Текст книги "Бустан (Плодовый сад)"

Автор книги: Муслихиддин Саади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Напрасен был, не сладил я с судьбой.

Чему учиться мне у Бахтиара,

Коль не дано мне счастливого дара?»

РАССКАЗ

Портной почтенный, живший в

Сказал своей уродливой жене:

«Коль щеки оспою твои изрыты,

Смирись, румян, белил не изводи ты.

Напрасно в спор вступать с судьбой самой,

Не скроешь безобразия сурьмой».

Мудрец не ждет добра от твари злобной,

Собака шить одежду не способна.

Не знали средств ни Греция, ни Рум,

Чтоб делать мед из дерева .

Людьми четвероногие созданья

не станут, – тут напрасны все старанья.

И сколько грубый туф ни шлифовать,

Он зеркалом не может заблистать.

Ивняк цветеньем роз не заалеет,

И после бани негр не побелеет.

От стрел судьбы стена не защитит.

Смирение – один у смертных щит.

РАССКАЗ

Однажды коршуну, высоко рея,

Гриф прокричал: «Я вижу всех острее!»

Ответил коршун: «С этой высоты

Что там в степи безлюдной видишь ты?»

И к коршуну, исполненный презренья,

Гриф на земь глянул с высоты паренья.

И отвечал: «Поверишь ли, одно

Я вижу там пшеничное зерно».

А коршун удивился: «Неужели?»

И оба вниз, как стрелы, полетели.

Гриф черный первым на зерно упал

И сразу лапой в западню попал.

Гонясь за целью жалкою такою,

Не знал, что будет пойман он судьбою.

Не в каждой раковине перл растет,

Не каждый в цель стрелою попадет.

И крикнул коршун: «Ты, чье зорко око,

Как ты не видел западни жестокой?»

И черный гриф в ответ проклекотал:

«Глупец, я в западню судьбы попал!

Мне зоркость глаз моих не изменила,

Сама судьба мне зрение затмила».

Гордыня не помощник для пловцов

В пучине, где не видно берегов.

РАССКАЗ

Как мудро молвил ткацкий подмастерье,

Симурга выткав радужные перья:

«Я образ на ковре создам любой,

Когда подскажет мне наставник мой.

О смертный, нашу радость и мученье

Предначертало предопределенье.

Коль скажешь: « меня теснят!» —

Поверь, твой дух неверием объят.

Ведь Зейд и Амр лишь призрак – не преграда

Пред светом проницательного взгляда.

Пусть труженик молитву не прочтет,

Десница божья хлеб ему пошлет.

Создатель чашу благ твоих умножит;

Коль он не даст, никто другой не сможет.

Верблюдице в дороге сосунок

Кричал: «Я спать хочу, я изнемог!»

А та: «Когда б кольцо не понуждало,

Я на горбу вьюки бы не таскала!»

Так буря, руль разбив, корабль несет

По бурным волнам... кто его спасет?

О Саади, средь бедствий избавленья

Не жди от шахов; бог – твое спасенье.

Ты твердо верь и, верящий, найдешь,

А отвернется он – к кому пойдешь?

Один он сделает тебя счастливым!

Но в бедствиях не предавайся дивам.

* * *

Сильна молитва о делах добра.

Что скорлупа ореха – без ядра?

Что толку в колпаке, в одежде рваной,

Когда она надета для обмана!

Не хвастай доблестью, а покажи

На поле, где сражаются мужи.

Ты будь, каков ты есть – да не осудят.

Коль сильный скромен – посрамлен не будет.

Стыд, коль парчу, что взял ты напрокат,

Сорвав, твои лохмотья обнажат.

Тебе ходули роста не прибавят,

Тебя, как исполина, не прославят.

Не серебри, лукавый, медяки, —

Теперь не примут их и простаки.

Не золоти , ведь бывалый

Лишь посмеется над тобой меняла.

И медь от золота отделена,

Когда в плавильню брошена она.

* * *

Так поучал Бобокухи бывало

Ученика, чья совесть не дремала:

«Будь в вере тверд, путем добра иди,

А от людей добра себе не жди.

Те, кто тебя доныне прославляли,

Твою лишь форму внешнюю узнали».

Что пользы облаченному парчой,

Коль под одеждой он покрыт паршой.

В рай не попасть обманом. В день суровый

Все с лицемерия спадут покровы.

РАССКАЗ

Поститься малолетний захотел,

До полдня муки голода терпел.

Увидя в нем так много доброй воли,

С него урок не спрашивали в школе.

А дома принялись отец и мать

Ласкать его, хвалить и одарять.

Но лишь обеда время миновало,

В его желудке пламя запылало.

Подумал он: «Я ослабел совсем...

