дождаться того момента, когда чувствуешь готовность помыть тарелки, то домашние дела перестают быть скучными и приносят удовлетворение. Я всегда ненавидела заниматься домашними делами, слушая указания мачехи. Однако сейчас, функционируя на уровне Взрослого, я получаю удовольствие, убирая посуду.

Много лет назад, планируя написать первую книгу, я сказала Берни, что боїйсь не найти час в своем распорядке дня, чтобы заняться писательством. Он предложил сократить другие дела и выделить время. «Что сократить? » Все важно. «А как насчет уборки пылесосом? Ты все время этим занимаешься». Я была потрясена. «Да? Никогда не думала! »

У меня была привычка пылесосить весь дом, все ковры, пол – все за один день. Так делала моя мачеха, и я никогда не задавалась вопросом, подходит ли мне такая ^система. Но теперь я хотела написать книгу, поэтому решила поэкспериментировать. Сначала было небольшое чувство тревоги, когда я осмелилась ослушаться мачеху. Я продвигалась медленно, постепенно перерыв между днями уборки становился больше. Сегодня я совершенно свободна от этих компульсивных действий и от синдрома мытья посуды. Честно говоря, полы не идеальной чистоты, но я получаю от жизни гораздо больше удовольствия.

В течение многих лет я читала и отвечала на личные дневники студентов, занимающихся самотерапией. Мне нравится это занятие. Со временем гора дневников значительно выросла. Около года назад я заметила провальные тенденции, связанные с этой привычкой. Как и в ситуации с написанием книги или статьи, чтение дневников может быть удовольствием:

а) если этим заниматься определенное время и

б) если я в хорошем настроении.

Если же я берусь за них в неподходящее время или читаю слишком подолгу, то все превращается в рутинную домашнюю работу, которую заставляешь себя делать, не получая при этом никакого удовольствия, страдая от зубной боли и усталости.

Моя невротическая часть говорит: «Будь идеальной матерью, которой у тебя никогда не было. Нельзя развлекаться, если на письменном столе остались неотвеченные дневники. Ты, мерзкое создание, отвергаешь нуждающихся детей». И снова мне было нужно попробовать новое поведение, поупражняться в самодисциплине. Вместо слепого подчинения голосу Родителя и дальнейшего саботирования работы с помощью усталости и мученических усилий (я называю это синдромом еврейской матери), я учусь обращать внимание на свое настроение. Иногда мне нужно отдохнуть от проблем других людей, послушать музыку, потанцевать, почитать книги или поработать в саду. Я поняла, что могу оставлять на некоторое время эти дневники непрочитанными. Я все еще испытываю чувство вины в такие моменты, но это невротическая вина, и когда она становится слишком болезненной, я прорабатываю ее в самотерапии. Взрослый внутри меня решил, что я никогда не должна читать эти дневники в условиях, в которых скука и усталость могут помешать удовольствию, получаемому от этого важного занятия.

В главе «Креативность» книги «Самотерапия» я описываю эксперименты с музыкой, искусством, танцами и т. д. Мне приходится заниматься самодисциплиной каждый раз, когда я откладываю отведенное этим занятиям время. Если я буду ждать момента, когда почувствую непреодолимое желание нарисовать или сыграть на пианино, станцевать или поработать в саду, то никогда не займусь этим. Голос Родителя напоминает о домашних делах, непрочитанных журналах; Ребенок хочет почитать хорошую книгу, что является пассивной, нетворческой деятельностью вроде еды: ты получаешь удовольствие, пока ешь. Вы отдыхаете, но не самореализуетесь, в этом нет свежести. Одним словом, это не творческое занятие.

Взрослый принимает решение, как и в случае работы над статьей: выделить утреннее время для танцев. Желание танцевать появляется, если я слышу хорошую музыку. Занимаясь повседневными делами, у меня не возникает неожиданного порыва все бросить и развлечься. Но из опыта я знаю, что небольшое время, уделенное утром танцам, хорошо влияет на мое физическое и психическое состояние, повышает работоспособность, поэтому в отведенное время каждое утро Взрослый ставит кассету и дает Ребенку разрешение потанцевать. Начав, Ребенок овладевает ситуацией и веселится, пока голос Взрослого не скажет «пора за работу».

