Текст книги "Какого биджуу я теперь волшебник?! (СИ)"

Автор книги: Миято Кицунэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Часть 2. Глава 13. Цербера сложить в карман!

24 мая 1992 г.

Шотландия, Хогвартс

– Ну так что, Драко, прикроешь меня? – спросил я Малфоя, когда мы толпой подошли к полю для квиддича.

Сегодня была последняя игра сезона – решающая игра для нашего факультета и кубка Хогвартса по квиддичу. Гриффиндор должен сразиться в небе с Рейвенкло. Семнадцатого мая, в прошлое воскресенье, Слизерин выиграл у Хаффлпаффа со счётом сто пятьдесят – ноль, толком даже не разогрелись, как Теренс Хиггс поймал снитч. Матч длился минут пятнадцать – «барсуки» и бутерброды развернуть не успели.

Наши одну игру проиграли Слизерину – в ноябре прошлого года, одну выиграли у Хаффлпаффа – в марте нынешнего. Рейвенкло и Слизерин выиграли по два раза, но по количеству очков лидирует Слизерин, который отыграл все три круга – у них пятьсот тридцать суммарных очков. В затянувшейся мартовской игре с Рейвенкло они забили тем семнадцать голов, но их девчонка-ловец – Чжоу Чанг – такая ловкая, поймала снитч, вырвав победу для своей команды. Так что по суммам очков в играх выходит: Слизерин – пятьсот тридцать, Рейвенкло – четыреста, Гриффиндор – двести девяносто. Если сегодня победит Рейвенкло, то они будут чемпионами. А чтобы нашим попытаться вырвать кубок у Слизерина, надо не только поймать снитч, но и забить рейвенкловцам десять голов по десять очков каждый, а у тех вратарь очень даже неплох. Если Гриффиндор забьёт меньше, то практически преподнесёт Слизерину победу в кубке. А им, по словам МакГонагалл, которая вчера заходила к нам в гостиную и агитировала сборную, победа в кубке квиддича доставалась последние несколько лет. Такая дилемма.

Я вот подумал, что надо здраво оценивать шансы и дать выиграть Рейвенкло, конечно, посопротивляться, показать хорошую игру, но всё же выгодней проиграть, раз не хотят, чтобы Слизерину кубок достался. Всё же забить «воронам» десять голов нереально, пусть и близнецы Уизли стали больше тренироваться, расходуя свою неуёмную энергию в направлении спорта. Рейвенкло в прошлой игре Слизерин при довольно агрессивной игре еле-еле семь голов набросал, а «вороны» им – семнадцать. Разрыв в итоге всего в пятьдесят очков был.

Конечно, посмотреть на игру мне бы хотелось, но было кое-что важнее. Сейчас, когда почти все студенты, учителя и сам директор на зрительских трибунах, а игра, скорее всего, затянется на пару часов – отличный шанс сделать все свои дела, не привлекая внимания. К тому же боюсь, что будет какой-нибудь магический всплеск на весь Хогвартс… А так поле для квиддича довольно далеко, стены замка толстые, может, и никто ничего не засечёт.

Мы с Драко сели на задние ряды, почти у самого прохода, так что, когда внимание народа переключилось на выход команд, я смог слинять. Хитрость была в том, что я с помощью Симуса Финнигана и Дина Томаса, которые были ярыми поклонниками футбола, подал идею того, чтобы раскрасить лица в цвета Гриффиндора, как это делают болельщики на футболе. Благо был уже конец мая и на улице теплынь. Школьные колпаки мы тоже украсили – так что понять, кто среди одинаково краснорожих детей Гарри Поттер, будет проблематично, и моего отсутствия не заметят. К тому же Хигэканэ и Снейп-сенсей сидели в секторе напротив, на противоположной стороне поля, и меня в мантии-невидимке не смогли бы засечь.

Невидимым я побежал обратно к замку.

