Текст книги "Его кошмарная невеста (СИ)"
Автор книги: Мстислава Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Мстислава Чёрная
Его кошмарная невеста
Глава 1
– Будьте вы прокляты! – кричала я.
– Прокляты, прокляты, – откликалось эхо.
Мужчина шагнул ко мне, без замаха ударил коротким мечом. Я не ощутила боли, только под ребром кольнуло. Я упала на пол, туда, где уже лежали убитые папа и мама. На несколько секунд воцарилась тишина. Мужчина выждал, а потом насмешливо фыркнул и несильно пнул меня сапогом в бедро:
– А говорили, трудно будет.
Дурак, что он понимает… Моё тело умерло, это правда, но сознание осталось со мной.
Его сподручный присел на корточки, коснулся моей шеи.
– Пульса нет, господин.
– Разумеется.
Меня снова легонько пнули, а затем мужчины спокойно ушли.
По-привычке я хотела глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, но лёгкие отказались подчиняться. Что там лёгкие, даже взгляд не перевести! Тело таращилось в одну точку чуть ниже подоконника. Я видела, как коридор озаряет золото взошедшего солнца, как приходят послеполуденные тени, как снова темнеет. Я больше не нуждалась ни во сне, ни в пище. Жаль, двинуться не могла. Зато голова была ясной, и я вспоминала, раз за разом прокручивая перед мысленным взором последние два часа свой недолгой, всего-то девятнадцать лет, жизни.
Родители играли на фортепиано в четыре руки, когда в гостиную ворвались трое. Чёрная одежда, лица скрыты масками, пришли со стороны входа для слуг. Тогда я просто опешила. Чужаки. Откуда?
– Беги! – закричал папа.
Сейчас понимаю, что нас предали. Предал. Старый Борис. Кроме него в доме никого не было, жену с сыном и невесткой он предусмотрительно попросил разрешения отправить на три дня на ярмарку, а сам открыл врагам. Папу убили первым, маму – второй. А я успела произнести слова проклятия.
Два дня ожидания… Мёртвые воспринимают время иначе. Я могла бы переждать вечность. Год, минута – всё едино, только скучно.
Наконец, раздались шаги.
– Свет милосердный! – охнул незваный гость.
Снова тяжёлые шаги, только удаляющиеся.
Жизнь в глуши по-своему очаровательна и не лишена преимуществ. От нашего поместья до ближайшего города день пути верхом на быстроногом коне. Вместо отряда стражи пришёл староста. Немолодой практичный мужчина сразу смекнул, что, пока земли бесхозны, собирать налог некому, а значит выгоднее тихо похоронить тела и смолчать. Мёртвым всё равно, их не вернуть, а живым – денежка. Авось, несколько лет не хватятся. Что же, тишина мне на руку, поэтому не буду сообщать старосте, насколько он неправ.
Меня подняли, перенесли в спальню. Омывать и переодевать вызвались две крестьянки, они же вставили мне в глаза прозрачные стекляшки, чтобы за чертой я видела свет, а не тьму. Заодно девицы прошуршали весь гардероб, увязали вещи в два тюка. Не иначе как на память взяли. По доносящимся до меня обрывкам я поняла, что из дома вынесут абсолютно всё, что не приколочено, а что приколочено, вынесут вместе с гвоздями.
– Госпоже одной нижней сорочки хватит или вторую одеть?
– Платья хватит, – отрезала та, что была постарше.
– Неприлично же!
– Тогда свои сорочки и отдавай.
Аргумент подействовал. Удивительно, что платье оставили, могли и в ветошь завернуть.
Ближе к вечеру в комнату принесли грубо сколоченный ящик-гроб, переложили меня в него, закрыли крышку. Свет продолжал проникать через многочисленные щели, а потом стало темно – гроб перенесли на кладбище и опустили в могилу. Застучала по крышке земля, кто-то даже расщедрился на слова прощания, а когда всё стихло, я узнала значение фразы «мёртвая тишина». Чудненько.
Время вновь прекратило для меня существование. Я лежала во тьме и сама не знаю, чего ждала. Проклятие, если и сработало, то как-то неправильно. Виновные должны были заплатить за содеянное кровью, проще говоря они должны были заболеть и сгореть в лихорадке. Почему сознание ещё со мной?! Сколько я ни старалась, придумать внятного объяснения не могла.