В моей повседневной жизни есть одна область, в которой без самодисциплины я бы не справилась. Это самоте-рапия. Без сознательных усилий, которые заставляют меня выдержать болезненные эмоции – стыд, вину, чувство неполноценности, боль, беспомощность – и пойти на более глубокие уровни, я бы стала роботом-гуманоидом, который говорит и делает вполне разумные вещи, но похож на компьютер. Его истинные эмоции заменяют депрессия и тревога, головные боли или физическое недомогание, напоминая о том, что я все еще человек.

Каждый раз замечая, что я «выключаюсь», проглатываю что-то болезненное, думаю быстрее обычного, чтобы справиться с неприятной ситуацией, мне нужно усилие воли, которое поможет мне избавиться от интеллектуализации и заставит чувствовать. Я полностью полагаюсь на Взрослого, который оставляет дверь открытой для чувств в тот момент, когда Ребенок ведет себя так, будто он слишком слаб, не может выдержать боль и пытается закрыть эти двери.

Некоторые студенты рассказывают, что стоит раз приучить себя к самотерапии, потом становится гораздо легче. В моем случае это не так. Хладнокровный компьютер отчаянно борется за власть, эмоциям приходится сражаться, чтобы остаться в живых.

ОЦЕНОЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ

Определение по Вебстеру: «Оценивание: формальное выражение авторитетного мнения». Мое определение оценочного отношения включает три аспекта функционирования на уровне Родителя:

1. Неодобрение, критика, поучение, возмущение, гнев: «Твое поведение плохое (глупое, сумасшедшее)» (7).

2. Снисхождение, наставление, помощь: «Давай я научу тебя, как себя вести» («Ты маленькое глупое создание»); «Рад видеть, что у тебя получается» («Я ставлю тебе «5» за усилия»); «Мне нравится то, что ты делаешь» («Я одобряю твои действия исходя из своей вышестоящей позиции»).

3. Приклеивание ярлыков, классификация, раздача характеристик: «Ты плохой (глупый, сумасшедший)»; «Ты человек, которого я одобряю (исходя из моей вышестоящей позиции)».

Отыгрывание оценочного отношения всегда создает барьер в общении. Это отделяет вас от другого человека, формирует дистанцию. Выражая свое оценочное отношение, вы играете в игру Родитель—Ребенок. В этом случае у другого человека есть четыре варианта реакции. Он может выбрать роль послушного Ребенка: «Я буду стараться. Помоги мне»; бунтующего Подростка: «Заткнись, черт побери! Кого волнует, что ты думаешь? »; он может вывести вас из роли Родителя и заставить сыграть роль Ребенка: «Как плохо (глупо) с твоей стороны думать, что ты можешь осуждать меня! », или может просто вас игнорировать и при первой возможности постарается уйти. В любом случае здесь нет места истинным доверительным отношениям.

Оценочное отношение – способ не выдать свои эмоции и/или отвлечь внимание, чтобы не почувствовать их. Вмес-

то того чтобы проявить как-то самого себя («Я испугался, когда ты так сделал (почувствовал боль, злость, беспомощность, симпатию)»), вы фокусируетесь на другом человеке: выражаете свое мнение о нем. Вместо признания того факта, что вам было обидно, вы называете его плохим. Вместо того чтобы сказать: «Я чувствую симпатию и любовь к нему», вы снисходительно называете его симпатичным человеком, избегая при этом того, что чувствуете к нему. Называя другого человека плохим или хорошим, вы подчеркиваете свое превосходство над ним. Он получает послание, что не в силах тронуть вас, что вы просто наблюдаете за его поведением с высоты своей позиции.

В семьях люди ищут безопасные, удобные способы отыгрывания оценочных отношений. Мужья и жены, дети и родители жалуются друг на друга: «Ты не даешь мне быть честным. Я не хочу бояться быть откровенным с тобой». На самом деле этим они хотят сказать: «Не злись и не обижайся, когда я как-то оцениваю тебя. Не пугай меня своим гневом, не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Просто послушай мои замечания, ничего при этом не испытывая». Но это невозможно. Оценочное отношение всегда пробуждает чувства жертвы. Общение – двусторонний процесс. Если вы что-то сделали другому человеку, он должен сделать что-то вам, чтобы отплатить, если он не слишком запуган, так что вынужден хранить молчание. В этом случае его чувства многократно усилятся.