Пойду и ото всех тайком поем».

На пост он для родителей решился,

Поел, а сделал вид, что день постился.

Кто уличит творящего намаз

Не для всевышнего, а напоказ?

Противен ростовщик немилосердный,

Что пред народом молится усердно.

О, лицемерье набожных святош,

Ты прямиком в геенну их ведешь.

И коврики пойдут в геенну следом

За сонмом осужденных вечным бедам.

РАССКАЗ

Богач, сходя по лестнице, упал

И тут же бездыханным трупом стал.

Поплакал сын его; и вновь ночами

Пошел кутить с гуляками-друзьями.

И вот приснился раз ему отец.

А сын: «Ну как? Ты спасся наконец?»

«О, сын! – ответил дух и омрачился, —

С той лестницы я прямо в ад скатился!»

Неверный-честный выше средь людей.

Чем славою увенчанный злодей.

Ночной разбойник в пору воздаянья

Правей, чем грешник в чистом одеянье.

Виновникам насилий и обид

Великий судия да возместит.

Когда ты в доме Зейда в услуженье,

Не жди от Амра, сын, вознагражденья!

Придет ли странник к другу своему,

Коль друг лицом не обращен к нему?

Ты день за днем иди прямой дорогой,

Пока не станешь у его порога.

Или, подобно лошади слепой,

Вертеть ты вечно будешь жернов свой.

Как те, что от михраба отвратятся,

Должны средь нас неверными назваться.

Так тот к неверным будет приобщен,

Кто к Истине лицом не обращен.

Смотри зимой, ухаживай по вёснам

В саду своем за древом плодоносным.

Но ты душой бесплоден, человек,

Коль в сердце корни верности пресек.

Кто сев ячменный на камнях посеет,

Тот ни зерна по жатве не отвеет.

Ты чести низкого не доверяй,

Водою чистой грязь не называй.

И пусть я буду внешне благороден,

Что пользы, если подл я и негоден.

Из лицемерья шьет * подлец,

Но примет ли хырку его творец?

Кто язвами постыдными страдает,

Сам знает что под платьем он скрывает.

Что весит полный воздухом бурдюк,

Коль мера – правда, а оценщик – друг.

Притворщика ученым называли,

А умер он – ни строчки не сыскали.

Парче всегда в подкладку бязь дана, —

Подкладка скрыта, а парча видна.

Что слава людям истинного толка?

Суровы, но подкладка их из шелка.

Коль хочешь быть поистине богат,

Сними с себя свой золотой халат.

Не шутка было слово Баязида:

«Неверный безопаснее мюрида».

Султаны, что вершат над нами суд,

Просителями к вечному придут.

Муж правды на несчастных не подымет

Руки! Суму у нищих не отнимет!

И если ты жемчужиной чреват,

Своим богатством в тайне будь богат.

Коль друга свет тебе при жизни светит,

Не Джабраил тебя, а бог заметит.

Коль у тебя сомнение в груди,

Внемли, о сын, советам Саади!

Внемли сегодня и раскайся слезно.

Раскаешься потом, да будет поздно.

Внимать сегодня мудрым надлежит.

Кто знает – что нам завтра предстоит?

Г Л А В А Ш Е С Т А Я

О довольстве малым

В стяжании пекущийся о многом

Не знает бога, не доволен богом.

Сумей богатство в малом обрести

И эту правду жадным возвести.

Чего ты ищешь прах, алчбой гонимый?

Злак не растет ведь на праще крутимой.

Живущий духом чужд телесных нег.

Забыв свой дух, убьешь его навек.

Живущий духом доблестью сияет.

Живущий телом доблесть убивает.

Суть человека постигает тот,

Кто сущность пса сперва в себе убьет.

О пище мысли бессловесной твари,

Мысль человека – о духовном даре.

Блажен, кто сможет на земном пути

Сокровища познаний обрести.

Кому творенья тайна явной станет,

Тот света правды отрицать не станет.

А для невидящих, где мрак и свет,

Меж гурией и дивом розни нет.

Как ты в колодец, путник, провалился?

Иль твой, в степи открытой, взор затмился?

Как сокол в высь небесную взлетит,

Коль, птицу камнем алчность тяготит?

Как можешь ты с крылатыми сравняться,

Когда привык вседневно пресыщаться?

Ведь ангелом парящим, как звезда,

Не станет жадный хищник никогда.

Стань Человеком в помыслах, в делах,

Потом мечтай об ангельских крылах.

Ты скачешь, как несомый злобным дивом,

На необъезженном коне строптивом.

Скрути узду! Иль волю он возьмет, —

Сам разобьется, и тебя убьет.

Обжора тучный, духом полусонный,

Ты человек иль ум обремененный?

