Текст книги " Звезда козодоя"

Автор книги: Миядзава Кэндзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

ДОБРОДУШНАЯ ВУЛКАНИЧЕСКАЯ БОМБА

У подножья одного заснувшего вулкана, под сенью раскидистого дуба с давних пор лежал большой черный камень, прозванный «Коровой».[38]38
  …камень, прозванный «Коровой» – яп. «Бэго» – на диалекте префектуры Иватэ означает «корова»


[Закрыть]

Это прозвище дали черные ребристые камни, разбросанные вокруг в траве. У этого камня было еще одно прекрасное имя «Источник»,[39]39
  …имя «Источник» – яп. Источник, основа.


[Закрыть] но об этом Корова не ведала.

У Коровы не было ни одного выступа, она походила на гладкое слегка вытянутое яйцо. Ее крест-накрест обвивали два каменных пояса. Нрава Корова была миролюбивого, не было случая, чтобы она вышла из себя.

Однажды унылым днем, когда опустился густой туман, и не было видно ни неба, ни гор, ни долины, ребристые камни стали подшучивать и подтрунивать над Коровой.

– Корова-сан. Добрый день. Как ваши рези в животе? Прошли?

– Спасибо. Но у меня не болел живот, – раздался из тумана раздался спокойный голос Коровы.

– Ха-ха-ха! – хором засмеялись камни.

– Корова-сан! Приветствую вас! Принесла ли вчера сова красного перца?

– Нет. Сова, кажется, вчера сюда не прилетала.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – заходились от смеха камни.

– Корова-сан! Доброго здравия! Говорят, вчера вечером в тумане на вас помочилась дикая лошадь. Какая жалость.

– Спасибо за сочувствие. К счастью, такого не было.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – Все смеялись от души.

– Корова-сан! Добрый день. Слышали, вышел новый закон. Согласно ему, все круглые или яйцеобразные предметы Должны быть разбиты. Вам нужно спасаться.

– Спасибо. Пускай меня разобьют вместе с солнышком.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Как глуп этот камень, ничем его не проймешь!

В этот момент туман рассеялся, солнце залило всю округу золотым светом, и миру открылось бескрайнее голубое небо. Все камни принялись мечтать о сакэ из дождя и клецках из снега. Корова тоже благодушно посматривала вверх на солнце и голубое небо.

На другой день опять опустился туман, и ребристые камни вновь принялись насмехаться над Коровой. Им просто хотелось повеселиться, ничего дурного они в уме не держали.

– Корова-сан. Смотри, у всех у нас есть углы. И лишь ты почему-то такая круглая и гладкая. Когда извергался вулкан, мы же все вместе вылетели из его жерла и упали на землю?

– Когда я была частицей раскаленной лавы, я взлетела в небо и закрутилась волчком, вот и стала круглой.

– Но никому из нас не пришло на ум делать такое! Почему же ты так крутилась?

На самом деле ребристые камни до смерти перепугались когда, отделившись от лавы, вместе с черным дымом взлетели в воздух.

– Я даже и не думала об этом, меня крутило-вертело, и ничего с этим поделать я не могла.

– Все понятно. От испуга такое бывает. Ты, наверное, просто напугалась.

– Может и так. Может и напугалась. Грохот тогда был ужасный, да и зарево – просто жуть какая-то!

– Так-то. Все дело в трусости. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Камни снова дружно расхохотались. Тут туман стал рассеиваться, и поэтому они снова уставились в небо, задумавшись каждый о своем.

А Корова молча разглядывала сверкающую листву дуба. Много раз потом шел снег и вновь прорастала трава. Много раз дуб ронял старую листву и одевался в новую. Однажды дуб нарушил молчание.

– Корова-сан… Давние мы с вами соседи.

– Да уж. Вы очень выросли за это время.

– Ну что вы. Впрочем… когда я был маленьким, вы казались мне огромной черной горой.

– Правда? А вот теперь вы выше меня.

– Ваша правда.

Дуб с гордостью закачал ветвями.

Сначала лишь камни издевались над Коровой, но она была так незлобива, что уже и все вокруг стали насмехаться над ней. Патриния как-то раз изрекла:

– Корова-сан. Взгляните на меня, наконец-то я надела золотую корону!

– Поздравляю, Патриния-сан.

– А когда у вас будет корона?

– Ну, у меня короны никогда не будет.

– Вот как. Как же жаль вас. Ну-ка постойте, мне кажется, на вас тоже есть какая-то корона, – сказала патриния, приметив коротенький мох, недавно выросший на Корове.

Корова рассмеялась.

– Да нет же, это мох.

– Вот как. Какой он, право, некрасивый…

С того разговора прошло десять дней. Вдруг Патриния удивленно воскликнула.

– Корова-сан! Вы только взгляните! И у вас появилась корона! Во всяком случае, мох на вашей голове надел красный капюшон. Поздравляю!

Корова печально усмехнулась и безразлично ответила:

– Спасибо. Только ведь это не мой капюшон. Это корона мха… Корона, которая увенчает меня, покроет серебром всю равнину…

Эти слова сильно испугали патринию.

«Она же говорит снеге! Какой ужас, какой ужас!» А в воздухе и в самом деле уже плясали снежинки. Корова заметила это и стала утешать патринию.

– Патриния-сан, действительно, какая неприятность! Ох, простите, простите… Но ведь это случается каждый год, что ж тут поделаешь. Зато когда весной снег сойдёт, мы снова вас увидим. Буду очень, очень рада нашей встрече!

Патриния уже ничего не смогла ответить.

Наступил следующий день. К камню подлетел комар.

– Сколько же всякого мусора навалено на этой равнине. Вот, например, камень «Корова». Ну, какой с него прок? Вот, взять, к примеру, хмель. Он рыхлит землю и очищает воздух. Даже от травы есть польза – она сверкает росинками и радует взор. Вот так! – Комар улетел прочь с противным писком.

Мох, выросший на Корове – и тот потерял почтительность, постоянно слушая всякие гадости о хозяйке, а тут, после комариной тирады, стал издеваться в открытую.

Нахлобучив красную шапочку, он запел, пританцовывая.

Корова – чернавка, Корова – чернавка.

Чернавка, дон-дон

Льет ли дождь – а Корова черная-черная, дон-дон

Светит солнце – А Корова все равно

черная-черная, дон-дон.

Корова – чернавка, Корова – чернавка.

Чернавка, дон-дон.

Пройдет тысяча лет, а «Корова» останется

черной, дон-дон.

Минет десять тысяч лет, а Чернавка все будет

такой же, дон-дон.

Корова рассмеялась.

– Славно поешь. Очень славно. Мне-то все равно, но хорошо ли это для вас?.. Спою-ка и я что-нибудь. А ну, споем вместе со мной!

Небо. Небо. Небо -

Из его грудей льет ледяной дождь.

С дуба капли дождя кап-кап.

Белый туман хлюп-хлюп.

Небо. Небо. Небо —

Солнышко, светит – пых-пых-пых.

И луны сияние, цун-цун-цун.

Звезды мерцают, пиккарико.

– Никуда не годится твоя песня. Совсем дурацкая!

– Вот как. Ну что ж, я поэтическими талантами никогда не блистала.

Корова невозмутимо замолчала.

И тут все обитатели равнины принялись дружно смеяться над Коровой:

– Здорово «красный капюшон» сбил спесь с этой толстухи! Мы больше не желаем общаться с ней. Она уродка! Чернавка! Чернавка! Чернавка! Дон-дон! Корова – дон-дон!

Но тут на равнине показались четверо красивых, высоких людей в очках, а руках они держали какие-то блестящие инструменты. Один их них, увидев Корову, воскликнул.

– Ура! Ура! Наконец-то я нашел, что искал! Какое чудо! Просто идеальный образец. Классический образец вулканической бомбы. Впервые вижу столь совершенные формы. Как изящно она перепоясана. Одна такая находка стоит того, чтобы проделать столь дальний путь!

– И, правда, красивая. Таких замечательных образцов и в Британском музее не сыщешь.

Бросив инструменты в траву, люди окружили Корову со всех сторон, и поглаживали, и похлопывали ее по округлым бокам.

– Ни на одном из имеющихся образцов нет такого пояса. Ну что ж, теперь понятно, каким образом этот камень крутился в воздухе. Великолепно! Чудесно! Заберем его прямо сегодня.

Люди куда-то ушли. Ребристые камни молчали, словно язык проглотили. А добродушная вулканическая бомба «Корова» тихонько посмеивалась.

После полудня в долине опять засверкали очки и приборы – снова явились давешние ученые, только на этот раз с ними были деревенские жители и телега, запряженная лошадью.

Они остановились под дубом.

– Это очень ценный экземпляр. Пожалуйста, аккуратнее, не повредите его. Как следует оберните. Давайте отдерем от него мох.

Мох расплакался. А вулканическую бомбу аккуратно обвязали соломой. И тогда Корова сказала:

– Друзья. Спасибо за ваши заботы. Господин мох, до свидания. Хотелось бы еще раз послушать вашу песенку. Место, куда я направляюсь, вряд ли будет столь светлым и приятным, как наша равнина. Однако мы должны делать то, что должны и можем. До свидания, прощайте все!

На Корову повесили большую табличку «Токийский Императорский университет, кафедра геологии».

А затем – раз-два-три! – взгромоздили ее на телегу.

Лошадь фыркнула, потянула ноздрями воздух и зашагала по зеленой-зеленой равнине.

БОСОНОГИЕ ВО СВЕТЕ

Часть I
Хижина в горах

Итиро проснулся от надоедливого птичьего гомона Уже совсем рассвело. Три голубых луча света пробились сквозь щель в углу хижины. Вспыхнув над головами братьев, они высветили ножи, висевшие на тростниковой стене хижины.

В центре на полу ярко горело полено. Дым окрашивал лучи света в сизый цвет, клубился, принимая причудливые формы, и растворялся в солнечном свете.

– Ого! Да уже день! – пробормотал себе под нос Итиро и оглянулся на младшего брата Нарао.

Тот сладко спал, приоткрыв рот. Щеки у него раскраснелись, как наливные яблочки. Из-под губы виднелись белые зубки, и Итиро, не удержавшись, щелкнул по ним ногтем.

Не открывая глаз, Нарао сморщился, вздохнул и снова заснул.

– Вставай, Нарао, уже утро. Просыпайся. – Итиро принялся тормошить брата.

Нарао опять недовольно поморщился, что-то пробормотал себе под нос, и, наконец, приоткрыл глаза. А потом удивленно пробормотал:

– Ой, да мы же в горах…

– Ночью… хотя нет, ближе к утру, очаг погас. Помнишь? – спросил Итиро.

– Не-а.

– Холодно стало – страсть! Отец проснулся и раздул огонь.

Нарао ничего не ответил, словно мысли его витали где-то далеко-далеко.

– Отец уже работать пошел. Ну-ка, вставай.

– Ладно.

Братья выбрались из-под крохотного одеяла, которым вместе укрывались ночью, а затем подсели к огню. От дыма глаза Нарао заслезились, он принялся их тереть, а Итиро, как завороженный, уставился на огонь.

За оконцем грохотал горный поток, птицы неугомонно щебетали.

Внезапно ослепительный золотистый солнечный свет хлынул прямо под ноги Итиро. Братья подняли головы. На пороге распахнувшейся двери стоял отец, его силуэт темнел на фоне белого, искрящегося холодным отблеском горного снега.

– Ну что, проснулись? Ночью не замерли?

– Нет.

– Огонь все время гас. Дважды пришлось вставать, чтобы раздуть. Прополощите рот. Завтрак готов. Нарао!

– Да!

– И где тебе больше нравится, в горах или дома?

– В горах. В школу не надо ходить.

Приподнимая крышку кастрюли, отец рассмеялся. Итиро встал и вышел из хижины. За ним последовал Нарао.

Какая же вокруг красота! Блестящее небо залито синим светом, и синева его словно плещется в глазах братьев… А если взглянуть прямо на солнце, то его свет рассыпается по всему огромному небу оранжевыми и зелеными блестками, похожими на драгоценные камни. А зажмуришься от слепящих лучей, так в сине-черной тьме все равно сияет отблеск прозрачно-голубой синевы. Вновь распахнешь глаза – и видишь, как в синем небе кружатся мириады солнечных точек, цвета золота и колокольчиков.

Итиро подставил руки под желоб с водой. От самого его края почти до земли свесилась огромная сосулька. Прозрачная вода искрилась на солнце, от нее поднимался пар, отчего она казалась теплой, хотя на самом деле была обжигающе-ледяной. Итиро быстро прополоскал рот и плеснул воды в лицо.

Руки у него совсем замерзли, и он протянул их к солнцу. Но пальцы прямо заледенели, и он прижал их к горлу.

Нарао последовал примеру старшего брата и принялся умываться, но тоже быстро закоченел. От холода руки Нарао покраснели и опухли. Итиро подскочил к нему, сжал в своих руках его мокрые красные пальчики, пытаясь отогреть их.

Затем мальчики вернулись в хижину.

Отец смотрел на огонь и о чем-то думал. Кастрюля на огне тихонько булькала.

Братья сели.

Солнце поднялось высоко, и три синих солнечных луча падали уже почти вертикально.

Снежная шапка на горе напротив словно парила в небе. Стоило посмотреть на нее – и мысли тоже уносились далеко-далеко.

Вдруг на самой ее макушке появилось какая-то смутная белесая тень – не то дым, не то туман. Потом послышался пронзительный, словно пение флейты, звук.

Вдруг Нарао, опустив уголки рта, скривил личико и разревелся. Итиро посмотрел на него с. каким-то странным выражением:

– Что случилось? Захотелось домой? – спросил отец, но Нарао, прижав ладошки к лицу, ничего не ответил и зарыдал еще горше.

– Да что с тобой, Нарао? Живот разболелся? – спросил Итиро, но Нарао молча плакал.

Отец встал, дотронулся рукой до лба Нарао, а затем прижал его голову к себе.

Постепенно рыдания затихли, мальчик только тихонько всхлипывал.

– Отчего ты плакал? Тебе захотелось домой? Скажи мне, – спросил отец.

Нет, – Нарао покачал головой, продолжая всхлипывать.

Что-то болит?

Нет.

– Ну, тогда что же ты плачешь? Мужчины не должны плакать.

– Мне страшно, – наконец ответил Нарао и снова расплакался.

– Отчего тебе страшно? И папа твой здесь, и братец, и день такой светлый… Чего ты боишься?

– Мне страшно…

– Чего?

– Ветра Матасабуро.[40]40
  Матасабуро – мифический персонаж, бог ветра, придуманный Миядзава, предвестник несчастий и смерти.


[Закрыть] Он со мной говорил…

– Что он тебе сказал? Матасабуро вовсе не страшный. Что такого он сказал?

– Папочка, он сказал, что меня оденут в новое кимоно, – Нарао вновь расплакался.

Итиро почему-то вздрогнул. Однако отец рассмеялся.

– Ха-ха-ха! Этот Матасабуро дельную вещь сказал. Наступит апрель, купим тебе новое кимоно. Разве стоит из-за этого плакать? Ну, успокойся, успокойся, – повторил Итиро, заглядывая ему в лицо.

– Он еще кое-что сказал, – добавил Нарао, потирая покрасневшие, опухшие от слез глазенки.

– Что?

– Что мама положит меня в воду и помоет.

– Ха-ха-ха! Вот это соврал так соврал! Нарао уже большой и моется сам! Этот ветер Матасабуро известный лгун. Не плачь, не плачь.

Отец побледнел, но притворился, что и ему смешно, а у Итиро сжалось сердце, и он не смог рассмеяться. Нарао продолжал плакать.

– Давай поедим, хватит плакать!

Но Нарао все тер глаза, которые покраснели и заплыли от слез.

– А еще он сказал, что все пойдут меня провожать, – добавил он.

– Пойдут провожать? Конечно, так и будет! Вот вырастешь большой и куда-нибудь поедешь, все непременно пойдут тебя провожать. Да твой Матасабуро наговорил тебе кучу приятных вещей! Только хорошее! Не плачь, ну, не плачь же. Настанет весна, поедем в Мориоку,[41]41
  Мориока – центральный город префектуры Иватэ


[Закрыть] на праздничное представление. Не плачь.

Итиро стал бледным как полотно, и, не отрываясь, смотрел на огонь, на который падали солнечные лучи, потом сказал.

– Да не бойся ты этого Матасабуро! Вечно всякую чушь несет, только людям голову морочит.

Нарао перестал рыдать и только всхлипывал. Он все тер глаза, размазав по лицу черную угольную пыль, и стал похожим на маленького барсучонка.

Отец рассмеялся:

– Ну-ка, давай лицо умоем, – сказал он, вставая с места.

Часть II
На перевале

Минул полдень. Шум реки, доносившийся до хижины, изменился. Поток журчал теперь тепло и спокойно. Возле дверей хижины отец разговаривал с человеком, который привел лошадь, чтобы отвезти в деревню уголь. Они беседовали долго. Затем покупатель принялся навьючивать мешки. Братья вышли на улицу, чтобы поглазеть на лошадку.

Она аппетитно жевала сено, грива у нее была светло-коричневая и кудрявая, а глаза огромные-преогромные. В них отчетливо отражались отцовские кирки и мотыги, стоявшие рядом. Вид у нее был какой-то несчастный.

Отец сказал братьям.

– Мальчики, вам придется вернуться домой с этим человеком. Он как раз идет в сторону Нараханы. Если в следующую субботу будет хорошая погода, я загляну домой.

И действительно, назавтра, в понедельник, надо было идти в школу.

– Хорошо отец, мы идем, – отозвался Итиро.

– Вот и славно. Вернетесь домой, скажите маме, чтобы как можно скорее послала мне с кем-нибудь большую пилу. Смотрите, не забудьте. Дойдете до дома часа через полтора, даже если не будете торопиться, так что, к половине четвертого доберетесь. И запомните, снег есть нельзя, даже если очень захочется пить!

– Хорошо, – кивнул Нарао.

Он уже совершенно успокоился и подпрыгивал от нетерпения.

Покупатель погрузил мешки с углем на спину лошади, прикрутил их веревкой и сказал:

– Можно трогаться в путь. Может, дети пойдут впереди? – просил он отца.

– Пусть следом идут. Ну, полагаюсь на вас! – ответил отец с улыбкой и поклонился.

– Тогда пошла, милая, – покупатель потянул повод, «динь-динь» зазвенел колокольчик, и лошадь, опустив голову, тронулась с места.

Итиро велел братишке идти впереди, а сам пошел за ним. Дорога была замерзшая, идти было легко, а небо отливало такой нестерпимой синевой, что становилось даже немножко страшно.

– Смотри, какие ягоды на дереве висят, – вдруг воскликнул Нарао.

Итиро шел позади и не расслышал.

– Что? – переспросил он.

– Вон, на том дереве, посмотри! – повторил Нарао.

Итиро пригляделся. И впрямь, у подножья скалы стояло дерево, с его ветвей огромными гроздьями свисали какие-то коричневые ягоды. Итиро засмотрелся на них. А затем припустил за лошадью, которая уже порядком ушла вперед. Хозяин лошади обернулся, укоризненно посмотрел на него и молча зашагал дальше.

Дорога была вся сплошь в ледяных кочках и выбоинах, лошадь то и дело спотыкалась. Нарао глазел по сторонам, поэтому тоже несколько раз чуть не упал.

– Смотри хорошенько под ноги, – выговаривал ему Итиро.

Как-то незаметно дорога отошла от реки и теперь вилась по холму, похожему на огромного слона. Вдоль дороги росли редкие каштаны, покрытые сухой листвой. В ветвях коротко прочирикала птичка и упорхнула. Солнечный свет побледнел, и снег казался теперь темнее, зато искрился гораздо ярче, чем прежде.

Зазвенел колокольчик, на дороге показались встречные путники, они вели под уздцы лошадей.

Подле покрытого красными плодами бересклета погонщики сошлись вместе. Лошадь, которая шла перед братьями, сошла с дороги и встала в снегу. Братья тоже по колено забрели в снег, чтобы уступить дорогу.

– Доброе утро!

– Доброе утро!

Поздоровавшись, погонщики прошли мимо. Однако последний из них задержался. Его лошадь тронулась было с места, но он крикнул ей: «Тпру», и она снова встала. Братья выбрались из сугроба на дорогу. За ними вернулась и лошадь их провожатого. Погонщики разговорились и все никак не могли остановиться.

Мальчики стояли и ждали, ждали… Потом им надоело ждать, и они решили потихоньку пойти вперед сами. До дома оставалось меньше одного ри,[42]42
  Ри – мера длины, равная 3,927 км.


[Закрыть] только перебраться через перевал. Небо стало немного хмуриться, но дорога шла прямо, поэтому Итиро решил, что ничего не случится, если они пойдут вперед. Провожатый бросил взгляд на удаляющихся мальчишек, но, видимо, собираясь вскорости тронуться следом, продолжил беседу.

Нарао хотелось поскорее попасть домой, поэтому он бодро шагал вперед. Итиро шел за ним, то и дело оглядываясь назад, но лошади, опустив головы, по-прежнему стояли в снегу, а погонщики оживленно обсуждали что-то, размахивая руками в белых рукавицах. Дорога круто пошла вверх в гору. Нарао то и дело упирался руками в колени, что-то приговаривая, будто баловался. Он забирался все выше и выше, Итиро шел следом за ним, тяжело вздыхая и приговаривая:

– Ничего себе, ну и крутизна.

Наконец Нарао выдохся, резко затормозил и обернулся назад. От неожиданности Итиро налетел на него.

– Что, устал? – переводя дыхание, спросил он у младшего брата.

Они обернулись назад. Дорога тонкой лентой уходила вниз, но ни людей, ни лошадей у подножья было уже не видно. Вокруг был один только снег. Небо плотно затянуло белыми облаками, солнце едва-едва пробивалось сквозь них и походило на большое серебряное блюдо. Покров снега стал совсем темным. На отлогих возвышенностях попадались островки каштанов и дубов. Пейзаж стал невыразимо унылым. Тут Нарао, увидев высоко в небе сокола, громко закричал.

– Гляди, гляди! Птица! – И засвистел.

Итиро промолчал. А потом сказал.

– Нужно скорее через перевал перебраться. Может снег пойти.

И впрямь в этот самый момент острый гребень горы, темневший на фоне белого неба, начал заволакиваться тучами. Посыпалась мелкая сухая снежная крупка.

– Нарао, давай, вставай быстрее. Снег пошел. Доберемся до верха, там дорога пойдет ровнее, – с беспокойством сказал Итиро.

Нарао, почуяв тревогу в голосе брата, засуетился и быстро-быстро стал карабкаться вверх.

– Ну, уж так-то не надо спешить! Все будет в порядке. Нам уже меньше ри осталось, – сказал Итиро, еле переводя дыхание.

Они продолжали карабкаться изо всех сил, даже в глазах потемнело. И впрямь следовало поторопиться: снег повалил так густо, что и в нескольких шагах уже ничего не стало видно. Он облепил братьев с головы до ног. Нарао расплакался и ухватился за брата.

– Нарао, что делать… давай вернемся, – совсем растерялся Итиро.

Но стоило ему посмотреть вниз, как мысль о возвращении тотчас отпала. Все внизу было пепельно-серым, словно там зияла темная дыра. По сравнению с этим мраком вершина призывно сияла светлой белизной, к тому же до нее было уже рукой подать. Стоит только добраться туда, как будет легче – дорога пойдет по плато, ровно и прямо. Там летают горные птицы и растут кусты, усыпанные красными и желтыми плодами.

– Ну же, осталось чуть-чуть. Давай! Дойдем до вершины, там и снега нет, и дорога прямая. Идем же! Ничего страшного. Скоро нас провожатый с лошадью догонит. Не плачь. Пойдем потихоньку, – сказал Итиро, заглянув в лицо Нарао.

Нарао вытер слезы и засмеялся. Снежинка, упав на щеку Нарао, сразу же растаяла, от этого у Итиро почему-то защемило сердце. Теперь Итиро пошел впереди. Дорога стала менее крутой, да и снег валил вроде не так густо. И все же снегоступы вязли в сугробах.

Они уже подходили к вершине гребня, по обеим сторонам дороги стали попадаться огромные черные валуны, покрытые снегом.

Мальчики молча брели, стараясь не поддаваться страху. Итиро потряс шарф и счистил с себя снег.

Наконец-то, вершина!

– Пришли, пришли. Дальше прямая дорога. Нарао!

Итиро обернулся и посмотрел на брата. Раскрасневшийся Нарао радостно смеялся, глубоко вдыхая ртом воздух. Мелкий снег по-прежнему сыпался сверху.

– Лошадь, наверное, уже на полпути к нам. Давай покричим.

– Давай.

– Раз-два-три. Эй-эй-эй!!!

Их голоса растворились в воздухе, они не услышали ни ответа, ни эха. Небо вдруг стало еще темнее, а снег закружился! еще быстрее.

– Пойдем дальше. Через полчаса будем уже внизу, – сказал Итиро и зашагал дальше.

Вдруг послышался свист, налетел порыв ветра. Снег, словно мука, сеял и кружился, не утихая ни на секунду, леденящий ветер задувал под полы пальто. Братья, закрыв лица руками, остановились. Ветер, казалось, снова утих, и они уже собрались продолжить путь, как налетел новый вихрь, еще сильнее прежнего. Ветер выл, как чудовищная флейта, поземка мела по земле, сбивая с ног.

То, что они приняли за вершину, оказалось совсем не вершиной. Нарао испуганно цеплялся за Итиро. Они еще раз оглянулись назад. Как только ветер затих, Итиро вновь двинулся вперед, но позади был сплошной мрак. Нарао лишь беззвучно плакал и, пошатываясь, плелся за братом.

Снега уже навалило по самые щиколотки. Кое-где образовались сугробы, и идти стало трудно. Но Итиро шел вперед, Нарао старательно ступал по его следам. Итиро то и дело оборачивался назад, но братишка отставал все больше и больше. Засвистел ветер, снег взметнулся вверх, Итиро приостановился, а Нарао мелкими шажками подбежал к брату и уцепился за него.

Они не прошли еще и половины перевала. Сугробы становились все выше, и дети вязли в снегу.

Перебираясь через один из сугробов, Итиро споткнулся и упал в снег. Сугроб оказался слишком глубоким – руки и ноги Итиро увязли в снегу, он с трудом поднялся, хрипло рассмеявшись, а Нарао от страха расплакался.

– Со мной ничего не случилось, Нарао. Не плачь, – сказал Итиро и вновь двинулся вперед.

Однако теперь в сугробе увяз Нарао. Он не смог выбраться, и, скорчившись, плакал. Итиро бросился к нему и вытащил из снега. Затем отряхнул его и спросил:

– Можешь идти? Осталось совсем немного.

– Да, – сказал Нарао, однако в глазах его стояли слёзы, губы кривились, и он остановившимся взглядом смотрел куда-то вперед.

Снег валил все сильнее, ветер дул все яростней. Братья побежали, но их сбивало с ног. То Итиро упадет, то Нарао. Они уже не разбирали, где дорога, а где снежная целина. А когда оба встали и пошли дальше, показался огромный черный утес, которого прежде на этом месте не было.

Снова подул ветер. Снег крутился, как пыль, как песок, как дым. Нарао даже закашлялся.

Но дороги не было. Они уткнулись в утес.

Итиро обернулся. Их следы четко отпечатались на снегу.

– Мы пошли не туда. Надо вернуться, – крикнул Итиро, резко схватил Нарао за руку и бросился было бежать, но почти сразу упал.

Нарао разревелся.

– Не плачь. Подождем, пока кончится метель. Только не реви, – сказал Итиро. Он остановился возле утеса, обняв Нарао.

Ветер завывал, как бешеный. Братья хватали ртом воздух, а снег все сыпался и сыпался на них.

– Не вернемся, мы никогда не вернемся, – сказал Нарао, плача. Его голос унес ветер. Итиро подтянул повыше шарф и крепко обнял брата.

Теперь мы умрем от снега и ветра, подумал Итиро. Четкие картины, будто высвеченные ярким фонарем, промелькнули перед его глазами. Однажды на Новый год их пригласили к родственникам и угостили мандаринами. Нарао поспешно запихнул в рот один мандарин и сразу же потянулся за другим. Тогда Итиро с укоризной посмотрел на брата. Потом перед глазами всплыли маленькие, красные от холода пальчики Нарао. Дышать стало тяжело, словно они выпили яду. Итиро и не заметил, как они упали в снег. Он еще крепче обнял брата.