Спустя вечность тьма всколыхнулась, и мне почудилось, что я проваливаюсь. Хотя нет, не показалось. Треск ломающихся гробовых досок был отчётливым. Я ухнула вниз, чувствительно приложилась копчиком о мраморный пол.
– Траш! – вырвалось у меня привычное ругательство.
Ругательство?! Я снова двигаюсь?
Я приподнялась на локте, бегло огляделась, отметила, что нахожусь в незнакомом пустом помещении и что темнота совершенно не мешает видеть, выставила перед лицом правую руку, сжала и разжала пальцы.
– Нравится вернуть контроль над собой? – раздался мелодичный, почти детский голос.
Я медленно обернулась. Помещение и впрямь было пустым, если не считать кресла, стоящего на небольшом возвышении и сидящей на нём миловидной белокурой девушки с чёрными бездонными провалами вместо глаз. Незнакомка дружелюбно улыбнулась, но я не обманулась радушным приветствием.
– Тьма…
– Да, это я, – откликнулась она и весело рассмеялась.
Я подошла ближе к трону. Шести толстущих томов «Этикета» оказалось совершенно недостаточно. Почему-то в них забыли упомянуть, как следует общаться с богами.
– Ты позвала меня перед смертью, – пояснила Тьма, хотя вслух я ничего не спрашивала.
Разве я звала?
– Ты кричала: «Будьте вы прокляты».
Мало ли кто и что кричит.
Богиня грациозно повела обнажённым, прикрытым лишь узкой лямкой, плечиком:
– Вас убивают. Из более чем двадцати высших жриц осталось четверо.
Я не жрица.
– Ты её дочь, наследница. И ты, в отличии от своей матери, мне нравишься. У неё, как и у тебя, было несколько мгновений. Что она сделала? Покорно дала себя убить. Недостойна.
Жёстко. Хотя доля правды в словах богини есть. Мама у меня мягкая. Была. Я пошла в бабушку и внешностью, и характером.
– Я готова дать тебе шанс, Шанита. Сама исполни своё проклятие, и мы снова встретимся. Справишься – получишь шанс на второе рождение. Не справишься – сгинешь. Ты помнишь, чего в душе желала своим врагам?
Я невольно вздрогнула. Я желала отмщения.
– Заплатить должны не только виновные, но и все те, кто с ними плоть от плоти и кровь от крови. Ты так пожелала, а я подтверждаю. И ещё. Время тоже твой враг. Моё благословение с тобой, пока ты идёшь к цели.
Богиня грациозно поднялась и растаяла невесомым облачком тумана. Трон пропал вслед за ней, а я осталась в опустевшем зале.
– Траш! – выдохнула я.
Богиня была невероятно щедра. Даже призрачная возможность однажды вновь услышать биение собственного сердца стоит дорого. Умирать не хотелось. Мстить? Убийцам – да. Остальным – надо подумать. И для начала ответить на простой вопрос: где я? Мрамор молчал. В зале не было ни окон, ни дверей. Единственный выход – через щель между потолочными плитами.
Я прошлась по залу, выполнила несколько прыжков, пробежалась. Прежде чем лезть, надо привыкнуть к телу заново, несколько суток мёртвой неподвижности вряд ли прошли бесследно. Пальцы гнулись, руки-ноги слушались, зрение, пожалуй, даже улучшилось. Про слух и обоняние говорить рано. Пульса нет. Интересно, какая у меня теперь температура тела? На последнем прыжке я зацепилась стопой за юбку и некрасиво растянулась. Та-ак.
Перемазанное землёй платье было испорчено. Отстирать, вероятно, можно, но легче выкинуть. Я подобрала юбку и рванула вдоль шва снизу вверх. Будь я живой, ничего бы не получилось. У мёртвой сил прибавилось. Ткань поддалась, и я укоротила юбку, оставив её до середины бедра. Вот теперь можно попытаться влезть по колонне к потолку. По деревьям лазать получалось – и здесь получится.
Конечно, всё оказалось не так просто, два раза я сползала по скользкой поверхности вниз. На третий получилось. Я дотянулась и зацепилась за край плиты, на миг зависла, будто простыня на верёвке, подтянулась и, не оставляя себе времени на сомнения, разжала ноги. Удержалась. Зависла под потолком на одних руках.
