412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мухаммад аз-Захири ас-Самарканди » Синдбад-Наме » Текст книги (страница 3)
Синдбад-Наме
  • Текст добавлен: 2 октября 2017, 13:00

Текст книги "Синдбад-Наме"


Автор книги: Мухаммад аз-Захири ас-Самарканди



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Выслушала рабыня его речь, на глаза ее навернулись слезы сочувствия, она тяжело вздохнула и промолвила:

 
О жизнь моя, о весь мой мир! Хотела б я не ведать дня,
Когда в разлуке с дорогим застонет сердце у меня.
 

– Да не настанет никогда тот день, когда невеста державы лишится украшений справедливости шаха, когда спадут с нее одежды шахского благородства и великодушия. Будем надеяться, что по милости творца нам, рабам, достанется в удел долговечность царствования шаха. Да не случится так, чтобы нам пришлось услышать каркание ворона, предвещающего расставание. Если же падишах мечтает о достойном наследнике и мужественном сыне, то это желание исполнится благодаря чистоте помыслов, искренности обета и упованию на чертог всевеликодушного и всемилостивейшего. И поскольку желание и цели твои – покой бедных, благополучие подданных, благосостояние людей и их благоденствие, то исполнение твоей молитвы не будет делом удивительным, так как сказано самим Аллахом: «Молитесь мне, и я отвечу вам».

* * *

Услышав ее слова, шах послал дары отшельникам и аскетам, дал много обетов и стал молиться дольше, чем предписано религией. Когда же *царь странников скрылся, словно *Симург, за горой *Каф горизонта и звезды рассыпались жемчугом на *первом небе, падишах, уединившись в благословенном и священном месте, совершил положенные молитвы и коленопреклонения. Он униженно и смиренно шептал свою просьбу, подавал в вышний дворец свое прошение со словами: «О великодушный! Упавшие в пропасть скорби и блуждающие в долине грехов ищут помощи и покровительства у твоего великодушия. Скрытые мысли и тайны открыты тебе. Твоему великодушию подобает удовлетворить мою просьбу».

Когда же на востоке забрезжил рассвет и показались знамена солнца, а стяги *Тира и *Нахид исчезли, шах уединился с рабыней. И веление судьбы пришло в соответствие с чистотой намерений, от соединения родителей смешались жидкости, и скакун семени выскочил на путь милосердия. Прошел срок беременности, настала пора колыбели и пеленок. Из раковины милосердия появилась царственная жемчужина – Юсуф своего времени по красоте, Мессия в колыбели по совершенству. Ребенок был развит, его тельце было стройным, черты его личика отличались благородством, а на лбу лежала печать величия души. Разум человеческий видел в нем черты, присущие лишь владыкам, а рассудок замечал в нем блеск великодушия и величия и будто говорил:

 
Луна высокая и солнце прекрасной жизни дали свет
Звезде, горящей лучезарно, златому вестнику побед.
 
 
И все втроем на небосводе они горят, соединясь…
Между восходом и закатом отличия отныне нет!
 
* * *

Когда этот плод вышел из цветка бытия, благословенный зародыш из белка милосердия вышел на поле, шах во исполнение своего обета и для полноты радости роздал несметные богатства и щедрые дары. Затем он повелел мудрецам-звездочётам составить гороскоп рождения царевича, определив местонахождение звезд зенита, положение небесных сфер, точное движение планет и планеты, владычествовавшие над созвездиями, а также «тройные» и «шестерные» сочетания планет, их соединения и противостояния, выявить пути убеждения и совершенства и, наконец, точно указать знаменательные даты – годы и месяцы – в предстоящей жизни царевича.

