Текст книги "Красный гаолян"

Автор книги: Мо Янь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Правда ваша, хозяйка.

– Как у вас тут вообще дела?

– Да ничего особенного, вот только этот работник так каждый день и напивается в хлам, давайте заплатим ему и прогоним.

Бабушка подумала немного и сказала:

– Проводи-ка меня в винокурню посмотреть.

Дядя Лохань отвёл бабушку в винокурню. Работники как раз засыпали забродившую гаоляновую смесь в большой короб. В печи под котлами потрескивали дрова, вода в котлах булькала, поднимались целые облака пара. Деревянный короб, который установили на котле, был больше метра в высоту, а вместо дна у него было бамбуковое сито с частыми отверстиями. Четверо работников деревянными лопатами набирали из больших чанов источавшую сладковатый запах забродившую гаоляновую смесь с проблесками зелёной плесени и засыпали понемногу в этот короб. Пару некуда было просочиться, кроме как в отверстия на дне короба. Где пар начинал просачиваться, туда досыпали смесь. Работники с лопатами во все глаза следили, чтобы пар не выходил.

При виде бабушки они встрепенулись и стали работать ещё усерднее. Юй Чжаньао лежал на куче дров, нечёсаный, неумытый, одетый в лохмотья, и напоминал скорее попрошайку. Он смерил бабушку ледяным взглядом.

Бабушка сообщила:

– Сегодня хочу взглянуть, как красный гаолян превращается в вино.

Дядя Лохань пододвинул табурет и предложил бабушке присесть.

Работники ощущали бабушкину благосклонность и из кожи вон лезли, желая блеснуть уменьями. Истопники безостановочно подкидывали дрова в печь, пламя клокотало и лизало дно двух больших котлов. Пар поднимался в короб с шипением, которое смешивалось с тяжёлым дыханием работников. Когда короб заполнился доверху, его накрыли большой круглой крышкой подходящего диаметра с просверлёнными в ней дырками. Через некоторое время из этих дырок потянулись тоненькие дрожащие струйки пара. Тогда работники принесли какую-то странную оловянную посудину – двухъярусную, с большим углублением наверху. Дядя Лохань пояснил бабушке, что это перегонный аппарат, или дистиллятор. Бабушка подалась вперёд и внимательно смотрела, как устроен этот самый дистиллятор, но не стала ничего спрашивать и снова уселась на табурет.

Работники разместили оловянный дистиллятор поверх короба, и пар перестал идти. Слышен был только треск огня в печи. Деревянный короб над котлом из белого сделался оранжевым, через его стенки просачивался еле слышный сладкий запах, отдалённо напоминающий аромат вина.

Дядя Лохань приказал:

– Принесите холодной воды.

Работники встали на высокую лавку и вылили в выемку дистиллятора два ведра холодной воды, потом один из них взял палку, похожую на весло, и начал быстро размешивать воду. Прошло примерно столько времени, сколь ко требуется ароматической палочке, чтобы сгореть наполовину, и бабушка учуяла, как в нос ударил винный аромат.

Дядя Лохань скомандовал:

– Приготовьтесь принимать вино.

Два работника принесли по кувшину, сплетённому из тонких прутьев бирючины, проклеенному десятью слоями бумаги и хорошенько промасленному, и поставили кувшины под носик, вытянутый в форме утиного клюва.

Бабушка встала и уставилась на этот носик. Рабочие выбрали несколько поленьев, пропитанных сосновой смолой, и подкинули в печь, отчего огонь под котлами громко затрещал и вспыхнул белым, и этот белый свет озарил грудь работников, истекающих потом.

Дядя Лохань велел:

– Поменяйте воду.

Двое работников сбегали во двор и принесли из колодца четыре ведра холодной воды. Работник, что стоял на лавке и мешал воду, покрутил краник, из него с журчанием потекла уже тёплая вода, после чего в выемку налили свежей воды и он продолжил энергично мешать.

Огромный чан для вина угрожающе нависал над ними, а работники занимались каждый своим делом, выполняя всё точно и аккуратно, и бабушка с душевным волнением наблюдала за этим торжественным священнодействием. В этот самый момент она внезапно ощутила, как отец в утробе шевельнулся. Она посмотрела на Юй Чжаньао, развалившегося на куче дров и буравившего её недобрым взглядом, в жаркой винокурне ледяными были только эти глаза. Бабушкино воспламенившееся сердце остыло. Она спокойно наблюдала за работниками, которые, держа в руках кувшины, готовились принять молодое вино.

