Текст книги "Красный гаолян"

Автор книги: Мо Янь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Когда церемония подошла к концу, к белому цвету солнца уже примешивался красный. Дедушка прицелился в картину, выстрелил и пробил дырку на лице старика, сидевшего верхом на тигре. Стройные колонны рассыпались, через миг члены братства очнулись, кинулись к дедушке и окружили его со всех сторон.

– Ты кто такой? Смелый, как грабитель! – громко принялся браниться Чёрное Око.

Дедушка отошёл к стене, дымящимся стволом пистолета сдвинул старую шапку, открыв лицо, и сказал:

– Твой предок, Юй Чжаньао!

– Не помер, что ли?

– Сначала хочу тебя мёртвым увидеть!

– Хочешь меня из этой своей пукалки убить? Братья, несите ножи!

Один из членов «Железного братства» принёс нож, каким режут свиней. Чёрное Око задержал дыханье, потом подал знак. Дедушка увидел, что острый нож рубанул по голому животу Чёрного Ока словно по твёрдой древесине, послышался глухой удар, а на коже остался белый след.

Члены «Железного братства» снова принялись нараспев произносить заговор:

– Железная голова, железные плечи, железная душа… О покровитель на тигре, скорее дай нам наказ…

В глубине души дедушка удивился, он не думал, что в мире есть люди, которых не берут ни нож, ни пистолет. И тут ему пришло в голову, что в заговоре братства перечислены все части тела, кроме глаз.

– А глаз твой может задержать мою пулю? – поинтересовался дедушка.

– А твой живот может выдержать удар моего ножа? – парировал Чёрное Око.

Дедушка понимал, что его живот не выдержит удара острого ножа, которым режут свиней, но у Чёрного Ока глаз не выдержит пули.

Члены братства внесли в большой зал оружие – ножи, винтовки, пики и мечи – и кровожадно поглядывали на дедушку.

Дедушка знал, что в его маузере всего девять патронов, и после того, как он пристрелит Чёрное Око, братья, словно собачья свора, накинутся на него и порубят, превратив в мясную подливу.

– Что ж, Чёрное Око, я вижу, ты тоже человек выдающийся. Оставлю я тебе твои зенки. Но ты мне выдай эту шлюху и считай, что мы квиты!

– А она тебе кто? Ты её покличешь, она отзовётся? Ты её официально брал в жёны? Вдова – что пёс без хозяина: кто кормит, тому она и принадлежит. Если ты такой сметливый, то катись побыстрее и не вини потом за бесцеремонность.

Дедушка поднял пистолет. Члены братства тоже взялись за оружие, которое засверкало холодным блеском. Глядя, как они невпопад шевелят губами, произнося заговор, дедушка подумал: жизнь за жизнь!

В этот момент из-за толпы раздался холодный смех бабушки. Дедушкина рука с пистолетом безвольно опустилась.

Бабушка с отцом на руках стояла на каменной лестнице, купаясь в лучах заходящего солнца, и всё её тело светилось. Волосы её были гладкими и блестящими, на лице играл лёгкий румянец, глаза сияли. Бабушкина наружность была ему одновременно мила и ненавистна.

Дедушка процедил:

– Шлюха!

Бабушка без капли вежливости ответила:

– Похотливый осёл! Хряк! Подлец! Только и можешь, что спать со служанками!

Отец поднял пистолет.

– Ну давай, убей меня! А заодно и сына!

Пистолет снова безвольно повис.

Дедушка вспомнил огненно-красный полдень в изумрудно-зелёном гаоляновом поле, вспомнил чёрного мула, увязшего в грязи перед окном, и представил это белоснежное тело лежащим в объятиях Чёрного Ока.

– Чёрное Око, давай померяемся силами один на один, это будет смертельная схватка – как говорится, или рыба помрёт, или сеть порвётся. Буду ждать тебя за околицей у речки.

Дедушка сунул пистолет за пояс, распихал остолбеневших членов братства и, не глядя на бабушку, лишь бросив взгляд на отца, широкой походкой пошёл прочь.

Он ступил на береги Яньшуйхэ, над которым клубился белый пар, скинул с себя ватную куртку, бросил пистолет, завязал пояс поплотнее и стал ждать. Он знал, что Чёрное Око не может не прийти.