– Траш!
Рывок. Я влезла головой в щель, потолкалась локтями, угнездилась, подтянула сначала одну ногу, потом другую.
Поклонение Тьме приравнено к государственной измене. Уцелевшие после гонений храмы надёжно скрыты, например, как наш, в толще земли под кладбищем. Мама почти ничего не успела рассказать… Так больно… Но раскисать не время.
У меня над головой слой земли толщиной в три моих роста и нужно выкапываться. И ладно бы песок! Глина забивалась в рот, в нос, в уши, под ногти. Я сама себе напоминала червяка-переростка или гигантского крота. Так и представляю, могила зашевелится, приподнимется бугорок. Случайные зрители с криком бросятся врассыпную. Ой, траш! Нельзя мне случайных зрителей.
Я прикинула, как близко поверхность. По ощущениям – уже на расстоянии вытянутой руки, вряд ли больше. Я прислушалась и задумалась. По идее, на кладбище крестьянам делать нечего: принесли, закопали и ушли. Но мало ли… Подозрительных звуков снаружи не доносилось.
Восставшие мертвецы из старых сказок по поверьям могли чуять живых. А я? То ли не могу, то ли никого нет. Ладно, зайдём с другой стороны. В тех же сказках нежить нутром чует, ночь на улице или день, затянуто небо облаками или ясно. Вроде бы солнце. Лучше подождать. Богиня, конечно, говорила, что каждый миг я должна двигаться к цели, но сомневаюсь, что фразу следует понимать буквально. Я замерла, прислушалась к ощущениям, и сомнений не осталось – наверху солнце.
Что же, пока я жду, почему бы не подумать ещё раз? Занятие-то всяко полезное. И начать хотя бы с
того, что и убийцы, и предатель Горис из поместья давно ушли. Про убийц я знаю только то, что их трое, и они мужчины. Лица были скрыты, имён они не называли. Ясно, что не за деньгами пожаловали. Их послали уничтожить жрицу и её семью.
– А говорили, трудно будет, – сказал главный.
Эта фраза подтверждает моё предположение. А ещё из неё можно понять, что раньше эти люди с жрицами не сталкивались. Ну да, карателей за ненадобностью упразднили несколько столетий назад.
Я сплюнула глину, набившуюся в рот. Вытащила из глаз стекляшки. Они не мешали, но давно пора избавиться.
Итак, убийцы вышли на Гориса, значит и мой путь лежит к нему. Я знаю, что родню он отправил на ярмарку в ближайший город. Обман? Вряд ли – больше идти некуда, а в городе транспорт. Стало быть, ближайшая цель определена – ярмарка. Осталось решить, что делать с крестьянами. С одной стороны, они разграбили поместье и неплохо бы намекнуть им, что вещи следует вернуть. Я собираюсь ожить, и в будущем имущество мне понадобится. С другой стороны, целее буду, если тихо скроюсь.
Солнце опустилось за горизонт. Я выждала ещё пару часов, пусть сумерки выгорят дотла и мне останется чернильно-чёрная ночь. Верхний слой почвы легко разрывался. Капля усилий, и из-под ладони исчезла преграда. Пальцы обдул прохладный ветерок. Живые по-прежнему не чувствовались. Я освободила вторую руку, теперь поизвиваться червяком. Выбралась.
От норы я отползла на четвереньках, медленно встала, огляделась. Ночь скрадывала цвета, деревья на фоне ночного неба казались изломанными чудовищами. Вдали высился осиротевший дом. Я глубоко вдохнула, пробуя воздух на вкус. Какая прелесть… И жизнью тянет со стороны деревни. Пожалуй, я всё-таки навещу крестьян.
Дыру в земле пришлось закапывать и маскировать. Хорошо хоть вылезла в стороне от своей могилы. Её я, кстати, нашла. И её, и родительские. Вместо надгробий некрупные камни с острыми гранями. Имена криво выведены краской на дощечках. Староста видать постарался, в деревне он слывёт самым грамотным. Я положила родителям по букетику свежесорванных ромашек, выбросила увядшие цветы. Да, я понимаю, что оставляю след, но и не такой уж он подозрительный. Мало ли кто поклонился господам тайно…
– Я обязательно вернусь и приведу ваши могилы в порядок, – пообещала я, – а пока спите спокойно. Я со всем справлюсь.
Ответа не последовало, да и не ждала я. Простилась и, не оглядываясь, побрела к дому.
Кто сказал, что мёртвым не бывает больно? Мне было. И в отличии от живых, я не могла выплакать своё горе. Глаза оставались сухими.
К дому я кралась через сад, скользнула тенью к боковому входу, попробовала дверь. Естественно, незаперто. Дверь открылась без единого скрипа, Горис смазывал петли за три дня до прихода убийц. Уже тогда готовился? Я зашипела, тотчас прижала пальцы к губам. Тише надо себя вести, тише. Хотя живых рядом нет, не чую. Я пересекла коридор, снова прислушалась. Гостиная встретила пустотой: мебель вынесли, ковры, картины, вазы забрали. Со стен оборвали драпировку, с окон – шторы. То ли какой девушке на приданое ткань пойдёт, то ли торговцу продадут. Мало ли тех, кто готов платить за краденое.
– Траш! Траш! Траш!
Убью. Вдох-выдох. Движение воздуха через лёгкие подействовало успокаивающе. Крестьян оставлю на десерт, когда оживу. Подумаешь, вещи выгребли. С тем же успехом дом мог сгореть. Я пробежалась по комнатам: как и ожидала, вычистили всё.
Зато на тайники крестьянам ума не хватило. Я проверила все три: в кабинете, в спальне, в подвале. Семейные реликвии, родовые драгоценности, документы, деньги, словом, всё самое важное и ценное уцелело. Забирать с собой не имело смысла, поэтому я перепрятала сокровища в самый надёжный из тайников – в подвале, закрыла тяжёлую плиту, начертила знак тьмы. С домом тоже прощаюсь.
До деревни я добралась в предрассветный час, остановилась у крайнего двора. Ощущение жизни щекотало ноздри. Я облизнулась и поймала себя на мысли, что думаю о крестьянах, как о еде. Поворачивать обратно не стала, но и принюхиваться себе запретила. Перебралась через плетень, прошла огородом, обогнула сарай. И стоило мне приблизиться к очередной избе, как из будки выскочила собака и зашлась истошным лаем. Я шарахнулась. Собака бросилась, захрипела, повиснув на цепи, и вновь залилась лаем. Дверь избы распахнулась. Первым на улицу выскочил вихрастый парень с вилами в руках, за ним чуть более крупный мужчина с лопатой и топором, заткнутым за пояс. В последний момент я успела скрыться за углом. Чурбаки сложены очень удачно, сначала на них, потом на край крыши. Вскарабкалась я бесшумно и замерла. Собака продолжала сходить с ума.
– Рвач, смирно! – велел парень.
Я свесилась с крыши и за их спинами скользнула в темноту сеней. Зрение позволяло ориентироваться и без света. Я скользнула вдоль сундуков и быстро зажала рот ладонью, а то бы зашипела, не удержалась. Два сундука очень даже знакомые, теперь в каждой избе парочка таких. Вдох-выдох. Я знала, что увижу, за этим и пришла, нечего эмоциям поддаваться, хотя кусануть ворьё хочется.
– Ш-ш-а…
К счастью, звук получился на грани слышимости.
Сначала открыла меньший сундук, но в нём оказалась посуда. Точно, он стоял на кухне. Почему уверена, что не крестьянский? У них простые, деревянные, иногда обитые полосами железа. Наши были покрыты лаком, обязательно украшены растительным или животным орнаментом, а то и вовсе расписаны как настоящие произведения искусства. Открыла больший, украшенный фигурной резьбой и разноцветными поделочными камнями.
Я бы предпочла свои вещи, но искать их по всей деревне просто глупо, а тут одежда, то, что надо. Уверена, пропажу пары тряпок никто не заметит. Я вытащила нижнюю сорочку, платье, поколебалась, но добавила ещё одно, на смену, шаль просто под руку попала, платок, туфли. В общем-то, всё. Сундук я закрыла, платок расстелила на полу, в центр бросила отобранные вещи и завязала углы платка крест накрест, получился узел. Как у крестьянок.
– Ш-ша, – выдохнула я, особо не стесняясь. Прислушалась.
Кажется, я подзадержалась. К двери. Я буквально вспорхнула на крышу и как можно быстрее перебралась на противоположную сторону. И как только я отгородилась зданием, собака притихла. Лай сменился скулежом. Я, не теряя времени, спрыгнула на землю и припустила к лесу, между делом неодобрительно поглядывая на стремительно розовеющий восток.
В спину закричал петух.
Когда солнце поднялось над горизонтом, я нырнула в прохладу густого ельника и уже не спеша двинулась прочь. С деревней я тоже временно прощаюсь. Мой путь лежит в город, на ярмарку. Передо мной открыты тысячи дорог. Что меня ждёт? Не знаю. Но кто бы мог подумать, что после смерти жизнь только начинается.
Глава 2
Привал я сделала на берегу лесного озера. В отдыхе я не нуждалась, а вот в купании – очень. Волосы слиплись, тело покрыто коркой глины. Во мне даже покойницу сейчас не узнать. Я бросила узел под ближайший куст, прислушалась к ощущениям. Живых поблизости не было. Значит, можно смело сбросить остатки погребального наряда, припрятать под другой куст и войти в воду.
Сначала просто поплавать, часть грязи сама отмоется. Остальную придётся оттирать. Эх, что мне стоило прихватить ещё и мочалку? В ход пошли пучок осоки, надёрганной на берегу, пригоршня песка, поднятая со дна. Где-то через час я вышла на берег обсыхать. Кожа скрипела чистотой и сияла мертвенной белизной, которую в общем и целом вполне можно выдать за аристократическую бледность, не хватает только широкополой шляпы и длинных, до локтя, перчаток. Гораздо сложнее будет объяснить багровую полосу под грудью, при нажатии на которую края раны размыкаются. У кого-то карманы в одежде, а у меня – в теле, прям до сердца. Впрочем, рана под тканью незаметна, не кровит же.
В последнюю очередь я занялась волосами. За ними бы специальным снадобьем поухаживать и расчесать, но гребня нет, крема – тоже. Кое-как пропустила пряди сквозь пальцы, заплела косу, перевязала полоской кружева, содранной с погребального платья. Пожалуй, можно идти дальше. Чем быстрее доберусь до ярмарки, тем легче мне будет найти сначала Гориса, а потом убийц.
Одеваться? По уму – не обязательно, вещи стоит поберечь. Но голой, даже зная, что вокруг ни души, жутко неудобно.
Интересно, чьи вещи мне достались? Нижняя сорочка обычная, пахнет старостью. Сколько благовониями вещи ни пересыпай, за годы хранения они обретают своеобразный неприятный запах, который ни с чем не спутаешь. Платья тоже пахли. Оба тёмно-зелёные, закрытые, пошиты по моде почти столетней давности. Должно быть, я выгляжу в них как чучело.
Я обулась, завязала полегчавший узел и направилась вглубь леса. Я решили на дорогу не выходить. Только своих крестьян для полного счастья мне и не хватало встретить. Нет уж, рисковать незачем.
День, ночь, сутки прочь.
Я не знала ни усталости, ни голода.
Шла и шла.
Иногда я ловила себя на довольно кровожадных мыслях, но всё же на лесную живность не бросалась.
Ближе к вечеру второго дня пути я почувствовала живых и остановилась. Если бы они устроили привал у дороги, лентой вившаяся в трёхстах шагах справа, я бы не заинтересовалась. Но в чаще? Определённо этим людям следует уделить внимание. Возможно, я посмотрю и обойду их стороной. Возможно – нет. Надеюсь – нет. Я облизнулась и невольно издала урчание, больше похожее на звериное. Что это со мной? Больше шуметь я себе не позволила и медленно двинулась к лагерю. В том, что увижу именно лагерь, я не сомневалась. Люди устроились на ночёвку, и я их навещу.
Я успела научиться ступать тихо, не ломать ветки, не продираться с треском через бурелом, оповещая о себе всю округу. Пожалуй, даже любопытно, как быстро меня обнаружат. Лагерь я обошла по дуге, пробуя воздух на вкус. Подобралась ближе, стараясь оставаться в тени деревьев, и замерла, неторопливо рассматривая поляну. Весело пляшут языки костра. Здоровущий, похожий на медведя, мужик кашеварит, от котла отчётливо тянет крупой. Ещё двое расслабленно сидят на бревне, третий копается в дорожных мешках, четвёртый, с окровавленным ртом, единственный в одежде, подходящей горожанину, а не забулдыге, связанный, скорчился чуть в стороне.
Странно, что не раздели, хотя пленник тощий, а разбойнички поперёк себя шире, им его добро разве что на нос полезет. Сапоги, видно, присвоили – пятки у парня голые. Помочь мальчишке или не помочь, я даже не сомневалась. На ярмарке нужны деньги. Где я их возьму, как не у душегубов?
Третий оторвался от своего занятия, поднял голову:
– Слышали?
Кашевар промолчал.
– Тихо всё, – буркнул сидевший на бревне ближе ко мне.
– Нет.
Одно короткое слово многое сказало о моём противнике – нелюдь. Как он оказался в нашем захолустье и почему верховодит облезлой шайкой, не понятно, но мне и не к спеху подробности его биографии. Достаточно знать, что он опаснее всех оставшихся вместе взятых. Я подобралась. Менее крупный, более гибкий. Кинжал вытащил отточенным движением. Отступил к дереву точь-в– точь как я. Это будет интересно.
– Щука, проверь.
– Почему я? – возмутился громила, но послушно поднялся с насиженного места.
Главарь даже отвечать не стал.
Названный Щукой подхватил с земли топор и направился в мою сторону. Удачно. Или нет? Что выгоднее, выдать своё присутствие или попытаться спрятаться? Нелюдь меня каким-то образом заметил. Вряд ли мне удастся его обмануть, но трону Щуку – подставлюсь под удар. Может, мне этого увальня как приманку подослали… Обойдётесь. Я присела на корточки, обхватила себя руками и притворилась, что дрожу. От холода или страха сами додумают. Важно, что вид безобидный.
Громила меня, разумеется, заметил, остановился, вылупился.
– Ы, – глупая щербатая ухмылка, на большее его ума не хватило.
Разбойничек оглянулся на поляну. Да-да, делиться придётся.
– Я заблудилась. Помогите, пожалуйста, – привлекла я к себе внимание.
Громила с готовностью протянул лапищу, не мытую пару месяцев минимум. Притрагиваться? Фи! Я изобразила смущение, поднялась сама, а потом и вовсе в книксене присела. Он даже не понял, что я обвела его вокруг пальца, остался жутко доволен моим поведением и даже принял правила игры, неумело взмахнул рукой, приглашая к костру. Мне того и надо: чтобы рук не распускал.
– Вы так любезны, – закрепила я успех.
– Хы.
Дольше агукай. Пока громила чесал необъятное пузо, я скользнула в круг света, потупилась. Смотрите на меня, я маленькая и глупенькая. И слепенькая, связанного в упор не вижу. Теперь улыбнуться, чтобы появились ямочки на щеках.
– Добрый вечер, уважаемые. Я заблудилась.
С бревна поднялся второй громила, кашевар оторвался от котелка.
– Девка!
– У! – выдали они почти хором.
И только нелюдь оказался умным:
– Совсем не боишься, красавица?
Эмпат? Вероятно. Хищностью от меня разит на всю округу, он ощутил и продолжает ощущать. Вот и держится на расстоянии, что меня в корне не устраивает. Нелюдь первый в моём расходном списке.
– Разве вы мне не поможете?
Я продолжала притворяться дурочкой. Главаря не переубедить, а на остальную шайку действует. Интересно, а у меня получится их стравить? Поутихнувшая было кровожадность вновь дала о себе знать, я непроизвольно облизнулась.
– О…, – раздалось над ухом. Жертвы поняли меня неправильно.
Нелюдь насторожился ещё больше. Я же ждала, что он предпримет. Он явно не понял, кто я, и это моё преимущество. Громилы очарованы, поэтому главарь может либо бежать, либо бить на упреждение. Ну! Он выбрал третий вариант.
– Девочка, посмотри вон туда, – он указал на пленника. – Если ты приняла нас за крестьян, то зря. Мы грабители, насильники и душегубы, – он улыбнулся, нехорошо улыбнулся, предостерегающе и предвкушающе.
Открыть глаза громилам и натравить их на меня – умный ход. Интересный противник. Я вдруг поймала себя на том, что не узнаю сама себя. Разве раньше я могла не то, что сделать, подумать заявиться к бандитам и планировать их уничтожение. Ну, раньше я не была мёртвой.
– Щука, убить.
Значит, не подойдёт. Придётся самой туфельки стаптывать.
– Да ты чё, – громила проигнорировал приказ. – Девка же. Ва, какая, – Щука выразительно причмокнул.
Больше не тратя слов, нелюдь метнул в меня короткий нож.
Зараза. Нож, конечно, не причинит серьёзного вреда. Но зачем мне лишние дырки в теле?! Хватит одной. Я быстрее живых и сильнее, метнулась в сторону, перекатилась по земле, легко вскочила и оказалась нос к носу с главарём. Он шарахнулся. Я перехватила его за горло, слегка сжала, чтобы не трепыхался, одновременно развернулась, отгораживаясь его телом от остальных. Он мог бы вырваться, но мне помог проснувшийся голод. Восприятие действительности окончательно исказилось, я держала в руках сосуд, полный жизненных сил, и его надо во что бы то ни стало выпить. Тело в моих руках корчилось в судорогах, старело и усыхало. На землю упал похожий на мумию труп.
Кашевар и два громилы смотрели на меня с ужасом. Дураки, и помрут от дурости. Им бы бежать, а они смотрят.
– Мальчики, кто следующий?
Мальчики опомнились и бросились врассыпную. Зря. Поздно. Я метнулась вперёд и ухватила сразу двоих. Глоток за глотком, сколько ни пей, мою жажду никогда не залить, только приглушить. Ещё два ссохшихся трупа на земле. Я облизнулась. Осталась ещё одна вкусность.
Вопя на одной ноте и с треском продираясь через лес, улепётывал кашевар. Я неторопливо последовала за ним. Пока он бежит, неплохо бы сразу подвести предварительные итоги. Встреча с разбойниками оказалась необычайно полезной. Во-первых, мне стало лучше, и я могу быть уверена, что не обезумею и не брошусь на первого встречного. Об убийстве я не сожалела. Вот ещё. Новая суть сказывалась. К тому же я изначально дочь жрицы Тьмы. Убиваешь ради наживы? Будь готов, что убьют тебя. Такая вот тёмная справедливость. Во-вторых, я на собственной шкуре убедилась, что опознать во мне чудовище легче, чем хотелось бы. Те же эмпаты. Вывод прост: о безопасности и маскировке нужно позаботиться особенно тщательно. В-третьих, я стала заметно богаче. Насколько – посмотрим.
Кашевар улепётывал, не глядя под ноги, за что и поплатился. Оступился, неудачно упал, сразу встать не смог, а когда поднялся и поковылял прочь, я была уже совсем рядом. Я чуть ускорилась, обошла мужика на дуге и заступила ему дорогу.
– Привет. Многих убил? Сколько ни в чём не повинных людей на твоём счету?
– Н-нет, пощади! Пощади! – мозги перед лицом смерти заработали, и он сделала весьма выгодное, как ему казалось, предложение. – Мёртвая, я достану тебе пищу, много пищи. Я буду тебя кормить. Не тронь.
– Будешь, – согласилась я, и выпила последнего из шайки душегубов.
Моими стараниями лес стал капельку чище, крестьяне могут ехать в город спокойно и не бояться, что по пути их лишат и кошелька, и головы.
Ссохшееся тело я принесла обратно на поляну. Я с детства усвоила, что сорить не хорошо и за собой нужно убирать.
Осталось решить дело с пленником. За моё недолгое отсутствие он попытался освободиться и удрать. Не вышло – дураки дураками, а связали не совесть. Хотя, возможно, главарь постарался.
Парень смотрел на меня широко раскрытыми глазами, но не кричал, не хныкал, не умолял. Несмотря на плачевное положение, держался с достоинством, и это заслуживает уважения. Я присела на корточки, провела указательным пальцем по верёвкам и принялась рассуждать вслух:
– Больше есть пока я не хочу. Тащить тебя с собой накладно. Так оставить? С голода помрёшь. Я бы развязала, но ты первым делом к жрецам Света побежишь, а меня это не устраивает. Как думаешь, стоит проявить милосердие?
Парень нашёл в себе силы ответить:
– Был бы весьма признателен.
Голос тихий, хриплый, но не дрожит.
– Тогда выбирай, – великодушно предложила я. – Могу шею свернуть, могу ножом в сердце ткнуть. И то, и то, быстро и безболезненно.
На самом деле убивать парня я не собиралась, собиралась «помариновать», чтобы получить гарантии.
– Госпожа, я никому ничего не скажу о вас. Клянусь.
Пока это просто слова. Нет, дорогой, мне нужно кое-что иное.
– Неужели? – хмыкнула я. С верёвки палец переместился на плечо пленника, я провела вверх по шее, задержав пальцы на бьющейся жилке. Живое сердце билось часто-часто. Моё молчало.
Я нависла над парнем лицом к лицу.
– Пожалуйста, госпожа. Ваши условия.
Парень мне нравится всё больше и больше.
– Ты поклонишься Тьме, – просто сказала я.
За несколько дней спокойного пути у меня было время прокрутить в памяти разговор с богиней пару сотен раз. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что месть, возложенное на меня исполнение моего же проклятия – это проверка на пригодность к жречеству. Что потребует Тьма в конце путь? Восстановление культа, больше нечего. Я подстрахуюсь и начну работать в этом направлении гораздо раньше.
Парень не спешил отвечать. Немедленное согласие меня бы разочаровало. Раз молчит, значит обдумывает.
– Я буду убивать, как вы?
– Нет, зачем? Ты принесёшь Тьме клятву верности и по праздникам будешь проводить ритуал почитания. Большего я не требую.
Больше может потребовать богиня, но это уже меня не касается. Кажется, парень понял, снова замолчал.
– Я скоро проголодаюсь, – поторопила я.
– Согласен.
Это было изначально понятно. Я, не церемонясь, разрезала верёвку, и освобождённый пленник не сдержал стона. Сколько он связанным пролежал? Сейчас ему должно быть очень больно.
– Растирайся, приводи себя в порядок, лопай кашу, – распорядилась я.
Зря что ли кашевар кашеварил? Обмана я не боялась. Парень показался мне умным, глупостей делать не станет, а и станет – догоню. В лесу, да ещё и ночью от меня не уйти. Я бросила ссохшиеся мумии разбойников в огонь. Не оставлять следов – превыше всего. Костёр вспыхнул ярче, принимая подношение и обращая в пепел. Пахнуло жаром.
Я отсела от огня на бревно, исподлобья бросила взгляд на парня – разминается. Посвящение устрою в полночь, обставить всё надо грамотно. Такое чувство, что я за всю жизнь столько мозги не напрягала, сколько за несколько дней нежизни. Первое. Нельзя, чтобы парень попался Свету. Последователями не разбрасываются, опять же, от парня узнают обо мне. Значит, много нагружать на него ни в коем случае нельзя. Второе. Меньше пафоса. Чем сложнее ритуал, тем легче его отследить. Результат же от пафоса не зависит. Богиня на моё простое «будьте вы прокляты» откликнулась, да ещё как.
Вытряхнув из полупустых кошелей разбойников мелочь, пересчитала наличность. Мда, не густо.
– Где у них схрон, логово, хоть что-то?
– Рад бы помочь, но, к сожалению, не знаю, госпожа.
– А что знаешь? Как ты к ним попал? Кто ты?
– Сын купца, госпожа. Отец отправил меня с товарами. Места тут хоть и глухие, потихоньку торговля идёт, не опасно.
– Не опасно? – переспросила я.
– Именно, госпожа, – серьёзно подтвердил парень. – Здесь на пять ходок четыре спокойные, а на проблемных направлениях день без неприятностей не обходится.
– Хм.
– На нас несдешние напали. Охрана дала отпор, но меня схватили. Так и не за обозами охотились. Отец за меня денег не пожалеет, вот и взяли ради выкупа. А дальше уже эта шайка заявилась с нелюдем во главе. Тоже выкуп получить хотелось, только вряд ли бы они меня отпустили.
– Ясно.
Я прошлась по поляне и окрестностям в поисках схронов и тайников, но моей единственной добычей остались монеты из кошелей, причём часть придётся отдать мальчишке, ему нужнее – не будет же он пироги у уличных торговок воровать. Я цыкнула и вернулась к костру.