Эпопея с Хагридовым драконьим яйцом пока замерла на месте. Наш лесник спал и видел, как поедет летом в Румынию – вылуплять своего Норберта. Насколько я понял, почти под конец года Хигэканэ Хагрида не отпустил, попросил подождать со всеми поездками до лета и школьных каникул. Всё логично – ещё надо было отвозить всех студентов до поезда в июле, после экзаменов. А Хагрид запрягал кареты теми чёрными худыми крылатыми конями, в которых я с трудом узнал фестралов. Они были вскользь описаны в зачитанной мной до дыр книге по магическим зверям Ньюта Скамандера – интересно он пишет. Если читать вместе с тем справочником, который мне когда-то давал Снейп-сенсей – теперь такой том у меня свой есть, – то очень любопытно получается. Но в обеих книгах на главе о фестралах почему-то не было картинок – только описания.

На пасхальных каникулах я посмотрел на фестралов поближе – жутковатые, и клыки у них нехилые, острые – губ нет, так кажутся, что вообще большие, хотя у лошадей вообще зубы здоровые, только у простых коняшек они почти не видны. Выяснилось, что они, правда, невидимы для очень многих студентов. А я ещё сомневался. Мы с Невиллом их видели. Примечательно, что пахли фестралы тонким запахом разложения. Так смерть пахнет. Ещё худые и чёрные гибриды пегаса с летучей мышью были на диво молчаливы – ни ржания, ни звуков особых. Даже передвигались почти бесшумно – настоящие кони-шиноби. Профессор Кеттлберн частенько болел, и «уход» у нас был постольку поскольку – если раз в месяц лекция была – уже хорошо. В общем-то, под конец года мы только пару первых глав книги Скамандера прошли – всяких нюхлеров и нарлов, а ещё нам объявили, что экзаменов по «уходу» не будет. Рон так вообще был счастлив.

Так вот, как раз из-за хогвартского табуна фестралов, за которым присматривал Хагрид, его не отпустили в Румынию немедля, когда вся эта заваруха с драконьим яйцом произошла. Но Рон, очень гордый своими связями, написал своему брату про ту ситуацию в целом. Чарли сам приехал в Хогвартс посмотреть на яйцо. Они договорились с Хагридом, что будущего норвежского горбатого подержат до начала июля в виде «невылупленца», а там какая-то дракониха как раз должна к тому времени высидеть яйца, и ей подложат Норберта. Чтобы был настоящий драконий огонь, а не просто камин. Ну и Хагрид подъедет сразу после начала школьных каникул.

Все эти планы нашего полувеликана заставляли и меня усиленно думать, что делать с Кибой. Хагрид уедет на лето, куда он собирался деть моего пса? Куда мне девать своего пса, который признал меня своим хозяином и просто обожал? Расставаться с Кибой было нельзя не только из соображений, что трёхглавый здоровый пёс – это круто и это – сила. Более важно было, что Киба, признавший меня хозяином, в случае длительного расставания просто будет медленно умирать, тоскуя. Это было нечестно по отношению к моему нинкену. И это вообще в том случае, если Кибу оставят в Хогвартсе… как-то Гарри не упоминал, что цербер вообще жив остался.

В общем, последний месяц я бился над этой задачей и кое-что придумал. Я решил создать пространственный карман для Кибы и сделать его своим призывным животным. В идеале – такой пространственный карман должен был развиться до полноценного мира-сателлита, но это уже, скорее всего, не при моей жизни. Несмотря на трудновыполнимость задумки, решалось очень много задач: куда девать, как транспортировать и как быстро он может прийти ко мне, когда понадобится. Естественно, не будь у меня в прошлой жизни договора призыва с кланом Гама – разумных жаб-ниндзя в основном гигантских размеров, я бы до такого вряд ли додумался. Даже успел помечтать, что когда-нибудь Киба станет мудрецом своего мира, как Великий Жабий Отшельник – Гамамару.

Как всё это провернуть и при этом не сдохнуть, как ни странно, подсказали один кентавр и Хагрид.

В этот четверг я столкнулся со своим волосатым большим другом-лесничим в Запретном коридоре. Ну как «столкнулся»…

Хагрид заявился к Кибе и, видимо, объятый тоской по своему будущему дракону, внезапно решил излить нежность на своём «Пушке». Кибе эта «нежность» не понравилась, и когда я пришёл к нему после уроков, то обнаружил обслюнявленного и помятого Хагрида буквально в зубах у своего цербера. Мне эта сцена напомнила Злыдня, у которого была игрушка – такой плюшевый мишка, которого он трепал, – тётя Мардж выдавала ему в случае, если куда-то уходила из дома без него. Чтобы не скучал. Всё по правилам дрессировки: любимая игрушка должна отдаваться питомцу, чтобы он играл ею в отсутствие хозяев и был занят ей, а не, например, ботинками или диваном.

– Киба, фу! Отдай Хагрида сейчас же! – скомандовал я.

Хагрида мне отдали. Благо, что он, несмотря на весну, так и ходил в своей шкуре, да и сам по себе был крепким здоровым мужиком. Ну и Киба хотел только «поиграть» с «сюсюкающим мишкой», который, видать, от неожиданности не додумался песенку запеть… Или сложно петь, когда тебя треплют со всей силой щенячьей юности?

Немного дезориентированный Хагрид, которому я быстро скормил укороченную версию того, что смог подружиться с «Пушком» и пёс признал меня хозяином, только порадовался за меня и Кибу.

Он рассказал, что кроме отсутствия Норберта расстроен ещё и тем, что какая-то тварь вчера ночью напала в Запретном лесу на единорогов – на рассвете он видел следы борьбы и крови, а ещё «кого-то вспугнул». Одного мёртвого и обескровленного единорога нашёл, а второй был подранен и скрылся.

Кровь единорогов не видна днём – это почти прозрачная субстанция, которую даже Клык не мог унюхать, зато под светом луны эта кровь мерцает и светится. Найти раненого единорога Хагрид по следам не смог, так как следов они не оставляют – волшебные животные. Он сходил на доклад к Хигэканэ, и тот попросил Хагрида убедиться, что это не «Пушок» каким-то образом сорвался с цепей и напал на единорогов. Вот Хагрид и «убедился».

Примечательно, что в тот же день, чуть позже, когда Хагрид уже ушёл, меня и Снейпа-сенсея поймала в Запретном коридоре МакГонагалл. Сенсею пришлось делать вид, что он поймал меня чуть раньше – чтобы у нашей деканши проснулась «львиная храбрость» и она начала меня защищать и вырывать из «коварных лап слизеринца». Но всё пошло не так – МакГонагалл сняла с Гриффиндора тридцать баллов и сказала, что меня за систематические нарушения дисциплины ждёт отработка у Филча в выходные.

Вот только к ужину, похоже, всё переиграли. Потому что возле меня появилась записка с тем, что в связи с игрой в квиддич нашего факультета на выходных отбывать наказание мне придётся раньше – в одиннадцать вечера я должен буду подойти к выходу из школы, и там меня будет ждать мистер Филч.

В итоге этой отработкой оказалась помощь Хагриду в распутывании следов и поиск раненого единорога ночью в Запретном Лесу – ух Малфой потом ругался и обещался отцу написать, который в Попечительском Совете, но я его отговорил. Было интересно. Да и я нашёл решение насчёт Кибы, так что кругом в плюсах.

Кровь единорога на самом деле светилась, словно жидкое серебро. Но кровью не пахла. Светящихся капель, лужиц и подтёков было много: видно, что волшебное животное боролось, а потом, раненое, носилось туда-сюда по лесу. По направлениям и характеру упавших капель я уверенно повёл Хагрида в сторону следования единорога. И также подтвердились слова о том, что эта волшебная коняшка, как и фестрал, следов копыт тоже не оставляет. Всё-таки мне сложно было в это поверить. Конь и конь, только с рогом, рог у него целебный – его используют почти во всех серьёзных противоядиях. А волосы – в основном в артефакторике: вроде у Рона в палочке такой в сердцевине. Впрочем, Хагрид зимой, когда сов лечил, говорил, что использует волосы единорога в перевязках – всё быстрее заживает. Значит, и волосы, как и рог, имеют живительные свойства.

Хотелось узнать также, а какает ли он вообще, этот волшебный единорог, но время было неподходящее: Хагрид переживал и был немного взвинчен – следов нет, а по крови он не умел определять направление. Без меня, наверное, плутал бы по лесу до середины ночи. А так мы нашли единорога уже в половину двенадцатого.

Животное лежало на небольшой полянке, буквально в восьмистах метрах от кромки Леса, но было ещё живо. Хагрид заметался и решил, что раненого ещё можно спасти. Сказал, что совсем недалеко фестралы и он сбегает, чтобы их запрячь – возможно, удастся перетащить единорога поближе к загону и выходить. Я остался охранять, а он, значит, побежал. Хорошо у меня в свитке была с собой аптечка, так что я распечатал свою мазь ранозаживляющую и подошёл к единорогу. Интуиция молчала, да и коняш был уже не в состоянии сопротивляться, к тому же я был уверен, что успею отпрыгнуть, если он вдруг решит «отдать свою жизнь подороже». На боку у него была крупная рана, откуда как раз та кровь и текла, к тому же он поцарапался пока бегал по лесу – тут полно всяких кривых сухих веток и колючих кустов. Я от души намазал его мазью, она подействовала и на животном – неохотно, но края начали сходиться. Немного крови я у него с бока и шерсти собрал в банку, которая у меня оставалась – Киба обмуслякал Хагрида, и потом мы со Снейпом-сенсеем смогли только шесть банок слюней набрать вместо десяти. Я одну пустую в карман сунул. Кровь была… по ощущениям, это даже не кровь, а сжиженная концентрированная магия. Две трети банки получилось набрать.

А потом единорог тихо всхрапнул и начал ноздри раздувать – дышать шумно, я тоже почувствовал, как что-то к нам приближается. Тёмное. Успокоил коняша, уговорил лежать, а сам траву рвал и трансфигурировал в иглы сенбонов. Тень какая-то к нам метнулась и огребла «железного дождя» – а нечего в темноте по Лесу Смерти шастать! Мы – шиноби – нервные. Я, может, в сенбондзюцу не большой мастак, в темноте в беличий глаз не попаду, но и во что-то большое не промажу, а когда пучком кидаешь, так вообще. В общем, только взвизгнуло что-то и смылось, как я думаю, из задницы иглы доставать. Сенбон – он тонкий, острый, кожу пробивает. А если костей не встретит, может сантиметров на пять в мясо углубиться. Неприятная штука, я как-то пару раз встречался с шиноби – любителями этого оружия… Потом чувствуешь себя этим… местным нарлом, вот.

Я потом ещё кунай достал и немного поскрёб рог у своего пациента, коняш вроде испугался сначала, но я объяснил, что мы поиграем в «помоги себе сам» и я чисто почешу ради присыпки, он вроде понял. Так что когда я раны ему припудрил его же поскоблённым рогом, он уже не изображал умирающего, а чуть не под руку лез и тихо ржал, как будто советы давал.

А потом на поляну выбежал ещё коняш, только он оказался получеловеком – кентавром. Я от него вроде агрессии не почувствовал, но встал на всякий случай так, чтобы было удобно кунай метнуть и защитить своего Хацуюки* – успел имя дать единорогу, пока с ним разговаривал и лечил.

Кентавр был светленьким: блондином в человеческой части, а в конской – чубарой масти – похожей на окрас псов-далматинцев. Мы замерли, рассматривая друг друга. Я заметил, что у него через голое тело перевязь, на которой крепился лук и колчан со стрелами. Но оружия он не достал, так что я немного расслабился. Вспомнил, что в том скульптурном фонтане в Министерстве Магии был кентавр и они разумны.

– Вы – сын Поттеров, – довольно мелодичным голосом сказал коняш утвердительно. – В лесу сейчас опасно, особенно для вас… – потом он заметил Хацуюки и, как мне показалось, стал немного озадаченным. – Его смерть была предсказана звёздами… Но он жив!

– Жив-жив, спокойно, – отреагировал я, а Хацуюки в подтверждение моих слов тонко заржал. – Сейчас ещё Хагрид придёт, и мы его окончательно выходим.

Впрочем, единороги, видимо, действительно волшебные создания, так как когда я упомянул Хагрида, Хацуюки сделал большие глаза и попытался встать, наверное, чтобы уковылять подальше от нашего дружелюбного лесника.

– Тихо, тихо, Хацуюки, – я погладил его по морде. – Я вижу, что ты уже почти здоров, ты сильный. Поправишься и сам. Сейчас тебе ещё лекарство дам, сразу станешь, как новенький.

Я достал два флакона с рябиновым отваром – если мазь подействовала, то и питьё должно, и дал его кентавру.

– Напоите его этим. А то я теперь не достаю. Надо чтобы он всё проглотил.

Кентавр последовал моим инструкциям – ему-то при росте всадника было сподручней – и Хацуюки заметно повеселел. В глазах живинка появилась и дышать стал ровнее. Он постоял немного и двинулся в чащу. Мы с кентавром наблюдали, как Хацуюки сначала неуверенно, но потом всё твёрже делает шаги и скрывается в темноте.

– Кстати, я – Флоренц, – представился кентавр, переступив передними копытами. – Гарри Поттер, вы знаете, зачем нужна кровь единорога?

Я даже карман проверил, не выпала ли моя банка. Были у меня мыслишки по поводу её использования, но я сделал невинное лицо и помотал головой, размышляя о том, что надо бы возвращаться в Хогвартс и ложиться спать. Отработку я посчитал полностью завершённой. Только Хагрида где-то носило.

– Убийство единорога считается чудовищным преступлением. Кровь единорога может спасти жизнь даже на волосок от смерти, но если убить единорога ради собственного спасения, то обречёшь себя на вечные муки проклятья, – продолжил Флоренц. – Как только кровь единорога коснётся губ, человек, убивший единорога, будет проклят. Единороги – чистые и светлые создания, это – сама жизнь и магия…

Он ещё что-то говорил про «чудовище» и всяческие опасности, но я уже не слушал странные и какие-то витиеватые объяснения. В тот момент я понял, как помочь Кибе и сделать пространственный карман…

Примечание:

*Хацуюки 初雪 с яп. «Первый снег», также первый снег является символом чистоты и невинности.

Часть 2. Глава 14. Чёрные Пещеры

24 мая, 1992 г.

Шотландия, Хогвартс

Фукасаку-сенсей, мой жабий учитель, рассказывал мне легенды создания мира жаб – горы Мьёбоку. В своё время я жил там и тренировался использовать природную чакру и режим отшельника. Красочный и цветастый мир жаб с высокой влажностью, разнообразными насекомыми находился на одном из расширенных «листьев» мирового древа, который разросся до «гнезда» – мира-сателлита. И на самом деле тот мир ограничен, как и наш мир шиноби, он имеет край – кромку скал и тумана. В общем-то, гора Мьёбоку и её окрестности – всё, что нужно для жаб. Места и еды всем хватает. Если судить по миру шиноби, который тоже конечен и имеет Край Мира… можно прийти к выводам, что мы не само «мировое древо», как считалось раньше, а всего лишь одна из его ветвей. Широкая, толстая и с множеством разветвлений, но лишь ветка. Вполне возможно, что этот мир, в котором я нахожусь сейчас, и есть Ствол мирового дерева, иначе я бы не смог попасть сюда призывом. Да и о крае мира здесь было известно много веков назад. И ещё не факт, что это на самом деле было «необразованностью»… Кто знает, может быть, в тот момент, когда строили ту Вавилонскую башню, люди из других миров ещё помнили о Крае…

Но что-то я отвлёкся.

Если суммировать то, что мне про теорию пространства и «карманы» рассказывал Джирайя и те легенды Фукасаку-сенсея, получалось, что в своё время Гамамару – великий жабий отшельник, создал прокол – ход в мир жаб. Само место уже существовало, так как миров на великом древе бесчётное множество: параллельных, перпендикулярных, под углами, каких угодно. А гора Мьёбоку в круговороте природной чакры и под воздействием чакры жаб начала развиваться по пути, необходимому её обитателям.

Так как и здесь прекрасно работают мои свитки, которые, согласно теории фуиндзюцу, отсылают запечатанные вещи в определённо удалённый «лист» мирового дерева, то создать прокол в подходящее подпространство вполне реально. Узумаки постоянно использовали всё это. Есть легенда, что Узушиогакуре, когда во время Второй Мировой войны шиноби на остров клана Узумаки напали, смогли уйти в другой мир, создав его посредством фуиндзюцу. Было бы забавно, если в итоге именно они создали этот… Но что-то я снова отвлёкся. Немного нервничаю просто.

На самом деле, чтобы попасть в подходящий мир, требуется всего лишь несколько ручных печатей «свободного обратного призыва», благодаря им Джирайя в своё время переместился в мир жаб и смог подписать с теми договор.

Мой план одновременно прост и трудновыполним. Технически это «создание мира-сателлита» на основе подходящего для этого и уже существующего среди множества миров крошечного «карманного» мирка-листа, к которым я постоянно обращаюсь во время запечатывания. Даже Курама когда-то был запечатан в таком «кармане», который посредством печати и ключа был привязан к моему телу и душе. Благодаря отцу и матери эти ключи-привязки мне более чем знакомы. Только использовать их надо будет несколько по-другому.

Мне надо объединиться с Кибой, чтобы совершить «свободный призыв» вместе с ним. Тогда мы гарантированно попадём в подходящий для нас обоих мир. Например, в такой, где можно дышать и жить ему и мне. Пусть это будет крошечный «лист-кармашек» – крошечный относительно размеров Мирового древа, конечно же. Также необходимо оставить якорь в этом мире, чтобы можно было вернуться, прерывая технику свободного перемещения. Затем дело за созданием свитка договора, который закрепит мир за нами с Кибой и облегчит мне его призыв. Чакру… то есть магию всё равно надо будет тратить, но в разы меньше. К тому же мир Кибы будет поддерживать его… А магия жизни… Ну, до этого ещё рано.

В голове всё уложено, несколько раз мысленно перепроверено. Если всё сделать правильно, то должно сработать. Ради Кибы можно и рискнуть.

* * *

– Я хочу сделать дом для тебя, для этого нужна твоя кровь и желание, – сказал я своему церберу, когда добрался до Запретного коридора и вошёл к Кибе.

«Я буду рад поделиться кровью, хозяин, и обменяться ею с тобой», – мыслеречь Кибы становилась всё лучше и лучше. Насчёт обмена это он верно заметил, лучшая привязка – это иметь что-то общее в момент перехода.

Хорошо, что после лечения единорога у меня оставалось кроветворное, рябиновый отвар и немного мази. Крови от нас потребовалось немало.

Большой свиток пергамента, который был в два раза шире стандартного, я заказал через Дэниела и его каталог. Доставили его в уменьшенном виде в мешочке, так что мне осталось только достать его и развернуть, загнав Кибу в самый угол комнаты. На свитке смесью нашей крови я создал печать привязки к этому миру. Так мы гарантированно сможем вернуться. И это накладывает ограничения на Кибу – его можно призвать только в этот мир. Зато и даёт некоторые преимущества. На него, как основателя, не будут действовать изменения времени, которые, как мне кажется, обязательно случатся. Это также будет действовать и на потомков, если всё получится. Если вспомнить мир жаб, то основатель Гамамару был невероятно стар, огромен, но жив. А учителю Фукасаку было порядка восьмисот лет по исчислению жабьего мира, время в котором шло раз в пять-шесть быстрее, чем в мире шиноби. Тренировки, которым я там посвятил год, оказались чем-то около двух месяцев у нас. Жабы благодаря чакре и так были долгожителями, но их срок жизни явно был привязан к миру шиноби. Свиток договора был составлен далеко не Джирайей, а, если судить по первой почти стёртой подписи – Узумаки Коиджи, чьё имя я больше нигде не встречал в Хрониках.

Но мне предстояло, как я подозреваю, совершить подвиг далёкого предка.

Когда свиток, можно сказать, «зачин Договора», подсох, я свернул его, поставил в угол и накинул на него мантию невидимку. На всякий случай. Вдруг мы не вернёмся до окончания матча. Но если учитывать всякие параллельности и перпендикулярности, то расчёт времени в другом мире должен быть другим. Чтобы его определить я записал дату и точное время: «1992.05.24 12:35» и сложил записку в карман.

Затем мы снова «резались» – я дал свою кровь Кибе и глотнул его – терпкую и немного жгучую. После заживления ранок забрался на холку своего пса и сжал его ногами.

Просить о том, чтобы он попытался меня почувствовать, не было нужды, Киба на самом деле меня чувствовал и стал ведомым, а я ощутил себя единым целым с ним. Может быть, это кровь так подействовала, не знаю, но все лишние мысли были отброшены.

– Думай о доме, – приказал я, складывая печати и чувствуя подхвативший нас вихрь магии.

* * *

– Всё получилось! – нет, я, конечно, не сомневался, что всё получится, но не каждому дано увидеть ещё один мир.

До этого я был только в мире кошек – замке Нэкомата, горе Мьёбоку – мире жаб, мире шиноби, в прошлом одной сгинувшей цивилизации, хотя это всё же скорее был наш мир шиноби. И в мире волшебников и магглов. Паккун – ниндзя-пёс наставника Какаши, который любил потрепаться, ещё рассказывал о своём собачьем мире, но это явно был не он.

Тут было тепло, почти жарко, – в этом наши с Кибой желания явно совпадали. Целых два солнца – одно из которых было красным, освещали равнину с сероватой растрескавшейся землёй и редкой растительностью. Вдалеке виднелись чёрные скалы, а ещё дальше несколько корявых деревьев с тёмными стволами и редкими серебристыми листочками. Вообще мир был словно припорошен пеплом. Краски тусклые – особенно в сравнении с миром жаб или мантиями Хигэканэ. Хе-хе.

В скалах обнаружились пещеры и бьющие родники. По крайней мере, вода тут была, и это уже очень даже неплохо.

Для ритуала привязки Кибы и к этому миру пригодилась кровь единорога. Мы очертили «круг призыва»: серая земля была достаточно твёрдой, но легко поддавалась кунаю. Я вычертил сложный фуин-якорь, только под размерчик цербера, потом смешал его кровь и половину того, что я собрал с Хацуюки, а затем заполнил получившиеся желобки печати. С этого момента для Кибы создан прокол между нашими мирами, он сможет перемещаться туда и сюда. Но кровь единорога магически сильнее моей, а значит, домом Кибы будет это место.

Может, он сможет стать сэннином, собирая природную чакру…

«Я… чувствую это место, – заявил мысленно мой цербер, – словно пометил его…»

– Так и должно быть, – успокоил его я. – Это будет твоим новым домом. Я иногда буду призывать тебя к себе, если мне понадобится твоя помощь, а ты сможешь приходить ко мне или призывать меня, если помощь понадобится тебе. Тут намного больше места, чем в той комнате. И ты не будешь сидеть на цепи. Не здесь, по крайней мере, – уточнил я.

Настал черёд моих свитков, с помощью которых я собирался немного облагородить будущий дом для своего трёхголового друга.

Предполагая нечто подобное, я попросил Невилла раздобыть семян разных трав и кустиков, неприхотливых и съедобных. Так как ещё одними обитателями данного мира я собирался сделать кроликов. Их у меня имелось около десятка: после пасхальных каникул я использовал их для предварительной проверки всех своих теорий фуиндзюцу. Не отправляться же в такой карман наобум! Кроликов мне несколько раз покупал в выходные в Хогсмиде Дэниел – я честно сказал, что экспериментировал с ними, и давал галлеон на следующую «партию».

Семян было много, целый свиток. Все они были завёрнуты в кулёчки и подписаны. Невилл, наверное, подумал, что я собираюсь тёте их отдать или летом буду мега-клумбу разводить. Кажется, он не только попросил у профессора Спраут, но и из дома выписал. В нашей «ритуальной чаше» я развёл в воде пару капель крови единорога, соорудил небольшую «грядку» – с помощью куная взрыхлил землю – и посадил некоторые семена, поливая своей «живой водой». Через час, когда мы вернулись с Кибой после «посадок» – он рыхлил землю лапами, а я развеивал повсюду семена – на первой «грядке» ёршиком стояла зелёная травка. Вот это настоящие чудеса! Я догадался трансфигурировать один из камней в лейку и сделал ещё немного «живой воды», поливая землю с посажеными кустиками и всякими травками недалеко от пещер.

По крайней мере, кроликам на первое время будет чем питаться.

Треть оставшейся крови единорога я использовал, чтобы сделать «ключ мира» – он нужен для того, чтобы составить свиток Договора. Банку помыл в источнике – может, каким-нибудь целительным станет или всё лучше расти будет. Всё же магия единорогов удивляет и восхищает.

По ощущениям первичная разведка, обустройство, посадки, создание привязок, заняла около шести часов. К этому времени в тех местах, где я поливал чудо-водой, появилась уже довольно приличная трава. Наверное и в Запретном Лесу на месте пролитой крови что-то выросло или наоборот – концентрация слишком высока и вырастет только после дождя, когда кровь Хацуюки размоет…

– Киба, мы возвращаемся, – свистнул я псу, который, кажется, хотел пометить все свои новые территории. Цербер, свесив все три языка, с топотом прибежал ко мне. Как мало для счастья надо – побегать вволю.

«Возвращаемся?!» – кажется, Киба чуть расстроен.

– Да. Придётся вернуться. На время. Но сначала я оставлю тут кроликов. Когда ты вернёшься сюда, тебе будет на кого охотиться и что есть. По крайней мере, я так думаю. Насчёт других животных решим позже. Пока и кроликам тут особо есть нечего.

Я достал свиток, в котором у меня были запечатаны длинноухие и разноцветные кролики. Те быстро усвистали от меня и Кибы. Ну ничего… Трава вроде только здесь есть. Или это будут первые кролики, которые смогут грызть камни.

* * *

Вернуться получилось, спасибо «якорю» свитка, спрятанному под мантией. Ощущение времени из-за переноса сбилось, так что я, не теряя ни минуты, закончил свиток Договора: перенёс с Кибы «ключ мира», под воздействием моей воли кровь единорога попросту «перетекла» на больший свиток. Потом был написан договор кровью Кибы за него и его потомков. Большой отпечаток его лапы скрепил узы. Затем своей кровью подписался я. Написал «Гарри Поттер» – имя не так важно, тем более здесь меня знают под ним, и потомки будут нести мою кровь, которая не даст обмануть.

– Теперь попробуй вернуться туда… – я свернул свиток Договора и запечатал его в меньший свиток, в дальнейшем лучше поместить его в банковский сейф. – Кстати, надо как-то назвать тот мир, для удобства. Есть идеи?

«Чёрные Пещеры? – предложил Киба. – А как мне туда вернуться?»

– Ты уже принадлежишь тому миру. Тебе следует просто представить себе, что ты там, почуять метки, и твоя кровь позовёт тебя.

«Хорошо. Попробую», – Киба лёг на пузо… и исчез.

– Хороший пёс, – пробормотал я и выпил бодрящего зелья. Голова немного кружилась.

Теперь следовало проверить работу призыва. Я по привычке прикусил палец и сложил необходимые печати, обращаясь к Кибе, брякнув рукой в пол. Из крови знакомо собралась чернильная печать ключа, выдёргивая Кибу призывом. Такое облегчение!

Раздался хлопок от резко развернувшегося воздуха, и мой цербер снова оказался в своей комнате с люком в полу.

– Всё получилось, – сил радоваться совсем не было. – Тебе придётся побыть здесь пока, Киба. Так надо. Когда начнётся заварушка и тебя попробуют усыпить или ранить, сможешь исчезнуть. Тогда никто не подумает на меня. Твоё исчезновение сейчас будет слишком подозрительным. Понял меня?

«Понял, – ответил он, аккуратно придерживая меня мордой, чтобы я не упал, – когда Вонючка попытается меня усыпить, я уйду в Чёрные Пещеры».

– Да, я пойду. Рад, что у нас всё получилось.

Когда я вышел из комнаты Кибы, часы на астрономической башне пробили два часа.