Текст книги "Синдбад-Наме"
Автор книги: Мухаммад аз-Захири ас-Самарканди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Рассказ о красивой жене и бакалейщике
– Слышал я от правдивых рассказчиков, – начал везир, – что жил в давние времена крестьянин, религиозный и благочестивый, набожный и богобоязненный. Как и у всех людей, была у него жена. Она ступала широкими шагами по стезе похоти и вожделения и считала для себя дозволенными все наслаждения и удовольствия.
Однажды муж дал жене монету на покупку риса. Жена пошла на базар, вошла в бакалейную лавку и подала монету хозяину лавки. Бросив на него взгляд, многообещающий и кокетливый, она сказала:
– Отпусти рису на эти деньги.
Бакалейщик по походке и взглядам сразу определил, из какого сада этот плод. По виду ее и фигуре он догадался, какова она по натуре и что у нее за склонности. Он взвесил рис, завязал его в край ее чадры и заговорил:
– О *хатун! Ты опутала меня сетью миловидности и ранила стрелой изящества. Войди внутрь лавки, я отвешу тебе и сахару. Ведь кушанье из одного только риса без сахара невкусно, есть его неприятно.
– Мне нечем платить за сахар, – возразила она.
А бакалейщик ей в ответ:
У такой сладкоустой, как ты, справедливо ли требовать платы?
– Тот, кто почувствует вкус твоих сахарных уст, пожертвует за него тысячу жизней. Войди в лавку на краткий миг, на приятное мгновение, и моя жизнь станет сладостной в твоем обществе, моя душа вкусит с твоих губ пищу вечной жизни.
Сахара дай мне вкусить: урони, сладкоустая, слово.
Амбры даруй аромат и снова приблизься ко мне!
У тебя же столько сахара, – ответила она, – так зачем тебе мои уста?
А бакалейщик в ответ произнес:
К чему мне сахар? Мне сейчас уста твои нужны.
К чему слова? Объятья нас соединить должны.
Она прошла вперед, и бакалейщик дал ей немного сахару. Она завязала сахар в уголок чадры и уединилась с бакалейщиком. Ведь недаром говорят: * «Дирхем устраняет скорбь, *динар – ключ ко всякому желанию».
А у бакалейщика был подмастерье, человек далеко не благородный, бесстыжего нрава. Увидел он, что бакалейщик и жена крестьянина предались любовным утехам и чадра ее осталась без присмотра, взял да и развязал узелок в чадре. Он высыпал сахар и рис и насыпал вместо них землю. Когда бакалейщик и женщина, наконец, освободились, когда пришло к концу их уединение, жена крестьянина поспешно покинула лавку и отправилась домой.
Дома она положила узелок прямо перед мужем. Он развязал его, взглянул и увидел землю.
– Эй, жена! – закричал он. – Я вижу только землю!
Увидела жена песок и мусор и остолбенела от удивления, но потом нашлась, побежала в комнату и вернулась с ситом. Она высыпала землю в сито и стала ее просеивать.
– Что ты делаешь? – спросил муж.
– О муж! – отвечала она. – Мы должны раздать много милостыни. Благодаря твоей набожности меня миновало великое бедствие и большое несчастье. Когда я шла на базар за рисом, на меня налетел сорвавшийся с привязи верблюд с порванным поводком. Он сильно лягнул меня в спину, свалил с ног. Монета выпала у меня из руки, а я упала на землю. Сколько я ни искала потом, найти монету мне не удалось, так как это было в самой людной части города. Тогда я сгребла землю с того места, где упала монета, и принесла домой, чтобы просеять через сито, найти монету и купить рис,
Услышав это объяснение, муж оросил глаза слезами и воскликнул:
– Да будет проклята эта монета! Возьми другую, купи рис и выбрось землю!
* Деньги ничтожны, если любовь я вижу в твоих очах,
Ведь суждено всему на земле потом обратиться в прах.
* * *
На что мне жизнь, когда в разлуке мы или когда любовь сулит измену?
А если любишь ты и вновь со мной, то деньги все равно теряют цену!