Опасность оценочного отношения состоит в том, что вы невольно говорите с человеком словами его жестокого внутреннего Родителя. Вы подкрепляете его ненависть к себе гораздо сильнее, чем могли предположить или подразумевать. В таких случаях он реагирует на пробужденную в нем ненависть к себе тремя способами: а) он может спроецировать эту ненависть на вас и наказать вас; б) он может уйти в депрессию, чтобы избежать ненависти к себе; в) ненависть к себе может оказаться сильнее того уровня чувств, который он способен в данный момент вынести, что приведет к приступу паники или попытке самоубийства.

Однажды, когда моя старшая дочь училась в школе, она вернулась домой, жалуясь на большой объем домашней работы и предстоящий полугодовой зачет. В тот же вечер за ужином она вскользь упомянула, что собирается покататься на роликах с подружками. Я сильно удивилась, учитывая ее предыдущие слова, и выразила свое мнение наиболее тактичным, как мне показалось, способом: «Не понимаю, как ты можешь гулять. Я думала, у тебя много заданий». Меня поразило то, как резко она мне ответила: «Я не просила давать мне советы! » Этот эпизод закончился периодом невыносимой холодной войны между нами. Два длинных дня мы не разговаривали. Потом я обратилась к самотерапии и смогла восстановить наше общение. «Ты знаешь, что я много занимаюсь, – сказала она мне позже. – Тебе когда-нибудь приходилось напоминать мне про домашние задания? » Никогда. Она была очень добросовестной ученицей. «Мне трудно выходить гулять и спокойно веселиться, когда дома меня ждет домашняя работа. Каждый раз я спорю с собой, чтобы позволить себе немного расслабиться. Когда я услышала, что ты хочешь, чтобы я села за тетради, я почувствовала, что это слишком, и вспылила». Мы обе сожалели о происшедшем, извинились и простили друг друга.

Я действовала оценочным путем: снисходительно поучала, предлагала помощь в той области, в которой моя дочь заслуживала, чтобы с ней обращались как с взрослой. В действительности она уже выросла, и даже если бы она не относилась так серьезно к своей домашней работе, время моих поучений уже давно миновало. Я неосознанно подкрепила ее собственную жесткую самооценку, и она меня за это наказала.

Аналогичный опыт у меня произошел и с младшей дочерью, когда она стала подростком. В один из редких случаев доверительного разговора со мной она призналась в своей проблеме, и я воспользовалась возможностью наставить ее на путь истинный. Я осторожно объяснила собственную точку зрения в одной из последних отчаянных попыток повлиять на дочь. Она ответила почти теми же словами, что и ее сестра несколько лет назад. «Мама, хватит промывать мне мозги. Каждый раз, когда мне нужно сделать выбор, в моей голове одна мысль: «А что скажут мама с папой? » Перестань учить меня. Я прекрасно знаю все твои предложения. Я пытаюсь находить собственные решения». И в этом случае вместо того, чтобы общаться с ней как с равной, я продолжала помогать, поучать, снисходительно объяснять, будто она маленькая девочка и будто она нуждается в моей оценке ее поведения. В обоих случаях моя потребность наставлять дочерей в том возрасте, в котором они явно мотивировались собственными внутренними побуждениями, исходила из моей невротической потребности в контроле (см. главу «Потребность контролировать»).

Некоторые взрослые не выносят, когда дети выражают сильные чувства – горе, гнев, страх, ревность и т. д. Если вы замечаете за собой, что судите о «недостатке самоконтроля» у своих детей, используйте это для самотерапии. Исследуя это, вы обнаружите различные скрытые чувства: зависть к свободе, которой вы лишились много лет назад, а теперь запрещаете себе ею пользоваться; тревога за силу чувств ребенка – вы боитесь, что она может оказаться заразной, и вам тоже придется переживать подобные эмоции; потребность контролировать и страх беспомощности и т. д.

Человек с оценочным отношением может оказаться угрожающе сильным Родителем, который заставляет жертву регрессировать на уровень Ребенка. Но беспристрастный наблюдатель обычно видит в человеке с оценочным отношением ребенка, который не способен быть терпимым к индивидуальным особенностям людей и убежден, что он может и должен изменять окружающих людей. Это проявление детскости происходит из характера его скрытых чувств.