Винный аромат стал ещё сильнее, поскольку крошечные струйки пара просачивались через швы на деревянном коробе. Бабушка увидела, как над носиком оловянного дистиллятора скапливается свет, который на миг застывает, потом медленно движется и, наконец, сгущается в прозрачные капли, похожие на слёзы, и льётся в кувшин.

Дядя Лохань скомандовал:

– Поменяйте воду! Поддайте жару!

Двое работников без остановки подносили холодную воду, кран открывался, вода подавалась сверху, тёплая вытекала снизу – таким образом поддерживалась постоянная невысокая температура воды, в итоге пар между двумя ярусами дистиллятора охлаждался, конденсировался и превращался в жидкость, которая выливалась через носик.

Сначала гаоляновое вино было горячим, прозрачным, и от него валил густой пар. Дядя Лохань взял чистый ковш, наполнил до половины и поднёс бабушке со словами:

– Хозяйка, попробуйте!

Бабушке в нос ударил аромат вина, и кончик языка начал зудеть. В этот момент отец в животе снова зашевелился. Ему захотелось выпить вина. Бабушка взяла ковш, сначала понюхала, потом лизнула, затем пригубила, чтобы распробовать вкус. Вино было очень ароматным и в то же время жгучим. Бабушка сделала глоток, подержала вино во рту, чувствуя, как щёки становятся такими мягкими, будто их натёрли шёлковой ватой, проглотила, и вино тут же проникло в горло. Все поры на теле открылись, а потом снова закрылись, на сердце стало необыкновенно радостно. Бабушка сделала подряд три больших глотка, живот изнутри словно бы царапала маленькая жадная ручка. Бабушка запрокинула голову и выпила полковшика, после чего лицо её разрумянилось, глаза заблестели, она казалась ещё краше. Работники ошарашенно смотрели на неё, забыв про свои дела.

– Хозяйка, а вы умеете пить! – восхищённо присвистнул один из работников.

Бабушка скромно ответила:

– Я никогда раньше вина не пила.

– Если не пили и столько сразу выпили, то, потренировавшись, – целый кувшин выпьете! – работник восхитился ещё сильнее.

Кувшин с журчанием заполнился, а потом и второй. Полные кувшины поставили рядом с кучей дров. Юй Чжаньао слез с кучи, расстегнул штаны и помочился прямо в кувшин. Работники оторопели, наблюдая, как струйка прозрачной мочи льётся в вино, поднимая множество брызг. Юй Чжаньао закончил, криво усмехнулся, глядя на бабушку, а потом, пошатываясь, подошёл к ней. Бабушка залилась ярким румянцем, но не двигалась. Юй Чжаньао вытянул руки, заключил бабушку в объятия и поцеловал её. Бабушка тут же побледнела, у неё подкосились ноги, и она осела на лавку.

Юй Чжаньао резко спросил:

– Дитё у тебя в животе ведь моё?

Бабушка, обливаясь слезами, промолвила:

– Раз говоришь, что твоё, значит, твоё…

Глаза Юй Чжаньао просияли, мускулы на всём теле напряглись, как у мула, который катался по земле, а потом встал на ноги. Он разделся до трусов и сказал бабушке:

– Посмотри, как я буду чистить барду!

Чистить барду – самая тяжёлая работа в винокурне. После окончания перегонки оловянный дистиллятор убирали, снимали деревянную крышку с дырками, под которой располагался короб, полный гаоляновой барды. Барда была жёлтого цвета, и от неё шёл сильный жар. Юй Чжаньао взобрался на табуретку, держа в руках деревянную лопату с короткой ручкой, и начал выгребать винный отстой и скидывать в корзину. Его движения были очень короткими, работали только предплечья. От жара верхняя половина тела раскраснелась, по спине стекал ручейками пот, а от пота сильно пахло гаоляновым вином.

Быстрая и проворная работа моего дедушки Юй Чжаньао восхитила работников и дядю Лоханя до глубины души. Дедушка, который скрывал свои таланты несколько месяцев, решил сейчас их продемонстрировать. Закончив, он, попивая вино, обратился к дяде Лоханю:

– Начальник, есть у меня хорошая идея. Смотрите, когда вино прыскает из носика, то идёт пар, и если установить над носиком какую-нибудь посуду, то можно собрать первосортное вино.

