Текст книги "Сочинения в трех томах. Том 1"
Автор книги: Морис Леблан
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)
Натали де Горн действительно находилась в этой комнате. Она лежала в глубоком обмороке. Я вынес ее через кухню. На дворе, видя снег, я понял, что по моим следам меня легко настигнуть. Но это было неважно. Ведь Матиас де Горн получил от меня 60000 франков и имел в своих руках письмо, в силу которого я должен был ему такую же сумму в день развода с женой. Положение дел изменилось лишь в том отношении, что я заранее захватил драгоценный залог, к обладанию которого давно стремился. Я боялся не Матиаса. Что скажет Натали де Горн? Не будет ли она упрекать меня? На этот вопрос госпожа де Горн вам уже ответила, господин товарищ прокурора. Любовь вызывает любовь. В эту ночь она мне призналась, что любит меня. Наши судьбы сплелись воедино. Сегодня утром мы уехали в пять часов, не думая, что нас потребуют к ответу.
Жером Вижнал кончил свой рассказ. Он изложил его залпом, одним духом, точно ничего в нем изменить нельзя.
Некоторое время царило молчание.
Гортензия и Ренин, спрятанные в своем убежище, все отлично слышали. Молодая женщина прошептала:
– Все это очень возможно и, во всяком случае, логично.
– Остаются возражения. Они основательны. Особенно одно…
Это возражение немедленно сформулировал товарищ прокурора:
– А где де Горн?
– Матиас де Горн? – спросил Жером.
– Именно! Вы рассказали очень искренним тоном о ряде обстоятельств. Допустим, что все это так! Но вы упускаете главное: куда девался Матиас де Горн? Вы связали его в этой комнате. Но сегодня утром его здесь не было.
– Понятно, господин товарищ прокурора, что Матиас де Горн согласился на нашу сделку и ушел.
– Каким путем?
– Вероятно, по дороге, которая ведет к его отцу.
– А где же следы его шагов? Снег, который нас окружает, является беспристрастным свидетелем. После вашей борьбы, судя по оставленным следам на снегу, видно, что вы ушли. Его же шагов не видно. Он пришел сюда, но отсюда не уходил. Следов его ухода нет. Или…
Товарищ прокурора понизил голос:
– Найдены следы около колодца… следы последней борьбы… и больше ничего… что вы скажете?
Жером пожал плечами.
– Вы, господин товарищ прокурора, видимо, обвиняете меня в убийстве. Отвечать на подобные вопросы я не стану.
– Не пожелаете ли вы мне ответить что-либо по поводу вашего револьвера, найденного в двадцати метрах от колодца?
– Нет.
– И по поводу трех выстрелов, которые слышали в эту ночь, и относительно трех выпущенных из вашего револьвера пуль?..
– Нет, господин товарищ прокурора. Никакой последней борьбы около колодца не происходило, потому что я оставил де Горна связанным в этом помещении, где оставался и мой револьвер. Если же слышали выстрелы, то стрелял не я.
– Случайные совпадения, значит?
– Власти должны в этом разобраться. Моя же единственная обязанность – сказать вам всю правду. Большего вы от меня требовать не можете.
– Но если эта ваша правда находится в противоречии с фактами?
– Тогда факты искажают истину, господин товарищ прокурора.
– Допустим! Но до того дня, пока не установят отсутствия противоречия между вашими утверждениями и фактами, мы должны вас задержать.
– А госпожу де Горн? – с беспокойством спросил Жером.
Товарищ прокурора ничего не ответил. Он поговорил с комиссаром и приказал одному из полицейских распорядиться подать автомобиль. Затем он обратился к Натали:
– Сударыня! Вы слышали показания господина Вижнала. Оно вполне тождественно с вашим. Говорят, что вы находились в обмороке. Когда и где вы пришли в себя?
Молодая женщина твердо ответила:
– Я очнулась лишь в замке.
– Странно! Вы, следовательно, не слыхали выстрелов? Вся деревня их слышала.
– Я их не слыхала.
– И вы ничего не видели, что происходило вокруг колодца?
– Там ничего не происходило, раз Жером Вижнал это утверждает.
– Что же сделалось с вашим мужем?
– Не знаю.
– Помогите, сударыня, распутать нам это дело. Не мог ли ваш муж, вернувшийся от своего отца, под влиянием винных паров потерять равновесие и упасть в колодец?
– Когда мой муж вернулся от своего отца, он был совершенно трезв.
– Его отец, однако, показал, что они распили вдвоем три бутылки вина.
– Его отец ошибается.
– Но снег не ошибается, – с некоторым раздражением возразил товарищ прокурора, – следы шагов вашего мужа имеют извилистый характер, так ходят пьяные.
– Мой муж вернулся домой в восемь с половиной часов, когда снега еще не было.
Товарищ прокурора ударил кулаком по столу.
– Но, сударыня, вы говорите против очевидных фактов… снежный покров, повторяю, беспристрастный свидетель… Против подобного факта, против такой очевидности решительно ничего возразить нельзя… Поймите, следы на снегу, следы шагов на снегу…
Он сдержался и замолчал.
Послышался шум автомобиля. Он вдруг принял решение и проговорил:
– Прошу вас, сударыня, оставаться в этом доме и ожидать вызова к следователю.
Затем товарищ прокурора приказал жандармам увести Жерома Вижнала.
Игра для влюбленных, очевидно, была проиграна. Судьба их соединила на короткое время, но теперь опять разлучала. Они должны были расстаться, и каждый должен был самостоятельно бороться с тяготеющим над ним обвинением.
Жером сделал шаг по направлению к Натали. Они обменялись печальными взглядами. Потом он глубоко ей поклонился и направился к выходу в сопровождении жандармов.
– Стой, – неожиданно раздался голос. – Назад! Погодите!
Товарищ прокурора и остальные присутствующие подняли головы. Голос раздался из круглого внутреннего окна зала. Ренин высунулся вперед и кричал:
– Я прошу меня выслушать!.. Я хочу сделать кое-какие замечания… особенно одно по поводу извилистых шагов на снегу… Ключ разгадки в этом… Матиас не был пьян…
Он просунул ноги в окно и сказал Гортензии, пытавшейся его удержать:
– Оставайтесь здесь, дорогой друг… Никто вас беспокоить не будет.
Ренин с этими словами спрыгнул в зал.
Товарищ прокурора казался ошеломленным:
– Но откуда вы явились? Кто вы?
Князь стряхнул пыль со своей одежды и ответил:
– Простите меня, господин товарищ прокурора, что я избрал этот необыкновенный путь, но я торопился. И, кроме того, мои слова произведут больше впечатление, как человека, упавшего с неба.
– Кто вы такой? – свирепо закричал товарищ прокурора.
– Князь Ренин. Я присутствовал сегодня утром при дознании. Это дело меня заняло. Я хочу его выяснить. С этой целью я спрятался в том помещении, чтобы присутствовать при допросе…
– Вы были там?.. Вы имели смелость?..
– Надо иметь смелость, когда дело идет о выяснении истины. Именно мне удалось здесь получить кое-какие важные сведения. Я здесь понял, что Матиас де Горн ничуть не был пьян, а в этом все дело, разрешение всей загадки. Если в это поверите, вы узнаете правду.
Товарищ прокурора находился в смешном и затруднительном положении. Он проворчал:
– Довольно! Что вы хотите?
– Я прошу несколько минут внимания.
– С какой целью?
– Чтобы установить невиновность Жерома Вижнала и госпожи де Горн.
Вид у него был спокойный и решительный, как в те минуты, когда он своим вмешательством распутывал какую-нибудь сложную драму. Гортензия с облегчением прошептала:
– Они спасены. Я его просила защитить эту молодую женщину, и он спасет ее от тюрьмы и от отчаяния.
Жером и Натали ощущали нечто подобное, они чувствовали, что этот свалившийся с неба незнакомец выручит их из беды.
Товарищ прокурора пожал плечами:
– Свою невиновность они могут установить во время следствия. Вас также допросят…
– Эту невиновность лучше установить немедленно. Последствия ошибки могут быть печальными.
– Я спешу…
– Две-три минуты для меня достаточно.
– Две-три минуты, чтобы разъяснить подобное дело?
– Не больше.
– Вы, значит, хорошо знакомы с ним?
– Сейчас – да. С утра я много думал о нем.
Товарищ прокурора понял, что от подобного господина ему не так-то легко отделаться. Он поэтому проговорил ироническим тоном:
– Ваши размышления привели вас к выводу, где в настоящее время находится Матиас де Горн?
Ренин посмотрел на свои часы и ответил:
– В Париже, господин товарищ прокурора.
– В Париже? Он, следовательно, жив?
– Ну, конечно! И отлично себя чувствует.
– Радуюсь этому. Но откуда эти следы шагов вокруг колодца?.. Откуда револьвер?.. Наконец, выстрелы?
– Все это лишь симуляция.
– Кто же симулянт?
– Матиас де Горн собственной персоной.
– Странно! С какой целью?
– С целью пустить слух, что он убит Жеромом Вижналом.
– Гипотеза любопытная, – иронически заметил товарищ прокурора. – Что вы об этом думаете, господин Вижнал?
Жером ответил:
– Я сам предполагал это. После моего ухода Матиас де Горн, очевидно, придумал план мести. Он любил и ненавидел свою жену. Меня же не выносил. Он отомстил.
– Дорогая месть! Сами же вы сообщили, что де Горн должен был получить от вас дополнительно 60000 франков.
– Эту сумму он мог получить другим путем. Знакомясь с его финансовым положением, я узнал, что отец и сын застраховали свою жизнь один в пользу другого. Значит, если б сын считался убитым, то отец получил бы страховую премию и передал бы ее сыну.
– Таким образом, – проговорил с улыбкой товарищ прокурора, – старый де Горн является соучастником!
Ренин подтвердил:
– Именно, господин товарищ прокурора. Они спелись.
– Значит, сын находится у отца?
– Он там находился еще этой ночью.
– Что же с ним случилось?
– Он уехал в Париж.
– Все это лишь предположения!
– Уверенность.
– Это не доказательство.
С этими словами товарищ прокурора взялся за шляпу, показывая, что разговор кончен.
– Ни малейшего доказательства, – добавил он, – а главное, невозможно вашей гипотезой опровергнуть главного свидетеля, этого бесстрастного и убедительного немого свидетеля – снег. Чтобы пойти к отцу, Матиас де Горн должен был отсюда выйти… Каким путем он шел?
– Господи, обыкновенной дорогой, которая ведет к старику де Горну!
– Но на снегу нет следов его шагов.
– Есть.
– Но эти следы указывают, что он пришел сюда, но не ушел отсюда.
– Это одно и то же.
– Как так?
– Конечно! Двигаться можно по-разному.
– Как же, по-вашему, можно еще двигаться?
– Пятясь назад, господин товарищ прокурора. – Эти слова, отчеканенные твердым голосом, на минуту вызвали гробовое молчание. Все почувствовали, что именно в этом открытии заключается проблеск истины, разгадка всей тайны.
Ренин продолжал, пятясь к окну:
– Я могу приблизиться к этому окну, идя прямо, лицом к нему. Но могу идти и спиной к нему… В обоих случаях цель достигнута. А выводы, – с силой бросил он, – можно сделать такие: в 8 часов 30 минут де Горн пришел от отца домой, не оставив никаких следов, так как снега еще не было. А в девять часов без десяти приходит сюда господин Вижнал, также не оставляя следов. Следуют переговоры, заключение сделки и свалка. Матиас побежден. Прошло три часа. И вот, когда Вижнал ушел с женой де Горна, последнему приходит в голову блестящая мысль воспользоваться снегом, чтобы погубить своего ненавистного врага. Он симулирует свое собственное убийство и падение в колодец. А потом, пятясь назад, уходит к отцу, записывая на снежном покрове свой приход, когда в действительности это был его уход. Надеюсь, господин товарищ прокурора, вы ясно поняли? Он отметил на снегу свой приход, а в действительности это был уход.
Товарищ прокурора перестал смеяться. Он понял, что этот оригинал стоит внимания. Он спросил:
– А как он мог уехать от своего отца?
– В повозке.
– Кто же его отвез?
– Отец.
– Откуда вы знаете?
– Сегодня утром с жандармским унтер-офицером я был у отца и говорил с ним. Он отправлялся на базар, а сын его был спрятан под парусиной с теленком. Сейчас же Матиас де Горн в Париже.
Объяснения Ренина, согласно его обещанию, длились не больше пяти минут. Своей непобедимой логикой он сразу разбил ту тайну, которая окружала это запутанное дело. Истина победоносно всплывала. Госпожа де Горн плакала от радости. Жером Вижнал горячо благодарил своего доброго гения, давшего совсем другой ход этому событию.
– Осмотрим вместе эти следы, господин товарищ прокурора, – предложил Ренин, – сегодня утром мы ошиблись, осматривая преимущественно лишь следы, оставленные мнимым убийцей. А вся суть была в следах, оставленных де Горном.
Они вышли в сад. Нетрудно было убедиться, что следы шагов Матиаса носили своеобразный характер.
– Это понятно, – пояснил Ренин, – не так-то легко двигаться, пятясь назад. Отец и сын это почувствовали. Потому-то старик де Горн всем говорил, что сын его в этот вечер был пьян. Этим можно было объяснить странность его походки.
И Ренин прибавил:
– Именно это обстоятельство, эта ложь старика ослепила меня. Когда госпожа де Горн удостоверила, что муж ее был трезв, я подумал об оставленных им на снегу следах и все угадал.
Товарищ прокурора откровенно признал себя побежденным и со смехом сказал:
– Остается арестовать этого лжемертвеца.
– На каком основании? – возразил Ренин. – Никакого преступления он не совершил. То, что он три раза выстрелил, топтался около колодца и потом, пятясь назад, отправился к отцу, никакого правонарушения не составляет. Не думаю также, чтобы господин Вижнал потребовал от него обратно 60000 франков?
– Конечно, нет, – объявил Жером.
– Остается страховая премия. Но она еще не потребована. А, вот и сам старик! Мы его сейчас допросим.
Действительно, сильно жестикулируя, к ним подошел старик де Горн. Его добродушное лицо выражало печаль и гнев.
– Где мой сын? Его, вероятно, убили!.. Мой бедный Матиас убит этим бандитом Вижналом!
И он погрозил Жерому кулаком.
Товарищ прокурора резко спросил его:
– Одно слово: вы потребуете страховую премию за своего сына?
– Конечно, – вырвалось у старика.
– Дело в том, что ваш сын не умер. Говорят даже, что вы отвезли его, скрыв под парусиной, на станцию под видом теленка.
Де Горн стал отплевываться и протянул руку, точно собираясь торжественно поклясться. Но затем он сразу изменил выражение лица и с хохотом заявил примирительным тоном:
– Ну и разбойник же этот Матиас! Какую штуку придумал! Значит, он хотел объявить себя покойником! И думал, что я помогу ему получить страховую премию!.. Точно я способен на такую мерзость!.. Ты меня, парень, не знаешь еще!
И затем он быстро удалился, делая вид, что эта смешная история его очень забавляет. По пути он старался своими сапогами прикрыть следы шагов на снегу, оставленные его сыном.
Когда Ренин вернулся в дом, Гортензии там уже не было.
Он отправился к кузине Эрмелине. Ему сказали, что Гортензия извиняется, но она устала и, нуждаясь в отдыхе, принять его не может.
«Превосходно, – подумал Ренин, – она меня избегает. Следовательно, любит. Развязка приближается».
«В ЧЕСТЬ БОГА МЕРКУРИЯ»
«Госпоже Даниель, Ронсьер,
через Базикур, 30 ноября.
Дорогой мой друг!
Уже две недели я не получаю от Вас писем. До пятого декабря, то есть до того неприятного для Вас дня, когда истекает срок нашего соглашения, я и не надеялся, что получу от Вас весточку. А с этого дня Вы ведь будете свободны от своего обязательства. Признаюсь Вам, что для меня эти семь победных приключений, которые мы вместе пережили, были источником большой радости. Я жил эти дни вблизи Вас. Я сознавал, что Ваш новый образ жизни, полный свежих впечатлений, приносил Вам большую пользу. Счастье мое было таково, что я не смел с Вами о нем говорить и обнаружить в Вашем присутствии всю силу моих чувств. Единственной моей заботой было Вам нравиться и доказать Вам мою безмерную преданность. А теперь, дорогой друг, Вы отказываетесь от своего соратника, своего спутника. Пусть все будет согласно Вашей воле!
Я подчиняюсь Вашему решению. Но позвольте мне рассказать Вам о том, как я представлял себе наше последнее совместное приключение. Я напомню Вам слова, которые Вы мне сказали и которые навсегда запечатлелись в моей памяти.
«Я требую, – заявили Вы, – чтобы вы мне вернули старинную застежку из сердолика в филигранной оправе. Я получила ее от моей матери. Все знали, что застежка эта приносила счастье и моей матери, и мне. С тех пор как она исчезла из моей шкатулочки, я несчастна. Верните же мне мою застежку, добрый гений!»
А когда я стал Вас спрашивать, когда именно застежка пропала, Вы ответили мне со смехом: «Шесть… семь… или восемь лет тому назад… Хорошо не знаю… Не знаю… как она пропала… Я ничего не знаю».
Видимо, Вы бросили мне вызов, думая, что я обещания своего не выполню. Но мне все же хочется Вас порадовать. Для Вашего душевного спокойствия Вы должны иметь свой талисман. Над этими маленькими суевериями нельзя смеяться: часто подобные суеверия руководят нашими лучшими поступками.
Дорогой друг, в этом деле Вы мне не оказали никакой помощи. Я торопился, имея в виду приближающееся пятое декабря, и позорно провалился. Но все же мне удалось так повернуть это дело, что, если Вы захотите одна идти к цели, то у Вас много шансов, что Вы этой цели достигнете.
И Вы будете продолжать мною начатое. Не так ли? Это вопрос чести. В определенный срок мы должны внести в книгу наших судеб восемь интересных приключений. В этих приключениях мы проявили много энергии, логичных умозаключений, проницательности, а иногда даже немного героизма.
Теперь очередь за восьмым приключением. От Вас зависит, чтобы оно заняло подобающее место пятого декабря до того момента, когда стенные часы пробьют восемь раз.
В этот знаменательный день Вы должны действовать так, как я Вам укажу.
Не думайте, дорогой друг, что я фантазирую и морочу Вас. Для успеха предприятия необходимо, чтобы Вы точно соблюли все то, что я Вам сообщу. Прежде всего, в саду Вашей кузины Вы срежете три тонких, гибких прута. Эти прутья Вы переплетете и завяжете по обоим концам. Получится самодельный деревенский хлыст, какие иногда делают дети.
Затем в Париже Вы купите ожерелье из черного янтаря с маленькими выбоинами. Это ожерелье Вы сократите до семидесяти пяти бус, все одной величины.
Под Вашей зимней накидкой Вы наденете синее шерстяное платье. Ваша зимняя шапочка должна быть украшена осенними листьями. На шее – боа из петушьих перьев. Ни перчаток, ни колец.
После обеда отправляйтесь на левый берег Сены и войдите в церковь Святого Викентия. Ровно в четыре часа перед кропильницей там будет стоять женщина, одетая во все черное и с серебряными четками в руках. Она окропит Вас святой водой. Вы дадите ей свое ожерелье. Пересчитав бусы, она отдаст Вам его обратно. Потом следуйте за ней. Она приведет Вас в пустынную улицу острова Сен-Луи. Перед одним из домов женщина остановится, но в дом Вы войдете одна.
В нижнем этаже этого дома Вы найдете довольно еще молодого человека с матовым цветом лица. Вы снимите накидку и скажете: «Я пришла за своей сердоликовой застежкой».
Не удивляйтесь его ужасу. Оставайтесь спокойной. Если он начнет Вас расспрашивать, пытаясь узнать, кто Вас к нему направил, не давайте никаких объяснений. Все Ваши ответы должны сводиться к короткой формуле: «Я пришла получить то, что мне принадлежит. Я вас не знаю, не знаю вашего имени, но я не могу не обратиться к вам. Я должна получить обратно свою застежку. Это необходимо!»
Я искренне думаю, что, если Вы проявите твердость, то, хотя человек этот, вероятно, начнет играть комедию, все же Вы достигнете полного успеха. Но борьба должна быть очень короткой. Исход ее зависит исключительно от Вашей веры в свои силы и твердость. Это – единоборство, в котором Вы должны свалить противника первым же ударом. Если Вы заволнуетесь, потеряете хладнокровие, тогда он Вас победит. Вы или немедленно одержите верх, или сразу же будете разбиты.
Во втором случае Вам придется опять прибегнуть к моему сотрудничеству, которое я заранее Вам предлагаю. При этом не ставлю никаких условий. Я хочу лишь быть полезным той, которая составляет счастье всей моей жизни».
Прочитав это письмо, Гортензия решительно прошептала:
– Я не пойду.
Своей застежкой она уже перестала интересоваться. Кроме того, перед ней все стояла эта цифра 8 – число предположенных ими совместных приключений. Начать это восьмое приключение значило опять сблизиться с Рениным, дать ему возможность завладеть ею.
За два дня до пятого декабря она была в том же настроении. Накануне утром также. Но вдруг совершенно неожиданно она побежала в сад, срезала там три прута, сплела их вместе, как это делала в детстве, и затем в двенадцать часов уехала в Париж. Ее охватило страшное любопытство. Она не могла совладать с собою: слишком было заманчиво то приключение, которое ей предложил Ренин!.. Янтарное ожерелье… шапочка с осенними листьями… Она покажет Ренину, на что способна!
«Наконец, – пронеслось в ее голове, – он меня приглашает в Париж. А восемь ударов часов страшны для меня не в Париже. Ведь те стенные часы, которые должны пробить восемь раз в час моего поражения, находятся в замке Галингра».
В тот же вечер она прибыла в Париж. Утром пятого декабря она купила янтарное ожерелье и сократила его до семидесяти пяти зерен. Затем она надела синее платье и шапочку с осенними листьями. Ровно в четыре часа она входила в церковь Святого Викентия.
Сердце ее учащенно билось. Теперь она была одна. Как хорошо она сейчас почувствовала, что значит поддержка Ренина, от которой отказалась! Ей даже казалось, что он непременно появится перед нею. Но около кропильницы стояла лишь старая женщина, вся в черном.
Гортензия подошла к ней. Женщина в черном окропила ее святой водой и затем принялась считать зерна ожерелья, протянутого ей Гортензией.
Затем она прошептала:
– Семьдесят пять! Верно. Идем!
Она быстро пошла вперед, перешла мост и на острове Сен-Луи остановилась перед старинным домом с железным балконом, изъеденным ржавчиной.
– Войдите, – сказала женщина, после чего удалилась.
Гортензия увидела прекрасный магазин, помещавшийся в нижнем этаже. Через большие стекла можно было заметить разные антикварные предметы и старинную мебель. На вывеске значились слова: «В честь бога Меркурия» и имя хозяина – «Понкарди». На карнизе, выступающем под верхним этажом, находилась маленькая ниша, в которой стоял божок Меркурий из обожженной глины. Он стоял на одной ноге с крыльями на пятках и жезлом в руке. Вся фигура имела наклон вперед, так что казалось, она легко может потерять равновесие и упасть на улицу.
– Войдем, – прошептала молодая женщина.
Она открыла двери, но, невзирая на стук и звон колокольчика, никто не вышел ей навстречу. Магазин казался пустым. Но за магазином находились две комнаты, наполненные очень ценными вещами. Гортензия прошла по всему магазину и попала наконец в заднюю комнату.
Перед письменным столом сидел человек, углубленный в счетоводную книгу. Не поворачивая головы, он сказал:
– Я к вашим услугам… Что вам угодно, сударыня?
В этой комнате находились предметы, которые придавали ей характер лаборатории какого-то алхимика средних веков: чучела птиц, скелеты, черепа и тому подобное. По стенам висели всевозможные амулеты, между которыми чаще всего виднелись руки из слоновой кости и коралла с двумя сложенными как бы для заклинания пальцами.
– Вам что именно нужно, сударыня? – спросил наконец Понкарди, закрывая книгу и вставая.
«Это именно он», – подумала Гортензия.
У него было матово-бледное лицо, обрамленное седой бородкой. Под лысым и бесцветным лбом светились беспокойные, бегающие глазки.
Гортензия, не снимая накидки и не приподнимая вуалетки, ответила:
– Я ищу застежку для корсажа.
– Вот витрина, – сказал он ей, подводя к одному из шкафов.
Бросив беглый взгляд на витрину, она проговорила:
– Нет, нет… это не то. Я ищу застежку, которая когда-то пропала у меня из моей шкатулки. Я пришла сюда за нею.
Ее изумило то впечатление, которое произвели ее слова. Лицо Понкарди выразило ужас.
– Я думаю, что здесь вы ее не найдете. Какая это застежка?
– Из сердолика в филигранной оправе… эпохи тридцатых годов.
– Я не понимаю… Почему вы обращаетесь ко мне?
Она подняла вуалетку и сбросила накидку.
Он с искаженным от страха лицом отступил, как перед привидением, и прошептал:
– Синее платье!.. Шапочка!.. Янтарное ожерелье!.. Возможно ли это?
Больше всего его, видимо, поразил хлыст. Он протянул к ней руки, начал шататься и, наконец, взмахнув руками, подобно пловцу, который тонет, упал на стул и потерял сознание.
Гортензия не шевельнулась. Помня слова Ренина, она старалась быть хладнокровной и твердой.
Через две минуты Понкарди очнулся, вытер струившийся по лицу пот и, стараясь овладеть собой, сказал дрожащим голосом:
– Почему вы обратились ко мне?
– Потому, что эта застежка находится у вас.
– Кто вам это сказал? – спросил он, не возражая против предъявленного ему обвинения. – Откуда вам это известно?
– Я это знаю. Никто мне ничего не сказал. Я пришла сюда с полной уверенностью, что моя застежка здесь, и с непреклонной волей ее унести.
– Вы меня знаете? Вам известно мое имя?
– Я вас не знаю. Имя ваше я узнала только сейчас. Вы для меня просто тот человек, который должен вернуть мне мою застежку.
Понкарди заволновался. Он ходил по комнате быстрыми шагами, ударяя кулаком по встречным предметам.
Гортензия почувствовала, что она одержала над ним верх. Она обратилась к нему повелительным тоном:
– Где находится моя вещь? Отдайте мне ее. Я это требую.
Понкарди впал в отчаяние. Он сложил руки и стал бормотать что-то. Наконец, видимо побежденный, он проговорил:
– Вы этого требуете?
– Я хочу… Это должно быть…
– Да, да… я согласен.
– Говорите, – бросила она еще более резко.
– Говорить я не могу… Я лучше напишу… Я вам выдам мой секрет, и все для меня будет кончено.
Он вернулся к своему письменному столу и набросал лихорадочно на листе бумаги несколько строк. Затем этот лист бумаги он вложил в конверт и запечатал.
Одновременно Понкарди приложил к виску своему револьвер, который вынул из стола, и выстрелил.
Быстрым движением Гортензия толкнула его под руку. Пуля попала в зеркало, но Понкарди опустился со стоном на стул, точно он ранен.
Гортензия собрала всю силу воли, чтобы не потерять хладнокровия.
«Ренин меня предупредил, – подумала она, – это комедиант. Он сохранил письмо и револьвер. Он меня не проведет».
Вместе с тем она сознавала, что если внешне она оставалась спокойной, то все же эта попытка к самоубийству и этот выстрел вывели ее из душевного равновесия. Она вдруг почувствовала, что воля ее слабеет, и человек, ползающий у ее ног, в конце концов сильнее ее.
В полном изнеможении Гортензия села. Как предсказал Ренин, дуэль продолжалась всего несколько минут. И в то мгновение, когда победа у нее была почти в руках, ей пришлось сдаться, так как женские нервы не выдержали.
Понкарди все это быстро заметил и, прекратив свои жалобы, вскочил на ноги с легкостью молодого козла, иронически воскликнув:
– Для нашего разговора требуется уединение. Не надо, чтобы какой-нибудь покупатель помешал нам.
С этими словами он закрыл железные ставни магазина и подошел к Гортензии.
– Да, я чуть не влопался! Еще маленькое усилие с вашей стороны, и вы могли выиграть игру. И какой же я осел! Мне вдруг представилось, что вы свалились на меня из глубины прошлого, чтобы потребовать у меня отчета, и я чуть-чуть не сдался… Эх, мадемуазель Гортензия, – позвольте мне так называть вас, так как я знал вас под этим именем, – нашла коса на камень, как говорит пословица.
Он сел около нее и грубо, со злым лицом продолжал:
– А теперь открывайте свои карты. Кто состряпал всю эту историю? Не вы, конечно. Вы на это не способны. Кто же? В моей жизни я всегда был честен, безукоризненно честен… за одним исключением… с этой застежкой. Я думал, что это дело давно похоронено, а теперь оно вдруг всплывает. Каким образом? Я хочу знать.
Гортензия не пыталась продолжать борьбу. Он подавлял ее своим мужским превосходством, всей силой своей злобной натуры.
– Говорите же! Я хочу знать. Если у меня есть тайный враг, я должен узнать его имя, чтобы защищаться. Кто вас заставил действовать? Мой ли это конкурент, которого злят мои успехи и который хочет воспользоваться застежкой? Говорите, черт возьми!.. Или, клянусь…
Она вообразила себе, что он хочет схватить револьвер, и стала отступать, надеясь убежать.
Ее не так пугало возможное нападение, как злобное, искаженное ненавистью лицо противника. Она вскрикнула. Вдруг Понкарди остолбенел и, вытянув руки вперед, стал смотреть на что-то поверх головы Гортензии.
– Кто там? Как вы вошли? – прохрипел он сдавленным голосом.
Гортензия, не оборачиваясь, почувствовала, что Ренин явился к ней на помощь. Действительно, из-за кучи старинных вещей показался его тонкий силуэт, и Ренин спокойными шагами вышел на середину комнаты.
– Кто вы? – повторил Понкарди. – Откуда вы явились?
– Сверху, – очень учтиво ответил князь, показывая на потолок.
– Сверху?
– Да, я уже три месяца живу в верхнем этаже. Мне послышался шум, звали на помощь… Вот я здесь.
– Но как вы сюда вошли?
– Спустился по лестнице.
– По какой лестнице?
– По железной внутренней лестнице, которая идет с моего этажа к вам. Ваш предшественник занимал оба этажа. Вы же этот вход забили, а я открыл его.
– По какому праву? Это вторжение в чужое жилище!
– Подобное вторжение позволительно, когда надо прийти на помощь своему ближнему.
– Кто же вы?
– Князь Ренин… друг этой дамы, – ответил он, целуя Гортензии руку.
Понкарди пришел в бешенство:
– А, я понимаю!.. Это вы инициатор всей этой истории… это вы прислали сюда эту даму?!
– Именно я, господин Понкарди, именно я.
– Каковы же ваши намерения?
– Самые чистые. Никакого насилия. Просто маленький разговор, после которого вы мне отдадите то, за чем я пришел к вам.
– Что такое?
– Вы отдадите мне застежку.
– Никогда, – запальчиво воскликнул антикварий.
– Не говорите так! Ручаюсь, что отдадите.
– Нет такой силы в мире, которая заставила бы меня это сделать.
– Не пригласим ли мы сюда вашу жену? Быть может, она лучше оценит положение вещей.
Эта идея Понкарди, видимо, понравилась, и он три раза нажал кнопку электрического звонка.
– Вот и прекрасно, – воскликнул Ренин. – Вы видите, дорогой друг, как господин Понкарди сделался вежлив! Как только он очутился в присутствии мужчины, он сразу же превратился в кроткую овцу. Но овцы тоже упрямы, и дело пройдет с препятствиями.
В глубине магазина поднялась портьера, и на пороге дверей, находившихся за нею, показалась женщина. Ей было лет тридцать. Она была очень просто одета и по виду напоминала кухарку. Лицо ее казалось добродушным и приятным.
Гортензия очень удивилась, когда в этой особе узнала горничную, которая служила ей, когда она была девушкой.
– Как, это вы, Люси? Вы теперь госпожа Понкарди?
Вошедшая посмотрела на нее, узнала и, видимо, сконфузилась. Ренин обратился к ней:
– Вы нам нужны, чтобы выяснить дело, в котором вы играли важную роль…
Она с беспокойством взглянула на мужа, который не спускал с нее глаз.