Текст книги " Звезда козодоя"

Автор книги: Миядзава Кэндзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

ПРОГУЛКИ ПО СНЕГУ

Часть I
Лисенок Кондзабуро

Снег покрылся ледяным настом, сделавшись твердым, словно мрамор, а небо казалось холодной и гладкой каменной плитой.

«Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко».

Солнце горело белым светом, источая аромат лилий и освещая глянцевитый снег.

Деревья переливались в покрывшем их, будто сахарный песок, инее.

«Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко».

Сиро и Канко в маленьких снегоступах шли по полю, и снег хрустел под их ногами: кикку, кикку, кикку.

Будет ли еще когда-нибудь такой занятный день, как сегодня? Сегодня они могли идти, куда вздумается, и по просяному полю, где обычно нипочем не пройдешь, и по равнине, поросшей мискантом. Снег-то сегодня ровный-ровный, как плита. И плита эта сверкает, как множество маленьких-маленьких зеркальных осколков.

«Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко».

Дети дошли до леса. Огромный дуб так согнулся под тяжестью сказочно красивых прозрачных сосулек, что ветви его почти легли на земле.

– Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко. Маленький лис хочет найти невесту, хочет найти невесту, – громко закричали дети, повернувшись к лесу.

На мгновение повисла тишина, дети набрали в грудь воздуха, чтобы крикнуть вновь, но тут из лесу донеслось: «Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко», и вслед за этим на опушку, хрустя снегом, выбежал лисенок.

Сиро немного напугался, заслонил собой сестру, покрепче уперся ногами в землю и закричал.

– Маленький лис, белый лис, ищешь себе невесту, давай я тебе помогу!

Лисенок, еще совсем маленький, покрутил один ус, острый как серебряная иголочка, и ответил:

– Сиро – синко, Канко – канко, а мне жена не нужна.

Сиро рассмеялся и сказал:

– Маленький лис, если тебе не нужна жена, давай принесу тебе моти.[29]29
  Моти – вареные рисовые лепешки.


[Закрыть]

Лисенок несколько раз мотнул головой и с насмешкой сказал:

– Сиро – синко, Канко – канко, может, мне принести вам просяные данго?[30]30
  Данго – клецки из сладкой рисовой пасты.


[Закрыть]

Канко стало так интересно, что она, по-прежнему прячась за спиной Сиро, запела:

– Маленький лис. Лисьи данго – это заячьи какашки.

Маленький лис Кондзабуро рассмеялся над этим и сказал:

– Это не так. Разве такие важные господа, как вы, будут есть заячьи коричневые данго? Ну почему все считают, что мы, лисы, вечно дурачим людей? Это несправедливо!

Сиро удивился и спросил:

– А что, разве это не так? Вы ведь и вправду обманываете людей.

Кондзабуро даже разволновался.

– Это ложь. Возмутительная ложь. Люди, которые плетут подобные небылицы, или пьяны, или от страха все у них в голове помутилось. Вот, к примеру, недавно был один занятный случай. Стояла лунная ночь, и человек по имени Дзинбэй уселся прямо перед нашей норой и всю ночь распевал «дзёрури».[31]31
  Дзёрури – возникший в Японии особый жанр драматической ритмованной прозы, специально предназначенной для речитативного пения под аккомпанемент трехструнного инструмента «сямисэн». С конца XVI в. стал использоваться как сопровождение для представлений кукольного театра.


[Закрыть] Мы все выбежали посмотреть.

Сиро закричал:

– Если это был Дзинбэй, то он не мог петь дзёрури. Он обычно поет нанива-буси.[32]32
  Нанива-буси – песни-баллады. Жанр нанива-буси включает в себя элементы стиля дзёрури и также исполняется под аккомпанемент сямисэна. Термин произошел от топонима Нанива (современная Осака), где этот жанр был распространен. И музыкальный стиль, и тексты нанива-буси всегда пользовались особым успехом у простого люда.


[Закрыть]

Лисенок Кондзабуро понимающе кивнул.

– Может быть, и так. И все же, советую угоститься моими данго. Чтобы их приготовить, я вспахал поле, засеял его, скосил и обмолотил колосья, смолол зерно, замесил тесто, даже добавил сахара. Ну, что скажете? Не угодно ли тарелочку данго?

Сиро вновь рассмеялся.