Дядя Лохань покачал головой:

– А если не выйдет?

– Тогда отрубите мне голову!

Дядя Лохань вопросительно посмотрел на бабушку, а та, шмыгнув несколько раз носом, сказала:

– Я не стану вмешиваться. Пусть он делает, что хочет.

И с плачем вернулась на западный двор.

После этого бабушка с дедушкой любили друг друга, как утки-мандаринки или пара фениксов. Бабушкина и дедушкина страсть, одновременно божественная и демоническая, измучила работников винокурни во главе с дядей Лоханем до помутнения рассудка. Так бывает, что человек чувствует множество вкусов, но не может назвать ни одного, а когда его мучают различные сомнения, не может понять почему. Но постепенно все стали верными последователями моего дедушки. Новаторская идея дедушки оказалась крайне успешной, и с тех пор в винокурне дунбэйского Гаоми появилась маленькая ёмкость для первосортного вина. Тот кувшин, в который помочился дедушка, работники не рискнули вылить, а перенесли во двор и поставили в углу у стены. Однажды вечером погода была очень пасмурной, дул сильный юго-восточный ветер, и работники в знакомом запахе гаолянового вина уловили вдруг более терпкую нотку. Дядя Лохань, обладавший тонким обонянием, пошёл на запах и обнаружил, что дивный аромат испускает тот самый кувшин с добавлением мочи. Дядя Лохань ничего не стал говорить, а тихонько перенёс кувшин в лавку, закрыл все двери и окна, зажёг масляную лампу и принялся исследовать вино. Он нашёл черпак, зачерпнул вино из кувшина и вылил обратно: вино превратилось в нежно-зелёное облако, а когда эта дымка коснулась поверхности вина в кувшине, там распустились с десяток цветов, похожих на хризантемы. Нежный аромат при этом ощущался ещё сильнее. Дядя Лохань зачерпнул ещё вина, лизнул, решительно сделал большой глоток, затем прополоскал рот холодной водой и попробовал вино из обычного кувшина, после чего отбросил черпак, со стуком отворил ворота западного двора, кинулся к окну и громко крикнул: – Хозяйка, поздравляю!

9

После того как бабушка кинула в прадедушку горячими баоцзы и вытолкала за ворота, он вернулся домой, ведя за собой ослика. Всю дорогу он не переставал ругаться, а дома, запинаясь, поведал прабабушке, как бабушка выбрала себе названым отцом начальника уезда Цао и как в мгновение ока перестала признавать родного отца. Прабабушка тоже разгневалась и принялась поносить прадедушку. Старики срывали друг на друге злость, как старые жабы, что под деревом бьются за цикаду. Потом прабабушка сказала:

– Ты, старик, не сердись, как говорится, сильный ветер вечно дуть не будет, так и родственники ссорятся ненадолго. Через пару дней сходишь к ней, она унаследовала богатства Шаней, нам на пропитание хватит и того, что просочится у дочки сквозь пальцы.

Прадедушка ответил:

– И то правда. Подожду полмесяца или дней двадцать и ещё раз схожу навещу это отродье.

Через полмесяца прадедушка уселся верхом на ослика и заявился к нам дом, но бабушка заперла ворота, оставив его ругаться на улице. Он устал шуметь и уехал на ослике восвояси.

Когда прадедушка приехал во второй раз, мой дедушка уже работал на винокурне, а бабушкины пять собак объединились в стаю, став настоящей силой. Прадедушка постучал в главные ворота, собаки во дворе тут же бешено залаяли. Тётка Лю открыла ворота, собаки бросились и окружили прадедушку, лаяли, но не кусали. Прадедушка опёрся на ослика и отмахивался от собак, а ослик за его спиной трепетал.

Тётка Лю поинтересовалась:

– Тебе кого?

Прадедушка разозлился:

– Ты кто ещё такая? Я приехал проведать родную дочку!

– А кто твоя дочка?

– Хозяйка твоя, вот кто!

– Подожди здесь, я доложу.

– Скажи ей, что пришёл её родной отец!

Вскоре Тётка Лю вынесла ему серебряный юань.

– Слушай, старый, хозяйка говорит, что нет у неё отца, дарит тебе юань серебром, чтобы ты купил себе горячих баоцзы.

Прадедушка разъярился:

– Вот ведь тварь! Ну и катись! Разбогатела и перестала родного отца признавать?! Где это видано?