Утроба домом духа быть должна,

А у тебя она едой полна.

"Бурдюк словам о боге не внимает,

И алчный от обжорства умирает.

Кто вечными пирами пресыщен,

Тот мудрости и знания лишен.

Глаза и плоть вовек не будут сыты,

Все мало им, и хоть кишки набиты,

Они – геенна, – грешников полна:

«Еще прибавьте!» – вопиет она.

Ел мало сам Иса, светильник веры;

Что ж кормишь ты осла его без меры?

Что приобрел ты в этом мире зла,

Сменивший откровенье на осла?

Ведь алчностью свирепой обуянных

Зверей и птиц находим мы в капканах.

Тигр над зверями царь, а поглядишь —

Попался на приманку, словно мышь.

И как бы мышь к еде не кралась ловко,

Ее поймает кот иль мышеловка.

РАССКАЗ

Мне человек, что речь мою любил,

Слоновой кости, гребень подарил.

Но за слово обидевшись, однако,

Он где-то обозвал меня собакой.

Ему я бросил гребень, молвив: «На!

Мне кость твоя, презренный, не нужна!»

Да, сам к себе я отношусь сурово,

Но не стерплю обиду от другого!

В довольстве малым мудрые сильны.

Дервиш и сам султан для них равны.

Зачем склоняться с просьбой пред владыкой,

Когда ты сам себе Хосров великий?

А себялюбец ты? Ну, что ж, смирись:

Ходи, проси, у всех дверей стучись!

РАССКАЗ

Однажды скряга некий, полный страха,

Явился с просьбой к трону .

В прах перед шахом он лицо склонил,

Подобострастно просьбу изложил.

И сын его спросил недоуменно:

«Ответь на мой вопрос, отец почтенный!

Ведь там, на юге, где Хиджаз!

Что ж ты на север совершал намаз?»

Будь мудр, живи, страстями управляя.

У жадных Кыбла каждый день другая.

Кто страсти низкой буйство укротит,

Себя от горших бедствий защитит.

Довольный малым шествует высоко;

А жадность, как ярмо, гнетет жестоко.

Два зернышка ячменных жадный взял,

Зато подол жемчужин растерял.

Лишь низкий из-за снега честь теряет,

А жажду из ручья не утоляет.

Ты, мудрый, вожделенья укроти,

Чтобы с сумою после не пойти.

Укороти десницу! Свет надежды

Не в длинных рукавах твоей одежды!

Кто от стяжанья духом не ослаб,

Тот никому не пишет: «Я твой раб!»

Просителя, как пса, порою гонят.

Кто мужа независимого тронет?

РАССКАЗ

Ученый лихорадкою страдал.

«Возьми у Амра сахар»,– врач сказал.

А тот: «Да пусть умру я лучше, боже,

Лишь бы не видеть Амра кислой рожи!»

От спеси выражение лица

Кислее уксуса у гордеца.

Тщеславье, жадность сердце не прояснят.

От жажды власти свет души погаснет.

Душою овладев, любая страсть

Гнетет, как унизительная власть.

Коль все подряд возьмешь, чем жизнь богата,

Ты знай, что неминуема расплата.

Чревоугодник ныне ест и пьет,

А завтра крошки хлеба не найдет.

Когда нам яства лучшие предложат,

Среди пирующих он есть не сможет.

Огромным животом отягощен —

Обжора – о как жалок будет он!

Постись, чтоб муки не изведать худшей!

Пустой живот пустого сердца лучше.

* * *

Как гроздья спелых фиников, для Вас

Из Басры я привез один рассказ:

Близ рощи финиковых пальм, однажды

Мы шли, томясь от голода и жажды.

Обжора некий к нам в пути пристал.

Терпели голод мы, а он страдал.

Он влез на пальму, есть плоды пустился...

Потом упал и до смерти убился.

В еде бедняга удержу не знал;

Съел, видно, слишком много и упал.

Страж прибежал: «Убийцу укажите!»

А я сказал: «Почтенный, не кричите!

Живот беднягу с дерева сорвал,

Объелся он без меры и упал».

Как цепи на ногах, большое брюхо.

Раб живота не внемлет зову духа.

Объестся саранча, как ловко с ней

Справляется тщедушный муравей!

Воздержан будь, исполнись божьим страхом!

Нутро навек насытится лишь прахом.

РАССКАЗ

Разносчик сахарный тростник на блюде

Носил повсюду, где толпились люди.

Остановясь пред неким стариком,

Сказал: «Бери, а долг отдашь потом!»

И старец так разносчику ответил —

И в сердце я ответ его отметил:

«Терпенья у тебя не хватит ждать,

Когда я долг смогу тебе отдать».