– Кондзабуро-сан. Мы только недавно поели моти, поэтому не голодны. Давайте перенесем угощение на следующий раз?

Лисенок Кондзабуро обрадовался и замахал своими короткими лапками.

– Следующий раз? В таком случае, я угощу вас тогда, когда будет представление с волшебным фонарем. Пожалуйста, приходите посмотреть на волшебный фонарь. Представление состоится в следующую лунную ночь, когда снег снова замерзнет. Начало в восемь часов, я дам вам билеты. Сколько вам билетов?

– Ну, скажем, пять, – сказал Сиро.

– Пять? Вас же двое, а еще кому три? – спросил Кондзабуро.

– Для наших старших братьев, – сказал Сиро.

– А ваши братья моложе одиннадцати лет?

– Нет, самому младшему из них двенадцать лет.

Кондзабуро вновь с серьезным видом потеребил свой ус и сказал:

– В таком случае вынужден вам отказать. Приходите только вдвоем. Я приготовлю для вас специальные места, это будет чрезвычайно увлекательно. Первая сценка называется: «Не гоже пить саке». В этой сценке Таэмон-сан и Сэйсаку-сан из вашей деревни, которые напились так, что аж в глазах потемнело, решили полакомиться на лугу необычными пирожками мандзю и лапшой-соба. Меня на изображениях тоже можно разглядеть. Вторая сценка называется «Осторожнее, капкан». Это история о том, как братец-лис Кон-бэй угодил в ловушку на лугу. Это рисунок. Не фотография. Третья сценка «Осторожнее с огнем». В ней наш братец Консукэ отправляется в ваш дом, где подпалит себе хвост. Пожалуйста, приходите посмотреть.

Дети радостно закивали в ответ.

Лис тоже вроде как улыбнулся, после чего зашагал по насту, цокая когтями «кику-кикку тон-тон, кикку-кикку тон-тон». Он помахал головой и хвостом, задумался, и, будто бы о чем-то вспомнив, вдруг запел, отмеряя лапами такт.

Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко.

Пирожки-мандзю на равнине, по-по-по.

Таэмон напился и закачался.

В прошлом году съел аж тридцать восемь штук.

Хрустящий снег, замерзший снег.

Лапша на равнине, хо-хо-хо.

Сэйсаку напился и закачался.

В прошлом году съел аж тринадцать плошек.

И Сиро, и Канко, поглощенные песенкой, стали пританцовывать вместе с лисенком.

«Кику-кикку, тон-тон. Кикку-кикку, тон-тон. Кикку, кик-ку, кикку, кикку, тон-тон-тон».

Сиро стал напевать:

Кон-кон, маленький лис, в прошлом году

лис Кон-бэй

Попался правой лапой в ловушку,

Бата-бата, кон-кон-кон.

Затем запела Канко:

Кон-кон, маленький лис, в прошлом году

лис Консукэ

Хотел стащить жареную рыбу,

Да подпалил себе хвост, кян-кян-кян.

«Кику-кикку, тон-тон. Кику-кикку, тон-тон. Кикку, кикку, кикку, кикку, тон-тон-тон».

Танцуя, они углублялись все дальше и дальше в рощу. Побеги магнолий, которые украшают цветами из красного воска,[33]33
  Побеги магнолий, которые украшают цветами из красного воска… – Букет из восковых цветов – одно из подношений в буддийские храмы. Из расплавленного воска отливаются лепестки цветов, которые затем крепятся на ветки дерева.


[Закрыть] трепетали и поблескивали на ветру, в роще темно-синей сетью легли на снег тени деревьев, а там, куда падали солнечные лучи, казалось, расцвели серебристые лилии.

И тут лисенок Кондзабуро сказал.

– Давайте позовем и олененка! Олененок отлично играет на флейте.

Сиро и Канко от радости захлопали в ладоши. И все трое закричали.

Хрустящий снег, замерзший снег,

Олененок ищет невесту, ищет невесту.

И тут издалека донесся тонкий красивый голос:

Свистит северный ветер, Кадзэсабуро,

Шумит западный ветер, Матасабуро!

Лисенок Кондзабуро состроил глуповатую рожицу, и сказал:

– Это олененок. Он трусит, поэтому не придет. Хотя… давайте еще разочек крикнем.

Хрустящий снег, замерзший снег,

Олененок ищет невесту, ищет невесту.

И на этот раз издалека донеслись то ли шум ветра, то ли звуки флейты, то ли песня олененка.

Свистит северный ветер, канко-канко,

Шумит западный ветер, докко-докко.

Лисенок вновь пощипал свои усы и сказал:

– Возвращайтесь домой, пока снег не начал таять. В следующий раз, когда будет твердый наст и лунная ночь, приходите сюда. Устроим представление с волшебным фонарем.

И с песенкой: «Хрустящий снег, замерзший снег», Сиро и Канко пошли по серебряному снегу домой.

Хрустящий снег, замерзший снег.

Часть II
Представление с волшебным фонарем в лисьей школе

Над горой Хинокамияма поднималась огромная голубоватая луна.

Поблескивая синеватым светом, снег лежал, будто белый мрамор.

Сиро вспомнил об их договоре с лисенком Кондзабуро и сказал своей сестричке Канко:

– Сегодня будет представление с волшебным фонарем. Давай сходим?

На что Канко запрыгала и запела:

– Пойдем, пойдем. Кон-кон, маленький лисенок. Кон-кон, лисенок Кондзабуро!

Дзиро, их старший брат, спросил:

– Вы что, собрались играть с лисами? Я тоже хочу с вами.

Сиро замялся, ссутулился и сказал.

– Братец, на представление с волшебным фонарем допускаются дети только до одиннадцати лет. Так написано на билете.

– Дайте-ка взглянуть. Хм, и правда. «Гости старше двенадцати лет, за исключением отцов и братьев наших учеников, не допускаются на представление». Эти лисы настоящие хитрецы. Я не могу пойти. Ничего не поделаешь. Но если вы пойдете, возьмите с собой моти. Я думаю, что круглые моти, которые обычно приносят как подношение в храм, вполне сгодятся.

Сиро и Канко надели маленькие снегоступы, закинули за спину узелки с моти и вышли из дому.

Старшие братья Итиро, Дзиро и Сабуро, встав в дверях, сказали на прощание:

– Счастливого пути. Если встретите взрослую лисицу, сразу же закройте глаза. Давайте мы вам споем. «Хрустящий снег кан-ко, замерзший снег син-ко. Маленький лисенок ищет невесту, ищет невесту».

Луна поднялась высоко, лес затянуло голубоватым туманом. Дети уже подошли к самой роще. Перед ними появился маленький лисенок со значком из желудя на груди и сказал.

– Добрый вечер. Или доброе утро. Билеты с собой?

– Да, да, с собой, – сказали дети, протягивая билеты.

– Тогда проходите сюда.

Глаза лисенка хитро поблескивали, однако он притворялся очень серьезным, и, поклонившись, указал лапкой вглубь рощи.

В роще лучи лунного света падали косо и были похожи на длинные голубые палки. Дети подошли к пустой площадке между деревьями.

Присмотревшись, они увидели там учеников лисьей школы. Одни швырялись желудями, другие устраивали турниры по борьбе сумо. А совсем крохотный лисенок, размером не больше мыши, усевшись на плечи старшего ученика, пытался достать до звезды. Это было так забавно! Между ветвями деревьев перед лисятами была натянута белая простыня.

Вдруг Сиро и Канко услышали, как кто-то за их спиной сказал:

– Добро пожаловать, мы рады видеть вас у нас дома. Приятно было познакомиться с вами на днях.

Дети обернулись и увидели Кондзабуро.

На Кондзабуро был роскошный фрак с нарциссом в петлице, и он то и дело прикладывал белоснежный платочек к своей острой мордочке.

Сиро слегка поклонился ему и сказал:

– Мы тоже весьма польщены. Примите заранее нашу благодарность за сегодняшний вечер. Мы принесли с собой моти, Прощу вас, раздайте наше угощение всем присутствующим.

Все ученики лисьей школы посмотрели на него.

Кондзабуро выпятил грудь и с важным видом принял моти.

– Мне, право, так неловко… Это слишком щедрый подарок. Желаю вам приятного просмотра. Представление с волшебным фонарем начнется с минуты на минуту. Извините, я ненадолго отлучусь.

Кондзабуро удалился, держа в лапах моти.

Ученики лисьей школы хором закричали:

– Хрустящий снег, замерзший снег. Твердые моти – катаракко, белые липкие моти – бэтаракко.

Рядом с экраном появилась большая табличка: «Дар, много моти от людей – господина Сиро и госпожи Канко». Лисята радостно захлопали лапами.

В этот момент прозвучал свисток.

Прокашлявшись, Кондзабуро вышел из-за занавеса и почтительно поклонился. Все притихли.

– Какая нынче прекрасная погода. Луна – словно перламутровое блюдо. Звезды – застывшие на поле капли росы. Мы начинаем представление с волшебным фонарем. Просим смотреть во все глаза, не моргая, и не чихая. Кроме этого, у нас сегодня в гостях две важных персоны, поэтому все должны сидеть очень тихо. Ни в коем случае нельзя бросаться желудями. На этом позвольте закончить свое вступительное слово.

Все радостно зааплодировали. Сиро тихонько сказал Канко.

– Здорово он сказал, верно?

Прозвучал свисток.

На экране появилась тень больших букв: «Не гоже пить саке». Затем слова исчезли, и появилась фотография.

На фотографии был изображен пьяненький дедушка, который сжимал в руках какой-то странный круглый предмет.

Все стали топать и припевать.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку, кикку, тон-тон.

Хрустящий снег син-ко, замерзший снег кан-ко.

Пирожки-мандзю на равнине, по-по-по.

Таэмон напился и закачался.

В прошлом году съел аж тридцать восемь штук.

Кикку, кикку, кикку, кикку, тон-тон-тон.

Фотография исчезла. Сиро прошептал Канко:

– Это та самая песенка Кондзабуро.

На экране появилась другая фотография. Пьяный молодой человек что-то жадно ел, погрузив лицо в плошку из листа магнолии. На него смотрел Кондзабуро в белых штанах-хакама.

Все стали притопывать и напевать.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку-кикку, тон-тон.

Хрустящий снег синко, замерзший снег канко.

Лапша наравнине, по-по-по.

Сэйсаку напился и закачался.

В прошлом году съел тринадцать плошек.

Кикку, кикку, кикку, кикку, тон-тон-тон.

Фотография исчезла, после чего сделали перерыв.

Хорошенькая лисичка принесла две тарелки с просяными клецками. Сиро совсем растерялся. Ведь только что они видели, как лопали Таэмон и Сэйсаку, даже не подозревая, что делают что-то некрасивое.

Все ученики лисиной школы смотрели на детей и перешептывались: «Будут ли они есть? Будут ли они есть?»

Канко смущенно держала свою тарелочку, покраснев до ушей. Наконец, Сиро решился и сказал:

– Давай-ка попробуем. Поедим. Не думаю, что Кондзабуро хочет обхитрить нас.

Дети съели все клецки. Они были такими вкусными, что, Канко и Синко наелись до отвала. Ученики лисьей школы обрадовались и пустились в пляс.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку-кикку, тон-тон.

Днем ярко светит солнце,

А ночью светит луна.

Пусть нас разрежут на части,

Но ученики лисьей школы никогда не обманут вас.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку-кикку, тон-тон.

Днем ярко светит солнце,

А ночью светит луна.

Пусть мы замерзнем до смерти,

Но ученики лисьей школы ничего никогда не украдут.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку-кикку, тон-тон.

Днем ярко светит солнце,

А ночью светит луна.

Пусть разорвут нас на части,

Но ученики лисьей школы не станут завидовать никому.

Кикку, кикку, тон-тон, кикку-кикку, тон-тон.

Сиро и Канко пришли в такой восторг, что даже слезы покатились по щекам.

Опять прозвучал свисток.

На экране появились слова «Осторожнее – капкан», написанные большими иероглифами, а затем они исчезли, и появилась картинка.

На ней был изображен лис Кон-бэй, попавший в капкан левой лапой. Все запели:

Кон-кон, маленький лис, в прошлом году лис Кон-бэй

Попался левой лапой в ловушку.

Махал в воздухе лапами и тявкал, кон-кон-кон.

Сиро прошептал Канко:

– Это же песенка, которую я сочинил.

Картинка исчезла, и на экране появилась надпись: «Осторожнее с огнем». Надпись исчезла, и появилась следующая картинка. Был изображен тот самый момент, когда лис Консукэ хотел было стащить рыбу и подпалил себе хвост.

Все ученики закричали:

Кон-кон, маленький лис, в прошлом году

лис. Консукэ

Хотел стащить жареную рыбу,

Да подпалил себе хвост, кян-кян-кян.

Прозвучал свисток, экран осветился, вновь вышел Кондзабуро и объявил.

– Уважаемые зрители. На этом позвольте закончить представление с волшебным фонарем. Кое-что из увиденного этой ночью каждый из вас должен сохранить в своем сердце. Человеческие дети, умные и совсем не пьяные, съели лакомство, приготовленное лисами. Когда вы вырастете взрослыми, вы не должны обманывать или завидовать людям, чтобы дурная молва о лисах осталась в прошлом. Этими словами я завершаю наше представление.

Проникшись сказанным, все лисята как один встали на задние лапы. В глазах у них блестели слезы.

Кондзабуро подошел к детям и вежливо поклонился.

– На этом мы попрощаемся. Я никогда не забуду вашего доброго отношения.

Сиро и Канко поклонились в ответ и направились домой. Вслед за ними побежали лисята, набросали им за пазуху и в карманы каштанов, желудей и светящихся камешков.

– Вот, это подарок. Возьмите и это, – говорили они, а затем побежали обратно, быстрые, как ветер.

Кондзабуро смотрел на них с улыбкой.

Сиро и Канко вышли из леса и пошли по полю.

По середине голубоватого снежного поля они увидели три фигуры, приближавшиеся к ним. Это были старшие братья, вышедшие их встречать.

ДЗАСИКИ-БОККО

А теперь несколько историй о дзасики-бокко.[34]34
  Дзасики-бокко. – Дети-духи, которые часто фигурируют в легендах местности Тохоку. Считается, что они живут в старых домах и могут влиять на благополучие семьи. Нередки рассказы о детях-духах, живущих в школе. Их иногда называют «дзасики-вараси» – «ребенок из внутренних комнат».


[Закрыть] Однажды в полдень, когда взрослые ушли в горы на работу, двое детей играли в саду. В большом доме никого не осталось и было совершенно тихо. Вдруг где-то в комнатах раздался шорох, будто кто-то мел пол метелкой. Дети крепко прижались друг к другу, схватились за руки и осторожно пошли посмотреть, что там такое. Однако в доме было пусто, футляр с мечами лежал на месте, и лишь кипарисовая изгородь казалась зеленее обычного. Между тем шорох продолжался.

Может, это сорокопут поет вдалеке, подумали дети, или журчит речка Китаками, или где-то веют зерно? Они продолжали молча вслушиваться. Все-таки где-то мела метла.

Дети еще раз тихонько заглянули во все комнаты. Никого. Лишь яркий солнечный свет заливал небо.

Вот такой он – дзасики-бокко.

«Ходим по улице хороводом, ходим по улице хороводом Как-то раз, встав в круг и взявшись за руки, десять малышей водили хоровод. Детей позвали в этот дом на угощенье. Они ходили по кругу и играли. И вдруг их стало одиннадцать.

Среди них не было ни одного незнакомца, и не было двух одинаковых лиц, но, как ни считай, детей стало одиннадцать. Пришел кто-то из взрослых и сказал, что этот лишний ребенок и есть дзасики-бокко. Однако, было неясно, кто же пришел последним, каждый твердил, что он не дзасики-бокко и чинно садился на свое место, тараща от удивления глаза. Вот такой он – дзасики-бокко.

А вот еще история.

В одном доме главной семьи[35]35
  В одном доме главной семьи… – главная или основная семья («хонкэ»), как правило, старшего сына семейства, имеющего право на наследство и право решающего голоса – в противоположность «бункэ», боковой, младшей ветви семьи.


[Закрыть] в начале каждого августа по старому календарю отмечали праздник Будды Нёрай, на который приглашали детей из боковой ветви семьи. Однажды один из детей заболел корью.

– Хочу пойти на праздник Будды Нёрай, хочу пойти на праздник Будды Нёрай, – хныкал этот ребенок во сне каждый день.

– Мы отложим этот праздник, а ты быстрее поправляйся, – сказала бабушка из главной семьи, поглаживая его по головке. Она пришла навестить больного.

В сентябре ребенку стало лучше.

Всех детей снова позвали в гости. Однако всем было обидно что из-за больного праздник отложили так надолго. «Все это из-за него. Когда он сегодня придет, мы не будем с ним играть», – договорились дети.

– Эй, он пришел, пришел, – закричал кто-то в комнате, – Прячемся скорее!

И все убежали в смежную маленькую комнатку. Но что же было дальше? По середине маленькой комнатки уже сидел тот самый мальчик, переболевший корью. А ведь он еще только подходил к дому – и нате! Сидит в доме, худой и бледный, со слезами на глазах, а в руках – новый игрушечный медвежонок.

– Это дзасики-бокко, – закричал один из детей и бросился прочь. Вслед за ним с воплями побежали остальные.

А дзасики-бокко расплакался. Вот такой он – дзасики-бокко.

А еще было вот что. Как-то раз паромщик с реки Китагами рассказал мне возле храма Ромёдзи такую историю.

«Вечером двадцать седьмого августа по старому календарю я выпил сакэ и вскоре заснул. И тут слышу, на другом берегу кто-то кричит: «Эй, эй!». Я встал, вышел из хижины, смотрю – луна как раз стоит посреди небосвода. Я быстренько лодку спустил, подплыл к тому берегу, а там такой красивый ребенок стоит… В кимоно с гербами, штанах-хакама и с мечом. Стоит один одинешенек, а на ногах сандалии с белыми завязками. Я спросил его, не нужно ли ему переправиться, а он говорит, что да, будет мне премного благодарен. Ну, сел он в лодку. А когда лодка доплыла до середины реки, я украдкой взглянул на него. Ребенок сидел, чинно сложив руки на коленях, и смотрел в небо. «Куда направляешься, и откуда будешь?» – спросил я, и он ответил нежным голоском: «Я довольно долго был у Сасада, а теперь мне надоело и я поеду в другое место». «А почему же тебе надоело?» – спросил я, но он промолчал и улыбнулся. «И куда теперь?» – не отставал я, и он ответил, что едет в Сараки к семье Сайто. Когда мы пристали к берегу, Ребенка в лодке уже не было, а я стоял на пороге своей хижины. Может, привиделось. Однако на сон не похоже. Но после того семья Сасада совсем обнищала, а Сайто из Сараки излечился от болезни, сын у него в университет поступил, и вообще они зажили очень недурно. Вот такой он – дзасики-бокко.

ОБЕЗЬЯНИЙ ГРИБ

[36]36
  Обезьяний гриб. – С яп. дословно переводится как «стул обезьны». Polyporaceae – древесные грибы из семейства трутовых, мяистые, часто в форме копыта. Типичный пример – березовая чага.


[Закрыть]

Как-то вечером Нарао отправился к большому раскидистому каштану. На его стволе, как раз на уровне глаз Нарао, было три нароста белого цвета. Тот, что посередине – самый большой, а два крайних поменьше.

Нарао внимательно посмотрел на грибы и пробормотал себе под нос:

– Вот, значит, какой он – обезьяний гриб. На таком грибе сможет поместиться только очень маленькая обезьянка. На самый большой должен сесть военачальник обезьянок, а на те, что поменьше – простые солдаты. Но пусть этот военачальник строит из себя генерала сколько ему угодно, у меня все равно кулак больше! Интересно было бы разок взглянуть на его рожу!

И тут, откуда ни возьмись, появились три маленькие обезьянки и уселись на грибы. На самый большой гриб уселась, как и предполагал Нарао, обезьяна в генеральской форме, увешанная аж шестью орденами. Крайние обезьянки были такие крошечные, что по погонам даже чин не разобрать. Обезьяний генерал вытащил записную книжку, и, болтая задними лапами, изрек:

– Стало быть, ты и будешь Нарао? Хм, сколько тебе лет?

Нарао совсем растерялся. Малюсенькая обезьянка в воинской форме вытаскивает блокнот и разговаривает с человеком таким тоном, будто он военнопленный!

– Ты что себе позволяешь? – возмутился Нарао. – Повежливей разговаривай, не то вообще отвечать не стану!

Обезьяна скорчила рожу, вроде улыбнулась. Уже вечерело, и что у обезьяны было на морде написано толком не разберешь. Тем не менее, блокнот обезьяна захлопнула, лапки на коленях сложила – и говорит:

– Какой строптивый мальчишка! А вот мне уже шестьдесят лет. И, между прочим, я генерал армии.

А Нарао только еще сильней разозлился: ~ Ну, и что из того? Если ты дожил до преклонного возраста и остался таким коротышкой, вряд ли уже подрастешь! Вот возьму сейчас и скину тебя на землю вместе с твоим обезьяньим «троном»!

Обезьяна опять ухмыльнулась – так, по крайней мер, показалось Нарао. Это его совсем взбесило.

Но тут генерал перестал болтать ногами, чинно сложил их и отвесил Нарао вежливый поклон.

– Нарао-сан, не надо сердиться, прошу вас, – сказал он. – Просто я хотел показать вам одно интересное место, вот и позволил себе спросить про ваш возраст. Ну как, пойдете со мной? Если вам будет неинтересно, можно сразу вернуться обратно.

Две обезьянки поменьше, подчиненные генерала, захлопали глазами, изображая рьяное желание сопровождать Нарао. Нарао вдруг и самому стало интересно – что за место такое? К тому же сказали ведь, что если не понравится, можно сразу пойти обратно…

– Ну, что ж, можно и сходить. Только ты впредь хорошенько слова выбирай.

Обезьяний военачальник, согласно затряс головой и привстал на своем «стуле».

И тут Нарао увидел, что в каждом из «обезьяньих грибов» есть по маленькому отверстию. А у корней каштана зиял четырехугольный лаз, как раз такого размера, чтобы Нарао мог пролезть.

Генерал сунул мордочку в отверстие в своем грибе, затем обернулся к Нарао.

– Я сейчас включу свет, и вы полезайте вниз. Вход немного узковат, но дальше будет гораздо просторнее.

Все три обезьянки забрались внутрь, и в тот же момент внутри каштана вспыхнул электрический свет.

Нарао быстро прополз через отверстие под деревом.

Изнутри каштан напоминал печную трубу. Маленькие лампочки висели близко друг к дружке, ко всем стенам были приставлены маленькие лесенки, так что можно было забраться на самый верх.

– Прошу сюда!

Обезьянки карабкались все выше и выше.

Нарао тоже стал подниматься, ступая сразу чуть ли не через сотню ступенек, однако все равно не мог поспеть за ловкими обезьянами.

Наконец, он совсем запыхался.

– Ну что, мы уже, поди, поднялись до верхушки каштана?

Обезьянки дружно рассмеялись.

– Не извольте беспокоиться, следуйте за нами!

Посмотрев наверх, Нарао увидел, что ряды лампочек тянутся далеко-далеко, в вышине уж и самих лампочек не разглядеть – видно только сплошные красные линии.

Генерал, заметив, как растерялся Нарао, скорчил зловредную рожу, и сказал.

– Немного побыстрее! Будьте любезны! Поднимайтесь вместе с нами.

– Поставлю-ка я здесь метку. Чтобы не заблудиться, когда домой буду возвращаться.

Обезьянки загоготали. Самым оскорбительным было то, что хохотали даже солдаты. Наконец, генерал отсмеялся и сказал.

– Как только вам захочется обратно, сразу же и сопроводим, так что не извольте беспокоиться. Но сейчас приготовьтесь лезть еще быстрее. Это место нужно пройти как можно скорее.

Делать нечего, Наро приготовился карабкаться что было сил.

– Ну, вперед! Раз-два-три! – скомандовал обезьяний генерал и припустил во всю прыть.

Нарао тоже, цепляясь из последних сил, стал взбираться по лестнице. Но обезьяна явно опередила его, ее тень маячила далеко наверху. Только топот лапок доносился – «ган-ган», и лампочки стремительно проносились мимо. У Нарао даже дыхание перехватило, так тяжело стало бежать. Однако он старался держаться изо всех сил, но, в конце концов, от усталости перестал уже понимать, бежит или стоит на месте. Вдруг перед глазами распахнулся голубой простор. Нарао выскочил на поляну, залитую ослепительно ярким светом. И тут ноги его запутались в траве, и он рухнул на землю. Поляна была небольшая, со всех сторон окруженная деревьями. Обезьянки выстроились в ряд в зеленой траве, трижды обернулись вокруг себя и стали приближаться к Нарао. Генерал сморщил нос и сказал.

– Уф, тяжело пришлось. Устали, поди. Теперь все будет хорошо. Больше такого не повторится.

Переводя дыхание, Нарао поднялся на ноги.

– Где это мы? Странно… Уже вечер, а солнце стоит в зените…

– Не надо волноваться. Это место называется Танэямагахара[37]37
  Танэямагахара – равнина, расположенная в восточной части префектуры Иватэ.


[Закрыть] – ответил обезьяний генерал. Нарао удивился.

– Равнина Танэямагахара? Да что тут может быть интересного? Хочу обратно!

– Можно и обратно. Только теперь придется спускаться вниз, но как?

– Что значит – как? – воскликнул Нарао и оглянулся по сторонам – а входа в туннель-то и нет! Зато под развесистым деревом в густой траве копошится толпа маленьких обезьянок. Смотрят на него, глазами лупают.

Генерал махнул блестящим крошечным мечом и скомандовал:

– Стройся!

И тут со всех сторон на поляну стали выбегать обезьянки, отчего поляна, казалось, зашевелилась. Через мгновение они образовали четыре длинные шеренги. Две обезьянки, прислуживавшие генералу, тоже встали в строй. Генерал так старательно отдавал приказы, что аж сгорбился от напряжения.

– Внимание! Напра-во! Стройся! По порядку рассчитайсь! Обезьянки беспрекословно выполнили его команды. Нарао изумленно наблюдал за происходящим. Генерал подошел к нему, вытянулся в струнку и доложил.

– Мы приступаем к учениям. Рапорт закончил.

Нарао стало так интересно, что он и сам было поднялся, но с высоты его роста все казалось таким странным, что он снова сел и сказал.

– Разрешаю. Начинайте учения.

Генерал повернулся к строю.

– Начинаем учения. Сегодня у нас наблюдатель, поэтому требую предельного внимания. Те, кто при команде «налево» повернет направо, а также те, кто начнет маршировать с правой ноги, кто не согнет руки в локтях при команде «бегом» – всех ждет наказание, три щипка за спину. Всем понятно? Номер восемь!

Обезьянка номер восемь отрапортовала.

– Так точно.

– Отлично! – сказал генерал, сделал три шага назад, и неожиданно приказал.

– В атаку!

Нарао удивился. Никогда прежде ему не приходилось видеть таких серьезных учений.

Обезьянки оскалили зубы и все разом бросились к Нарао, доставая на ходу маленькие сети, и быстро опутали его со всех сторон. Нарао хотел было вздуть их, но они были такие маленькие, что он решил потерпеть.

Связав Нарао, обезьянки стали пожимать друг другу лапы и хохотать.

Генерал стоял в стороне и тоже закатывался от хохота. Потом он вытащил меч и скомандовал.

– К подъему тела готовьсь!

Нарао рухнул на траву. Он искоса наблюдал, как обезьянки забираются друг другу на плечи, образуя пирамиду, пирамида все росла, пока не стала чем-то вроде высокой башни, а обезьяны все прибывали и прибывали со всех сторон – несметные полчища обезьян.

А затем они все толпой подбежали к Нарао и изо всех сил стали толкать его лапками вверх. Изумленный Нарао смотрел на генерала поверх голов обезьян.

А генерал самодовольно выпустил когти, потянулся и отдал приказ.

– Подъем тела начи-най!

– Раз-два! Раз-два! Раз-два! Нарао поднялся уже выше леса.

– Раз-два! Раз-два! Раз-два!

Ветер засвистел в ушах, а обезьянки сверху казались уже не больше букашек.

Где-то далеко блестела речка.

– А теперь отпускай! – послышался голос снизу.

Обезьянки, образовав каре по опушке леса, жадно ожидали момента, когда Нарао полетит вниз.

Нарао собрался с духом и еще раз посмотрел на речку. Рядом стоял его дом. А затем он стремительно полетел вниз.

И тут откуда-то снизу донесся громоподобный голос:

– Эй! Берегись! Ты чего делаешь?

Нарао увидел обращенное нему широкое красное лицо в обрамлении жестких волос. Огромные руки протянулись к нему. Это горный леший! – догадался Нарао. – Он меня спасет!

И тут он оказался в его крепких руках. Горный леший бережно опустил его на поляну. А поляна оказалась той самой, что была перед их домом. На ней стоял каштан, на котором росли три «обезьяньих гриба» – и никого вокруг. Был поздний вечер.

– Нарао, ужинать! Нарао! – донесся из дома голос мамы.