355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мишель Зевако » Последняя схватка » Текст книги (страница 18)
Последняя схватка
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 20:20

Текст книги "Последняя схватка"


Автор книги: Мишель Зевако



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

XXV
ПАРДАЛЬЯН ПРЕДУСМОТРЕЛ ВСЕ, КРОМЕ…

– Черт бы их побрал!..

– Чтоб им провалиться!..

Так энергично, хоть и не слишком благозвучно, Эскаргас и Гренгай выразили свое крайнее возмущение подлостью пленников, которых оставил на их попечение Пардальян.

Верные слуги вращали глазами, скрежетали зубами, размахивали кулаками… Там, за дверью, находились Фауста, д'Альбаран и двое его подручных.

– Ты слышал, Гренгай, что сказал господин шевалье? – прорычал Эскаргас.

– Черт побери, что я, глухой, что ли? – проревел Гренгай. И, чтобы продемонстрировать, что со слухом у него все в порядке, он повторил:

– Если мы упустим эту проклятую герцогиню, переодетую всадником, нашему Жеану конец, вот что сказал господин Пардальян. Она, верно, спуталась с дьяволом; ведь каждый знает, что женщина, которая носит мужской наряд, запросто может загубить свою душу.

– Чтоб ей гореть в адском огне до скончания веков!.. – с чувством произнес Эскаргас. – Черт возьми, Гренгай, нам надо глядеть в оба!.. И если эта, как ты выразился, проклятая герцогиня и ее сообщники попытаются нас обмануть…

– Мы им устроим веселую жизнь! – вскричал Гренгай. – Не сомневайся, Эскаргас, уж меня-то, урожденного парижанина, этим чужакам не обмануть!

– Да и я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь, – заявил Эскаргас. – Ну пошли, Гренгай, – вздохнул он.

– Пошли, Эскаргас, – откликнулся Гренгай.

Они вернулись в погреб. Войдя в это «узилище», Гренгай запер за собой и своим другом дверь на два оборота и сунул ключ в карман. Оба стража были похожи на свирепых догов. Крепкая дверь была надежно закрыта. Но этого им показалось мало, и они уселись между столом и этой дверью, словно преграждая к ней путь.

С резким стуком «тюремщики» поставили шпаги между ног: каждый крепко сжимал тяжелый эфес, давая понять безоружным пленникам, что в любую минуту готов пустить в ход смертоносный клинок. Эскаргаса и Гренгая мучила жажда. Вскоре, налив до краев две кружки, они залпом их осушили, снова наполнили и опорожнили единым махом. Потом резко поставили кружки на стол. Не будь сии сосуды оловянными, они бы разлетелись на мелкие кусочки. А так кружки лишь погнулись.

Стражи никак не могли успокоиться. Их глаза были налиты кровью и в глазах этих явно читался вызов: «Ну, кому не сидится на месте?!»

Фауста замерла рядом с д'Альбараном. Словно окаменев, она украдкой наблюдала за Эскаргасом и Гренгаем. Пока рядом с ней был Пардальян, она почти не обращала на них внимания. Однако женщина отметила, что раньше они не вели себя столь грубо и сурово.

«Это Пардальян настроил их против меня, – подумала Фауста. – Вот они теперь и стараются».

Так и было на самом деле.

Несколько минут герцогиня не сводила со своих тюремщиков горящих глаз, которые, казалось, обладали волшебной силой и могли проникать в самые потаенные уголки человеческих душ. Фауста сосредоточенно рассматривала двух стражей, будто оценивала крепость их мышц и твердость их характеров.

А Гренгай и Эскаргас даже не заметили, что их пристально изучают. Оба они наконец успокоились, обрели свой прежний вид и завязали между собой негромкую беседу – как и положено людям, которые не туги на ухо и, слава Богу, умеют вести себя в приличном обществе.

Но вот Фауста встала с места. Она улыбалась. И улыбка эта не была ни зловещей, свойственной иной раз госпоже герцогине, ни обворожительной, усмирявшей и очаровывавшей строптивые сердца. Нет, это была почти детская улыбка, немного насмешливая и удивительно простодушная.