Не будет сладок сахар тростниковый,

Коль долг над головой висит суровый.

РАССКАЗ

Владыка, правивший страной ,

Дервишу подарил цветной кафтан.

Как роза тот расцвел, душою светел,

Надел подарок и царю ответил:

«Пышна одежда шаха и мягка,

Но лучше – рваная моя хырка!»

РАССКАЗ

У нищей кошка в хижине жила;

Всегда голодной кошка та была.

Прокралась кошка во дворец эмира

В тот час, как там готовились для пира.

И заметалась, увидав вокруг

Гулямов грозных, разъяренных слуг.

И вырвалась, визжа от перепуга:

«Пусть буду я, и мыши, и лачуга!

Мне лучше всех дворцов старухин кров.

Пиры не стоят палок и пинков».

Не радует зиждителя вселенной

Уделом недовольный раб надменный.

РАССКАЗ

Чуть зубы у ребенка одного

Прорезались, вздохнул отец его;

«Хоть я любить его не перестану,

Но где я, нищий, хлеб ему достану?»

Услышала слова его жена

И так ему ответила она:

«Не бойся за него, побойся неба!

Кто зубы нам дает, пошлет и хлеба.

Ведь бог сильнее всех, в конце концов.

Ты больше не бросай подобных слов!

Тот, кто живое породил созданье,

Предначертал и жизнь, и пропитанье.

В руках жизнетворящего судьба

И будущее божьего раба.

А ты, как раб строптивый пред владыкой,

Не веришь божьей милости великой».

* * *

Бывало – камень в руки брал —

Тот камень в серебро он обращал.

Для мудрого, в чьем сердце веры пламень,

Равны в цене и серебро, и камень.

Он, как младенец – алчности далек —

Равно глядит на злато и песок.

Вот – пред царем склоняются дервиши;

Ты им скажи: «Владыка вас не выше!»

О благородный, спи на ложе праха,

Но в прах не падай и у трона шаха.

РАССКАЗ

Жил некто; лук был пищею его,

И не имел он больше ничего.

Ему сказали: «Как ты жив, убогий?

Иди, воруй, кругом богатых много!

Пусть наживешь ты даже кличку «вор»,

А вечный голод хуже, чем позор».

Тот воровать пошел. Его поймали,

Сломали руку, всё на нем порвали.

И плакал он: «Куда теперь пойду?

Вот сам я на себя навлек беду.

Жил в мире, лук и хлеб ячменный ел я,

Но беса жадности не одолел я.

Не лучше ль свой ячменный хлеб и лук

Позора этого, и слез, и мук».

Вчера свободный, плакал он в темнице,

Добром чужим решивший поживиться.

Дирхем накормит вас и напоит,

А Фаридун Ираком был не сыт.

Тревоги шаха – о стране огромной...

Но сам, как падишах, дервиш бездомный.

Счастливей тот, чье сердце – не в цепях,

Чем скованный заботой падишах.

Так сладко спят усталые крестьяне,

Как царь не спит на золотом айване.

Во сне равны сапожник и султан,

Когда их разум дремой обуян.

Людей уносит сон, как наводненье,

Степняк ты или царь – в том нет значенья.

Идет вельможа – спесью опьянен, —

Порадуйся, бедняк, что ты – не он!

Что права не дано тебе такого —

Теснить и мучить бедняка другого!

РАССКАЗ

Жил муж, душой высок и нравом прост;

Он дом построил, высотой – в свой рост.

Сказали: «Строить мог бы ты привольно!»

А он: «С меня и этого довольно.

Зачем чертог высокий возводить,

Когда и здесь я век могу прожить?»

Эй раб, не строй жилища в руслах силей!

Здесь прежде строили – и уходили.

Ты – на степном, разбойничьем пути —

Едва ль свой дом захочешь возвести.

РАССКАЗ

Султан могучий, славный жил когда-то.

Склонялся век его к черте заката.

Владыка этот сына не имел —

И шейху завещал он свой удел.

Почтенный шейх, прияв бразды правленья,

Забыл молитвы и уединенье.

Он в трубы бранные велел трубить,

Пошел соседей грабить и теснить.

Такой десницей сильной обладал он,

Что всех царей окрестных устрашал он.

И вот – увидя: всем грозит война,

Окрест объединились племена.

И не на жизнь, а на смерть вышли в драку,

Кольцом стеснили старого вояку.

В предвиденье позорного конца,

К былому другу шейх послал гонца:

«Силен мой враг. Перед последней битвой

Ты поддержи меня своей молитвой!»

Дервиш ответил: «Что он мир презрел?

В довольстве малым жить не захотел?»

Не знал Карун, свои богатства множа,

Что мир душевный золота дороже.