Человек, хронически демонстрирующий оценочное отношение, функционирует на уровне Родителя, обнаруживает стереотипные реакции, постоянно оценивает и не принимает себя. Голос порицающего Родителя ругает и критикует все его действия. Чтобы избежать внутренней борьбы между жестоким Родителем и испуганным Ребенком, он направляет голос Родителя вовне, на других людей. Фокусируясь на слабости других, он избегает собственной. Ругая других, он остается глухим к внутреннему порицанию. Нам он кажется ребенком, потому что редко функционирует на уровне Взрослого, его бросает из крайности в крайность: он чувствует себя то наказанным Ребенком (проекция голоса Родителя на других людей), то осуждающим Родителем. В роли Родителя он выглядит настолько иррациональным, преувеличенным, что становится похож на ребенка, который говорит своему приятелю: «Моя мама сказала, что так делать плохо. Ты плохой. Я хороший мальчик! Я так плохо не поступаю».

Если человек с оценочным отношением осознает стереотипный паттерн своего реагирования, если замечает, как часто он критикует, ругает, поучает, то может начать меняться. Он может понаблюдать за своим чувством и использовать его для гештальт-самотерапии.

Даже если это не ваша хроническая проблема, используйте, подобно мне, оценочное отношение для терапии. Я знаю, что осуждая что-либо, я скрываю что-то от себя. Я начинаю с воображаемой встречи с человеком, которого оцениваю. Затем я меняю одного или обоих нас на людей из моего прошлого и заканчиваю проигрыванием обеих сторон моей личности: судьи и осужденного, Родителя и Ребенка.

Человек при виде товарища, выбившегося из узких рамок приличного поведения, разражается вюзмущенным гневом и самоуверенно произносит пафосную речь в поддержку чистоты собственной морали, выражая тем самым яростный протест. Ведь в этом случае он рискует потерять прочную убежденность, сформировавшуюся в этой конкретной области, и боится заразиться. И опять подобно маленькому ребенку он безмолвно сообщает: «Не поступай так плохо. Ты показываешь мне дурной пример. Я хочу быть хорошим мальчиком, и не знаю что будет, если я попаду в плохую компанию». С утратой внутреннего направления, лишившись руководства, он пытается не дать другим раскачать лодку, чтобы самому удержаться на борту. Это издавна усвоенная установка. Многие родители привычно обвиняют товарищей своего ребенка в том, что они сбивают того с пути истинного. Если двое детей из разных семей уличаются в запретном поведении, каждая мать немедленно сваливает ответственность на чужого ребенка.

Оценочные отношения преследуют множество целей. Оценивающий человек проецирует бранящегося Родителя из своей головы на других и ожидает от них осуждения. Следуя принципу, что лучшая защита – это нападение, он бросается на них первым и критикует, предупреждая их атаку.

К тому же это что-то вроде установки «кислого винограда». Одинокий, отдалившийся от всех человек, который не хочет обнаруживать собственного провального поведения (это могло бы показать ему, что он сам ответствен за то, что чурается людей), может спасаться за оценочной позицией: «Вы все такие плохие, поэтому меня не волнует, что я – аутсайдер. Я не хочу нравиться вам», тем самым отталкивая их еще дальше от себя.

Для человека, чей ранний опыт научил его не доверять другим и бояться близости, оценочное отношение служит способом отвращать близость. Он находит множество причин, чтобы отделять себя от ближних. Всякие человеческие качества отпугивают его. Он может осуждать жизненный стиль людей: слишком комфортный или слишком непривычный; их политику: чересчур консервативная или слишком радикальная; личные привычки: излишне педантичный или слишком неряшливый. Он выдает себя за эксперта по красоте, уму, культуре – всему, что способно утешить его в том, что он не потратит впустую время, если позволит себе сблизиться с другим человеком. Я знаю людей, которые, даже находясь на грани потери любви, останавливают себя и неожиданно начинают искать физические недостатки возлюбленных: его волосы слишком кудрявые, он слишком толстый ИЛИ СЛИШКОМ ТОЩИЙ И Т. Д.

Иногда вы оцениваете, чтобы утаить скрытые чувства; в других случаях вы подстегиваете оценочное отношение и отыгрываете его, чтобы сознательно заглушить (подавить) эмоции, которые только наметились и которые вы не хотите переживать. В обоих этих случаях отыгрывание чувств, происходящих из оценочного отношения, является анти-коммуникацией: а) другие люди и не подозревают о ваших истинных чувствах и б) они стараются исказить ваше сообщение и преувеличить его. Отыгрывание поверхностных чувств отталкивает обе стороны отношений еще дальше друг от друга вместо того, чтобы помочь им узнать друг друга лучше.

Далее я привожу несколько примеров из моих воркшо-пов, взятых наугад.

А говорит В: «Ты напоминаешь мне мадам Лафарге, женщину из «Истории двух городов», которая любила смотреть, как людей лишают голов на гильотине». (Не высказанные, осознанно подавленные эмоции: «Меня обидели твои слова, и теперь я тебя боюсь»). В страдает от фобии жестокости и насилия, иррационально опасаясь, что обладает скрытой склонностью к садизму. На его слух А говорит словами его осуждающего внутреннего Родителя, что вызывает в нем приступ тревоги к огромному удивлению и сожалению А, который и не думал, что его критика будет воспринята столь буквально.

С говорит D: «Ты как наивная школьница». (Невысказанное сообщение: «Я слишком грешна и боюсь, что если обнаружу свое истинное «я», ты меня осудишь и оттолкнешь». ) D страдает от навязчивого убеждения, что она менее образована, чем остальные члены группы, и слишком невежественна, чтобы группа ее приняла (ни одно из двух не является истинным). Теперь она сочла, что С разоблачила ее перед группой и подвергла публичному осмеянию. Она страдает депрессией всю неделю вплоть до следующей встречи, где рассказывает обо всем и выясняет, что С в смятении из-за ошибочного истолкования ее слов и что она вовсе не имела ничего такого в виду.

Е говорит F: «Ты собираешь свои волосы в такой плотный пучок, потому что хочешь выглядеть холодной и неприступной». (Невысказанное сообщение: «Я злюсь, потому что ты отталкиваешь меня». Скрытые эмоции: «Мне страшно, потому что я думаю, что ты меня отвергаешь». ) Идеализированный образ себя, в котором F является сердечной и любящей вступает в конфликт с наказывающим Родителем в ее голове, который настойчиво утверждает, то она плохая и совсем не любящая. Обвинение Е подпитывает ее ненависть к себе и толкает в состояние депрессии, возбуждая навязчивые мысли, которые не оставляют ее всю неделю. Е потрясена. Она не знала, что F ранима в этой области и не хотела причинять ей столь сильную боль.

G сурово и неодобрительно говорит Н: «Я не понимаю, как ты можешь так завидовать ей. Она должна быть счастлива, что ей так повезло». (Невысказанное сообщение: «Я чувствую себя неуютно и слегка встревожена таким откровенным признанием в зависти – не знаю, почему. Перестань испытывать зависть». ) Н всегда стыдилась своей зависти и распинала себя за это из-за страха быть осужденной. Ее стыд в этом случае значительно отягчен. Позже G открыла в самотерапии, что она сама завистлива в иррациональных, неожиданных областях. Она не выносит в других черту, которую ненавидит и которой боится в себе.

I говорит J: «Я не думаю, что ты должна раскрывать эту личную информацию группе. Нельзя трясти грязным бельем на публике». (Невысказанное сообщение: «Ты смутила меня. Я бы хотел скрыть тебя от всех этих любопытных глаз». Скрытый смысл: «Я боюсь, что испытаю соблазн отыграть навязчивое разоблачение болезненных секретных данных о себе самом». ) J пристыжена, чувствуя себя дрянной девчонкой.

К говорит I: «Ты не должен так переживать». (Невысказанное сообщение: «Я поддерживаю тебя. Я хочу, чтобы ты не испытывал болезненных эмоций». Скрытые чувства: «Когда ты переживаешь что-то болезненное, это угрожает мне. Я боюсь, это заразительно. Я могу соблазниться болезненными чувствами, которые скрыты во мне самой». ) L обижается. Он думает К говорит, что он плохой, тупица или сумасшедший и что К неинтересно выслушивать его чувства.