Тётка Лю кинула серебряную монету с словами:

– Вот же упрямый старикан, сам катись давай, а то разозлишь хозяйку, тогда мало не покажется.

Прадедушка не унимался:

– Я её отец! Свёкра убила, теперь и отца решила со свету сжить?

Тётка Лю проворчала:

– Иди давай, а не то я на тебя собак натравлю!

Тётка Лю свистнула, и вся свора тут же примчалась. Зелёный пёс цапнул ослика за ногу. Ослик протяжно заревел, вырвал поводья и убежал, лягаясь. Прадедушка наклонился, чтобы подобрать серебряный юань, а потом побежал без оглядки за осликом. Собаки лаяли, наскакивали на него и гнали до самой околицы.

В третий раз прадедушка пришёл к бабушке, чтобы потребовать большого чёрного мула. Он заявил бабушке, что мула при жизни обещал свёкор, человек-то умер, а долг остался. Если она откажется выполнять обещание, то он пожалуется в уездную управу.

Бабушка сказала:

– Я тебя знать не знаю, а ты всё ходишь сюда и ходишь, нарушаешь наш покой. Да я сама на тебя пожалуюсь!

Дедушку потревожили вопли прадедушки. Он вышел из комнаты, не успев даже толком обуться и смяв задники матерчатых туфель, и несколькими ударами выгнал его взашей за ворота.

Прадедушка нашёл человека, который заполнил ему судебный бланк, на ослике поехал в уездный город к начальнику уезда Цао и пожаловался на бабушку.

В прошлый раз, когда начальник Цао приезжал в дунбэйский Гаоми, то после трёх пуль Пестрошея у него чуть душа не покинула тело. Он вернулся домой и серьёзно заболел. Поэтому, стоило Цао Мэнцзю увидеть, что жалоба снова связана с тем злополучным делом об убийстве, его невольно пробил пот.

Он спросил:

– Старик, ты жалуешься, что дочь сговорилась с разбойником, а какие есть доказательства?

Прадедушка ответил:

– Господин начальник уезда, тот разбойник спит на кане моей дочери. Тот самый Пестрошей, который пробил тремя выстрелами вашу шляпу.

– Старик, ты ж понимаешь, что если найдутся доказательства, то дочери твоей не сносить головы?

– Господин начальник уезда, я готов поступиться личными интересами ради справедливости… Вот только имущество моей дочери…

Цао Мэнцзю рассердился:

– Ах ты, жадный старый сукин сын! Из-за денег готов возвести поклёп на родную дочь! Неудивительно, что она тебя знать не хочет. Какой из тебя отец? Всыпать ему пятьдесят ударов подошвой и выгнать вон!

Подать жалобу у прадедушки не получилось, ещё и пятьдесят ударов подошвой получил, задница превратилась в клейкое месиво, он даже на ослика сесть не смог, пришлось вести его за поводья. Он тащился домой, прихрамывая, а в душе было так горько, что и словами не опишешь. Не успел он отойти далеко от уездного города, как услышал за спиной стук лошадиных копыт, обернулся и увидел какого-то человека, скакавшего верхом на вороной лошадке Цао Мэнцзю. Прадедушка решил, что ему пришёл конец. Ноги подогнулись, и он рухнул на колени посреди дороги.

Оказалось, что это правая рука начальника уезда Сяо Янь.

– Старик, – обратился к прадедушке Сяо Янь, – поднимайся. Начальник уезда сказал, что твоя дочь – его названая дочь, так что вы с ним дальние родственники, он тебя побил подошвой, чтобы научить тебя быть хорошим человеком. Это не то же самое, что бороться с торговлей опиумом. Он дарует тебе десять серебряных долларов, чтобы ты вернулся домой и занялся торговлей, а не пытался разбогатеть нечестными способами.

Прадедушка обеими руками[71]71
  По китайскому этикету подарок следует вручать и принимать обеими руками.


[Закрыть] принял деньги, не вставая с колен, начал рассыпаться в благодарностях и поднялся только тогда, когда чёрная лошадка уже пересекла железнодорожные пути.

Начальник уезда Цао долго сидел в одиночестве в судебном зале и что-то обдумывал. Когда Сяо Янь отдал деньги и вернулся с докладом, Цао Мэнцзю затащил его в тайную комнату и сказал:

– Я не сомневаюсь, что у этой женщины, в девичестве Дай, спит на кане именно Пестрошей, главарь всех разбойников дунбэйского Гаоми. Если схватить Пестрошея, то приспешники разбегутся – как говорится, обезьяны бросаются врассыпную, когда дерево падает. Сегодня я побил этого старикана, чтобы ввести всех в заблуждение.