Мутные воды реки отражали золотистый свет, будто матовое стекло. Низкая и густая трава стояла навытяжку.

Пришёл Чёрное Око.

Бабушка с отцом на руках тоже явилась. Взгляд её был всё тем же.

Подошли и члены отряда.

– Культурный бой или военный? – спросил Чёрное Око.

– Это что значит?

– Ну, культурный – по правилам, ты меня бьёшь три раза, я тебя бью три раза, а военный – как уж получится, – объяснил Чёрное Око.

Дедушка подумал немного и выбрал культурный бой.

У Чёрного Ока уже созрел план, он, как говорится, представлял готовый бамбук, прежде чем начать его рисовать.

– Я первым бью или ты? – спросил он.

– Пусть Небо решит. Давай вытянем травинки, кому достанется длинная, тот первым бьёт.

– А кто поднесёт нам эти травинки? – поинтересовался Чёрное Око.

Бабушка поставила отца на землю и сказала:

– Я.

Она отщипнула две травинки, завела руки за спину, а потом вытянула перед собой и велела:

– Тяни!

Она посмотрела на дедушку, тот вытянул травинку, а бабушка разжала руку и показала оставшуюся соломинку.

– Ты вытянул длинную. Бьёшь первым! – объявила она.

Дедушка прицелился и ударил кулаком в живот Чёрного Ока. Тот крякнул.

Выдержав первый удар, Чёрное Око снова напряг живот, глаза у него сделались черепично-синими, он ждал продолжения.

Дедушка снова ударил, на этот раз в сердце.

Чёрное Око отступил на шаг.

В последний удар дедушка вложил всю свою силу и зарядил Чёрному Оку в пупок.

Чёрное Око отступил на два шага, лицо его стало жёлтым, как воск, он схватился за грудь и кашлянул пару раз, затем открыл рот и выплюнул целый комок наполовину свернувшейся алой крови, затем вытер рот и кивнул дедушке. Дедушка сосредоточил всю свою силу в груди и животе.

Размахивая кулаками величиной с лошадиное копыто, Чёрное Око бросился на дедушку, но в тот момент, когда кулак уже готов был коснуться дедушкиного тела, он внезапно убрал руку со словами:

– Ради Неба этот удар я тебе прощаю!

Второй раз Чёрное Око снова сделал ложный выпад и сказал:

– Ради Неба этот удар я тебе тоже прощаю!

Третьим ударом Чёрное Око подкинул дедушку в воздух – тот перевернулся, словно комок грязи, а потом шлёпнулся на твёрдую солончаковую почву.

Дедушка с трудом поднялся, взял с земли куртку и пистолет, на лице у него выступили капли пота величиной с соевые бобы.

– Увидимся через десять лет.

На поверхности воды плавал кусок коричневой коры. Дедушка выстрелил девять раз и превратил его в ошмётки, затем сунул пистолет за пояс и, пошатываясь, двинулся к солончаковой пустыни. Солнце освещало его обнажённые плечи и спину, которая начала горбиться и отливала бронзой.

Чёрное Око, глядя на древесную кору, плававшую по поверхности реки, снова сплюнул кровью, а потом с размаху сел на землю.

Бабушка подхватила отца, с плачем позвала: «Чжаньао!» – и, спотыкаясь, бросилась вдогонку за дедушкой.

9

Пулемёт за насыпью строчил три минуты, после чего возникла короткая пауза. Солдаты Цзяогаоской части, которые только что с громкими криками преследовали разгромленного противника, всей гурьбой попадали на высохшую дорогу и потревоженное гаоляновое поле. А дедушкины бойцы, стоявшие к ним лицом и собиравшиеся капитулировать, упали, словно скошенный гаолян. Среди них были и давнишние члены братства, которые вместе с Чёрным Оком поклонялись духам больше десятка лет, а были новобранцы, только-только вступившие в братство, привлечённые геройским именем дедушки. Ни выбритые до синевы головы, ни сырой гаолян, вымоченный в колодезной воде, ни патриарх верхом на тигре, ни натирание лба копытом мула, обезьяньей лапой и петушиным черепом не создали никакой железной оболочки, и стремительные пулемётные пули совершенно бесцеремонно пробивали им грудь и живот. Изрешечённые тела членов «Железного братства» и окровавленные трупы солдат Цзяогаоской части громоздились друг на друга. Красная кровь солдат Цзяогаоской части и зелёная кровь членов «Железного братства» перемешивались, образуя фиолетовые лужи и пропитывая чернозём. Спустя долгие годы земля в этом месте оставалась несравненно тучной, посаженный здесь гаолян рос с бешеной скоростью, и в его сочных стеблях и листьях сосредоточилась такая мощная жизненная сила, какая бывает только в детородных органах у самцов животных.