Звездочеты и мудрецы изучили события годов и месяцев и сообщили шаху:

– Будь доволен и живи вечно! Этот ребенок будет честью рода своего и славной памятью об ушедших царях этой династии. Он воскресит их величие славными деяниями и достойными свойствами своей души, будет почивать на подушках страны и постели государства так долго, как *Фаридуй и *Джамшид, будет управлять державой и превзойдет всех царей земли знаниями, мудростью, щедростью, великодушием, нравственными достоинствами и добродетелями. Когда сыну твоему исполнится столько-то лет, его жизнь подвергнется опасности, но по милости бога и усердию государя эта опасность минует его, эта неприятность будет преодолена и ему будут сопутствовать счастье, победы и успехи. Ни одна пылинка не осядет на страницы его совершенства, и не будет он знать ничего дурного.

И вот приставили к *шахзаде честную, благородную, чистую помыслами няню, чтобы она вскормила и взлелеяла его. Мальчик стал расти, и когда ему исполнилось двенадцать лет, падишах отдал сына учителю, чтобы тот выучил его обычаям царей. Но за десять лет шахзаде не научился ничему и ничего не уразумел. Шах в большом огорчении вызвал к себе мудрецов и обратился к ним за советом:

– Цари обязаны знать искусство правления и политики, должны обладать знаниями и справедливостью, здравым рассудком и трезвым умом, умением ладить с сановниками, способностью отгонять врагов государства, сокрушать недругов страны, наказывать завистников, поощрять праведных, унижать врагов, преодолевать трудности и разрешать затруднения. Они обязаны постигать законы управления страной, руководствуясь обычаями величия, религиозными установлениями, благосклонностью к друзьям и умением наказывать проступки слуг. Ведь бразды правления можно удержать только благодаря совершенству ума и умелому управлению, благодаря накоплению советов и свершению благих дел.

– Пусть каждый из мудрецов приложит свои усилия в этом важном деле и окажет мне этим важную услугу, – продолжал шах, – пусть он проявит сочувствие и научит будущего государя тонкостям наук и мудрости и тем самым осчастливит и облагодетельствует его знанием справедливости и благородства, так чтобы при посредстве этой мудрости и этих знаний шахзаде стал достойным царского трона, ибо как бы белый сокол ни был способен от природы, на его ноги не наденут золотых колокольчиков и не посадят его на десницу царя, пока он не испытает тягот обучения и не пройдет школы дрессировки. Также и золото и серебро, когда их извлекают из рудника, бывают смешаны с породой.

И пока их не расплавят в тигле и не отделят от них породу пламенем, они не очистятся и не будут годны на браслеты невест и венцы шахов.

 
*Когда мы злато в пламени расплавим,
В нем недостаток прежний не оставим.
 

Мудрецы и везиры восславили шаха. Они одобрили и похвалили его рассуждения и ответили:

 
Твое решенье в небе царства взошло, владыка, высоко,
Ты солнце рока изваял нам, и стало людям жить легко.
 
 
Был узел хитрой тайны сложен – на луковицу был похож,
Но перед зорким шахским сердцем он ясен стал, как молоко.
 

Побег, выросший на лугу царства, воспитанный в саду падишаха, распространит при легком дуновении свое благоухание по всему свету, когда обильные дожди из туч знаний смоют пыль беспамятства и забвения с листьев его деревьев и цветов.

Из тысячи мудрецов выбрали семерых и поручили им заняться этим делом. Три дня и три ночи просидели семь мудрецов, гадали и думали, и составляли гороскоп шахзаде. Каждый из них выказывал свое предположение, но никто не разрешил загадки, и пришли они к такому заключению: «Если царевич за десять лет не уразумел в науках ничего, если его природа не впитала поучения и наставления, хотя юный возраст и благоприятствовал этому, если его натура не приобщилась к изучению наук и постижению их, если она не поддалась воздействию, то теперь уж он и вовсе не сможет воспринять учения. Ибо, если железо пролежит некоторое время на мокрой земле, то оно покроется ржавчиной, а если пролежит еще дольше, то целиком заржавеет, и тогда уже ни огонь, ни шлифовка не помогут ему. Точно так же, если побег, выросший кривым, попытаться выпрямить долгими усилиями, то он сломается, и потраченные на него труды пропадут даром».