* * *
– Я рассказал историю для того, – продолжал везир, – чтобы высокий разум шаха был осведомлен о хитрости и коварстве женщин, чтобы его благословенный ум – оплот справедливости и религии – удостоверился в том, что нет предела и границ лживости и обманам женщин.
Выслушав этот рассказ, шах приказал отвести шахзаде в темницу и отложить его казнь.
Невольница приходит к шаху на третий день
На третий день, когда на востоке показалось знамя войска дня, а черные стяги войска ночи скрылись за горизонтом на западе, невольница явилась к шаху. Она приблизилась к нему с *шафрановым лицом, спиной, согнутой, как обруч, под грузом бедствий, со щеками, орошенными слезами скорби, с сердцем, изнывающим от горя и тревог. Она стала притворно жаловаться и плакать:
Нежные щеки в слезах похожи на тучу весною,
Яркого солнца лучи смешались с водой дождевою.
– Справедливость шаха для мира, – начала она, – это океан, из которого люди пьют пресную воду его милостей.
Пьют воду из моря его щедрот жители всей страны.
– Когда-то давным-давно было сказано: «Река создана для пития». Нравственные достоинства шаха – это лужайка цветов, с которой люди вдыхают аромат утреннего и прохладу северного ветерка. В саду его справедливости распустились базилики правосудия, а шипы насилия в стране сожжены пламенем его гнева. Пока его благословенный двор служит убежищем для униженных, основа насилия искореняется и уничтожается бурей справедливости. И удивительно, что в то время как весь мир находится под сенью его правосудия, меня – покорную рабу – палит июльский зной солнца насилия.
*Ты, справедливейший из всех, одну меня забыл —
Я жалуюсь. В твоем лице – ответчик и судья.
– К его величеству шаху нельзя, конечно, отнести эти слова, но везиры-безбожники заслонили, как тучи, солнце его справедливости. Гнусное насилие и великая несправедливость, совершенные сыном шаха по отношению ко мне, лягут позором на его детей и потомков. Однако справедливый шах по наущению клеветников и подстрекательству лжецов не воздает мне по справедливости. И я подозреваю, что у падишаха с везирами происходит то же самое, что случилось у шаха *Кермана с его везиром.
– Как это случилось? – спросил шах. – Расскажи.
Рассказ о царевиче, везире и гулях
– Рассказывают, – начала невольница, – что в давние времена, в минувшие дни жил-был падишах, ученый и справедливый, счастливый и благородный. У него был сын, прославившийся своим умом, известный своей храбростью. Он был красивее и стройнее всех, речи его были заглавным листом веселия и радости.
В один прекрасный день, когда мир облачился в новые одеяния и надел платье совершенства, он обратился к отцу с просьбой:
– Мне хочется погулять за городом, побывать в садах, ведь сейчас весна, пора лугов и полей.
Вновь улыбнулся *ноуруз, и росой
Розы в саду пробудил он от сна.
Капли дождя, как жемчужный *нисар,
Щедро везде разбросала весна.
– Сейчас время охоты и вина, – продолжал шахзаде. – Ткач природы соткал в мастерской судьбы семицветный шелк для невесты-весны, а портной времени шьет ножницами-молнией и нитками-дождями красочные одеяния и разноцветные накидки.
Украсит одежды ее края Радуга из драгоценных шелков.
* * *
Славу о себе распространила по лужайкам и садам весна,
Каждый переулок и ворота зеленью украсила она.
– Горы превратились от обилия тюльпанов в расписные пиалы, в них налито вино из росы, – говорил шахзаде. – Утренний ветерок приносит ароматное дуновение, сады уподобились кандагарским кумирням, глаза нарциссов томны, локоны фиалок кудрявы,
*Отправился в сад я взглянуть на весну – она торжествует там,
Весенние тучи отраду льют, а ветер несет покой.
Траве я промолвил: «Вечно живи!» Она отвечала мне:
«Живу я три месяца и опять умру осенней порой».
Спросил у тюльпана я: «Почему сегодня печален ты?» —
«Сердцем, – сказал он, – как ты, скорбя, покинул я дом родной».
Я очи нарцисса спросил: «Зачем вы льете потоки слез?» —
«На солнце-жасмин засмотрелись мы, застлало глаза росой».