Да, щедрость – признак истинный добра;

Но щедрость сердца выше серебра!

Ведь если вдруг подлец Каруном станет,

Он делать подлости не перестанет.

У щедрого пусть даже хлеба нет,

Он людям раздает духовный свет.

Ведь щедрость – пашня, а богатство – семя.

Ты сей, и нивой всколосится время!

Не верю, чтоб забыл нас хоть на час

Творец, из глины изваявший нас.

Нет в себялюбии пути к высотам.

Вода в низине отдает болотом.

Стремись дарить! Потоку щедрых вод

На помощь небо горный силь пошлет,

Когда скупец богатый разорится,

Ему на путь добра не возвратиться.

Но если сам ты – перл, пусть ты в беде,

Тебе судьба не даст пропасть нигде.

Дорожный камень мохом обрастает,

Никто на камень взгляда не бросает.

А золота крупица упадет —

Ее хозяин со свечой найдет.

Коль из песка хрусталь прозрачный плавят,

Неужто ржавым зеркало оставят.

Богатство, власть – приходит и уйдет...

Но вечно слава добрая живет.

РАССКАЗ

Рассказ я помню необыкновенный:

Жил в неком граде старый муж почтенный.

Седой свидетель амровых времен,

Он был судьбою щедро одарен.

И был у старца – жизни утешенье —

Сын, как небесное благословенье.

Был юноша разумен и учен,

А красотой блистал, как солнце он.

Такой он редкой красотой лучился,

Что старец кудри снять ему решился.

И темя сына, как ладонь Мусы,

Он сделал, чтоб лишить его красы.

И на пол под рукою брадобрея

Упали кудри, мускуса чернее.

Так лиственный в саду спадает свод...

.

Склонился юноша, стыдясь, печалясь,

А волосы его у ног валялись.

А в юношу безумно влюблена

Была в том граде женщина одна.

Сказали ей: «Что ты себя терзаешь?

Его увидя вновь, ты не узнаешь,

Лишась волос, утратил он черты

Своей необычайной красоты».

Она в ответ: «Старания напрасны, —

Пусть были волосы его прекрасны,

Пусть голову ему отец обрил,

Но душу сына он не изменил.

Не к волосам его горю любовью,

Я связана с ним всей душой и кровью!»

Сняв волосы, не надо горевать,

Ведь отрастают волосы опять.

И у лозы на все свое есть время —

То свежий лист на ней, то гроздей бремя.

Великий дух, как солнце, он – везде...

Завистливый, как уголек в воде.

Опять заблещет солнце, чуть прояснит;

А уголек, шипя, в воде погаснет.

Не бойся в мраке двигаться ночном! —

Источник Хызра где-то льется в нем.

В круженье твердь и земли отвердели,

Скитался я, пока дошел до цели.

Ты не крушись, о брат, что путь далек:

Минует ночь и днем блеснет восток!

Г Л А В А С Е Д Ь М А Я

О воспитании

Не о конях, ристалищах и славе,

Скажу о мудрости и добром нраве.

Враг твой – в тебе; он в существе твоем;

Зачем другого числишь ты врагом?

Кто победит себя в борьбе упрямой,

Тот благородней и Рустама.

Не бей в бою по головам людей,

Свой дух животный обуздать сумей.

Ты правь собой, как Джам смятенным миром.

Пусть будет разум у тебя вазиром.

В том царстве хор несдержанных страстей

Сравню с толпой вельмож и богачей.

Краса державы – мудрость и смиренье,

Разбойники – порывы вожделенья.

Где милость шаха злые обретут,

Там мудрецы покоя не найдут.

Ведь алчность, зависть низкая и злоба,

Как в жилах кровь, в тебе живут до гроба.

Коль в силу эти все враги войдут,

Они восстанут, власть твою сметут.

Но страсть, как дикий зверь в плену, смирится,

Когда могуча разума десница.

Ведь вор ночной из города бежит,

Где стража ночи бодрая не спит.

Царь, что злодеев покарать не может,

Своей державой управлять не может.

Но полно говорить, ведь все давно,

Что я сказал, до нас говорено.

Держи смиренно ноги под полою

И ты коснешься неба головою.

Эй, мудрый, лучше ты молчи всегда,

Чтоб не спросили много в день суда.

А тот, кто тайну подлинную знает,

Слова, как жемчуг, изредка роняет.

Ведь в многословье праздном смысла нет.

Молчащий внемлет мудрого совет.

Болтун, который лишь собою дышит,

В самозабвенье никого не слышит.

Слов необдуманных не изрекай,

В беседе речь других не прерывай.

Тот, кто хранит молчанье в шумных спорах,

Мудрее болтунов на слово скорых.

Речь – высший дар; и мудрость возлюбя,

Ты глупым словом не убей себя.

Немногословный избежит позора;

Крупица амбры лучше кучи сора.

Невежд болтливых, о мудрец, беги,

Для избранного мысли сбереги.

Сто стрел пустил плохой стрелок, все мимо:

Пусти одну, но в цель неуклонимо.

Не знает тот, кто клевету плетет,

Что клевета потом его убьет.

Ты не злословь, злословия не слушай! —

Ведь говорят, что и у стен есть уши.

Ты сердце, словно крепость, утверди

И зорко за воротами следи.

Мудрец закрытым держит рот, – он знает,

Что и свеча от языка сгорает.

РАССКАЗ

в беседе как-то не сдержался,

Рабам о некой тайне проболтался.

И тайна та, что в сердце береглась,

По всей округе за день разошлась.

И встал Такаш, и палача позвал он,

Казнить рабов несчастных приказал он.

Один вскричал, отчаяньем объят:

«Не убивай! Ведь сам ты виноват!

Сам разболтал ты, что хранил глубоко...

Открыв плотину, не сдержать потока.

Сам ты виновен, на тебе твой грех, —

Ты сделал тайну достояньем всех!»

Пусть страж хранит казны потайной дверцы,

Но тайну сам храни в твердыне сердца.

Молчи о тайном! А произнесешь —

Сам в руки разнотолков попадешь.

Ведь слово – див в колодце заточенный;

Но власти нет над тайной изреченной.

Див этот вырваться на волю рад,

Но не заманишь ты его назад.

Ведь если злобный див с цепей сорвется,

Он в плен без высшей воли не вернется.

Ребенок выпустит. Но сам

Его едва ль стреножит и Рустам.

Коль тайна станет сплетен достоянье,

Отравишь ты свое существованье.

Есть назиданье – мудрости ключи:

Скажи, что знаешь твердо, иль молчи!

Честь береги, как светлую зеницу;

Ячмень посеяв, не пожнешь пшеницу.

Хорош завет брахмана одного:

«Честь каждого – зависит от него!»

Ни суета, ни многоговоренье

Тебе не завоюют уваженья.

Браня людей, привета не найдешь;

Сам знаешь: что посеял – то пожнешь!

Шаг соразмерь, узнав, долга ль дорога.

Ведь мера нам во всем дана от бога.

Коль будешь резок, ближних не взлюбя,

Все люди разбегутся от тебя.

Великий грех – насилье, угнетенье;

Но также грех – и робость униженья.

* * *

В Египте жил отшельник. Много лет

Он сохранял молчания обет.

Мудрейшие, что к знанью устремлялись,

Как мотыльки на свет, к нему слетались.

И вот подумал он в душе своей,

Что скрыл себя молчаньем от людей:

«Ведь если век я проживу в молчанье,

Как людям передам свои познанья?»

И вот он всех, когда заговорил,

Невежеством ужасным поразил.

Осмеян всеми, одинок на свете,

Он начертал на воротах мечети:

«О, если бы я сам себя познал,

Я ни пред кем бы рта не отверзал!

Открыло б зеркало самопознанья,

Какое я презренное созданье!

В молчанье мудром славу береги,

А если молвил низкое – беги».

Молчаньем знанье истины сокрыто,

А для невежд молчание – защита.

Мудрец величье губит в болтовне,

А болтовня глупцу беда вдвойне.

Таи в себе глубокой мысли семя.

Созреет мысль – откроешь перед всеми.

В открытье тайного нельзя спешить;

А то что стало явным, то не скрыть.

Калам хранил, что замышлял владыка,

Пока он был тростинкой безъязыкой.

Безгласен скот, нам дан язык живой;

Но скот почтенней, чем болтун пустой.

Коль говоришь – толкуй умно и ясно.

А если глуп, молчи, как скот безгласный.

Ты в слове мысль живую открывай,

А не болтай, как глупый попугай.

Всех тварей выше ты в словесном даре,

Но лжец презренней самой низшей твари.

* * *

Бранился грязно некий муж в запале.

Ему за это ворот разорвали.

Избит, оборван в клочья, он бежал;

И сел в углу, и сам себе сказал:

«Когда бы я молчал степенно в споре,

Не испытал бы я такого горя!»

Глупец впустую много говорит, —

Ведь и тамбур без мозга, а бренчит.

Язык сравню с горящею свечою:

Светильник гаснет вмиг, убит водою.

Кто доблестью высокой одарен,

Пусть доблестью не хвастается он.

Ведь мускус, хоть в ларце его скрывают,

Благоухание распространяет.

Коль портит примесь золото твое,

Сам знаешь, проба выявит ее.

О Саади идет дурная слава,

Что он, мол, неуживчивого нрава.

Я кожу дам с себя содрать врагу,

Но слов пустых я слушать не могу.

РАССКАЗ

Сын разболелся сильно у —

Его любовь надежда и отрада.

Дервиш сказал: «На волю отпусти

Всех птиц, чтобы несчастье отвести».

Азад пошел – все клетки отворил он,

Дроздов, синиц на волю отпустил он.

Оставил соловья лишь одного

На пышной арке сада своего.

Встал поутру здоровым сын Азада,

Увидел соловья на арке сада.

«Соловушка! – окликнул он его. —

Ты в клетке из-за пенья своего!»

Мысль высказав, подашь ты к спору повод;

Утихнет спор, коль приведешь ты довод.

До времени молчание храни,

Как Саади в его былые дни.

Пусть тайна сердца вызреет в покое!

Ей вреден шум и сборище людское.

Ты о людских пороках не кричи, —

Сперва свои пороки изучи!

Не слушай лжи и клеветы обидной,

И отвернись от наглости бесстыдной.

РАССКАЗ

Раз на пирушке турки напились,

И перессорились, и подрались.

Чангисту чанг о голову разбили

И за волосы с места потащили.

Всю ночь избитый охал и стонал,

А утром старый шейх ему сказал:

«Не спорь с толпою дикой и презренной!

Пой и, как чанг, склоняй главу смиренно!»

* * *

Камнями и подошвами сандалий

Дрались в толпе; а двое наблюдали.

Один ушел, ввязался в брань другой,

И прочь побрел с разбитой головой.

Будь сдержанным, не лезь в чужую драку,

Не превращайся в злобную собаку.

Ты слухом, речью, зреньем одарен,

Ты высшим разуменьем одарен.

Но не суди о ближних бестолково,

Не отличая доброго от злого!

РАССКАЗ

Рассказывал мне старец, – век бы стал их

Я слушать – славных стариков бывалых:

«Однажды в Индии, в толпе людей,

Я встретил негра – тьмы ночной черней.

Нес девушку в руках тот негр громадный,

К ее устам прильнув губами жадно.

Ты не ошибся бы, его сравнив

С иблисом; он уродлив был, как див.

Так девушку ту крепко обнимал он,

Что мнилось: словно тьма на день напал он.

Коня души не смог я осадить, —

Решил я девушку освободить.

Я негра по спине ударил палкой,

Крича: «Скотина! Раб! Невольник жалкий!»

И эту девушку, – я говорю, —

От мрака отделил я, как зарю.

Негр спасся бегством, туча улетела...

Но под вороною яйцо белело.

Едва бежал тот черный, тьмы темней

Повисла дева на руке моей,

Кричала: «Ты, дорогой лжи идущий,

За благо мира правду продающий!

Пойми – я в негра влюблена того!

А ты, о подлый, палкой бил его?

Ты отнял у меня, когда сварилась

Та пища, по которой я томилась!»

Она вопила, всех смутив кругом,

Что видно нет сочувствия ни в ком.

И что она кричала, погляди ты, —

Что нет, мол, ей от старика защиты.

«Запретной части тела моего

Коснулся он! Держи, хватай его!»

И так она визжала, так кричала,

Так крепко за полу меня держала,

Что только разум ясный мне помог:

«Из оболочки вырвись, как чеснок!»

И убежал я, голый, бога славя,

Хитон в руках у женщины оставя.

И срок спустя, ее я повстречал:

«Ты узнаешь меня? – я ей сказал, —

Я дал зарок, сумев с тобой расстаться,

В дела чужие больше не вторгаться!»

О мудрый, делом занятый своим,

Будь чужд деяньям низменным, чужим.

И да минет лучей живого взора —

В толпе безумной – зрелище позора.

Крепись, о мудрый, за собой следи,

Молчи! Иль говори, как Сзади!

РАССКАЗ

Таи * ученик сказал:

«Я пьяного суфия повстречал.

Валяется он, рвоту изрыгая,

И рвет его хырку собачья стая!»

Дауд угрюмо выслушал рассказ,

Блеснули молнией зеницы глаз.

Сказал: «Бедняга пьян или недужен —

Не все ль равно? Ему защитник нужен!

Беги за ним, проворен будь и скор,

И знай: его позор и наш позор.

Коль он без чувств, взвали его на плечи

И волоки сюда, без лишней речи!»

И в размышленье ученик увяз

Ослом, что в глине по уши погряз.

Приказу он не мог не подчиниться

И пьяного тащить не мог решиться.

Нет выхода! Обида велика,

Но воля пира, как закон крепка.

Он поднял пьяного и потащился

Домой. Народ, смеясь, над ним глумился.

Кричали: «Эй! Видали вы таких?

Святая вера держится на них!

В мечети, что ль, вина они хватили?

Знать за вино лохмотья заложили!

Тот вовсе пьян – взгляните на него,

А полупьяный волочит его!»

Нет, лучше меч над шеей занесенный,

Чем брань и злоба черни разъяренной.

Хоть ученик хлебнул стыда до слез,

Но пьяного к пристанищу принес,

Всю ночь не спал он, мыслями терзался.

Дауд, увидя это, рассмеялся:

«Не брось в бесчестье брата, человек,

Иль обесчестишься на весь свой век!»

Хорошего ты встретишь иль плохого —

Не говори о людях злого слова.

Плохого сделаешь своим врагом,

А доброго хулить – считай грехом.

Когда один хулить другого будет, —

Знай: по себе самом о нем он судит.

Когда ты их поступки разберешь,

Поймешь – где правда, где таится ложь.

Коль ты о людях говоришь плохое,

Пускай ты прав – нутро в тебе дурное.

Ушедших некто жалил речью злой;

Мудрец прервал: «Почтеннейший, постой!

Ты не черни людей, которых знал я,

Чтоб думать плохо о тебе не стал я!

Ты много злобных слов о них нашел,

Но доброго и сам не приобрел!»

Мне молвил некто мудрое присловье:

«Разбой, ей богу, лучше, чем злословье!»

«О друг! – смущенно молвил я ему, —

Я притчи этой странной не пойму.

Как? Лучше преступление разбоя,

Чем об отсутствующем слово злое?»

А он: «Чтоб лютый голод утолить,

Разбойник должен смелость проявить.

А этот – человека очернил он —

Но что, скажи, за это получил он?»

* * *

Когда в я поселился,

Упорно, днем и ночью я учился.

И пиру молвил раз: «О знанья свет!

Завидовать мне начал мой сосед.

Когда я смысл открываю,

Он злобится в душе – я это знаю».

Когда моим словам наставник внял,

Нахмурился он гневно и сказал:

«Как? Ты в его молчанье зависть ловишь

А за спиной его о нем злословишь?

Пусть зависть – путь в геенну для него,

Другой тропой догонишь ты его!»

* * *

Сказал юнец: «Так зол и кровожаден

Хаджадж, что не было подобных гадин!

Последнее у нищих он берет.

Отмсти ему, о боже, за народ!»

И старец, мудростью высокой светел,

Разгневанному юноше ответил:

«За все воздастся в будущем ему,

Но взыщут и за ненависть к нему.

Ты не бери на плечи это бремя!

Он – раб судьбы. Теперь такое время.

Он зол. Но и злословья твоего

Я не одобрю – за спиной его!»

Для злого, чьих деяний список черен,

В пылающую бездну вход просторен.

Но ведь и те, кто словом зло творят,

Отправятся своей дорогой в ад.

* * *

Дервиш, услыша смех младенца звонкий,

Порадовался радости ребенка.

Седые старцы, бывшие кругом,

Злословить низко начали о нем.

Но их злословье не осталось скрыто.

Наставник мудрый стал его защитой.

Сказал: «Есть тайна скрытая от всех,

Но добрый смех – не грех, злословье – грех».

* * *

Поститься в детстве я решил со славой,

Хоть левую не отличал от правой.

А омовению лица и рук

Взялся меня учить отцовский друг:

«Скажи-ка: «Дух, о боже, укрепи мой!»

И укрепись душой и руки вымой.

И рот и нос прополощи бодрей,

Прочисть мизинцем крылышки ноздрей.

А указательным протри все зубы,

В посте зубная щетка – грех сугубый.

Теперь же – от волос до бороды —

Плесни в лицо три пригоршни воды.

И до локтей потом омывши руки,

Святых имен творца промолви звуки.

По омовеньи головы и ног,

Промолви: «Бог – един! Велик пророк!»

Учись, сынок! Обряд я знаю древний

Всех лучше. Я ведь старше всех в деревне!»

Когда об этом староста узнал,

Письмо он старцу тайное послал:

«Ты славно говоришь, прекрасно учишь;

За что же ты людей злословьем мучишь?

Сказал ты – в пост, мол, зубочистка грех!

Ну а не грех ли клеветать на всех?

Ты учишь: «Рот после еды очисти»...

Ты лучше рот от клеветы очисти.

И чье бы имя не произнесли,

Ты похвали хоть раз, а не хули!

Ты называешь всех людей ослами,

А знаешь ли, как сам ты назван нами?

Когда б ты мне в лицо сказал, старик,

Что обо мне тайком болтать привык!

Коль нам глядеть в глаза тебе не стыдно,

Ты знай слепец: есть тот, кому все видно.