Синдбад же – один из этих семи мудрецов – сказал:

– В гороскопе этого мальчика значилось несчастье. Но теперь оно уже исчезает. Я возьму его к себе и обучу всем наукам, ибо человеческая сообразительность способна поймать летящую птицу, извлечь рыбу из глубин морей и приручить диких зверей.

– Синдбад, – сказали мудрецы, – превосходит всех нас своими знаниями. Среди нас нет более ученого, чем он, ибо все его время поглощено приобретением знаний и изучением наук. Каждую выдрессированную птицу он возвышает до *Симурга и павлина, каждую красавицу, которую он наряжает своим разумом и облагораживает своим характером, он возносит до солнца и луны. В его душе – вдыхание Мессии, действие его взгляда подобно эликсиру.

– Хоть я и мудрец, и ученый, – отвечал Синдбад, – но все же я не обольщусь вашими речами и не поддамся лести, как это случилось с той обезьяной, которая угодила в силок из-за речей лисы.

– Расскажи нам об этом, – попросили мудрецы.

Рассказ об обезьяне, лисе и рыбе

Синдбад начал:

– Рассказывают, увидела как-то лиса, что на дороге лежит рыба, и задумалась: «Ведь здесь нет поблизости ни моря, ни реки, ни лавки рыбака или охотника, – как же здесь могла очутиться рыба? Она здесь лежит неспроста, не без умысла».

И она не стала трогать рыбу, а пошла дальше. Шла она, шла и встретилась с обезьяной. Лиса поздоровалась, оказала обезьяне должное почтение и сказала:

– Все животные – и травоядные и хищные – отправили меня к тебе с поручением. Они говорят: «До сих пор царем зверей был лев. Но он стал притеснять нас и проливать невинную кровь, и мы хотим низложить льва и вручить бразды правления тебе. Если ты согласна и хочешь принять на себя эту почетную обязанность, то приходи к нам».

Мечта о царстве вскружила обезьяне голову, и она, не медля, отправилась с лисой. Когда они приблизились к тому месту, где лежала рыба, лиса остановилась, воздела молитвенно лапы к небу и воскликнула:

– О владыка! Ты даруешь мозгу разум и глупость, посылаешь сердцу знание и невежество. Сказано ведь всевышним богом: *«Даруют мудрость тому, кто ее желает, а тот, кто приобрел разум, уже приобрел много благ». Если воистину выбор пал на обезьяну, то яви нам свое знамение, какого ни один осчастливленный еще не видел!

Не успели они пройти и несколько шагов, как увидели ту самую рыбу.

– Бог велик, и *Джафар – его халиф! – воскликнула лиса. – Вот указание на то, что моя молитва услышана. Вот это знамение и чудо! Ты достойна этого блага!

Обезьяна приняла эту хитрость за чистую монету, важно подошла к рыбе и протянула лапу. Тут вдруг затянулись петли силка, крепко запутались и связали ноги обезьяны. Рыба же выпала из ловушки. Тогда лиса подошла ближе и стала уплетать рыбу.

– Что ты ешь и что это держит меня? – спросила обезьяна.

– Цари неразлучны с оковами и темницами, – ответила лиса, – а подданные неизбежно нуждаются в глотке и куске.

* * *

Выслушав притчу, мудрецы опять стали хвалить Синдбада:

 
Когда великие мужи поспорили о благородстве,
Ты был всех лучше. Кто в твоем мог усомниться превосходстве?
 

– Синдбад во всех областях безусловно превосходит других, он раньше других начал изучать основы каждой науки, углубляться в их разветвления. Красота его духа всегда украшена локоном и родинкой учености и мудрости, а в цветнике его речей не растут шипы и ложь.

– Я не скажу, – промолвил Синдбад, – что я ученее вас, и не скажу, что невежественнее. Но скажу так, как сказал верблюд волку и лисе.

– Что это за история? – спросили мудрецы. – Расскажи нам.

Рассказ о волне, лисе и верблюде

– Рассказывают, – начал Синдбад, – что в давние-давние времена подружились в пути верблюд, волк и лиса и отправились вместе странствовать. А из припасов была у них всего-навсего одна баранья почка. Шли они так, пока не устали от долгого пути. Зной и жажда становились все сильней, да и голод начал одолевать их.

И вот остановились они на берегу реки и заспорили из-за этой почки. Каждый всеми правдами и неправдами доказывал свои преимущества в правах на нее. Наконец, порешили, что почка достанется тому, кто старше.

– Меня мать родила, – начал волк, – за семь дней до сотворения мира всевышним богом.

– Это правда, – вмешалась лиса, – я была там в эту ночь, держала светильник и помогала твоей матери.

Услышал верблюд такие речи волка и лисы, вытянул шею, схватил почку и сожрал ее со словами:

– Тот, кто увидит меня, сразу поймет, что и я не вчера родился, что я намного старше вас, повидал на свете побольше вашего и больше вас перетаскал тяжестей.

* * *

Все мудрецы порешили на том, что ключ той загадки– в руках у Синдбада, и уведомили об этом шаха. Тот приказал привести Синдбада.

Синдбад был принят с почестями и удостоен милостивой беседы.

– Этот ребенок, – сказал шах, – жемчужина страны, средоточие ценностей царства, источник радости и основа веселия для меня. На продолжении всей моей жизни – это единственный плод в моем саду. Ты должен воспитать в нем высокие нравственные качества, научить его достойным поступкам, правилам политики и законам управления, обычаям царей и тонкостям религиозных установлений, так чтобы он стал образованным и приобрел опыт. После величия и мудрости великодушного и всемилостивейшего бога я всецело полагаюсь на твое умение и способности. Когда же плоды твоего обучения скажутся на состоянии и поступках царевича, тебе будет уплачено по обычаю великодушных.

И вот Синдбад стал заниматься с шахзаде. Он растолковывал ему все тонкости, извилины и трудности наук, приводил доводы и доказательства и доводил их до его царственного слуха. Но поскольку шахзаде был еще очень юн, то эти жемчужины и редкости пропускал он мимо ушей, и сердце его не лежало к изучению наук, не склонен он был изнурять себя, повторяя их.

Так прошло некоторое время, но в сокровищнице груди шахзаде не прибавилось сведений. А Синдбад жертвовал ради него терпением и прилежанием знания, что хранил он в своем мозгу.

Он проводил дни и ночи в надежде, ожидая, что придет, наконец, благоприятная минута, и беспрестанно повторял: «Быть может, бог проявит впоследствии что-нибудь».

 
Покуда в теле есть душа, я буду обучать и мучаться;
Не знаю я, чего добьюсь, но, может, кое-что получится.
 

Доложили об этом шаху. Тоска охватила его благословенные помыслы, и он подумал: «Полировщик своим старанием и усердием за несколько дней превращает темное железо в зеркало. Он доводит его до такой гладкости, что оно отражает добрые качества, подтверждая слова: *он изваял вас, и ему понравились ваши формы», и становится пробным камнем человеческих достоинств, так что при его посредстве можно читать славные *айаты владыки и видеть, как овладевают божественным промыслом. А ведь элементы, из которых состоит тело моего сына, не тверже железа и не темнее его. Должны же оставить на них след искусство обучения и терпение, с которым переносит все это мудрец».

Потом он прочитал про себя такие стихи:

 
Рок в бездну трудностей порой нас бросит,
А после облегчение приносит.
 
* * *
 
Не горюй, коль кривая у рока стезя —
Что тут сделаешь, если иначе нельзя!
 

И задумался шах над этим, так что следы дум проступили на его челе. Везиры и приближенные стали доискиваться причины этой задумчивости, опросили:

– Почему изменилось настроение повелителя?

Он ответил:

 
Не говори поникшему в тоске:
«Тоску из сердца изгони словами!»
 
* * *
 
*Она спросила: «Почему тебя всегда гнетет забота?
Ты притчей во языцех стал, ты к горести попал в тенета!»
Я ей ответил: «Пожелай мне больше горя, ибо горе
У нас тем более растет, чем больше захотим чего-то!»
 

– Да, радостное состояние – это *Анка, покинувшая родину, красный фосфор и желтый изумруд. Каждый человек грустит и печалится по мере своих забот:

 
Кто с сердцем, полным радости, явился в мир сюда,
Явился к нам с приметами *Симургова гнезда!
 

И шах продолжал:

– Знайте же, что гнетут меня заботы о моем сыне и огорчен я из-за него. До сих пор я надеялся, что в саду его природы из семени знаний вырастет побег разума, что на лугу его сердца взойдет прелестная зелень, что он прославится в науках. Но Синдбад, оказывается, бил молотом по холодному железу и рисовал на поверхности воды. Ведь правду говорят:

 
*Потребность невежды без сердца в ученье —
Потребность ослов безголовых в узде.
 
* * *
 
Ты невежду знаньям и науке не обучишь, друг мой, все равно —
Так, играть глухому на *барбате, зеркало давать слепым – смешно.
 

– Если крикнуть в горах, то раздается эхо, если вырыть на песчаном холме колодец, то появится в нем вода. А ведь польза обучения и воспитания должна была быть не меньше этого.

Потом он велел привести Синдбада и обратился к нему с такими словами:

– Когда объездчику поручают необъезженную лошадь, то он укрощает ее своим искусством, обучает ее, приучает слушаться повода, стремени, и она повинуется его воле. И пропадает ее необузданность, которая является признаком дикости, и оставляет она свои звериные повадки – безудержное ржание и резвость свою. И все это – за короткий промежуток времени. Так почему же натура шахзаде, который происходит из сада благородных и возвышенных, за столь продолжительное время, при столь усердном обучении и стремлении его самого не воспринимает науки и знания? Почему не приносит плоды побег, являющийся украшением веры и державы, красой сада царства и народа? Может быть, при воспитании этого дорогого создания ты допустил какую-нибудь оплошность?

Выслушав это, Синдбад встал, попросил у шаха и присутствующих разрешения высказаться и промолвил:

– Пусть вельможи и сановники царя живут под его сенью, и пусть ширится его величие! Если будет позволено, то я выскажу свои извинения.

– Говори! – приказали ему.

– Да не скроется от благородного внимания вельмож – звезд неба просвещенности, базилик сада справедливости, – начал Синдбад, – что этот восхвалитель великой державы обладает глубокими познаниями в отраслях наук и ветвях мудрости, правильно понимает жизненные явления, что он провел все свое время, обучаясь и обучая, получая наставления и наставляя сам. Если и есть здесь промахи, то это не по моей вине. Я принял все меры и проявил все терпение, которое только можно вообразить. Но без поддержки неба и помощи господа, одной лишь человеческой хитростью не достигнешь желанного счастья, все приемы воспитания не могут заменить лучей судьбы, желаемое не снимет покрывала с лица своего бытия. «Не каждый, кто ищет и старается, находит, не каждый, кто уходит, возвращается».

 
Часто гибнут желанья, но нет в этом гибели;
В этой пропасти счастье идущих таится.
 

– Когда я думаю о смысле происходящего, – продолжал Синдбад, – то дело шахзаде напоминает мне историю слона, его погонщика и падишаха Кашмира.

– Что это за история? Расскажи нам, – попросили присутствующие.

Рассказ о кашмирском шахе и погонщике слона

– В давние времена, в прошлые века, – начал Синдбад, – в Кашмире – указателе *обитаемой четверти вселенной и заглавном листе центра обитаемой земли – царствовал один падишах. Он прославился своей справедливостью и правосудием, был известен своим беспристрастием и правдивостью, а также величием помыслов, всегда достигал он своей цели, всегда выплачивал воинам жалованье, а военное снаряжение в его царстве славилось своим совершенством. У него было несметное число боевых слонов. В походах паланкин его ставили на спину слона, и поэтому каждый обычный день старший погонщик проводил перед ним слонов.

И вот однажды охотники изловили дикого слона, быстрого в беге, но с тяжелой поступью, стремительного, ревущего, как гром, мечущий молнии. Он казался горой *Бисутун, опирающейся на четыре колонны, или же тучей, которая вместе с метеором низвергается с зенита на землю. Кто бы ни увидел его на просторе, сказал бы:

 
*Туча поднялась слоноподобная над широкой синею рекой;
Кружит, как мечтания влюбленных, мечется, как сердце боязливых.
 

По движениям – ветер, по быстроте – огонь, подобен горе и облаку подобен, быстрый, как метеор, со стальными копытами, с булатными бивнями, с натурой тигра, сердцем льва, грозный, как туча, как горная лавина, стремительный, как молния, страшный, как пламя, он словно поток низвергался с горы и словно языки пламени поднимался вверх:

 
Это – грозный верблюд быстроходный; ест он мало, но быстро бежит,
Он быстрей и проворней, чем серна, не уступит он горным козлам;
 
 
Мерит он расстоянья на степи, он – гора, все готов выносить,
Днем до вечера валит деревья, возит груз до утра по ночам.
 
 
Он подобен летучему ветру, это – быстротекущий ручей,
Мчится он по долинам просторным и по выжженным солнцем степям.
 
 
Он похож на огонь – так он легок, и на землю – земли он грузней,
К водопою он первым приходит, скачет он, не страшась, по горам.
 
 
Всякий, кто забредет в его стойло, может только дивиться ему,
От *Хотана к *Таифу дорога – что *фарсанг его мощным ногам.
 

Увидел падишах его стать, и понравился ему слон безмерно. И приказал шах главному погонщику выдрессировать его, обучить останавливаться на полном ходу, скакать галопом и бежать рысью, нападать и отступать, чтобы стал он пригодным и для сражений, и для царских шествий.

Погонщик повиновался и в течение трех лет обучал и дрессировал слона, как велел шах. Когда же окончился срок обучения, падишах велел привести слона пред свои очи, чтобы самому прокатиться на нем и проверить результаты обучения.

Как только шах взобрался на слона, тот прыгнул, словно лев, и вихрем понесся в степь. Он носился по горам и долам, как дикий зверь, как кабан, он летел, как буран, как порывистый ветер по пустыням и степям. Он бежал так от восхода до заката солнца, а шах на нем, пораженный и испуганный, был подобен птенцу птицы *Анка на вершине горы, пене на гребнях морских волн. Как ни пытался он остановить слона, это намерение не попало в круг исполнения, не совпало с центром возможности, и из-за непрерывной скачки и безостановочного бега животного шаху не было возможности сойти. И так продолжалось до самого вечера, когда слону захотелось есть и он просто изнемог от голода. Он двинулся по проторенной дорожке к своему загону, жилищу, с которым он свыкся. Войдя туда, слон успокоился.

Шах сошел со слона и, придя в ярость и гнев, приказал бросить погонщика под ноги животному, чтобы слон растоптал его.

Погонщик увидел, что шах в гневе и намерен его наказать, понял, что в нем бушует пламя и кипит все его нутро, и подумал: «У моря нет соседа, а у царя нет друга».

 
Я часто обращался к сердцу: «С дурными невозможен лад.
Зачем в любви ты так усердно, зачем тебе лукавый взгляд?»
 

И вот уж увидел он себя связанным по рукам и ногам, потерял всякую надежду на жизнь и проговорил:

– Да будет дозволено мне сказать несколько слов, – быть может, вода благоразумия шаха погасит пламя его гнева, а взывающий к благородству доведет до его слуха слова: *«Блаженны подавляющие свой гнев и прощающие людей». После этого он стал молить и заклинать:

 
Сноси свою судьбу, пусть даже рок вершит
Не то, что ты хотел, – ты все ж не будь строптив.
 
 
Для мужа будет жизнь приятною тогда,
Коль в наслажденьях есть какой-то перерыв!
 
* * *
 
Бог создал дольний мир наш навсегда таким:
Веселье – после бед, благое – за дурным.
 

Он распростерся лицом в прахе унижения и сказал:

– Если шах не придает значения услугам и давней преданности своего раба, если он не прощает ради детей, которые осиротеют, и жен, которые овдовеют, то все же недостойно его справедливости без причины так наказать раба и окрасить кровью, пролитой кинжалом, волосы, поседевшие за годы продолжительной службы. Ведь беспристрастность и правосудие шаха сегодня служат примером для всех царей мира, из его славного дивана они получают грамоту на нелицеприятие и правосудие, к писцу его великодушия они обращаются за разъяснением и с просьбой о пожаловании уделов по справедливости.

– А разве может быть больший проступок? – спросил шах. – Ведь я приказал обучить и выдрессировать этого слона. А он по прошествии трех лет остался таким же диким и необузданным.

– Да будет известно высокочтимому вниманию, что ваш нижайший раб при дрессировке и обучении не был нерадив, а учил слона всем правилам, ходьбе и остановкам. Если падишах прикажет снять путы с рук и ног раба, то сможет воочию убедиться в правдивости этих слов: я наглядными примерами покажу, что воля и веление шаха были исполнены.

Когда шах выслушал эти слова, пламя его гнева поубавилось, и он приказал снять оковы и путы с рук и ног слуги. Погонщик тут же взобрался на слона и попросил принести охапку сена и кусок раскаленного железа. Как только принесли все это, слон, который очень проголодался, протянул хобот к сену, но тут погонщик крикнул: «Не бери сено, на – железо!» Слон хотел было схватить железо, но погонщик снова закричал: «Не бери, наступи на него ногой!» Слон только собрался наступить ногой на раскаленное железо, как погонщик приказал: «Не наступай, а поклонись шаху». И слон отвесил шаху поклон.

После всего этого погонщик поцеловал землю перед шахом и заговорил:

– Да продлится жизнь падишаха в совершенстве его достоинств, в вечном могуществе! Я смог научить этого слона тому, на что способны его шея, его передние и задние ноги, его хобот. Но я не смог обучить его тому, что зависит от его сердца и его натуры, ибо это недоступно мне, и я не властен над этим. И, быть может, в том, что слон упрямо не повиновался поводьям падишаха, была воля небес. А человеческий разум неспособен понять сокровенные тайны судьбы и невидимые действия рока. Явление, которое нисходит из высшего мира в низший, не может быть преодолено какой-либо тварью: *«Когда Аллах захочет причинить зло какому-либо народу, оно неизбежно».

Услышав доводы погонщика, шах простил его.

– Я – нижайший раб шаха, взлелеянный его милостями и поминающий его в молитвах, – продолжал Синдбад. – До сегодняшнего дня и мое мирское счастье, и счастье моей веры покоились под сенью милостей и благодеяний шаха. Под покровительством его сострадания, под защитой милосердия я раскрывал сокровенные тайны и преодолевал трудности. Когда лучезарные помыслы падишаха доверили этому нижайшему рабу честь обучения своего дорогого сына, то я приложил все старания и усилия, какие только были возможны. Однако десница отрицания возложила на его чело тайну из тайн, вверенных роком и спрятанных судьбой, и зачеркнула его очки в игре в кости. А ведь ни одно создание не может состязаться с волей небес ни в верховой езде, ни в игре в *чоуган на майдане. Теперь же счастливое сочетание звезд отражено в гороскопе шахзаде; я до последнего времени пристально смотрел и ждал удобного случая, ждал этого часа. Я сопоставил астрономические таблицы, изучил и проверил время наступления счастливого момента, я долго ждал достижения этой цели, и теперь по воле рока и благодаря счастливому сочетанию звезд и милости творца я берусь в течение шести месяцев обучить шахзаде всем обычаям царей и этикету владык, внушить ему высокие нравственные качества и похвальные свойства характера, посвятить его в тонкости наук и изящных манер, тайны астрологии и глубины астрономии, познакомить его с редкостями медицины и дать ему кое-какие познания в искусстве изготовления лекарств, а также научить его многому другому. Если же я не уложусь в этот срок, то тогда буду достоин всяческих наказаний и кар.

Везиры и *надимы были поражены этими словами.

– О мудрец! – сказали они. – Ты притязаешь слишком на многое. А ведь мудрые сказали: «Каждое неисполненное обещание – это безводное облако, ненаточенная сабля и бесплодное дерево». То, чего не случилось за двенадцать лет, может ли произойти за шесть месяцев?

Тут один из везиров сказал:

– В четырех случаях не следует высказывать ни одобрения, ни осуждения о деле, пока оно не закончится. Во-первых, о кушании, пока оно не переварится в желудке. Во-вторых, о беременной женщине, пока она не разрешится. В-третьих, о храбреце, пока он не покинет ратного поля. В-четвертых, о земледельце, пока он не соберет урожая.

Другой везир продолжал:

– Никакая наука не постигается без помощи таких орудий и инструментов, как непорочность натуры, совершенство сообразительности, сила памяти и любознательности. Но и эти качества останутся под спудом без помощи божией и поддержки неба. Обычаи и законы человеческие таковы, что если в начале роста, в самом детстве, в расцвете юных сил, когда ум и рассудок очень восприимчивы и не перегружены, когда дарование и способности в расцвете, – если в это время человек ничего не постигает в науках, то не постигнет и впоследствии в течение долгой жизни.

– У Синдбада, – начал третий, – глубокие познания в науках, он обогащен ценным грузом искусств. Но мудрецы предохраняют и защищают сад слов, луг речей и цветник мыслей от сора и мусора кривды, оберегают красоту правдивости слов, которая является природным свойством человека, от мерзости лжи и позора фальши. Всем людям страны известно, какая внимательность, какая неусыпность стараний свойственны Синдбаду. Но действия людей зависят от времени. Если ты не посадишь и не подрежешь побег в нужную пору, в месяц *фарвардин, то и земля не будет растить его с материнской любовью, а вода, сколько бы он ни вбирал ее, не явит ему благ молока, и в месяце *урдибихишт он не покроется зеленым райским нарядом.

От этих подобающих случаю речей и искренних слов шах вновь обрел покой, его волнение улеглось, и он сказал:

– Как говорится, «прошлое не поминают». Теперь тебе надлежит справиться с этой задачей и оградить правдивые слова от превращения в неверную ложь, ибо великие мужи сказали: «Неисполняющий обещания подобен *иве: у нее зелень, свежесть и красота, но приносит она лишь цветы, а не плоды».

 
Остерегайся лжи, когда ты дал обет,
И будешь средь людей ты жить вполне счастливо;
 
 
Коль ива расцветет и принесет плоды,
Тогда не назовут ее бесплодной ивой.
 

Синдбад поклонился и повел речь:

– Если одно за другим будут следовать благосклонное внимание, великодушные милости и благодеяния падишаха, если они не прекратятся и будут постоянны, то исполнятся все цели, и осуществятся все желания. Ведь ученые мужи сказали: «Мудрец не должен останавливаться в городе, в котором нет пяти вещей: во-первых, справедливого государя и строгого и властного правителя; во-вторых, проточных вод и тучных земель; в-третьих, ученых, обладающих практическими знаниями и наделенных умеренностью; в-четвертых, искусных и сострадательных лекарей; в-пятых, щедрых благотворителей». Благодарение Аллаху, что все это есть в нашей стране благодаря величию и счастью нашего справедливого падишаха. А шах подобен пламени: чем ближе к нему, тем больше опасности сгореть, но чем дальше от него, тем меньше милостей и благ.

После этих слов Синдбад вышел и приказал построить дом ровный и прямой, как куб, а стены его покрыть алебастром и раковинами. На одной из внутренних граней куба он нарисовал изображения знаков зодиака, неподвижных звезд и планет, начертил знаки градусов, минут, секунд, утроения, учетверения и упятерения звезд, изображения апогея и перигея, зенита и надира, счастливого соединения и сочетания звезд, треугольного, четырехугольного и шестиугольного положения звезд.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю