Текст книги "Синдбад-Наме"
Автор книги: Мухаммад аз-Захири ас-Самарканди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Мухаммад Аз-Захири Ас-Самарканди
Синдбад-Наме
Перевод стихов А. В. СТАРОСТИНА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемая в первом русском переводе с персидского книга «Синдбад-наме», несомненно, привлечет внимание и специалистов-литературоведов, и широких кругов читателей.
Книга эта, точнее говоря, ее первооснова, – пехлевийский перевод с индийского оригинала, – важное звено литературных связей Востока и Запада. Ее история теснейшим образом переплетается с историей общеизвестных памятников мировой литературы – «Панчатантра», «Калила и Димна», «Сказки попугая», «Семь мудрецов», «1001 ночь». В том виде, в каком эта книга дошла до нас, она представляет собой ценный образец персидской среднеазиатской прозы XII в.; до сих пор она оставалась вне поля зрения исследователей. Наконец, «Синдбад-наме» – просто интересное для всякого читателя, занимательное и своеобразное произведение.
Два последних обстоятельства освещены в статье чл. – корр. АН СССР Е. Э. Бертельса «Образец таджикской художественной прозы XII в.», публикуемой в приложении к этой книге. Поэтому здесь мы коснемся лишь первого из трех перечисленных вопросов – основы и литературной истории книги как памятника, отраженного в ряде литератур.
«Синдбад-наме» означает «Книга о Синдбаде». Синд[и]бад– по-видимому, арабизованная форма индийского имени, издавна и широко известного в связи со сказками «1001 ночи». Рассказы о Синдбаде-мореходе – один из самых популярных разделов знаменитого сборника. Можно даже допустить, что герой морских приключений в рассказах Шахразады не случайно зовется так же, как и более древний герой «Книги». Но на самом деле они – разные герои не связанных друг с другом сказаний. Рассказы о Синдбаде-мореплавателе – это компиляция морских рассказов (большей частью индийского происхождения), распространенных в X в. в Басре, оживленной и многоязычной гавани арабского аббасидского халифата. Эти полуреалистические, полуфантастические рассказы к XV в. оформились в известный цикл, наиболее популярный в составе всего сборника сказок Шахразады. Синдбад нашей «Книги» – мудрец-мыслитель, герой обрамляющего, основного сказа. Не во всех версиях «Книги» дается его имя, ио там, где оно приводится, Синдбад везде именно мудрец, а не авантюрный герой вставных рассказов.
Написанное на персидском языке сочинение Захири Самаркандского «Синдбад-наме» – не древнейший вариант книги, но эта версия ближе других к пехлевийскому оригиналу сасанидской эпохи, не дошедшему до нас. Собственно, пехлевийский оригинал также не первооснова, но он представляет собой фиксированную версию и существовал как книга, между тем как индийская первооснова еще не обнаружена. Мы только предполагаем, что в Индии была «Книга Сиддхапати» (Siddhapati – в санскрите «глава мудрых»), в пехлевийско-персидской форме, а также в арабской транскрипции звучащая как «Синдбад».
Истоки сказочного и басенного сборника всегда трудно определить: подобные книги, как правило, относятся к раннему средневековью. Наиболее известный сборник такого типа – «Панчатантра»– появился в Индии примерно в IV–V столетии н. э. Но если попытаться проследить развитие отдельных сюжетов, поиски увлекут нас далеко в глубь предшествующих столетий, окажутся связанными и с «джатаками» буддийской литературы, и с эпическими текстами «Махабхараты», и с гимнами «Ригведы».
Теперь выясняется, что народы Востока и Запада были теснее связаны друг с другом, чем это допускалось для глубокой древности. Фольклорные связи тех отдаленных времен бесспорны, но в то же время неуловимы. Исследователей долго поражала близость индийских басен и сказок к фольклору других народов, прежде всего их несомненная связь с баснями Эзопа; мнения ученых о первичном, основном источнике сказок были различны. Несомненно влияла Индия, думали одни (например, Т. Бенфей, Компаретти), ведь известны даже пути этого влияния – связи Индии и Эллады со времен походов Александра. Но засвидетельствовано, что так называемые басни Эзопа были распространены среди греков еще в VI в. до н. э., то есть до похода Александра на Восток.
Вероятно, вопрос о «приоритете сюжетов» следует решать, исходя из естественного параллелизма развития, допуская вместе с тем вероятность взаимопроникновения отдельных элементов, тем. Вот почему мы так ценим возможность зафиксировать вполне ощутимые литературные связи.
Таким первостепенным по значению был факт общения Индии со средиземноморской культурой через литературу сасанидского Ирана на языке пехлеви. Расцвет этой литературы и вместе с тем интересующие нас литературные факты относятся к V и VI векам н. э., то есть ко времени правления Хосрова Ануширвана (531–579).
До нас дошли лишь фрагменты этой литературы на государственном языке того времени – пехлеви; среди них прежде всего – памятники оригинальной литературы, религиозной («Авеста» и примыкающие к ней произведения) и светской («Книга деяний Ардешира», «Памятка о Зарире» и др.). К этим памятникам можно добавить дошедшие до нас переводы с пехлевийского на арабский, сирийский и другие языки, свидетельствующие о существовании других литературных произведений, и, таким образом, представить себе в общих чертах объем, историческое значение и характерные черты большой литературы на пехлеви. Любопытно, что в этой литературе существовали переводы на пехлеви с греческого (главным образом философских трудов Плотина, Аристотеля, неоплатоников) и индийских языков (главным образом, беллетристических, дидактических памятников). Правда, сами эти переводы до нас не дошли, они известны лишь в последующих переводах-обработках– арабских, сирийских, грузинских, армянских и новоперсидских.
Перечислим основные произведения художественной литературы, переведенные в V–VI веках н. э. с индийских языков на пехлеви.
Это прежде всего «Панчатантра», возможно, еще буддийская редакция сборника, известного под этим названием.
Санскритский (или, может быть, пали) оригинал пехлевийского перевода неизвестен; утерян и сам перевод, но благодаря арабскому переводу с пехлеви середины VIII в. сборник получил мировую известность под названием «Калила и Димна»[1]1
Калила и Димна, пер. с арабск. И. Ю. Крачковского и И. П. Кузьмина под ред. И. Ю. Крачковского, изд. 2, М., 1957.
[Закрыть].
Не меньшую известность, чем «Калила и Димна», получило легендарное «житие» Будды – в арабском переводе «Повесть о Балхаваре и Будасафе»[2]2
Повесть о Варлааме-пустыннике и Иосафе, царевиче индийском. пер. с арабского акад. В. Р Робена под ред. и с введением акад. И. Ю. Крачковского, М-Л., 1947.
[Закрыть].
Наконец, исключительно интересен факт существования в литературе на пехлеви сказочного сборника, в основе своей, несомненно, переводного с индийского, но, по-видимому, содержавшего и непереводные материалы, – возможно, композицию местных, иранских сказочных мотивов. Это «Хазар афсане» («Тысяча сказок»), не дошедший до нас персидский оригинал арабских переводов-обработок. Сюжеты, мотивы, имена этих сказок отразились в многочисленных сборниках, переплелись с другими сказочными и фольклорными элементами арабской, персидской и других литератур восточного средневековья. Несомненно, что именно «Хазар афсане», этот «неуловимый» сборник с индо-иранской основой, стал ядром «1001 ночи».
В этом ряду наиболее значительных памятников пехлевийской литературы – переводов с индийских языков – может быть назван и оригинал «Синдбад-наме».
Правда, нам ничего не известно о существовании в Индии предполагаемой «Книги Сиддхапати» как сборника, зато отдельные рассказы, вошедшие в пехлевийскую, а затем в персидскую редакцию «Синдбад-наме», широко известны в различных индийских вариантах, в частности, по сборникам «Сказки попугая».
Дальнейшая литературная судьба книги о Синдбаде связана с историей арабской, точнее арабоязычной, литературы халифата Аббасидов. Как известно, переводы с греческого и в особенности с пехлеви на арабский, ставший обще-литературным языком халифата, – основная черта этого периода в арабской литературе.
Еще около 750 г. первый и самый знаменитый из арабских переводчиков с пехлеви иранец Рузбех, принявший в исламе имя Ибн аль-Мукаффы (казнен ок. 757 г.), перевел на арабский язык прозой основные памятники пехлевийской литературы: «Хватай-намак» («Книга Владык» – арабск. «Сияр аль-мулук»), «Калилу и Димну», «Деяния Ардешира», «Деяния Ануширвана», «Книгу про Маздака».
Эти переводы не были единичными; за ними последовали другие прозаические и поэтические переводы и обработки (так, нам известны имена семи переводчиков «Хватай-намак»). Наличие стихотворных переводов показывает живой интерес к переводной литературе среди образованных людей того времени.
Годы правления халифа Мансура (754–775), а также его преемников Махди (775–785) и Харуна ар-Рашида (786–809) оказались особенно обильными такими переводами.
Именно к этому времени относятся и переводы «Книги Синдбада» на арабский язык, а также стихотворные версии-обработки этих переводов. С арабскими переводами «Синдбада» связаны три известных литературных имени. Это иранец Асбага Сиджистанский, переведший прозой так называемый «Большой Синдбад» (т. е. основную, полную, пехлевийскую редакцию), и его современник и друг поэт Абан Лахыки (ум. ок. 815 г.). Последний известен как неутомимый версификатор многих не дошедших до нас пехлевийских книг, в том числе и упомянутого «Большого Синдбада» Асбаги Сиджистанского.
Но наряду с «Большим» источники, в первую очередь ан-Надим в «Фихристе»[3]3
«Фихрист» – известный биобиблиографический словарь-справочник X в.
[Закрыть], называют «Малый Синдбад». Видимо, «Малый Синдбад» был сокращенной арабской переделкой пехлевийского оригинала, выполненной, как предполагают, Мусой Кисрави, известным переводчиком-интерпретатором «Хватай-намак» (ум. ок. 850 г.) [4]4
Греческие авторы указывают, что переводы «Хватай-намак» и «Малого Синдбада» сделал некий «Musos о persis» – «Муса перс». Подробнее об этом см.: В. Р. Розен, К вопросу об арабских переводах «Худай-намэ» (сб. «Восточные заметки», СПб., 1895).
[Закрыть],
Ан-Надим в «Фихристе» не дал хронологии упоминаемых им «Большого» и «Малого Синдбада», что породило расхождения в оценке этих двух арабских редакций книги, их отношения друг к другу и связей с ними многочисленных переводов с арабского.
По-видимому, можно считать установленным, что версификация Абана Лахыки, о которой мы упоминали, основана на переводе Асбаги Сиджистанского («Большой Синдбад»), тогда как «Малый Синдбад» Мусы Кисрави лег в основу большинства известных переводов «Синдбада» – сирийского, древнееврейского, испанского и новоарабского. Сирийский перевод послужил основой греческого с упоминанием имени арабского переводчика «Малого Синдбада», «перса Мусы [Кисрави]», а греческий – в свою очередь стал основой румынской версии-перевода.
На новоарабской версии «Синдбада» с названием «Семь везиров» основаны всемирно известные «Семь мудрецов» («Семь везиров») – турецкая версия, получившая особенно широкую известность в Европе. Эта версия вошла почти целиком в сборник «1001 ночь».
К этим основным версиям-переводам «Малого Синдбада» восходят многочисленные переводы-обработки: латинский, французский, итальянский, немецкий, шведский, венгерский, армянский, словацкий, делающие «Синдбада» одной из наиболее популярных книг-сюжетов в мировой литературе.
Таким образом, основные распространенные изводы-варианты Синдбада являются отражением «Малого Синдбада». Но действительно ли Муса Кисрави обработал с сокращением арабский же перевод Асбаги, то есть «Большой Синдбад»? Если Муса Кисрави и «Муса перс», о котором как о переводчике на арабский язык «Хватай-намак» говорится в греческом переводе, одно лицо (а это весьма вероятно), то можно предположить, что он обратился не к арабскому переводу Асбаги, а непосредственно к пехлевийскому оригиналу. Однако работа над переводом оригинального пехлевийского текста была безусловно трудна, а перевод Асбаги уже существовал. Очень возможно, что обращение к пехлевийскому оригиналу было вызвано особыми соображениями. Ведь нам, собственно, мало известно о нем. Вполне вероятно предположение о существовании двух пехлевийских редакций памятника, неодинаково полных и различно оформленных (скажем, отличающихся большей или меньшей простотой языка и стиля). Разумеется, доказать это трудно, но и категорически опровергнуть тоже нельзя.
Вернемся к арабскому «Большому Синдбаду», переводу Асбаги Сиджистанского, и к его единственному арабскому отражению в сборнике «100 ночей».
Еще академик С. Ф. Ольденбург[5]5
См. сб. «Аль-Музаффария», СПб., 1897 (статья о книге Синдбада-Сиддхапати).
[Закрыть] отметил разногласия авторитетных исследователей памятника Компаретти и Нёль-деке в вопросе о соотношении «Большого» и «Малого Синдбада» с различными версиями-переводами. С. Ф. Ольденбург высказал предположение, что к «Малому Синдбаду» восходят все известные изводы и переводы, кроме персидских, известных тогда только по рукописям Британского музея и библиотеки Королевского Азиатского общества, которые он считал связанными с «Большим Синдбадом». По существу, предположения С. Ф. Ольденбурга были правильны с одним только исключением: персидские изводы (речь идет, собственно говоря, только о новоперсидском переводе Абу-л-Фавариса Фанарузи, современника Саманида Нуха ибн Насра, жившего в середине X в.) восходят не к арабскому «Большому Синдбаду», а непосредственно к пехлевийскому оригиналу, к его «большой» версии. Больший по объему вариант был, вероятно, и более изысканным, цветистым по стилю.
Вопрос о том, восходят ли обе пехлевийские редакции к одному общему индийскому оригиналу или можно допустить существование двух индийских сборников, также различающихся объемом и стилем изложения, остается открытым.
Нам кажется более вероятным предположить существование двух индийских редакций, чем допустить, что на пехлевийской почве были созданы две обработки одного индийского оригинала. По-видимому, именно это и предполагает новейший исследователь вопроса, издатель персидского текста аз-Захири Ахмед Атеш (см. его предисловие к стамбульскому изданию «Синдбад-наме»). Таким образом, персидская версия «Синдбада» X в. – не перевод арабского «Большого Синдбада» IX в., а параллельный извод, восходящий к их общему источнику – «большой» пехлевийской редакции сасанидского времени (V–VI вв.).
Здесь находит свое место и наша книга – «Синдбад-наме» Мухаммеда аз-Захири Самарканду как извод-обработка персидской же версии Абу-л-Фавариса, а также упоминаемые в источниках параллельные персидские изводы – Азраки (XIII в.), Казвини (XIII в.), Дакаики (XII в.) – и турецкие версии.
О месте обработки Захири в общей истории таджикско-персидской литературы, об основной сюжетной канве и особенностях стиля достаточно полно и наглядно сказано в публикуемой в приложении статье Е. Э. Бертельса.
Остается сказать несколько слов лишь о переводе «Синдбад-наме» и его оригинале.
О существовании списков книги Захири известно давно, но двух наличных рукописей (Британского музея и библиотеки Королевского Азиатского общества) было недостаточно, чтобы установить критический текст. К тому же эти рукописи заметно различались по стилю и плохо сохранились. Открытие и изучение ценных рукописей труда Захири в турецких собраниях, прежде всего в музеях Стамбула, позволило турецкому филологу Ахмеду Атешу издать в 1948 г. персидский текст «Синдбад-наме» Захири с разночтениями, примечаниями, указателями и введением в изучение памятника. С этого издания и был выполнен публикуемый сейчас русский перевод.
Книга аз-Захири написана чрезвычайно сложным, вычурным языком, насыщенным трудно переводимыми поэтическими и риторическими фигурами. Автор щедро украшает прозаическое изложение элементами рифмы и ритма. Полностью воспроизвести по-русски все ухищрения «изысканной прозы» того времени – дело почти немыслимое Переводчик М.-Н. Османов стремился передать, насколько это возможно, своеобразие оригинала в формах, доступных современному русскому читателю.
А. А. СТАРИКОВ
Во имя Аллаха милостивого, милосердного, к которому мы обращаемся за помощью
Хвала и слава великодушному творцу, который создал укромный уголок для влюбленных в покоях темной ночи. Благодарность и признательность создателю, который из белизны дня сотворил стоянку для жаждущих, обитель бытия и тлена. Щит для лика луны раскрывается *каламом[6]6
Здесь и далее звездочка перед словом означает, что пояснения к нему помещены в конце книги (в алфавитном порядке).
[Закрыть] его мощи, его воля извлекает из ножен утра лучи, подобные мечам. Он всемогущий – на его совершенную красу не садится пыль исчезновения, он – совершенный, за полу великолепия которого не ухватится рука ущербности. Мыслимые опасности ничтожны в пространстве его могущества, шаги помыслов не достигают горизонтов его владычества. Он воздвиг возвышенный дворец неба без орудий и инструментов, сшил зеленое платье небосвода без ниток и ножниц. Он превратил субстанцию воды посредством тепла в вещество огня, а вещество воздуха посредством холода отправил в центр влажности, материю огня в силу легкости и сухости поселил в океане, субстанцию земли по причине холода и сухости он *сделал соседом центра. Он заставил двигаться через *двенадцать переходов *семь отцов вышних, заставил двигаться и покоиться * четырех неземных матерей в середине вышнего мира. Смешав дым и пар, он создал в небесных просторах гром, молнию, облака, ветры и метеоры. Сочетав два тонких естества, он создал в сердце грубого камня драгоценные каменья и металлы. Вслед за отборной частью четырех стихий он сотворил три мира, создав роды и виды живых существ. Из родов и видов живых существ он выделил человека и сделал его венцом существ и заглавным листом творений, как он сам сказал: *«Мы уважили потомков Адама и поселили их на суше и море, одарили их приятными вещами и предпочли их всем другим созданиям». Он сделал человека полным хозяином и правителем всех низших соединений, одарил его способностью повелевать и запрещать и послал – для дел будущего мира, для упорядочения жизни, управления странами и распоряжения рабами божьими – пророков (да приветствует их Аллах и да благословит!).
Он ниспослал веления в виде красноречивых посланий и ясных доводов, а устами пророков послал вести в виде откровения, установил людям законы и обычаи и приказал им быть справедливыми и строгими в наказаниях, быть покорными правителям и молиться ему, как он сам об этом сказал: *«Я создал людей и *джиннов только для того, чтобы они повиновались мне». Ради утверждения и упрочения законов мудрости, ради поддержания и подкрепления основы действий и поступков он научил людей знанию и мудрости, *илариату и *тарикату, как об этом сказал всевышний, всеславный и всемогущий Аллах: *«Нет ни зернышка в темных уголках земли, ни влажности, ни сухости, не предусмотренных в ясном Писании».
Для наказания и покорения грешников, для искоренения и обуздания насильников, на горе и скорбь невеждам, он даровал разум и усердие, а кроме разума и усердия – *священную войну. Он ниспослал Писание и меч, как об этом сказал сам всевышний, всеславный Аллах: *«Мы ниспослали наших посланников с откровениями, ниспослали вместе с ними Писание и весы, чтобы они держали людей в справедливости, мы ниспослали также железо, которое и вредно и полезно для людей».
Писание – это разум, весы – усердие и железо– меч; они ниспосланы для того, чтобы мудрые постоянно видели чудеса Писания и чтобы посредством разума, мудрости, логики и рассуждений познавали доводы, свидетельствующие о всемогуществе, доводы о сотворении мира Аллахом и его мудрости, чтобы они воздерживались от совершения непохвальных поступков и недостойных деяний, чтобы невеждам, лишенным доли того мира, сначала доказывали словом Истину, а потом уже карали их мечом, ибо невежда, если он не будет наказан в этом мире, не устрашится муки того мира и не будет сторониться подстрекательства к смутам и возбуждения к пороку:
*Насилье – в сущности людей, насилием богат наш свет,
И люди только от нужды не нанесут соседям вред.
Поскольку вечная мудрость и бессмертное вспомоществование гласят, что пророческий сан и царская власть, религиозное и светское руководство сопутствуют друг другу, так как люди земли находятся на различных путях, ступенях и переходах судьбы, поскольку «калам без меча и знание без применения его на деле – никчемны», —
Покой народам всем, рабам – отрады свет,
Спасение навек от горестей и бед
Несут суровый меч и кроткое перо —
Две вещи, вот и все, а третьей в мире нет,
– то творец укрепил религию светской властью и дал основание царской власти в религии. Он укрепил, усилил и утвердил одно другим. Вслед за этими своими велениями и запретами Аллах велел повиноваться власть имущим и уравнял повиновение им с покорностью себе и своим пророкам, которые являются полными наместниками на земле. Об этом он сам говорит:
*«Повинуйтесь Аллаху, повинуйтесь посланнику и власть имущим из вас».
Отсюда очевидно, что религия без власти погибнет, а власть без религии перестанет действовать, ведь сказал пророк – да приветствует его Аллах! – «Религия и власть – близнецы». А *Гуштасп – лучшая жемчужина в ожерелье царей *Аджама и великих мужей Ирана – говорит: «Религия усиливается благодаря власти, власть долговечна благодаря религии».
Если твердость калама и страх перед мечом не будут сопутствовать друг другу, если за добрые дела не будет надежды на воздаяние, а за злодеяния – страха перед возмездием, то нарушится порядок в мире и среди людей, мир сойдет с дороги истины, и ни один человек не будет стремиться совершать добрые поступки и дела.
Если будут пренебрегать законами религии и установлениями власти, то исчезнут религиозность и общественный порядок, нарушатся и разрушатся законы воздержанности и сдержанности, правила ума отойдут на задний план, благополучие рабов божьих и благосостояние стран собьются с пути порядка и организованности, исчезнут благоустройство и покой стран и их жителей, будут решать дела при помощи силы, мощи и насилия, и сбудется сказанное: «Победивший захватит»:
Власть у того, кто меч скорее обнажит,
И господин лишь тот, кто в битве победит.
После этих ясных посылок и очевидных суждений бесспорно, что меч и *калам, религия и власть суть близнецы и друзья.
*Коль эти два дара душа обретет,
То в небе высокое место найдет.
Таким образом, покорность пророкам соответствует законам разума, повиновение власть имущим обязательно с точки зрения религиозного закона.
Подобно тому как Аллах завещал пророкам и посланникам проповедь о пророческой миссии, обнародование религиозного руководства и совершение чудес, он приказал правителям и царям быть справедливыми и проявлять благородство, как он сам сказал: *«Воистину Аллах велит творить справедливость и добро».
Точно так же как пророки различаются по степеням, правители и цари различаются по иерархии. Повелитель правоверных *Омар ибн ал-Хаттаб – да будет доволен им Аллах! – который искоренил основы многобожия и утвердил законы ислама; заложил основы религии и власти, благодаря которому укрепились обычаи царства и религии, сказал: «Самый счастливый из пастырей тот, благодаря которому счастлива паства». Самый счастливый царь тот, чьи подданные пребывают под сенью покровительства его и заботы, в загоне, который сторожит и охраняет он; тот, чьи подвластные находятся за стеной, охраняемой им, на его пастбищах, или обитают в чертоге его снисходительности и благосклонности. Пророк – да будет мир ему! – сказал: «Государь – тень Аллаха на земле, к нему должен обращаться каждый угнетенный», т. е. падишах – тень солнца милостей творца на земной поверхности, поэтому пораженные желтухой насилия и пламенем тирании, изнывающие от жажды в месяце *таммуз пусть находят облегчение в тени его милосердия и чертоге его правосудия, а путники жарких пустынь разочарования пусть пьют прозрачную воду из источника его справедливости и родника его благородства и говорят при этом:
*Бедняк терпеть не будет злой нужды,
ноль молния твоя над ним сверкнет,
И засухи не будет в той стране,
где вечно льется дождь твоих щедрот.
* * *
*Ты, правой руной утоляешь нужду,
А левой – даришь нас надеждой великой;
Чудесный мудрец, красноречием ты Явил бы пример благородства, владыка.
Поскольку посредством этих посылок доказано, что самый драгоценный из пророков тот, которому ниспослан и *шариат, то очевидно, что лучший из царей тот, который претворяет в действительность мудрость и справедливость, а также ясно, что преимущество и превосходство власть имущих над другими людьми состоит в том, что они утверждают справедливость и дарят покой и безопасность:
*Только разум нас возвысил: без его даров
Были б лучше человека худшие из львов.
Описать царей и изобразить их нравственные качества можно так:
Все счастливы от этой доброты,
Он в мире не оставит нищеты.
* * *
Он мечет всем *дирхемы, потому
Так внятны доводы его уму.
Отсюда следует, что самый счастливый подданный и искренний доброжелатель тот, кто по мере своих возможностей и сил покорен царям и повинуется им, украсив оказанные ему милости и благодеяния благодарностью, похвальными делами, добрыми и благородными поступками, насколько он способен, чтобы заслужить похвалу своего повелителя и украсить себя его растущим доверием, чтобы проявились благородство и величие души самого раба, чтобы он прославился и стал известен, как говорят об этом:
Есть у раба права. Блюсти их должен он,
Пусть господин велик, до неба вознесен.
* * *
Хвала и благодарность всевышнему богу, который одарил страны ислама прекрасной справедливостью и совершенным благородством справедливейшего царя, благороднейшего султана, великого и справедливого хакана вселенной, поддержанного богом, победоносного победителя, славы царей других народов, повелителя страны тюрков и *Аджама, покровителя веры, защитника людей, сияния державы, блеска религиозной общины, убежища народа, красы царства, венца царей тюрков, столпа мира и религии, покровителя ислама и мусульман, поражающего врагов и недругов, тени Аллаха *в обеих странах, султана востока и запада *Алп-Кутлуга Тунга-Билга Абу-л-Музаффара Кылыч-Тамгач-хакана, сына Кылыч-Карахана, наместника победоносного халифа *Насира, повелителя правоверных (да увеличит Аллах его власть и да умножит могущество!).
Хвала Аллаху, который связал и укрепил палатки и снаряжение Кылыч-Тамгача своей поддержкой и доставил наследованное и приобретенное царство достойному преемнику; который велел солнцу справедливости и луне правосудия взойти на востоке его страны и владений; который направил в его царственную и державную реку потоки благоденствия и покоя; который заставил весь мир и все страны исполнять, повиноваться и слушаться его приказов и запретов, так что враги царства и недруги государства прячут головы под ворота отступления, а набожные и благочестивые мужи пребывают в безопасности и здравии; невеста царства и державы раскрывает уста, словно роза, в улыбке справедливости, двери насилия и тирании забиты для подданных гвоздями правосудия, куропатка и сокол мирно уживаются в одном гнезде, а ястреб и воробей – в одной обители; жирный зад онагра не подвергается ударам львиных лап, а горло фазана спасено от когтей сокола:
Справедливость крылом осенила людей,
Ястреба и орлы не когтят голубей.
* * *
Той справедливости дыханье благотворно,
Орлы и коршуны теперь клюют лишь зерна;
Нужны ошейники охотничьим собакам? —
И кожу с шеи даст сам лев тебе покорно.
Его милости набросили на плечи угнетенных плащ милосердия, его блага открыли перед униженными врата сострадания, летопись царей началась с его царствования, книга правосудия изукрашена пером справедливости этого царства. И все это сказанное – лишь капля в море, частичка целого, как сказал поэт:
За каплею – поток с могучими волнами,
А за травою – сад со спелыми плодами.
Пока войска еще на битву не сошлись,
Отряды всадников дерутся пред войсками.
Благодаря присущей ему благодати и победоносному счастью (да будет оно указующим, как путевой знак, и неколебимым, как знамя) утвердились и проложены пути справедливости, которые ранее были разрушены, и дороги правосудия, которые были растоптаны пятой насилий и гнета. Порядок государства и блеск державы вернулись к обычному состоянию и привычному положению, обретя покой и благоденствие на основе законов истинного пути и воздержания от зла. Вне всякого сомнения, сердца людей ступают шагами любви к нему, души людей подпоясываются поясом дружбы к нему. Сокровенные помыслы его верных рабов и мысли сочувствующих советников с каждым часом, каждый миг приходят к твердому убеждению, что основа этой державы будет вечной, что вознесенный дворец этого государства – да будут вечно новыми его стены и колонны! – будет защищен от превратностей судьбы стеной безопасности и спокойствия, что Иран будет присоединен к *Турану, что *хутба, чеканка и *минбары других стран мира будут украшены титулами и обращением к его величию:
Великих к тебе обращаются взгляды,
Из всех властелинов – тебе они рады,
*Аяты Корана о том возвестили,
Что царство твое – это царство отрады.
Верблюды в пустынях – тебе восхваленье,
В морях корабли – в честь пророка лампады.
Людей оживил ты, их жизнь была мрачной,
Но светлою стала и полной услады.
На каждом *минбаре тебя вспоминают,
От бога хотят тебе вечной награды.
Ключ благости шаховой неиссякаем,
Хоть шахских подарков текут водопады.
* * *
*О, царь! Пусть цветет твое царство под сенью высоких знамен,
Пусть будет послушен владыке весь мир, что был им покорен.
Тобою разрушен навеки насилия мощный оплот,
Под сенью твоею высокой пускай торжествует закон!
Тобой возвеличена *хутба, что громко в мечети звучит.
Пусть вечно ту хутбу читают. Пусть вечно твой высится трон.
Под властью твоей лучезарной страна благодатно живет,
И перстень бесценный *Джамшида за то тебе роком вручен.
И пусть даже властью, которой и перстень Джамшида не даст,
Ты будешь, великий владыка, в глазах всех людей облечен.
Шатер твоей мысли высокой от века благословен,
Он выше высокого неба – защитник его – вознесен.
И тот, у которого в сердце вражды к тебе капля лишь есть,
Как кудри, запутавшись, будет навеки покоя лишен.
Пока будут малое в мире и многое люди считать,
Пусть будешь ты счастлив все больше, все меньше враждой огорчен.
Точно так же как обитатели земли припадают главой к священному возвышенному порогу, пресветлые мужи вышнего мира приникнут челом к праху его благословенного величества. Веления и запреты этого знатного по происхождению и благородного по характеру падишаха беспрекословно исполняются на суше и море, на вершинах и у подножий гор. Если он захочет, то сама земля по его велению придет в движение, и время ее остановит свой бег.
Коль с солнцем встретится на небе другое яркое светило,
Оно пред ним склонится низко: ведь солнце мир весь озарило.
* * *
Коль на небе его мы счастье нарисуем,
Светила задрожат, затмится синева;
* Двузубую Нахид оно легко проглотит,
И убежит *Бахрам, лишь дрогнет тетива.
От зависти к нему *спина согнется Рака,
От страха улетят *душа и сердце Льва.
Его решительность, являясь гонцом вышнего мира, предсказывает тайны рока, его целеустремленность, словно авангард войска судьбы, знает прошедшее.
Как только он свой меч булатный обнажит,
Рука судьбы тотчас от робости дрожит.
Когда не знаешь ты, где неба лежат благие рубежи, —
«Пойди и вести принеси мне!» – своей решимости скажи.
Его быстрая решительность пронеслась до небес, его целеустремленность достигла недр земли и успокоилась там, воздух пленителен благодаря его великодушному характеру, эфирный небосвод под воздействием его благородства превзошел небесный океан, небо восславило его возвышенный круглый трон и потому само приобрело форму круга; солнце воздало хвалу цвету его ясного лика и потому само стало прозрачным и блестящим.
