Текст книги "Красная сирена"

Автор книги: Морис Дантек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

С этими словами она исчезла за стеклянной мозаичной дверью, как белокурый эльф.

В глазах Витали Хьюго прочел все тот же сакраментальный вопрос: «Ну, как я?»

Супер. Ты был великолепен, оценил его тактику Тороп, выкидывая вверх большой палец.

– Хорошо, – пробурчал Витали, – а теперь поговорим о том, чего малышке знать не следует.

Он достал вторую карту Португалии и зеленый маркер.

– Маршрут твоего возвращения.

Зеленый фломастер медленно «выполз» из Португалии и заскользил к Франции, распространяя по комнате запах бензина и оставляя за собой ярко-бирюзовый след.

– Вот твой паспорт. На имя господина Цукора, гражданина Германии.

Витали протянул Хьюго его подлинные документы.

– Уничтожь их перед отъездом. Теперь ты – Бертольд Цукор, музыкальный продюсер… это настоящий «подлинно-фальшивый» паспорт. Безупречный.

Хьюго цапнул у него из рук паспорт.

Витали вынул из кармана яркий пакетик с маленьким черным флакончиком.

– Нужно покрасить малышке волосы. В черный цвет. После этого сфотографируй ее. Вечером будет готов паспорт. Ты уедешь ночью, как только я привезу документы на имя Ульрике Цукор, твоей дочери.

Сказав все это, он поставил на карту Португалии небольшую серую коробочку. Хьюго открыл ее, увидел две цветные линзы для глаз и удивленно взглянул на Витали.

– Новые линзы «Минолта», орехового цвета, для Алисы, – пояснил тот.

Хьюго не мог прийти в себя от изумления.

Витали прыгнул выше головы – и все ради безопасности маленькой беглянки, спасенной его безответственным агентом.

«Все будет тип-топ», – решил для себя Тороп.

Кто бы ни преследовал Алису, этим людям не тягаться в изобретательности с Витали, им не справиться с мощью и действенностью сети.

Через два дня они будут в Португалии. Через три максимум – Алиса разыщет своего отца. Он вернется в Париж через четыре-пять дней.

Все будет хорошо. И просто, как дважды два.

Неизвестно почему, Хьюго не удавалось убедить в этом себя самого.

9

Человек, открывший им дверь, был молод, светловолос и одет в голубой костюм в тонкую полоску в тон и шелковый галстук в цене месячного оклада начинающего инспектора полиции. Приветливое лицо за щитом дежурной улыбки (раз в двадцать дешевле галстука).

Аните он показался слишком симпатичным, чтобы быть честным. Рядом с ней нетерпеливо переминался с ноги на ногу Петер, и она перестала разглядывать парня.

– Доброе утро, – произнесла она на своем весьма среднем немецком. – Мы – инспекторы голландской полиции Петер Спаак и Анита Ван Дайк… Можно войти?

Она протянула ему свое удостоверение, Петер последовал ее примеру.

Улыбка блондина стала еще шире, и это было явно ненормально.

– Да, конечно, инспекторы из Амстердама, заходите, прошу вас. Добро пожаловать в Браун-вальд.

Его голландский был безукоризнен.

Он слегка отступил в сторону, и их взорам открылся роскошный коридор. Пол был выложен итальянским мрамором. В конце коридора находилась массивная дубовая дверь, все двери комнат цвета слоновой кости были закрыты.

– Мы вас давно ждем, – продолжал журчать молодой человек, осторожно прикрывая за ними дверь. – Я – Дитер Борвальт, личный юридический консультант госпожи Кристенсен.

Это прозвучало почти как: «Ее величества королевы Нидерландов».

Он протянул руку, чтобы поздороваться. Анита мгновенно пожала его ладонь, а Петер и вовсе не снизошел до того, чтобы касаться наманикюрен-ных пальцев. Сунув руку в карман брюк, Борвальт повел гостей по коридору и открыл створки огромной двери из золотистого дуба.

Яркое весеннее солнце осветило пространство.

Свет проникал в помещение через высокие окна, выходившие на долину. Комната была отделана девственным, ослепительно белым мрамором. В зеркалах отражались серо-голубые горы с белыми шапками на вершинах, упирающихся в небеса. Размерами салон приближался к церковному нефу. Войдя, Анита почувствовала себя крестьянкой в грязных сабо, явившейся из хлева с ведром свеженадоенного молока.

Борвальт спокойно прошествовал в противоположный конец комнаты к бюро в стиле ампир, стоявшему на мраморном возвышении в стеклянном эркере (его размеры заслуживали Книги рекордов Гиннесса).

Затейливо изогнутый кожаный диван располагался в нескольких метрах от бюро, у стены. На диване – жемчужно-серый костюм с рыжими кожаными заплатками на локтях. В костюме – мужчина неопределенного возраста в круглых очках. Он искоса взглянул на вошедших. Человек небрежно листал какую-то папку, периодически отвлекаясь на зрелище альпийских хребтов по ту сторону сияющей синевы неба.

Дитер Борвальт картинно обогнул стол, элегантным движением открыл резную коробку черного дерева и сделал приглашающий жест. Он протянул ее посетителям:

– Настоящие гаванские сигары… Прямо с Кубы… Вы курите? Для меня это любимый наркотик…

Он снял с рыжеватой сигары коронку, покрутил ее между пальцами, взял гипсовую розу, оказавшуюся тяжелой массивной зажигалкой.

– Благодарю, но нет: я курю только чистый опиум, кстати, доложите о нашем визите госпоже Кристенсен.

Анита решила взять быка за рога. Борвальт на мгновение замер, изумленный неожиданным заявлением. Закурив наконец, он разразился звучным смехом – по мнению Аниты, натужным и слишком долгим.

– Чистый опиум… Великолепно, – наконец прокомментировал он, внезапно успокаиваясь. – Вижу, полиция не до конца утратила чувство юмора…

Он пустил в потолок закрученное колечко дыма.

– Юмор и терпение. Повторяю вопрос: вы сообщите госпоже Кристенсен о нашем приходе?

Ворвальт ответил не сразу, глядя на Аниту незамутненным взглядом, потом указал на человека, сидевшего на диване:

– К сожалению, в настоящий момент госпожа Кристенсен занята. Но здесь находится доктор Форстер, он – личный врач госпожи Кристенсен и располагает очень важной информацией по делу, которое привело вас сюда. Он готов сообщить ее вам.

– Подождите! – Анита подняла руку, призывая собеседника замолчать. Голос ее был ледяным. – Я должна в третий раз повторить свой вопрос или мне сразу показать вам ордер, который лежит у меня в кармане?

Улыбка Борвальта мгновенно застыла. Анита тут же различила в сине-стальном взгляде попытку быстро принять верное решение.

Анита терпеливо ждала, как он отреагирует.

Наконец он забормотал:

– Э-э-э… послушайте… госпожа Ван Дайк, видите ли, в воскресенье нашу адвокатскую контору в Амстердаме оповестили только сегодня утром. А госпожа Кристенсен и господин Брюннер уехали вчера утром. Мы всеми возможными способами пытаемся с ними связаться, но пока…

Анита постаралась не улыбнуться:

– Так скажите же мне, ради бога, куда они уехали? На Луну? В Антарктиду? В Женеву'?

Борвальт больше не улыбался.

– Послушайте, госпожа Ван Дайк, мне совершенно непонятен ваш юмор, он неуместен в сложившихся обстоятельствах (лексикон продажного адвокатишки!). Возможно, мне стоит напомнить вам, что в том числе и по вашей вине Алиса исче… сбежала. В настоящий момент госпожа Кристенсен пытается собрать всю свою энергию, средства и связи, чтобы как можно быстрее отыскать свою дочь. Поймите же… Ее очень волнует судьба Алисы, ведь девочка сейчас одна где-то на дороге или в незнакомом городе, а ведь города так опасны для тринадцатилетних девочек, красивых блондинок.

– Заткнитесь, ладно? – Сталь в голосе Аниты превратилась в кремень. – Алиса сбежала только потому, что за ней гнались! Вооруженные преследователи убили полицейского. Теперь их разыскивают. Йохана Маркенса, Кеслера…

Борвальт вздохнул:

– Госпожа инспектор… наша адвокатская контора неоднократно указывала вам на то, что Маркенс не работает у Кристенсенов уже два месяца. Его нанял лично господин Кеслер, который, кстати, сопровождает сейчас госпожу Кристенсен и был с ней во время того печального инцидента. Кроме нас с доктором, это могут подтвердить еще несколько свидетелей.

Анита вынуждена была признать, что молодой адвокатишка с изысканными манерами неплохо подготовился к встрече и держал фигу в кармане.

– Хорошо, так где же все они находятся? Он снова выдохнул облачко терпкого дыма:

– В Африке. На юге Марокко. По очень важному и сугубо конфиденциальному делу,

– Выражаясь человеческим языком, вы не можете дать мне их точный адрес?

– Искренне сожалею, но мы и сами не имеем от них никаких известий…

Анита была уверена, что он нагло врет, но поделать ничего не могла, а потому решила импровизировать.

– В таком случае советую вам как можно скорее передать обвинительное заключение Кристенсенам, где бы они ни были, – нежно-сладким голоском прошелестела она.

– Я сделаю все возможное, поверьте.

Анита снова не поверила и решила сменить тактику:

– Хорошо, господин Борвальт, а теперь я хотела бы послушать, что же такого важного может сообщить нам господин Форстер.

Ворвальт не удержался от улыбки ядовитого самодовольства, и она отравила атмосферу в комнате сильнее, чем дым кубинской сигары. Аниту едва не стошнило.

– Прошу вас, доктор Форстер.

С дивана донеслось покашливанье – доктор прочищал горло.

– Так, Дитер… Да, как вам уже сообщил господин Борвальт, я врач-психолог госпожи Кристенсен…

Он снова покашлял, будто настраивался, как расстроенный рояль.

«Смотри-ка, – подумала Анита, – он не сказал „психиатр“, хотя у Хасленса нас именно так информировали… Это могло означать, что Форстер – не настоящий врач. К тому же он не упомянул ни звания, ни степени».

– Информация, которую я должен вам сообщить, довольно деликатного свойства. Раскрывая ее, я до некоторой степени нарушаю профессиональную тайну. Поэтому позвольте мне не детализировать некоторые детали.

Мгновение он смотрел на лежавшую у него на коленях папку, потом сунул ее под мышку и поднялся, заскрипев артритными суставами.

Подошел к окну, взглянул на горы на горизонте, словно собираясь с духом для предстоящего разговора.

Анита уловила некую двойственность в этом согбенном пожилом человеке, который медленно поворачивался к ним, поправляя очки и раскрывая папку.

– Видите ли, госпожа Ван Дайк, в основном я лечу госпожу Кристенсен на сеансах софрологии и медитации, но иногда мне приходилось заниматься Алисой, ее дочерью.

Анита не перебивала его. Пусть говорит все, что хочет. Она удобнее устроилась в элегантном французском кресле и взглядом призвала Петера сделать то же. Посмотрим, что дорогой «доктор» Форстер нам поведает.

– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.

Он снова покхекал, глядя в свои заметки.

– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульминации в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в течение девяносто второго года, и зимой кошмары прекратились. Тем не менее…

Анита с нетерпением ждала продолжения.

– Тем не менее рискну утверждать, что пресловутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.

Кхе-кхе…

– Что вы хотите этим сказать? – холодно спросила Анита.

Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.

– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозаписями» – вымысел больного сознания ребенка, который она транспонировала на реальность.

– Вы это серьезно? А кассета, которую мы видели, – тоже кошмарный сон?

Доктор примиряющим жестом поднял руку.

– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно оказалась в доме Кристенсенов, которые действительно хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…

Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.

– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электрическим ножом?

Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фатализм. Он снова откашлялся и продолжил так, словно ничего не случилось:

– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…

Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.

– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность. Отправной точкой, разумеется, были некоторые элементы действительности, встраивающиеся в предуготовленный сценарий. Комната с видеозаписями – элемент, созданный воображением, кассета – факт действительности.

Анита не верила своим ушам.

– Видите ли, все подобные сны – крайне неудачное разрешение эдипова комплекса, который в Алисином случае приобрел гипертрофированные размеры.

«Посмотрим, до какой степени он раздует эти размеры», – подумала пораженная Анита.

Доктор пролистнул несколько страниц в поисках нужного места и прочел:

– Все сны имеют одинаковую структуру и закручены вокруг разрушительного образа Матери, все укладывается в схему ужасающей борьбы и погони, то есть инцестрального каннибализма. Отец всегда возникает как далекий загадочный персонаж, носитель света, одетый в костюм тореро или моряка. Алиса отчаянно стремится к нему, а мать гонится за ней с ножом или с пистолетом…

В уголках губ Форстера появилась хитроватая складка, глаза светились детской радостью.

Анита была парализована дьявольской точностью его анализа. Она понимала, к чему он ведет.

Старик захлопнул папку.

– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – превращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реальностью, представить мать богомолом из-за той злополучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.

В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?

– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?

Она специально сделала упор на слове «доктор».

В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.

– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и проституция…

– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?

– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учитывая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.

Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.

– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?

Форстера ничуть не смутило упоминание имени жертвы.

Адвокат кашлянул:

– Мы с доктором очень плохо знали эту девушку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.

– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а потом у ее бывших работодателей – и ваших нынешних, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?

Плечи доктора, продолжавшего созерцать горные вершины, передернулись. Анита решила дожать его.

– Будьте откровенны, доктор, забудьте о психоанализе. Почему, как эта молодая студентка стала героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?

Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.

– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что именно полиция обязана раскрывать подобные дела!

– Что я и пытаюсь делать…

– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…

Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спокойным. Гневное тремоло затихало.

– С другой стороны, вам не хуже меня известно, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объектами индустрии такого рода.

– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!

В глазах Форстера промелькнуло странное выражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:

– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форстером согласились на этот допрос с единственной целью – помочь правосудию нашей страны?

Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.

– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.

– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.

Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.

Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха. За всю дорогу она не произнесла ни слова, переживая поражение.

Позже, в самолете, прижавшись виском к иллюминатору, стараясь погрузиться в созерцание облаков, она слышала, как Петер ворочается в кресле.

– Скажи, ты веришь во все эти психоштучки?

– Не знаю, – пробормотала в ответ Анита, – но в суде это могло бы возыметь действие.

Океан бело-золотых облаков не смог успокоить ее тревогу. Адреналин в крови зашкаливал, когда Анита ступила на летное поле под весенний ливень. Вечернее солнце играло на дождевых струях, перебирая текучие струны небесной арфы.

Увы, настроение Аниты мало соответствовало красоте города, застигнутого врасплох дождем и светом.

10
Автобан-Сити

Дюссельдорф был теперь родиной Витали. И родным городом музыкальной группы «Крафтверк», создавшей в 70-е новое направление – технопоп. Тороп вставил в магнитофон кассету с записью их «Компьютерного Мира».

Эта музыка, написанная здесь, в Руре, была словно специально создана для дороги. Панель управления. Спидометр, подсвеченный зеленым светом. Стеклянные башни, наполовину скрытые оранжевым дымом заводских труб, теплообменники, чередой уходящие в сторону Кельна и Бонна.

Ночь, черный совершенный свод над головой. Равномерное мелькание фонарей.

Киберпанковская урбанизация, конец двадцатого столетия… Сверкающее металлом родео машин, они напоминают диких животных, бегущих по асфальту дороги, черно-желтая территория с загадочным смыслом.

Белые буквы надписей, высвечиваемые фарами.

Алиса не спала на заднем сиденье. Отодвинувшись в противоположный угол, она прислонилась лбом к стеклу и следила за дорогой. Хьюго повернул зеркало, чтобы разглядеть ее. Лицо было спокойным. Темные волосы спадали на плечи. Взгляд, устремленный в ночь, изменился, как и все прочее.

Линзы орехового цвета и черные волосы делали ее похожей на иностранку. Какое-то искусственное создание, девочка-клон, путешествующая по Европе на заднем сиденье чужой машины… Она могла бы прилететь на космической тарелке, высадиться в долине Рейна и путешествовать автостопом – Хьюго подсадил бы ее, высветив случайно фарами.

Алиса перестала быть Алисой, они добились своего.

Маскировка оказалась потрясающей. Привезенная Витали одежда привнесла последний – идеальный – штрих в создание нового образа.

Хьюго вернул зеркальце в нужное положение и расслабился.

Он «загримировался», сменив черные штаны и куртку на потертую кожанку и светло-голубые джинсы. Витали постриг его и покрасил волосы, предварительно вытравив их, в темно-медовый, почти каштановый, цвет. К сожалению, голубые линзы кончились, так что Хьюго придется носить темные очки. Зато они сменили машину и ехали теперь на черном «БМВ». Один из членов организации владел автосалоном в Дюссельдорфе.

Хьюго удобнее устроился в кресле и нажал на газ.

Витали – это не человек, а просто чудо какое-то! Не случайно он стал правой рукой Ари, а потом возглавил самый секретный отдел их организации. Под непримечательной внешностью скрывался человек редкостного таланта, способный утереть нос любому аналитику ФБР и ЦРУ. Практический, конкретный, стремительный ум позволял ему заранее находить решение многих проблем, а умение приспосабливаться и прагматичное воображение довершали дело.

В его архивах наверняка хранится досье с описанием проблемы, похожей на ту, что поставила перед ним маленькая голландка. Нет никаких сомнений в том, что Витали уже наполовину разрешил ее, – задолго до того, как она возникла. Как говорит Ари, если предвидишь проблему, имеешь шанс избежать ее.

Витали превратил это вполне банальное правило безопасности в законченное произведение искусства, пусть и с налетом выпендрежа. Превращение девочки-подростка нордического тина в типичную представительницу предместий Барселоны или Флоренции может быть на сто процентов расценено как один из его шедевров.

НАНСИ-МЕТЦ

Указатель разделял автостраду на два ответвления, одно из которых вело прямо на юг. Арденны и Лотарингию – заброшенные металлургические центры, ржавеющие среди полей, – он проедет ночью под монотонное урчание двигателя, напоминающее рев ночного бомбардировщика. Постиндустриальный пейзаж – и это еще самое мягкое определение целины в центре Европы.

Километрах в двадцати от границы Хьюго развернул карту Витали и сразу нашел местную дорогу, проложенную вдоль русла Рейна.

Теперь он ехал по лесистой местности. Скорость – шестьдесят – семьдесят километров в час, не больше. Он убрал ногу с педали газа.

Точно следуя карте и письменным указаниям Витали, Хьюго через полчаса вновь выехал на автостраду.

Все эти маневры нужны были для того, чтобы не отмечаться на пунктах оплаты пошлины.

Хьюго посмотрел в зеркало бокового вида. Пограничный пост медленно исчезал на горизонте, превращаясь в оранжевое с голубым световое пятно. Он даже не заметил, как выехал из Германии.

«Добро пожаловать в Европу», – подумал он.

«Приветствуем вас в стране автобанов!» – поправил он себя и увеличил скорость до допустимого предела.

Машина пожирала километры, а Хьюго пытался в очередной раз оценить ситуацию.

Если мать этой девочки действительно преступница и в ее распоряжении по меньшей мере две машины вооруженных головорезов, то, скорее всего, в погоню за ними отправлены и другие люди, причем много.

А если к этому добавить еще и легавых, получается перебор!

В конце концов Хьюго вынужден был согласиться с формальным приказом Витали. Распоряжение касалось того, что он повсюду таскал за собой в двойном дне огромного чемоданчика с инструментами фирмы «Факом».

Он тогда попытался объяснить Витали, что это всего лишь сувенир, к тому же разобранный и разряженный. Ответное выражение лица Витали оказалось красноречивее всяких слов.

В Сараеве снайперы часто работали по трое. Хьюго никогда не хотел работать в бригаде, но, как и обучавший их боснийский офицер, был изумлен тем обстоятельством, что мог с четырехсот метров подстрелить движущуюся цель из оружия с оптическим прицелом. Выпущенная из штурмового карабина «АР-18» пуля калибра 5, 5 наносила действительно впечатляющие разрушения. А если уж трое стреляют очередями, можете быть уверены в смертельном исходе. Для боев, в которых он участвовал, «АР-18» был идеальным оружием. Второй стрелок из его бригады пользовался немецкой винтовкой и стрелял в основном по мишеням, находившимся на более далеких расстояниях. В каждой группе третий человек был вооружен автоматом-пулеметом типа «узи» или «Калашникова» и защищал товарищей в ближнем бою. Впрочем, «АР-18» неоднократно доказывал свою эффективность, когда приходилось с тридцати метров расстреливать противника, решившего раз и навсегда покончить с вами!

Вид разобранного оружия, когда его части лежали на белой тряпке посреди стола, щемил его сердце.

Витали разрешил Хьюго спрятать девятимиллиметровый «ругер» в тайнике под сиденьем.

Ружье, объяснял он, сразу обнаружат сканером на таможне, современные системы с ускорителями частиц просвечивают контейнеры с фотопленкой, не вредя их качеству. Если, по той или иной причине, на таможне захотят проверить содержимое багажника или чемоданчика, тебя сразу арестуют, девочку допросят, отправят к родителям, машину конфискуют, а оружие наведет на след организации.

Зато пистолет можно спрятать в салоне – вряд ли машину будут сканировать или тщательно досматривать, если в багажнике ничего не найдут.

Хьюго вынужден был смириться и с тоской наблюдать, как дорогое его сердцу воспоминание исчезает вместе с сумкой. Витали отвечал за их безопасность. Все должно было выглядеть максимально легальным – даже амфетамины, выписанные врачом Организации.

Перед самым отъездом Витали отвел Хьюго в сторону.

– Если уж ты так прикипел к этой штуке, мы это устроим, – прошептал он.

У них был в Португалии «законсервированный» почтовый ящик, которым пока никто не пользовался. Витали оставит там карабин или другое оружие аналогичного типа, после чего эту точку закроют навсегда. Хьюго сможет воспользоваться ею лишь в самом крайнем случае.

В Португалии. В Эворе. Все лучше, чем ничего.

Отсутствие хорошо знакомого тяжелого предмета под правой подмышкой и мысленное воспоминание о разобранном карабине, лежащем на столе в кухне за многие тысячи километров отсюда, нервировало Хьюго.

Ему потребовался длительный сеанс самогипноза, чтобы отрегулировать дыхание и привести в порядок мысли, но в конце концов напряжение отпустило.

Его обволакивали шум двигателя и свист ветра, врывавшегося в салон через приоткрытое окно. Внезапно он осознал, что кассета давно закончилась.

Съезжая со скоростной трассы перед французской границей, он внезапно понял, что в чем-то главном они с этой замаскированной девочкой едины. Больше часа ни один из них не нарушал молчания.

Да, оба они ценят тишину, оба стараются не разрушить гармонию утекающего времени, наслаждаясь ощущением движения, во всей полноте проявляющимся на дороге.

Тороп внимательно следил за тем, чтобы не превышать допустимую на этой второстепенной дороге скорость. Было бы глупо с его стороны дразнить черта (читай – дорожную полицию или, что еще хуже, таможенный вертолет, карауливший нарушителей даже в Европе «без границ»).

Ты – богатый музыкальный продюсер, едешь во Францию с дочерью. В Германии в среду начались школьные каникулы, и вы едете на Лазурный Берег или в Страну Басков, в Биаритц.

Проехав еще несколько километров, он вернулся к их «легенде».

Нет, не стоит упоминать Испанию…

Ты – богатый музыкальный продюсер, едешь в отпуск с дочерью на юг Франции. Информацию выдавай, но не уточняй.

«Запомните главное: давая одну информацию, вы скрываете другую – более важную».

Спасибо, Ари.

Он поставил новую кассету, выбрав альбом Принца, «Знак времен». Алисе вроде нравился этот маленький волшебник из Миннеаполиса.

Хьюго выбрал короткий путь. Спуститься по Роне до Прованса, отклониться к побережью, в сторону Нима и Монпелье, проехать через Перпиньян, въехать в Испанию через Барселону, просквозить Тарагону и Валенсию, Убеду, Кордову и Севилью, попасть в Фару и оказаться на южном побережье Португалии.

Он положил на этот маршрут тридцать часов. Максимум – полтора дня. Без сна. Без остановок, разве что на перекус и туалет.

Алиса пусть спит на заднем сиденье, умываться она сможет и в туалетах на заправках.

Основную часть пути они проедут по скоростным шоссе, объезжая крупные города по проселочным дорогам. В памятной записке Витали одна фраза была подчеркнута: в часы пик объезжать согласно указаниям.

Совершенство, что тут скажешь…

Перед ними разворачивалась бесконечная лента дороги, и Хьюго сосредоточился на езде.

Вчера, рассказывая ему свою историю, Алиса объяснила, что хочет найти в Португалии отца.

Форсмажорные обстоятельства и невероятное повествование о преступлениях одно ужаснее другого не позволили ему запомнить эту деталь. «Черт, – подумал он вдруг, – но почему она не позвонила ему по телефону?»

Или позвонила?

Неужели тут что-то еще?

Он откашлялся.

Ему придется нарушить молчание, а он толком не знает, как это сделать.

Наконец, решительно выдохнув, он ринулся в бой.

– Не хочешь позвонить в Португалию?

В ответ – изящная мелодия Принца.

Алиса все-таки уснула.