Раскованной походкой кавалериста, чуть покачиваясь и поводя плечами, Фауста вразвалку двинулась к Гренгаю и Эскаргасу. На их глазах загадочная красавица мгновенно превратилась в разбитного малого.

Двумя руками – своими белыми, нежными ручками – она схватила тяжелый деревянный табурет и со всего маху поставила его возле стражей. Плюхнувшись на него, женщина решительно взяла оловянную кружку, бесцеремонно протянула «тюремщикам» и, все так же улыбаясь, панибратски заявила:

– Что-то и меня жажда замучила!.. Плесните-ка мне, ребята!

Эскаргас и Гренгай оторопели.

«Черт возьми!..» – одновременно подумали они.

И пихнули друг друга локтями, желая этим сказать:

«Осторожно… Гляди в оба!..»

Но Пардальян велел им вести себя почтительно – особенно с этим господином – и не отказывать пленникам ни в чем… кроме одного: не открывать им дверь раньше назначенного часа. И «ребята» наполнили кружку Фаусты… Как водится, до краев. И себя, разумеется, не забыли.

– Ваше здоровье, молодцы, – воскликнула герцогиня, подняв кружку.

Они чокнулись с ней и вежливо ответили:

– За ваше здоровье, сударь.

Оба залпом осушили свои кружки. И глазом не моргнув, Фауста тоже выпила все до дна. Как и они, она удовлетворенно крякнула. И тоже поставила локти на стол. Наконец, как и они, запустила пальцы в тарелку и аппетитно захрустела бисквитом.

Завязался разговор.

Изображая веселого парня, не очень воспитанного и без всяких предрассудков, Фауста очень ловко стала расспрашивать своих «тюремщиков».

Но и они неплохо играли свои роли. Охотно отвечая на все ее вопросы, оба делали вид, что ни о чем не подозревают.

На самом же деле они были предельно внимательны и осторожны. Да иначе и быть не могло: Оба знали, что имеют дело с женщиной. И не просто с женщиной, а с великосветской дамой, с герцогиней. Будь они даже простаками, которыми прикидывались, и то бы сразу поняли, что дама не может так себя вести. Значит, она притворялась… и притворялась блестяще.

Не зная помощников Пардальяна, Фауста пыталась судить о них лишь по их ответам. Но мало ли чего они могли наболтать? Поэтому она больше полагалась на свои глаза, чем на уши.

Но составить представление о Гренгае и Эскаргасе Фауста опять-таки могла только по их внешнему виду. Оба они прикидывались простофилями, и она неизбежно должна была прийти к неверным выводам. Так оно и случилось.

«Они бедны и всю жизнь кому-то служат, – подумала Фауста. (И одно из этих умозаключений было правильным.) – Если предложить им сто тысяч ливров, они ошалеют и выпустят меня отсюда. Надо их подпоить – а потом рискнуть».

И она принялась наливать им кружку за кружкой. Они пили, а про себя посмеивались, сообразив, что она ждет, когда они опьянеют. Женщина и не подозревала, как много вина им нужно, чтобы лишь слегка захмелеть. Играя свою роль, она пила почти наравне с ними. И они были уверены, что скоро она просто свалится под стол.

Они даже прикинулись, будто вино уже ударило им в головы. Пустых бутылок было так много, что притворство стражей выглядело вполне правдоподобным. Фауста решила, что пора действовать. Она наклонилась к ним и вкрадчивым голосом произнесла:

– Послушайте, вы же бедны… А я могу вас озолотить. Что вы скажете, если я…

Тут они поняли, что немного ошиблись: она хотела не споить, а купить их. Ломать комедию больше не имело смысла. И оба они оглушительно расхохотались, не дав герцогине договорить.

– Слышь, Гренгай, молодой человек считает нас нищими, – сквозь смех проговорил Эскаргас. – Каково, а?

– Как он заблуждается бедняга!.. – покачал головой Гренгай. – Клянусь святым Евстахием, моим верным заступником, что вы ошибаетесь, сударь… Глубоко и безнадежно ошибаетесь!

И они гордо продолжали, перебивая друг друга:

– Это мы-то нищие?!

– Да у каждого из нас по сто тысяч ливров!..

– Именно во столько оценены наши плодородные земли!..

– С которых мы имеем неплохие доходы!..

– По шесть тысяч ливров на брата ежегодно!..

Они заключили хором:

– Черт побери!.. Да какая же это нищета, если получаешь шесть тысяч ливров ренты в год!..

Фауста уже не улыбалась. Снова неудача! Губы красавицы задрожали, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться бранью. Впрочем, герцогиня быстро взяла себя в руки и, подавив приступ бешенства, снова с добродушным видом взглянула на Гренгая и Эскаргаса. И тут же пошла на другую хитрость.

– Так вы богаты? Тем лучше!.. – воскликнула женщина. – Но что значат какие-то сто тысяч ливров по сравнению с миллионом?.. Я же предлагаю вам целый миллион!..

Эскаргас и Гренгай оторопели и сдавленными голосами повторили:

– Миллион!.. Ничего себе!.. Тысяча чертей!..

Она еще ближе придвинулась к стражам, гипнотизируя их своим магнетическим взглядом. И чарующим голосом сказочной феи почти пропела:

– Да, миллион!.. Целый миллион, понимаете?.. Откройте эту дверь – и он ваш. Я даю вам эти деньги!..

Магическое слово «миллион» оглушило мужчин будто удар тяжелой дубины. Они побледнели и переглянулись.

И короткого этого взгляда было достаточно: Гренгай и Эскаргас поняли друг друга без слов.

Не сводя с них глаз, Фауста улыбалась, хотя и задыхалась от волнения. Они же вскочили, как на пружинах, и в едином порыве бросились к двери. И Фауста возликовала; в душе у нее грянули победные фанфары.

«Готовы, голубчики!.. – подумала красавица. – Сейчас откроют!.. Уже отпирают!..»

И Фауста тоже вскочила с места: ее радости не было предела. А в голове у нее уже звучала злобная угроза:

«Погоди, Пардальян! Мои миллионы еще не стали твоими!.. Мы с тобой еще поборемся!..»

И с кошачьей грацией женщина устремилась вперед, к благословенной двери, которую распахнул Гренгай.

Да, дверь была широко открыта… но…

На пороге Фауста налетела на острие шпаги Эскаргаса. Бархатный колет красавицы был порван, и своей атласной кожей она ощутила холод стального клинка. Фауста резко остановилась – и сделала это очень вовремя: еще чуть-чуть, и она напоролась бы на шпагу. И долгая борьба герцогини с Пардальяном закончилась бы в один миг.

– Назад, чертовка! – грубо приказал Эскаргас.

Все надежды женщины рушились, и от неожиданности она застыла на месте. Со шпагой в руке Эскаргас сделал шаг вперед и повторил:

– Назад, исчадье ада, назад! Или я прирежу вас, как цыпленка!.. I

С пеной у рта, скрипя зубами, герцогиня попятилась; шпага заставила ее отступить, как рогатина укротителя принуждает покориться своей участи дикого зверя. Фауста вернулась на прежнее место, к столу.

Тогда Эскаргас опустил клинок, уперев его острие в носок сапога. И замер, как статуя, олицетворяющая бдительное Недоверие.

Сжав кулаки, Фауста воздела руки к сводам, словно проклиная судьбу, и, глухо ругая все на свете, резко повернулась на каблуках. Красавица подошла к д'Альбарану и села рядом, погрузившись в зловещее молчание.

А в это время Гренгай надрывался в коридоре:

– Ей, мэтр Жакмен!.. Жакмен!.. Черт бы тебя побрал!.. Эй, Жакмен!.. Чтоб тебе гореть в аду!..

Обеспокоенный трактирщик примчался как на пожар.

– Подойдите ко мне, мэтр Жакмен, – приказал Гренгай. Он быстро вернулся в погреб и замер на пороге, так что трактирщику поневоле пришлось остаться в коридоре.

– Мэтр Жакмен, – продолжал Гренгай властным тоном, – возьмите этот ключ и заприте нас на два оборота. Вернетесь только вечером, точно в час, назначенный господином шевалье, и выпустите нас отсюда. Понятно? Ступайте… И хорошенько закройте эту дверь.

Растерявшийся мэтр Жакмен машинально взял ключ и спросил:

– Уж не хотите ли вы, чтобы я запер вас вместе с нашими пленниками? Что за странная прихоть!

– Делайте, что вам говорят… – рявкнул Гренгай. – И поторапливайтесь…

Трактирщик пожал плечами, словно желая сказать: «Раз вам так угодно, пожалуйста! Мне-то что?» В этот миг его взгляд упал на стол. Жакмен увидел, что еды там явно поубавилось. И бутылок стало намного меньше. Мы помним, что Пардальян заплатил хозяину вперед, так что тому не было резона проявлять особую услужливость. Жакмен заколебался, но, будучи честным человеком, сказал:

– Сударь, мне велено выполнять любые ваши распоряжения. Посему я вас запру и вернусь лишь в условленный час. Но позвольте вам заметить, что это будет не так скоро.

Кивнув на пустые бутылки, он заключил:

– Боюсь, у вас в горле пересохнет.

– Вот черт, об этом-то я и не подумал! – озадаченно пробормотал Гренгай.

Краем глаза он вопросительно посмотрел на Эскаргаса. Даже не повернув головы, тот пробурчал:

– Не подыхать же нам тут от голода и жажды!

– Да так и от скуки околеть можно! – поддержал товарища Гренгай. И снова обратился к трактирщику: – Вы молодчина, мэтр Жакмен, и я вам очень признателен. Принесите нам еды и вина на целый день. На ваше усмотрение. Я вполне доверяю вашему вкусу. Вот только… – И он взглянул на Фаусту: – Вы, верно, сами закажете то, что вам больше по душе?

Фауста презрительно пожала плечами, и Гренгай продолжал:

– Нет?.. Как вам угодно… Ступайте же, мэтр Жакмен – да поторопитесь.

Гренгай вышел в коридор вместе с трактирщиком, закрыл дверь и привалился к ней спиной.

– Держите. Это спасет вас от жажды, – улыбнулся мэтр Жакмен, поставив перед Гренгаем две корзины, в каждой из которых было по дюжине бутылок.

Потом трактирщик отправился наверх и вскоре вернулся с двумя огромными корзинами снеди. Приоткрыв дверь, Гренгай просунул в щель одну за другой все четыре корзины, а потом и сам вошел в погреб. Мэтр Жакмен запер снаружи дверь на два оборота ключа.

Эскаргас вложил шпагу в ножны и принялся помогать Гренгаю выгружать на стол еду и питье.

Все это время Фауста сидела рядом с д'Альбараном. Ее обуревали мрачные мысли. Она так глубоко задумалась, что даже не замечала робких попыток раненого привлечь ее внимание так, чтобы стражи ничего не заметили.

Тогда д'Альбаран сделал отчаянное усилие и, обливаясь холодным потом и закусив губу, чтобы не закричать от нестерпимой боли, с трудом приподнял раненую руку, схватил Фаусту за край колета и резко дернул…

– Бедный мой д'Альбаран, тебе плохо? – тихо спросила женщина, глядя на верного слугу.

Обессилев от перенапряжения, раненый старался превозмочь приступ дурноты. Д'Альбаран хотел что-то сказать и не смог открыть рта. При этом великан не сводил со своей госпожи настойчивого, неотступного, очень выразительного взгляда. Фауста поняла, что д'Альбаран пытается ей сообщить что-то очень для нее важное.

Она осторожно склонилась над раненым гигантом, почти приложив ухо к его губам, и он чуть слышно прошептал одно слово… одно только слово!

Но слово это точно обладало магической силой: бесстрастное лицо Фаусты на миг просияло, а в ее прекрасных черных глазах блеснул зловещий огонек.

Она слегка выпрямилась и вопросительно посмотрела на д'Альбарана. Испанец показал глазами на свой колет. Фауста потрогала то место, куда упал выразительный взгляд великана.

Нащупав карман, она ловко запустила туда руку. Все это было проделано с поразительной быстротой. В следующий миг Фауста сжимала в маленьком кулачке какой-то крохотный предмет, а глаза ее победно блестели. Теперь уже она сама приложила губы к уху раненого и шепнула ему несколько слов. Он моргнул в знак того, что все понял, потом закрыл глаза и, похоже, лишился чувств. Но на мертвенно бледных губах д'Альбарана блуждало слабое подобие улыбки, и Фауста сообразила: преданный ей до смерти, он забыл про боль и радовался, что, даже истекая кровью, сумел угодить своей госпоже и оказать ей очень важную услугу.

Поднявшись на ноги, Фауста отошла подальше от своих стражей. Занятые своим делом, они не обратили ни малейшего внимания на ее переговоры с д'Альбараном, которые длились не больше минуты. В любом случае Эскаргас и Гренгай не придали бы этому никакого значения: раненый застонал, она склонилась над ним, успокаивая его. Это же так естественно!

Потом Фауста снова развязно подошла к Эскаргасу и Гренгаю с добродушной улыбкой, чуть насмешливой и немного простоватой – такой же, как в первый раз, когда красавица бесцеремонно чокалась со своими стражами.

Подошла и стала перебирать бутылки, проверяя, что за вина им принесли.

– Смотрите-ка! И вам захотелось промочить горло! – пошутил Эскаргас.

– Если вам угодно предложить нам еще несколько миллионов – давайте, не стесняйтесь! – насмешливо проговорил Гренгай. – Ключа-то у нас уже нет!

– Так что искушать нас теперь не имеет смысла, – подчеркнул Эскаргас.

Фауста повернулась к ним и, будто не слыша их слов, возмущенно заявила:

– Так я и знала!.. Этот глупый трактирщик не принес ни одной бутылки анжу… А это мое любимое вино!

– Сами виноваты! – упрекнул ее Гренгай. – Чего же раньше-то молчали?

– До того ли мне было! – взорвалась Фауста. И, кивнув в сторону Эскаргаса, пояснила: – Он меня чуть не проткнул шпагой!.. Сами посудите, могла ли я думать о вине?!!

Неожиданно успокоившись, она властно произнесла.

– Трактирщик, по-моему, еще не ушел… Я слышу его шаги… позовите его и распорядитесь, чтобы он время от времени заглядывал сюда… вдруг нам еще что-нибудь понадобится…

Мужчины собирались отказаться, но она не дала им заговорить. Пожав плечами, герцогиня с самым добродушным видом заявила:

– Вы так осторожничаете, что просто смешно. Неужели вы считаете, что я голыми руками сумею скрутить таких силачей, как вы? К тому же, у вас преогромные шпаги… Понятно, что вы меня не боитесь… И правильно делаете… Послушайте, не надо преувеличивать. И раз уж нам придется провести весь день в этой отвратительной конуре, не будем отказывать себе в маленьких удовольствиях!.. Ну, зовите же трактирщика!..

Оба решили, что она, пожалуй, права. Действительно, они слишком уж осторожничали.

– А ведь и впрямь, ключ-то мы отдали, так что ничем не рискуем… – заметил Эскаргас.

– К тому же, мы при шпагах, а они безоружны, и им нас не скрутить, как изволил выразиться этот господин, – поддержал приятеля Гренгай.

– Раз уж мы все сидим взаперти… – задумчиво пробормотал Эскаргас.

– Да, сударь прав: не будем отказываться от невинных радостей, – подытожил Гренгай.

Внешне бесстрастная, Фауста слушала их, затаив дыхание. Когда же они забарабанили в дверь эфесами шпаг и стали в полный голос звать хозяина, в глазах у нее снова вспыхнул победный огонек, а губы тронула загадочная улыбка.

Если бы Эскаргас и Гренгай увидели эту улыбку, то сразу догадались бы, что их пытаются обмануть. К несчастью, они стояли спиной к Фаусте и ничего не заметили.

Фауста оказалась права: трактирщик все еще был поблизости. И сразу же поспешил на зов.

– Мы тут подумали, мэтр Жакмен… – крикнул Гренгай через дверь.

– Вам ключ вернуть? – покладисто спросил хозяин.

– Да нет же, черт побери! – завопил Гренгай. – Пусть останется у вас. Просто мы бы не хотели просидеть тут до вечера, ни разу вас не увидев… Понимаете? Вдруг нам что-нибудь понадобится!..

– Я так и знал! – ответил мэтр Жакмен, громко рассмеявшись. – Я нарочно задержался у лестницы, чтобы дать вам время подумать.

– Вот молодец! – обрадовался Эскаргас.

– Я буду спускаться к вам каждый час, – продолжил трактирщик. – Вас это устраивает?

– Вполне, – заверил его Гренгай.

– Мое анжуйское вино, – громко вмешалась Фауста. – Скажите, чтобы принес шесть бутылок.

– Слышите, мэтр Жакмен? – спросил Эскаргас.

– Будет сделано, – ответил тот.

Не прошло и двух минут, как ключ в замке повернулся и дверь приоткрылась. Фауста нарочно отошла подальше. Тогда Гренгай впустил мэтра Жакмена, и тот поставил на стол шесть бутылок. В то же время Эскаргас не сводил глаз с герцогини. Он наблюдал за ней, не таясь, и демонстративно держал руку на эфесе шпаги.

Мэтр Жакмен шагнул к двери, и Фауста, которая ничего не делала просто так, властно приказала ему:

– Не забудьте вернуться через час: у меня будут для вас распоряжения.

Мэтр Жакмен сразу понял, что имеет дело с важным господином, привыкшим к беспрекословному повиновению. Впрочем, сам Пардальян велел трактирщику относиться к этому сеньору со всевозможным почтением и ни в чем не отказывать загадочному пленнику. Единственное ограничение: не выпускать его из погреба до сумерек, то есть до восьми вечера. Хозяин согнулся в низком поклоне и ответил:

– Непременно, монсеньор!

И вышел, не забыв запереть за собой дверь на два оборота.

Тогда Фауста приблизилась к столу. Казалось, ее интересуют только бутылки с анжуйским вином, которыми она откровенно залюбовалась.

– Ну, наконец-то, – воскликнула герцогиня. – Вот это вино.

Вдруг она обеспокоенно заметила:

– А не подделка?

– Это легко проверить, – отозвались стражи.

В мгновение ока были откупорены две бутылки. Все трое уселись за стол и сдвинули наполненные до краев кружки. Эскаргас и Гренгай привычно выпили вино залпом.

– Хорошо! – крякнул Эскаргас.

– Замечательно! – выдохнул Гренгай.

А Фауста потягивала вино маленькими глотками, как тонкий ценитель.

– Сойдет, – заметила она, отпив половину. И поставила кружку перед собой.

Снова завязался разговор. Теперь Эскаргас и Гренгай были спокойны. Фауста вроде бы смирилась с участью пленницы. Ведь они уже не могли выпустить ее из погреба. И даже если бы они свалились под стол, перебрав вина, – чего они делать никак не собирались – им можно было не волноваться. Сначала они пребывали в чрезмерном напряжении, теперь же потеряли всякую бдительность.

По просьбе Фаусты один из стражей вытащил из кармана карты. И она села играть со своими «тюремщиками». Если бы Пардальян увидел, с какой страстью она сражается с ними, он был бы просто поражен: женщина спорила до хрипоты, ошибалась на каждом шагу, била кулаком по столу, ругалась, как извозчик, при каждой неудаче и пыталась хитрить, но так неловко, что обман сразу же раскрывался.

Понятно, что Фауста безнадежно проигрывала. Не подозревая подвоха, мужчины шумно радовались каждому ее промаху и не могли налюбоваться на кучку золота, быстро росшую на столе; страшно довольные, Гренгай и Эскаргас думали, что денек выдался просто на славу: они пили, закусывали, играли в карты и… выигрывали, черт возьми!

Так продолжалось с полчаса. Потом д'Альбаран стал метаться и хрипеть. Увлеченная игрой троица не обратила на это никакого внимания. Тогда великан захрипел громче, и мужчины наконец услышали его стенания. Фауста же так углубилась в игру, что забыла обо всем на свете – какое тонкое притворство! – и им самим пришлось напомнить ей, что больному нужна помощь. Герцогиня очень неохотно отложила карты.

Это рассмешило Эскаргаса и Гренгая. Подойдя к больному, они обнаружили, что у него сбилась повязка, которую необходимо поправить.

– Подождите немного, – обратились они к Фаусте, – это займет не больше пяти минут.

И оба склонились над раненым, на время забыв о пленнице.

А она поднялась со своего места и наполнила три кружки. Покосившись на стражей, Фауста увидела, что они стоят к ней спиной, полностью занятые д'Альбараном. Быстрым и выверенным движением герцогиня поднесла руку к их сосудам.

Пальцы Фаусты сжимали предмет, который она извлекла из кармана д'Альбарана: это был маленький флакон с прозрачной, как слеза, жидкостью. Приблизительно половину она вылила в одну кружку, а все остальное – во вторую.

Затем с потрясающим хладнокровием женщина отступила на два шага, спокойно сунула пустой флакон в карман, развернулась на каблуках и подошла к раненому. Она снова прикинулась добродушным парнем. Больному она сказала несколько ободряющих, ничего не значащих слов. А за спиной у стражей она кивнула ему головой. Он все понял и слабо улыбнулся.

Закончив перевязку, все трое снова сели за стол. И все трое сделали это с удовольствием. Даже Фауста на сей раз не притворялась.

Она сразу схватила свою кружку, стукнула ею по сосудам «тюремщиков» и заявила, что пьет за их здоровье. Гренгаю и Эскаргасу ничего не оставалось, как последовать примеру герцогини. Выпив, мужчины сморщились и заглянули в свои кружки. Впрочем, сделали они это машинально. У них не возникло никаких подозрений.

– Что это за дрянь? – удивились стражи.

– Верно, осадок со дна, – спокойно предположила Фауста.

Она взяла другую бутылку, снова наполнила кружки и сказала:

– Посмотрим, что в этой.

На сей раз мужчины были осторожнее и не стали пить залпом. Распробовав вино, оба успокоились.

– Хорошо пошло! – улыбнулся Эскаргас, снова берясь за карты.

– Все в порядке! – отозвался Гренгай. И благоразумно добавил: – Теперь не будем допивать остатки.

Игра возобновилась. Минут через десять Фауста с удовлетворением отметила, что снадобье начинает действовать: стражи покачивались, как пьяные, трясли головами, отчаянно зевали и с трудом раздирали тяжелые, словно налившиеся свинцом веки.

Они сообразили, что с ними происходит что-то странное. Но даже не успели понять, что же случилось. Развязка наступила почти мгновенно. Эскаргас вдруг стал заваливаться набок: он попытался ухватиться за стол, но соскользнул с табурета и затих.

Нет, он не умер: сразу же раздался оглушительный храп.

Видя, что товарищ падает на пол, одурманенный Гренгай вяло подумал, что «проклятая герцогиня» все-таки их провела. Их, стреляных воробьев! Их, коренных парижан! Гренгай сделал отчаянное усилие, чтобы встать, и зашевелил губами, но не издал ни звука. Рухнув рядом с приятелем, он тоже захрапел.

Фауста поднялась с места. Первым делом она посмотрела на часы и улыбнулась. Потом дала знак двум головорезам, которые лежали на тюфяках… и то ли спали, то ли притворялись. Гиганты тут же набросились на беспомощных «тюремщиков» и немедленно их разоружили. А Фауста спокойно поинтересовалась:

– Сколько они так проваляются?

– Часов до четырех дня, никак не меньше, – уточнил д'Альбаран.

– Сейчас только девять утра, – прикинула Фауста. – А я надеюсь покончить со своим делом задолго до четырех. Не важно, лучше перестраховаться. Ты задержишь их здесь до восьми вечера.

Оба слуги почтительно протянули ей шпаги, изъятые у Гренгая и Эскаргаса, и два больших кинжала, обнаруженных у стражей во внутренних карманах. Выбрав одну из шпаг, Фауста немедленно пристегнула ее к поясу: лицо женщины оставалось совершенно бесстрастным. Потом герцогиня спросила, в силах ли люди д'Альбарана ей помочь. Получив утвердительный ответ, она окинула их быстрым оценивающим взглядом. И тут же приняла решение.

– Возьмите эту шпагу, – велела она одному из них. – Вы отправитесь со мной в Париж.

А второму приказала:

– Держите этот кинжал. Будете охранять вашего господина, пока я не пришлю за ним носилки.

Втроем они приблизились к д'Альбарану, и Фауста проинструктировала своих подручных – точно и ясно, как всегда. И каждого заставила все повторить, чтобы убедиться, что они хорошо запомнили ее слова. Опять посмотрев на часы, женщина скомандовала:

– Приготовились! Скоро сюда войдет трактирщик.

Каждый встал на свое место. Один из головорезов сжимал в руке кинжал.

Прошло несколько минут. Трактирщик не появлялся. Фауста снова бросила взгляд на часы, полагая, что ошиблась. Нет, все было правильно. Узники принялись барабанить в дверь эфесами шпаг и орать во все горло.

Но мэтр Жакмен так и не спустился в погреб.

– Проклятый трактирщик, похоже, забыл про время, – проговорила Фауста. – Придется подождать.

В ее голосе слышалось легкое раздражение. Почему же она нервничала и переживала? Ведь времени у нее было более чем достаточно. Конечно, ей не терпелось оказаться на воле, а освобождение откладывалось… Правда, всего лишь на час.

Но прошел час, другой, третий, а трактирщик так и не появился. Люди Фаусты почти без передышки изо всех сил колотили в дверь – и этот адский шум наверняка был отлично слышен наверху.

Неумолимо пролетал час за часом – но ничего не менялось. Наконец настало время, когда, по расчетам д'Альбарана, Гренгай и Эскаргас должны были прийти в себя. Их крепко-накрепко связали, заткнув рты салфетками вместо кляпов.

Вскоре помощники Пардальяна действительно очнулись и сначала ничего не могли понять. Потом они убедились, что сами попали в плен, и отчаянно забарахтались, пытаясь освободиться от веревок. Но вскоре отказались от напрасных усилий, утешая себя мыслью, что «проклятой герцогине» так и не удалось бежать. Оба насмешливо уставились на нее, не скрывая своего злорадства.

Фауста была просто в бешенстве. Но внешне это выражалось лишь в том, что она слегка побледнела и ее выразительные глаза метали молнии. Женщина сидела молча, словно превратившись в каменное изваяние. Но было ясно, что в любую минуту ее ярость может вырваться наружу.

Наконец, около шести вечера, когда Фауста, похоже, потеряла всякую надежду, изощренное ухо женщины уловило слабый шум, доносившийся сверху.

В тот же миг она оказалась у двери и стукнула в нее два-три раза.

– Иду! Иду! – отозвался издалека мэтр Жакмен.

Фауста выждала, пока он подойдет поближе, и громко проговорила:

– Да вы, негодяй, совсем про нас забыли, а?

Огромным усилием воли она заставила себя произнести это так, что у трактирщика и мысли не возникло о подстерегавшей его опасности. В голосе герцогини звучало лишь вполне понятное недовольство клиента, которого плохо обслуживают.

– Простите, монсеньор, – извинился мэтр Жакмен, – мне пришлось отлучиться по важному делу. Я думал, что задержусь на час, от силы на два, а…

– Ладно, ладно!.. – прервала его Фауста. – Анжуйское вино кончилось, и я изнываю от жажды. Принесите еще.

– Сейчас, монсеньор, сию секунду! – засуетился хозяин.

Прошло две-три минуты. Взвинченной Фаусте они показались вечностью.

Наконец красавица услышала тяжелые шаги трактирщика, скрежет ключа, вставляемого в замок… один поворот, другой…

Ни о чем не подозревавший мэтр Жакмен стоял в коридоре, прижимая к груди бутылки. Вдруг тяжелая пудовая дверь резко распахнулась изнутри. Раздался отчаянный крик, зазвенело битое стекло, и бедный трактирщик отлетел на четыре шага и растянулся на полу, едва не потеряв сознания. Тут же к перепуганному хозяину подскочил человек с кинжалом, схватил Жакмена за шиворот, втащил в погреб, запер дверь на два оборота и сунул ключ себе в карман. Затем головорез быстро связал трактирщика по рукам и ногам.

Как только открылась дверь, Фауста устремилась вперед. Человек со шпагой не отставал от нее ни на шаг.

Герцогиня быстро взбежала по лестнице, промчалась через общий зал и ворвалась в конюшню. Не теряя времени на то, чтобы оседлать коня, она просто взнуздала его, взлетела на своего скакуна и, пришпорив его, понеслась как ветер. В голове у женщины крутилась лишь одна мысль:

«Я загоню хоть десять лошадей, но успею до сумерек… И опережу графа де Вальвера!.. Я обгоню его во что бы то ни стало!»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю