Текст книги "Бустан (Плодовый сад)"

Автор книги: Муслихиддин Саади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Слуга сказал: «Весь дух потрясся мой,

Как бедный тот старик убит судьбой.

Свидетелем его величья был я,

Он был богат, и у него служил я.

Он разорился, и теперь – о стыд! —

Как нищий, там он за дверьми стоит».

Хозяин молвил: «Это не обидно. —

Таков закон возмездья, очевидно».

«Да, это злобный тот скупой богач,

Которого людской не трогал плач.

Я – тот бедняк, которого когда-то,

Гнать вон велел слуге скупец богатый.

Я погибал. Но милостью творца,

Отерты слезы моего лица!»

На смертных вечный промысел взирает,

Он, дверь закрыв, другую отпирает.

Пройдут года. Времен круговорот

Потопит гордых, тонущих спасет.

РАССКАЗ

Коль благороден ты в душе своей,

Внимай о жизни доблестных людей.

Да будет награжден твой подвиг каждый!

мешок зерна купил однажды;

Раскрыл мешок он в хижине своей,

Увидел: в груде зерен – муравей

Растерянно метался, изнемог он...

Жалея муравья, заснуть не мог он.

Встал утром, муравья того он взял,

Отнес его обратно и сказал:

«Лишиться мест родных для нас ужасно,

Пусть дома будет муравей несчастный!»

И ты смятенных души успокой,

И сам утешен будешь ты судьбой.

Как промолвил несравненный,

Мудрец великий, муж благословенный:

«Ты муравья, влачащего зерно,

Не тронь! Ему дыхание дано!»

Жесток и милосердия не знает

Тот, чьей виною муравей страдает.

Могучей дланью слабого не бей,

Вдруг станешь сам пред ним, как муравей.

Утешь смятенных, в бедствии живущих.

Несчастий устрашись своих грядущих.

Не сжалилась над мотыльком свеча,

Сама сгорела вся потом свеча.

Ты думаешь, что все тебя слабее?

Но некто есть, и он тебя сильнее!

Будь щедр, будь милосерден без конца,

Добром лишь можно уловить сердца.

Как знать: губя врага, себя ты сгубишь,

Аркан же ласки сталью не разрубишь.

Прощай! Великодушие являй!

Напрасной кровью рук не обагряй!

Ведь добрый плод от семени дурного

Не возрастет. Не делай дела злого.

Исполненный гордыней лишь своей,

Ты лучших можешь потерять друзей.

Коль доброта твоя сердца притянет,

И прежний враг твой даже другом станет.

РАССКАЗ

Юнца я в поле встретил одного,

Бежал козленок по следу его.

Сказал я: «Друг, не упусти козленка!

Сорвется он с твоей веревки тонкой!»

Веревку юноша с козленка снял,

Сам резво, как козленок, побежал.

Козленок – вскачь за ним. Не отставал он.

Из рук юнца пучки травы хватал он.

И сделав круг с козленком, прибежал

Тот юноша ко мне и так сказал:

«Ты видишь? – Ласка лучше, чем веревка!

Его кормлю я. В этом – вся уловка».

Вот так погонщика не топчет слон, —

Ведь со слоном свирепым ласков он.

О мудрый! Будь ты добрым и со злыми!

Ведь ласков с псами злыми ты своими.

И пардус на тебя не нападет,

Коль ел он пять-семь дней твой сыр и мед.

РАССКАЗ

Дервиш, однажды проходя в лесу,

Без лап увидел жалкую лису.

Сказал: «О боже! Кто ж ей помогает?

Как зверь безногий пищу добывает?»

И вдруг раздался треск и шум в кустах,

Явился лев с добычею в зубах.

Сожрал добычу лев и напоследки

Уснул. Лиса же съела все объедки.

Дервиш, придя назавтра, увидал,

Что снова лев лисицу напитал.

Открылась мудрость промысла живая

Пред старцем. И пошел он уповая:

«Забьюсь, как муравей, я в тишину!

Не взять ведь силой пищу и слону...»

И, от мирских себя отторгнув дел, он

Забился в щель горы. И там сидел он.

Он верил – пищу бог ему пошлет...

Но ждет-пождет, никто к нему нейдет.

Вот отощал и страшно исхудал он,

От голода рассудок потерял он.

И голос тайный вдруг раздался в нем:

«Вставай, о лицемер! Стань хищным львом!

Ты здесь лисой безногой не валяйся,

Сам ешь и пищу дать другим старайся!

Кто падает, как жалкая лиса,

Хоть он могуч, как лев, – презренней пса.

Лови добычу, ешь, делись с другими!

Пренебрегай объедками чужими!

Ты рук своих трудом себя питай,

Трудись, как муж, и ближних утешай.

Лишь мужеложец гнусный, как блудница,

Чужим трудом питаясь, не стыдится.

В беде увидев старца – встань, беги,

Упавшему подняться помоги!

Господь того лишь счастьем одаряет,

Кто мужествен, кто гибнущих спасает,

Великодушный счастьем озарен,

Злодей бездушный радости лишен.

Добро созданьям божиим творящий

Счастлив и в жизни сей и в предстоящей.

РАССКАЗ

Слыхал о славном я одном ученом,

Что жил в пределе Рума отдаленном.

Осиротев в родном своем дому,

С толпой дервишей я пошел к нему.

Нас принял, обнял и расцеловал он,

Потом, с почетом, всех за стол позвал он.

Полна была хозяйская казна,

Да, горе нам, – еда была скудна.

Хоть видом был хозяин благороден,

Но сердцем, словно сук сухой, бесплоден.

Приветлив с нами он, радушен был...

Но – нас, голодных, он не накормил.

Хозяин наш всю ночь не спал, молился,

И я не спал. Я голодом томился.

Заря блеснула. Пали стены тьмы.

Хозяин наш спросил, как спали мы.

Был среди нас один сердитый малый,

Видавший виды, человек бывалый.

«Меня, – сказал, – ты б мог не обнимать!

Ты б лучше есть мне догадался дать!

Ты лаской лживой не гневил бы небо,

Ты дал бы лучше мяса нам и хлеба!»

Не бденье с мертвым сердцем в тьме ночей,

А щедрость – признак доблестных мужей.

Твори добро – вот к правде путь прямой!

Молитва – это барабан пустой.

В день пробуждения, в предел счастливый

С добром войдешь, а не с молитвой лживой.

Без действий притязания – ничто,

Молитвы без деяния – ничто.

РАССКАЗ

Речь о древнем я слыхал,

Конем Хатам чудесным обладал.

Тот конь, глаза пленяя красотою,

С огнем небесным спорил быстротою.

Когда, бывало, вихрем он летит,

То искры сыплются из-под копыт.

В горах он, как поток ревущий в пене,

В полях он, словно ветерок весенний.

Когда легко в пустыне он скакал,

То от него и ветер отставал.

Молвой Хатам был восхвален без лести.

Румийский царь о нем услышал вести,

Что нет людей, чем тот Хатам, щедрей,

Что нет коней, коня его быстрей.

Что на коне Хатам, летя в просторе,

Пересекает степи, словно море.

Ответил вестнику румийский шах:

«Слова без доказательств – это прах.

Коль щедр Хатам, то пусть он Щедрость явит

И своего коня мне в дар отправит.

Тогда увижу: он велик душой,

А если нет, то слово – звук пустой».

И к роду Тай, где был Хатам вождем,

Гонец румийским послан был царем.

Там степи знойны и мертвы лежали,

Лишь по весне дожди их орошали.

Гонец шатров Хатамовых достиг,

От жажды пересох его язык.

Но отдохнул на ложе он отрадном,

В тени, в тиши, над родником прохладным.

Хатам, отцов и дедов чтя завет,

Коня гостям зарезал на обед.

Жарким и сладостями угостил их,

И золотом по-царски одарил их.

Спать уложил. Наутро встал посол,

Сказал хозяину, зачем пришел.

Хатам, как пьяный поводя глазами,

В отчаянье заскрежетал зубами

И возопил: «Ты сразу почему ж,

Об этом не сказал мне, славный муж!

Ведь скакуна того, что вам так нужен,

Вчера я сам зарезал вам на ужин!

Прошли дожди, и в горах велик,

Я табуна никак бы не достиг.

И не было мне выхода другого,

Как скакуна зарезать дорогого!

Коня, решил я, лучше потерять,

Чем добрый гость голодным ляжет спать.

Мне жаль коня, но знай – мне гость дороже!

Есть в табунах еще трехлетки тоже!..»

И почести гостям он оказал,

И кровных им коней в подарок дал.

Султан румийский, лишь о том дознался,

Хатамом беспредельно восхищался.

Вот повесть о Хатаме. Но сейчас,

О друг мой! Лучше выслушай рассказ.

РАССКАЗ

Дервиш, придя в суфийскую обитель,

Поведал: «Жил в Йемене повелитель.

Он счастья мяч перед собою гнал,

Он равных в щедрости себе не знал.

Весенней тучей над землей вставал он,

На бедных дождь дирхемов изливал он.

Но он к Хатаму неприязнен был,

С насмешкой о Хатаме говорил:

«Кто он такой? Мне он докучней тени!..

Нет у него ни царства, ни владений!»

Вот царь Йемена небывалый пир, —

Как говорят, – на весь устроил мир.

Вдруг раздалось Хатаму славословье,

Все гости стали пить его здоровье.

И зависть омрачила дух царя,

Раба он кликнул, злобою горя:

«Иди, найди и обезглавь Хатама!

Со мною в славе спорит он упрямо».

В степь, где Хатам в ту пору кочевал,

Подосланный убийца поскакал.

И некий муж, как бы посланник бога,

Раба-посланца повстречал дорогой.

Сладкоречив тот муж, приветлив был,

Гонца к себе в шатер он пригласил.

Его в степи безводной обласкал он,

Вниманием его очаровал он.

А утром молвил: «Добрый гость, прости,

Но все ж у нас останься, погости!»

А тот в ответ: «Промедлить ни мгновенья

Нельзя!.. Дано мне шахом порученье!»

Сказал хозяин: «Тайну мне открой,

Я помогу тебе, пойду с тобой!»

«О благородный муж! – гонец ответил. —

Ты доблестен, и тверд, и духом светел,

Ты тайну нашу сохранишь. Так знай,

Хатама я ищу в становье Тай.

Хоть муж Хатам прославлен во вселенной,

Убить его велел мне шах Йемена.

О добрый друг! Мне милость окажи,

Дорогу мне к Хатаму укажи!»

Хозяин рассмеялся: «Меч свой смело

Бери, руби мне голову от тела.

Ведь я – Хатам. Пусть я хозяин твой,

Я поступлюсь для гостя головой!»

Когда Хатам склонился добровольно

Под меч, посланец издал крик невольно.

Не в силах от стыда поднять зениц,

Перед Хатамом он простерся ниц.

И руки на груди сложив покорно,

Сказал: «Когда бы умысел позорный

Исполнил я и вред тебе нанес,

Не человек я был бы, гнусный пес!»

И встал он и, поцеловав Хатама,

Через пески в Йемен пустился прямо.

Султан Йемена меж бровей его

Прочел, что он не сделал ничего.

«Где голова? – спросил. – Какие вести

Ты мне привез? – Скажи во имя чести!

Быть может, в поединок ты вступил

И у тебя в бою не стало сил?»

Посланец пал на землю пред владыкой

И так ответил: «О султан великий!

Хатама видел я. Среди людей

Он всех великодушней и мудрей.

В нем доблесть, мужество и благородство.

Ему дано над всеми превосходство.

Груз милостей его меня сломил.

Великодушьем он меня сразил!»

Все рассказал гонец. Ему внимая,

йеменский царь восславил племя Тая.

И щедро наградил султан посла...

Хатаму щедрость свойственна была,

Как солнцу – свет, цветам – благоуханье,

Хатаму славу принесли деянья.

РАССКАЗ

Слыхал я: племя Тая как-то раз

Отвергло веры истинной указ.

Халил – разгневан их деяньем черным —

Послал войска, на горе непокорным.

Все племя казни осудил пророк,

Чтоб землю верных не сквернил порок.

Средь пленных женщина одна упрямо

Взывала: «Стойте, вы! Я – дочь Хатама!

Великодушьем он сражал сердца,

Судите и меня судом отца!»

Почтил Хатама судия суровый,

Снять приказал он с женщины оковы

И на свободу с миром отпустить,

А остальных без жалости казнить.

Вновь дочь Хатама, плача, закричала:

«Пусть мне отрубят голову сначала!

Где ж милость – отпустить меня одну,

Когда друзья на плахе и в плену?»

Так над несчастиями рода Тая

Она вопила, громко причитая.

И всех избранник разрешил от пут,

С тех пор вершил он милостивый суд.

РАССКАЗ

Один старик Хатама попросил,

Чтоб сахара он горсть ему ссудил.

Хатам ему, рассказывали люди,

Вьюк сахара отправил на верблюде.

Тут подняла жена Хатама крик:

«Зачем так много? Горсть просил старик!»

И вот, жену с улыбкой утешая,

Сказал Хатам: «О, светоч рода Тая,

Просил он мало, но в делах добра

Семья Хатама быть должна щедра!»

* * *

От первых дней вращения вселенной

Один Хатам был щедрый, несравненный.

Один лишь Абу-Бакр, сын Са'да, с ним

Великодушьем в наши дни сравним.

Ты подданным спасительные сени

Простер, и край цветет, как крин весенний.

«Благословенным» твой Шираз прослыл,

и Рум величием затмил.

Когда бы не Хатамова святая

Звезда, никто б не помнил рода Тая.

Хатаму в книгах – вечная хвала.

Тебя прославят добрые дела.

Хатам снискал земные восхваленья,

Ты ищешь божьего благоволенья.

Правдолюбив, в речах не льстит дервиш

Ты, мудрый, поучение услышь:

Твори благодеянья неизменно!

Все истребится, лишь добро нетленно!

РАССКАЗ

У путника осел однажды в глине

Завяз. Остался пеший тот в кручине.

Пустыня, стужа, дождь, потоки вод,

Покрылся мраком ночи небосвод.

Бедой застигнут, путник истомился,

Он проклинал, и плакал, и бранился.

Великое хуление творя,

Ругал словами скверными царя.

Царь мимо ехал утром, брань услышал

К ругателю он из носилок вышел

И внял проклятьям, множеству обид...

И охватил царя великий стыд.

И обернулся царь в смущенье к свите:

«За что он так бранит меня, скажите?»

А те: «Достоин казни сей злодей,

Бранящий ваших жен и дочерей!»

Тогда на путника взглянул владыка:

Осел увяз, бедняк в пустыне дикой

Остался пеший со своим вьюком...

И сжалился султан над бедняком.

Он шубу дал ему, коня и злата.

Добром на зло была его расплата.

И кто-то молвил: «Жалкий сумасброд,

Ты спасся чудом!» – И ответил тот:

«Молчи! Я погибал под гнетом горя,

Но спас меня он, сердцем щедр, как море!

Вы все за зло платить привыкли злом,

Великодушный лишь воздаст добром».

РАССКАЗ

Жил муж – надменен, спесью опьянен.

Раз перед нищим дверь захлопнул он.

Ушел бедняк в отчаянье, в печали,

Из сердца стоны горя излетали.

Один слепец услышал стон его,

Спросил: «Эй, друг, ты плачешь? Отчего?»

Сказал бедняк, что душу истомил он

В скитаньях, что богатым прогнан был он.

«Утешься, о бедняк! – сказал слепой.

Поужинаешь нынче ты со мной!»

И нищего слепец схватил за ворот,

Привел к себе в потемках через город.

Дервиш, утешась, молвил: «Пусть творец

Тебе воротит зренье, о слепец!»

Слепой насмешкой гостя не обидел,

Но утром, пробудясь, он свет увидел.

И дивный слух весь город облетел,

Что ночью, мол, вчера слепой прозрел.

Услышал эту весть, ушам не веря,

Богач, что бедняка прогнал от двери.

Прозревшего спросил он: «Удружи,

Как это все случилось, расскажи?

Как вновь зажглись угаснувшие свечи?»

Тот молвил: «Что с тобой вести мне речи!

Ты слеп душой, ты от добра ушел.

Сову ты Хумаюну предпочел.

Вернул мне свет дервиш, убогий нищий,

Кому ты отказал в тепле и пище.

Но знай: забрезжит свет в твоих глазах,

Коль верных ты облобызаешь прах.

Увы, мы – слепы сердцем и глазами —

Не знаем о целительном бальзаме!»

Богач надменный духом приуныл

И голову в раскаянье склонил:

«Ко мне летело счастье, а досталось

Слепому! В сеть к нему оно попалось!»

Коль точишь зубы алчности, как мышь,

Вдогонку соколу не полетишь.

О, ждущий блага от дервишей божьих,

Служи им сам, жди их на придорожьях!

Кто птицам всем дает зерно, лишь тот

Наверно Хумаюна обретет.

Пускай благодеянья стрелы всюду!

Добыча будет. Верь добру и чуду.

Средь ста жемчужниц перл в одной найдешь,

Сто стрел пустив, одною щит пробьешь.

РАССКАЗ

Отец в дороге сына потерял,

Он всю стоянку ночью обыскал.

У всех шатров расспрашивал – и где-то

Нашел, как в темноте источник света.

И людям каравана своего

Сказал: «Ведь как я отыскал его?

Из встречных никого не пропустил я...

«Он это!» – тень завидя говорил я».

Так люди истины в толпу идут,

Надеясь, что достойного найдут.

Лишений горьких груз несут тяжелый

И терпят множества шипов уколы,

Чтобы живое сердце обрести

И розы цвет средь терниев найти.

РАССКАЗ

В Манахе сын султана редкий лал

Раз на прогулке ночью потерял.

Сказал отец: «В потемках невозможно

Рубин от гальки отличить дорожной.

Ты утром, может быть, свой лал найдешь,

Когда все камешки перевернешь!»

Мир, где средь злых затерян сердцем чистый,

Подобен той дороге каменистой.

И если праведники средь людей

Рассеяны, как лалы меж камней,

Сноси ты грубость каждого невежды

И встретить друга не теряй надежды.

Тот ношею вражды не отягчен,

Кто чистою любовью опьянен.

.

Вьюк всех забот на плечи возложи

И ради друга сотням услужи.

И пусть невежды, словно прах подножный,

В глазах твоих презренны и ничтожны, —

Ты будь слугою низких, темных, злых

Для друга, что затерян среди них.

Но не гляди глазами одобренья

На этот сброд, пусть бог им даст прощенье! —

И не суди людей своим судом,

Чтоб горько не раскаяться потом.

* * *

Открыты тем познания врата,

Для коих дверь чертогов заперта.

О, сколько бедных, мучимых скорбями,

В вступают с чистыми полами.

В несчастье силы духа не теряй,

Царя в беде его не покидай.

Ведь в дни, когда расторгнет он осаду,

Он верным даст высокую награду.

Не жги зимою голые кусты,

Ведь будут вновь весной на них цветы.

РАССКАЗ

Жил человек; он был весьма богат,

Но, скупостью чудовищной объят,

Он голодом и нищетой томился,

Воров и разорения страшился.

Держа в оковах сундуки добра,

Он сох в оковах злата и сребра.

Узнал однажды сын его, бедняга,

Где прячет золото родитель-скряга.

Взял деньги он и на ветер пустил,

А вместо денег камни положил.

Как только юноше казна досталась,

Она в его руках не задержалась.

Проделкой той отец был разорен,

Плащ заложил и шапку продал он.

Он плакал, бога клял и убивался,

А сын с пирушки утром возвращался.

Старик в слезах все ночи проводил,

А сын ему с улыбкой говорил:

«Ведь для того, отец, дано нам злато,

Чтоб тратить, жить привольно и богато.

Когда под спудом спрятано оно,

То золото иль камень – все равно.

Зачем из камня злато добывали? —

Чтоб веселились мы и пировали!»

А если скряга золото хранит,

То вновь оно заточено в гранит!

Эй, скряга! Пусть тебя не обижает,

Что смерти вся семья тебе желает!

Твои родные вдосталь поедят

В тот день, когда ты смертью будешь взят.

Скупец, сребром и золотом богатый,

Ведь он – дракон, что клад хранит заклятый.

Но будет день: придет дракон другой,

Скупцу расплющит голову пятой.

И деньги, что хранил он так ревниво,

В другие реки устремятся живо.

Все, что собрал ты, словно муравей,

Истрать при жизни, щедро ешь и пей,

Пока не станешь сам ты пищей тленья...

Внемли живому слову наставленья, —

Будь мудр! И счастье в мире обретешь.

И жаль, коль мудростью пренебрежешь!

РАССКАЗ

Юнец, над нищим сжалясь стариком,

Пожертвовал последним медяком.

Потом проступок некий совершил он,

И осужден на казнь султаном был он.

Заволновались люди – стар и мал;

Глядеть на казнь весь город прибежал.

А тот старик, на перекрестке сидя

И юношу средь палачей увидя,

Душой скорбя, его спасти решил;

На весь он громко завопил:

«Эй! Люди! Царь наш умер! Мир остался,

Как был, а справедливый царь скончался!»

Услышав эти вести, палачи

Остановились, опустив мечи.

Старик вопил, стенанья испуская.

А стража вся, друг друга обгоняя,

В смятении бежит в чертог царев

И видит: шах на троне – жив, здоров.

Преступник скрылся той порой. Схватили

Дервиша и к султану притащили.

Султан ему: «Ты что смущал людей?

Иль впрямь ты смерти захотел моей?

Я добр к народу, правлю справедливо,

Так что ж колдуешь ты, отродье дива?»

Дервиш не оробел перед царем,

Сказал: «Да будет мир тебе во всем! —

Я лгал, но ложь, как видишь, не опасна,

Ты жив, и спасся там один несчастный!»

Царь изумлен был. Старца он простил,

И одарил, и с миром отпустил.

Меж тем по закоулкам, задыхаясь,

Бежал несчастный, от людей скрываясь.

Спросил его знакомый: «Не таись,

Скажи: как удалось тебе спастись?»

«О друг! – тот молвил, полн еще боязни. —

Я откупился медяком от казни!»

Бросает в землю пахарь семена,

Чтоб житница зерном была полна.

Горсть ячменя предотвращает голод,

Дракон был странника жезлом заколот.

Избранника я притчу приведу:

«Благодеянье истребит беду!»

И здесь бояться вам врагов не надо,

Пока на троне Абу-Бакр сын Са'да.

О государь, улыбкою лица

Мир озаряй и покоряй сердца!

Закон твой правый – слабому защита.

Кошница милосердия открыта.

Кошница – ты, что нам послал аллах,

О муж, благословенный в двух мирах.

Пускай не всякий мыслит так! Наверно,

В молиться не встает неверный.

РАССКАЗ

Увидел некто судный день во сне:

Земля была раскалена, в огне.

Ужасны были грешников стенанья,

Мозг их вскипал на той тропе страданья.

Но лишь один средь них в тени сидел,

И был тюрбан его прохладно бел.

«О славный муж, – спросил счастливца спящий, —

Кем ты спасен в юдоли сей горящей?»

Ответил тот: «Я садом обладал.

В тени его однажды странник спал.

И за меня теперь он заступился,

Когда весь мир на грозный суд явился.

«Его помилуй, боже! – он сказал, —

Он в тень меня пустил и не прогнал!»

В сокрытом смысле этого рассказа

Есть вещий знак для нашего Шираза,

Простерта здесь великодушья сень,

Довольство людям здесь, и мир, и тень.

Плодообильным древом щедрый зрится,

А злой скупец лишь на дрова годится.

Пусть дерево плодовое живет,

Сухое ж выкорчует садовод!

Будь долговечно, дерево живое! —

Ты и плоды даешь и тень от зноя.

* * *

Здесь речи о благих делах вели мы,

Но не ко всем те речи применимы.

Ты добр, но щит тирана сокруши!

Ты крыльев птицу хищную лиши!

Изменник лишь стрелу и лук вручает

Тому, кто на святыню посягает.

В саду колючки с корнем вырывай,

Дерев плодовых корни поливай.

Возвысь того, кто правды не нарушит,

Кто бедный люд не топчет и не душит.

Кто на престол тирана возведет,

Тот сам над миром утверждает гнет.

Туши свечу, что миру угрожает,

Покамест все огнем не запылает.

Кто милостив к разбойнику, тот сам

Разбойникам подобен и ворам.

Мечом главу тирана отсекай!

Насилие насильникам являй!

РАССКАЗ

На потолке хозяин разглядел

Осиное гнездо и снять хотел.

«Не тронь их, муж! – жена сказала слово, —

Не оставляй их, бедненьких, без крова».

Муж неразумный глупой речи внял.

Но как-то вдруг осиный рой напал

На женщину. Она металась, выла,

А муж ей: «Прежде нужно думать было!

Жена! Не стыдно ль выть и голосить?

Ты их сама просила пощадить!»

Тот, кто злодеям низким помогает,

Тот сам их злодеянья умножает.

Злодей – виновник бедствий и обид,

Как хищник, истребленью подлежит.

Ведь скатерть для собак не расстилают —

Обглоданные кости им бросают.

Лягающихся мулов не жалей

Навьючивать в дорогу тяжелей.

Коль дремлет ночью сторож недостойный,

Едва ль хозяин будет спать спокойно.

Не всем твоим рабам одна цена, —

Одним – награда, плеть – другим нужна.

Кто выкормил лисенка, пусть он знает,

Что голубей лиса перетаскает.

Не возводи на зыбкой почве дом,

А коль возвел – не поселяйся в нем.

* * *

Конем однажды сброшен норовистым,

Сказал в поле чистом:

«Другого должен выбрать я коня,

Такого, чтобы слушался меня!»

Плотину ставь, чтоб не был труд бесплоден,

Покамест Тигр могучий мелководен.

Бей насмерть волка, что в капкан попал,

Чтоб он опять овец твоих не рвал.

Как от иблиса богопочитанья,

От злых людей не жди благодеянья,

Лишай злодеев сил, пока ты жив;

Пусть будет враг в тюрьме, в бутыли – див.

Увидевши змею – бежать не время

За палкой. Камнем размозжи ей темя.

Коль вор и лихоимец – твой писец,

Мечом хищенью положи конец.

Советник твой, простых людей гнетущий,

Не друг, а демон – в ад тебя ведущий,

Не говори, что мудр его совет,

Когда виновник он народных бед!

Кто поученьям Саади внимает,

Тот зданье царства мудро созидает.

Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я

О любви, любовном опьянении и безумстве

Прекрасны дни влюбленных, их стремленья

К возлюбленной, блаженны их мученья.

Прекрасно все в любви – несет ли нам

Страдания она или бальзам.

Влюбленный власть и царство ненавидит,

Он в бедности свою опору видит.

Он пьет страданий чистое вино;

Молчит, хоть горьким кажется оно.

Его дарят похмельем сладким слезы.

Шипы не стражи ли царицы – Розы?

Страданья – ради истинной любви —

Блаженством, о, влюбленный, назови!

Вьюк легок опьяненному верблюду,

Стремись, иди к единственному чуду:

Не сбросит раб с себя любви аркан,

Когда огнем любви он обуян.

Живут в тиши печального забвенья

Влюбленные – цари уединенья.

Они одни сумеют повести

Блуждающих по верному пути.

Проходят люди, их не узнавая.

Они, как в мире тьмы – вода живая.

Они подобны рухнувшим стенам

Снаружи. А внутри – прекрасный храм.

Они, как мотыльки, сжигают крылья,

И шелкопряда чужды им усилья.

У них всегда в объятьях – красота,

Но высохли от жажды их уста.

Не говорю: источник вод закрыт им,

Но жажду даже Нил не утолит им.

* * *

Да, ты своим кумиром увлечен, —

Но он, как ты, из глины сотворен.

Ты свой покой утратил и терпенье,

Ты от ланит и родинки в смятенье.

Прекрасный облик, что тебя сразил,

Весь этот мир от глаз твоих закрыл.

Когда кумир твой злато презирает,

И для тебя оно свой смысл теряет.

Весь мир готов ты для любви забыть, —

Одну ее ничем не заменить.

Она всегда в глазах перед тобою,

Она владеет всей твоей душою.

Готов презреть достоинство свое,

Ты часа жить не можешь без нее.

Ты душу ей отдашь. Ты без боязни

Из-за нее себя подвергнешь казни.

Но коль такую здесь имеет власть

Любовь, которой суть – дыханье, страсть,

Не удивляйся истинным влюбленным,

В пучину вечной страсти погруженным!

Они любви к Извечному полны,

От суеты мирской отрешены.

Устремлены лишь к истине единой —

Пьют, на пиру расплескивая вина...

Не исцелит их никакой бальзам,

Неведом их недуг земным врачам.

«Не я ли бог ваш?» – голос им взывает,

«О да! О да!» – весь круг их отвечает.

Они в пещерах уединены,

Но благостыни пламенем полны.

Сквозь толщу стен их проникают взоры.

Они дыханьем низвергают горы.

Они крылаты, словно ветр степной;

Как скалы, немы, но полны хвалой.

Глаза их, светлым током слез омыты,

Всегда для сокровенного открыты.

Они, коней своих загнав почти,

Горюют, что отстали на пути.

Живые жаждой счастья бесконечной,

Они плывут по звездам воли вечной.

Сердца спалил кумир небесный им,

Покой и отдых неизвестны им.

Кто созерцал слепящий взгляд кумира,

Тот навсегда отверг соблазны мира.

Оков не знает на пути земном

Упившийся божественным вином.

РАССКАЗ

Сын нищего, что век в нужде влачился,

Увидев , в него влюбился.

В каких мучениях, – поймешь ли ты? —

Бедняк лелеял тщетные мечты...

На всех путях царевича стоял он,

У стремени коня его бежал он.

Он проливал потоки жгучих слез,

Не внемля ни насмешек, ни угроз.

Придворные его с дороги гнали:

«Эй, ты, бродяга, отойди подале!»

Он уходил. Но вновь, презрев позор,

Близ шах-заде свой разбивал шатер.

Его избили слуги. «Убирайся! —

Сказали. – На глаза не попадайся!»

Ушел . Но вновь вернулся он,

Покоя и терпения лишен.

Хоть в двери изгонялся он, как муха,

В окошко возвращался он, как муха.

Ему сказали: «Эй, ты, дуралей!

Ты сколько терпишь палок и камней?»

Ответил он: «Погибель друга ради

Приму! И не взмолюсь я о пощаде!

Пусть ненавистью полон он ко мне, —

В него влюблен я! Брежу им во сне!

Пусть на любовь мою он не ответит,

Я жив, пока он мне, как солнце, светит.

Всех этих мук снести я не могу.

И прочь – увы! – уйти я не могу.

«Прочь от шатра его!» не говорите,

Хоть голову у входа пригвоздите.

Не лучше ль мотыльку в огне сгореть,

Чем в пустоте и мраке умереть!»

«Мяч! Ты получишь рану от !»

Факир ответил им: «А что мне рана?»

«Тебе отрубят голову мечом!»

А он им: «Голова мне нипочем!

Кто о пути своем грядущем знает —

Венец его иль плаха ожидает?

Увы! Терпения лишился я,

И от покоя отрешился я!

Не будет прахом мира ослеплен

Тот, кто любовью вечной опьянен».

Раз к стремени царевича припал он.

Разгневался царевич. «Прочь!» – сказал он.

Факир с улыбкой молвил: «Никого

Не гонит шах от солнца своего!

Из-за тебя свою забыл я душу.

Коль от тебя уйду, обет нарушу!

Тобой одним живу я и дышу,

Будь благосклонен, если я грешу!..

Твоих стремян коснулся я рукою

Затем, что я не дорожу собою!

Любви к тебе я предан целиком

И ставлю крест на имени своем.

Я насмерть поражен стрелою взгляда!

И обнажать свой меч тебе не надо!

Ты сам зажег меня. Так не беги.

И все леса души моей сожги!»

* * *

Раз на пиру под звуки струн и ная

Кружилась в пляске пери молодая.

Не помню: жар сердец иль огонек

Светильни полу платья ей поджег.

Она, увидев это, рассердилась.

«Не гневайся! – сказал я. – Сделай милость!

Ведь у тебя сгорела лишь пола,

А весь мой урожай сгорел дотла».

Влюбленные друг в друга – дух единый.

Коль суть цела – не жаль мне половины.

* * *

Внимал я пеням старца одного,

Что отошел в пещеры сын его.

Исчах отец в разлуке, одинокий.

Но сын его ответил на упреки:

«С тех пор, как я услышал глас творца,

Нет для меня ни друга, ни отца.

С тех пор, как наступило просветленье,

Все в мире для меня – лишь сновиденье!»

Тот не пропал, кто от людей ушел,

Кто духа свет утраченный обрел.

* * *

Есть люди, чистой преданы любви, —

Зверями ль, ангелами их зови, —

Они, как ангелы, в хвале и вере,

Не прячутся в пещерах, словно звери.

Они воздержанны, хоть и сильны,

Они премудры, хоть опьянены.

Когда они в священный пляс вступают,

То в исступленье рубище сжигают.

Они забыли о себе. Но все ж,

Непосвященный, ты к ним не войдешь.

Их разум – в исступлении, а слух

К увещеваниям разумным глух.

Но утка дикая не тонет в море.

Для саламандры ведь пожар – не горе.

Вот так и многотерпцы, – ты скажи, —

В пустыне живы божии мужи!

Они от взоров всех людей сокрыты,

Они не знатны и не имениты.

Не добиваются людской любви,

.

Они – плодовый сад щедрот безмерных,

А не злодеи в облаченье верных.

Они скрываются от глаз людских,

Как жемчуга в жемчужницах своих.

Не хвастаются, не шумят, как море,

Блестя жемчужной пеной на просторе.

Они – не вы! Вы – внешне хороши,

Но в обликах красивых нет души.

И не прельстите вы царя вселенной

Ни красотой, ни роскошью надменной.

Когда бы стала перлами роса,

То перлов не ценилась бы краса.

Как по канату, доблестный и верный

Пройдет и без шеста над бездной скверны.

Дервиш в блаженном хмеле изнемог,

Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»

Кому любовь – стекло, а ужас – камень,

Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.

РАССКАЗ

Жил в Самарканде юноша. Был он

Индийскою красавицей пленен.

Она, как солнце, чары расточала,

Твердыню благочестья разрушала.

Казалось, красоту, какую мог,

В ней воплотил миров зиждитель – бог.

За нею вслед все взгляды обращались.

Ее встречавшие ума лишались.

Влюбленный наш тайком ходил за ней.

И раз она сказала гневно: «Эй!

Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться,

Не для твоих тенет такая птица.

Не смей за мною по пятам ходить,

Не то рабам велю тебя убить!»

И тут влюбленному промолвил кто-то:

«О друг, займи себя другой заботой.

Боюсь, ты не достигнешь цели здесь,

А потеряешь даром жизнь и честь!»

Упреком этим горьким уязвленный,

Вздохнув, ответил юноша влюбленный:

«Пусть под мечом я голову мою

В прах уроню и кровь мою пролью.

Но скажут люди: «Вот удел завидный!

Пасть от меча любимой – не обидно».

Меня позорить можешь ты, бранить, —

Я не уйду. Мне без нее не жить.

Что мне советуешь ты, ослепленный

Тщетою мира, лишь в себя влюбленный?

Она лишь благом истинным полна,

Пусть хоть на казнь пошлет меня она!

Мечта о ней меня в ночах сжигает,

А утром снова, к жизни возрождает.

Пусть у ее порога я умру,

Но жив, как прежде, встану поутру!»

Будь стоек всей душою, всею кровью.

Жив Саади, хоть и сражен любовью.

* * *

Сказал от жажды гибнущий в пустыне:

«Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!»

Ему воскликнул спутник: «О глупец,

В воде иль без воды – один конец».

«Нет! – тот воскликнул. – Не к воде стремлюсь я,

Пусть в океане духа растворюсь я!

Кто жаждет истины, я знаю, тот

Без страха бросится в водоворот.

Не дрогнет в жажде знанья, не остынет,

Хоть знает он, что в тех волнах погибнет.

Любовь, влюбленный, за полу хватай.

«Дай душу!» скажет – душу ей отдай.

Ты внидешь в рай блаженства и забвенья,

Пройдя геенну самоотреченья.

Труд пахаря во дни страды суров,

Но пахарь сладко спит после трудов.

На сем пиру блаженства достигает

Тот, кто последним чашу получает.

РАССКАЗ

Мне это раз поведали дервиши,

Те, что душой царей земных превыше:

«Один старик, не ведая, чем жить,