Спросил я у розы: «Над кем, ответь, так громко смеешься ты?» —
«Смеюсь над влюбленным я: у него *дирхема нет за душой!»
«О лилия! Ты почему молчишь?» Ответили мне цветы:
«Не размышляя, славит она творца красоты земной».
– Каждый корабль в это время – настоящий рай, – рассказывал шахзаде, – каждая отмель – кандагарская кумирня. Настала пора пить вино под пение соловьев, вкушать напитки среди кустов роз, слушать мелодии, музыку и пение, упиваться пурпурным соком из чаши счастья.
Словно дыханье больного, ласковый слаб ветерок;
Тучи – как тяжкие веки, льющие слез поток;
Ткут они яркое платье для всех уголков земли,
И разноцветной одежды им хватит на долгий срок.
Мог бы ручьи ты спутать со слитками серебра:
Блещут они на солнце, как выхваченный клинок.
Схоже со звуками *руда пение соловья,
Песню *чанга напомнит горлицы голосок.
Вспомнишь и о вине ты; газели на склонах гор —
Это кувшины, в которых бродит искристый сок.
* * *
Богатство, молодость, любовь, весенний аромат,
Вино, зеленая листва, ручьи, любимой взгляд…
Прекрасна музыка, весна, пьянящая, как хмель,—
Кого угодно хмель весны и музыка пленят!
О *чанг и *руд! Звук ваших струн отрада для того,
Кому похмелье дарит час своих благих услад.
Проси вина – и пей, и пой, все радости твои —
Ты видишь: зеленеет вновь недавно голый Сад.
Прижал влюбленно стебли трав к своей груди тюльпан,
И нежно стебельки травы с тюльпаном говорят.
Шах разрешил царевичу выехать и послал сопровождать его своего везира, чтобы тот предохранял дорогого сына от всяких бед. Язык судьбы при этом говорил с изумлением:
К чему, объясни, тебе сей темный телохранитель:
Сиянье твое ужель не служит тебе охраной?
Они охотились некоторое время, потом распивали вино. И вот в один прекрасный день, когда они проезжали по красивой местности, на какой-то лужайке перед шахзаде мелькнул дикий осленок, красивый и стройный. Шахзаде пустил за ним коня, а осленок бросился бежать по степи. Шахзаде пустил коня быстрее, но как ни скакал он, не сумел даже приблизиться к осленку.
Но когда шахзаде скакал степью, он заметил девушку, красивую, с ликом светлым, как солнце, с благоухающими локонами, с походкой легкой, как у куропатки, грациозную, сребротелую. Увидев ее, царевич подумал:
*О, боже, не сон ли я вижу, иль впрямь наяву
Я в светлом раю после стольких страданий живу?
* * *
Светлая луна с небес упала,
Или то *3ухра сошла на землю?
* * *
О ты, что всходишь, как луна! Ты счастье для людей,
Глаза – основа красоты, и ты нам – свет очей!
Шахзаде подъехал к девушке и с удивлением произнес:
Гурия! Ты не из рая ль так нежданно к нам явилась?
Иль, гнедая кобылица, от *хакана к нам явилась?
Или чудо совершилось, жив наш *Сулейман великий,
Ты, как пери, от владыки Сулеймана к нам явилась?
– О небесная луна, – продолжал шахзаде, – ведь гурии обитают в раю, что же ты делаешь в пустыне?
– Однажды, – ответила девушка, – я смотрела с крыши дворца и вдруг увидела твои прекрасные черты и чудные кудри. Солнце стыдилось блеска твоих щек, луна увязла в глине, завидуя тебе. Аромат твоих волос проник в пуповину газели и превратился в каплю крови. Из моего же сердца капля крови просочилась через глаз. На нее упало отражение твоего лица и превратило ее в рубин. Любовь к тебе стала смыслом моей жизни, как магнитом стала притягивать мое сердце. И, как соломинку к янтарю, как соловья к розе, меня потянуло к тебе; я прошла долгий путь и достигла *Каабы свидания.
Пока мое сердце, как мяч, не легло у твоих кудрей,
Как мяч, я мчалась к тебе, стремясь добежать скорей.
– Если ты соизволишь войти в мои покои, то я расстелю под копыта твоего коня свои глаза и пожертвую, словно костью в игре, своей душой. И пока коварная судьба догадается об этом, я соберу плоды на этой ниве.
Может быть, дыхание свиданья свежестью на нас повеет снова,
Может быть, теперь на наше сердце ты уже не поглядишь сурово.
Когда шахзаде услышал эти речи и увидел красоту девушки, то страсть и вожделение схватили повод его коня, а любовь к той чаровнице проникла в его сердце. И он подумал: «Надо поймать эту добычу, ибо удобный случай краток, как ночь свидания, и мимолетен, как мечта. Как говорят, «удобный случай проносится как облако». Раз ты влюбился, то надо распрощаться с делами».
О сердце, позабудь покой, ты в рабство отдано несчастью:
Я против воли полюбил и, как врагом, повержен страстью.
«Я погнался за онагром, – продолжал он про себя, – набрел на гурию».
И с ожиданием во взоре и думой в сердце пустил он коня, желая узнать, чему научит его наставник любви в школе времени, что даст ему в руки – сладкого или терпкого – кравчий судьбы; с любопытством ожидая, что придется выпить ему из чаши судьбы – отстоя или чистого вина; рассуждая, что придется ему надеть из-за скорби о подруге – атлас или дерюгу. Он хотел знать, какие талисманы придется ему иметь при себе во время любви, какие семена следует посадить на лужайке страсти. Он знал, что его мечты еще не осуществились, что локоны той девы спутаны и еще не причесаны. Так пустился он в дорогу, а красавица, идя впереди, указывала ему путь. Влюбленное сердце двигалось вперед, не зная, что часто страсть одного часа влечет за собой раскаяние долгих дней.
Через некоторое время они прибыли к каким-то развалинам.
– Подожди здесь минутку, – предложила девушка, – я сообщу обитателям этого жилища о твоем прибытии, скажу птицам этого гнезда о твоем приходе, чтобы они встретили с подобающими почестями такого уважаемого гостя, как шахзаде.
С радостью, с почетом в нашем доме гостя принимают каждый раз.
Если платит гость перед уходом – нет позора большего для нас!
Твое лицо и волосы люблю.
В обитель поскорей войди мою!
Я славословье счастью твоему
и гимны красоте твоей спою.
Шахзаде придержал коня, а девушка вошла в развалины и стала тихо шептаться с обитавшими там *гулями.
– Я привела царевича, – говорила она. – Мясо у него – нежное, вкусное, приятное и аппетитное.
Гули стали хвалить ее:
– Добро пожаловать тебе и твоему гостю! Скорей выходи к нему, завлекай, постарайся задержать беседой и вымани у него оружие, чтобы он не оказал сопротивления.
А у шахзаде был острый слух, и он расслышал их беседу. Он задрожал от страха и повернул коня. Как раз в это время из развалин вышла девушка и увидела скачущего прочь шахзаде. Она побежала за ним, подпрыгнула и вскочила на круп коня.
– Куда ты едешь? – спросила она. – Почему бежишь от меня?
– У меня есть сварливый друг, – ответил он, – и я никак не могу избавиться от него. Из страха перед ним я не могу остаться с тобой и наслаждаться твоей красотой. Мне надо немедленно отправиться к нему и спросить его согласия.
– От дурного друга можно избавиться при помощи денег, – перебила его девушка, – а его злой характер, эту отраву для приятного времяпрепровождения, можно обратить в противоядие.
– От него не откупишься деньгами, – сказал шахзаде, – он богат и не нуждается в них.
– Воспользуйся помощью заступников, быть может, они помогут тебе избавиться от него, – перебила его вновь девушка.
– Тут заступничество не поможет, – отвечал шахзаде.
– Тогда прибегни к силе десницы, – сказала она, – содействию войска и власти и прогони его.
– Невозможно ему противостоять силой человеческой или хитростью, – отвечал шахзаде.
– Коли так, – сказала девушка, – ступи на путь молитв, испроси помощи у всеславного господа, чтобы он отвратил своим бесконечным могуществом зло, причиняемое им.
У шахзаде полились из глаз слезы, и обратился он с тайной мольбой к богу: «О ты, отвечающий на мольбы обиженных и отвращающий зло! О могущественный, *связавший паутиной руки насильников-арабов! О всеславный, *искоренивший жалом комара род Немрода! Если не окажешь мне милость и помощи, то я погибну безвестно.
Заклинаю *3амзамом, *Хатимом, *Черным камнем, могилой пророка,
Посещением *Мекки и *Марвой, *Миной, *Сафой тебя заклинаю,
Заклинаю стихами из *Торы, *Арафатом, *псалмами Дауда,
Заклинаю Кораном, *Инджилом, всем готов заклинать, что я знаю,—
Вечной славой *Мусы бен Имрана, всею силой молитвы Дауда,
Чистотою *Исы всеблагого, Мухаммадом, избранником рая,
Заклинаю слезами *Якуба и великою скорбью *Юсуфа,
И *3акарией, старцем почтенным, славным *Яхьей тебя умоляю,
– избавь меня от этого злого духа, который сидит за моей спиной и лишил меня сил».
Как только он произнес последнее слово молитвы, девушка затрепетала и упала с коня. А шахзаде пустил лошадь вскачь и двинулся к населенным местам. Он ехал и днем и ночью, не зная покоя.
*Летел сквозь пустыню быстрее, чем ветер,
Он два перехода в один превращал.
Пустыня открыта для всех, но надраено
Вернуться обратно вошедший мечтал!
Был ветер в пустыне, как яд, смертоносен.
Кровь в жилах мучительный холод сковал.
Лед крышкой захлопнул котлы водоемов,
Река превратилась в блестящий металл.
И глина отламывалась от подножий
Угрюмых, окованных холодом скал.
Шахзаде скакал, прославляя бога, и спустя десять дней после долгих тягот и переживаний, прибыл к отцу.
А везир, когда царевич скрылся из глаз и исчез в пустыне, подумал, что тот погиб, вернулся к шаху и заявил, что лев растерзал и сожрал шахзаде. Шах оплакивал гибель сына, тяжело страдал от разлуки с ним. Он беспрестанно повторял:
О благородная лилия, куда и зачем ты ушла?
Разве не всех красивее ты в этом году цвела?
Похоже на то, что коварная тебя сокрыла земля.
Земля, ужели не знаешь ты, кого к себе приняла?
Когда шахзаде целый и невредимый вернулся в родные края и исцелил свои глаза лицезрением отца, он рассказал о том, что произошло с ним, и пожаловался на везира. Шах приказал повесить везира, а глашатаям велел кричать:
«Такова участь того, кто предаст своего благодетеля, кто не исполнит приказов своего повелителя».
*Из раны, не зажившей изнутри,
Кровь с каждым часом все сильней течет.
И эта нижайшая раба надеется, – продолжала рабыня, – что падишах поступит со своими везирами точно так же, дабы восторжествовали справедливость и правосудие. Если шах не воздаст мне по справедливости, то ведь всевышний Аллах не потерпит насилия: *«Воистину, Аллах не обидит даже ни на частичку, и если поступки раба добродетельны, то он удвоит вознаграждение».
Как только рабыня окончила свою речь, гнев царя вспыхнул с новой силой, и он подумал: «Царь бездетен, и нет родства между царями и людьми. Из-за сына недозволено пренебрегать правосудием, ибо порядок в державе зиждется на справедливости и строгом суде».
И он отдал приказание казнить сына.
Когда третий везир услышал об этом решении, то он послал к палачу человека и велел передать: «Помедли с казнью, пока я не вернусь от шаха и не докажу ему порочность торопливости и похвальность промедления и раздумывания. Я придумаю что-нибудь, чтобы сохранить жизнь сыну шаха и снять с него это обвинение».
Третий везир приходит к шаху
Третий везир, который своим разумом затмил блеск звезд и творил чудеса, наподобие *волшебства фараона и вдыхания Исы, отправился к шаху.
– Да будет жизнь падишаха вселенной – заглавного листа всего человечества – счастливой и безмятежной, – начал он. – Да будет известно высокому уму падишаха – средоточия божественного откровения и всевышнего вспомоществования – что из всех людей, существующих на земных просторах, в в этом запыленном море только самому себе и сыну невозможно найти замену, ибо сын – это наследник, хранитель памяти и доброго имени. Из всех драгоценных даров *Изеда нет ничего более сладостного и приятного, чем видеть собственного сына, в особенности если на его челе видны признаки благородства, если он достоин по своим способностям сана падишаха. Ведь шах во время пребывания в этом мире является лицом государства и опорой войска. А когда он покинет этот мир, то сын будет доброй памятью о нем, ибо не поминают того, у кого нет сына.
*Есть сын – не забудет никто отца благородное имя;
Есть сын – значит, воля отца останется вечно с живыми.
– Недостойно благородного и справедливого падишаха, – продолжал везир, – подвергнуть сына невообразимой казни только из-за навета и поклепа того, кто желает несбыточного. И если на арене разума падишаха проявился гнев, то не следует торопиться. Ведь цари именно с этой целью учредили темницы и *зинданы и узаконили заключение, чтобы при разных обстоятельствах выносить приговор лишь после обсуждения и обдумывания, отделив истинное от ложного. И если есть возможность простить, то цари прощают, чтобы показать свое благородство правителям и подданным, знатным и простолюдинам, близким и дальним. Тот падишах, который проявляет торопливость в пролитии крови и снесении голов, будет порицаем в этом мире и наказан в том, и никакое раскаяние не поможет ему, как не помогло тому воину, который убил сгоряча кошку. И когда пала завеса с истины, он стал жалеть, но все было бесполезно.
– Как это случилось? Расскажи, – попросил шах.
Рассказ о воине, мальчике, кошке и змее
Третий везир, который слышал много преданий и историй о событиях прошлого, начал рассказывать:
– Да будет долголетней жизнь справедливого и мудрого падишаха! Хранители преданий рассказывают, что в давние времена, в прошлые века жил некий воин. У него была прекрасная жена, которой не было равных по красоте. Характер и нрав ее были украшением похвальных качеств, ее нравственные достоинства предваряли священное писание. Розы бледнели перед румянцем ее щек, луна восходила на горизонтах ее красоты:
Став луною полной в небе красоты,
Никогда не скроешься, не померкнешь ты.
И вот она забеременела и умерла от родов, оставив сиротой мальчика – луноликого, красотой подобного солнцу. Муж уединился в отдаленном покое, вздыхал тяжко и стонал, и читал такие стихи:
*Меня судьба несчастьями сразила
И сердце снова стрелами пронзила;
От тесноты ломаться стали стрелы,
Так много их в груди пронзенной было!
* * *
Возненавидел меня небосвод,
Туже и туже петля невзгод.
То ли умру, то ли буду страдать,—
Мне не спастись от жестоких тенет.
Сын был целительным бальзамом для его тоски, и он говорил себе:
– Если бы не этот мальчик, который останется после меня сиротой-горемыкой, словно травинка под косой жизни, я давно предпочел бы жизни смерть, прекратил бы эти страдания, которые горше яда и хуже смерти, и сошел бы в могилу возлюбленной, которая, словно стройный кипарис, покоится в обители праха, скрывшись от взоров, как луна в пасмурную ночь. Ведь муки смерти легче жизни в разлуке с любимыми. Поэтому-то и говорят, что жизнь влюбленных скоротечна, ибо от мук переживаний разлуки душа покидает их тела. У иных она, как вода, выходит через глаза, других покидает, как пар, вместе с выдохом. И кто бы из арабов ни влюблялся, погибал от любви во цвете лет, как, например, *Меджнун от любви к Лейли, *Кусайр от любви к Азре, *Вамик от любви к Азре. Как-то раз спросили одного *тамимита: «Почему в вашем племени все влюбленные погибают?»
«Потому, – отвечал он, – что сердца наши влюбчивы, а наши женщины целомудренны».
*Смирись, от страсти умереть – один для любящих исход —
Иного блага, кроме смерти, любовь страдальцам не несет.
* * *
Сказал: «Коль откроют красавицы лица,
То жизнь всех влюбленных тотчас прекратится».
Воин проводил дни и ночи, ночи и дни, тоскуя по жене. Для мальчика он нанял ласковую, приятную кормилицу, чтобы она, как ветерок, лелеяла младенца, которому завидовали розы. Сын служил утешением отцу, когда он горевал по матери, ибо тот, кому запрещено говорить, довольствуется тем, что слушает. И он в моменты, когда его одолевала скорбь, говорил:
*О, душа! На этом свете всё живу я без тебя,
И *дирхема не имея, я торгую без тебя.
Пусть меня испепеляет, словно щепку, жгучий стыд,
Что так долго в этом мире жить могу я без тебя.
Нет тебя, а я не умер, я брожу среди живых;
Верь, душа, что неустанно я тоскую без тебя.
Без души мы жить не можем. Повелела так судьба.
У судьбы мгновенья жизни я ворую без тебя.
У этого воина была кошка. Она уже давно спала на пороге его дома и служила ему всю свою жизнь верой и правдой. С момента смерти матери она ни на миг не отлучалась от колыбели ребенка, охраняя его от всех бед. Когда кормилица бывала занята, кошка даже качала люльку.
И вот как-то отец и кормилица ушли из дому. Кошка, по своему обыкновению, лежала у колыбели. Тут из дыры выползла черная змея и собралась было укусить мальчика. Кошка, из любви к мальчику и по благородству характера, вцепилась в змею. Она царапала ее когтями, рвала зубами, хватала то за голову, то за хвост. Наконец, она удушила змею и спасла ребенку жизнь.
Когда воин вернулся домой, окровавленная кошка выбежала к нему навстречу. Она виляла хвостом, гордая тем, что поборола страшного врага, с риском для собственной жизни отвратила от мальчика смертельную опасность. Она терлась о ноги хозяина, надеясь, что он бросит ей в благодарность какую-нибудь кость или кусок хлеба.
Воин посмотрел на кошку, увидел ее окровавленную морду и страшно испугался, так как до безумия любил сына. Ведь говорят же, что ребенок заставляет быть скупым, трусливым и скорбным. Ему почудилось, что кошка убила мальчика. И он сгоряча, из-за минутного подозрения, свойственного человеческой природе, ударил кошку палкой по голове и свалил ее. Когда из прихожей прошел он в комнаты, то увидел убитую змею, истекавшую кровью, и мальчика, спавшего безмятежно в колыбели. Воин стал рвать на себе одежды, с отчаянием говоря: *«Как жаль того, чем я пренебрег перед богом». Он проливал фонтаны горючих слез и сожалел о торопливости, проявленной им по наущению дьявола. Он упрекал себя и говорил:
– Почему я поступил так необдуманно? Зачем впопыхах поступил я так несправедливо? Что это за неблагодарность и жестокость к четвероногой твари! Как нехорошо и подло я поступил!
Поверь, насилие – огонь, не прибегай к нему и в малом:
Ведь из-за искорки одной порой сгорает целый город.
«Это великая несправедливость и страшное насилие по отношению к бедному животному, – размышлял он. – Несомненно, судьба в отместку за мое недостойное поведение пошлет мне или сыну жестокую кару. Кошка спасла моего сына от врага, а я отплатил черной неблагодарностью! Нет прощения за этот поспешный и позорный проступок в благородном *шариате и *тарикате».
*Вниманье судьба проявляла не раз к тому, что было меж нею и мной.
Теперь закончились наши дела. И что же – судьба обрела покой.
* * *
Есть у небес постыдный обычай —
Радость увидев, ее губить.
* * *
– Эти слова, – продолжал везир, – были сказаны для того, чтобы падишах не дал торопливости, которая появляется по наущению дьявола и служит предвестником неудачи, возобладать над главными и похвальными чертами его характера. Ведь последствия торопливости и необдуманности – это горечь и раскаяние, ибо размышление исходит от бога, а торопливость – от дьявола. В особенности не следует торопиться в делах с женщиной, которая является вместилищем хитростей и гнездом коварства. Истории о женщинах удивительнее тысячи других рассказов, а хитрость и коварство их превосходят числом песчинки в пустыне. И если шах дозволит, я расскажу одну повесть.
– Рассказывай! – последовало приказание.