Когда солдаты Цзяна и дедушкины бойцы вместе попали под обстрел, они из смертельных врагов в мгновение ока превратились в боевых друзей: вместе живые и мёртвые, вместе те, кто стонал от боли, и те, кто катался по земле, вместе Мелконогий Цзян с раненой лодыжкой и дедушка с подбитым плечом. Когда дедушкина голова лежала вплотную к перебинтованной ноге Мелконогого Цзяна, он обнаружил, что не такая уж она и маленькая, и почувствовал, что ноги Цзяна воняют так, что это зловоние перебивает даже запах крови.

Пулемёт за насыпью снова застрекотал. Пули падали на дорогу и гаоляновое поле, поднимая густые облака пыли, звук, с которым они впивались в дорогу, и треск разрываемой плоти одинаково страшно действовали на и без того измученные нервы. Солдаты Цзяогаоской части и члены «Железного братства» вынуждены были вжаться в землю. С рельефом им очень не повезло: огромная равнина, даже бурьяна и того нет, пули словно огромное острое лезвие проскальзывали над головами, и тому, кто приподнимался, приходил конец.

Пулемёт снова умолк. Дедушка услышал, как Мелконогий Цзян скомандовал:

– Гранаты!

Пулемёт опять застрочил, а потом снова умолк. Поднаторевшие в метании гранат солдаты Цзяогаоской части бросили больше десятка гранат за насыпь. После нескольких взрывов «герои» за насыпью громко вскрикнули, и оттуда вылетела оторванная человеческая рука с неровными серыми краями. Дедушка, глядя на судорожно сжимающиеся пальцы, крикнул, словно бы обращаясь к Мелконогому Цзяну:

– Отряд Лэна! Это Рябой Лэн! Вот же ублюдок!

Солдаты Цзяогаоской части швырнули ещё несколько гранат, осколки разлетелись во все стороны, по речной воде с плеском пошла рябь, за насыпью поднялось несколько столбов дыма, напоминающих стволы деревьев. Человек семь бесстрашных солдат Цзяна с винтовками наперевес бросились к насыпи, но только добежали до пологого склона, как их настигли пули – смельчаки покатились по насыпи, и трудно было различить, кто уцелел, а кто погиб.

– Отступаем! – крикнул Мелконогий Цзян.

Солдаты Цзяогаоской части кинули ещё несколько гранат и, когда отзвучали взрывы, вскочили с кучи мёртвых тел и побежали назад, отстреливаясь. Мелконогий Цзян, которого поддерживали по бокам двое подчинённых, плёлся в хвосте рассеявшегося отряда. Дедушка лежал на земле и не двигался; он чувствовал, что ретироваться сейчас очень опасно – да, бежать надо, но ещё не время. Часть членов «Железного братства» тоже двинулась за разбитым войском Цзяна, а часть тоже закопошилась, но дедушка сдавленным шёпотом велел:

– Не уходить!

За насыпью клубился пороховой дым, доносились жалобные стоны раненых. Дедушка услышал, как знакомый голос надрывно закричал:

– Бейте их! Пулемёты, огонь!

Дедушка узнал голос Рябого Лэна, и на лице его появилась скорбная усмешка.

Когда дедушка, прихватив отца, вступил в «Железное братство», то в первый же день ему по правилам побрили голову надо лбом. Встав на колени перед портретом патриарха верхом на тигре, дедушка увидел на лице старика след от пули и исподтишка рассмеялся, вспомнив свой первый визит, будто это было вчера. Отцу тоже выбрили лоб. Глядя на тёмную бритву в руках Чёрного Ока, он задрожал и смутно вспомнил события десятилетней давности. Когда с бритьём было покончено, Чёрное Око потёр несколько раз выбритое место копытом мула, обезьяньей лапой и другими чудными штуковинами. Церемония завершилась, отец почувствовал, как всё его тело затвердело, будто и впрямь плоть и кровь превращались в железо.

Члены братства горячо приветствовали дедушку и много раз просили рассказать о засаде на реке Мошуйхэ. По наущению Пятого Заварухи они сообща настояли, чтобы Чёрное Око признал дедушку своим замом.

Когда дедушку сделали заместителем, Пятый Заваруха снова начал подстрекать членов братства, чтобы те напросились выйти в бой. Он сказал, что «войска тренируются тысячу дней, а используют свои навыки один час». Сейчас японские агрессоры своевольничают, страна в руинах, мирные жители гибнут, так чего же ждать, бесцельно оттачивая воинское искусство, вместо того чтобы бить вокоу?![124]124
  Японские пираты и контрабандисты, которые разоряли берега Китая и Кореи с XIII по XVI в.


[Закрыть] Большинство членов братства были молоды, кровь бурлила, они люто ненавидели японцев, и бойкие речи Пятого Заварухи возбудили их. Желание опробовать железные тела в битве разгоралось всё сильнее, будто бы в огонь плеснули масла. Чёрному Оку пришлось согласиться. Оставшись наедине, дедушка спросил у Заварухи, поможет ли умение становиться железным против вражеской пули. Пятый Заваруха лишь лукаво усмехнулся, но ничего не сказал.

Первый бой «Железного братства» вышел совсем небольшим по масштабам. Это было сражение между членами братства и ротой Гао, входившей в полк марионеточных войск под командованием Чжан Чжуси. «Железное братство» собиралось атаковать из засады сторожевую башню Сядянь, а рота Гао возвращалась после экспроприации зерна; они столкнулись на перекрёстке, остановились и смерили противника взглядом. В роте Гао насчитывалось около шестидесяти человек, все они были одеты в оранжево-жёлтую форму и вооружены винтовками, а через плечо у них висели брезентовые патронташи. Вместе с ротой шли несколько десятков ослов и мулов, гружённых мешками с отобранным у населения зерном. Члены «Железного братства» были в чёрном и вооружены пиками, мечами и ножами – только у десятка человек за поясами были маузеры.

– Какая часть? – спросил толстый командир роты, ехавший верхом на коне.

Дедушка сунул руку за пояс, а потом резко вытащил и одновременно с выстрелом крикнул:

– Та, что убивает предателей!

Толстяк, вскинув похожую на окровавленную тыкву голову, упал с коня.

Члены братства с криками бросились вперёд безо всякого страха. Ослы и мулы, которые везли зерно, вырвались на свободу и поскакали в поля, солдаты марионеточной армии в панике спасались бегством, и тех, кто замешкался, члены братства зарубили и закололи насмерть.

Когда солдаты отбежали на некоторое расстояние, то в голове у них начало проясняться, они сбились в кучу и принялись палить из винтовок, но члены «Железного братства» уже вошли в раж и, бормоча свои заговоры, продолжали наступать.

Дедушка громко приказал:

– Разбегайтесь! Пригнитесь!

Однако его крик потонул среди голосов членов братства, которые объединились и, вскинув головы и выпятив грудь, бежали вперёд.

Солдаты встретили их беглым огнём, больше двадцати членов «Железного братства» попадали, сражённые выстрелами, брызнула свежая кровь, жалобно стонали раненые.

Бойцы «Железного братства» застыли. Солдаты марионеточных войск снова дали залп, и ещё больше членов братства попадали на землю.

Дедушка громко заорал:

– Разбегайтесь! Ложитесь!

Марионеточные войска, не прекращая стрелять, двинулись вперёд. Дедушка зарядил маузер. Чёрное Око сердито ревел:

– Вставайте и читайте заклинание! Железная голова, железные плечи, железная душа, железные мышцы, железные кости, железное сердце, железная печень, железные лёгкие, рис перед алтарём превращается в железный частокол, железный нож, железный пистолет ничего не могут сделать с железным телом. О покровитель на тигре, скорее дай нам наказ…

Одна из пуль чиркнула по скальпу Чёрного Ока, и он шлёпнулся на землю, лицо его приобрело восковой оттенок.

Дедушка холодно рассмеялся, затем наклонился, забрал из трясущихся рук Чёрного Ока маузер, а потом окликнул отца:

– Доугуань!

Отец, дважды перекатившись с живота на спину, оказался у отца под боком.

– Пап, я тут!

Отец дал ему маузер Чёрного Ока и наказал:

– Лежи тихо и не двигайся, пусть подойдут поближе, тогда стреляй.

Солдаты марионеточных войск стремительно наступали.

Пятьдесят метров, сорок, двадцать, десять – и вот уже отец видел их жёлтые зубы.

Дедушка подскочил, махнул левой рукой влево, правой – вправо, и семь или восемь солдат, упали. Отец с Пятым Заварухой тоже стреляли очень метко. Солдаты пустились наутёк. Дедушка стрелял им в спину. Когда кончились патроны, он схватил брошенную кем-то из марионеток винтовку и продолжил огонь.

Этот незначительный бой укрепил лидирующие позиции дедушки в «Железном братстве». Трагическая смерть нескольких десятков товарищей разоблачила несостоятельность колдовства Чёрного Ока. Члены братства не желали больше принимать участия в ежедневных обязательных церемониях, они хотели получить винтовки, поняв, что никакие колдовские фокусы неспособны противостоять шквальному огню.

Отец и дедушка притворились, что вступают в ряды Цзяогаоской части, и посреди бела дня выкрали Мелконогого Цзяна, а потом, так же притворившись, что переметнулись на сторону Рябого Лэна, похитили среди бела дня самого Лэна.

Двух этих заложников они выменяли на огромное количество винтовок и боевых коней, и это помогло дедушке занять твёрдую позицию в знаменитом братстве. Чёрное Око стал лишним и только мешал им. Много раз Пятый Заваруха порывался избавиться от него, но дедушка его всегда останавливал.

После похищения заложников «Железное братство» стало самой могучей силой во всём дунбэйском Гаоми, а отряды Цзяна и Лэна бесследно сгинули. В Поднебесной настал мир. Тогда-то дедушка и начал потихоньку вынашивать замысел пышных бабушкиных похорон. За этим последовало выбивание денег, изымание чужого гроба и убийство, слава рода Юй цвела пышным цветом, но дедушка забыл прописные истины: солнце, побыв в зените, клонится к закату, а полная луна обязательно станет ущербной, налитый доверху сосуд непременно перевернётся, а после расцвета наступает упадок. Грандиозные похороны стали очередной его серьёзной ошибкой.

Снова из-за насыпи застрочили пулемёты. Дедушка на слух понял, что их осталось всего два, остальные наверняка взорваны гранатами Цзяогаоской части. Отбежавшие на сто с лишним метров от насыпи бойцы Цзяна и затесавшиеся в их ряды члены «Железного братства» были изрешечены пулемётными пулями, на их телах словно бы распускались пёстрые цветы. Отряд снова оказался на открытой местности, где не было никаких укрытий. Люди Лэна вовсе не собирались покидать укрытие, они просто палили по противникам из двух пулемётов.

Дедушка увидел, что один из тех двух десятков солдат Цзяна, что рухнули на пологом склоне насыпи, весь окровавленный и худой, потихоньку приподнимается и с огромным трудом ползёт в гору. Он двигался медленнее шелкопряда, медленнее улитки, медленнее дождевого червя. Казалось, его тело развалилось на несколько больших кусков, которые движутся отдельно друг от друга, и кровь била, словно вода из источника. Дедушка понял, что перед ним ещё один герой, славный сын дунбэйского Гаоми. Взобравшись на середину насыпи, раненый солдат остановился. Дедушка увидел, как он с трудом повернулся на бок, достал из-за пояса окровавленную гранату, словно дитя из чрева, и зубами вытянул запал. Из гранаты с шипением повалил белый дым. Держа в зубах конец запала, солдат рухнул на едва различимую зелёную молодую траву. Тёмный ствол пулемёта подпрыгивал над насыпью, выпуская струи порохового дыма, а на землю то и дело вылетали блестящие гильзы.

Дедушка пожалел, что был таким мягким и добрым. Когда он взял в заложники Рябого Лэна, то потребовал сто винтовок, пятьдесят пистолетов-пулемётов и пятьдесят лошадей. Изначально он хотел взять ещё и восемь пулемётов, но то ли запамятовал, то ли решил тогда, что от пулемётов нет особого толку – много лет разбойники использовали только короткоствольное оружие. Включи он тогда пулемёты в цену выкупа, сегодня Рябой Лэн не смог бы так бесчинствовать.

Раненый солдат Цзяогаоской части коснулся головой зелёной травы и в тот же момент бросил гранату. За насыпью раздался еле слышный взрыв, пулемёт взлетел вверх и рухнул на землю. Герой, метнувший гранату, лежал на пологом склоне без движения, лишь кровь текла, и то с трудом, медленно-медленно. Дедушка тяжело вздохнул.

Пулемёты Лэна были полностью уничтожены. Дедушка крикнул:

– Доугуань!

Отца придавило двумя тяжёлыми трупами. Он вообще-то не собирался притворяться мёртвым, а, наверное, решил, что уже умер, поскольку всё его тело было в горячей крови, то ли чужой, то ли своей. Услышав крик дедушки, он поднял голову из-под трупа, вытер перепачканное кровью лицо и отозвался:

– Я тут, пап…

Из-за дамбы, словно грибы после дождя, начали выскакивать солдаты Рябого Лэна. С винтовками наперевес они кинулись вперёд, а через сто метров по ним открыли огонь опомнившиеся бойцы Цзяна. Пистолеты-пулемёты, которые они отобрали у конного отряда Пятого Заварухи, стреляли очень громко, и солдаты Лэна, словно черепахи, вжимали головы в плечи.

Дедушка чуть приподнял труп и помог отцу вылезти.

– Ранен?

Отец подёргал руками и ногами.

– Нет. А в заднице рана – так это меня Восьмая армия.

– Братцы, уходим! – велел дедушка.

Больше двадцати членов братства, забрызганные кровью, встали, опираясь на винтовки, и, пошатываясь, направились на север. Солдаты Цзяна не стали по ним стрелять, а отряд Лэна сделал несколько выстрелов, но всё впустую: пули летели слишком высоко, издавая пронзительный свист.

За спиной раздался выстрел. Дедушка почувствовал, будто кто-то стукнул его по загривку, и весь жар тела сосредоточился в этой точке. Дедушка провёл рукой – вся ладонь была в крови. Он повернулся и увидел, что Чёрное Око с выпущенными кишками распластался на земле, словно жаба, и мигает своим огромным чёрным оком – раз, второй, третий, а на лице застыли две золотистые слезинки.

Дедушка еле заметно улыбнулся Чёрному Оку, легонько кивнул, взял отца за руку и тихонько пошёл прочь.

За спиной снова раздался выстрел.

Дедушка протяжно вздохнул. Отец обернулся и увидел, что на виске у Чёрного Ока маленькая чёрная дырочка, а на обгоревшем от порохового дыма лице висит ниточка белой жидкости.

Ближе к вечеру отряд Лэна окружил отчаянно сопротивлявшихся солдат Цзяогаоской части и дедушкиных бойцов из «Железного братства» рядом с похоронными атрибутами, подготовленными для бабушкиных похорон. У тех и у других кончились боеприпасы, они скучились, стиснув зубы, и налитыми кровью глазами смотрели, как надвигается седьмая рота отряда Лэна, подоспевшая на подмогу. Заходящее солнце заливало своими лучами чёрную стонущую от боли землю. На ней лежали вповалку взращённые на кроваво-красном гаоляне сыны и дочери дунбэйского Гаоми, и не было им числа. Кровь текла ручейками, соединяясь в кровавые реки. Запах крови привлёк воронов, от природы любящих мертвечину, они забыли вернуться в свои гнёзда и кружили над полем боя. Большая часть птиц летала над трупами лошадей – так прожорливые дети стараются отхватить сначала кусок побольше.

Бабушкин гроб уже показался из-под большого паланкина, его поверхность испещряли белые крапинки – следы от пуль. Несколько часов назад гроб служил защитным экраном в борьбе Восьмой армии и «Железного братства» с отрядом Лэна. На жертвенниках вдоль дороги жареных уток, кур, свинину и баранину расстреляли в труху. В ходе боя солдаты Восьмой армии отстреливались, поглощая еду для жертвоприношений.

Несколько солдат Цзяогаоской части кинулись в атаку со штыками наперевес, но огонь отряда Лэна уложил их на землю.

– Руки вверх! Сдавайтесь! – закричали солдаты Лэна, выставив винтовки.

Отец с Мелконогим Цзяном переглянулись, но не сказали ни слова и почти одновременно подняли руки. Вслед за ними перепачканные свежей кровью руки подняли и остатки их разбитых армий.

Командир Лэн в белых перчатках, окружённый охранниками, подошёл к ним, хохотнул и сказал:

– Командир Юй! Командир Цзян! Вот и снова свиделись! Как говорится, для врагов всякая дорога узка. О чём сейчас думаете?

Дедушка скорбно воскликнул:

– Сожалеем!

Цзян сказал:

– Я доведу до сведения Гоминьдана в Яньани про ваши чудовищные преступления, про то, что вы нарушили единый антияпонский национальный фронт!

Рябой Лэн хлестнул его кнутом и выругался:

– Чёртова Восьмая армия, кости хрупкие, зато язык острый!

Затем он махнул своим подчинённым:

– Уведите их в деревню.

Отряд командира Лэна разместился на ночлег в нашей деревне. Пленных солдат Цзяогаоской части и бойцов «Железного братства» согнали под навес из циновок и выставили охрану – двадцать солдат с пистолетами-пулемётами. Ради жизни других людей никто не отваживался на безрассудные поступки, всю ночь не затихали стоны раненых и плач молодых парней, тосковавших по матерям, жёнам или возлюбленным. Отец словно раненый птенчик прижимался к дедушкиной груди, слушая, как бьётся его сердце, то быстрее, то медленнее, словно ритмичная музыка. Обласканный тёплым южным ветерком, отец сладко заснул. Он видел во сне какую-то женщину, которая была похожа одновременно и на бабушку, и на Красу, и горячими пальцами теребила его перчик, весь в шрамах, отчего вдоль позвоночника прокатилась дрожь, подобная внезапному грому… Отец резко проснулся в полном расстройстве. Из полей доносились стоны раненых. Он вспомнил детали сна, удивился и испугался, но не решился рассказывать дедушке, а тихонько сел и из-под навеса глядел на узкую полоску Млечного Пути, а потом внезапно подумал: ведь мне скоро шестнадцать!

Когда рассвело, солдаты из отряда Лэна разобрали несколько навесов, раздобыли несколько больших мотков верёвки и связали пленных по пять человек, а потом привязали к ивам, где вчера ещё паслись кони «Железного братства». Мелконогого Цзяна, дедушку и отца связали вместе и отвели к самому крайнему дереву: отец шёл впереди, за ним дедушка и самым последним Мелконогий Цзян. Под ногами отца булькала жидкая грязь – земля пропиталась лошадиной мочой, там-сям попадались кучи конского навоза. Эти кучи растоптали человеческие ноги, и в них поблёскивали покрытый густой слизью жмых и гаоляновые зёрнышки. Лекаря и его мула уже объели до окровавленного скелета, а под одиноким деревом в излучине возвышалась могила Большезубого Юя. Тот лотос всё ещё был на месте, вода поднялась, и цветы тянулись вверх, а на поверхности воды плавали свежие лотосовые листья величиной с ладонь. Излучину затянула желтоватая ряска, в которой жабы прокладывали дорожки зелёной воды, но ряска быстро смыкалась. Проходя мимо земляного вала, отец увидел, что в поле сохранились следы вчерашнего побоища. Остатки похоронной процессии лежали на дороге словно огромный расчленённый удав. Десяток солдат из отряда Лэна топорами и штыками разрубали трупы коней. В прозрачном воздухе висел тёмно-красный запах крови.

Он услышал, как командир Цзян протяжно вздохнул и с ненавистью обернулся. Обернулся и дедушка. Отец увидел, как дедушка и Мелконогий Цзян уставились друг на друга, на их лицах застыло скорбное выражение, под уставшими веками глаза утратили блеск. Рана на дедушкином плече загноилась, от неё исходил запах тухлятины, который привлекал красноголовых зелёных мух, облепивших останки мёртвого мула и труп его хозяина. Повязка на ноге Мелконогого Цзяна сползла и теперь болталась на щиколотке, словно кишка, а из раны, нанесённой дедушкой, всё ещё сочилась кровь.