– Тонкий расчёт, господин начальник.

Цао Мэнцзю сказал:

– Эта Дай меня тогда обдурила.

– И у самого мудрого бывает промах.

– Сегодня ночью возьми с собой двадцать солдат, оседлайте быстрых коней, отправляйтесь в дунбэйский Гаоми и схватите этого бандита.

– И женщину вместе с ним?

– Нет, нет, нет, ни в коем случае. Если схватите заодно и ту женщину, я ведь потеряю лицо. Да и я в тот день намеренно ей помог. Подумал, это же настоящая трагедия, что такую красавицу выдали за прокажённого. Можно понять, почему она сговорилась с любовником. Схватим Пестрошея, а женщину оставим, пусть себе живёт в довольстве.

Сяо Янь сказал:

– Усадьба Шаней обнесена высокой стеной, двор там очень большой, хозяева держат злых собак. Этот Пестрошей очень бдительный, если кто посреди ночи постучит в ворота или перелезет через стену, то определённо напорется на пулю!

Начальник уезда Цао успокоил его:

– Не бери в голову, у меня давно уже появился хитрый план.

По замыслу начальника уезда, Сяо Янь с двадцатью солдатами посреди ночи покинул город и отправился в дунбэйский Гаоми. Дело было глубокой осенью, в десятый месяц по лунному календарю, гаолян уже подчистую убрали и сложили в огромные кучи, рассеянные по всему полю. Когда конный отряд достиг западного края нашей деревни, уже начало рассветать, пожухлую траву посеребрил иней, осенний ветер вонзался в кожу иголками. Солдаты спешились и ждали приказа Сяо Яня. Тот распорядился отвести лошадей за одну из гаоляновых скирд, связать их поводья вместе и оставить двух солдат охранять. Остальным надлежало переодеться и приготовиться.

Показался красный край солнца, чернозём был укутан белым инеем. Иней осел на бровях и ресницах людей и на длинной шерсти вокруг лошадиных губ. Лошади похрустывали гаоляновыми листьями.

Сяо Янь вытащил из-за пазухи карманные часы, взглянул на них и сказал:

– Выступаем!

Восемнадцать солдат, следуя за ним по пятам, тихо двинулись в сторону деревни. Они были вооружены пистолетами, которые заранее зарядили. На околице двое солдат остались в засаде. На входе в каждый проулок в засаде оставляли ещё двух солдат. В итоге к воротам нашего дома подошли только сам Сяо Янь и шесть солдат, одетых как крестьяне. Один рослый солдат тащил на коромысле пустой кувшин для вина.

Тётка Лю открыла ворота, Сяо Янь моргнул солдатам, и здоровяк с коромыслом тут же юркнул во двор. Тётка Лю рассвирепела:

– Вы что творите?

Солдат с коромыслом пробубнил:

– Мы к вашим хозяевам. Позавчера купили у вас два кувшина вина, вернулись, и у нас дома от этого вина померло десять человек. Что вы за яд туда положили?!

Сяо Янь и остальные солдаты тоже под шумок просочились во двор и тихонько встали у ворот. Свора собак окружила здоровяка с коромыслом и бешено залаяла.

Тут вышла заспанная бабушка, на ходу застёгивая пуговицы, и сердито сказала:

– Если есть вопросы, то обращайтесь в лавку!

Здоровяк опять пробубнил:

– В вашем вине отрава, у нас померло десять человек, тут нужно уже с хозяевами говорить!

Бабушка рассвирепела:

– Ты что несёшь? Наше вино продаётся по всей округе, никогда никто не травился, почему же померли ваши родственники?

Пользуясь тем, что здоровяк отвлёк бабушку и всех собак, Сяо Янь тихо подал сигнал и вместе с пятью солдатами ворвался в комнату. Здоровяк бросил коромысло с кувшинами, выхватил из-за пояса пистолет и наставил на бабушку.

Дедушка как раз одевался. Солдаты повалили его на кан, связали руки за спиной верёвкой и вывели во двор.

Собаки, увидев, что дедушку схватили, кинулись спасать его, люди Сяо Яня начали беспорядочно палить по ним, и по всему двору полетела собачья шерсть и брызги собачьей крови.

Тётка Лю повалилась на землю, словно её разбил паралич, и наделала в штаны.

Бабушка сказала:

– Братья, мы с вами в былые дни никогда не враждовали и сейчас не обидим, если вы хотите деньги или зерно, то скажите прямо, зачем сразу хвататься за оружие?

Сяо Янь рявкнул:

– Хватит болтать! Уводите его!

Тут бабушка узнала Сяо Яня и поспешно сказала:

– Вы ведь работаете на моего названого отца?

– Тебя это не касается! Живи себе да радуйся!

Дядя Лохань, услышав стрельбу в западном дворе, выбежал из лавки, но только высунулся, как мимо уха просвистела пуля. Он перепутался и спрятал голову. На улице было тихо и безлюдно, только по всей деревне собаки зашлись лаем. Дедушку под конвоем повели по главной улице. Два солдата, которых оставили охранять лошадей, уже подогнали их к деревне. Солдаты, сидевшие в засаде, поняли, что дело завершилось успехом, разом выскочили, и каждый оседлал своего коня. Дедушку перекинули через спину коня, уложив на живот и прижав к конскому хребту. Сяо Янь гаркнул, и копыта вразнобой застучали по земле. Отряд помчался в уездный город.

Во дворе уездной управы солдаты сняли дедушку с коня. Цао Мэнцзю, подкручивая висячие усы, с улыбкой подошёл и сказал:

– Ну что, Пестрошей, ты тремя выстрелами сбил шляпу с моей головы, а сегодня я отблагодарю тебя тремя сотнями ударов подошвы!

После поездки вниз головой дедушка чувствовал себя совершенно разбитым, в глазах рябило, тошнило без остановки. Когда его сняли с коня, он уже был еле жив.

– Бейте! – приказал Цао.

Несколько солдат перевернули дедушку пинками и с размаху начали осыпать его ударами подошвой огромного изготовленного на заказ шлёпанца, привязанного к деревянной палке. Дедушка сначала молчал, стиснув зубы, а потом под конец начал кричать.

Цао Мэнцзю спросил:

– Ну что, Пестрошей, понял теперь, что с Цао Второй Подошвой шутки плохи?

Дедушка опомнился и заверещал:

– Вы ошиблись, ошиблись! Я не Пестрошей…

– Ещё спорить со мной смеешь? Всыпьте ему ещё триста ударов! – рявкнул начальник уезда Цао.

Солдаты снова повалили дедушку на землю и осыпали градом ударов. Дедушкин зад уже потерял чувствительность, он приподнял голову над землёй и громко крикнул:

– Цао Мэнцзю, вас зовут Неподкупным, а оказывается, вы тупой чиновник! У Пестрошея на шее пятно! А у меня вы на шее пятно видите?

Цао Мэнцзю очень удивился, махнул рукой, и солдаты расступились. Двое солдат поставили дедушку на ноги, начальник уезда Цао подошёл, чтобы оглядеть дедушкину шею.

– А откуда ты знаешь, что у Пестрошея на шее пятно? – спросил он.

– Так я своими глазами его видел, – объяснил дедушка.

– Раз знаком с Пестрошеем, то, без сомнения, и сам разбойник. Так что я не ошибся!

– Да в дунбэйском Гаоми Пестрошея все поголовно знают, неужто все они разбойники?

– Ты глухой ночью спал на кане у вдовы. Даже если ты не разбойник, то всё равно подонок, так что я не ошибся.

– Ваша названая дочь так захотела!

– Она захотела?

– Ну да.

– А ты кто вообще такой?

– Один из её работников.

– Ай-ай-ай! Сяо Янь, возьми его пока под стражу.

В этот момент бабушка и дядя Лохань подъехали к воротам уездной управы на больших чёрных мулах. Дядя Лохань с мулами остался снаружи, а бабушка, заливаясь слезами, вбежала во двор. Постовой преградил ей путь винтовкой, но она плюнула ему в лицо. Дядя Лохань сказал:

– Это названая дочь начальника уезда.

Солдат не рискнул останавливать бабушку, и она ворвалась в судебный зал…

В тот же день после обеда начальник уезда снарядил занавешенный паланкин, чтобы дедушку отнесли обратно в деревню.

Дедушка пролежал на кане у бабушки два месяца, залечивая раны.

Бабушка ещё раз съездила верхом на муле в уездный город и отвезла своей названой матери увесистый свёрток с подарками.