Взгляды дедушки и Мелконогого Цзяна встретились, оба приоткрыли рты, словно хотели что-то сказать, да так и не сказали. Отец тоже вздохнул и отвернулся. Перед его взором простиралась чёрная равнина, окутанная белёсым туманом. Над равниной громко рыдали души невинно убиенных, от их голосов у отца стучало в ушах, перед глазами всё плыло. Он видел, как солдаты из отряда Лэна переносят на берег куски пропитавшегося кровью конского мяса, а над их головами на дерево взлетает ворон, держа в клюве конские кишки.

К деревьям в излучине привязали более восьмидесяти бойцов из отряда Цзяна и членов «Железного братства», последних было около двадцати, и их распределили среди солдат Цзяогаоской части. Отец увидел, что один из членов братства, мужчина лет пятидесяти, громко рыдает. У него на скуле зияла большая дыра, возможно пробитая осколком гранаты, и слёзы затекали в неё. Стоявший рядом солдат Цзяогаоской части толкнул его плечом и успокоил:

– Не реви, названый зять! В один прекрасный день мы ещё поквитаемся с Чжан Чжуси!

Немолодой боец из «Железного братства» наклонил голову набок, вытер грязное лицо, шмыгнул носом:

– Да я не сестру твою оплакиваю. Она всё равно уже померла, плачь не плачь – не оживёт. Я нас оплакиваю. Мы же с тобой из соседних деревень, то и дело сталкивались, не родичи, конечно, но близкие друзья. Как мы до такого докатились? Я оплакиваю твоего племянника, моего сына, ему всего восемнадцать, пришёл за мной в «Железное братство», всем сердцем хотел отомстить за твою старшую сестру, но и отомстить не отомстил, так ещё и погубили вы его. Вы его проткнули штыком, он перед вами встал на колени, я своими глазами видел, а вы его всё равно убили! Бездушные вы ублюдки! Неужели вас дома сыновья не ждут?!

Слёзы в его глазах высохли от гнева, лицо приобрело хищный оскал. Он запрокинул голову и зарычал на оборванных солдат Цзяогаоской части, руки которых были скручены за спиной пеньковой верёвкой:

– Скоты! Раз вы такие сильные, так и били бы япошек! Били бы желтомордых! Нас-то зачем трогать? Предатели! Вы как Чжан Банчан,[125]125
  Сановник сунского двора, который перешёл на сторону врагов и помог им захватить столицу и взять в плен императора.


[Закрыть] у которого тайные связи заграницей…

– Не сердись, зять, – увещевал его названый шурин, служивший в Цзяогаоской части.

– Кто тебе тут зять?! Когда ты в племянника гранату бросал, разве помнил, что у тебя зять есть? Или вы, коммунисты из Восьмой армии, из щёлки между камнями выскочили? Нет, что ли, у вас жён и детей? – Рана на лице пожилого бойца разошлась от гнева ещё сильнее, и из неё сочилась чёрная кровь.

– Старина, у тебя справедливость-то какая-то однобокая. Если бы ваши люди из «Железного братства» не похитили нашего командира и не выманили у нас шантажом сотню винтовок, то мы бы вас не трогали, мы же на вас напали, только чтобы вернуть оружие для борьбы с японцами, а вернули бы, так отправились бы на антияпонский фронт и били там япошек в первых рядах, – так, потеряв терпение, возражал один из командиров Цзяогаоской части.

Тут отец тоже не выдержал и хриплым голосом, который в ту пору только-только начал ломаться, сказал:

– Это вы у нас украли спрятанные в колодце винтовки, а ещё прихватили сушившиеся на стене собачьи шкуры. Только после этого мы заложника взяли!

Отец смачно харкнул, целясь в рожу этого командира Восьмой армии, но плевок прилетел прямо в лоб высокого и чуть сгорбленного бойца из «Железного братства». Тот от отвращения сморщился, вытянул шею, прижался лицом к ивовой коре и начал тереться о дерево. Тёр до такой степени, что лоб позеленел, но всё равно плевок не оттёр. Рассвирепев, он повернулся к отцу:

– Доугуань, твою мать!

И хотя руки у пленных от верёвок затекли и распухли и никто из них не знал, что их ждёт впереди, пленники рассмеялись.